Будни

Александр Тарасов и его проза

Очень драматично порою складываются судьбы людей в литературе… Пятнадцать лет неустанно заниматься самообразованием, извести горы бумаги, познать недолгий, но бесспорный успех и безоговорочное признание критики и — погибнуть, только-только выйдя на порог зрелости. А потом, посмертно, — оказаться забытым на многие годы: в самом деле, много ли значат два томика общим тиражом двадцать тысяч за сорок лет… Такова была судьба А. И. Тарасова (1900—1941), крестьянского сына из дальней вологодской деревни.

На берегу реки Вожеги, впадающей в озеро Воже, на пограничье двух северных губерний — Архангельской и Вологодской — раскинулась небольшая деревенька Назаровская Кадниковского уезда (ныне — Вожегодского района). Здесь 27 марта 1900 года в семье крестьянина Ивана Федоровича Тарасова родился сын, крещенный Александром. Семья многодетная, дети — ма́лы, потому неизбежной была бедность. «9 человек, 1¹/₂ надела, хлеба до рождества»[1], — запишет позже в кратких биографических заметках А. Тарасов.

Окончив трехклассное земское училище в соседнем селе Подчеварово, Саша начинает помогать семье — работает ремонтником на железной дороге, землекопом, плотником в Архангельске. В 1918 году он избирается секретарем комитета деревенской бедноты в родной деревне, а весной следующего призывается в Красную Армию. Сначала служит в Ярославле, потом едет на Восточный фронт (Уфа, Троицк, Сызрань) и участвует в боях с белогвардейцами. В 1920 году Тарасов направляется на год в Петроградский народный университет, посещая занятия «с перерывами на несение патруля по городу во время Кронштадтского мятежа» (ВОГА, ф. 49, оп. 1, д. 440, л. 1). Воинскую службу Тарасов заканчивал под Ленинградом — в Луге, Лахте.

В 1922 году, вернувшись со службы, Александр Тарасов работает в отцовском хозяйстве, через год принят в члены РКП(б), назначается избачом в Бекетове (волостной центр), становится селькором и создателем первой комсомольской ячейки. В 1924 году Тарасов едет учиться в Вологодскую губсовпартшколу, организует сначала группу «Борьба», а потом зависимую от «Перевала» литературную группу «Спайка».

Молодые литераторы Вологды: Непеин, Смуров, Ушков, Студенецкая, Попов, Козлов, Гибшман, Романов, Пестюхин, Якорев, Вячеславов и другие с азартом взялись за работу. Они сумели подготовить и издать два сборника — «Зарницы» (1925) и «Северный альманах» (1926) — «это только первые шаги молодых начинающих художников слова», как сообщали они от редакции.

И рассказы А. Тарасова — «В лесу», «В тумане», «Ниточка бус» («Зарницы»), «Корни», «Наследство», «Присуха» не очень выделяются среди других произведений сборников, хотя чувствуется у молодого писателя и серьезный жизненный опыт, и чуткость к слову. Может быть, лишь рассказ «Корни» стоит особняком, как первый вариант будущей повести «Отец», но будет он коренным образом переработан. И молодой писатель не самообольщается, хотя и отмечает у себя «благоговение перед «большими» писателями», поскольку он «всю жизнь мечтал научиться писать» (ф. 49, оп. 1, д. 435, л. 2.). Однако сомнения его не оставляют: «Думаю, я не писатель, — горько сознается он перед собою. — Пестюхин уверяет, что из меня толк выйдет. Соблазняет. Снова пишу» (там же, л. 4). И тем не менее два года после совпартшколы ничего не выходит из-под его пера.

Он работает в это время в следственных органах города Кадникова, библиотекарем в Няндоме, часто бывает у родных дома. А деревня пробуждается в ожидании перемен, и это напряженное ожидание почувствовал А. Тарасов. Он берется за повесть «В цвету черемухи», замысел которой был поддержан издательством «Федерация», и в 1929 году повесть вышла отдельным изданием под названием «Будни».

Содержание ее точно определено названием: будни северной русской деревни накануне коллективизации. Сравнить это произведение писателя можно с широко известной повестью К. Горбунова «Ледолом», изданной в том же году, высоко оцененной А. М. Горьким. Молодой писатель Тарасов впервые пришел к настоящему большому успеху, и сейчас диву даешься, почему «Будни» остались обойдены вниманием критики.

От первой до последней строки А. Тарасов так прост и органичен, что не замечаешь строгой выстроенности произведения. Автор скуп в отборе материала, однако охватить сумел многое. И пусть в центре повести лежит семейный конфликт, уже сам по себе открывающий черты нового в жизни деревни, писатель сумел свежо и непосредственно показать накопление тех сил, созревание тех условий, которые привели к коллективизации.

Самые обычные для деревни события: передел сенокосов и пашни, организация избы-читальни, свадьба и поседки, гуляния, столкновения взрослых и детские игры — все это идет чередой, прихотливо переплетаясь, создавая реальное ощущение жизни. Работает крестьянин среди природы, и немногословные пейзажи, создавая общий фон, еще и формируют настроение повести. Объем ее углубляется и за счет бытовых деталей: скажем, начиная разговор с навестившим его соседом, крестьянин не сразу оставит поделку, которою занимался до встречи.

Исподволь складывается система персонажей: это люди, живущие одним и тем же трудом на земле, но очень разные. Понимая разницу их жизненных интересов и целей, А. Тарасов видит классовую подоплеку, но далек плоского социологизма, характерного для литературы той поры. Не все персонажи прорисованы достаточно отчетливо (ведь и объем повести невелик), но главных мы представляем себе живо и непосредственно. Понимает молодой писатель детскую психологию, умея и через ребячьи отношения показать черты времени. А самое главное, он знает: мир не без добрых людей, — он умеет и любит рисовать тех людей, чьи образы по праву можно назвать положительными.

Отмечая этот момент, надо иметь в виду, что писатели в конце двадцатых годов, как и их предшественники (И. Вольнов, А. Подъячев и т. д.), рисовали деревню дикую, темную, задыхающуюся от невежества. Было и такое: А. Тарасов покажет крестьян в резком споре на переделе пашни, набросает сцены хулиганства на праздничном гулянии. Но он всегда видит, в ком проявляется злоба и дикость, и, понимая причины невежества, умеет уважать трудолюбие мужика и присущее труженику чувство собственного достоинства, его житейский и нравственный опыт.

В центре повести образ Федора Дмитриевича Жижина (в просторечии, обычном для деревни, — Федька Жиженок), молодого мужика. Лет десять назад, вернувшись с первой мировой, был он заводилой всех перемен в родной деревне Красный Стан, инициатором перераспределения земли для бедняков. Однако рушилось собственное хозяйство, и Федька вынужден был отойти от общественных дел, но вот недавно он избран сельским исполнителем. В этой своей роли вместе с секретарем Алехой Шарганчиком при участии мужиков всей деревни руководит он переделом земли. Сейчас, наверное, уже многим непонятно, что такое «передел», это очень существенно для понимания тогда происходившего. Дело в том, что северная Россия не знала частной собственности на землю, которая принадлежала миру, общине, и раз в несколько лет перераспределялась с учетом изменения числа душ (мужских) в семье до революции и по числу едоков — после революции. Участки пашни неравноценны по качеству, и, чтобы не закреплялась несправедливость, принадлежность их определялась жребием. Понятно, что держатели удобных земель (чаще всего — зажиточные мужики) исхитрялись получать или сохранять лучшие участки. Так и в деревне Красный Стан, где Федор Жижин как сельский исполнитель обязан был обеспечить справедливую дележку.

Делят на мелкие клинышки, да ещё оставляя межи, разные угодья, добавляя меру тому, кому клин достался похуже. Федор радуется, что дележ идет мирно, без большой ругани, а мечтаются ему широкие поля, на которых севообороты ввести можно. Знает он, кое-где у соседей уже добились этого, однако без полного согласия сельского схода такое невозможно. А деревня Красный Стан от согласного житья пока далека: зажиточные мужики Куленок да Семен Гиря поперек встанут, у них свои цели.

И все-таки что-то назревает мало-помалу (а что — этого не знал и сам А. Тарасов). Вот мужики, собираясь вечерами, вместо книг про Ника Картера или Иоанна Кронштадтского начинают читать новые книги из сельской избы-читальни, приобщаясь к земледельческой науке. Вот тесть Федора Епиша в дальней деревне увидел за работой общественную молотилку и загорелся целью объединить мужиков на общее дело — совместное приобретение и использование сельхозмашин. «Кабы мне да ваши-то годы! — говорит Епиша, укоряя Федора в вялости. — Всех бы заставил в одно сердце слиться…» И верится, заставит: так глубоко и точно по-народному выразился идеал коллективного труда. Вот ребятишки, услышав разговоры взрослых, по-своему предвосхищают события: «Никола говорит, будем кулаков мылить» — и строят наивные догадки: как это? А на деле — мужики со следующего года собираются переходить на многополье: это одна из форм простой кооперации, углубляющая коллективные начала владения личными наделами. Это были заметные сдвиги, а слова «колхоз» тогда еще, наверное, и сам А. Тарасов не знал, но очень чуток был молодой писатель ко всем переменам в деревне. Сейчас-то нам понятно, что настроения в деревне середины 20-х годов, которые по горячим следам отражал А. Тарасов, подготовили коллективизацию. И обострение классовой вражды он заметил своевременно, однако показал без тенденциозности. Семен Гиря и Куленок всеми силами сопротивляются сближению других мужиков, дружно отстаивают свои интересы. А Семен натравливает на потенциального противника своих собутыльников или находит иной способ во что бы то ни стало унизить врага в общественном мнении.

Врагом номер один оказывается для Семена Гири сельский активист Федор Жижин. Переливы переживаний всех членов семьи Жижина, сложность складывающихся отношений с удивительным чутьем и тактом передает молодой писатель. Нет, он не прибегает к психологическому анализу, внутренних монологов не использует и прав в этом, поскольку крестьянин чужд рефлексии. Внутренний мир героев открывается в реакции на деталь (Федора мучат глаза сына, в которых видит он ненавистный отблеск Гириных глаз), в реакции на сказанное друг другу слово.

Исход драмы происходит на людях. Это не тот штамп, что сложился в литературе позже: чуть что случилось — беги к коллективу, а люди спасут. Дружеское участие Алехи Шарганчика, несколько бестолковое, да извечная тяга мужиков к общению друг с другом, усиленная новыми интересами, — вот что сыграло свою роль. А последнюю точку помог поставить тесть: «— Больно-то не кисни!.. Эко дело, подумаешь. Я старик, да ни на что не смотрю… И ты плюнь, взгляни повыше. Да и некогда этим заниматься…» Некогда, потому что впереди ждет большое общественное дело. Вот эта высота нравственных представлений крестьянской среды, способность безоглядного прощения — не от слабости, а от сознания собственной силы, — привлекательны в образе добродушного и могучего старика Епиши.

Светом большой надежды полна концовка повести: «Солнце поднималось все выше, искрились, горели сугробы — и не было на душе у Федьки ни страха перед будущим, ни злобы».

Трудно поверить, что «Будни» появились сразу после тех, первых рассказов, — шаг сделан А. Тарасовым очень значительный. А следующий — роман «Ортодоксы», опубликованный в журнале «Земля советская» (1930, № 7—8), — в нем писатель использует свои наблюдения из жизни совпартшколы в условиях яростной борьбы с троцкистами. Критика встретила роман недоброжелательно. Даже Петр Замойский, читавший роман в рукописи, не принял критической позиции А. Тарасова. Вот запись его 25 января 1930 года: «…написано хорошо, местами чрезвычайно хорошо. Типы партшкольцев почти физически ощутимы. Видны их лица. Они живые, яркие, четкие. Сцены некоторые так сильно даны, что забываешь даже, рукопись ли лежит перед тобой или это само действие происходит и наблюдаешь его…» ( ф. 49, оп. 1, д. 522, л. 1) Отдельной книгой роман «Ортодоксы» никогда не выходил.

С 1930 года литературная работа становится основным делом жизни А. И. Тарасова. Весной этого года он приезжает в Москву учиться в институте кинематографии, но его постигла неудача. Вот что он пишет об этом в автобиографических заметках: «…выдерживаю испытание на сценарное отделение. Но общежития нет, с квартирой устроиться не могу, когда нахожу приют у одного работника Литфонда, оказывается, из списков учащихся института уже вычеркнут» (ф. 49, оп. 1, д. 440, л. 1). Будущему писателю не легко было найти свое место в Москве, ему приходится неустанно заниматься самообразованием.

А одновременно Тарасов много ездит по заданиям редакций газет и журналов (Сибирь, Урал, Средняя Азия, Вологодчина, Архангельск и т. д.), публикует очерки в «Лесной промышленности», «Комсомольской правде», в журналах «Красная новь», «Земля советская», «Наши достижения». Не оставляет молодой писатель и художественной прозы: в первой половине тридцатых годов (а кое-что, видимо, и раньше — многие рукописи не датированы) он написал повести «Синие поля», «Дальним волоком», «Легенда об исчезнувшей деревне», «Кривая дорога», «Повесть о комсомоле», «Удивительные происшествия в городе Ротозейске» и другие, а также множество рассказов. Сохранилось в архиве писателя немало планов, замыслов, набросков, в их числе повести «Сыны деревни», «Соль земли» — из жизни провинциальной богемы и т. д. Возможно, некоторые из этих произведений опубликованы и «утонули» в журнальной периодике. Известно также, что в 1931 году А. Тарасов работал над романом «Иньва» (сохранилась датированная машинопись объемом 277 страниц).

Работа велась писателем огромная, а, судя по всему, печатать прозу он не спешил, не будучи уверен в успехе. Только с 1935 года к читателю одна за другой пошли новые повести А. Тарасова, прежде всего в «Красной нови», а потом и отдельными изданиями.

Только однажды обратился Александр Тарасов к жизни дооктябрьской еще деревни в повести «Подруги» (1935), проследив путь двух своих героинь с их девичьих лет и горького замужества до старости, что пришлась уже на первые колхозные годы. Эту вещь пересказать невозможно, поскольку она сама по себе прямой, несколько стилизованный под прямую речь крестьянки сказ. И ведется он по воле настроения старой Александры, ассоциациями нередко неожиданными, воспоминаниями порою случайными. И тем не менее в неожиданном и случайном А. Тарасов сумел не только воплотить характеры героев в единстве языка и образа жизни, но и сам этот образ жизни. Воссоздают его и картины труда, и семейные сцены, и деревенские гуляния с их песнями и частушками. Во многом А. Тарасов предвосхитил искания «деревенской прозы» конца шестидесятых — семидесятых годов, то есть уже нашего времени. А тогда, в середине тридцатых, повесть была необычной и оказалась не всем понятной. Во всяком случае, оценили ее по достоинству не сразу.

Рассказ Александра Тарасова «Отец» (1935) — это своего рода лирическое повествование о последнем единоличнике. Дело не только в том, что речь ведется от первого лица, причем в рассказчике по приметам биографии угадывается сам автор. Определяющей оказывается интонация: в ней нет и тени осуждения или шельмования отсталого человека, тупо не принимающего нового. Позицию писателя определяет сочувствие старому отцу, неспособному отрешиться от привычных представлений, и горечь сожаления. А выявляется смысл драмы на фоне объективных картин жизни деревни, вступившей на новые пути.

Одна деталь, оброненная в самом начале повествования, весьма красноречиво свидетельствует об искренности рассказчика. Сын приезжает к отцу в деревню после пятилетнего перерыва. Тут же в доме появляется любопытный сосед Манос, которому очень хочется казаться умным. Он бесцеремонно берет записную книжку гостя из его рук, читает: «Письмо из деревни. Опять отец просит денег. Что я им — денежный?..» Реакция рассказчика: «Не давая дочитать, я беру книжку и прячу ее в карман. Лицо мое горит… Мне стыдно смотреть и на отца, и на всех домашних». Здесь невозможно усомниться в житейской достоверности сцены, и впредь писателю веришь уже в каждом слове.

А почему бы не верить? — но речь ведь идет об отце, и не каждому в подобном случае хватит духу быть правдивым до конца. Тарасов — смог. «В моих мыслях он двоится, — скажет рассказчик позже. — Мне жаль в нем того, первого, безгранично простого, доброго, и меня злит этот второй — жадный, упрямый, во всем сомневающийся».

Каков же он, отец, первый и каков — второй?

Немногие вехи жизни отца отражены в скупых дневниковых записях: родился он в 1864 году, наречен Павлом, женился в 1889-м, сын Андрей родился в 1900-м, в 1925 году умерла жена. Слова об этом последнем событии выведены «нетвердой рукой». Он был хороший семьянин, после смерти жены один воспитывал младших детей. По-своему заботился и о старшем, приучил его к чтению, и до сих пор Андрея волнуют эти «книги из корзин коробейников всего уезда, десятки лет оберегаемые, без счета раз прочитанные». Пусть эти книги лубочного содержания, исторические или приключенческие, — внося разлад в юный ум, они все-таки утоляли страсть познания. Но еще красноречивее они характеризуют отца.

Деревенский книгочей, каких немало было по России, он был и неутомимым тружеником, возделывающим свою пашню, и умелым мастером-бондарем. Труд, пусть тяжелый и напряженный, ему в радость и удовольствие. Таков он первый. Но что же тогда мешает ему войти в колхоз?

Нет, ничего вразумительного отец сказать не может: вступить в колхоз для него — будто «назад пятками ходить», «все равно что волосы снять да среди бела дня по деревне пройти»… Короче, за этими окольными, по-крестьянски замысловатыми высказываниями — страх перестраивать жизнь, стариковское упрямство, наконец. Даже на раздел с детьми пошел отец, мучается в одиночестве, не желая подстраиваться ко всем.

Нет, старик вовсе не против Советской власти и не осуждает тех, кто вступил в колхоз. Скрывая свой интерес, приглядывается он, как люди работают в колхозе, об этом же частенько спрашивает сына. Ходит он на колхозное поле, на котором впервые в этих северных местах посеяли озимую пшеницу. С тревогой думает отец и о том, что он остался единоличником в числе немногих, среди которых и такой бездельник, как Кисяй. «Оба и с сыном-то ничего не делают, только мотаются да спят… Вот так всю жизнь прожил», — говорит он о нем сыну.

Нелегко, непросто примеривается к колхозу старый крестьянин, не сразу избавляется от раздражения но все ближе и ближе он к односельчанам. И сын, не желая обижать отца, стремясь переубедить его фактами, уже верит, что скоро, скоро отец будет со всеми вместе.

Обаятельный образ молодой колхозницы создаст Александр Тарасов в рассказе «Анна из деревни Грехи» (1936). Она в колхозе — новенькая: познакомившись на лесопункте с Егором, выходит за него замуж и приезжает к нему в деревню. Пристально приглядываются колхозники к молодухе, — так бывало всегда и раньше, — нравы крестьянской среды пока мало изменились. Да и зачем бы им в этом меняться? Тех, с кем рядом живешь и работаешь, знать надо.

Всем привлекательны приветливость Анны, ее сноровистость в любой работе — траву ли косить, рожь ли серпом жать… В этом рассказе, наверное, впервые так подробно рисует А. Тарасов картины коллективного труда. Работа, кажется, все та же, извечная, но писатель знает ее так дотошно, так увлечен своими героями, так радуется единству людей в совместном труде, что нельзя не увлечься вместе с ним. И природа своей летней щедрой роскошью, принимая работающих людей, пленяет нас.

Рады односельчане видеть красивую счастливую пару, а рослый широкоплечий Егор тоже очень заметен, — только исподволь начинает назревать что-то неладное. На покосе Егор заметно отстает от своей жены, — он тут вовсе не из первых. А вот поговорить, похвастать — горазд. Сам Трофим, отец Егора, замечает это и однажды в разговоре обрывает хвастовство сына: «Пустой колос высоко стоит». Вот так по-крестьянски Трофим основателен во всем: и в слове, и в работе, — и справедлив. Обидно ему за сына, однако и невестка ему дорога, внушает уважение. Не в силах он упрекать ее в том, что она мало-помалу охладевает к Егору. Отца раздражает жалкая самовлюбленность сына. Вот на березовом полене он видит буквы «Е. Т. Д.» и отмечает про себя, что «они были вырезаны глубоко, с большим упорством и любовью». И снова те же буквы на прялке, которую Егор сам сделал и подарил матери с надписью: «За решительность дела и качество работы всслюбезнейшей матери от дорогого сына». А прялка возьми и сломайся… В старое время, думает Трофим, «баба принимала мужа таким, каким он был, покорно и безропотно», и видит, что теперь не так, и, болея за сына, все-таки не осуждает невестку.

Новь утверждала в деревне свои законы, и нравственное достоинство старого крестьянина А. Тарасов увидел в том, что он принимает эти законы, пропуская через свой собственный жизненный опыт. А у молодых героев писателя тут и вопросов не возникает. Анна способна глубоко любить, но не может уважать хвастуна, а тем более притворяться перед людьми. Таков и молодой бригадир Никита, внешне невидный и застенчивый, но искренний и деловитый, — не зря его уважает Трофим.

Показывая деревню в начале колхозной жизни, А. Тарасов сумел не только увидеть ростки нового в отношениях людей. Он нашел себе опору и в традициях отцов, одним из первых создал прекрасные сцены труда. А главное, в деревне, только-только вступающей на новый путь, он увидел красивых, нравственно здоровых людей, которые многое обещали на будущее.

Несколько необычны по сюжету повести Александра Тарасова «Крупный зверь» (1939) и «Охотник Аверьян» (1940), — в них отразилась противоречивая реальность нашей жизни в тридцатые годы. Сближает их и общность ряда героев: Манос (впервые появившийся еще в рассказе «Отец»), председатель сельсовета Макар Иванович, охотники Онисим и Лавер.

Сейчас нам трудно представить, как быстро и спокойно вошла в свои берега деревенская жизнь после коллективизации за какие-то пять-шесть лет. Совместная работа уже привычна людям, ни о каких мятущихся собственниках и речи нет. Писатель приглядывается к тому, как в новых условиях меняется внутренний мир личности крестьянина. В этом он, может быть, один из первых в прозе конца тридцатых годов. Он видит колхозника не как человека, нуждающегося в поучениях и наставлениях, а как личность, самостоятельно мыслящую. Утвердиться на этом пути А. Тарасову помогло его уважительное отношение к вековым традициям крестьянской среды — трудовым и нравственным прежде всего.

К сюжету, на нынешний взгляд, детективному прибегает А. Тарасов в повести «Крупный зверь»: в роли ученого-охотоведа в деревне появляется некто Шмотяков с диверсионной целью поджечь деревообрабатывающий завод. Нет нужды пояснять, что «зеленое золото» (расхожая метафора той поры) было тогда одним из важнейших источников пополнения валютного фонда страны, во-первых. А во-вторых, газеты тридцатых годов полны фактов диверсионной деятельности врага, направленной на экономическое ослабление Страны Советов. Так что А. Тарасов взялся за материал весьма актуальный. Между тем писатель создал все-таки не стереотипный детектив с эффектными ловушками, захватывающими поворотами развития действия, с безликими злобными врагами и непорочно-благостными героями. Тарасов написал повесть социально-психологическую, избрав центром своего внимания образы двух старых друзей-охотников — Онисима и Лавера, оказавшихся в глубоком разладе. Разлад и пути обретения взаимопонимания прослеживаются на фоне жизни колхозной деревни, жизнью ее предопределяются и в ней находят исход.

Выбирают на сходе колхозного охотника, и нет ничего странного в том, что определен старший из них, Онисим. Болтливый Манос, которому хочется руководить и умничать перед публикой, замечает: «Этот вопрос очень трогательный… Если б я хотел, да меня не выбрали, так я бы сна лишился, а то заболел… Как же, обществом обракован!..» Бестактность закладывает первую трещину между друзьями, а тут еще Лыско, собака Онисима, пропадает. Старик, мучаясь от смущения перед Лавером, заражается еще и подозрительностью к нему, предполагая, что это он пса отравил.

Мелочи?.. Может быть. Надо иметь в виду особенности деревенского уклада жизни, где каждый знает другого, где все держится на абсолютном доверии, где не надо многих слов, чтобы понять друг друга. Вот почему невозможен простой, казалось бы, способ примирения — сойтись да и выяснить отношения. А исследование тонкостей в складывающихся взаимоотношениях Александр Тарасов ведет дотошно, в деталях.

Языком жестов отлично владеет А. Тарасов. Лавер и Онисим ни словом друг против друга не обмолвились, но уже чувствуют напряженность отношений. И вот сошлись они вместе, словом бы перекинуться, из одной табакерки табаку понюхать. Однако «табакерка была открыта, но сам Лавер сидел отвернувшись, как будто рядом с ним никого не было». Естественно, Онисим не перешагнет отчуждения и торопливо уходит. Такой же значащей деталью оказывается колышек у перил мостка через речку: вперед идущий должен передвинуть его, давая знак другу, — а прошел и не тронул колышка — значит, сердится.

Вот так А. Тарасов добивается углубленной обрисовки характеров, открывая их до мелочей, умея ценить в героях главное: их основательность и совестливость, любовь к природе, сдержанность и чувство собственного достоинства. Эти качества оказываются решающими и помогают старым друзьям вернуться к прежнему ладу. Оба они чувствуют в Шмотякове чужого человека и, не сговариваясь, начинают следить за ним.

Онисим спрашивает Шмотякова:

«— Медведя знаешь?

— Знаю. Но я больше по горным», — отвечает тот.

Вот и во всем стремится Шмотяков уйти от прямого ответа, чтоб не выдать себя перед охотниками. А между тем и в лесу он ведет себя неуверенно, и птицу напрасно пристрелит, и неприязни к людям скрыть не в силах… Как опытные психологи, раскусили врага старые охотники и, обложив его, как крупного зверя (они не раз вместе хаживали на медведя), разоблачили, сойдясь в финале повести. А уж где ему от двух опытных медвежатников уйти…

За размолвку старых друзей молчаливо переживала вся деревня. И это можно понять, потому что в общем труде односельчане нашли взаимопонимание, научились совместно преодолевать трудности. Писатель рисует колоритные сцены сенокоса, тушения лесного пожара, — здесь колхозники показаны в единстве своей жизни. И свет участия и доброжелательности красит эту повесть А. Тарасова, пронизывая каждую ее сцену.

Еще острее отражает время повесть А. Тарасова «Охотник Аверьян».

Конец тридцатых годов — напряженная пора в жизни нашего общества. Ясная оценка негативных явлений дана партией только в пятидесятые годы, а тогда — накануне войны — взяться за такой сложный материал было гражданским подвигом писателя. Обо всем пишет А. Тарасов спокойно, без надрыва, — он верит в здоровую нравственность народа. Однако не разоблачение приспособленца становится ведущим мотивом повести, а тема доверия к человеку, что гораздо важнее. Как и в других произведениях А. Тарасова, здесь на первый план выходит личная драма, и от конкретности судьбы одного героя писатель выходит к широким обобщениям социального плана.

Женился Аверьян, счетовод сельсовета и заядлый охотник, как и многие, любя и не любя, — охладел к жене раньше, чем детей завел. Теперь их уже трое, привычка берет свое: хозяйство забот требует и детей растить надо. И тут настигает его большое, волнующее, неодолимое чувство. Не сразу замечает он молодую жену соседа Вавилы, который командирован в Архангельск на лесоэкспорт, но, постепенно приглядываясь, понимает, что она ему необходима. Приветливая, аккуратная, деловитая — Настасья и всем колхозникам поглянулась. И она готова откликнуться на его чувство, — не из легкомыслия, а потому что с Вавилой жизнь не складывается. Однако Аверьяну нелегко оборвать семейные узы: постыла жена, так дочка Аленка держит, да и общественное мнение свою роль играет. Люди искренние и совестливые, и близости они не знали, а разговоры и нарекания вызвали. И вот Аверьян уходит от семьи, Настасья разводится с Вавилой, но вместе им не быть, — суровая необходимость жизни берет свое.

Внимательно и чутко исследует А. Тарасов чувства своих героев. Их отношения развиваются на людях, что и упрощает, и одновременно усложняет задачу писателя. На деревне все знают про всех, вот и каждая встреча, любое слово, сказанное ими, становятся известными, любой жест выдает их переживания. Умея постичь сложность душевной жизни героев, Тарасов остается предельно простым в слове, в повествовании.

Понимая безысходность своего чувства, Аверьян опускается, пьет, — об этом писатель сообщает мимоходом, уважая своего героя. Сочувствие односельчан помогает подняться Аверьяну: в своей беде он не знает ни насмешек, ни злобных пересудов, — читателю ясно дано это почувствовать. И в таких обстоятельствах ему, умному и тактичному человеку, оказывается достаточно одной, вроде бы случайной, фразы иносказательного толка, что услышал он от незнакомого человека, охотника из соседней волости, с которым вместе плутали они по лесу в поисках воды: «— Этак ты свою реку никогда не найдешь. Такое ли время? Время тревожное». Задумавшись о времени и о себе, Аверьян сурово судит себя, истово берется за работу (а счетовод сельсовета в ту пору — должность уважаемая и ответственная).

Взявшись за ум, Аверьян приходит к мысли о вступлении в партию. Такое решение он принимает сознательно, зная всю меру требовательности сельского мира к коммунисту, — тогда партийные организации на селе были еще очень малочисленны. Узнав о намерении Аверьяна вступить в партию, старый охотник Онисим, сам беспартийный, напутствует: «Только идешь туда — не шали, хватит». Очень многозначительное высказывание!

Нет, разумеется, одного звания коммуниста и тогда не было достаточно, чтобы заставить уважать человека, да разве можно заставить уважать?.. Вот так односельчане никак не могут проникнуться уважением к Илье Евшину, который везде трубит о своих заслугах перед партией. А какие заслуги? Все в деревне знают, что однажды двое неизвестных тяжело избили его, а причин не знают. Илья намекает, — что по причине его героического участия в коллективизации и раскулачивании. Оказывается, по словам мужиков из дальнего села, где в ту пору Илья работал, у одной вдовы он два мешка овса украл, — вот двое ее сыновей и свели счеты. Гордится Илья тем, что всем говорит правду в глаза, всех поучает. Между тем сам колхозную работу делает кое-как: на сенокосе первым отдыхать уходит; там, где зерно у молотилки загребает — озимь прорастает; стог смечет — он промокать станет… Зато на собственном огороде у него порядок, в страдные дни успевает хлев для своего скота срубить в лесу… Все это не сразу узнают люди, и Евшин по любому поводу упражняется в красноречии: и председателя Маноса поучает, и уполномоченного из района Азыкина в троцкизме «уличает», и, наконец, добивается обсуждения персонального дела Аверьяна и исключения его из партии.

Перед наступательной демагогией Ильи Евшина не устояла малочисленная сельская парторганизация. Куда там! У него все обвинения на «документах» основаны, промахи всех и каждого постоянно в записную книжку заносятся и по-своему истолковываются. А обуздать красноречивого обличителя непросто — он взял на себя право от имени всей партии обличать и осуждать. Кто его знает, как оно на самом деле-то, а вдруг?..

Люди, однако, знают больше: и Аверьян у них на виду живет, и Евшин по тем же улицам ходит. И если первый из них встречает сочувствие, от второго люди отворачиваются. Показать формирование общественного мнения в деревне А. Тарасову удалось детально и убедительно.

Потрясенный Аверьян, отлученный от партии, отчаялся на самоубийство и только случайно остался жив. И в этом потрясении пробуждается его жадная любовь к жизни, воля к борьбе за справедливость. Он знает мнения колхозников, поддержкой ему становится и доверие секретаря райкома партии Ребринского… «Дело» Аверьяна будет пересмотрено.

Спекулируя именем партии, ради отстаивания своих корыстных целей Илья Евшин использует шантаж и подлог, сплетню и демагогическую фразу. Колоритную фигуру приспособленца вывел в своей повести А. Тарасов! В ту пору подобные люди встречались в жизни довольно часто, знал их сам писатель, испытав ядовитое жало клеветы и доноса. Потому и убедителен он в каждой детали. Казалось бы, злобная сила демагогии должна повергнуть писателя в уныние, но нет. Он видел в жизни, что люди уверены в неизбежном торжестве справедливости и добра, и сам в это верил. Отсюда и жизнеутверждающее звучание повести, созданной на материале трудном и противоречивом, на путях, литературой не изведанных.

С выходом в издательстве «Советский писатель» книг «Анна из деревни Грехи» (1937), «Крупный зверь» (1939), «Охотник Аверьян» (1941) об Александре Тарасове широко заговорила критика. Публикуются обстоятельные статьи и рецензии Н. Замошкина, К. Лавровой, Б. Рагинского, К. Малахова в «Литературной газете» и в журналах «Новый мир», «Красная новь», «Октябрь», «Литературная учеба» и других. Большим событием для А. Тарасова стала творческая конференция московских писателей, организованная по инициативе А. А. Фадеева.

Повести А. Тарасова обсуждались в один день с романом С. Бородина «Дмитрий Донской», и, как отмечалось в обзоре, «никто из участников конференции не говорил о недостатках в творчестве Тарасова», напротив, немногие критические замечания в его адрес вызвали общие возражения. «Тарасов замечает новые явления в нашей жизни и умеет обобщать их», — говорил И. Арамилев. «Прозрачность манеры письма, бесспорная чистота мысли — вот черты, характерные для Тарасова», по мнению А. Чаковского. «Произведения Тарасова вносят нечто новое в литературу, посвященную колхозной теме. Конфликты в его повестях и рассказах гораздо тоньше и сложнее тех, которые изображались раньше в произведениях подобного типа», — говорил В. Ермилов (Лит. газ., 1941, 20 апр.).

К писателю приходит известность, общественное призвание. В это время А. Тарасов работает ответственным секретарем журнала «Молодая гвардия», избирается секретарем групкома издательства «Советский писатель», членом бюро секции новеллистов Союза писателей. Устанавливаются его прочные связи в литературной среде, о чем свидетельствуют письма и книги с дарственными надписями — А. Фадеева, С. Щипачева, А. Кожевникова и В. Кожевникова, П. Пунуха, И. Меньшикова, В. Авдеева, П. Замойского и многих-многих других писателей.

Между тем Александр Тарасов каждый год бывает в родной деревне Назаровской, — последний раз он ездил туда в августе 1940 года. Вот запись об этом в его дневнике:

«25 августа 1940 года. Август удивительный. Были дожди, грозы. Теперь стоит жара. Ночи тихие, теплые. С матерью несколько раз ходили в лес. Все собирают бруснику. Она еще не совсем поспела. Дозревает дома, в корзинах. Я сплел две корзины под ягоды. Одна уже полна. Частенько хожу в свое любимое место к старой мельнице и выше…»

Писатель не оторвался от родной деревни, жил ее заботами и трудами, умел делать любую крестьянскую работу, как истинный лесовик, знал северную тайгу. Через год, в 1941 году, он не смог выбраться на родину. Началась Великая Отечественная война, Александр Тарасов рвется на фронт, — об этом говорят скупые и красноречивые записи в его дневнике.

27 июня: «…третий раз я прошу, чтобы меня отправили на фронт, все не могу добиться».

11 июля: «Очень волнуют корреспонденции с фронта. Читаю жадно и рвусь на фронт еще больше».

14 августа: «Совсем нет времени. Работаю в ТАСС. Пишу для «Известий». Положение очень серьезное: нашими войсками оставлен Смоленск. Много печальных лиц».

30 августа: «Все обещают послать на фронт. Проходили при ССП военную подготовку. 20 часов — очень мало. Сегодня думал над идеей рассказа. В массе, в коллективе с единым устремлением народ непобедим и бессмертен» — это последняя запись в дневниках (ф. 49, оп. 1, д. 220, 221). Только сохранилась между листами коротенькая записка: «Останусь жив — напишу хорошую книгу. 25 сентября 1941 года». Погиб Александр Тарасов через пять дней после этой записи. Об этом рассказывает Г. Бровман.

Они знали друг друга раньше, а в конце августа они были приглашены в отдел печати ГлавПУРа. «Формировался коллектив газеты 52-й армии Северо-Западного фронта, — вспоминает Бровман. — Нам с Тарасовым предложили предусмотренные штатным расписанием должности «писателей армейской газеты». Мы сразу же согласились…» (Красный Север, Вологда, 1975, 16 марта).

В ночь с 6 на 7 сентября работники политотдела армии вместе с сотрудниками газеты (в их числе — Семен Борзунов, Андрей Суслов) выехали на Бологое и через два дня были в поселке Кулотино Окуловского района. Тарасов сразу же взялся за работу, и уже 13 сентября в армейской двухполоске появились его строки. Части 52-й армии обороняли огромный участок от озера Ильмень до Киришей под Ленинградом, — здесь и узнал А. Тарасов фронтовую действительность, побывав во многих частях. А 27 сентября армия передислоцируется, и эшелон, выйдя по маршруту Окуловка — Бологое — Пестово в направлении Тихвина и Волховстроя, подвергся налету гитлеровской авиации.

В этом налете А. И. Тарасов и получил смертельные ранения. Он похоронен на сельском кладбище в деревне Горка близ станции Кабожа. Салют из пистолетов, краткие речи, и поезд двинулся на Тихвин уже другим путем — через Вологду и Череповец.

Хорошую книгу о подвиге народа А. И. Тарасов написать не успел: остались в его архиве лишь первые главы повести о партизанах да несколько очерков…

…Он жил одною жизнью с народом, писатель-коммунист Александр Тарасов, и последний вздох свой отдал народу вместе с жизнью. Но остались его повести и рассказы, исполненные верой в человека и великого уважения к людям. И произведения А. Тарасова заслуживают того, чтобы спустя годы снова вернуться к народу, в котором они родились.

ВАСИЛИЙ ОБОТУРОВ