Будущее человечества

Маргарита Седяева Ярва

Ядовито-багряные лучи солнца плели паутину по другую сторону горизонта, неумолимо приближаясь к истоку нового дня. Долгий выдох, приглушенный удар сердца, одно мгновение. Ярва открыла глаза в момент, когда равнодушная звезда лишь слегка обозначила небосклон. В воздухе клубился холод так же, как и пар собирается над водоемами во время зенита. Одна лишь мысль о необходимости отбросить старую меховую шкуру и окунуться в ледяной воздух вызывала судороги в ногах и покалывание в пальцах, но каждая упущенная секунда сводила на нет надежду добраться до стаи до полудня и дать шанс двум птенцам появиться на свет из яиц, найденных вчера. Очень малый шанс. Слабая надежда.

Последняя пандемия уничтожила почти всех птиц. Выжившие гнездились около людских стай, где намного легче было найти еду и укрыться от бурь ледяных ночей. А люди, в свою очередь, были благодарны пернатым за спасение от насекомых и знали цену каждому яйцу. Два светло-голубых шершавых на ощупь яйца были дороже жизни Ярвы и любого из ее стаи.

Девушка свернула шкуру, перебросила ее через плечо и побежала, то перепрыгивая, то пробираясь под стеблями приспособившихся к суровому климату растений. Редкие шерстинки почти облысевшей шкуры щекотали шею Ярвы. Будучи ребенком, она застала последнего млекопитающего, помимо людей, жившего в их стае, — старого лемура своего деда. Резкие перепады температур после захода и восхода солнца обрекли все виды на вымирание. Люди каждую минуту боролись за жизнь в ставшем враждебным им мире: спасались от насекомых, укрывались от холода и жары, прятались от хищных растений. Птицы были единственной сохранившейся стеной, отделяющей человечество от полчищ насекомых, прекрасно адаптировавшихся к жизни после катаклизма.

Бежать было легко. Солнце поднялось ровно настолько, что Ярва могла различать контуры растений и пробираться вперед, с легкостью избегая острые, нередко ядовитые шипы. Она представляла, как точеные клювики прорежут мягкую шероховатую скорлупу и на свет появятся два маленьких пушистых комочка, голодных и жадных до мерзких многоногих тварей. Дети будут свистеть и танцевать вокруг костра, а отец рассказывать, как, спасаясь от роя жуков-древотелок, он споткнулся о корень древошипа и, чудом не подцепив ни одной колючки, летел кубарем с обрыва, пока не рухнул в пруд, отправив всех его обитателей в неповторимое путешествие к верхушкам деревьев — ведь он был мужчиной самых внушительных размеров во всей стае, чем очень гордился и не забывал упоминать при каждом удобном случае. Мама будет смеяться, ее заливистый смех сейчас уже звенел у Ярвы в ушах — солнце поднималось все выше, жара давала о себе знать.

Скрюченные растения жадно вгрызались в лучи огромного светила и словно плавились под его пеклом. Через поры просачивался липкий сок и омывал все дерево. Дурманящий аромат притягивал полчища насекомых, которые облепляли стебли от верхушек до корней, превращая растения в чешуйчатых монстров, пожиравших свою кожу. Ярва накинула шкуру на плечи и бежала, все ниже наклоняясь к земле. К жаре и холоду она привыкла с младенчества, но против обжигающих лучей солнца и укусов насекомых люди были беззащитны. Отвратительный, вызывающий тошноту запах заставил девушку остановиться. Ярва мучительно вглядывалась в заросли, пытаясь найти его источник. Через мгновение, сбросив шкуру, бегунья прижалась к огромному дереву и стала судорожно размазывать его сок по своему телу, борясь с приступами тошноты. Это было одно из немногих растений, не питающихся насекомыми, а защищающих себя от паразитов зловонием смолы. Каждая минута промедления могла стоить девушке жизни, Ярва продолжила бег. Запах был невыносимым, и, чтобы хоть чем-то занять свои мысли и не поддаться позывам дурноты, девушка стала вглядываться в корни деревьев и искать белые личинки с пурпурной продольной полоской. За сбор еды в стае в это время года в основном отвечали дети: съедобных насекомых было предостаточно, требовалось лишь умение отличать их от ядовитых. Пропитание уже давно не входило в обязанности Ярвы, она отвечала за поиск яиц и была лучшей в стае. Сейчас же главным для нее было добраться до развалин, а попутное, не требующее особых затрат сил занятие отвлекало от тошнотворного запаха, сводящего с ума. Девушка с легкостью, не сбавляя темп, уклонялась от усыпанных шипами стеблей, нагибалась, с особым изяществом срывала личинки с корней деревьев и складывала в тряпичный мешочек, привязанный к поясу.

Все чаще слышалось щебетание птиц, настроение бегуньи заметно улучшилось — дом был уже близко. Ярва бежала медленнее и внимательнее следила за тем, куда при каждом шаге опускается ее ступня. Время от времени она встречала гнезда, все пустые или заполненные кишащими насекомыми. Люди и птицы жили в симбиозе, помогая друг другу и защищая, но пернатые никогда не гнездились на территории стаи, хотя могли получить там наибольшую защиту со стороны людей. Для кладки яиц они искали уединения. И хорошо, если бы они вили гнезда лишь на окраинах зарослей, но все чаще что-то тянуло их в самую гущу растений, где не было шанса выжить ни взрослым особям, ни птенцам. Именно там нашла Ярва два маленьких голубых яйца, которые сейчас, обернутые старой шкурой, она нежно прижимала к груди.

Насекомые кишели повсюду. Не верилось, что всего лишь несколько часов назад не было ни намека на существование мерзких тварей. Они очень хорошо умели прятаться, скрываться, выживать. Чувствуя приближение холода, насекомые зарывались в землю, ютились под камнями, забивались в расщелины и даже прятались в трещинах в коре замерших на ночь растений, которые начинали их пожирать при первых лучах солнца.

Взобравшись на вершину холма, Ярва прорубила небольшое окно в тесно сплетенных стеблях и, затаив дыхание, позволила себе несколько минут полюбоваться танцем птиц, охотившихся над зарослями. Некоторые из них хаотично порхали, другие словно зависали в воздухе, камнем падали вниз либо стрелой взмывали вверх и снова возвращались к свободному дрейфу — прекрасные, гордые и беззащитные создания.

Оставив заросли за спиной, девушка перешла на шаг. Солнце палило, от потрескавшейся земли поднимался почти видимый жар. Последний отрезок пути перед домом давался ей особенно тяжело: и силы были на исходе, и солнце пекло уже почти в полную силу. Несмотря на изнурение, девушка расслабилась, над ней кружили птицы, и она легко различала гигантские развалины, в которых с недавнего времени нашла приют ее стая. Каменные титаны давали тень в жару и защищали от ледяного ветра ночью. Мыслями Ярва была уже дома, когда обжигающий удар по спине заставил каждую ее мышцу напрячься, а разум сконцентрироваться на поиске врага. Ярва сгруппировалась, ушла от следующего удара и уже стояла с выставленным вперед ножом напротив абсолютно голой женщины, чье тело покрывал толстый слой потрескавшейся грязи. Дикая. Женщина была ниже Ярвы ростом, коренастая, с привязанным к спине ребенком, который следил за происходящим пустым безучастным взглядом.

Ярва не считала диких людьми. Она нередко встречала их за свою жизнь, но никогда не видела так близко. Дикие селились недалеко от людских стай и питались исключительно птицами и яйцами. Люди передавали свои знания из поколения в поколение, делились опытом с дружественными стаями. Даже маленький ребенок знал, как отличить ядовитые растения и насекомых от съедобных и что убивать птиц нельзя, никогда, даже под угрозой собственной смерти. Каждый второй дикий, съевший жука или плод растения, погибал в ужасных муках.

— Уходи! Иди отсюда, — пригрозила дикой Ярва.

— Йеда, йеда, — прошипела женщина, все больше раздувая ноздри и тыча пальцем в меховую шкуру. Она чувствовала яйца.

Ярва сорвала привязанный к поясу мешочек с личинками и бросила к ногам дикой.

— Хорошие. Забирай и уходи.

— Йеда, — наступив на мешок, дикая подходила все ближе к Ярве.

— Нож, ребенок. У меня нож. У тебя ребенок. Уходи, — Ярва отчетливо произносила каждое слова, хотя и не надеялась, что женщина ее поймет.

Дикая с ревом бросилась на Ярву и уже в следующее мгновение лежала с перерезанным горлом на раскаленной земле. Девушка сначала проверила сохранность яиц, а затем разрезала лианы, которыми детеныш был привязан к телу матери, и, подхватив его одной рукой, отправилась в сторону дома.

Птиц становилось все меньше, яиц тоже, дикие голодали, что и вынудило женщину наброситься на Ярву. Девушка не испытывала никаких чувств по поводу произошедшего. Ее долг — отнести яйца в безопасное место, остальное не имело значения. С каждым шагом обжигающая боль все сильнее пронизывала спину девушки. Место удара пылало. Опустив детеныша на землю и аккуратно положив яйца в сторонку, Ярва стала ощупывать рану. Колени подкосились, слух резал свист. Очнулась она спустя пару минут — на коленях, левая рука сжимала изогнутую колючку. Дикая ударила ее стеблем древошипа. Яд медленно растекался по телу.

— Ярва, Ярва, ты вернулась, — радостный крик лохматого мальчугана, бегущего к ней навстречу, вызвал искреннюю улыбку на лице девушки.

— Что же мне еще оставалось? Жить с тараканами? — отшутилась Ярва. — Иди, помоги.

— Ты нашла? Ведь нашла? — мальчик с любопытством всматривался в меховую шкуру, пытаясь различить, что в ней завернуто.

— Нашла, неси отцу, и шкура теперь тоже твоя.

— Спасибо, — счастливый ребенок повис у сестры на шее. — А этот?

— Мне пришлось убить его мать. Я не знала, что с ним делать, и не могла его там бросить одного. Пусть отец решит. Идем.

Ярва любила вечера. Жара резко спадала, воздух становился холодным, а от земли поднималось приятное тепло, и, если прилечь, казалось, что ты погружаешься в нежное волшебное облако пара. Небесная палитра растекалась от черного до бледно-розового цветов. Звезды — огромные и крошечные — то холодно, то тепло неровно сияли в темной части, а светлая полоса горизонта все еще напоминала о нестерпимой жаре, и это значило, что еще один день прожит, что она снова дома. И дети снова свистят и танцуют. И отец снова рассказывает байки. Мама плачет. Дикий детеныш не сводит пустого взгляда с двух маленьких светло-голубых яиц, лежащих вблизи костра. Мягкие скорлупки изредка слегка подрагивают, и Ярве хочется верить, что скоро из них действительно вылупятся два маленьких пернатых комочка. Но, может быть, это просто тень от костра играет на шершавой скорлупе.