Будущее человечества

Татьяна Росомахина Эксперимент

Эдик торопился. Гнал элобайк под гору так, что в ушах ветер свистел, а дрон-безопасник пикировал к нему и назойливо верещал над головой: «Осторожно! Превышаете рекомендованную скорость! Осторожно! Возможны травмы!» Но Эдик не тормозил, в гору на полную мощность врубал движок да еще педали крутил со всей силы. Даже вспотел, несмотря на прохладу сентябрьского утра.

Шеф собирался прийти к десяти. Надо успеть пробежаться по хозяйству, чтобы все было в лучшем виде.

Как назло, Натали опять в командировке. Все Африку кормит — Сахару орошает. Да там и так уже болото! А ему, одинокому папаше, Машутку будить, умывать, в Садок отводить. Косички по утрам плести! И ни самоварка, ни робуборщик ему с косичками не помощники. Пришлось самому парикмахером заделаться. Все бы ничего, да Машутка — та еще кучеряшка-торопыжка, ни на секунду ее не угомонишь. Вот и получаются не то косички, не то дреды, как у Нгози, только рыжие. Эх, не повезло дочурке: нет, чтобы брюнеткой, в маму, уродиться. В папу удалась, мастью морковка морковкой!

Эдик разулыбался своим мыслям и, забыв притормозить, едва не врезался в ворота. В последний момент махнул правой рукой сканеру — чип-пропуск в предплечье сработал, ворота распахнулись.

Крутым виражом направо вырулил на Кленовый проезд.

Ему оставалось еще добрых три километра под осенне-пестрыми кленами: по размерам территории Центр не уступал настоящему городку, а лабораторный корпус притулился в дальнем его углу.

Конечно, Эдик гордился, что работает в Евроссийском медицинском центре — как-никак, самый большой на континенте! Умнейшие мозги от Ла-Манша до Камчатки — все здесь. За последние десять лет три лауреата Всемирной премии по биомедицине родом отсюда. Всемирку получить — это вам не на Марс ракету запендюрить!

И ведь у него, Эдика, есть все шансы стать всемирщиком! Если он докажет шефу, что эксперимент удался.

Он сбавил скорость, чтобы остыть и чтобы ненароком не задавить автометунов — стрекоча, они кидались за опавшими листьями под самые колеса. Пора бы хозслужбе их перенастроить. Рехнутся ведь, когда листопад начнется по-настоящему.

Краем глаза Эдик замечал привычную утреннюю жизнь Центра: пар над белым куполом Инкубатора, в жаркой утробе которого выращивают новые органы для больных и увечных, яркий свет и деловую суету в окнах операционных органозамещения, очередь у приемной онкологии…

Если у Эдика все получится, глядишь, очереди в Центре рассосутся.

Он поравнялся со стоящими друг против друг корпусами геронтологии и виртуальной детоксикации. И там, и там пациенты выходили на лечебную физкультуру. Возле геронтологического корпуса бодрые бабушки и дедушки строились на подстриженном газончике; виртуальщики, изможденные, тощие и сутулые, получали из рук крепкого медбрата древнего вида мечи и булавы, шлемы и нагрудники и хмуро косились на полосу препятствий.

Въехав в скверик за корпусами, Эдик поднажал — и уже через минуту ставил элобайк на подзарядку к парковочной батарее у своего корпуса, исследовательского.

Приятели из лечебников неуважительно звали его лабораторию «вивисекторской». Эдик не возражал, а только напоминал скромно, что если бы не его, Эдика, незаметные труды, фиг бы они ходили такие гордые — спасители человечества от страданий. Медицину-то вперед мышки двигают. Да-да, такие маленькие, ушастенькие, беленькие. Или серенькие. Или, бывает, пятнистые.

Эдик пробежал проходную, влетел в раздевалку, швырнул в шкаф штаны и рубашку. В душевой пришлось потерпеть, пока автомат омоет водой и обрызгает дезинфектантом. Лабораторные мышки — существа нежные, некоторых и один лишний микроб погубит.

Облачившись в стерильный комбинезон оранжевого цвета (вот теперь он точно похож на морковку!), Эдик первым делом прошел в виварий.

В обширном, разделенном прозрачными перегородками зале поблескивали под лампами ряды металлических стеллажей с клетками-контейнерами, в каждом из которых суетились, шуршали, попискивали мышки. Воздух в зале был прохладный и свежий, свет яркий, но не слепящий — автоматика по контролю внутренней среды работала отлично.

Когда-то пытались уход за лабораторными животными поручить роботам, но не пошло: мышки, да и крысы с кроликами, болели и чахли без видимой причины. Решили, что виной тому избыток электромагнитного излучения. Так это или нет, а когда в виварий вернули рабочих-людей, все наладилось.

Между рядами разносилось ласковое бормотание Нгози — студент-биолог из Судана, он с удовольствием подрабатывал в виварии техником. Эдик окликнул его. Черная голова Нгози, увенчанная копной дредов, высунулась из-за стеллажей:

— Привет, брат-начальник!

Пританцовывая, Нгози подошел к Эдику, быстро отчитался о каждом отсеке: все в порядке, только в триста шестнадцатой Эй-Пи-Пятый что-то захандрил. Может, в изолятор его?

— Всю триста шестнадцатую в изолятор! — распорядился Эдик. — И от триста десятой до триста пятнадцатой еще разок сканером пройдись. Все в одном опыте, мало ли что…

Нгози кивнул и утанцевал исполнять поручение. А Эдик направился в дальний угол, где на стеллаже с животными третьей категории — «дикими» и помесными — стояли три контейнера с его любимцами, мышками линии ЭБ-257бис.

Обычно Эдик имен лабораторным животным не давал и душевно старался не привязываться. Известно ведь, какая у подопытных зверушек судьба — пожил чуток, и под микроскоп. Экспериментатором Эдик был пытливым и любопытным, но процесс эвтаназии животных по окончании опыта так и не полюбил.

Тем милее ему была Мышаня с выводком, папаша Фредерик и их холостые братья и сестры. Их не надо было умертвлять, наоборот, они должны были жить как можно дольше! Они и жили. Шуршали в своих просторных апартаментах, здоровые, гладенькие, с серебристо-серой лоснящейся шерсткой. Эдика узнали, обрадовались — встали на задние лапки, потянулись к его рукам подвижными носиками, тонкие усики задрожали от интереса. Только мышата как ни в чем не бывало гонялись друг за другом по клетке.

Полюбовавшись зверушками, Эдик угостил их сырными крошками и с чистой совестью уселся за компьютер в своей комнатенке. Заглянул в почту, пробежался по международной базе данных трансгенных животных. Прекрасно! У конкурентов из Китая и Америки ничего подобного и близко нет. Статья отшлифована двадцать раз, править нечего, шефу показать не стыдно. Только графики дополнить не мешало бы…

И он вносил новые данные, пока не услышал за спиной знакомое покашливание.

Эдик вскочил:

— Здравствуйте, Андрей Николаевич!

Шефа он искренне уважал: тот уже был известным ученым, когда Эдик еще пускал пузыри в колыбели. За прошедшие тридцать лет шеф не потерял ясности ума, педантичной внимательности и не превратился в закоснелого ретрограда, а перспективные направления работы просто нутром чуял.

— Приветствую, Эдуард, приветствую!

Шеф, одетый по старинке в хирургический костюм и длинный белый халат, смотрел на Эдика с благосклонным интересом. Он первым подал руку для рукопожатия, затем подтянул к себе вертлявую табуретку, уселся:

— Давайте. Показывайте вашу сенсацию.

Эдик, волнуясь, начал:

— Андрей Николаевич, помните, три года назад мы закончили проект по репарации ДНК? Ну, тот, по гранту от космонавтов?

— Помню, Эдуард, помню, — покивал шеф. — Склероз нынче лечится. Кстати, привет вам от Селии. Марсиане у нее нашу косморепаразу расхватывают, как горячие пирожки, прямо с линии фасовки. Обещала нам новые гранты вытрясти от «Объединенного космического концерна» и от «Марсовых копей».

Эдик расплылся в улыбке. Приятно знать, что твои труды пошли на пользу человечеству! Сколько лет колонизация Марса была под вопросом из-за космической радиации. И вот, пожалуйста! Разработанная в их лаборатории, выращенная в культуре химерных клеток, опробованная на Эдиковых мышках репараза чинит ДНК так ловко, что повышает устойчивость человека к облучению в тысячи раз. За три года эффективность косморепаразы доказана более чем убедительно.

Понятно, что теперь космонавты не поскупятся!

Да, но сегодня речь не об этом.

— Андрей Николаевич, я же испытывал косморепаразу на мышах… вернее, пытался получить линию с модифицированным геномом… Помните, не срослось? Вектор-вирус плохо цеплялся, комбинация неустойчивая, терялась в первом поколении. Ну, мы отступились тогда.

Шеф хмыкнул:

— Еще бы. От нас окупаемости требуют. На культуре клеток репаразу выращивать коммерчески выгодно, вот на этом дирекция и остановилась. Директору то подавай, что дешево и сердито. Ближе к делу, Эдуард.

Эдик откашлялся:

— У меня в эксперименте была линия мышей, ЭБ-257бис. Двадцать штук. Контрольные образцы — с репаразой, но без воздействий. Эти здоровенькие получились. Девять из них я исследовал в разные сроки, как положено. Потом эксперимент закрыли, а одиннадцать мышек осталось. Ну… я их утилизировать пожалел. Решил заодно продолжительность жизни оценить. Вы согласились, помните? Ну вот. Прошло три года. А мышки мои ни на день не постарели!

Шеф скептически заломил бровь.

— Честное слово! — заторопился Эдик. — Сто раз проверял! Состояние, активность… Зубы смотрю. Анализы беру раз в квартал. Дитриху из ветслужбы показывал — он им больше шести месяцев не дает! Хотите сами взглянуть?

— Ведите.

Эдик провел его к мышкам.

— У вас тут выводок? Интересно, — задумчиво сказал шеф, разглядывая шустрых зверушек. — Первый раз вязали?

— Ага. Андрей Николаевич, у них генетические карты сходные! Ген косморепаразы от родителей перешел, не выпал! РНК в лейкоцитах определяется. Белок синтезируется нормальный, с нормальной функцией. А у родителей… Смотрите!

Эдик схватил с полки планшет, в два касания вызвал генетические карты и графики микрохромосомного анализа:

— Это родители. Тут ДНК стволовых клеток. Тут — эпителия из ротовой полости. Видите? Идеальное состояние, полное совпадение с первым обследованием. Никаких поломок, никаких мутаций. Даже профиль метилирования один и тот же что в возрасте двух месяцев, что сейчас! И процент апоптоза в тканях минимальный.

Он менял картинки на экране, вызывал новые и новые графики. Все они подтверждали, что здоровье мышек идеальное, несмотря на солидный возраст. И что на клеточном уровне нет ни малейших признаков старения.

— Хм. Вечно молодые мыши, значит. Любопытно, — сдержанно произнес шеф.

— Да! — в Эдике бурлил энтузиазм. — И… Ген репаразы известен, вектор-вирус тоже. Методику можно опробовать на других животных! Даже… на людях. Срок жизни в несколько раз увеличится. Представляете?!

— Представляю, — мрачно сказал шеф. — Надеюсь, вы об этом никому, кроме меня, не рассказывали?

— Не-ет… — растерялся Эдик. — Я же понимаю, еще проверять и проверять. Но приоритет-то надо застолбить! У меня уже статья готова и доклад на конгресс…

— Не советую.

Эдик вытаращил глаза и весь обратился в знак вопроса. Вздохнув, шеф под руку увлек его обратно в кабинет.

Они снова уселись возле компа. Перед экраном так и крутилась раскрашенная голограмма мышиной хромосомы со встроенным геном репаразы.

Шеф потер переносицу:

— Итак, Эдуард, вы открыли ген долголетия или бессмертия. И успешно опробовали его на мышах.

— Ну… я еще не уверен… но… Да, — признался Эдик.

— И собираетесь осчастливить человечество.

— Андрей Николаевич, до этого еще далеко!

— Значит, собираетесь.

Эдик кивнул. Нет смысла спорить. Он правда этого хочет!

— Эдуард, а ведь, если вы вколете свою сыворотку бессмертия мне, вам завлабом не стать, — заметил шеф. — Если я буду жить вечно, я и заведовать буду вечно. Вы этого хотите?

— Андрей Николаевич!.. — возмутился Эдик.

— Ладно. Как вы думаете применять ваш ген вечной молодости?

— Как все, — Эдик снова удивился: шеф спрашивал о вещах, с младенчества известных каждому генетику. — Прицеплю к векторному ретровирусу, введу, он встроится…

— Вы считаете, процесс пойдет равномерно?

Эдик пожал плечами:

— У пожилых вряд ли. У молодых… у детей особенно — скорее, да.

— То есть вы собираетесь ставить эксперименты на детях? Вряд ли вам это разрешат.

Шефа явно заносит куда-то не туда! Рассуждать об экспериментах на детях преждевременно! Такие испытания — дело врачей. А им, биотехнологам, с мышами бы управиться. Да и вообще…

— Какой смысл сейчас об этом думать? — пробормотал Эдик.

— Думать всегда есть смысл, — заявил шеф назидательно. — Вот и давайте думать, Эдуард.

Он коснулся панели, и разноцветная мышиная хромосома вновь принялась вращаться.

— Допустим, у вас все получится. Допустим, ген бессмертия окажется совместим с геномом человека, вам удастся встроить его без уродств и потерь. Что будет дальше? Продолжим эксперимент, Эдуард. Мысленно. Пока мысленно.

— Да о чем здесь думать?! Болезней в разы меньше станет. Старость отодвинется на сотни лет, а может, люди и вовсе стареть перестанут. Вечно молодое человечество, представляете? Все полны сил, все работают, двигают прогресс. Сейчас-то полжизни учишься, а потом едва опыта набрался, как уже и на покой пора… Ой. Извините, Андрей Николаевич. Это не про вас.

Шеф усмехнулся. Эдик, ободренный, продолжал:

— Опять же, дальний космос. Сейчас представить страшно: если кто к звездам полетит, так долетят их прапрапра… внуки. Глупо ведь! А с геном долголетия кто стартовал, тот и на Землю вернется.

— Вы оптимист. У людей появится уйма времени. Уверены, что они будут тратить его на труды? Не на виртуальную реальность?

Эдик задумался. Сетевая и виртуальная зависимость — проблема. Говорят, очередь на плановое лечение в отдел виртуальной детоксикации длиннее, чем в онкологию и органозамещение! А ведь и неотложных случаев полно…

— Все-таки нет, Андрей Николаевич, — сказал он наконец. — За долгую жизнь игры приедятся. Захочется другого попробовать, настоящего. Надеюсь.

— Допустим. Вам не жаль одарить игроманов долголетием или даже бессмертием в надежде, что они перевоспитаются и станут полезны обществу. Но что вы думаете, Эдуард, о преступниках? Вы же знаете, насильники и убийцы не перевелись. И военные преступники остались… с недавних времен. Есть также люди умственно отсталые, неизлечимые психиатрические больные… Им вы тоже дадите бессмертие? Или нет?

— Частности это все, — пробормотал Эдик. — Нет у меня пока никакой «сыворотки бессмертия», а вы так рассуждаете, будто ее уже полно. Кому вводить, кому не вводить… Решится как-нибудь ближе к делу.

— Само не решится. Кто будет решать? Кто возьмет на себя функцию Господа Бога?

— Не знаю, — буркнул Эдик. — Медкомиссия какая-нибудь… суд… присяжные… Найдется кто-нибудь.

— Вы уверены, что они будут судить непредвзято? По справедливости?

Эдик начал раздражаться:

— О чем вы, Андрей Николаевич? Предвзято, непредвзято… Какая разница?! У нас препарата для людей и в помине нет, а вы думаете, как его делить. Когда сделаем, тогда и решим.

— Вряд ли это будем решать мы… вы, Эдуард. Когда о вашем чудо-препарате узнают фармакологические корпорации и правительство — неважно, в каком порядке — они наложат на него лапу. Корпорации взвинтят цену, правительство займется распределением… бессмертия. Среди узкого круга ограниченных людей.

Злость в Эдиковой душе закипела. Что за ерунду мелет шеф? Эдик надеялся на конструктивный разговор, на обсуждение деталей публикации, выступления… технических аспектов разработки «вакцины бессмертия» — фу, название-то какое дурацкое. Наверняка привяжется!

Он попытался вернуть спор в разумное русло:

— Андрей Николаевич, на конгрессе докладываем или нет? Если докладываем, так надо заявку посылать скорей, дедлайн послезавтра! И надо решить, на ком следующий эксперимент ставить. Может, не на мышах, а на крысах? Или на кроликах?

— Бессмертных кроликов не прокормим. Весь бюджет сожрут, — пробормотал шеф и продолжал настойчиво: — Вы не понимаете, Эдуард, какого джина готовы выпустить из бутылки. На вашей «вакцине бессмертия» можно сделать огромные деньги. За нее немедленно начнется драка. Технологию запатентуют и засекретят. А лично вас, чего доброго, изолируют. Чтобы не делились ценной информацией с кем ни попадя.

— Пессимист вы, Андрей Николаевич! — в сердцах заявил Эдик. — Так и надо скорее информацией поделиться. Чтобы нельзя было засекретить. Доложу — и народ этим по всему миру займется!

— Всему миру и так есть чем заняться. Уверяю вас, не везде еще люди досыта едят. Им не до бессмертия.

— Одно другому не мешает, — пробурчал Эдик.

— Мешает, — вздохнул шеф. — Слушайте дальше. «Вакцины бессмертия» сразу на всех не хватит. Первые дозы достанутся элите. Обеспечив долгую жизнь себе, вряд ли она захочет делиться ею с остальными. В лучшем случае, первыми бессмертие получат граждане наших благополучных стран. Конечно, не все сразу. Конечно, построятся в электронную очередь, все будет прозрачно… Жители стран победнее тоже захотят стать долгожителями. Приобщиться, так сказать. Но у них с вакциной будет хуже, а напряжение в обществе — сильнее. Кто-то ринется за вакциной в Америку и Евроссу. Кто-то ринется свергать свое правительство. Бурление начнется хуже, чем во времена нефтяных войн. Ваша вакцина, Эдуард, не объединит, а расслоит человечество. На сорта. Первый сорт — элита из долгожителей. Второй сорт — те, кто надеется получить долгую жизнь из рук элиты. А третий сорт — те, кто впахивает на первые два и производит себе подобных. Вы этого хотите, Эдуард?

Эдик обеими руками взъерошил волосы. Нет, он знал, что шеф пессимист, но такой! Родом из детства, не иначе. Еще бы! Шеф сам застал жестокие нефтяные войны, о которых Эдик только слышал от родителей.

Но сейчас-то другое дело! Термоядерные станции обеспечивают человечество неиссякаемой энергией. Бывших врагов почти всех удалось замирить, отдельные шайки бандитов не в счет. Америка с Евроссой не жалеют сил и средств, помогая беднейшим странам. Не может быть, чтобы все сложились так мрачно, как представляется шефу!

Тут в комнату просунулось черная голова Нгози:

— Эдик… О, профессор, здравствуйте! — он уважительно кивнул. — Я все сделал. Триста шестнадцатая в изоляторе, остальные из группы здоровы, на месте оставил. Что-нибудь еще?

— Приготовь процедурную для эвтаназии, — велел шеф. — Я займусь.

— Может, триста шестнадцатую сразу туда?

— Нет. Это для сорок восьмого, сорок девятого и пятидесятого.

Эдик обмер. Это же его мыши!

— К-как?.. — выдавил он. — За что?! Шеф, вы не можете!

— Могу, — холодно сказал шеф. — Эдуард, ваш эксперимент неудачен. Если вы вздумаете поделиться с кем-нибудь его результатами, я первый обвиню вас в фальсификации. Опозорю перед всем сообществом. Идите и подумайте об этом. Сегодня у вас выходной.

От неожиданности, обиды и злости у Эдика потемнело в глазах и сперло дыхание, будто шеф ударил его кулаком под дых. Шатаясь, он вывалился из кабинета. Не помнил, как переоделся, как выбрался на улицу, как сел на элобайк…

Очнулся, только когда его, вихляющегося посреди дороги, оббибикал автоматический грузовичок-развозчик.

Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки. Сейчас он будет гонять по городу, пока не выгонит всю злость. Потом заберет Машутку из Садка.

А потом подумает, что делать дальше.

Андрей Николаевич неподвижно сидел в закутке Эдика, слепо уставившись на крутящуюся голограмму.

Соблазн велик. Коррекция старческих дефектов ДНК… вряд ли он сильно омолодится, но болезни и смерть отодвинутся на много лет… А ведь уже чувствуется скованность в суставах и тяжесть в голове, да и память не та, что прежде. Пусть методика еще не отработана, но при таких талантах Эдуард доведет ее до ума года за два-три, не больше. Через три года перед пожилыми появится еще лет сто жизни. А для юных бессмертие из мечты превратится в явь.

На что только они потратят время бесконечной жизни? На созидание, творчество, полеты к звездам? Или на бесконечную скуку, суррогатную реальность игр и пустое выжирание биосферы?

Если замедлится смена поколений, ускорится ли прогресс?

Нет. Хватит жевать одни и те же мысли, словно жвачку. Надо делать, что решил.

Спокойным, размеренным шагом Андрей Николаевич вошел в процедурную. Мрачный Нгози уже водрузил на стол контейнеры с репаразными мышами, выложил в ряд шприцы с азофолом.

Мышата без устали гонялись друг за другом по клетке. Мамаша, шевеля усами, грызла в углу кусок яблока. В соседнем боксе самцы-холостяки метались в беспокойстве — почуяли что-то.

Бедняги.

Надев плотные перчатки, Андрей Николаевич одну за другой доставал мышек за хвост, привычным движением вкалывал азофол в брюшину. Они моментально обмякали и через несколько секунд переставали дышать. Андрей Николаевич складывал их в пакет. Потом пакет в морозилку и — на утилизацию… Он сменит код у замка морозильника, чтобы никому не пришло в голову извлечь и сохранить их образцы ДНК.

Покончив с мышами, Андрей Николаевич ушел в свой кабинет, по личному доступу вошел в базу данных Эдуарда Быстрицкого и уничтожил всю информацию о линии ЭБ-257бис. Хорошо, что, опасаясь за приоритет, Эдик не слил ее в НооСпейс. Но даже если слил… кто ему поверит, вчерашнему аспиранту?

До темноты Андрей Николаевич сидел перед пустым экраном.

Эта история выплывет наружу. Нгози наверняка слышал его угрозы, разболтает… Да и как бы ни грозился Андрей Николаевич, у него не хватит духу оклеветать Эдуарда перед мировым ученым сообществом.

Месяц-другой — и карьеру можно считать законченной. Слава об Андрее Николаевиче пойдет самая дурная: профессор, членкор, почетный доктор Всемирной академии генетики и т. д. и т. п. на корню зарубил талантливый эксперимент, уничтожил давнюю человеческую мечту. Можно сказать, лишил человечество будущего.

Или, напротив, сохранил его?

Эдик играл с Машуткой. Поводя джойстиками, они громоздили голографическую башню из разнообразных объемных фигур — ставили их одну на другую, сцепляя подходящими частями. Эдик двигал фигуры вверх-вниз, а Машутка — вправо-влево и вперед-назад.

Когда кто-нибудь промахивался, башенка рушилась с почти настоящим грохотом, фигуры раскатывались, исчезая за пределами голографического экрана, а Машутка обиженно надувала губы. Сегодня это случалось часто — Эдик был рассеян и двигал фигуры кое-как.

Все его труды — мышу под хвост! У шефа есть доступ, он сотрет все с компа… А последовательность гена той репаразы уникальна. Ее не восстановишь так просто, даже если бы Эдик помнил ее наизусть…

— Не буду больше с тобой играть, — заявила Машутка, когда башенка вновь развалилась. — У мамы лучше получается. Когда она приедет? Я соску-у-чилась!

— И я соскучился. Мама приедет через три дня. Подарочек привезет.

— Ну-у, опять цветок какой-нибудь или камень… Лучше бы обезьянку! Или верблюдика. Я бы на нем каталась!

— Это вряд ли. Верблюд к нам в квартиру не поместится.

— Ну хоть ко-о-тика. Или собачку.

— Котики в Сахаре не водятся… А давай сами ужин приготовим? По-старинному, не из самоварки? Макароны сделаем. С сыром!

Машутка охотно согласилась.

Стоя на стульчике, она с интересом следила, как закипает в кастрюле вода, как Эдик засыпает в кипяток белковые макароны-бутончики, как они набухают и распускаются, превращаясь в яркие вкусные цветочки.

Эдик откинул макароны на дуршлаг, бросил ложку масла, посыпал гранулами сыра и ореховым порошком. Готовка отвлекла и успокоила его, и он с удовольствием вдыхал аппетитный сырный аромат.

Едва они с Машуткой с тарелками на коленях устроились перед визиром, чтобы посмотреть последние марсианские новости, раздался писк сенсора — кто-то просил разрешения на вход.

Нгози! Жалеть пришел, добрый человек…

Эдик с пульта открыл дверь. Нгози, сияющий белыми зубами на черном лице, одетый в невообразимо яркую рубаху и шаровары, переступил порог. Машутка с визгом повисла у него на шее. Они были лучшими друзьями, Нгози охотно катал ее на закорках и учил зулусским боевым танцам.

Но сейчас он, против обыкновения, быстро спустил ее на пол:

— Погоди, пичуга. Осторожненько.

Задрав полы рубахи, он обеими руками пошарил в карманах — и извлек оттуда двух сереньких мышат!

Это же… это мышата ЭБ-257бис! Из той самой семейки!

Эдик вскочил.

— Нгози… как же ты… как ты их вынес? — бормотал он, принимая зверушек в дрожащие ладони.

— Чего проще, — хохотнул Нгози. — Вынул двоих из клетки, всего-то и делов. Шеф, похоже, мышат не считал. А я их в карманы — и на выход. Они ведь не чипированные, детектор не заметит.

Эдик держал мышат так осторожно, будто они были из мыльной пены. Подумать только, самому не пришло в голову просто забрать их из лаборатории! Вот они, носители уникальной генетики! Теперь-то он их никому не отдаст!

— Шеф у нас умник, — серьезно сказал Нгози. — Но и ты не дурак. Бери. Двигай прогресс. Глядишь, человечеству пригодится.

— Ой, папа, что это у тебя? — подскочила Машутка. — Мышки! Какие хорошенькие! Дай, дай потрогать!

Эдик опустил мышат в горсти к ней поближе, и она пальчиком осторожно провела по шелковистой шерстке.

— Папа, они будут жить у нас?

Эдик кивнул.

Машуткино личико вдруг стало задумчиво-серьезным.

— Они не уснут? А то у Ахмеда из нашей группы хомячок был. И уснул. Насовсем. Ахмед сегодня плакал, а Ричи его дразнил, говорил, что даже если нового купят, он тоже уснет… Потому что хомячки быстро дрыхнут… не… дохнут, вот!

Мышата щекотали ладони Эдика крошечными коготками, суетливо подергивали носиками и тыкались в пальцы, пытаясь пролезть между ними. Он стряхнул их поглубже на ладони:

— Эти не задрыхнут. Обещаю.

Машутка радостно запрыгала, захлопала в ладоши. Нгози, глядя на нее, улыбался белозубой африканской улыбкой.

Земляне продвигаются в развитии, пусть и не так быстро, как хотелось бы. Вот и к открытию долголетия приблизились. Шеф, конечно, прав: «сыворотка бессмертия» — соблазн, источник смут и войн. Не все цивилизации пережили их. Но те, что пережили, рано или поздно освоили межзвездные перелеты и присоединились к Всегалактической Лиге.

Если Эдик восстановит свои результаты, если земляне окажутся достаточно разумны, чтобы использовать свой шанс — хоть бы и через тысячу лет, — тогда Всегалактическая Лига встретит людей как равных. А он, Нгозилембе ар Микуди, специальный эмиссар Департамента развития, получит сотню периодов отпуска. А потом отправится на следующую планету.

Довольный собой, Нгози взял Машутку за руки и принялся разучивать с нею ритуальный Танец Третьей Луны земель Офрин.