Дождь

В четверг утром, когда облака спустились в долину Бейт-Заита и просто лежали на доме, а дождя всё не было и не было, — ровно в половине десятого он позвонил


Я спросил, она ли это


Я знала, что это он ещё до того, как он заговорил. Слышала, как тяжело он дышит, и сама едва могла дышать


Мирьям, это ты?


Да, да, это я, да… Очень долго было тихо, слышно только наше с ним учащённое дыхание, и я подумала, что он слышит стук моего сердца


Минутку, что я хотел тебе сказать…


И всё, что было и не было между нами, все эти сумасшедшие месяцы начали таять у меня в груди


Послушай, это совсем не то, что ты подумала


Я ничего не подумала. Кто в состоянии думать в этот миг? Его голос был густым, он казался звучащим из лесной чащи…


Мне нужно тебя кое о чём спросить


…и раненым в бою, который вёл с самим собой перед тем, как позвонить


Ты одна дома?


Да, я одна


Это совсем не связано с… с этим, с нами, ты понимаешь?


Что, — спросила я без сил, — что ты мне говоришь?


Это касается Идо, Идо — не нас, в смысле — не меня и тебя. И я начал рассказывать ей, что тут у нас утром произошло


Только говори, пожалуйста, помедленнее


С ним в последнее время нет никакого сладу


Помедленнее, я плохо тебя слышу, объясни мне ещё раз, что случилось с Идо. Я произношу имя его ребёнка


Он снаружи


Что значит снаружи, где? Его голос упал почти до шёпота. Я разобрала только обрывки: утром он и его жена ругались с ребёнком из-за чего-то


Ему ещё нет пяти с половиной, но упрям, как осёл


Интересно, от кого это у него, подумала я


Нет, нет, он упрямее меня и, конечно, упрямее жены. Это совсем другое упрямство. У неё приятный голос, я совсем не таким его себе представлял, очень молодой. И Майя — это жена, Майя


Да, я знаю. Его жена, он и его сын


Скажи, ты не занята, у тебя есть желание думать о…


Думать я в тот момент не могла


Я имею в виду, не отвлекаю ли я тебя


Расскажи мне всё


Всего не надо, детали всё равно не важны


Вот они — знакомые порывы тепла и холода, и в его голосе тоже


Она набрасывается на каждое моё слово, между письмами, по крайней мере, была какая-то передышка, а тут — на каждый мой вдох её выдох


На минуту между нами воцарилась тишина. Словно этот короткий разговор вымотал нас обоих


Слушай, короче, утром он опять одевался медленно нам назло, и Майя сказала, что не будет его ждать, она уже неделю опаздывает из-за него на работу


Он запинался, вздыхал, выпаливал наборы совершенно необязательных слов


Мы решили, что если и сегодня он не соберётся вовремя, она уедет и оставит его здесь, чтобы припугнуть


В мгновение ока моя душа устремилась к нему, когда он справился с собой


Потому что я сегодня могу опоздать, у нас по четвергам совещания


На работе? В книжном, в «Офене»?


Да, да, в книжном! Меня раздражает, как она произносит название моего магазина. Меня раздражает её осведомлённость о моей жизни и то, как ей нравится демонстрировать её мне. В этом есть что-то подобострастное, бабье, куда делось благородство, которое я ей приписывал, зачем я вообще позвонил


Я представила его на работе среди тысяч томов, среди людей, приходящих искать книги, он расторопен, воодушевлён, везде поспевает, заполняя всё пространство


Как минимум раз в день из-за груды книг встаёт человек и подходит ко мне. Ты должна видеть его улыбку, когда он показывает мне то, что искал много лет. Почти всегда это книга, которую он читал в детстве, — как видно это единственное, что может зажечь такой свет в глазах. Я дал ему имя — я зову его «Свет Мирьям». Рассказать ей… Нет


Мы замолчали


Я веду параллельно несколько разговоров. Интересно, за них «Безек[38]» тоже взимает плату


Мы оба вздохнули


Короче, слышишь


Непонятный шорох. Шепоток сигареты у него во рту, он затянулся, и она, словно живя своей жизнью, вздохнула чуть погодя


Мы договорились, что когда он перестанет упрямиться и оденется, я отведу его в садик. Сегодня мы решили его перевоспитать


Его голос стал ровнее и сразу же отдалился. Помехи на линии. Возможно, из-за туч


Помехи из-за того, что я хожу по дому с телефонной трубкой, чтобы наблюдать за ним, ты меня слышишь?


Не уверена


Попробую говорить из кухни


Их кухня


Что ты сказала?


Ничего


Как сейчас?


Сейчас хорошо, где ты


А ты где?


Я дома…


Какой у неё неожиданно молодой и свежий голос, и быстрый, как ни странно, порхающий по слогам, я совсем по-другому себе представлял


Чувствую, как губы растягиваются в улыбке — то, что он рассказал совсем не кажется мне таким уж серьёзным, и как повод даже слабоват


Вот и всё, Майя уехала, а он побежал за ней полуголый в распахнутой куртке, потому что понял, что сегодня мы настроены весьма серьёзно


С самого начала разговора казалось, что он не знает, какой будет его следующая фраза. Я самым серьёзным голосом спросила, в чём же сейчас дело


Ты не понимаешь? Пусть поймёт, что с нами шутки плохи и попросит прощения


Его голос опять натянулся, как струна, живое соприкосновение с его волнением ещё больше взвинтило меня. Зная, что он может так увлечь себя, что поверит в любую, выдуманную им самим историю, я чуть не закричала: приходи же, довольно историй и отговорок


Но я захлопнул перед ним дверь, понимаешь, такого у нас ещё не было, его это поразило, думаю, он слегка растерян


Стараясь не делать ошибок, я на полном серьёзе поддерживала его игру. Но почему же ты сейчас не отведёшь его в садик?


Нет, сейчас невозможно, ты не понимаешь, — она ничего не понимает, — он хочет вернуться в дом, не прося прощения


Вдали зазвенел колокол. Я всё еще ничего не понимала, но внутри что-то сжалось, в том месте, которое всё знает раньше меня. Так говоришь, твоя жена уже уехала?


Да, да! Она совсем меня не слушала, или слышала только то, что хотела услышать


Он снаружи? То есть, твой сын стоит за дверью с тех пор, как она… Когда ты сказал, она


С утра, я же сказал тебе! С половины восьмого, сегодня она дежурит в Цфате


Но сейчас уже больше половины десятого


Да, я же тебе говорю, что он очень упрям. Какой я дурак, что подумал, будто она сразу всё поймёт, мне приходится всё повторять по двадцать раз, она ужасно заторможена, чёрт побери! Он стоит возле двери, но я вижу его сквозь жалюзи в кухне


Он не мёрзнет? Сейчас очень холодно на улице


Конечно, мёрзнет, ты же видишь, что там творится, какой ветер


Сейчас дождь начнётся, сказала я, и голос дрогнул, поскользнувшись на этом слове


Какое мне дело до дождя, чёрт возьми, пусть попросит прощения!


Я даже отпрянула. Будто яростный лай с укусом вместе. Почему же ты не заберёшь его в дом и не поговоришь с ним?


Потому что мы так решили, было принято решение, поняла?


Нет, я не понимаю… Я вдруг начала подозревать, что действительно ничего не понимаю


Я уже сказал ему, что он сможет войти, только попросив прощения!


Прощения за что? Всякий раз, когда он кричал, мне казалось, что он меня бьёт


Ты что, ничего не слышала из того, что я тебе говорил?


Он творит со мной такое, чего я никому не позволяю. Но он же ребёнок, ему всего пять лет!


Почти с половиной, и он очень сильный, у него железный характер, а я разулся и рубашку снял


Не поняла. Что ты сделал?


Чтобы у меня не было никакого преимущества перед ним


Он босиком и без рубашки?


Нет, я имею в виду, что на улице холодно, и пусть мы будем в равных условиях, но уступать ему я не намерен


Ты не можешь держать его там весь день, что говорит Майя — то есть, твоя жена


Жены здесь нет, — она сказала «Майя». — Она вернётся поздно, вечером. Сделай одолжение, забудь на минутку о причинах и объяснениях, потому что мне уже пора идти на работу, а он и не думает уступать


Я вдруг перестала к нему стремиться, наверное, он отдалился на безнадёжное расстояние. Напряжение отпустило меня, и я смогла спросить себя, действительно ли я хочу к нему


Кажется, мне наконец-то удалось её шокировать и прервать эту педагогическую консультацию, до неё дошло, что здесь происходит


Ты хочешь его перевоспитать или сломить? Я не собиралась кричать, у меня вырвалось


Я кое-что вспомнил и рассмеялся вслух, пусть знает, о чём я думаю


Детский уголок Дон Жуана, подумала я, как же ему удалось снова меня поймать, даже не замечая того, как бы между прочим


Послушай, давай забудем об этом. Я совершил ужасную ошибку, позвонив ей. Вот так взять и втянуть её в свою мерзость, больше ни слова, замолчи! Да, я действительно считаю, что нужно сломить его раз и навсегда, иначе он никогда не перевоспитается


Не думаю, что нужно ломать кого-то, чтобы


Нужно, нужно. Молчи, попытайся хотя бы скрыть, какое ты дерьмо. Только так дети и учатся. С какой серьёзной простотой она продолжает со мной спорить, старается быть справедливой вместо того, чтобы прийти сюда и дать мне пинка


Ты сейчас сам ведёшь себя как ребёнок, Яир. У него даже голос сделался тонким и звенящим, я не знала, что делать, мне хотелось помочь ребёнку, ибо я уже поняла, что ситуация гораздо серьёзнее, чем я думала, как естественно я в первый раз назвала его по имени


«Яир» с ударением на последнем слоге, кто ещё зовёт меня с таким учительским произношением. Вот послушай, я даю ему последний шанс, послушай, как ему на меня наплевать


Была тишина, я услышала шаги. Он идёт босыми ступнями по полу, подумала я, и вспомнила: «поразительно маленькие ступни» Майи и, конечно: «слишком маленькая опора, чтобы выдержать на себе двух взрослых и ребёнка». Я не понимала, что именно должна услышать. И тогда он закричал высоким напряжённым голосом


Если кто-то хочет войти в дом, пусть вежливо постучит в дверь и извинится, мы его простим и сразу же пойдём в садик, потому что все его друзья уже давно там


Опять стало тихо, потом он лихорадочно зашептал мне в трубку, эта секретность была смешна и немного пугала


Ты видишь, он не сдвинулся с места! Он мне не отвечает! Ты должна видеть его лицо! Он и не думает сдаваться


Так уступи ему ты! Закричала я, утратив контроль над собой.


Я ему не поддамся, я не поддаюсь на вымогательство! Ты поддался однажды и всю жизнь теперь


Он в панике, меня бросило в пот, я здесь, а они оба там, и его жена на пути в Цфат, и что вообще можно


Мечусь с трубкой по комнате и кричу ей, как об стенку горох. Не понимаю, зачем я ей позвонил, я же не собирался ей звонить


Яир, ты меня слышишь? Послушай минутку, приди в себя и посмотри, что ты с ним делаешь


Я ему только хорошее делаю, он попросит прощения как миленький и тогда войдёт, и мы помиримся


Он заболеет


Так пусть заболеет один раз, не страшно


Он заболеет, а ты будешь из-за этого страдать


Двадцать раз в году он болеет из-за микробов, а сейчас заболеет по уважительной причине, сегодня от ангины не умирают


Ты поступаешь с ним жестоко


Будь добра, позволь мне разрешить этот спор по-своему


…и бросил трубку. Я задохнулась от возмущения, он всегда так со мной поступает, почему я позволяю ему собой помыкать


Я позвонил на работу сообщить, что немного опаздываю, и попросил не начинать совещание без меня, а пока говорил, взглянул в окно и увидел, что он дрожит. Весь съёжился и переступает с ноги на ногу. Тогда я — у меня не оставалось выхода — снял майку и носки, это будет долгая, но справедливая битва


Совершенно лишившись сил, я опустилась в кресло Амоса. Попыталась успокоиться, но думала только об одном: а вдруг он исчез и больше не вернётся, потому что я видела его испорченность и его позор


Посмотрев снова, я не увидел этого маленького дурака у двери — он стоял согнувшись посреди дорожки у ворот разглядывая какую-то чёрную опрокинутую букашку


Сейчас мне нужно с ним расстаться. Но ребёнок, подумала я и вдруг ощутила странную слабость и головокружение, сердце заколотилось со страшной силой — это что-то новое в его репертуаре. Я несколько раз бессмысленно повторила вслух: ребёнок? Ребёнок?


Только не смотреть на него — это ослабляет меня в борьбе с ним, в конце разговора она просто кричала на меня


Я глубоко вздохнула и сосредоточилась: я не могу бросить ребёнка на произвол его гнева. И опять у меня перехватило дыхание на слове ребёнок


А уже минуту спустя я возвращаюсь к окну, и что я вижу? Высокий старик довольно сомнительной внешности, да ещё и в длинном плаще, стоит рядом с Идо


Я снова и снова повторила: ребёнок. Слово было новым, у него был незнакомый вкус, и каждый раз, произнося его, я чувствовала прилив сил, и вдруг мне пришло в голову что-то, от чего я перестала дышать


А вдруг старик уже успел что-то с ним сделать. Я услышал, как он спросил Идо: «Ты маленький Эйнгорн?», а Идо только смотрел на него, наверное уже плохо соображая от холода


Это невозможно, как, и почему сейчас, когда я занята совсем другим


Старик наклонился к нему и спросил, дома ли папа или мама, а Идо только смотрел


Подойдя к календарю в кухне, я считала дни, но в голову ничего не шло, слова рассыпались, как разорванные бусы. Сосчитала ещё раз, считала на пальцах, получалось одно и то же. Я села и начала дрожать


Старик спросил, что он делает тут на улице, а Идо только смотрел на него, и я почувствовал, что старик считает его дебилом


Я встала, чтобы позвонить Амосу, и упала обратно в кресло. Пыталась понять, что я чувствую, но не было ничего кроме маленького, но очень решительного знания, говорившего мне, что я ошибаюсь


Старик пошарил в кармане, я кинулся к двери, распахнул её и спросил, в чём дело, уважаемый


Успокойся, сказала я себе, и немедленно все сигналы, посылаемые телом в последние недели, вся эта внутренняя суматоха, изменения, вкус кофе, но я же уже несколько месяцев не лечилась, этого не может быть, чтобы после стольких лет страданий и мучений вдруг


Старик немного испугался — я был раздет и казался готовым к драке — и сказал с улыбкой, всё в порядке, я только принёс письмо из мэрии, которое по ошибке доставили нам


И тут я наконец вспомнила о Яире и ребёнке и поняла, что я обязана держать себя в руках и всё отложить, пока Яир не впустит ребёнка в дом


Старик протянул письмо, но вместо того, чтобы убраться, заинтересовался ситуацией и сказал со значением, как бы для Идо, что маленькие дети могут заболеть воспалением лёгких, стоя так на улице


Сосредоточившись изо всех сил, я думала о бедном ребёнке, бедном ребёнке, бедном ребёнке, над которым в эту минуту занесено остриё вращающегося меча, и понимала, как он несчастен, и как от этого несчастен Яир


Я ответил старику, но тоже глядя на Идо, что как только «маленький ребёнок» попросит прощения, ему разрешат вернуться в дом после того бардака, который он нам тут устроил


Я вспомнила, как он читает ему перед сном, с какой нежностью он о нём писал, как я всегда чувствовала, что он лучше умеет быть отцом, чем я матерью, именно потому, что Идо здоровый ребёнок, да, потому что у него больше точек соприкосновения с душой своего ребёнка


Идо сжался от незнакомого слова «бардак», как будто я его ударил


А так как я не знала, чем смогу им помочь, то тоже сняла туфли, это было дико и глупо, но в ту минуту казалось вполне логичным, свитер я тоже сняла и осталась в тонкой блузке, каждое прикосновение к собственному телу было новым и радовало, но ещё и пугало, будто я разворачиваю подарок, который мне пока не принадлежит


Старик отступил на шаг и недоумённо хмыкнул, а я сверлил его взглядом до тех пор, пока он не убрался со двора


В доме было холодно, но я не стала топить печь. Я подумала, что теперь заболею. Теперь мы с Идо заболеем. Теперь я, Идо и Яир заболеем одной и той же болезнью


Я быстро развернулся, вошёл, хлопнув дверью, и немедленно бросился к окну


Но я же должна быть здорова теперь, здорова


Я увидел, как Идо осторожно разжимает ладонь, а в ней — красная конфета, которую этот старый хрыч таки сумел ему сунуть


И тогда я наконец-то решилась в первый раз произнести вслух эту мысль, полностью, во всей полноте двух её слов, таких чудесных и пугающих


Где же она, чёрт побери, где она


И, не в силах больше сдерживаться, я начала набирать номер, но, увидев, что пальцы дрожат, прекратила. И ещё я поняла, почему кольцо мне жмёт, и мне стало так легко


Почему же она не звонит сейчас, когда она нужна


А он после первого же гудка бросился к телефону и крикнул «Да?!». Громко крикнул. Я сказала, что это я, и он замолчал, будто прокладывал путь у себя в голове, вспоминая, кто я такая. И я тоже вдруг забыла, что хотела ему сказать, я опять назвала своё имя, и даже моё имя показалось мне новым и полным, полным жизни, а Яир растерянно сказал: «Ах, да, ты», и тут же быстро заговорил жалобным голосом


Посмотри, какой он упрямец, он не сдаётся, пойми, я был прав, когда сказал, что это война, но ты увидишь, на этот раз я его согну, и он больше не будет


Его голос исказился до неузнаваемости, стал тонким от обиды и гнева. Я чувствовала, как голос всё больше отдаляется от меня, пятится, тянется к своим корням. А почему, скажи мне, ты должен его согнуть


«Почему», «почему», потому что иначе он почувствует себя победителем, а он должен знать, что у нас пока ещё осталась пара-тройка принципов, и что отец сильнее ребёнка, это ему необходимо


Но ты же мучаешь его, это форменное издевательство… От напряжения и волнения у меня стучало в висках. Мы повторяли друг другу одни и те же фразы, не в силах вырваться из этой западни


Поверь, мне это тоже нелегко, но я не собираюсь уступать, я уже посвятил этому половину рабочего дня, и нет смысла отказываться от того, что уже


Я была так растеряна, что спросила — это было так глупо — зачем же он мне позвонил


Потому что я… Я не знал, что сказать, действительно, почему я позвонил именно ей? Потому что ты разбираешься в детях, у тебя есть сын, и я просто хотел с тобой посоветоваться. Но ещё и…


Он не сказал «Потому…


…потому что ты мать


И эти четыре простых слова порхали во мне, на меня накатила волна, и я чуть не расплакалась, но в ту минуту нельзя было расклеиваться, и, чтобы удержаться, я изо всех сил вцепилась в мысли об Анне, как бы я хотела, чтобы она оказалась сейчас здесь, как всё изменится для всех нас, как воспримет это Йохай, поймёт ли он, что между нами всё останется по-прежнему, и я подумала, этот ребёнок должен быть здоровым, господи, мне необходим совершенно здоровый ребёнок, и прежде всего я должна позвонить Амосу, нет, о таком не говорят по телефону, я попрошу его вернуться домой и расскажу, секундочку… Тишина… Подумай


Мирьям? Куда ты пропала? Ты слышишь, Мирьям?


Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я напрягла голос, как в классе, чтобы перекрыть бурю голосов в своей голове, и сказала, Яир, открой дверь и позволь ему войти, обними его, одень и приготовь ему горячее какао


Нет, нет, ты ничего не понимаешь, ты, у вас, все ваши методы


Что значит «наши методы»? Я вскипела, что он может знать о «наших методах»? Я представила себе, какими он нас видит, и насколько наш дом и мы, как супруги, кажемся ему ненастоящими, идеалистами, лишёнными всего того, что он называет «закономерностью», со всеми её кровавыми битвами, и, собрав остатки сил, я сказала, что можно заставить ребёнка извиниться, но это же не имеет никакого смысла


Нет, нет, что ты вмешиваешься, кто просил тебя вмешиваться и устраивать мне психоанализ


Ты мне позвонил, закричала я и тут же раскаялась


Сожалею об этом. Хватит, забудь. Я не звонил. Это была минутная слабость, я совсем не хочу тебя втягивать, извини меня. Я совсем не собирался с тобой говорить. И за то, что я лгу тебе сейчас, подумал я, тоже извини


Но ты меня уже втянул. Я уже часть этого, Яир, ты не можешь сейчас исчезнуть! Я кричала и думала, что уже много лет в нашем доме не слышно было крика. От крика у меня слегка закружилась голова, и я подумала, что всё может сейчас и закончиться, во время разговора с ним это и случится


Прекрати повторять моё имя


Может, мне хочется, чтобы ты вспомнил, кто ты


Я не забыл. Я держу ситуацию под контролем и буду действовать так, как это требуется


Он продолжал болтать со смесью надменности и страха, и меня не покидала мысль, что я тоже в чём-то виновата, что он изо всех сил толкает себя в бездну, чтобы оттуда призвать меня на помощь, вынудить меня его спасти


Мне надоели её вопли, я представлял её менее хрупкой. Не прерывая разговора, я отрезал себе толстый ломоть хлеба и намазал его маслом. Уложил сверху ломтик помидора, посыпал солью и иссопом и приготовился перекусить. Что же мне, голодным из-за него оставаться?! Я охотно объяснил ей, что ничего против него не имею, я даже уважаю его за стойкость, сказать по правде, было страшновато увидеть такое упорство в этом пацанёнке пяти с половиной лет


А тебе тридцать три, без особой надежды вспомнила я. Я начала понимать, что, воюя с ребёнком, он в то же время ополчается и против меня, и всякий раз, умоляя пощадить ребёнка, я тем самым приношу ему вред, всё больше натравляя на него Яира


Но тут я случайно взглянул в окно, и у меня пропал аппетит. Выбросив бутерброд в мусорное ведро, я мысленно закричал ему, чтобы уступил в конце-то концов, пусть сделает три шага и постучит в эту чёртову дверь, что он мне тут разыгрывает оскорблённую честь


Мне показалось, что я слышу далёкие раскаты грома, похолодало, я вся покрылась гусиной кожей и пробормотала ему: «Но ты же любишь своего ребёнка, ты же его любишь».


В эту минуту он и упал. Одна нога подогнулась под ним, но он сразу же вскочил и потащился к плетёному креслу качалке во дворе


Господи, подумала я, великий Боже, оставь все свои дела и сделай так, чтобы там у них всё закончилось хорошо


Он улёгся поперёк кресла, голова свесилась с одной стороны, а ноги с другой, а глаза открыты и смотрят на высохший лимон, завалявшийся в траве с лета


Наверное, из-за того, что я на минутку умолкла, он снова бросил трубку. Не говоря ни слова, не придав этому никакого значения, будто совсем про меня забыл. Я снова опустилась в кресло и опять сосчитала по пальцам дни. Я подумала, что, как только будет минута покоя, нужно всё привести в порядок, но покоя не было


В голове, как на закрытом просмотре, кто-то прокручивает мне всю картину: Идо на улице и меня, подсматривающего за ним, всё это повторяется без всякой надежды, лысеющий мужчина склоняется к щели в жалюзи посмотреть на собственную порнографию


Я сразу же, не давая себе времени на сомнения, набрала его номер. Это безумие, подумала я, что восемь месяцев я не решалась ему позвонить. А сейчас — уже третий раз за одно утро


У меня посинела кожа на руках, и я понял, что надо спешить, времени у меня оставалось не много — мне известны симптомы, я раскрыл все окна, по дому пронёсся порыв холодного ветра, я постоял, снова и снова ощущая его режущие удары, потом подбежал к окну и увидел, что он встал и сделал несколько шагов вперёд, вернулся назад и остановился в растерянности


При всей абсурдности ситуации, при всей моей растерянности и угнетённости, я почувствовала особую радость, будто у нас с Яиром вошли в обыкновение утренние беседы


Он ухватился рукой за свой стручок и сжал его, оглядываясь по сторонам с рвущим мне сердце отчаянием


Воздух вдруг сделался чистым и натянутым, и ветер внезапно прекратился, ни один листик не шевелился, и я подумала, ну вот и он


Сейчас он уступит, у него не будет выхода, ему нужно в туалет по малой нужде, и покончим с этим, наконец. И он действительно начал переступать стиснутыми ногами в сторону двери, остановился перед ней, но не постучал. Я мысленно сосчитал до пятидесяти и открыл глаза — он так и стоял с опущенной головой против двери и не стучал, и не стучал


Дождь, первый


Я вдруг вспомнил, как Майя когда-то просила научить её, как укладывать мальчику пипку в пелёнке — вверх или вниз… Попроси прощения, заорал я и вонзился зубами в собственный кулак


Первые неуверенные капли на листьях лимона. А теперь — на жимолости. На жасмине. Вот и бугенвиллея намокла. С листьев смывается пыль. Тяжёлые капли на оконном стекле


Следы зубов на кулаке и капли крови слегка испугали меня


И сразу усилился, наполнился, зашумел, будто всё, что собиралось на небе с начала осени, всё это воздержание


Я видел, как Идо поднимает голову, удивлённо озираясь, протягивает руку к небу, и не понимал его движений, это было похоже на танец, он казался счастливым, и я подумал, что он сходит с ума


Я открыла большое окно и в комнату ворвались все запахи дождя: запах земли под дождём, и травы под дождём, и деревьев в дожде. Запахи этого дождя и всех прошлых дождей. Запах Анечкиного дыхания под дождём сквозь вязанные шапочки, когда мы были детьми


Это дождь, смотри-ка, дождь! Как же я оставлю его под дождём


Приятные запахи долетали из дальних курятников и из соседской конюшни. Всё вдруг стало издавать запахи рождения детёнышей. И даже Иерусалимский лес зазеленел, умытый молочным туманом


А он стоит себе под струями воды и не делает попыток спрятаться, может быть, ему это даже нравится, может он понимает, что теперь я буду вынужден уступить


Вот он — миг, которого я боялась несколько месяцев, вот изобилие, с которым он воевал


Я вдруг сообразил, что это не просто дождь, что это тот самый дождь, кто мог представить, что всё так закончится, я же собирался бежать, умываясь дождём, кричать её имя и навсегда расстаться с ней в дожде и слезах, а вместо этого я прячусь от своего ребёнка за жалюзи


Дом дрожал от ударов ливня, это была необыкновенно сильная для первого дождя гроза с раскатами грома, молниями и внезапной темнотой, опустившейся на долину, оставив просвет для двух-трёх лучей света, рассекающих её, как пальцы руки, и я подумала, что всё будет хорошо. Дождь пришёл


В насквозь мокрых от дождя, а может, и от мочи, штанах он не переставая танцевал и прыгал, протягивая руки к небу, словно не чувствуя, как ему холодно и мокро и как страшно сейчас оставаться на улице, намокшие волосы облепили ему всё лицо, а он танцевал


Я почувствовала ничем не объяснимое облегчение. Моя детская вера в дождь. А вдруг будет радуга — особый подарок мне. Какой я буду, когда зима закончится


Я носился по дому как угорелый и бился головой об стенку. Телефон зазвонил, я знал, что это она, и не ответил, что я ей скажу


Меня снова захлестнуло давешнее чудесное озарение, всё моё тело пропиталось им, его благодатной тяжестью, и снова, как раньше, мне всё ещё трудно было его осознать, вынести вместе с тем, что происходит с Яиром и ребёнком


Я и брюки снял, чтобы у меня совсем уж не осталось перед ним никакого преимущества, и бегал в трусах перед открытыми окнами, чувствуя, что, кажется, схожу с ума


Я звонила минут пять, но он не ответил. Может быть, он уже отвёз ребёнка в садик, но я знала, что это не так. Я чувствовала, что он продолжает взывать ко мне, глубина его исступления пронзала меня даже на расстоянии


Эта маленький паршивец меня доконал. Я совсем потерялся, во мне развинтился весь механизм отцовства — то единственное, что я хорошо умею


Гроза разбушевалась вовсю. Пальцы света собрались в тонкий одинокий лучик и спрятались за облаками, в разгар дня наступила вечерняя тьма, и меня вдруг охватил страх. Я увидела ребёнка, выброшенного на улицу, раздетого и замёрзшего. Позвонила в Гиват-Шауль заказать такси, там ответили, что из-за дождя это займёт не меньше часа


Как одурманенный пошёл я в его комнату, лёг в его кровать и устроился среди медведей, обезьян и львов


Не думай, сказала я себе, подчинись своим чувствам. Я оделась и вышла под дождь. Моментально промокла насквозь. Не стала задерживаться, чтобы надеть что-то понаряднее, не причесалась, ни помады, ничего… Пусть не думает, что я


Накрывшись с головой его одеялом, я громко закричал, чтобы он попросил прощения и зашёл наконец в дом, кровь из моей руки испачкала простыню, и я снова укусил


Старая «мини-майнор» стояла под навесом, я на мгновение заколебалась и подумала, что лучше не надо. Слишком много лет я не водила машину, а сейчас не лучшее время, чтобы снова начать, да и прав у меня нет, я их в этом году даже не обновила


Мне вдруг показалось, что он говорит там, на улице, и я испугался, что старый извращенец вернулся и, возможно, привёл полицию


Спутанные чувства обуревают меня, и опять в моей растерянности и подавленности плещутся проблески новых слов: я беременна, и во мне возникает новое и огромное жизненное пространство, будто бы я спрашиваю, а тело отвечает мне «да», тело отвечает «да»


Но он разговаривал всего лишь со сморщенным лимоном, рассказывал ему, что мы говорим, будто он нарочно всё делает медленно, а потом отвечал себе за лимон, у него ещё хватает сил на представления, я подумал, хоть бы Мирьям позвонила, и телефон зазвонил, я рванул трубку и собрался выплеснуть на неё всё, что давно копилось в душе против неё, против неё и её прекраснодушного Амоса, они никогда не попали бы в такое положение с ребёнком, они будут сидеть и разговаривать, тихо и разумно, придумают вместе какой-нибудь приемлемый компромисс


Ты ничего не понимаешь


Но это оказалась Майя, которая приехала в Цфат и не нашла меня на работе, она была на грани истерики, когда услышала, ей не приходило в голову, что он всё ещё там


Нет, это совсем неподходящее время, чтобы вспоминать навыки вождения, такой ливень, а я так взвинчена, семь лет не водила машину (почему-то это вдруг показалось мне таким нереальным — страх, что могу на кого-то наехать, и жизни мне после этого не будет, и тяжкое бремя обрушится на Амоса), но именно в моём положении и стоит начинать, моё положение, у меня вдруг появилось «положение»…


Ну, я и выплеснул на неё всё, что во мне накопилось. Она же тоже несёт какую-то ответственность за то, что здесь происходит, мы же вместе приняли утром такое решение, только всегда в конце концов мне приходится его наказывать, а она остаётся чистенькой, он же мне этого никогда не забудет, я уже сейчас предстаю перед судом его маленькой истории, как он будет меня ненавидеть за это утро


Под проливным дождём я поспешила к выезду из посёлка, мне нельзя сейчас бежать, и я поклялась, что, как только эта история с Яиром и Идо закончится, я буду беречься. Эх, нету Анны! Она сказала бы мне по-польски, что я сейчас должна быть осторожна вдвойне, как же я до сих пор не позвонила Амосу, но мимо ворот не ехала ни одна машина, и не было ни души


И она ещё морочит мне голову из Цфата и повторяет все декламации Мирьям, что не нужно его ломать, что он ещё ребёнок, и что я сам веду себя как ребёнок


Стою там под дождём, такая несчастная, и смеюсь над собой, это только со мной такое могло случиться — я позволила так увлечь в себя эту историю, так была предана другому человеку, что не заметила явных сигналов, посылаемых мне моим телом


Я чуть не взорвался от того, что они обе словно сговорились, как меня отчитать с высоты своего судейского кресла


Я была как мокрая тряпка и выглядела не лучше, и только надеялась, что все эти волнения мне не повредят. Я всё время пыталась поддержать себя мыслями о ребёнке там, на улице, отгоняя мысли о собственной слепоте и о беременности, которая подкралась, когда я совсем и не думала


Всё прекрасно, оборвал я Майю, но Идо — мужчина, он прекрасно понимает правила этой небольшой борьбы, понимает лучше, чем ты можешь себе представить, она же росла в тепличных условиях, она не получила от своих родителей ни одной пощёчины, но я и не ожидал, что она поймёт, ни одна из вас не способна понять


Видя, что никто не спешит помочь мне выбраться из Бейт-Заита, я вернулась домой и встала под навесом. Если не сделаю этого, грош мне цена


Не прерывая разговора с ней, я подбегаю к окну и вижу, что он снова лежит на кресле. Съёжился, разговаривает сам с собой и удивительно спокойно играет длинным прутиком в потоках воды, текущих под креслом, а я было подумал, что он уже заснул от холода или умер


Старая «мини» завелась сразу. И даже полбака бензина в ней было. Амос, Амос, второго такого нет! Как же мне, растяпе, везёт


Я швырнул трубку, оборвав Майю на полуслове, и помчался на улицу, по дороге схватил со стиральной машины одеяло и укрыл его, он на меня даже не взглянул, я позвал его, он не ответил, тогда я сел рядом с креслом прямо в воду, посмотрел на него и мысленно произнёс: попроси прощения


У меня промелькнула странная мысль, что сейчас я нуждаюсь в них обоих. В Амосе и Яире. И что Яир обязан будет со мной остаться, он уже не сможет отречься


И свою глупость я тоже хочу отдать тебе сейчас, и восторженность, и трусость, и вероломство, и сердечную скупость, но и те немногие хорошие качества, что есть во мне. Пусть перемешаются с твоими: мой страх соединится с твоим, и поражение, на которое мы сами себя обрекли, и обрекаем вновь и вновь, поправь меня, если я ошибаюсь, поправь меня


Будь со мной, оживи меня, скажи мне: «Свети»


Что же я ей дал, одни слова, а что могут слова


Вероятно, иногда они всё же могут, бывают же минуты, когда небеса благосклонно распахиваются над землёй


Я стал подталкивать его кресло под выступ над окном, чтобы мой мальчик больше не мок. Дождь лил на меня, и я моментально замёрз, а Идо посмотрел на меня из-под одеяла, и я испугался, что его зрачки затянулись туманом


Я медленно вела машину по внутреннему кругу, моля, чтобы никто не ехал мне навстречу. Я решила не думать о том, что нужно делать, и позволить инстинктам управлять собой — я вдруг поверила в свой инстинкт


Не знаю, что мешало ему меня узнать — его полусонное состояние или мой вид, но я увидел, как напряглось его тело…


Какая удача, что две недели назад, я поехала однажды вечером посмотреть, где он живёт, улицу и дом, и весь путь от меня к нему


…будто готовясь принять от меня удар, а ведь я ни разу не поднял на него руку, я же всё-таки не мой отец


Я ехала внутри мощных потоков воды и думала, что иногда Яир кажется мне ложечкой, преломляющейся в стакане с чаем


Я надеялся, что он не видит, как у меня дрожит лицо, это всегда бывает на холоде, мне нельзя находиться на холоде


Дождь хлестал по стеклу, никогда не видела Иерусалим таким, таким наклонным под дождём


Он приподнялся с кресла и увидел, что я в одних трусах. И тогда он спросил, а я не поверил своим ушам, можно ли и ему тоже, может ли он тоже раздеться


Я мысленно говорила с ребёнком, с Идо, я сказала ему, держись


Я глубоко вздохнул и, собрав остатки мыслей, тихо сказал, что до сих пор он, наверное, меня не понимал, он так глуп, что не понимает простых слов, но, если он встанет, а я ему даже помогу, мы вместе подойдём к двери и вместе постучим и даже вместе попросим прощения


Всё это время я с ужасающей ясностью понимала, что не будь этот день «последним днём» ничего этого не произошло бы


У меня уже не было выбора, он, конечно, и слушать не желал о том, чтоб извиниться, и я подумал, что мне ни минуты нельзя оставаться рядом с ним, потому что я не знаю, что могу с ним сделать, я встал и вернулся к дому, прислонился к двери и увидел, что подо мной мгновенно натекла лужица


Когда же это началось, когда это могло произойти, может, когда он писал мой дневник в Тель-Авиве


Издали, от двери, я объяснял ему, что он ошибается, если думает, что мама придёт ему на помощь, мама в Цфате, вернётся вечером, и сейчас мы с ним только вдвоём, без мамы


Или в тот день, когда он написал мне своё имя? И как же «это» перенесло весь период его молчания и уцелело


Но он не отвечал, чувствуя, что этим ломает меня ещё сильнее, я спросил, понимает ли он, что я говорю, и есть ли у него силы дойти от кресла к двери, чтобы постучать, расстояние вдруг показалось мне огромным


А может быть только после того, как я начала переписывать его письма, и наши слова перемешались? Или, когда я начала вести дневник?


Я медленно сполз по двери и сел. Спокойно и рассудительно я объяснял ему, что мы должны помочь друг другу, потому что всё осложнилось, я потом объясню тебе, как это происходит, когда нибудь я тебе объясню, ты даже будешь мне благодарен, что я не уступил


Я увидела себя во внутреннем зеркале, мокрую и облезлую с красным носом, как всегда бывает со мной на холоде. Я думала, что он обо мне подумает, и что он всё-таки так молод


Он спустился с кресла и лёг на землю передо мной, нарочно лёг в воду, нарочно повернулся ко мне спиной и опять свернулся калачиком, он не двигался, а мне уже не было холодно, я подумал, как странно, что я ничего не чувствую, только бы он не умер у меня на глазах


Мне было жаль ребёнка, который по детски оплачивает счета, о которых даже не знает


Как я ни старался, не мог понять, почему этот кошмар происходит в нашей семье, и как же никто не видит и не слышит, что здесь происходит, где соседи, где люди


Я побежала, ступеньки


Было странно видеть падающие на тело капли и не чувствовать их, а дождь всё лил и вода затекла в дом, уже не было ни «снаружи», ни «внутри», и видя, что я уже ничего не понимаю, я закрыл глаза и перестал


С середины ведущей вниз лестницы я увидела их обоих, Яира и ребёнка. Их разделяло шага три, не больше. Они лежали в воде в маленьком дворике, отогнувшись друг от друга под страшным углом. Как два сломанных гвоздя. Яир был голый и синий от холода. Его рёбра выпирали и почти не шевелились, а глаза были крепко зажмурены. Идо лежал рядом с плетёным креслом, укрытый одеялом, я, помню, даже удивилась, что он укутан и защищён. Дождь лупил по стене, и брызги летели на Яира и меня. Я подумала: в конце, как и в начале, мы встречаемся в воде, всё, как в той истории, которую он о нас сочинил.

Он приоткрыл глаза, взглянул на меня и резко закжмурился. Я увидела, что ресницы его дрожат, и услышала плач, какого никогда не слышала у взрослого человека, он повторял моё имя снова и снова. И ещё я помню, что прежде, чем поспешить к ребёнку, прежде чем дотронуться до Яира, я взглянула на их руки, руки Яира и ребёнка. Они были синими и прозрачными от холода, и поразительно похожими. У обоих были красивые длинные пальцы, длинные, тонкие и хрупкие.

Загрузка...