Букет из народных преданий

Умерла девица во цвете лет,

словно бы розы увянул цвет;

словно бы розы цвет нераскрытый; —

тяжко лежать ей, в земле зарытой!

«Не погребайте меня на кладбище,

там вдов и сирот плачи и кличи,

горькие слезы вечно струятся:

станут на сердце мне проливаться.

Похороните меня среди леса,

там надо мною зеленой завесой

вырастет вереск, петь будут птицы:

станет душа моя веселиться».

Году единого не миновало,

могила вереском зарастала;

третьего года не проходило,

редкостный цвет расцветал на могиле.

Белая лилия — видевшим взорам

сердце тревожит странным укором;

всем, кто вдыхал ее благоуханье, —

жаркое в сердце вселялось желанье.

«Гей, моя челядь! Седло вороному!

Хочется в лес мне, в зеленую дрему,^{18}

время охоты, — под шумные ели,

мнится мне знатная дичь на прицеле!»

Ух, как залаяли гончие звонко!

Ров ли, ограда ль, гоп, гоп! — вперегонку:

пан наготове — ружье только грянь,

вдруг промелькнула белая лань.

«Эге-ге-ге, моя милая, стой,

не защитит тебя ельник густой!»

Мушка на цели, взведен курок —

глядь пред ним — лилии белой цветок.

Смотрит на лилию пан в изумленьи,

ружье опускает, сердце в смущеньи;

страсти ль волна ему дух занимает,

благоухание ль, — кто разгадает?

«Верный мой егерь[25], услуг не забуду:

выкопай лилию эту отсюда,

чтобы в саду под окошком цвела;

жизнь мне теперь без нее не мила!

Верный мой егерь, ближний из свиты,

лилию ту береги и храни ты,

ночью и днем не смыкая очей;

дивною силой прикован я к ней!»

Ходит слуга за ней день и другой;

пан зачарован ее белизной.

Третья луна над усадьбой стоит,

егерь будить господина спешит.

«Встань, господин мой! Сомнения нет:

по саду движется лилии цвет;

дивное дело, не медли скорей

лилии голос услышать твоей!»

«Цвесть мне недолго печальной красой, -

со мглой над рекой, с росой полевой

солнечный вспыхнет над миром багрец,—

вместе со мглой и росой мне — конец!»

«Нет, не конец, я клянусь тебе в том;

с солнечным ты не исчезнешь лучом:

я огражу тебя крепкой стеной,

стань только милой моею женой».

Вышла она за него; и была

счастлива, даже сынка родила.

Пиршеством пан отмечает тот час;

вдруг королевский приходит приказ.

«Верный мой подданный! — пишет король,

завтра на службу явиться изволь;

каждый, кто верен мне, должен здесь быть,

все остальные дела отложить».

Грустно прощался пан с милой женой,

смутно томимый нависшей бедой.

«Если тебя не могу я хранить,

матушку буду усердно просить».

Плохо ту просьбу исполнила мать

и не хотела жену охранять;

крышу раскрыла — там солнце и синь:

«Сгинь, полуночница, сгинь, ведьма, сгинь!»

Выполнив службу, пан едет назад;

вести лихие навстречу летят:

«Бедный младенец твой умер, зачах,

белая лилия сникла в лучах!»

«Матушка, матушка, злая змея!

В чем провинилась супруга моя?

Все ты сгубила, чем жил я любя,

дай бог, чтоб свет помрачнел для тебя!»