Букварь

Щур

Собственно, слово "щур" в переводе со старославянского языка обозначает не что иное,

как "предок". Именно это, — а также перевод слова "скнипа", — хорошо запоминают

студенты филологического факультета Кишиневского государственного института.

Дело в том, что об этих двух словах им постоянно талдычит преподаватель

старославянской литературы, моложавый мужчина с аккуратной бородой.

— К черту "Слово о полку Игореве", — радостно объявляет он первокурсникам на

первом же занятии, и бросает портфель на кафедру, — давайте лучше о "скнипе".

Преподавателя обожают студентки. Он хорошо выглядит, умен, раскован, и две-три

лекции непременно посвящает истории возникновения ненормативной лексики. А

скнипа, если кто не знает, в переводе со старославянского значит "гнида". Ничего

особенного. При наличии хоть каких-то лингвистических задатков об этом легко

догадаться. Так же, как понять значение слова "щур". Ну, да. Само собой. "Чур меня" -

"чур" это производное. А пращур — это такой далекий щур, что вы его даже и не

помните. Ну, и так далее и тому подобное. У этого слова есть и другие значения.

Украинцы называют щуром стрижа.

На санскрите "щур" значит "герой". На диалекте пермяков "щур" — всего лишь большая

щука, в отличие от "щуренка" — соответственно, маленькой щуки. Я более чем уверен,

что в десятках, а может, и сотнях не сохранившихся до нынешних пор языков, это

слово тоже что-нибудь да значило. Иногда мне даже приходит в голову забавная мысль:

а что, если бы целый язык состоял всего из одного слова, и слово это было "щур", а

значения его менялись в зависимости от интонации, с которой оно произносится. Но

долго думать об этом мне не позволяет Ира, которая идет в ванную, и говорит:

— Чур, не подглядывать!

Само собой, я подглядываю. Удержаться от этого выше моих сил: я даже расковырял

тихонько цемент, сдерживающий один из кирпичей, которыми Ира заложила окно в

ванную. Мы вместе уже полтора года. Толком обнаженной я ее не видел. Раздевается

она на ночь, или в ванной, куда мне вход заказан. Дело в том, что Ира полнее, чем

следовало бы женщине при ее росте, и стесняется своей полноты. Она и в самом деле

полная. Это признаю даже я, человек, который ее любит, и, по идее, должен закрывать

глаза на ее недостатки. Но она полная.

У нее даже чуть свисает с боков.

Все мои попытки убедить ее, что мне нравится ее тело, и ее полнота, — а мне и в самом

деле это нравится, и возбуждает, да и вообще, кому какое дело до моего вкуса, — тонут в

Ире, как чаи для похудания, которыми она обпивается. Еще они отскакивают от нее,

как будто их отбивают специальные пояса, которые Ира заказывает, глядя рекламу по

телевизору. "Купи чудо-пояс! Он ритмично сокращается, разогревая твои мышцы!". Ну,

раз уж я начал перечислять, добавлю абонемент в спортзал, билеты на шейпинг,

специальные таблетки для похудания и ананасы. Ира где-то прочитала, что ананасы

сжигают жир, и на следующий после этого день я отправился в магазин "Метро", где

купил 50 килограммов ананасов. Через неделю мы оба пропахли ананасами, а я даже

тушил с ними мясо. Но пять килограммов все равно скисли и испортились.

Нет, поймите правильно. Она не толстая, и единственное место, где у нее чуть виден

лишний жирок — бока. Все остальное у Ирины очень подтянутое и аппетитное. Ее

жирок, — как бы это поточнее, — ровно распределен по всей поверхности тела. В общем,

это приятная полнота молодой, 24-летней женщины, глядя на которую вы испытываете

легкое головокружение. Ну, а я, глядя на Иру, вообще ощущаю себя глупым котом,

забравшимся в машинку и попавшим в центр огромной центрифуги.

Меня крутит, крутит, и крутит, но в то же время, я не падаю.

Я безумно влюблен в Иру, и ее тело. Быть может, со временем это пройдет. И многие

мне об этом говорили. Это всего лишь сексуальное увлечение, — объясняли мне друзья,

— ты вдруг почувствовал тягу к полным женщинам, и все тут. На это я отвечаю одно.

Если уж я глупый кот, упавший в стиральную машинку, предоставьте мне право ни о

чем, — как такому коту и положено, — не задумываться.

Разумеется, в постели у нас все прекрасно, — если не сказать лучше, — что даже дает

повод соседке с четвертого этажа, что прямо под нами, во время супружеских ссор

приводить нас с Ирой в пример. А соседу — подмигивать всякий раз, когда я выхожу из

дома и сталкиваюсь с ним на лестничной клетке. Мы с Ирой поломали три дивана, и не

собираемся останавливаться на достигнутом: всякий раз, едва я кончаю, мне хочется

начать снова и снова, и я падаю куда-то, лежа на этом приятном, чуть полном, моем

обожаемом теле. Безусловно, я счастлив. Безусловно, есть одно "но".

Она не любит делать это при свете, и она не любит, чтобы я просто смотрел на нее

обнаженную.

Поэтому она, — едва мы съехались, — попросила меня заложить кирпичами окошко в

ванную. Я так и сделал, но один кирпич можно легко вынуть, хоть он с виду и прочно

лежит в гнезде. Я аккуратно вынимаю его, и, не дыша, гляжу на Иру. Она стоит в

ванной, и мылится, чуть повернувшись боком к двери. Даже когда в ванной никого нет,

Ира все равно себя стесняется.

— Бог мой, — однажды я не выдержал, — ну, кого ты стесняешься?! У тебя

потрясающая, слышишь, потрясающа, фигура. И говорю я это тебе не потому, что мы

вместе живем. Это и в самом деле так!

Я искренен. Арабы, снимающие квартиру на втором этаже, с ума сходят, когда видят

Иру. Я с ума схожу, когда вижу Иру. Весь мир с ума сходит, когда видит, — а он видит ее

всегда, поэтому мы живем в таком сумасшедшем мире, — Иру. Но, сколько бы я не

говорил об этом Ире, она отвечает только одно.

— Я стесняюсь.

Когда я поделился этим, — изрядно, признаюсь, выпив, — со своим преподавателем

старославянской литературы, тот выдвинул свою гипотезу. Ее стеснение, — сказал он

мне без утайки, как самому способному и любимому студенту, — никоим образом не

связано с сексуальными мотивами. Тут все дело в глубинном страхе человека

обнажиться: ведь, как считали древние, рядом с нами всегда незримо присутствуют

предки. "Щур". И ходить по дому голым средь бела дня значило нанести предкам

смертельное оскорбление. Чушь собачь, но, вспомнив лицо Иры, когда она была в душе

одна и думала, что рядом никого нет, я решил, — может, преподаватель и прав.

Тем не менее, в просьбе привести к нему Иру — поговорить о ее страхах, — я

преподавателю отказал.

Что ж, мне остается смириться, и подглядывать за ней тайком. И надеяться, что она не

узнает о фокусе с кирпичом. В противном случае Ира может рассердиться. А характер

у нее вспыльчивый, и она может бросить меня после любой, даже пустячной, ссоры. Я,

конечно, этого не хочу.

Чур меня.