Бумага Мэтлока

Глава 13

— И никто не видел, как она ушла?

Гринберг вслед за расстроенным Мэтлоком прошел из передней в гостиную. Из спальни доносился голос Сэма Крессела: он что-то возбужденно кричал в трубку. Мэтлок заметил это, хоть его внимание рассеивалось, расщеплялось.

— Это Сэм? — спросил Мэтлок. — Он знает о Херроне?

— Да. Я позвонил ему после того, как поговорил с вами... Ну а официантки? Вы спросили их?

— Конечно. Но никто из них не мог сказать ничего определенного. Они все были заняты. Одна сказала, что, возможно, Пэт пошла в дамскую комнату. Другая — что она уехала с парочкой, сидевшей за соседним столиком.

— Разве она не должна была пройти мимо вас? Неужели вы бы ее не заметили?

— Не обязательно. Мы сидели в глубине зала. Оттуда на террасу ведут две или три двери. Летом, особенно когда много народу, столики выносят и на террасу.

— Вы уехали на собственной машине? — Естественно.

— И вы не видели, чтобы Пэт шла по дороге или по траве?

— Нет.

— А знакомых в ресторане не было?

— Я не приглядывался. У меня голова была... занята другим.

Мэтлок закурил сигарету. Рука его, державшая спичку, дрожала.

— Если хотите знать мое мнение, то скорее всего она увидела кого-то из знакомых и попросила подбросить ее домой. Такую девушку, как она, не очень-то увезешь, если ей этого не хочется.

— Я знаю. Мне это тоже приходило в голову.

— Вы поссорились?

— Можно сказать, что ссора была на исходе, но не совсем. Возможно, ее разозлил телефонный звонок. Преподавателям старой английской литературы редко звонят в рестораны.

— Простите.

— Да вы-то в чем виноваты? Я говорил вам, что она всегда на пределе. Без конца думает об отце. Попробую позвонить ей домой, когда Сэм освободит телефон.

— Странный он человек. Я ему рассказываю о Херроне, он, само собой, приходит в страшное волнение. Объявляет, что должен конфиденциально поговорить с Силфонтом, идет в спальню и орет так, что его можно услышать в Поукинси.

Мысли Мэтлока тотчас вернулись к Херрону.

— Его смерть, то есть самоубийство, будет самым большим потрясением для университета за последние двадцать лет. Такие люди, как Лукас, просто не умирают. И уж конечно не умирают так...Сэм знает, что я был у Лукаса?

— Знает. Я не мог скрыть это от него. Я сказал ему примерно то, что рассказали мне вы, — конечно вкратце. Он отказывается этому верить.

— Ничего удивительного. Этому нелегко поверить. Итак, что мы будем делать?

— Будем ждать. Рапорт я представил. Двое из лаборатории криминалистики хартфордского бюро сейчас уже там. Кроме того, вызвали местную полицию.

При слове «полиция» Мэтлок неожиданно вспомнил полицейского в коридоре возле корта. Он рассказал об этой встрече Гринбергу, но Гринберг так ничего и не объяснил ему — если, конечно, мог объяснить. Сейчас Мэтлок снова спросил его:

— А как насчет того полицейского в спортивном корпусе?

— Пока все нормально. Полицейские Карлайла имеют право заниматься в спортивном корпусе по утрам три раза в неделю. Это входит в систему отношений между городом и университетом. Так что просто совпадение.

— И вы на этом успокаиваетесь?

— Я ведь сказал — пока. Мы проверяем этого человека. На сегодня ничего, кроме безукоризненного послужного списка.

— Он расист, мерзавец.

— Вы, наверное, удивитесь, но это не преступление. Вспомните Билль о правах.

Из спальни быстро вышел Сэм Крессел. Он ступал подчеркнуто твердо, но сразу чувствовалось, что он до смерти перепуган — не человек, а воплощенный страх. Мэтлоку стало не по себе: такое же помертвевшее лицо было у Лукаса Херрона, когда старик бросился в лес.

— Я слышал, как вы пришли, — сказал Крессел. — Что же нам делать? Что нам делать, черт побери?.. Адриан не верит в эту бредовую историю, как, впрочем, и я. Лукас Херрон! Это же немыслимо!

—Возможно. Но это правда.

— Это потому, что вы так говорите? Откуда вы знаете? Вы ведь не профессионал в этих делах. Насколько я понимаю, Лукас признал, что он помогал одному студенту-наркоману.

— Он... они не студенты.

— Ясно. — Крессел умолк и посмотрел на Мэтлока, затем на Гринберга. — В таком случае я требую, чтобы мне сообщили имена.

— Вы их узнаете, — спокойно сказал Гринберг. — Продолжайте. Я хотел бы услышать, почему Мэтлок ошибается, а вся эта история — бредовая.

— Потому что Лукас Херрон не единственный... не был единственным среди преподавателей, который этим занимался. Многие из нас помогают, как могут!

— Я не совсем вас понимаю. — Гринберг в упор посмотрел на Крессела. — Итак, вы помогаете. Но вы же не кончаете жизнь самоубийством, когда один из ваших коллег узнает об этом.

Сэм Крессел снял очки — вид у него сразу стал задумчивый, печальный.

— Есть еще один аспект, о котором никто из вас не подозревает. Я уже некоторое время об этом знаю, но куда меньше Силфонта... Лукас Херрон был очень больной человек. Прошлым летом ему удалили почку. Другая также была поражена раком, и он знал это. По-видимому, он очень страдал. Жить ему оставалось не долго.

Гринберг внимательно смотрел на Крессела, пока тот надевал очки. Мэтлок нагнулся к кофейному столику и потушил в пепельнице сигарету. Наконец Гринберг заговорил:

— Вы полагаете, что между самоубийством Херрона и визитом к нему Мэтлока нет никакой связи?

— Я ничего не полагаю. Я уверен, что есть какая-то связь... Но вы ведь не знали Лукаса. Вся его жизнь, почти полстолетия, не считая военных лет, прошла в Карлайлском университете. Он целиком посвятил себя университету. Он любил Карлайл больше, чем можно любить женщину или ребенка. Джим говорил вам об этом. И если он вдруг понял, что его мир рушится, разваливается на части, это наверняка причинило ему куда большую боль, чем та физическая пытка, которой подвергалось его тело. Разве можно выбрать лучший момент, чтобы свести счеты с жизнью?

— Черт бы вас побрал! — взорвался Мэтлок. — Вы же говорите, что это я его убил!

— Возможно, — тихо произнес Крессел. — Я просто не думал об этом в таком плане. И Адриан, я уверен, тоже.

— Но именно это вы говорите! Вы говорите, что я, не зная броду, полез в воду и убил его, как если бы сам вскрыл ему вены... Но вы-то там не были. А я был!

— Я вовсе не сказал, что вы, не зная броду, полезли в воду, — мягко заметил Крессел. — Я сказал только, что вы дилетант. Дилетант с наилучшими намерениями. Я думаю, Гринберг меня понял.

Джейсон Гринберг взглянул на Мэтлока.

— Есть старая словацкая пословица: «Когда старики себя убивают, города умирают».

Неожиданно раздался пронзительный телефонный звонок; все трое вздрогнули. Мэтлок снял трубку, затем повернулся к Гринбергу:

— Это вас.

— Благодарю. — Агент взял у Мэтлока трубку. — Гринберг... О'кей. Понимаю. Когда вы будете знать?.. Скорей всего, к тому времени я уже буду в пути. Я вам позвоню. Поговорим потом. — Он положил трубку на рычаг и встал у письменного стал спиной к Мэтлоку и Кресселу.

— В чем дело? — не выдержал декан. — Что случилось?

Гринберг повернулся и посмотрел на них. Мэтлоку показалось, что глаза его стали еще печальнее. Мэтлок уже знал, что это признак беды.

— Мы обращаемся в полицию и в суд за разрешением на вскрытие.

— Зачем?! — закричал, подскочив к агенту, Крессел. — Бога ради, зачем?! Он же покончил самоубийством. Он страшно страдал!.. О Боже! Вы не должны этого делать! Если только это станет известно...

— Все будет шито-крыто.

— Ничего не выйдет, и вы это знаете. Все равно станет известно, и здесь начнется ад кромешный! Я не позволю!

— Вы не можете этому помешать. Даже я не мог бы. Достаточно фактов, указывающих на то, что Херрон не совершал самоубийства. Он был убит. — Гринберг взглянул на Мэтлока и криво усмехнулся. — И не словами.

Крессел спорил, угрожал, снова позвонил Силфонту и наконец, когда увидел, что все это ни к чему, в ярости покинул квартиру Мэтлока.

Не успел Крессел захлопнуть за собой дверь, как снова зазвонил телефон. Гринберг заметил, что это выводит Мэтлока из себя — и не просто выводит из себя, а вызывает тревогу, возможно даже пугает.

— Прошу извинить... Ваша квартира становится сейчас чем-то вроде базы разведывательного отряда. Но не надолго. Может быть, это ваша девушка.

Мэтлок снял трубку, послушал и, повернувшись к Гринбергу, сказал только одно слово:

— Вас.

Гринберг взял трубку, тихо произнес свою фамилию и затем с минуту смотрел прямо перед собой. Мэтлок понаблюдал за Гринбергом, затем прошел на кухню. Ему не хотелось стоять точно идиоту и слушать, как агент получает инструкции.

Когда он снял трубку, голос на другом конце провода произнес:

— Говорят из Вашингтона.

На кухонном столе лежал пустой конверт, в котором ему прислали откровенно лицемерную бумагу из министерства юстиции. Еще одно напоминание о том, что самые мрачные его фантазии постепенно материализуются. Мэтлок начал понимать, что страна, где он вырос, становится чем-то уродливым, несущим разрушение. Это было больше чем политическая манифестация, это было медленное, но всеохватывающее внедрение приспособленческой этики. Коррупция идей. Сильные чувства сменились вспышками раздражения, поверхностными убеждениями и компромиссами. Страна превращалась в нечто совсем не похожее на то, чем, она обещала, должна была стать. Граали оказались пустыми сосудами из-под безвкусного вина, выглядевшими внушительно лишь потому, что их считали священными.

— Я уже поговорил. Может, попробуете позвонить мисс Бэллентайн?

Мэтлок взглянул на Гринберга, стоявшего в проеме кухонной двери. Вот ходячее противоречие — агент ФБР, знаток пословиц и поговорок, притом весьма критически относящийся к системе, на которую он работает.

— Да, да, конечно позвоню.

Гринберг посторонился, пропуская его. Мэтлок прошел в гостиную и остановился.

— Потрясающая пословица: «Когда старики себя убивают, города умирают». — Он повернулся и взглянул на агента. — Самая печальная пословица, какую мне довелось услышать.

— Если вдуматься, ни один настоящий философ не счел бы ее печальной...

— Почему? Она ведь действительно печальная.

— Это истина. А истина не бывает радостной или печальной, хорошей или плохой. Она просто истина.

— Когда-нибудь, Джейсон, мы это обсудим. Мэтлок снял трубку, набрал номер Пэт и услышал длинные гудки. Ответа не было. Мэтлок перебрал в уме нескольких друзей Пэт — звонить им или нет? Когда Пэт злилась или была расстроена, она обычно делала одно из двух. Либо гуляла в одиночестве час-другой, либо ехала с друзьями в Хартфорд. Прошел примерно час. Он подождет еще пятнадцать минут, а потом начнет обзванивать знакомых. Конечно, ему приходило в голову, что ее могли увезти насильно. Но в ресторане было много народу, столики стояли очень близко. Гринберг прав. Если она куда-то и поехала, то по доброй воле.

Гринберг неподвижно стоял возле двери на кухню и наблюдал за Мэтлоком.

— Через четверть часа я снова попытаюсь. А если не будет ответа, позвоню некоторым ее друзьям. Как вы правильно заметили, она девица с характером.

— Надеюсь, вы слеплены не из одного теста.

— То есть?

Гринберг сделал несколько шагов по гостиной и, глядя в глаза Мэтлоку, сказал:

— Вы выходите из игры. Баста. Забудьте про письмо, забудьте про Лоринга, забудьте про меня... Так надо. Мы знаем, что на субботу у вас забронированы места на самолет до Сент-Томаса. Отдыхайте. Так будет намного лучше.

Мэтлок, в свою очередь, посмотрел в упор на агента.

— Любое решение такого рода буду принимать я сам. У меня на совести — добрый славный старик, а у вас в кармане эта вонючая бумажонка. Я ведь ее подписал, помните?

— Вонючая бумажонка больше ничего не значит. Вашингтон хочет, чтобы вы вышли из игры. И вы выйдете из игры.

— Почему?

— Из-за доброго славного старика. Если его действительно убили, то и вас могут убить. А если это случится, следствие может затребовать кое-какие протоколы, а кое-какие люди, которые возражали против вашего участия в операции, могут сообщить об этом прессе. Вас втянули. Да вы и сами знаете.

— Ну и что?

— Боссы в министерстве не желают, чтобы их называли палачами.

— Понятно. — Мэтлок оторвал взгляд от Гринберга и подошел к кофейному столику. — А если я откажусь?

— В таком случае я убираю вас с поля действия.

— Каким образом?

— Арестую по подозрению в убийстве первой степени. — Что?

— Вы ведь, как известно, были последним, кто видел Лукаса Херрона живым. Вы сами признали, что отправились к нему домой, чтобы пригрозить ему.

— Чтобы предостеречьего!

— Ну, это можно толковать по-разному.

Раздался оглушительный грохот, и Мэтлок с Гринбергом бросились на пол. Казалось, полдома рухнуло. В воздухе стояла пыль, мебель падала, куски дерева и штукатурки разлетались во все стороны, пахло горящей серой. Мэтлок уцепился за низ дивана и ждал, зная, что при взрыве с детонатором повторного действия погибает тот, кто встанет раньше времени. Сквозь пелену он увидел Гринберга, который начал было подниматься. Он прыгнул и ударил агента по ногам.

— Лежите! Не...

Раздался второй взрыв. На потолке появились черные пятна. Но Мэтлок чувствовал, что это взрыв не с целью убийства; скорее всего, он имел другую цель — отвлечь внимание. Этакая огромная хлопушка.

Со всех сторон слышались испуганные крики. В квартире наверху, судя по топоту, люди в панике бежали к выходу.

Затем к этим звукам прибавился еще один. Он несся из-за входной двери. Крик ужаса — протяжный, бесконечный. Это было так страшно, что Мэтлок и Гринберг вскочили и бросились к двери.

На пороге лежала Патриция Бэллентайн, завернутая в мокрую от крови простыню. Из ран на груди и полуоткрытого рта текла кровь. Спереди голова была выбрита, вся кожа — в кровавых рубцах. Разбитые губы вспухли. Из обведенных синевой глазниц смотрели глаза — они двигались! Двигались!

В уголках ее губ появилась слюна. Патриция явно пыталась заговорить.

— Джейми... — только и сумела она произнести, и голова ее упала.

Гринберг бросился на Мэтлока, отшвырнул его в собравшуюся толпу и закричал:

— Полицию! «Скорую»!

Несколько человек бросились выполнять его приказания. Тогда он прижал губы к губам девушки, чтобы наполнить воздухом слабеющие легкие, но понял, что это излишне. Патриция Бэллентайн была жива: ее пытали с большим знанием дела. Каждая рана, каждый рубец, каждый синяк причинял нестерпимую боль, но не мог повлечь за собой смерть.

Он хотел было поднять Пэт, но Мэтлок остановил его. В глазах у Мэтлока стояли слезы ненависти. Он мягко отстранил Гринберга и поднял Пэт. Он внес ее в квартиру и положил на растерзанный диван. Гринберг прошел в спальню и вернулся с одеялом. Затем принес из кухни миску с теплой водой и несколько полотенец. Приподнял одеяло и приложил полотенце к ранам на груди. Мэтлок в ужасе смотрел на окровавленное лицо, затем взял край другого полотенца и начал стирать кровь с головы и со рта.

— С ней все будет в порядке, Джим. Я такое уже видел. Все будет в порядке.

Сирены выли уже совсем близко, а Гринберг, слушая их, размышлял, будет ли с этой девушкой хоть когда-нибудь все в порядке.

Мэтлок, не зная, чем помочь Пэт, продолжал вытирать ей лицо.

— Теперь никто меня не выведет из игры, — произнес он, сдерживая рыдания. — Пусть только попробуют — я поубиваю их.

— А я им и не позволю, — просто сказал Гринберг. Послышался визг тормозов на улице, и фары полицейских машин и «скорой помощи» полоснули по окну.

Мэтлок ткнулся лицом в подушку возле лежавшей без сознания девушки и заплакал.