Робби действительно справился. Ужин был до того великолепно приготовлен, что не только инопланетяне с Новой, но и обыкновенные жители Земли совершенно не могли угадать, из чего приготовлено всё это взбитое, просочившееся, хрустящее тончайшими корочками и окутанное всё новыми загадочными ароматами, возникавшими каждый раз, как только приподнимали крышку с очередного блюда.
Разместившись за круглым столом, все как-то смущённо переглядывались, неопределённо, но дружелюбно улыбаясь.
— Вот вы сидите такие симпатичные, похожие и разные, и мы могли бы теперь встречаться хоть каждую неделю, и подружиться, и даже полюбить друг друга… И ничего этого не будет! Ничего не может быть! Сердце разрывается, как только об этом подумаю, — Лали всхлипнула, стараясь улыбнуться.
Командир экипажа с Новой, которого Лали продолжала называть Чудиком, вдумчиво и пристально поглядел на неё. Губы у него как-то странно чуть скривились и дрогнули. Почему-то все поняли, что это улыбка. Было заметно, что инопланетяне и Лали свободно понимают друг друга без всяких слов, но Чудик, видимо, спохватился и вслух выговорил своим бесстрастным голосом:
— А лебеди, Лали?
— К нам-то они не прилетят!
— Надо мужественно прясть крапиву до конца!
— Будем, — виновато вытирая слезинки, сказала Лали. — Ловко ты выучился меня же поддевать!
— Вы совсем ничего не едите, — чувствуя себя хозяином застолья, вежливо укорил профессор Ив. — Разве…
— Нет, нет, химический состав пищи мало чем отличается от нашего. Да ведь мы не первый год работаем на околоземных орбитах, так что привыкли. Просто мы всё время отвлекаемся… или, как это выразиться, озабочены… Поступают тревожные сообщения, — ответил Чудик, не дослушав.
— Вы хотите сказать, что получили тревожные сообщения? — с чопорно-вежливой недоверчивостью осведомился директор «Монблана».
— Я получаю их непрерывно. С разных сторон.
— Прямо тут? Сейчас? За столом? Чудик вдруг как-то совсем отключился. Лали, чувствуя себя чем-то вроде гида-переводчика, вздохнула и терпеливо пояснила:
— Я уже поняла, как это у него. Ничего особенного. Ну, как если б у вас в комнате начинал звякать то один, то другой телефон, и вы знали, откуда звонит каждый. Он выбирает тот, который ему сейчас интересен, и выслушивает передачу. Но ему телефона не нужно, у него натренирован мозг так, чтоб принимать сразу десяток. Он и сейчас слушает… Ведь он руководитель целого экипажа.
— Это так, — скромно подтвердил инопланетянин, которому Робби подкладывал на тарелку какие-то пухлые, окутанные паром шарики.
— Прошу принять дружески, — деловито хмурясь, обратилась Анда. — Всё, чему мы были свидетелями и даже участниками, крайне интересно и эффектно, но меня не покидает чувство, что мы принимаем участие в какой-то фантасмагории, или феерии, или…
— «Сон в летнюю ночь», Шекспир? — поддакнул Чудик, возвращаясь к застольному разговору. — Вы тоже?.. — Он пристально всмотрелся в лицо директора «Монблан». — Вы сейчас пересчитываете варианты возможных расшифровок всего того, что увидели в демонтированном операционном зале! Очень забавно, что для вас это явление так же ново, как для нас. Но мы уже давно разобрались. Это не так уж сложно… — Он вдруг оборвал разговор и замер. Минута тянулась долго в недоуменном молчании ожидания. Потом Чудик вдруг заговорил как ни в чём не бывало, методично, бесстрастно. — У вас есть с собой телекомпьютеры связи с вашими Центрами, не правда ли? Проверяйте мои данные.
— О, конечно! Мы не теряем связи ни на минуту! — Финстер не без гордости выложил на стол, отодвинув тарелку, плоский футляр. С лёгким щелчком открылась крышка прибора.
— Вам, вероятно, привычнее будет следить за мной по изображению на плоскости?.. Да вот хоть на этой белой скатерти, если отодвинуть в сторону посуду… — он несколько секунд, не отрываясь, смотрел на скатерть, и там, как плёнка при мгновенном проявлении, линия за линией, одна строчка цифр за другой, возник, наметился и налился с идеальной чёткостью сложнейший отпечаток.
Вскочив со своих мест, все столпились вокруг отпечатка и работающего компьютера связи «Финстерхорна».
— Вот видите? Динамика движения чёрной кометы. Она приближается к вашей Галактике. Правильно?
— Всё почти совершенно точно, — с мрачной добросовестностью констатировал Финстер. — Кроме незначительного отклонения орбиты кометы по отношению к первоначальным расчётам. У нас есть расхождения…
— Нет, просто у вас данные взяты час тому назад, а мои взяты около восьми минут тому назад… Вот ваши… — Чертёж исчез со скатерти и на его месте появился другой.
Долгая пауза.
— Вот это абсолютно точно, — с некоторым торжеством громко провозгласил Сью-Сиу.
— Нет! — смахнул движением век чертёж Чудик. — Устарел уже и мой. Пятнадцать секунд назад соотношение ещё слегка изменилось. Теперь вот так.
Все не сразу осознали, что новый чертёж звёздного неба был объёмный, собственно, он и не был чертежом, а как бы макетным изображением.
— Это поразительно! — подталкивая друг друга и переглядываясь, как самая обыкновенная кучка прохожих, столпившаяся вокруг непонятного уличного происшествия, восклицали руководители Центров. Потом они снова разошлись, рассаживаясь по своим местам за столом.
— Едва ли нам удастся ещё очень много раз вот так собираться вместе и воспользоваться возможностью получить такую уникальную информацию. Может быть, отложим все беспорядочные вопросы и выслушаем, что могут нам разъяснить наши гости? — сказал Председатель. — Не много времени в нашем распоряжении, чтоб воспользоваться плодами этой информации. Но, как прекрасно заметил наш гость: будем прясть нашу крапиву до конца. Будем делать всё, что может человек, до тех пор, пока он может!
— Хорошо. Среди нас… — Чудик переглянулся с молчаливыми членами своего экипажа, — нет специалистов по древнейшей истории. Мы рядовые ветротехники, так что я ненамного точнее, чем это сделала Лали, могу дать вам простую справку… Ведь эти события — предыстория нашей планеты Новая — отстоят от нас неизмеримо дальше, чем от вас времена Ниневии, Вавилона, Урарту. По-видимому, точно это установить уже невозможно. Некогда на нашей старой планете цивилизация достигла среднего промежуточного уровня… Может быть, на какие-нибудь две-три тысячи лет опередив ваш сегодняшний уровень… К тому времени наши древние предки, по-видимому, не только совершали полёты на другие планеты своей системы, но построили на некоторых из них постоянные станции с длительным жизнеобеспечением, добывали там редкие элементы, металлы и тому подобное, но не успели ещё продвинуться дальше этого. В общем, достигли Средней стадии. Вероятно, и на самой планете жизнь была ещё не совсем упорядочена, возможно, что сохранялись ещё отдельные раздробленные расовые, государственные объединения… Конечно, не такие архаические, как мы порой наблюдали на вашей Земле, нет!.. Но всё же наши предки тоже оказались неподготовленными к надвигавшейся на их планету космической катастрофе… Да, примерно такой же, какая сейчас ожидает вас!
— Но ведь вы же не погибли! — неожиданно прорвался напряжённо слушавший директор «Попокатепетль».
— Да, они не погибли. Но спасти свою планету тоже не смогли!
— Значит, планета погибла?
— Нет, она только раскололась на две очень неравные части. Погибла только жизнь на планете. Наши предки хоть с этим-то сумели справиться: жизнь они спасли! Действительно, они успели снарядить ракету. До последнего времени у нас предполагали, что одну, но теперь мы допускаем, может быть, их было две. Это была отлично снаряжённая к многолетнему полёту в Космосе ракета, и… как вы их называете, компьютеры-роботы довели её до вполне пригодной для жизни человека планеты Новая.
Роботы совершили посадку и бережно сохранили и сберегли доставленную со старой планеты жизнь. Заторможенную, замершую на десятилетия, но настоящую жизнь! Ведь в ракете не мог бы долететь ни один человек, он умер бы от старости! И отлично запрограммированные роботы тотчас стали обучать проснувшихся от долгой спячки наших первых предков с Новой. Они впервые открыли глаза, когда им было всем по настоящему счёту за пятьдесят лет. Ни один из них не прошёл через детство, юность, молодость. Они как будто родились взрослыми, уже немолодыми людьми. И сразу попали в интенсивное обучение. Их научили как следует правильно обживать, организовывать планету Новая. Последующие поколения воспитывались и жили по раз и навсегда установленному порядку — всё было подчинено одной, главной цели, на которую запрограммировано было всё: перейти со Средней на Высшую ступень цивилизации, великой цели — научиться управлять своим космическим кораблём, планетой, на которой идёт наша жизнь. Управлять настолько, чтобы овладеть средствами предвидеть и предотвратить любую катастрофу, надвигающуюся из неуправляемых глубин Космоса. Мы этой цели достигли. Мы давно уже предвидели и вычислили сроки вашей катастрофы и потому уже много лет вели наблюдение за тем, как она будет у вас протекать. Никакого интереса к судьбе обитателей этой планеты у нас не было и не могло быть. Мы были заняты чисто научным исследованием и всю собранную информацию пересылали в хранилища на Новой для последующей обработки и анализа.
Конечно, мы давно определили, что на вашей планете обитают существа, очень близко напоминающие обитателей нашей. Но какие выводы мы сделали? Никаких. Нам это было «безразлично», как я могу выразиться сегодня. «Нет заинтересованности» — как мы отвечали вам раньше… Мы совершенно не могли предвидеть того, что произошло потом, с непоправимым опозданием, к сожалению. Одна из сотен передач, именно с нашего аппарата, стала со временем вызывать «недоумение», «интерес», потом «замешательство», «сумятицу»… Я употребляю слова, которых у нас вообще нет, это ваши слова… Да, в передачах, которые мы брали у девочки Лали, открывалась целая область познания, совершенно нам неизвестная! Представьте себе, с малоразвитой, молодой планеты, далеко не достигшей Среднего уровня развития, шла первоклассная, абсолютно новая, неразгаданная информация, и у нас началось впервые то состояние неуравновешенности умов, столкновения характеров… словом, то, что у вас называют, может быть, словом «бунт»! Но это не надо понимать буквально. Точнее, неразумные, беспорядочные, настойчивые требования со стороны самых молодых обитателей Новой. Они не могут примириться с тем, что прекратятся наши передачи! К сожалению, всё это произошло с опозданием на целые годы. Были приняты непредусмотренные меры гигантского масштаба. Но времени было уже недостаточно. Ничтожно малое отклонение орбиты кометы вы сами отмечаете… Да, вовремя мы могли бы отвести её в сторону и спасти жизнь на вашей Земле уже не тем допотопным способом, каким некогда спаслись наши предки: бегством на ракетах! А вы даже и к этому ещё не подготовлены. Я сказал, что у нас была неясная научная гипотеза, близкая скорее к туманному мифу, что ракета, ушедшая в Космос незадолго до гибели Старой планеты, не была единственной. Может быть, она не погибла: управлявшие ею компьютеры-роботы привели её благополучно к посадке. И где-то в глубинах Космоса сейчас растут травы и цветы нашей прародины и, может быть, пасутся стада, живут звери и только нет человека, такого, как мы. И наконец… Наконец, начавшись с тонкой ниточки связи, одно за другим прояснялось такое количество общности, что, кажется, нужен был только ключ, чтоб предположить: а ведь, может быть, Земля и есть наша вторая ракета! Может быть, это и не так. Мы ведь не проникали на миллиарды лет назад и не можем точно установить, когда и как родилась и развивалась жизнь на нашей Старой! Слишком это было давно, Но нам нравится так думать. Так или иначе, как смешно и трогательно выражаются герои ваших сказок, «у нас сердце разрывается» при мысли, что вы, кто научил нас стремиться к добру и счастью, мечтать, жалеть, сочувствовать, любить, жертвовать собой, прощать, ошибаться и бороться, все должны погибнуть! И это теперь, когда у нас появилась Цель, новая и самая высшая, — всеми силами прийти на помощь далёким братьям по сердцу и разуму, когда мы узнали, до чего однобоко и бесцельно наше существование на управляемой, идеально отрегулированной планете, где нет ни радости, разделённой с другими, ни страдания, ни мечты, ни борьбы, ни сострадания, ничего того, чему с самого пробуждения сознания вашего маленького человечка учит сказка, эта азбука человеческого сердца, без которой суха и безрадостна жизнь на нашей благоустроенной планете!..
Во время своего доклада или монолога голос Чудика звучал ясно и бесстрастно и поэтому особенно поражал Слушателей в тех местах, где он как-то неуверенно и неумело теплел, точно ступал на незнакомую почву. Неожиданно он не только замолчал, но как будто опять совсем отключился от всего окружающего.
— Не успеваю… — быстро проговорил он, и все четверо членов его экипажа повернулись и придвинулись к нему, напряжённо как будто прислушиваясь к тому же, что слышал он.
Ясно было, что пытаться продолжать разговор с ними сейчас бесполезно.
— Вот, вы слышали? — растроганно произнесла Лали. — Как он разговаривать-то стал? А давно ли был совершенно бездушным идиотиком. Самой простенькой сказочки понять не мог, сколько я с ним ни билась!
— Допустим!.. — внушительно проговорил директор Центра «Килиманджаро».
— Совершенно верно. Многое нам приходится допустить…
— Почему именно он всё упоминал о сказках? Почему девочка Лали? Всё-таки это несерьёзно как-то?
— Если меня что-нибудь удивляет, то это именно ваше непробиваемое удивление, — ворчливо и насмешливо подхватил Финстер. — Разве мы все, кто присутствовал на сеансе связи «Земля — Новая», разве мы все, по-своему, не погрузились в события сказки? Так что вас удивляет? У самых изощрённых роботов, даже управляющих межпланетными кораблями, не может родиться не то что сказки, а даже колыбельной песенки или «раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять». Сказка была в начале всего. Как в тридцати буквах азбуки основа культуры, в семи нотах гаммы — вся музыка.
— Пускай так, но почему людям высочайшей цивилизации… и вдруг сказки? Ведь есть глубочайшие течения в литературах, великие произведения, наконец!..
— Ну, — улыбнулся Прат, слушавший молча, — я думаю, что просто ничего нельзя начинать прямо с вершины, проскочив всю массу нижних ступенек. Для ребёнка сказка, немудрёная историйка, но чем он делается взрослее, тем больше открывается мудрости ему в старой сказке. Один находит одно, другой совсем другое, каждый по своему росту, своё.
— Вот, вот! — оживлённо потирая руки, суетливо вмешался Сью-Сиу. — Помню, в те далёкие времена, когда мне, кажется, и ста двадцати ещё не стукнуло, я пытался поучать маленьких человечков, всяких там праправнуков: «Вот, поймите, как прекрасно это!» Или: «Фу, как постыдно то!» И всякий раз убеждался, что это не производит на них ни малейшего впечатления! И вот, появляется некто и начинает с того, что нажимает некую, впоследствии оказавшуюся волшебной, клавишу, две, три, пять, и ты замечаешь, что звук не повисает в воздухе, а отдаётся прямо в сердце маленького человечка и там складывается в простенькую мелодийку или детскую сказочку, делается всё сложней, звучит всё громче, становится симфонией или целой цепочкой связанных между собой сказок, которые мы потом называем как-нибудь так: «Илиада» или «Война и мир». И после этого уже не надо больше: «Это прекрасно, а это скверно». Человек уже понял и поверил сам!.. И можно только горько пожалеть, что наши новые друзья так поздно, совсем взрослыми ступили на первые ступеньки лестницы, о которой шла речь.
Директор Центра «Акангауга» давно уже сидела в сторонке на маленьком диванчике, ласково поглаживая тоненькую руку Лали. При этом она долго с мягкой настойчивостью всё вглядывалась девочке в лицо.
— Ах, да прекратите вы бесплодные рассуждения о природе сказки. Разве в этом дело? Вот сидит с нами девочка, единственное существо на Земле, которая нашла общий язык с иной планетой! Ведь совсем недавно мы, обитатели двух планет, жили общей жизнью одной и той же сказки. И пускай слишком поздно, все же поняли, что все мы братья. Благодаря удивительному таланту этой девочки, которая… гм… так любит сладкое… Голубчик, как тебя, Робби, не пичкай её всё время своими пирожными!.. Не погибнет бесследно тысячелетний опыт духовной жизни нашей планеты. Мы передали им в руки кончик цепи, и они его уже не отпустят.
— Да, — неловко откашлявшись, признался профессор Ив, — мы её пытались отучать. Мы боялись за неё. Страшились той интенсивности, той силы воображения, фантазии, какая у неё развивалась… Конечно, мы упустили момент, когда ей на помощь пришли эти усилители с Новой, я упустил… и только недавно разобрался и тогда вот решился пригласить всех сюда.
— Но как это началось? Ведь это… давно?.. — ласково спросила Анда, наклоняясь поближе к лицу девочки.
— Как?.. Я его очень любила. Тогда всё легко.
— Это так, — обернувшись на её голос, сказал Прат. — Видите ли, я потерял зрение ещё до рождения Лали. Внешний мир образов и красок перестал существовать вне меня самого. Лали это угадала, ещё не научившись говорить. А научившись, все свои силы направила, устремила на одно: стать моими глазами, она описывала, объясняла, сравнивала, изображала всё, что видела сама. С годами она научилась представлять себе всё, что читала, и я уже понимал её с полуфразы… Эта её способность передавать другим то, что чувствовала и представляла себе она, всё усиливалась… Вот и всё. Вся её маленькая жизнь была подвигом. В основе её таланта была любовь. Живая, самоотверженная, бескорыстная…