Буржуазия и царизм в первой русской революции

Заключение

В годы первой русской революции либеральная буржуазия претендовала на общенациональное руководство. Но вследствие своего классового положения она боялась революции больше, чем реакции. Лавирование буржуазии всегда оканчивалось предательством интересов революционной демократии и капитуляцией перед царизмом. Этим либеральная буржуазия оттолкнула от себя массы. Будучи изолированной, она закономерно оказывалась вне главного русла политической борьбы, «бессильной» и «бесплодной».

Политическое банкротство, неспособность русской буржуазии к самостоятельному историческому творчеству особенно убедительно сказались в её «властебоязни», от которой она не смогла отрешиться даже после неожиданной победы кадетов на выборах в I Думу.

Ленин неоднократно разъяснял, почему русская буржуазия боялась «думать об организации своего класса в государственную силу»

Полемизируя с известным ренегатом и веховцем А. С. Изгоевым, утверждавшим, что «место падающего класса стремится всегда занять другой класс», Ленин писал: «Не всегда, г. Изгоев. Бывает так, что оба класса, и падающий и «стремящийся», изрядно уже прогнили — один больше, другой меньше, конечно, но всё же оба изрядно прогнили. Бывает так, что, чувствуя эту свою гнилость, «стремящийся» вперёд класс боится сделать шаг вперёд, а ежели делает, то обязательно при этом торопится сделать два шага назад. Бывает такая либеральная буржуазия… которая боится «занять место» падающего класса, а все усилия направляет на то, чтобы «разделить место» или, вернее, получить местечко хотя бы в лакейской, — но только не занимать место «падающего», только не доводить падающего до «падения». Бывает так, г. Изгоев.

В такие исторические эпохи, когда это случается, либералы могут принести (и приносят) величайший вред всему общественному развитию, если им удаётся выдать себя за демократов, ибо разница между теми и другими, либералами и демократами, как раз в том, что первые боятся «занять место», а вторые не боятся этого. И те и другие осуществляют исторически назревшее буржуазное преобразование, но одни боятся осуществить его, тормозят его своей боязнью, другие — разделяя нередко массу иллюзий насчёт последствий буржуазного преобразования — вкладывают все свои силы и всю душу в его осуществление» ².

После неудачи кадетского опыта «приручения мужика» в I и II Государственных думах всё очевиднее становилась невозможность из-за необычайной остроты и глубины классовых противоречий в России «конституционных» реформ «сверху». Это порождало у господствующих классов предчувствие неизбежности нового «общего взрыва». Можно даже сказать, что сознание безнадёжности реформ и неотвратимости второй народной революции и было той сцепкой, которая объединяла правящее дворянство и либеральную буржуазию. Они бились в тисках неразрешимых противоречий и, взаимно отталкиваясь, так и не смогли до 1917 г. обойтись друг без Друга.

Нет ничего удивительного поэтому в том, что после крушения царизма, без опоры на этот «привычный для масс символ власти» буржуазное Временное правительство продержалось всего восемь месяцев. Оно было сметено с дороги подлинным творцом истории и общественного прогресса — трудящимися массами, которые пошли за партией передовой революционной мысли и революционного действия — партией Ленина.