Буря ведьмы

14

Елена устала стоять, не вздрагивая, когда мимо нее пролетали ножи. Вот еще два лезвия, блеснувшие в солнечных лучах алмазом, сверкнули над зрителями. Их бросал Эррил, стоявший с завязанными глазами на дальнем конце городской площади. И хотя девушка знала, что сквозь искусно наложенную повязку он все равно все отлично видит, она каждый раз непроизвольно задерживала дыхание и вздрагивала, когда нож проносился мимо.

Неподалеку послышался голос одного из зрителей:

— Мальчишка, видать, совсем тронутый! Стоит тут, как корова, и ждет, пока какой-нибудь нож не попадет ему в башку!

— Да кто еще более тронутый! — согласился его сосед. — Сын или отец? Представь-ка, кидать ножами в собственного ребенка!

— Но все уже кончилось.

— Сладчайшая Матерь... благодарю...

Два ножа вонзились в дубовую дверь за спиной Елены по обе стороны головы, причем один, едва не задев ухо. Она облегченно вздохнула и, сделав шаг вперед, поклонилась публике. Капля пота от жары и страха звонко шлепнула о камни мостовой. Потом девушка выпрямилась, приветственно помахала рукой, и в ответ ей точно так же махнул Эррил с другого конца площади.

Последние три луны все они путешествовали от деревни к деревне, изображая маленький передвижной цирк. Но сегодня остановка была сделана в городе, причем, раза в два более крупном, чем ее родной Винтерфелл. В столь населенное место они рискнули зайти впервые. Город Шадоубрук, названный так по имени протекавшей рядом реки, был одним из трех самых крупных городов равнин Стендая, стоявший на одной из трех самых крупных его рек. Грузовые суда заполняли порт Шадоубрука, а на них в изобилии высились горы местной продукции: тюки крученого табачного листа, бушели пшеницы, растущей лишь здесь, ароматические масла из трав, также произраставших только на равнинах, и многое другое. Товары вывозились к морскому побережью, где менялись на орудия труда и дары моря. И в этот коммерческий центр равнин стекалось большинство богатых людей края — так что Эррил надеялся заработать достаточно, чтобы купить билеты на любое судно, идущее к морю.

И решение его вполне себя оправдывало. Последние четыре дня представления шли, как нельзя более удачно.

Раздался гром аплодисментов, вознаграждающих представление Елены и Эррила. Рядом, у подножья наспех сколоченной небольшой сцены сидел Могвид, одетый в красно-зеленый костюм охотника, с Фардайлом у ног. Несколько детишек уже в ужасе пялились на огромного волка, и в их перешептываниях явственно читался захватывающий душу восторг. Могвид с дрессированным волком всегда имел неизменный успех и оплачивался даже более щедро, чем рискованный номер «отца и сына».

Откланявшись, Елена отошла в сторону, осторожно коснувшись стриженых волос, выкрашенных в черный цвет, дабы добиться большего сходства с «отцом». Несколько девушек, мало заинтересованных волком, уже достаточно откровенно смотрели на стройного артиста. Их быстрые взгляды и летучие фразы говорили о том, что появление в городе нового циркового мальчика имело успех. Елена вздохнула — она уже давно устала от этого маскарада.

Однако обман до сих пор помогал им перемещаться по стране вполне удачно и безопасно.

Широкие просторы Стендая бороздили сотни бродячих цирков, зарабатывая свои скудные гроши тяжелой работой. Когда приходила зима и поток медяков почти иссякал, исчезали и цирки, но пока на летней жаре равнины так и были расцвечены бесконечными фургончиками и артистами всех мастей. Затеряться среди них не составляло никакого труда.

Иногда их труппа сталкивалась с небольшими вооруженными отрядами гульготалов, патрулирующих равнины, и все понимали, кого те ищут. Однажды они встретились даже с целым батальоном вооруженных псов, но ни один из них и внимания не обратил на жалкую повозку бродячих артистов. Наоборот, капитан батальона даже дал им серебряную монету за то, чтобы они сообщили ему, если по дороге им встретится рыжая девка. Словом, маскарад отлично выполнял свою службу.

Шло время, ужасы, пережитые в лесу и лугах, забылись, оставив лишь слезы да светлую тоску по маленькой нюмфае. Они по-прежнему в память о погибшем друге возили с собой ее лютню и относились к ней бережно, словно к живому существу. И, как ни странно, именно Мерик, настоял на том, чтобы лютню хранили и берегли.

— Мы когда-то были врагами, — пояснил он. — Но еще раньше наши народы трудились на благо страны вместе. И я буду рад вернуть эту лютню эльфам как знак красоты и благородства нюмфай. Может быть, так они останутся жить хотя бы в музыке.

А однажды ночью Мерик начал играть — да так, что все окончательно поверили его словам. В грустной протяжной песне воскресал и пел дух Нилен. В ту ночь вокруг костра было пролито немало слез, но наутро все поняли, что острая боль утраты миновала.

Так шли дни за днями. Первое время все очень боялись новых опасностей и нападений, и потому старались нигде подолгу не задерживаться. Но время шло, под ноги ложились сотни лиг, и радость снова поселилась в маленьком цирке. Огни на ночевках стали разводить ярче, перестали вздрагивать при каждом шуме и прекратили ночные переходы.

Мир и спокойствие воцарились в фургоне.

Вздохнув, Елена зашла за сцену, где, стоя на крыльях, готовился к выступлению Мерик. В рукаве его просторной белой рубашки прятался воробей. Его выступления с присущей эльфу тонкой магией редко принимались хорошо, толпа была слишком груба, чтобы воспринимать ее. И лишь последний номер с левитацией заставлял публику неизменно отвечать криком и хлопками.

Мерик отступил на шаг и слегка поклонился.

— Госпожа, — прошептал он с ласковой улыбкой.

Елена нахмурилась.

— Осторожней, Мерик, — предупредила она, почему-то раздраженная этим обращением. — Ты ведь знаешь, что я теперь сын Эррила, а вовсе не особа вашей давно угасшей королевской линии.

Мерик небрежно махнул рукой с тонким запястьем, отчего несколько птиц выпорхнуло из длинного рукава. Лицо эльфа нежно вспыхнуло.

— Я ухожу, — прошептал он. — Могвид уже заканчивает.

Еленам кивнула и пошла к фургону. Между ним и сценой был натянут легкий занавес, потому она могла идти спокойно, не привлекая ничьего досужего внимания. Справа стоял пустой сарай, ждущий нового урожая. Место для остановки были выбрано Эррилом действительно удачно, потому что никто не мог наблюдать за происходящим за занавесом.

Мерик выбежал на сцену, и Елена могла остаться наедине с собой. Все остальные были на представлении. Снаружи доносился вой Фардайла, переходящий в истерический шакалий смех и громовые раскаты восторженной толпы. Оставался еще один номер, если не считать того, что у дальней стороны сцены весь день стояла задрапированная клетка с Толчуком, которого охранял Крал. Чтобы увидеть пойманного огра, люди подходили и платили по медной монетке, но большая часть смеялась при виде неуклюже скорчившегося монстра с двумя фальшивыми рогами на голове и приклеенными разноцветными усами. Никто из смотревших, конечно, и не подозревал, что перед ними настоящий огр. Все это было сделано по настоянию Эррила из-за того, что наличие настоящего огра в маленьком цирке могло заставить болтать слишком много языков и привлечь ненужное внимание. Поэтому к истинному облику Толчука были приделаны эти нелепые добавления. Но даже в таком виде, при неизменном Крале с топором и табличкой «В целях безопасности публики» аттракцион с огром привлекал толпы зевак.

Словом, все были заняты своими делами, и Елена осталась одна. Это был редкий момент в их походной жизни. И, будучи единственной женщиной в мужской компании, она всегда радовалась таким моментам. Она улыбнулась и пошла ко входу в фургон, на ходу развязывая тугую полосу ткани, перетягивавшую грудь. И тут же на нее что-то налетело, хотя по прошествии нескольких секунд девушка поняла, что это отнюдь не нападение, а всего лишь случайное столкновение. Уголком глаза она заметила движение и быстро отскочила от затененной стены сарая.

Перед ней стоял маленький голый мальчик, никак не старше трех лет, который уставился на нее, посасывая палец. Он был грязный, с засаленными волосами и перепачканным лицом. Личико его, круглое и толстощекое, как и у всех детей этого возраста, являло собой смесь важности и любопытства. Не обращая внимания на свою наготу, он улыбался и свободной грязной рукой указывал на Елену.

Елена присела перед ним на корточки.

— Ты, что, потерялся? — спросила она у малыша, как у щенка. Тот с громким всхлипом вытащил палец изо рта.

— Вам тут не место, госпожа.

Елена улыбнулась. Откуда этот малыш знает, что она не юноша? Может быть, по голосу?

— Все нормально, — ответила она. — Я же из цирка.

— Ис сирка? — повторил он.

Девушка стянула перчатку с левой чистой руки, боясь правой испугать малыша.

— Ну, где твои папа с мамой? Они, наверное, смотрят представление?

Но малыш взял протянутую руку с хитрой улыбкой. Ладошка у него оказалась холодной и влажной от пота. И при этом прикосновении Елену почему-то передернуло с ног до головы. Было впечатление, что руки коснулась дохлая рыба.

Но глаза, глядевшие на нее снизу вверх, были чисты и неподкупны.

— У меня нету папы с мамой, — слегка дрогнувшим голос прошептал малыш, но в голосе его девушка явственно услышала смешок, словно сама мысль иметь отца и мать показалась мальчику дикой.

И Елена пожалела сиротку. Остаться без родителей таким маленьким. Да он, наверняка, и не помнит их! Потом она возмутилась теми, кто, наверняка, должен был следить за ним. Как они отпустили его одного?

— А где ты живешь?

— Живу? — снова удивился ребенок и взъерошил грязные волосы грязными пальцами.

— Ну, откуда ты пришел?

Он радостно заулыбался.

— Ниоткуда. Я пришел ниоткуда.

Елена вздохнула. Наверняка, малыш живет в этом городе. Не мог же трехлетний голый ребенок прийти сюда один.

— А с кем ты здесь? — снова попыталась узнать что-либо Елена. Ведь кто-то же должен отвечать за малыша!

— Есть хочу, — вдруг сказал мальчик, очевидно устав от нелепых расспросов.

Печально улыбаясь, Елена повела его к фургону.

— Кажется, от завтрака оставалось еще несколько кексов...

Но мальчик в ответ на это предложение лишь капризно сморщил нос.

Елена обомлела. Какой же ребенок не любит сладких кексов?

— Тогда чего же ты хочешь? Есть немного ветчины и хлеба.

Но малыш вдруг резко остановился и с неожиданной силой остановил и ее. Голос его стал не по-детски вкрадчив и похотлив.

— Я хочу твоей магии, — жадно прошептал он.

Елена задохнулась от этих слов и попыталась вырвать руку. Малыш снова посмотрел на нее с наивным любопытством ребенка, но в глубине мутно-зеленых глаз таилось нечто совсем взрослое.

Сзади раздалось какое-то ворчание, и Елена в ужасе обернулась, ожидая нового подвоха.

Но это был Эррил.

— Отлично сегодня. — Он держал в руках снятую лже-повязку.

— Эррил! — пронзительно вскрикнула Елена.

И ужас в ее голосе заставил его оказаться рядом в два прыжка.

— Что такое? — В глазах воина горела решимость, а рука уже сжимала только что вытащенный из дверей нож. Он внимательно вглядывался в пустоту между сараем и занавесом.

Елена не могла вымолвить ни слова. Она тупо смотрела на то место, где только что стоял мальчик. Его не было, а холодная ладонь продолжала сжимать ее руку. И это была недетская рука. Елена перевела взгляд и увидела, что сжимает меж пальцев гроздь длинного влажного мха. Он плотно оплетал ладонь.

— Что это? — спросил Эррил, проследив за ее взглядом и опуская нож.

— Я не знаю... — и она протянула Эррилу мох.

Толчук скорчился в клетке, ноги ему жала решетка. Ткань, которой была окутана клетка, не давала ему ничего видеть, но он отлично слышал голос Мерика. Эльф уже заканчивал выступление, скоро их выход, и на сегодня с работой будет покончено.

Выставив козьи рога, Толчук ждал, когда очередной зевака приоткроет занавеску и бросит монетку за просмотр монстра. Последние три луны он начал шипеть и рычать при появлении любопытных, но эти попытки устрашения почему-то чаще всего вызывали лишь смех, особенно, когда он топорщил размалеванные рога. Никто не верил в то, что он настоящий огр. Но ведь он и вправду не был таковым со своей примесью крови сайлуры. Вздохнув, Толчук задумчиво почесал загривок когтями.

— Кто-то идет, приготовься! — прошипел ему Крал, якобы его хозяин и повелитель. Голос горца звучал как-то громче обычного.

— Приходите и посмотрите на чудовище с гор! Он посажен в клетку после того, как убил сорок человек и насладился их мясом!

Толчук грозно замотал головой. Горец откровенно врал, Толчук ни разу не убил никого из людей, но так надо было по сценарию, и Крал, не переносивший вранья, постепенно свыкся с ролью, тем более, что его низкий густой голос прекрасно подходил для подобных целей. Но сегодня Крал что-то особенно усердствовал, расписывая несуществовавшие ужасы, и Толчук заворчал громче.

— Вы слышите? Слышите? — Продолжал Крал. — Он рвет и мечет! Жажда крови снова в нем проснулась!

— Мамочка, не хочу смотреть на людоеда! — пропищал детский голос.

— Ах, милый, да это просто шутка, — голос женщины звучал устало и равнодушно. — Кто-то сидит, переодетый в костюм — вот и все. Хочешь посмотреть?

— Не хочу-у-у!!! — Голос ребенка поднялся до визга.

— Ну, тогда пойдем домой.

— Нет, я хочу погладить ту большую собачку!

Голоса стали удаляться.

— Да это волк, мой хороший, и его хозяин уже уложил его спать. — Малыш начал противно и долго канючить.

Крал просунул голову в клетку, виновато усмехаясь.

— Прости, но ничего не вышло.

— Слышал, — пробурчал огорченный Толчук.

Но вдруг за спиной Крала раздался другой голос, и сзади появилась женщина.

— Я хотела бы посмотреть ваше чудовище, — сказала она голосом нежным и мелодичным, как горный ручей весной... Весной, на его родине...

Впрочем, Крал быстро опомнился, повернулся и заученно повторил:

— Пожалуйста, прошу вас, посмотрите монстра, который убил уже сорок человек и... — Тут голос горца пресекся. — И... хм... Я имею в виду... Я... Он...

— Он полакомился их мясом, — спокойно закончила женщина. — Все это я уже слышала. — В сковородку со звоном упала монета. — А теперь, если позволите, отойдите, и я сама посмотрю на вашего монстра. — Обыкновенные при таких просьбах слова вдруг замерли на губах Крала.

— Я... да... он кровожаден...

— Конечно, конечно, я буду осторожна. — И женщина нагнулась под занавеску. Крал стоял рядом с пылающим лицом.

Толчук посмотрел на женщину и тотчас понял смущение горца. Зрелище перед ним открылось невероятное. Женщина была ростом никак не меньше Крала и едва ли уже его в плечах. Длинные светлые волосы завязаны в тугой хвост, покрывавший поясницу. Кожаная одежда сверкала железными пряжками, на поясе висело два ножа, и, в целом, женщина казалась гораздо более внушительным воином, чем Крал.

Однако при таком обличье лицо ее оставалось лицом красивой женщины, с полными губами, нежным румянцем и ярко-синими глазами. И горец не мог отвести взгляда от такой красоты, застыв с так и недоговоренной фразой на губах.

— Зачем вы приделали ему такие дурацкие украшения? — вдруг обернулась женщина. — И для чего эти идиотские рога?

Лицо Крала потемнело, и разумная речь окончательно покинула его. Ситуация была действительно нелепая.

— Ну? — потребовала женщина тоном человека, привыкшего получать немедленный ответ.

— Это маскарад, — ответил за горца Толчук. — Настоящих монстров давно бы уже убили в первой деревне.

Женщина и бровью не повела.

— Неужели у вас нет гордости? — воскликнула она. — Корячиться в клетке, представляя из себя шута!

Ошеломленный таким определением своей роли, потерял дар речи и Толчук.

Женщина снова повернулся к горцу, причем, в ее движениях была быстрота и грация рассерженной кошки.

— Освободите его! — приказала она. — Это позор!

— Но?

Глаза странной женщины вспыхнули.

— Я поговорю с вами обоими, — медленно произнесла она. — Но сделаю это не раньше, чем...

Она снова резко обернулась к клетке. — Как тебя зовут, огр?

— Толчук.

— Хм... «Тот-кто-ходит-как-человек», — перевела она. — Жестокое имя. Потом снова повернулась к горцу, не обращая внимания на застывшего от удивления Толчука. Как она могла узнать, что значит его имя? — Словом, я ни о чем не стану говорить до тех пор, пока Толчук находится в этой позорной клетке, словно взбесившийся пес. Освободи его!

Крал кивнул, слишком потрясенный для того, чтобы возражать, и загремел ключами. Он отпер двери и отомкнул привязывавшую огра цепь.

Женщина спокойно стояла, положив руки на бедра, наблюдая, насколько быстро исполняются ее приказания. А когда Толчук, согнувшись и пошатываясь, вылез из импровизированной тюрьмы, она посмотрела на него долгим придирчивым взглядом, и на губах у нее застыло выражение, будто она что-то знает, но скрывает.

Толчук вытянул затекшие ноги на булыжниках мостовой и, растирая спину, жалобно посмотрел на женщину.

— А вас как зовут?

Она слегка склонила величественную голову.

— Мишель Ярнош.

— Откуда вы знаете язык огров?

Но Мишель проигнорировала этот вопрос.

— У нас есть для обсуждения вещи более важные. Например, то, что это делает огр так далеко от родного дома, в городе, на площади?

Крал, наконец, обрел дар речи.

— Я... Я не понимаю, каким образом это касается...

Она резко обернулась, приблизив лицо почти вплотную к лицу горца.

— Да таким, что я перенесла слишком много, чтобы вас найти и догнать.

Эти слова заставили Крала схватиться за рукоять топора.

Но Мишель и бровью не повела при этом движении.

— Вы все играете и даже не подозреваете, в какой находитесь опасности! Что вы торчите здесь, в Шадоубруке? И кому, как не тебе, знать это лучше всех, человек с гор?! Когда идет охота, остановка подобна смерти.

— О чем ты? — Крал уже полностью взял себя в руки.

— Если уж я сумела найти вас, то гульготалы сделают это и подавно, — продолжала Мишель. — Я выслеживаю вас от самых холмов, но ваш маскарад охранял вас, пока вы двигались благоразумно, и даже мое искусство было бессильно мне помочь. Но теперь! Это промедление! Экая неосторожность! — Она энергично рубанула рукой воздух. — Теперь вас хранит от псов Темного Лорда уже не благоразумие и опыт, а лишь слепое везение!

Толчук подобрался ближе. Кажется, эта женщина знает про них слишком много. Он принюхался и учуял не только силу и гнев, но и лежащий глубоко внутри нее настоящий страх, настоящую муку. Значит, она действительно о чем-то сильно беспокоилась, и Толчук заговорил сам.

— А зачем вы следили за нами?

— Ради награды? — прервал его Крал.

Она вздохнула и возмущенно тряхнула головой.

— Да хоть один из вас прислушается ко мне, несчастные? Если бы я была здесь ради горстки серебра, легион псов варил бы ваши внутренности на победную похлебку уже давно... А теперь, чтобы не терять времени, познакомьте же меня скорей с этой вашей ведьмой.

Топор Крала сверкнул в его руках, да так быстро, что Толчук не успел и заметить, как он его поднял. Однако Мишель успела: ножи оказались уже приставленными к горлам обоих друзей. Толчук недоверчиво скосил глаз на сверкающее лезвие. Так значит, она знает не только язык огров, но и то единственное уязвимое место, где с ними можно покончить одним легким ударом. Оба лезвия замерли в твердых и уверенных руках.

И огр опомнился первым.

— Брось топор, Крал. Если она хочет нам зла, то считай, мы оба уже убиты.

Крал не был дураком и спокойно повесил топор на пояс.

— А ты, Мишель, должна знать и то, что за эту ведьму мы все готовы отдать жизнь, лишь бы с ней ничего не случилось. Так что убирай ножи и давай поговорим по-другому.

Мгновенно оба кинжала оказались на месте, а Мишель упрямо откинула непокорный локон, выбившийся из-под повязки.

— Я не хочу причинить вашей ведьме никакого вреда. Я шла за вами лишь для того, чтобы предложить ей свою службу и свои кинжалы. — Она кивнула на обступавший их со всех сторон город. — Но, возможно, я опоздала. Здесь уже два отряда псов, для которых учуять магию ничего не стоит.

— Два отряда?!

— Отродье самого Лорда, подкрепленное магическими тварями. Они уже собираются закрыть город, а потом начнут на его улицах настоящую охоту и за вами, и за столь охраняемой вами ведьмой.

Крал бросил на огра значительный взгляд — вопрос его был ясен. Верить или не верить этой могучей красавице?

— А если хотите спастись, то делайте это немедленно, — твердо произнесла она. — И я гарантирую вам помощь — и немалую.

— Но чего ты потребуешь взамен? — все еще сомневаясь, спросил Крал.

— А уж это я решу с ведьмой, — холодно ответила Мишель.

Крал снова посмотрел в глаза огра, но Толчук лишь пожал плечами. Пожалуй, будет лучше, если привести ее к остальным. Пусть решает Эррил.

— Но если вы предадите нас, то вам придется воспользоваться чем-нибудь посильнее, чем два кинжала, — мрачно предупредил Толчук, стараясь голосом дать ей понять всю серьезность угрозы.

Она улыбнулась, чуть лукаво, чуть печально и ласково коснулась его щеки.

— Разве так положено разговаривать с матерью, Толчук?

Крал видел, как лицо огра сменило с десяток выражений, пока рука Мишель лежала на его щеке.

Но потом Толчук отпрянул, как ужаленный.

— Но как можно... Когда... Язык его заплетался, но усилием воли огр все же взял себя в руки и вполне твердо закончил.

— Вы не можете быть моей матерью.

Мишель улыбнулась, и на лице ее вспыхнула настоящая нежность.

— Зато я вижу в тебе твоего отца совершено отчетливо, — она снова потянулась к голове огра. — Твои глаза поставлены слишком близко друг к другу. А этот нос! Это же копия отца!

Толчук непроизвольно поднес руки к лицу, ощупывая его и словно стараясь подтвердить правоту прозвучавших слов. Но Крал уже давно почувствовал, что женщина говорит с полной искренностью.

— Она не лжет, — прошептал он.

— Но как... Зачем? — Тысячи вопросов отразились на большом лице огра, и он явно не мог собрать их во что-то единое.

Мишель положила руку на плечо Толчука.

— Я влюбилась в твоего отца — вот и все. Все очень просто.

И эти слова вдруг успокоили огра.

— Если то, что ты говоришь, правда, то зачем же ты оставила нас? Ведь мне говорили, что моя мать умерла в родильной пещере.

Мишель кивнула и нахмурилась.

— В некотором роде так и было. Ведь ты знаешь о примеси сайлуры в твоей крови?

— Тьютуры, — прошептал Толчук.

— Да, — горько повторила Мишель. — Именно так всегда называют нас среди огров: тьютура — похитители детей. Нас гонят и презирают. Но твой отец, даже зная это, полюбил меня и отдал мне свое сердце. Увы, кровь не спрячешь, и после твоего рождения я больше не могла скрывать, что я не настоящий огр. Твое рождение раскрыло мой обман всему племени. Меня связали и действительно чуть не убили. Спас меня твой отец, спрятав полуживую и окровавленную у старых огров, что живут в самой глубине пещер.

— У Триады.

— Да. Они донесли меня до священных ворот в самом сердце гор и выставили прочь, предупредив, чтобы я никогда не смела возвращаться обратно под страхом ужасной смерти. И еще добавили, что духи ворот перенесут меня в то место, куда я хочу.

Слушая эту речь, Толчук тихонько кивал, словно хорошо понимал, о чем идет речь.

— Ворота Духа, — прошептал он.

Но Мишель, казалось, не слышала его и продолжала печальный рассказ.

— Я оказалась на восточной стороне гор, в самой гуще людей. Израненной телом и духом, мне с трудом удалось превратиться в человека. Умирающую и слабую меня нашла некая добросердечная женщина, которая выходила и спасла... Именно она...

Но ее слова были прерваны появлением Могвида.

Оборотень еще не снял костюма, в котором выступал, но волосы его были в беспорядке.

— Что-то случилось с Еленой, — прошептал он. — Она в безопасности, но Эррил просит всех немедленно собраться в фургоне. — И только произнеся это, Могвид заметил стоявшую рядом с Толчуком и Кралом женщину. Оборотень вспыхнул, осознав, что он говорил такие вещи в присутствии постороннего и нарушил таким образом всю конспирацию.

Но Крал хлопнул Могвида по плечу.

— Не волнуйся, она уже знает про Елену.

— Но к-к-кто она? — сразу испугался еще больше оборотень.

Крал пожал плечами.

— Утверждает, что мать Толчука.

Могвид перевел удивленный взгляд с горца на женщину.

— Но матерью Толчука была сайлура, — пробормотал он. — А эта женщина не из моего племени. Ее глаза... — Могвид указал на свои миндалевидные, косо поставленные глаза. Всем, кто хоть мало-мальски разбирался в существах, населяющих Западные Пространства, эти странные янтарные глаза с кошачьими зрачками однозначно выдавали оборотней. Но глаза женщины были совершенно нормальными, как у остальных людей.

Мишель, должно быть, услышала последние слова Могвида.

— Но, увы, я все же сайлура. Или, сказать более честно, была ею. С тех пор много что изменилось.

Могвид раскрыл глаза, в которых явственно читались недоверие и шок.

— Изменилось? Вы хотите сказать, вы застыли? Вас заставили?

— Говорить об этом сейчас нет времени, — вздохнула Мишель, успев все же одарить Могвида достаточно презрительным взглядом. — История эта долгая, а Елена отнюдь не в безопасности, как только что ты посмел так слепо утверждать. По крайней мере, здесь, в Шадоубруке. Отведите меня к ней.

Эти слова, казалось, придали всем решимости.

— Она права, — сказал Крал. — Идем. — Они прошли за сценой и занавесом к фургону. День заканчивался нехорошо. Сначала странная женщина с ее дикими рассказами, теперь еще что-то непонятное с Еленой. Есть ли какая-то связь между этими событиями? У вагона уже стояли Эррил с Мериком и Фардайлом. Между ними на колесе сидела Елена, зажимая в руке что-то непонятное.

Крал прокашлялся, и все обернулись к подходившей группе.

Увидев незнакомую женщину, Эррил сурово нахмурился, и на лице его застыла маска недоверия и подозрения.

Но первой, ко всеобщему удивлению, заговорила Елена.

— Тетушка Ми! — воскликнула она, сначала испугавшись, а потом явно обрадовавшись. Девушка спрыгнула с колеса и побежала навстречу незнакомке, протягивая к ней руки. Слезы брызнули из глаз Елены, когда она прижалась к широкой груди Мишель. — Поверить не могу, что вы здесь, — рыдала она и прижимаясь к тетке все крепче. — Неужели это вы? Вы?!

Мишель нежно прижала к себе девушку.

— Как же ты выросла, малышка!

— Кто эта женщина? — хмуро спросил Эррил.

Мишель мягко улыбнулась и отстранила Елену от себя.

— В общем-то, я не совсем тетка, но мы с ее действительно родной теткой Филой связаны неким родом сестринства.

— Вы знали ее тетку? — в могильной тишине раздался голос Крала.

— Да. Именно она и была той женщиной, что подобрала меня и выходила после того, как меня выкинули через Ворота Духа.

— А-а-а... — протянул горец, в очередной раз удивившись поворотам судьбы.

Но лицо Эррила потемнело от гнева.

— Кто еще может подтвердить всю ту чушь, которую вы несете? — потребовал он.

Но его вопрос остался без ответа.

Мишель уже брала руку Елены в свою.

— Что с рукой? — Глаза ее тревожно сощурились.

Крал подошел ближе. Левая рука девушки была плотно опутана нитями какого-то странного мха. Казалось даже, что крошечные стебли и листья растут прямо из плоти.

— Оно не проходит, — прошептала Елена и потянула за одну из нитей. — Оно приросло.

Мишель опустилась перед ней на колено и долго изучала таинственный мох, то поднимая его, то принюхиваясь. Губы ее плотно сжались.

— Болит? — поинтересовалась она.

— Нет, но немного давит.

— Хм... — Мишель снова поднесла мох к носу.

Эррил уже стоял, склонившись над ними, и в глазах его появилось некое подозрение.

— Что вы можете об этом сказать?

— Это болотный мох, — спокойно ответила Мишель. — И он не просто привязан к ней — он из нее растет. Вернее, врастает.

— Что?! — Эррил отдернул девушку от Мишель, но та покачала головой и осталась на месте.

Мишель грузно встала и отерла пальцы, которыми трогала мох.

— Елену околдовали.

15

Майкоф и Райман смотрели на доску, каждый раздумывая над своим следующим ходом. Кости и кусочки жадеита были разбросаны между ними в каком-то сложном узоре на старой, изъеденной древоточцами игральной доске. Оба противника сидели над доской одетые в зеленые шелковые рубахи, шерстяные куртки и черные шлепанцы.

Но, кроме этой странной одинаковой одежды, игроки были, в общем-то, ничем не примечательны, если не считать того, что оба являлись близнецами, причем явно однояйцевыми. Близнецы не отличались друг от друга ни на йоту, и их лица, словно вырезанные из слоновой кости, мелкими и невыразительными чертами напоминали скорее не лица живых людей, а маски статуй.

Но вот левый уголок рта Майкофа слегка дрогнул.

— Ты принял решение, брат? — спросил, заметив это движение Райман. Ах, Майкоф всегда играет так нервно!

Майкоф посмотрел на брата и увидел в его глазах насмешку над тем, что он так быстро потерял над собой контроль. Бледные губы снова вытянулись в строгую линию.

— Извини, — прошептал он и протянул руку, чтобы передвинуть кусочек, но вместо этого положил его на кусочек брата.

— И этого-то хода я ждал весь полдень?

— Ты побежден, — сухо ответил Майкоф. — Еще три хода — и я возьму твой замок штурмом.

Райман перевел взгляд на доску. Неужели братец сошел с ума? Но, подумав, действительно, увидел ловушку. И теперь настал его черед слегка сожмурить в удивлении правое веко.

Майкоф с радостью увидел, что брат не потерял своей невозмутимости даже тогда, когда коснулся пальцем вершины своего замка, обозначая таким образом поражение. Но сам Майкоф на сей раз удержался от каких-либо проявлений радости. У него не дрогнули губы, не взмахнули ресницы. Он давно ждал этого момента и не намерен был испортить его такой вульгарностью, как улыбка. Райман пристально смотрел на него, но Майкоф даже не покраснел.

— Ты находишься в удивительной форме, брат, — сдался, наконец, Райман и отполированным ногтем убрал со лба седую прядь с красных глаз.

— Еще партию?

— Уже вечер, и Стая скоро будет готова к охоте. Пожалуй, будет разумней дождаться утра.

Майкоф принял план брата лишь легшим пожатием плеч.

— Какая победа! — еще раз произнес Райман, и на щеках его вспыхнул слабый румянец.

Но даже и тогда Майкоф не понял, насколько расстроила брата его победа.

— Ты совершенно прав. Вечер приближается, и Стая все больше жаждет крови.

Бледность снова вернулась на щеки Раймана.

— Тогда лучше удалиться в келью. — Он поднялся, стараясь не смотреть на доску и не вспоминать больше о позорном поражении.

Майкоф тщательно собрал кусочки, встал, пошел за братом к дверям и только на пороге осторожно потянул его сзади за рукав. И этот жест нежности был Райману особенно приятен.

— Спасибо тебе, — прошептал он, почти не размыкая губ. — Я думаю, что игра сегодняшнего дня слишком разгорячила нашу кровь.

— Но мы оба вышли из нее с честью.

И оба скрылись в келье — две статуи, обернутые в дорогие шелка. Их шлепанцы зашелестели по пушистым коврам, покрывавшим каменный пол замка. Слуги расступились, опуская глаза перед двумя владыками. На них вообще мало кто осмеливался смотреть, даже солнце. Правда, по замку ходило немало сплетен том, как и откуда получили близнецы это наследство, но никто никогда не осмеливался заговорить об этом вслух.

Их родители, ныне уже давно спавшие вечным сном, были глубоко любимы народом Шадоубрука. Именно семья Кьюрадоумов основала этот город давным-давно, и именно отец близнецов сделал все, чтобы придать городу его нынешнюю пышность и процветание путем заключения мудрых договоров, которые привлекали сюда все богатство страны. Теперь весь город стал богат, и в память об этом, равно как и о древнем роде Кьюрадоумов, большинство жителей просто закрывало глаза на странности братьев.

Итак, никто не произнес ни слова, когда братья добирались до самого отдаленного и редко посещаемого уголка замка. Это было их право — это был их дом.

Замок, известный в Шадоубруке просто как Владение, был гораздо старше самого города. Начинался он когда-то всего лишь с маленькой сигнальной башни, которые во множестве были разбросаны тогда по Равнинам Стендая. Многие из тех башен давно превратились в прах и тлен, но эта, и стратегически, и с точки зрения удобства торговых путей удачно расположенная на берегу реки, оказалась тем семенем, из которого и вырос впоследствии город. И, как сам город пускал корни все дальше и дальше, так и башня обрастала пристройками и этажами, павильонами, крыльями и другими башнями. Не в столь давние времена ее окружили еще и стенами, бастионами и куртинами, хотя эти оборонительные сооружения были, конечно, в первую очередь скорее декоративными, чем служили своей реальной цели. За стенами даже разбили парк, и в окружавших его озерах теперь во множестве плавали гордые белые лебеди.

Гордясь парком и могучими стенами замка, большинство горожан давно забыли то семя, из которого родился их город, ибо старая сигнальная башня давным-давно была похоронена среди новых прекрасных фасадов, и ее древние уродливые камни уже никого не радовали. И только горстка людей еще помнила ее старинное название — Рашемон или Кровавая Пика. Так она была названа в период первых сражений с гульготалами пятьсот лет назад, когда тысячи людей отдали здесь жизни, отстаивая свободу Равнин. Башня держалась долго, огни на ее стенах красили в цвет крови даже саму луну, и только со смертью своего последнего защитника башня была взята.

И эта старая страшная история близнецам была хорошо известна.

Это был их дом, их наследство.

Майкоф и Райман молча выскользнули из-за тяжелой портьеры своей комнаты в западном крыле Владения и пошли по все сужающимся коридорам ко внутренней башне. По мере того, как они шли к центру замка, потолки становились все ниже, пространства уже, и скоро им уже пришлось идти друг за другом. Скоро их седые головы стали упираться в потолок, и они добрались до двери, опоясанной зелеными от старости медными полосами. Достав из рукава серебряный колюч, Майкоф открыл двери Рашемона.

Створки со скрипом распахнулись, и откуда-то снизу потянуло холодным воздухом, приносившим сладковатый запах. Пахло сырой грязью, ржавчиной и еще слабым отголоском когда-то роскошного мускусного аромата, который всегда заставлял Майкофа вздрагивать. Райман тоже замер на пороге и слегка опустил веки, отдавая дань тому, что таилось внизу.

— Идем же, брат, — глухо произнес Райман и начал спускаться. — Уже почти сумерки.

И Майкоф увидел, что рука брата слегка дрожит, опираясь на старинные каменные перила узкой лестницы. Ноги отказывались служить ему, так что пришлось заставить себя следовать за братом.

Но Райман ощущал Майкофа за своим плечом, словно надвигавшуюся бурю, и потому ускорил шаги.

Но, когда спина Раймана скрылась в темноте, Майкоф впервые позволил себе широко улыбнуться. Братья слишком хорошо знали друг друга. Чем ниже они спускались, тем становилось темнее, ибо никакому слуге не пришло бы в голову установить в таком заброшенном месте факелы или лампы. Да и ключи от башни были лишь у братьев.

Но вот далеко внизу показалось слабое сияние, росшее с каждым шагом.

Теперь оба быстро спускались, проклиная скользкие шлепанцы, не раз подводившие их на осклизлых каменных ступенях. Братьев властно манил красноватый горящий свет.

Они миновали вторые двери, которые всегда стояли открытыми, и спешили все ниже и ниже. Огонь раздражал и привлекал их. Майкоф облизнул губы — голод разгорался в его животе, как пожар.

К тому времени, как братья добрались до низа, они уже бежали, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. На самом последнем этаже Кровавой Пики стояла неглубокая лужица черной воды, маслянисто отражавшая далекие огни сверху.

И, моча в воде дорогой шелк шлепанцев, Райман и Майкоф рванулись к самой последней комнате Рашемона и к тайне, которую она хранила. Наконец, они оказались в темной келье.

Здесь пол был уже не каменным — а, как и во всякой келье, сделанным из земли или, вернее сказать, из грязи. За минувшие столетия башня давно осела, и теперь подземные воды реки подмывали ее изнутри.

Первым добрался до комнаты Райман и немедленно провалился по лодыжки прямо в жидкую грязь. Чтобы сделать очередной шаг, ему приходилось с силой вытаскивать ноги из грязи, и каждый его шаг к цели сопровождал отвратительный всхлип. Он уже оставил в грязи оба шлепанца, но даже не обратил на это внимания. Шлепанцы без труда можно купить новые, зато за ним уже близко чавкал грязью брат.

Взгляды обоих были прикованы к предмету, находившемуся на середине кельи, и тоже уже наполовину утопленному в грязи.

Объектом их стремлений была некая обнаженная фигура, скорчившаяся посередине кельи. Ее мощное тело казалось переплетением мускулов, отлитых примитивным художником, грубым подобием человеческого тела. Крючковатый нос нависал над жирными губами, маленькие глазки похоронены глубоко подо лбом, а прямо перед животом урода находился черный эбонитовый шар, наполненный воспоминаниями утопленного в крови Рашемона... Черты скульптуры блестели отраженным светом кровавого огня, исходившего от шара.

Пять зим назад близнецам была дарована эта радость как награда за то, что они отдали свои сердца Темному Лорду.

Майкоф и Райман упали на колени в грязь и стали рвать на себе дорогие одежды. Их столь одинаковые лица исказил восторг жестокого экстаза и кровожадного наслаждения.

И они преклонились перед своим богом, утопив лица в грязи и тем самым еще раз доказали свою преданность Лорду Торврену — последнему из злых карликов, бравшему Рашемон.

Эррил уложил последние ножи для выступления в чехлы и сел неподалеку от затененного входа в сарай, куда ушли Елена и Мишель. Последняя решительно отстранила Эррила от более подробного осмотра девушки, и Эррил, видя, что она, кажется, понимает в происшедшем куда больше, чем он, неохотно подчинился.

Вокруг него все остальные обсуждали события дня. Цирк закрылся, артисты паковали вещи, Мерик кормил своих воробьев, а Могвид подметал кусок площади. Крал, ворча, скатывал занавес и убирал его в повозку. Вечернее небо готово было пролиться дождем, и приходилось спешить. Оставалась неразобранной лишь деревянная сцена, поскольку сложить ее было делом непростым и небыстрым.

Оставлять сцену на ночь стоило дополнительных расходов, но Эррил пошел на это, поскольку в плату таким образом включалась возможность хранения фургона и вещей в этом сарае. Сами же артисты ночевали в небольшой харчевне под названием «Раскрашенный Пони» на северной стороне площади. Это было дрянное заведение, но Эррил экономил деньги, спеша скопить как можно быстрее сумму, которая позволила бы им отправиться на барже в прибрежный город.

Все были заняты делом. Сам Эррил медленно точил кинжалы, но внимание его было поглощено совсем иным. Он не сводил глаз с Елены и Мишель, смутно видневшихся в проеме двери сарая. Заявив, что девочку околдовали, женщина отказалась давать еще какие-либо пояснения до тех пор, пока не поговорит с Еленой о странном ребенке и не осмотрит ее с головы до ног.

Эррил сидел, а вечер становился все темней, и по берегам реки стал скапливаться густой туман. Воин отложил точило, попробовал лезвие ногтем и остался им доволен. После звучания железа о камень он услышал теперь и другие звуки.

— Это отсюда появился ребенок? — донесся до него голос Мишель. — Из этих дверей?

Елена кивнула.

— Я думала, что это просто потерявшийся малыш.

Эррил протер лезвия смоченной в масле тряпицей и убрал нож в деревянную коробку, где уже лежало шесть его братьев. Рукояти их стерлись и потускнели от частого использования, но все лезвия сверкали, как новенькие. Эррил знал толк в хорошем оружии и понимал его цену.

Наконец, Мишель появилась в дверях сарая, и Эррил поднял голову.

— Потерявшийся мальчик, ну, прямо, как она сама!

— Как кто? — удивилась Елена.

Но Мишель ничего не ответила, а только осмотрела площадь, по-птичьи склонив голову набок, словно слышала то, что доступно ей одной.

Заинтригованный и охваченный подозрениями, Эррил поднялся и подошел ближе.

— Я подслушал ваши слова, — обратился он к Мишель. — Вы действительно, кого-то подозреваете в этом странном случае с Еленой?

Но Мишель лишь глазами приказала ему молчать.

— И что вы имели в виду, заявив, что ее околдовали? — не сдавался Эррил.

Но Мишель и во второй раз смолчала, слегка качнув головой.

— Неужели вы...

И только тогда она повернула голову и заговорила с Эррилом медленно, как с неразумным дитятей.

— Околдована... Это значит, какая-то ведьма наложила на нее свои чары.

Напряжение между говорящими росло, как густеющий с каждой секундой туман.

— Но я думала, что единственная ведьма — это я... — подала голос Елена.

Мишель усмехнулась.

— Кто тебе это сказал?

Елена покосилась на Эррила.

— Ну, кажется, я появилась вовремя, — вздохнула Мишель, поднимая глаза к небу, и снова тяжело вздохнула. — Ты, девочка, единственная ведьма крови. Но те женщины, что имеют сильную магию элементалов, тоже называют себя ведьмами. Есть морские ведьмы, лесные, водяные... И, я думаю, эта одна из таких и опутала тебя.

— Но кто?

— Есть у меня подозрение, но сначала надо все разузнать получше.

Теперь к говорящим подошли и Мерик с Фардайлом. Они, вероятно, тоже слышали последние слова Мишель. Волк потянулся носом к ее руке.

Эррил осмотрелся, ища, кто еще мог слышать их разговоры. Но площадь была пуста, если не считать нескольких припозднившихся прохожих. К счастью, угроза дождя разогнала большинство горожан по домам, а тех, кто еще был на улицах, торопила быстрей закончить все дела. Никто и не глядел в сторону бродячих артистов.

— И вы полагаете, что в это дело замешан Темный Лорд? — тихо спросил эльф.

— Нет, никакого запаха разложения нет в этой магии, — рассеянно ответила Мишель, продолжая о чем-то напряженно думать.

Эррил снова оглядел площадь.

— Может быть, лучше продолжить нашу беседу в харчевне? — предложил он.

Мишель кивнула.

— Первые разумные слова, какие я слышу от вас за сегодняшний вечер, Эррил.

Цирк закрыли; Крал и Толчук закатили фургон в сарай. Туда зашел и Фардайл, ночевавший вместе с Толчуком во избежание краж и вообще лишних разговоров о волке и огре.

Поначалу Толчук расстроился из-за того, что его лишили участия в общем разговоре, но обменявшись с Фардайлом быстрыми взглядами, замолчал и успокоился.

Мишель ласково положила руку на плечо сына.

— Мы скоро поговорим и с тобой.

Толчук ничего не ответил, а повернулся и пошел посмотреть лошадей. Лошади тоже стояли в сарае, вернее, в небольшом закутке за ним. Самим кормить их было гораздо дешевле, чем в харчевне за отдельную плату. К тому же конюшня «Раскрашенного Пони» кишела крысами размером со щенков крупной собаки, так и шнырявшими в сене, предназначавшемся лошадям.

У самих артистов, конечно, условия были не намного лучше, чем у лошадей. Комнатки им сдали темные, маленькие, полные вони от жарящейся внизу рыбы. Как и положено, в речном городе хозяева предлагали своим постояльцам в основном рыбу, а однообразие приготовляемых из нее блюд говорило о невеликих талантах местного повара.

Убедившись, что фургон убран, Эррил повел всех в харчевню.

Они толкнули дверь зала, и Мишель, не стесняясь, выразила свое отношение к выбору Эррила.

— Ну и молодец! — хмыкнула она, глядя на залитые элем колченогие столы, занятые докерами с физиономиями пропойц. — Сразу видно, что с женщиной вы путешествуете в первый раз!

Пара докеров подняли глаза и с восхищением уставились на высокую женщину с косой и ножами. Мишель смерила их презрительным взглядом, в котором отчетливо сверкала сталь. Те тут же снова уткнули носы в кружки и сделали вид, что ничего не произошло.

— И где же ваши номера? — поинтересовалась Мишель.

Эррил пошел вперед, остановившись лишь для того, чтобы заказать холодный ужин.

— На самом верху, — ответил он, поднимаясь, и расшатанные ступени скрипнули под его ногой. — Я снимаю всего две комнаты.

— Какая щедрость! — саркастически рассмеялась Мишель.

Все шестеро собрались в большей из двух. Сарказм Мишель все увеличивался по мере того, как она смотрела на комнату, но больше она ничего не говорила. В комнате стояло две узкие, едва ли в человеческий рост, кровати с жидкими одеялами, а единственное окно выходило на внутренний двор харчевни, но вместо желаемой прохлады давало лишь еще больше жары. Низкие потолки, казалось, были готовы обрушиться на головы постояльцев. Кралу, во всяком случае, постоянно приходилось наклонять голову, чтобы не удариться о балки.

— Давайте сначала сядем, — предложил Эррил. — Кажется, сегодня ночью предстоит долгий разговор.

Могвид и Мерик забрались на одну кровать, Крал и Елена — на другую. Мишель и Эррил остались стоять, глядя в лицо друг другу, как волки, борющиеся за главенство в стае.

Первой заговорила женщина.

— Исследовав Еленину руку, я пришла к выводу, что колдовство не имеет, так сказать, непосредственной опасности. Оно опасно скорее тем, что ее можно будет узнать на улице. Шадоубрук опасен ей.

— Я сам могу позаботиться о ее безопасности, — отрезал Эррил. — Как успешно и делал до сего дня. И я отведу ее в Алоа Глен. Почему я должен вам верить?

— Но она мать Толчука... — начал Крал.

Мишель взглядом заставила его замолчать.

— Если не верите, я расскажу вам всю историю.

И она стала рассказывать.

Эррил слушал, с трудом сдерживаясь, чтобы не вмешаться. Женщина с двумя кинжалами рассказывала о своем путешествии от Западных Пространств и о времени, проведенном ею у племени огров. И, рассказывая, она смотрела Эррилу прямо в глаза, не извиняясь и не краснея. В результате даже он вынужден был поверить в искренность ее слов.

— После рождения Толчука я была выкинута из пещер и подобрана теткой Елены Филой. И это она, Фила, раскрыла мне глаза на то, что я есть на самом деле — и на то, какой дар есть у меня в крови. Она объяснила, почему я так не похожа на остальных сайлура, на тех, кто живет в лесах — и почему этот дар заставил меня покинуть Запад и прийти сюда.

— Но что это за дар? — осторожно спросил Эррил.

Мишель кивнула в сторону кроватей.

— Подобно Мерику и Кралу, я тоже ношу в себе природную магию, но если Крал владеет скальной магией, а Мерик — воздухом и ветрами, то я... — И Мерик, и Крал недоверчиво слушали эту речь, полностью разделяя подозрительность Эррила.

— Откуда вы это знаете? — спросил тот.

— Это и есть мой дар. Я — искатель.

— Искатель?

— Ну, охотник. В каждом поколении всегда есть несколько человек, обладающих магией элементалов, но такой, которая способна видеть такую же магию. В других. И я одна из них. Наличие магии в других привлекает меня, как тайная песня, притягивает, как магнит. Таков мой дар элементала.

— И его открыла в вас тетя Фила? — спросила Елена.

— Она была мудрой и талантливой женщиной. — Мишель склонила голову в молчаливом воспоминании. — И узнав о моем даре, она пригласила меня в Сестринство, где научила, как пользоваться этой магией. Она знала, что настанут времена, когда и элементалы сыграют свою роль в спасении... или окончательной гибели нашей страны. Однажды она сказала мне: «Ведьма — это ключ, но элементалы станут тем замком, в котором ключ будет в безопасности». И этим она дала мне цель в жизни.

— Но чего она от вас хотела? Что вы должны делать?

Мишель ответила, не отводя глаз от Эррила.

— Как искатель я должна отправиться по землям Аласии. Найти всех обладающих магией и предупредить их.

— О чем? — жестко прервал ее Эррил.

— О том, что я не единственный искатель в этих землях. — Она сделала большую паузу. — Лорды Гульготы вербуют своих искателей. И те тоже рыщут по лесам и полям в поисках юных элементалов. И там, где я лишь предупреждаю, они будут насиловать. Обманутая и запуганная Темным Лордом, эта молодежь превратится в черную армию, гвардию страха, страшные полки самой отъявленной черной магии.

Эррил прикрыл глаза, перед которыми появилась несчастная Вайрани с черными, как ночь, кудрями и нежной кожей. Лицо его почернело от горького воспоминания, и в глазах остальных он увидел, что и они вспомнили ту страшную ночь.

— Я думаю... — пробормотал он. — Я полагаю, мы уже встречались с одним из таких обманутых.

Теперь пришел черед удивиться Мишель.

— Вы столкнулись с одним из гвардии страха и остались живы! ?

— Едва, — уточнила Елена.

— И что стоят ваши предупреждения? — с неожиданной горячностью заговорил Эррил. — Если кто-то из этих элементалов пойман, то сил сопротивляться Темному Лорду у него уже все равно нет.

Мишель опустила руку в карман.

— Нет, способы сопротивляться тлетворному влиянию гульготалов есть! — Она вытащила жадеит, сделанный в форме все того же флакона.

Елена так и застыла на кровати.

— Это прямо точно такой же, какой мне дал дядя Бол, чтобы разговаривать с призраком Филы!

От этих слов Мишель изогнула бровь, явно не понимая, о чем идет речь.

— Я сама получила его из рук твоей тетки. Одна женщина из Сестринства — большой мастер резать по камню... И теперь, путешествуя, я раздаю эти флаконы элементалам. Если только возникнет угроза соблазна или насилия, надо просто выпить его содержимое, и оно поможет человеку не стать игрушкой темных сил.

— Итак, есть способ сопротивляться их злу, — прошептал Эррил, которого больно ранило такое известие. Ах, если бы Вайрани встретила эту женщину...

Лицо же Елены, наоборот, вспыхнуло надеждой.

— А во флаконе какой-то магический эликсир?

— Так я и говорю всем, — ответила Мишель, и в первый раз глаза ее невольно опустились долу. — Но я лгу. Там только яд.

По комнате пронесся вздох ужаса.

— Только смерть может спасти от действия темных сил. И Сестринство решило, что лучше умереть, чем стать бессмысленным и бессловесным орудием Черного Сердца. Того, кто раз взяв, уже никого не отдает назад. — Она перевела дыхание. — Но, увы, другого выхода у нас нет. И я разбрасываю кругом яд и ложь для того, чтобы не случилось худшего.

Она оглядела слушателей и быстро отвернулась, ибо на всех лицах был написан ужас.

Первым заговорил Могвид, который все еще не мог поверить в услышанное.

— Но ты помогаешь убивать людей.

Тогда Мишель гордо подняла голову и посмотрела каждому в лицо. Глаза ее ярко сверкали, в них стояли слезы, но голос был тверд и резок.

— Не судите меня! Я сделала свой выбор — и не сверну с этого пути. Да, я совершаю вещи, которые ранят мое сердце, я оставила и того, кого любила, и сына, я предала в себе родную кровь сайлуры, навеки застыв в обличье человека, я даю яд детям, слушая благодарности от их матерей... Но я не попрошу прощения за содеянное. — Она в упор посмотрела на Эррила. — Это будет последняя война. И если проклятье не будет снято с нашей страны, мы все равно должны умереть. Все.

Грудь ее тяжело вздымалась от волнения, голос упал до шепота.

— И эта война между мною и искателями Темного Лорда началась еще до рождения Елены. И не будь моих стараний, сейчас между вами и Алоа Глен стояли бы такие легионы гвардии страха, что вы и шагу не сделали бы. Это мой яд и моя ложь прорубили вам кровавую дорогу к тому, к чему вы так стремитесь. — Она открыла глаза и снова посмотрела на Эррила так, что мороз пробежал у него по жилам. — Неужели теперь вы будете настолько чувствительны, что побрезгуете идти моей тропой?

Эррил судорожно сглотнул, не находя слов и не зная, что испугало его больше: легионы гвардии страха или эта женщина с сердцем из чистого льда.

— Мы все сделали свой нелегкий выбор, — первым подал голос Крал.

— Да, — покорно шепнула Елена. — Но у нас был выбор. А эти обманутые невинные души, эти юные элементалы, которые ходят с ядом на сердце — ведь у них нет выбора. Они кончают с собой, даже не зная этого!

— Еще неизвестно, что лучше, — вмешался Могвид. — Знать или не знать...

Все переглянулись.

Ответа никто не знал.

— Скоро, скоро вы узнаете всю правду моих слов, — прервала тягостное молчание Мишель. — Здесь, в Шадоубруке я уже обнаружила двух продавшихся злу элементалов, парочку из гвардии страха, ведущую свою охоту. И пока вы обсуждаете мою мораль, они только и жаждут, как изжарить ваши сердца на своих страшных пиках.

Эти слова привели всех в волнение, живо напомнив те ужасы, которые всем пришлось пережить во время битвы с Вайрани.

— Так что же нам делать? — спросил растерянный Крал.

— То, что надо делать для того, чтобы выжить, — ответила Мишель, и голос ее был полон решимости. — Она спрятала обратно флакон с ядом. — И это то, что я делаю всю свою жизнь.

— Встаньте, — приказал карлик-лорд, и голос его впился в уши Майкофа и Раймана.

Близнецы подняли лица из грязи. Майкоф чувствовал на губах привкус речной сырости, и он был для него сладчайшим нектаром. Но он знал и то, что есть другие вкусы, которые будут ему подарены в эту ночь. В глазах коленопреклоненного рядом с ним брата Майкоф видел отражение собственных чувств.

Крутящийся черный шар замедлил вращение и, наконец, застыл на бледной ладони карлика. Кровавые отблески все еще сверкали на полированной поверхности, но теперь отчетливо были видны и серебряные жилы, пронизавшие весь шар.

— Готовы ли вы принять Причастие? — спросил карлик, сверля глазами обоих близнецов и проникая их взглядом насквозь. Он взвешивал их готовность.

— Да, лорд Торврен, — хором ответили оба. — Наши тела отданы тебе.

Карлик сделал шаг на кривых ногах.

— Тогда идите и примите награду хозяина. — Он протянул им эбонитовый шар.

И, ползя по грязи на коленях и локтях, близнецы приблизились к талисману.

— Ближе! — приказал Торврен, и голос его был похож на карканье ворона. — Отдайте свою холодную вялую плоть жару охоты. Сегодня ночью Лорд Гульготы нуждается в ваших талантах! В Шадоубруке появились другие элементалы — их надо найти и привести в Рашемон для причастия.

В голосе карлика Райман вдруг уловил нотки ревности, словно их владыка не хотел никого допускать в глубины башни, кроме них с братом. Но глаза его по-прежнему горели кровавым огнем, и ослушаться было немыслимо.

Предстояла охота. А охота означала кровь.

Оба брата подняли грязные руки к талисману. Райман прижал ладонь к холодному камню, зная, что прикасается таким образом к сердцу владыки. В тот же момент сработал и кишечник, и мочевой пузырь, но все это было уже совершенно неважно; жар духа мгновенно высушит все.

А чтобы завершить причастие, братья замкнули круг: Майкоф обнял шар и коснулся рукой пальцев брата. Отныне они оба были соединены и едины перед камнем. Плоть к плоти, круг замкнулся, и в мир снова вызвалась Стая.

Райман, не отрываясь, смотрел на брата, пока магия овладевала их телами. У Майкофа все происходило точно так же, и как прекрасен он был в этот момент! Райман нахмурился, поскольку кожу его начинала стягивать боль, на ней появлялись большие черные пузыри, губы побледнели.

Являлась Стая!

Скоро уже тысячи пузырей покрывали их кожу на лице, руках, груди, животе, ягодицах и ногах. Майкоф увидел, как особенно большой пузырь поднялся на левой щеке брата — внутри него кипела и пенилась жажда охоты, и в тот же миг пузырь прорвался острыми струйками крови. И Майкоф ощутил такие же струйки под своим правым соском. Это было похоже на укус осы.

Скоро их уже не было видно под пузырями и кровью.

Братья стонали в экстазе причастия.

Но вот из очередного пузыря на шее Раймана появился черный кольчатый червь, который, извиваясь, начал выбираться и своего убежища. Скоро таких червей были уже сотни. Майкоф в ужасе смотрел на нечеловеческую красоту брата, в глазах его стояли слезы восторга. Бледная кожа брата поднималась десятками фестонов, в которых зияла черная бездна, и он знал, что и его собственному телу дарована та же черная красота.

Глаза близнецов встретились, и оба поняли, что время пришло.

И, как осенью опадают с деревьев листья, так стали падать с них черные черви, опускаясь в жидкую грязь с тихим и нежным всплеском. Там нежные существа напивались ржавой водой и наедались грязью, разрастаясь по мере насыщения. Скоро вдоль спины у них выросла жесткая щетина, а по бокам появились небольшие, но с острыми коготками лапки, на которых они поднялись из грязи. Красные глазки и усы появились на слепых головах, а сзади выросли бледные хвосты, которыми существа нервно махали в ожидании охоты.

В крови и нарывах братья гордо смотрели на полчища крыс, кишевших около их ног. Стая была готова.

— Дело сделано, — раздался голос карлика. — Охота начинается.

При этих словах оба брата снова упали в грязь, отдавая свой разум и волю Стае. Теперь и Райман, и Майкоф стали одним телом с ней, ее тысячью глаз, сотнями тысяч острых зубов, жаждущих вонзиться в живую плоть. И они послали Стаю вверх по лестница Рашемона, чтобы проникнуть сквозь сотни расщелин в старых камнях, а потом, миновав Владение, разбежаться по всему городу и проверить весь уже заснувший Шадоубрук.

Однако сами братья оставались внизу, в подвалах, распростертыми в зловонной грязи. Глаза их теперь были слепы, хотя в ушах все еще продолжал звучать голос карлика.

— Идите же, — приказал он, и его толстые губы растянулись в безобразной улыбке до самых ушей. — Принесите мне магию!

Толчук тащил через сарай бочку с водой, как вдруг почувствовал на своих ногах какое-то покусывание. Поглядев вниз, он увидел жирную речную крысу, ползущую прямо по его огромной когтистой ступне. В отвращении и к тому же будучи в плохом настроении из-за того, что его оставили в сарае, он яростно пнул тварь, намереваясь проколоть ее когтем, но хитрая бестия оказалась проворней и исчезла с противным писком, словно оскорбившись тем, что ее попытались прогнать. Толчук усмехнулся — он ненавидел крыс. Благодаря расположенной в двух шагах реке и отсутствию в сарае людей эти гадины совсем разгулялись, возомнив, что сарай построен исключительно для них.

Фардайл стоял в узких дверях, которые вели во двор, где стояли лошади. Он потянул носом в сторону Толчука. Волк казался сейчас всего лишь черным силуэтом на фоне идущего от реки и все сгущавшегося тумана. Туман этот был словно живое существо, более реальным, чем даже силуэты близлежащих домов. Он поглощал все, как большой белый медведь, и даже лошади казались теперь лишь какими-то темными пятнами. Словом, крысы действительно могли царить в этом выморочном белом мире.

На стене слабо горели две масляные лампы, и в их тусклом свете Толчук увидел, что Фардайл приподнял губы, обнажив клыки, а шерсть на его загривке стоит дыбом.

И взглядом волк сказал огру:

Хищник рыщет по следу.

Толчук подошел к Фардайлу, все еще неся под мышкой бочонок. Он знал, что от тонкого обоняния волка не уйдет ни малейший запах, а от слуха — ни единый звук. Но за волком стояла теперь лишь сплошная белая стена тумана.

— Что ты чуешь?

Фардайл повел носом по ветру, которым тянуло с реки, и снова посмотрел в глаза огру.

И в голове у Толчука появилось изображение пауков. Разумеется, он понимал, что волк говорит не о простых пауках, во множестве плетущих свои паутины на балках сарая, ловя мух и мошек. Толчук невольно почесал один из многих шрамов, что остались у него после укусов Орды.

— Еще дьяволы? — спросил он.

Глаза волка вспыхнули.

Волк чует много запахов из дыр, что ведут к воде... Вихрь запахов, слишком много, чтобы различить.

Толчук крепче сжал бочонок. Волк порой терялся среди множества городских запахов.

— Может быть, лошадей все-таки лучше завести внутрь? Такой ночью разумней держаться настороже.

В голове у него появился ответ Фардайла. Это был Эррил. Волк явно предлагал поднять тревогу и позвать остальных.

Толчук скривился. Еще секунду назад он обрадовался бы любому поводу пойти в харчевню и присоединиться к остальным, но теперь с этими подозрениями волка, как он оставит свой пост? И что он скажет всем, кроме того, что Фардайл унюхал что-то, чего сам определить не может? Такое творилось и с ним, когда он в первый раз попал в населенное людьми место — город; это просто пропасть всяких незнакомых запахов и ароматов.

Так он стоял и думал до тех пор, пока лошади во дворе вдруг не начали ржать и панически рваться на коновязи. Ослепленные туманом, Толчук и Фардайл застыли, а лошади, вероятно, видели или тоже ощущали что-то ужасное.

Тогда оба рванулись вперед, прорываясь сквозь влажные пласты тумана, как вдруг перед ними возникла что-то большое и темное. Это была лошадь, вихрем влетевшая в сарай и едва их не затоптавшая. Глаза ее были выкачены и ноздри раздувались от страха.

Толчук мгновенно отпрыгнул обратно внутрь.

— Фардайл! Беги в харчевню! Предупреди всех!

Волк тоже отошел внутрь и мгновенно передал огру:

Два волка спина к спине сдержат голодного медведя.

— Да, но восемь будет лучше, — не сдавался Толчук, отходя к боковой двери. — Особенно, если у волка есть мечи. — Он пинком открыл дверь, не тратя времени на открывание замка. — Приводи помощь!

Фардайл еще какое-то время постоял в нерешительности, ожидая дальнейших контактов, но их не последовало. Толчук отвернулся.

И тогда волк черной тенью исчез в тумане.

Толчук увидел, что бежавшая кобыла забилась в самый дальний угол сарая, но сам он не отводил взгляда от дверей, ведущих во двор. Туман, просовывая свои белые пальцы, уже заползал внутрь и медленно расползался по полу.

Какое-то движение по балке на мгновение отвлекло внимание огра. Но это оказалась лишь небольшая цепочка крыс, которые, вероятно, тоже спасались от объятий тумана, карабкаясь по столбу вверх. Или что-то напугало и этих отчаянных тварей? Толчук стал внимательно вглядываться за порог, на котором задержалась одна из крыс, отряхивающая лапы. Приглядевшись, он увидел, что она, видимо, полураздавлена, но даже и в таком состоянии она пыталась перебраться через порог. Крошечные коготки царапали древесину.

Что же произошло? Крысы в панике лезли в сарай, давя друг друга и пища в отчаянии и ужасе. Сверху тоже упала пара, которая благополучно сломала при падении шеи, и их земные страхи оказались закончены.

Остальные в агонии пищали и рвались куда-то. Толчук подошел ближе. Эти крики раздражали его неимоверно, они не давали расслышать то, что так неизбежно приближалось или уже находилось во дворе. Он занес ногу, чтобы раздавить тех, кто находился совсем рядом, но крошечные морды вдруг повернулись к нему. В черных глазках застыли испуг и боль, и жалобный стон рвался из сереньких глоток. Толчук застыл в нерешительности с поднятой ногой, но почему-то сморщился и опустил ступню не на крыс, а рядом.

Тут же он чертыхнулся. Слишком долго он находится с людьми! Он нагнулся и поднял одну из крыс с перебитым хвостом. Он ненавидел крыс, но еще больше ненавидел, когда перед ним страдает и боится какое-то маленькое беззащитное существо. Не зная, что делать дальше, он зачем-то положил дрожащую тварь себе в набедренную сумку. Стоны тут же прекратились, словно крыса только и искала безопасного места.

На какое-то время в сарае наступила тишина. Толчук вновь обернулся к дверям. Лошади были на месте. Тогда огр снял одну из ламп и пошел к животным, другой рукой все продолжая сжимать бочонок с водой, словно тот служил ему каким-то спасительным якорем против чудовищного тумана.

Подняв лампу, он приблизился к порогу. Лошади стояли почти неподвижно. Даже крысы или убежали, или сочли сарай вполне безопасным местом. Но туман приглушил все звуки и спрятал все предметы.

Единственным звуком в мире оставалось теперь хриплое дыхание Толчука. Выставив лампу в ночь, он пытался что-то разглядеть, но туман сгустился настолько, что не помогала и лампа.

И тут, словно посланец этого тумана, в круг света вышла еще одна крыса. Хотя слово «крыса» было бледным определением того, что возникло из речной грязи перед огром. Если существо в его кармане было пушистым и серым, размером с его кулак, то стоявшая перед ним была черной и размером с голову. Но самым ужасным в этой крысе были ее глаза — красные, они сверкали, но не отраженным светом лампы, а тайным внутренним огнем, словно там, за ними пылал кровавый костер.

Крыса зашипела, и волосы встали у Толчука дыбом. Было ясно: перед ним крыса-дьявол, и она ползла к нему, задрав морду, словно принюхиваясь к незнакомому запаху и чуя не только его, а и самый дух Толчука.

Он сделал шаг назад и бросил в тварь бочонком с водой. Удар был точен, и бочонок опустился прямо на голову мерзкой твари. Обручи лопнули, и вода растеклась по полу, но крыса вышла из-под обломков совершенно невредимой и настроенной еще более решительно. Красные глаза полыхали ненавистью, и когда они встретились с глазами огра, Толчук явственно услышал предсмертные шепоты и стоны. Ему показалось, что он тонет, пропадает в этих ужасных глазах. За стонами теперь явственно слышался дикий смех, и два голоса сливались в каком-то дьявольском экстазе. Глаза огра стали затуманиваться, словно его втягивали в мир непонятных кровавых башен и туманов мертвых.

Потом неожиданная агония пронзила грудь огра, и огненные крючья вонзились в его сердце.

Толчук ахнул, но понял — это Сердце его народа зовет его. И никогда еще этот зов не был так силен. Пальцы выронили лампу, и она со звоном разбилась. Вспыхнувшее масло взвилось и стало лизать его бедра и проем двери. Огр кое-как сбил огонь с тела, но его продолжал рвать внутренний, более страшный огонь.

Едва дыша от боли, Толчук сделал несколько шагов на дрожащих ногах, и рука его невольно опустилась в набедренную сумку, ища Сердце, чтобы освободить его. Пальцы сомкнулись на камне. Когда-то Сердце спасло Толчука от огра, который убил его отца — может быть, оно поможет и сейчас.

Он выхватил камень, надеясь, что сейчас тот вспыхнет на его глазах чистым ярким пламенем. Но Сердце оставалось тусклым и мертвым: ни пламени, ни света, ни даже слабого сияния. Толчук смотрел на камень в смертельном отчаянии, и страшная правда струилась через его пальцы.

Сердце умерло, магии больше не было.

К этому времени крыса была уже на пороге. Остатки горящего масла отражались на ее черной шкуре, и от этого она почему-то казалась еще больше. А за ней уже толпились ряды таких же чудовищ, порождения тумана и дьявола. И все они смотрели на Толчука.

С таким количеством врагов бороться он не мог, и в тоске и страхе огр упал на колени. Перед глазами у него поплыла мутная пелена, а в уши ворвались древние крики и кровожадный смех.

16

Елена во все глаза смотрела на Мишель, забыв на мгновение даже про мох, опутавший ее руку. Она изучала резкие линии лица этой женщины и перекрещенные у нее на груди ремни, на которых висели кинжалы. Когда-то она была ей почти теткой, но теперь перед ней стоял совершенно другой, незнакомый человек. И девочка никак не могла связать свои детские воспоминания о тетушке Ми с той отравительницей детей, которая делала это по жестокому приказу Сестринства.

В еленином детстве тетушка Ми была одной из немногих, кто разделял ее увлечения тайными тропками и сокровищами, спрятанными среди садов далекой родины. И если другие пытались приохотить ее к шитью и готовке, Мишель гуляла вместе с девочкой рука об руку по лесам и полям. Они вели долгие разговоры, и Елена радовалась, что Ми относится к ней не как взрослый к ребенку, а как равный к равному, рассказывает про свою жизнь и даже немного про всякие таинственные вещи. Она научила Елену бесшумно красться по лесу, чтобы выследить, например, семейство оленей, показала, какие дикие растения можно употреблять в пищу, а какие нет, и тут... Да, тогда произошла одна неприятная вещь.

Елена отчетливо вспомнила тот день своего детства и вздрогнула. Листья хемлока, корня ночных теней... Значит, уже тогда Мишель многое знала о природных ядах.

Но Мишель, всегда имевшая тонкое чутье на все, тотчас заметила, что Елена расстроена. Она положила ей на плечо большую руку, а когда девушка попыталась ее сбросить, только сжала сильнее. Обратилась Мишель, однако, не к ней.

— Я хочу, чтобы все вы ушли отсюда, — мягко сказала она. — На то, чтобы строить планы о том, как избежать гвардии страха, остались считанные мгновения.

— Если опасность действительно существует, уходить надо немедленно, — нахмурился Эррил.

— Слишком резкие действия только привлекут к нам ненужное внимание и испортят все дело. Гвардия в первую очередь ищет Елену. Иначе мы сейчас не сидели бы здесь и не разговаривали. — Мишель смерила Эррила презрительным взглядом. — Ночью мы составляем план. На рассвете — уходим. — Эррил открыл рот, чтобы возразить, но Мишель снова заговорила, на этот раз намного мягче. — До сих пор ты делал все, чтобы спасти Елену. И ни одного из вас я не могу упрекнуть в том, что вы не выполнили свой долг. Но не все войны выигрываются мечами или магией. Некоторые — только силой сердца. И я знаю, что есть слова, которые Елена сейчас очень хочет услышать, слова женщины женщине. Так позвольте мне сказать ей это наедине.

— Прошу тебя, Эррил, сделай, как она просит, — раздался жалобный голос девушки.

Эррил встал с плотно сжатыми губами. Все это ему крайне не нравилось. Но Крал тоже поднялся и положил ему руку на плечо.

— Мы можем побыть просто в соседней комнате.

Мерик и Могвид тоже встали.

— А мы пока пойдем поедим, — объяснил Мерик, беря Могвида за руку. — Строить планы все-таки лучше на сытый желудок.

Эррил опустил плечи и неохотно кивнул.

— Хорошо. У вас будет время. — Четверо мужчин вышли из комнаты, и Эррил, выходивший последним, обернулся на пороге и тихо добавил. — Но только минута.

Мишель слегка наклонила голову, словно обдумывая эти слова.

Эррил закрыл дверь.

— Только держите дверь запертой на замок! — крикнул он уже через тонкую стену.

Мишель скинула ремни, освободясь от оружия, и тяжело села на кровать рядом с Еленой.

— Как это тебе удалось пробыть с ним так долго?

Удивление в голосе Мишель разбудило в девушке старые воспоминания. Наконец-то с ней рядом был человек, которого она знала с детства, женщина, а не железный воин, столь случайно оказавшийся на ее пути.

— Тетушка... — Елена не знала, как и начать.

Мишель обернулась к девушке и в первый раз та увидела на лице женщины глубокие морщины и тяжелые темные мешки под глазами. Путешествия по стране стоили ей дорогого.

Обеими руками Мишель взяла Елену за щеки и вздохнула, глядя в ее испуганные глаза.

Потом коснулась черных обезображенных волос.

— Твои дивные волосы... — прошептала она.

— Они.... Они вырастут, — пролепетала девушка, не поднимая глаз.

Мишель вздохнула еще глубже.

— Да, но в глазах твоих я вижу то, что уже ничему не даст больше ни вырасти, ни возвратиться. — В голосе Мишель прозвучала боль. — Ты выросла, Елена. Выросла больше, чем я подозревала.

В глазах у девушки закипали слезы, но она держалась.

Мишель убрала руки.

— Лучше бы тебе было оставаться в Винтерфелле. Фила подозревала, что ты будешь единственной, но не была окончательно уверена. Сестринство нередко ошибалось в прошлом. Я пыталась что-то предпринять, чтобы оставить тебя там, но было уже поздно. И теперь я здесь ради тебя. Ведь кто-то родной должен быть с тобой рядом.

— Джоах был... — едва вымолвила Елена имя брата. — Но он... он...

— Я знаю, Елена. — Мишель похлопала ее по колену. — Сестринство знает о том, что произошло. И оно послало меня на твои поиски.

— Зачем?

— По многим причинам. И не только для того, чтобы охранять тебя, но и для того, чтобы учить искусству войны. Надо, чтобы ты умела держать в руках и меч, и кинжал.

— Но у меня есть моя магия.

— Некоторые проблемы гораздо проще разрешаются острым лезвием, чем магией. Ты должна знать все тонкости военного искусства, этому можно научить. Но... — Мишель подняла руку девушки и стянула грубую оленью кожу, скрывавшую розу. — Но об этом мы знаем очень мало. За столетия слишком многое превратилось в сказки и мифы. И со смертью твоего дяди мы потеряли очень много, слишком много. Он через руины школы был хорошо знаком с древними текстами, в которых раскрывались магические приемы. И помочь тебе должен был он. Увы, с его смертью и то немногое, что он знал, ушло безвозвратно, а скалтум сжег его дом, уничтожив и все остальное.

Елена широко расставила розовые пальцы, и во взгляде ее засветилась безнадежная тоска.

— Значит, я одна на путях магии.

— Да, одна. Но некоторые из Сестринства верят, что это даже и к лучшему. — Мишель положила руку на раскрытую ладонь девушки. — И я разделяю это мнение.

— Почему? — вздрогнув, спросила Елена.

— Пророчество всегда говорило о том, что только ведьма — женщина-маг — вновь разбудит барабаны войны против Гульготы и сама поднимет факел свободы. — Она доверительно наклонилась к Елене. — Понимаешь, женщина! Не мужчина. Мужской орден магов не смог противостоять гульготалам. Так зачем же повторять их путь и их приемы?! В том, что избранной должна быть женщина, есть свой резон — и потому ты избранница. Теперь нужен новый путь — путь женщины.

Елена поникла перед этими горящими глазами.

И Мишель поняла, что девушке страшно. Голос ее смягчился, а рука снова легла на черные волосы.

— Прости меня, я не хотела испугать...

— Но я не хочу этой ноши, — тихо и просто призналась девушка. Теперь она плакала, не стесняясь, и горячая соль жгла ей щеки.

Мишель обняла Елену и стала баюкать, как маленькую.

— Что-то говорит мне, что тебе в твоем странствии больше всего не хватало тепла, — прошептала она, обнимая Елену все крепче и крепче.

Так они сидели в молчаливом объятии несколько секунд, и Елена наслаждалась любовью, струившейся от тела Мишель — и это была не любовь к избраннице и надежде страны, а просто любовь родного человека.

Наконец — и слишком быстро — Мишель оторвала лицо девушки от своей груди и отерла ей слезы.

— У тебя глаза матери, такие же прекрасные, — улыбнулась она.

Елена с трудом удержалась от стона.

— Вот и все, что я хотела тебе сказать. Я не хотела, чтобы ноша твоя стала тяжелее или ты испугалась еще больше. Нет, я только хотела напомнить тебе, что ты не меч... не рука с розой... ты дочь своей матери, ты женщина. И именно это даст тебе самые большие силы в грядущей борьбе с темной магией. — Она снова коснулась черных волос девушки. — И никогда, даже среди всех этих мужчин не забывай, что ты женщина, — тихо закончила она с ласковой улыбкой.

Они еще раз быстро обнялись.

— Не забуду, — поклялась Елена, вспомнив то утро на опушке леса, когда она подняла к солнцу обе руки — одну белую, другую алую. И тогда она соединила их вместе, сказав себе, что она — и ведьма, и женщина. Неужели уже тогда она знала истинность слов Мишель? — Женщина и ведьма, — прошептала Елена.

— Что ты говоришь, малышка?

Но не успела Елена ответить, как в дверь бешено застучали.

— Волк принес известие! Сарай окружен!

Не говоря ни слова, Мишель вскочила с кровати и натянула ремни.

— Поторопись, Елена, — бросила она. И уже в дверях сказала скорей себе, чем девушке: — Черт меня побери, если я не чувствовала нечто такое заранее. — Она распахнула дверь.

Елена побежала за ней с колотившимся почти во рту сердцем.

Эррил уже стоял, весь красный с поднятым кулаком.

— Надо спешить!

— Что случилось? — потребовала Мишель, едва не прижимая Эррила к стене.

— Не знаю, — и он бросился по коридору к лестнице, но Мишель остановила его.

— Мы не идем, — произнесла она спокойно и тихо.

Эррил обернулся, как ужаленный.

— Спорить не время. Толчук в опасности!

— И ты потащишь ведьму в самую ловушку? — медленно спросила Мишель. — В самое пекло?

Эррил осекся.

— Я... Я... Но мы не можем бросить Толчука. Крал и остальные уже бегут туда.

— Крал — отличный воин. Я видела, как он владеет топором. И если то, что находится в сарае, не может быть побеждено горцем и огром, то, тем более, глупо тянуть туда Елену.

— Но я могу помочь, — вмешалась в разговор девушка.

Мишель остановила ее властным движением.

— Не сомневаюсь, что можешь. Но использовать свою магию здесь — то же самое, что даром кормить миньонов Темного Лорда. Ты — будущее, и мы не можем так рисковать тобой.

— Но надо хотя бы попробовать, — не сдавалась Елена, глядя на Эррила в ожидании поддержки.

Но она ее не получила. Глаза воина потухли.

— Я пойду один. Мишель права. План ты знаешь. Если беда разъединит нас, то встречаемся через луну на побережье Конца Земли.

— Но...

— Значит, решено, — прервала его Мишель. — Вероятно, вся гвардия страха уже на ногах. И мы должны сделать то же самое, если только хотим выжить.

Елена подняла измученные глаза.

— Но Толчук... Ведь он твой сын. Неужели ты оставишь его и во второй раз?

И эти тихие слова неожиданно сломали Мишель. Она почти беспомощно огляделась, а правая рука невольно сжалась в кулак. Женщина изо всех пыталась сдержать свои чувства.

— Я уже сделала это однажды. Значит, могу и повторить, — наконец, еле слышно произнесла она голосом, полным боли.

И Елена увидела, как слабость на лице Мишель снова сменилась железным спокойствием. Подступавшие слезы отошли, губы сложились в ровную линию. Елена почти в ужасе смотрела на это превращение. Неужели и ей предстоит стать такой же жестокой и несгибаемой? И, что гораздо хуже, неужели она захочет этого? Девушка встала между Эррилом и Мишель.

— Нет, — тихо сказала она. — Я не покину ни Толчука, ни остальных.

Эррил поднял руку к лицу и вздохнул.

— Это мудрое решение. Елена. Но, подумай, если сейчас все внимание в городе будет привлечено не к тебе, а к нам, вы с Мишель сможете ускользнуть незамеченными. И мы встретимся на Конце Земли.

— Нет.

Мишель потянулась к ней, но девушка отодвинулась.

— Милая моя девочка, мы должны уйти или... — ласково начала она.

— Нет. Ты сама только что говорила мне о том, почему именно женщине суждено в этот раз нести ношу магии. Потому, что женщина обладает женским, сострадающим сердцем. И вот сейчас мое сердце говорит, что надо остаться. И быть всем вместе.

— Ты не имеешь права рисковать собой, — напомнила Мишель. — Ты — завтрашний рассвет.

— Ну и что? Если уж мне суждено сражаться с Темным Лордом, я должна сражаться с ним сама, не чужими руками и не как символ, а как реальный человек. — Елена заглянула в глаза Мишель. — Прости меня, тетушка Ми, но я остаюсь здесь. Я не возьму себе на душу еще одного греха, и если я должна сражаться, то я буду делать это с открытым и чистым сердцем. — Она медленно стала спускаться по лестнице. — И Толчука я не оставлю.

Упав на колени, Толчук невольно оперся одной рукой на грязный пол, а другой все еще продолжал сжимать Сердце, несмотря на то, что камень был тускл и мертв. Перед ним языки пламени лизали проем двери, но даже в его отблесках грани Камня Сердца оставались безжизненными.

А без магии камня у него нет надежды выстоять перед новой атакой черных сил.

За горящим порогом сверкали тысячи красных глаз, пожиравшие огра злобными взглядами. В голове у Толчука звенело от песни этих дьявольских крыс — древнего хора ярости и смеха. И чудовищный смех парализовывал его волю и уничтожал силы. Сопротивляться он больше не мог.

Но огр все еще боролся с собой, и внутренний огонь все еще продолжал жечь его кости. Он знал эту боль — то Сердце его народа пыталось сражаться с черной магией, но проигрывало. Толчук из последних сил стиснул камень. Почему он молчит?!

Но слишком слабая, косматая рука медленно разжалась, и огр всем телом рухнул на упавший в грязь камень. И в самый последний миг перед тем, как потерять сознание, он увидел, как полчища крыс бросились на него, а магия Сердца оставила его полностью.

Первым в дверь ворвался Крал. Он увидел лежавшего на полу огра и поначалу ничего не понял, ибо не увидел никакой иной опасности, кроме полыхающего в дверях пожара. Неужели Толчук задохнулся от дыма? С топором в руке Крал начал медленно обходить сарай. В углу он обнаружил дрожащую лошадь Елены.

Тут у него между ног проскользнул Фардайл.

— Вот! — послышался крик Мерика, и его тонкая рука метнулась в сторону пламени.

Острые глаза эльфа заметили странное движение у горящего порога — огромные черные крысы, сотни, тысячи крыс, лезли через него.

Фардайл был уже рядом с огром и встал над ним, обнажив клыки. Из его горла раздался хриплый протяжный рык. Набычившись, он приготовился защищать друга. Крысы остановились и быстро перестроились, чтобы взять в кольцо и волка.

Но сейчас даже Кралу не нужно было быть сайлуром, чтобы понять безмолвный призыв волка. За него говорили обезумевшие глаза и поза. Именно крысы и были той опасностью, которую Фардайл почуял уже давно.

Но все же перед горцем ползли просто крысы...

Крал с легкостью поднял и опустил оружие.

Но в этот момент рык Фардайла перешел в тонкий щемящий вой. Волк задрожал, и вой стал уже совсем безнадежным, почти щенячьим писком, слабым эхом, отдававшимся под балками. Что случилось?

Чем сильнее становился волчий вой, тем больше раздувались в размерах нападавшие на Фардайла крысы. Их тела, и без того слишком крупные для обыкновенного грызуна, выросли до размеров небольшой собаки. И волк упал рядом с неподвижным телом огра.

Мерик и Крал застыли на середине сарая.

— Что это?

— Черная магия, — ответил эльф. Он стоял рядом с горцем, и серебряные волосы в беспорядке обрамляли бледное лицо, рассыпаясь против ветра. Это Мерик уже пустил в ход свою магию элементала. — Будь осторожен. Они похитят твою жизнь и обратят ее в оружие против других.

Крысы снова стали подбираться к огру.

Мерик поднял руки в защитном жесте, и от них рванулся тугой порыв ветра, своим краем задев и едва не уронив Крала. Он с трудом удержал равновесие. А порыв уже промчался по всему сараю навстречу крысам. В воздухе закружилась пыль и солома, языки огня заплясали жарче.

Настигнутая ветром, одна из крыс откатилась прямо в огонь. Тело ее тут же вспыхнуло, словно пропитанное маслом. Она завыла так, как не воет ни один зверь, и волосы на голове у Крала встали дыбом от ужаса. Крыса под жуткий вой сделала несколько слепых кругов и упала замертво. Через несколько мгновений от нее осталась лишь кучка обгоревших костей.

Но другие даже не обратили на это внимания, они крепко вцепились в земляной пол острыми когтями, пережидая бурю эльфа. И это была уже победа — проклятые твари, по крайней мере, не могли двинуться дальше.

Наступила короткая передышка.

Но тут же черные морды дружно поднялись вверх и потянулись в сторону эльфа, нюхая его запах. Теперь их внимание привлекли Мерик и Крал.

— Осторожно! — крикнул Мерик. Капли пота заливали ему глаза. Сколько еще сможет он удерживать крысиные полчища? А впереди, раздуваемый ветром пожар уже лизал стены и потолок. Становилось невыносимо жарко, словно перед открытой печью. Сколько простоит сарай, прежде чем рухнет в столбах искр и дыма?

— Попытаюсь вытащить Фардайла и Толчука, — сказал Крал, сжимая топор. — Задержи их, сколько сможешь!

— Только будь осторожен, житель гор. Я чувствую, что они не собираются отдавать свою добычу.

Крал стал пробираться вперед, стараясь пригибаться, как можно ниже. Ветер, дувший в спину, все время угрожал опрокинуть его прямо на крыс, и потому приходилось пробираться медленно, шаг за шагом. Оказавшись уже совсем близко, Крал с радостью увидел, что оба его друга еще дышат, и волна надежды поднялась в сердце горца. Но тут он поскользнулся, и порыв ветра опрокинул горца на колени.

Рыча от негодования, он вскочил, не сводя глаз с откинутой руки Толчука.

Еще три шага и он будет рядом! Крал протянул руку и дотянулся до когтей огра — но в тот же момент ветер стих. Горец беспомощно оглянулся.

Эльф стоял отвернувшись, он смотрел на ту дверь, в которую они только что вошли. Там в дверях для охраны оставался Могвид, но теперь там не было и тени оборотня. Вместо него через порог ломились сотни дьявольских крыс.

Они оказались окружены.

Мерик еще пытался поднять руки и что-то сделать, но крысы уже обступили его плотным кольцом, и эльф рухнул на колени.

— Беги! — падая, успел крикнуть он. — И опасайся их взглядов! — Мерика стало не видно.

С горящих балок падал жирный черный пепел, и без ветра эльфа сарай стал наполняться удушливым дымом. В глазах у Крала защипало, но он сделал еще шаг к лежащим телам. Их он все равно не оставит.

Но тут где-то рядом заколотили о земли копыта — это Мист попыталась на полном скаку прорваться через крыс, кишащих между ней и выходом. Несколько раздавленных и отвратительно запахших созданий осталось на полу, а кобыла скрылась в туманной ночи.

Наверху громко треснула и стала валиться балка, и Крал невольно поднял глаза к потолку. Но лишний взгляд в сторону оказалось ошибкой.

Рядом на еще целой балке сидела огромная крыса и ненавидящими красными глазами смотрела прямо в глаза горцу. И он не смог отвести взгляда. Глаза крысы становились все больше, и скоро Крал не видел уже ничего, кроме кровавого огня, а в ушах зазвучали крики умирающих, молящих лишь о том, чтобы их прикончили. Смерть оставалась единственным спасением. Это была песня отчаяния, и она запела прямо в сердце горца.

Нет!

Крал боролся; скалы его родины укрепляли сердце, и сила горцев закипала в крови. Его магия сражалась с отчаянием, но все же он слабел с каждым мгновением. Вот он уже упал на колени...

Перед помутневшим взором вдруг предстала древняя башня, осажденная войском карликов, и камни под их ногами дымились от свежей крови.

Крал зажал уши руками, но не мог заглушить чудовищных звуков и все продолжал видеть, как гибли защитники башни и как их кровь заливала внутренний двор.

Итак, ничто не могло справиться с черной магией, и упорство лишь длило страдания.

И, будучи не в силах отвести глаз от дьявольской крысы, Крал вынужден был слушать. Он до крови прикусил губы. Что ж, слышать еще не значит верить!

И он не защитник башни — он горец!

Крал пополз назад, кривясь от боли обожженной кожи и подпаленной бороды. Крыса неотступно следовала за ним по балке, не давая ему отвести взора.

Победа казалась невозможна, древние крики смерти раздавались в ушах все громче.

К крысе наверху присоединились еще несколько. Теперь Крал был полностью окружен.

И зачем спасаться? Просто лечь и умереть. Спасения нет, это жестокий обман, не больше.

Крал прикусил язык, чтобы болью заставить себя не потерять ощущения реальности. Но кошмар не проходил.

И тогда, уже еле двигаясь, он прибег к последнему оружию, что у него оставалось — он приподнялся на коленях и громко, из последних сил, свистнул, после чего просто упал ничком в грязь.

Крысы окружили его.

Неужели он опоздал?

Неожиданно раздался треск досок где-то у него за спиной. Но, связанный черной магией, горец не мог даже обернуться. Вокруг него закружились искры и головешки, а какая-то огромная темная тень метнулась в сарай с заднего двора. Это был Роршаф, его боевой конь! Мощное тело жеребца метнулось и встало между хозяином и крысами, прервав магическую связь. И нормальное зрение мгновенно вернулось к Кралу — вокруг теперь бушевал лишь пожар, а в ушах трещал огонь да гремели копыта.

И тут Крал ощутил, как острые зубы вонзаются ему в кисть; от боли сознание окончательно вернулось к нему, и он увидел сидевшую на его руке крысу. Взмахнув рукой, он сбросил ее вместе с откушенным пальцем.

Боль почти парализовала его, но, собрав все силы, он протянул окровавленную ладонь и схватился за густой хвост Роршафа, глубоко запустив пальцы в жесткие конские волосы.

— Рорами ном, Роршаф! — прошептал он на тайном лошадином языке.

И сталион взревел, раздавил подкованными копытами еще несколько крыс и рванулся вперед, волоча Крала за собой.

Горец старался как можно крепче держаться за хвост, пока его мотало и било об пол сарая. Глаза он держал плотно закрытыми — второй раз ему уже не спастись.

Наконец, Роршаф прорвался к выходу, Крала несколько раз больно ударило о доски, но он оказался на свободе и, как только почувствовал под собой камни булыжной мостовой, открыл глаза. Роршаф протащил его еще немного и остановился, уже окончательно выбившись из сил.

Какое-то время горец просто лежал на камнях.

— Крал!

Он повел глазами и увидел склонившегося над ним Эррила. Рядом стояла Елена, держа в поводу свою серую кобылу. Неподалеку была и Мишель с обнаженными кинжалами в каждой руке; она грозно смотрела в сторону горевшего сарая. За троицей толпились горожане. Известие о пожаре быстро распространилось по городу, и где-то уже громко били в набат.

— Что случилось? — прошептал Эррил. — Прибежал Могвид и нес что-то несусветное про крыс.

Крал медленно поднял изуродованную руку.

— Не крысы. Дьяволы, — прошептал он и снова впал в глубокий обморок.

А внизу, в подвалах Рашемона, лорд Торврен склонился над эбонитовым шаром, почти касаясь его крючковатым носом и почти баюкая талисман в узловатых руках. Глаза лорда карликов были широко распахнуты, словно он старался заглянуть в черную бездну шара. Там внутри плясали языки пламени и метались непонятные темные фигуры.

И тут Торврен увидел, что одна из фигур ускользнула от Стаи, и в негодовании зашипел. Правда, еще трое оставались лежать на полу сарая: волк, человек и — если только это не было ошибкой! — огр. Но до волка Торврену не было никакого дела, огр, хотя и явился неожиданностью, тоже не слишком его занял, но вот человек с серебряными волосами очень заинтересовал карлика.

Владея многовековым опытом искателя, Торврен отчетливо видел белое пламя, горевшее у самого сердца неизвестного худого человека. Это был явный элементал, один из тех, кого он обнаружил в Шадоубруке за несколько последних дней. Огонь в нем горел чистый, ровный и гораздо более сильный, чем в тех идиотах-близнецах, которых он сделал своим орудием в этом городе. Из него получится отличный могучий воин для гвардии страха, может быть, даже сильнейший из всех. Может быть, сильный настолько, чтобы... О, нет, он не должен допускать этой глупой мысли! Не должен хотя бы в то время, пока смотрит в волшебный шар: ведь хозяин сам часто подсоединяется к нему, как паук, проверяя свои талисманы.

Нет. Торврен оставил тайную мысль и снова весь ушел в наблюдение за Стаей. Он все глубже вводил свою волю в черный шар, и вот на черной поверхности возникло изображение обоих близнецов.

— Райман, Майкоф. Слушайте и повинуйтесь.

Ответом ему был смех. В сарае крысы танцем закружились вокруг своих жертв, готовые наброситься и растерзать их.

— Нет! Пиршество подождет. Город на ногах. Принесите мне человека — и принесите нетронутым!

Но близнецы, казалось, не слышали приказаний — жажда крови в этом горящем сарае была слишком сильна.

Торврен нахмурился. Будучи искателем, он в глубине души презирал всю эту гвардию страха, даже ту, которую создавал сам. Вся она состояла просто из грязных тупых животных, прятавшихся в обличье людей. Он снова повторил приказ.

— Приказывает хозяин! Еще секунда промедления — и я вырву Причастие из ваших сердец!

Братья затихли. Крысы остановились, нервно дергая голыми хвостами. Потом медленно и неохотно отошли от добычи.

— Принесите человека в башню.

Крысы поползли к человеку с серебряными волосами. Белый огонь в худом теле разгорался все ярче, словно человеческая кожа была лишь сосудом для мощной магии элементала. В руки к карлику действительно шла редкостная удача! Губы лорда Торврена раздвинулись в широкую лягушачью улыбку.

— Ко мне его, ко мне!

Крысы стали громоздиться друг на друга, превратясь в визжащую, копошащуюся массу из зубов и хвостов. Их грязные тела смешивались, давили друг друга, являя собой Стаю в самой чистой, ничем не затронутой форме.

Но под магией Торврена Стая вскоре превратилась в одно упорядоченное существо — огромную полукрысу-получеловека. Весь покрытый черной шерстью, он передвигался на двух коротких сильных ногах и уже тянул к лежащему человеку когтистые лапы. Его густые длинные усы хищно подрагивали, чуя живую плоть, а верхняя губа поднималась, показывая острые зубы.

Торврен прекрасно чувствовал, как в существе закипает похотливая жажда крови, и еще сильнее направил в шар свою волю.

— Нет! Навредив ему, вы навредите мне!

Тварь приподняла голову и зашипела; когтистые лапы в отчаянии и разочаровании заскребли воздух. Они понимали приказ хозяина, но соблазн был слишком велик.

— Повиноваться!

В последний раз царапнув дымный воздух, тварь что-то прохрипела и подняла лежавшего человека, взяв его под мышку. Через секунду она уже тащилась через горящий сарай к заднему двору.

Несколько крыс остались сторожить безжизненные тела зверей, и как только творение Торврена ушло, из спин у них выросли кожистые крылья, и они тоже улетели за остальными в туман и ночь. У одной что-то висело в зубах.

Торврен присмотрелся. Это был палец. Значит, тот, кто сумел убежать, все же не ушел целым! Искры магии элементалов вспыхивали в каждой капле крови, падавшей из пальца. Еще один! А крыса, казалось, почувствовала внимание Торврена и, словно боясь его гнева, выронила палец, затрясла обожженными крыльями и полетела впереди остальных.

— Стоять! — приказал он в досаде. — Принеси мне твою добычу!

Нехотя крыса полетела назад.

— Хорошо, хорошо... А теперь вперед.

С тонким писком крыса раскинула крылья и взмыла в воздух, держа добычу во рту. За ней тянулся белый след белой магии, ясно видимый в ночи даже сквозь густой туман.

Торврен с удовлетворением смотрел на возвращение Стаи. Она была уже неподалеку от Башни.

И, успокоенный, Торврен позволил себе прикрыть глаза. Все его приказания были исполнены, и он спокойно опустил шар в грязь, оторвав свои руки от черной холодной поверхности. Лишь указательный палец остался на серебряной прожилке...

Ах, если бы его люди не обнаружили залежи эбонита в горах их родной Гульготы, тогда, возможно...

Торврен покачал головой. Глупые, суетные мысли. Его народ сделал свой выбор — так же, как и он сам.

Он вздохнул, отрывая от шара и палец. Воображение снова нарисовало ему силу того человека, которого удалось сегодня поймать. А что такое тот, что сумел убежать? Неужели он не менее силен? Ах, если бы заставить подчиниться их обоих!

Торврен представил себе двух таких гвардейцев.

Но смеет ли он надеяться?

Елена смотрела на то, как Эррил расспрашивает Крала, и не могла отнять руки от сердца.

Эррил туго забинтовал кровоточащую кисть горца.

— Выживет, — объявил он и поднялся с колен, оглядывая могучего коня, не отходившего от поверженного хозяина. — У нас нет времени следить за Кралом — Роршаф сделает это не хуже.

Потом он кинул глазевшему на пожар мальчишке медную монету.

— Присмотри-ка за лошадью, — бросил он, забирая повод у Елены и передавая Мист. — Потом получишь еще столько же.

— Слушаюсь, господин! — Мальчишка с восторгом уставился на блестящую монету в ладони и, не глядя, принял повод.

Вокруг уже шумел и волновался народ; женщины тащили ведра с водой, а два здоровых горожанина качали помпу. Магазинчики, расположенные неподалеку от пожара заливались водой во избежание того, чтобы на них перекинулся огонь.

К Эррилу подошел крупный бородатый мужчина — тот, кто несколько дней назад сдал им злосчастный сарай.

— Что происходит? — Он не мог отвести глаз от горящего здания.

Эррил выпрямился и потянулся к мечу.

— Именно это хотелось бы узнать и нам. — С этими словами Эррил развернулся и побежал к сараю.

Фасад его все еще сопротивлялся огню, но из-под стропил пламя взмывало уже высоко в небо, и густой дым валили из всех щелей и дверей. Стоять сараю оставалось не больше нескольких минут.

— Быстрее, — торопил Эррил.

Мишель шла, прикрывая Елену сбоку.

Елена задыхалась от бега не меньше, чем от дыма, от сарая несло жаром, как из печи. Щеки ее покраснели, глаза стали слезиться.

Эррил остановил какого-то человека, тащившего ведро.

— Облей меня! — потребовал он.

Потный человек отер лицо и воззрился на Эррила, словно тот сошел с ума, но висевший на боку однорукого незнакомца меч заставил его придержать язык.

— У нас друзья там, внутри, — пояснил Эррил. — И мы должны помочь им.

Человек распахнул глаза от удивления и махнул рукой проходящей мимо женщине с двумя ведрами.

— Ну-ка, помоги нам, Мэйбл, — позвал он. — Эти люди пытаются проверить, не осталось ли кого живого внутри.

Женщина недоверчиво шарахнулась и недовольно проговорила:

— Идиотская затея. Только сами сгорят, вот и все.

— Замолчи-ка, Мэйбл! — Мужчина выхватил у нее ведро и вылил на голову Эррилу. — А представь, если бы там был я?

Женщина в свою очередь окатила Мишель.

— Да горел бы себе ярким пламенем! — буркнула она. — По крайней мере, освободилась бы от твоих выкрутасов! — Глаза ее по-прежнему горели неверием и злобой.

— И мальчика тоже, — попросил Эррил, кивнув на Елену.

Женщина выкатила глаза.

— Он — огневик, — пояснила Мишель в ответ на невысказанный вопрос женщины и, называя Елену тем словом, каким в народе называли элементалов, владеющих обращением с огнем. — Если наши друзья живы, то без него нам не справиться.

Мэйбл понимающе кивнула и вылила второе ведро на девушку. Елену передернуло от ледяного прикосновения, но зато вода сразу потушила жар на теле.

Эррил секунду смотрел на нее, словно оценивая дальнейшие действия.

Она ответила на этот взгляд прямо и дождалась, пока он молча кивнул и снова стал приближаться к сараю.

Дым ел глаза, палил ресницы и брови, но гроза, которая уже весь вечер подбиралась к городу, наконец, началась. Потянул резкий ветер, разнося дым по площади, и первый удар грома расколол небо над головами собравшихся.

По булыжнику застучал дождь, и толпа, как один человек, с облегчением вздохнула за спиной Елены.

Отвернувшись от толпы, она медленно стянула перчатку с правой руки и подставила ладонь пламени. Потом в мгновение ока вытащила и кинжал, висевший на поясе, взяла его рукоять-розу в левую, обросшую мхом руку и полоснула по пальцу правой. Окровавленным пальцем она провела по глазам. Ее действия заметила Мишель.

— Что ты делаешь?

— Кровь позволяет мне видеть магию в других, — ответила девушка.

Мишель кивнула, словно это заявление было самыми простыми словами.

К тому времени, как они подобрались к еще державшемуся дверному проему, Елена уже полностью приготовила свое сердце. Она чувствовала знакомую бурю энергии, кожу пощипывало. Впереди, согнувшись, чтобы меньше вдыхать дым, пробирался в сарай Эррил. Елена вошла за ним, последней, с обнаженными кинжалами, вбежала Мишель.

Закашлявшись, Елена попыталась отогнать от лица дым. Лицо снова жгло, вся влага испарилась за несколько секунд. Она оглянулась.

Центр сарая был похож на дымящееся поле битвы. Там лежали сваленные в кучи куски упавших балок, а по всему пространству, словно живое существо, гулял дым. Часть стены обрушилась и придавила их повозку. От нее остались лишь обломки, а то, что уцелело, пожирал огонь.

Но эта была самая малая потеря.

— Вот он! — крикнул Эррил, указывая на бесформенную массу в дальнем углу. — Толчук! И волк, кажется, тоже с ним.

Елена смотрела, заставляя магию разрастаться в ее кулаке; над ним появился светящийся нимб разбуженной энергии, и она, наконец, увидела. Рядом с ней, как белая свеча, стояла Мишель, полная своей энергией, как чаша. Ее огонь был очень силен.

Теперь в сарае больше не было для девушки ни огня, ни дыма.

— Да, это они, — подтвердила она предположение Эррила. — Но Мерика с ними нет. — Елена медленно просматривала сарай.

Глаза ее остановились вдруг на слабых остатках красноватого огня — это не было чистым пламенем, но чем-то более слабым. Девушка подошла к одному такому пятну и обнаружила, что свет исходит от останков огромной крысы, раздавленной подковой. И это была не простая крыса. Девушка наклонилась ниже — в крысе, как огонь в камине, догорала черная магия. И Елена поняла, что это.

— Кровавый огонь, — прошептала она.

— Отойди, — предупредила Мишель и ножнами одного из кинжалов оттолкнула девушку. Своим даром Мишель тоже поняла все.

И тогда в памяти Елены всплыли последние слова Крала: «Не крысы. Дьяволы».

— Они ушли, — произнесла Елена, глядя на догоравший сарай. Дождь уже заливал головешки через множество дыр в крыше, и там, где холодные капли попадали на тлеющее дерево, раздавалось шипение и поднимался пар. Кровавый огонь тоже стал угасать. — Они убежали.

— Кто? — спросил Эррил, осторожно обходя догоравшие бревна и доски и не выпуская из руки меча.

Елена догнала его, несмотря на призывы Мишель к осторожности.

— Эти существа из гвардии страха. Они покинули это место. Оно чисто.

— Ты уверена?

— Абсолютно.

— Я тоже чувствую, что их присутствие исчезает, — добавила Мишель. — На сегодня их охота закончена. Но с наступлением рассвета нас здесь быть не должно.

Не боясь больше ничего, все трое поспешили к Толчуку и Фардайлу. Те лежали распростершись на грязном полу с открытыми неподвижными глазами. И первые попытки привести их чувство оказались тщетными.

Эррил взял огра за одну ногу и попросил Мишель взяться за другую.

— Сможешь вытащить волка одна, Елена?

Девушка кивнула, почти не слыша, ибо все внимание ее было привлечено алмазным сиянием, исходившим из набедренной сумки огра. Этот свет рассеивался сотнями тонких лучиков, и она догадалась, что сверкает Камень Сердца.

— Что с тобой, Елена? — окликнул ее Эррил, уже готовый вытаскивать Толчука.

Елена отвела глаза и снова стала лихорадочно оглядывать сарай. Если она так отчетливо видит пламя Мишель и свет талисмана огра, то почему нет огня Мерика? И вдруг ужасная мысль осенила ее.

— Его нет, — дрогнувшим голосом объявила она.

— Кого?

— Мерика. Его магия должна была бы тоже светиться, но я ничего не вижу!

— Может быть он там, под обломками фургона? — предположил Эррил. — И догорающий огонь просто затмевает его пламя?

— Или он просто умер, — холодно объяснила Мишель.

Эррил посмотрел на нее с тяжелым упреком.

— Мы вернемся на его поиски, как только вытащим их, — сказал он и потянул огра по грязи.

— Но здесь мы его не найдем, — неожиданно сказала Елена. — Его похитили.

Неожиданно рухнул еще один кусок крыши, и пожар, уже почти сдавшийся под напором дождя, вдруг снова вспыхнул. Вся крыша опасно накренилась.

— Похитили или нет, но сначала надо отсюда выбраться! — крикнул Эррил.

Елена еще раз огляделась, вздохнула, взяла Фардайла за заднюю ногу и потащила за остальными. Волк оказался тяжелей, чем она предполагала. Прикусив губы, она тащила тяжелую тушу, едва не падая сама.

— Все в порядке? — оглянулся Эррил.

— Ничего, справлюсь, — прохрипела девушка. Это, по крайней мере, отвлекало ее мысли от пропавшего Мерика.

Ко времени, когда они добрались до порога, их уже встречала толпа, предводительствуемая тем самым человеком, что обливал их водой.

— Поможем же им, друзья! — воскликнул он.

Кто-то помог вытащить огра и волка на площадь, и Елена сумела быстро надеть перчатку. Зрение ее тоже вернулось к обычному состоянию.

— Что это за зверь? — присел на корточки перед огром какой-то горожанин.

— Урод какой-то, ублюдок, — прошипел в ответ другой. — Такого только на вертел да съесть.

— Может, лучше было и не вытаскивать его? — опасливо заявил третий.

Никто не возразил ему.

Из харчевни уже бежали предложить помощь врача.

— Не надо, — отрубил Эррил. — Все, что им нужно — пара дней в постели. — И с этими словами, прихватив с собой пару человек, он снова вернулся в сарай искать Мерика. Елена не пошла за ним — она знала, что поиски бесполезны. Вместо этого они с Мишель повели людей, несших огра и волка, прямо в комнаты.

Хозяин харчевни с ужасом смотрел на приближающуюся процессию.

— Если им плохо, то у меня им делать нечего! — заорал он. — Не хочу порочить честь своего заведения!

— Так бы ты лучше заботился о здоровых, Хиран! — огрызнулся человек, помогавший Эррилу обливаться водой. Это был местный сапожник, чья лавочка находилась прямо рядом со сгоревшим сараем.

Хозяин хмыкнул, но замолчал, и все стали подниматься по лестнице.

На пороге их встретил Могвид.

— Я уже все упако... — Он осекся, увидев толпу людей и их страшную ношу. Его брат лежал бездыханный на руках рослого кузнеца. Лицо Могвида изменилось настолько, что можно было подумать, будто он вновь обрел свою способность превращаться. Он молча отступил к стене.

В комнате Елена поблагодарила помощников и предложила им горсть монет из запасов труппы. Но сапожник покачал головой.

— У нас в Шадоубруке доброту не покупают деньгами.

Остальные тоже согласно загудели в ответ и ушли.

По приказу Мишель Могвид отправился за горячей водой.

Женщина подошла к девочке.

— Надо сменить мокрую одежду, пока ты не простыла.

Елена кивнула и стянула куртку, не сводя глаз с неподвижных тел. Почему они не приходят в себя? Ни дождь, ни свежий воздух не оживили их.

И вдруг стоявшая за ее спиной Мишель громко ахнула. Елена обернулась — та застыла с перевязью в руках, и не могла отвести взгляда. В глазах ее застыл ужас.

— Что случилось?

— Твоя рука... рука...

Мишель указала на левую руку девушки.

Елена подняла голую руку, и сама задохнулась от ужаса. Мох обвивал ее теперь уже до самой подмышки, вся рука представляла собой ком корней и крохотных листочков, а на локте даже успел расцвести какой-то розоватый цветок.

— Что это? — едва шевеля языком, прошептала Елена.

Мишель отбросила перевязь и подошла ближе, поднеся руку к глазам.

— Тот малыш, что околдовал тебя на улице. Ведь он сказал, что ему нужна твоя магия?

— Да.

— Плохо дело. — Мишель отщипнула кусочек мха у плеча, и лицо ее стало серым. — Я думала все гораздо проще...

— Что?

— А то, что, потратив свою магию там, в сарае, ты дала этим пищу для роста проклятого колдовства. — Она сумрачно посмотрела на Елену. — Мох кормится твоей магией.

Елена отшатнулась.

— И чем больше ты будешь пользоваться ею, тем гуще будет он расти. Расти до тех пор... до тех... — Мишель сомкнула губы и не стала говорить дальше.

— До каких же?! Скажи мне!

Взяв девушку за плечи, Мишель посмотрела ей прямо в глаза.

— Больше ты не должна пользоваться магией. Поклянись!

— Но почему?

Мишель разжала руки и отпустила Елену. Голос ее стал глух от слез.

— Да потому, что если ты будешь продолжать, мох просто убьет тебя.

17

Нагруженный двумя корзинами Эррил зашел в комнату и обнаружил Елену в углу кровати, а рядом с ней безжизненное тело волка. Девушка набросила на плечи одеяло и неподвижно смотрела на Фардайла.

Над Кралом склонилась Мишель; в руках у нее мелькала игла, она зашивала страшную рану. Кинжалы висели по стенам.

— Нигде нет и следа Мерика, — признался Эррил. — Сможете ли вы вернуть к жизни хотя бы этих?

Но ответом на его вопрос была лишь опущенная голова Елены.

Эррил сощурился. Он понял, что все еще хуже, чем казалось ему сначала.

— Но в чем дело? — все же попытался уточнить он, ставя на пол тяжелые корзины — все, что ему удалось собрать из сгоревшего фургона. Лошади, хотя в мыле и дрожащие, выжили все, и теперь стояли уже в конюшне харчевни. Их привел туда кто-то из горожан. Все остальное имущество пропало. — Где Могвид?

— Он ушел за горячей водой, — ответила Мишель, не оставляя работы. — Там, в сумке у меня есть немного лекарственных трав — малиновый лист и сушеные ягоды поляники. Может, это и выведет их из этого странного оцепенения. — Мишель говорила сухо и холодно. — И я уже послала за моими вещами. — Она перевязала горцу голову и снова подняла лицо к Эррилу. — Но надо спешить. И еще вот что. Боюсь, что я недооценила историю с Еленой. С этим колдовством придется возиться больше, чем я предполагала.

Но не успела она еще закончить фразы, как Эррил был уже рядом с девушкой и встал на колени рядом с кроватью.

Елена молча показала ему заросшую мхом ладонь.

— Но ничего особенного... — начал он, но она уже сбросила одеяло с плеч. Густая сеть мха с листьями размером в горошину, оплетала руку до самого плеча. Эррил не смог скрыть ужаса, промелькнувшего в его глазах. — Но что это значит?

Мишель поделилась с ним своей тревогой.

Эррил присел на корточки.

— Но если она не сможет пользоваться магией, то как мы доберемся до Алоа Глен?

— Мы и не доберемся. — Мишель встала и подошла к ним. — Не доберемся до тех пор, пока не найдем средства как-нибудь избавиться от этого колдовства.

Елена снова натянула одеяло, и Эррил положил руку ей на плечо.

— Но как это сделать?

— Это может сделать только тот, кто околдовал. Надо вести ее к ведьме.

Эррил встал.

— Вы уже подозреваете кого-то, — не спросил, а решительно сказал он, заметив нечто в глазах Мишель.

— Да, это так. Мох, что вырос на ее руке, называется гнездом удавки, и растет он лишь на болотах Инновы. — Мишель хмуро посмотрела на Эррила.

— Но туда почти целая луна дороги, — возразил Эррил.

Мишель свела брови в суровую линию, показывая, что она устала от постоянных возражений.

Но не успела она ничего ответить, как в комнату вбежал Могвид с двумя кувшинами горячей воды и седельной сумкой через плечо.

— Вот ваши вещи и вода! — громко начал он, но, почувствовав в воздухе какое-то напряжение, сбавил тон. — Что вы хотите делать?

— Поговорим об этом позже, — бросила Мишель. — А теперь надо позаботиться о несчастных.

И не слушая больше Эррила, она подозвала Могвида к месту, где между двух кроватей лежали горец и огр. Оборотень подошел, едва не расплескивая воду из дрожащих рук.

— Отдай кувшины и принеси кружки, — приказала Мишель, но Могвид смотрел на нее, не понимая, словно в остолбенении, и только спустя минуту прошептал: «Сейчас достану», и убежал.

Мишель залезла в сумку и вытащила два пакетика из пергаментной бумаги. Затем позвала Елену.

— Раскроши листья и ягоды, — попросила она, смешивая оба пакетика.

Эррил понял, что больше ничего от Мишель не добиться, по крайней мере, до тех пор, пока она не сделает все, чтобы оживить пострадавших.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросил он.

Мишель пальцем попробовала воду в кувшине.

— Если сможешь, попробуй немного приподнять Толчука, а то, боюсь, эликсир даже не попадет ему в горло.

Эррил кивнул и протиснулся к голове огра. Осторожно откинув одеяло, он стал осторожно поднимать тяжелую громадную голову, но едва не выронил, обнаружив, что тело Толчука холодно, как труп, а в руке он по-прежнему сжимает какой-то предмет.

Разумеется, Эррил немедленно узнал камень, столь упорно зажатый в когтистой лапе — это было Сердце народа огров, и даже без сознания Толчук продолжал держать его, не выпуская.

Заинтригованный Эррил попытался разжать могучий кулак — быть может, именно в Сердце скрывается некий ключ к тому, что случилось в сарае. И с трудом Эррилу удалось поначалу отогнуть один палец.

— Что ты делаешь? — неприязненно спросила Мишель.

— Пытаюсь достать у него из руки Камень Сердца, — ответил Эррил, отгибая второй.

— Зачем?

Эррил посмотрел на эту странную мать и убрал с лица прядь черных волос, упавших на глаза.

— Камень может дать нам ответ на вопрос о том, с чем мы столкнулись. — И он продолжил попытки. Наконец, весь вспотев, Эррил все-таки раскрыл всю ладонь. Камень, всегда мерцавший таинственным светом, лежал теперь тусклый и мертвый, не вспыхивающий даже в свете лампы. Эррил потянулся к нему.

— Не надо! — вдруг пронзительно вскрикнула Елена, перестав смешивать травы и внимательно вглядываясь в лицо огра. Рука Эррила застыла на камне.

— Что ты так кричишь? — не поднимая головы, спросила Мишель.

— Ведь Камень всегда светился хотя бы слабым светом магии огров, — ответила девушка. — И там, в сарае, я тоже видела, как в сумке вспыхивает энергия, и я знала, что это Камень Сердца. Но если он держал его в руке, значит, это было что-то другое! Значит, что-то было в сумке!

Эррил убрал руку с камня, отбросил одеяло и полез в шерстяное нутро набедренной сумки. Мешок из козьей кожи по-прежнему был туго привязан к бедру Толчука, и под ним находилось что-то, размерами явно меньше священного талисмана.

Быстро оглядев Елену и Мишель, Эррил стал осторожно шарить в сумке, но там что-то вдруг зашевелилось, и он судорожно отдернул руку, задев краем ладони по камню.

Камень выпал из руки огра, а из нутра сумки вдруг снова полился пронзительно-яркий свет. Ослепленный, Эррил отступил на шаг и, часто моргая, стал смотреть на сумку. Правда, свет очень скоро угас, оставшись лишь смутным красноватым сиянием. Но и этот свет не лился спокойно, он то угасал, то снова вспыхивал, напоминая этими ритмами удары сердца.

— Отвернитесь! — крикнула Мишель.

Но Эррил, наоборот, подошел ближе.

— Что-то идет оттуда... — прошептал он.

Действительно что-то старалось выбраться из сумки, и через секунду все увидели, как из отверстия выглянула мордочка с усами и судорожно втянула в себя воздух. Потом наружу вышло и все тельце.

— Это крыса, — разочарованно протянул Эррил.

— Крал тоже говорил что-то про крыс, — вспомнила Мишель, на всякий случай прижимая к себе Елену. — Это отродье гвардии страха.

Но Елена покачала головой.

— Это не они. Эта крыса ранена. — Она указала на ранку на спине крысы, которая все еще отчаянно пыталась выбраться на свободу полностью. Казалось, рана не причиняет серой твари никакого вреда, и она двигалась так медленно скорее не от боли, а из осторожности. Глазки ее быстро оглядывали комнату.

— Свет... — вдруг ахнула Елена.

И Эррил тоже увидел, что свет исходит от крысы, и как только последний коготок освободился из сумки, свет стал чище и ярче.

— Это крыса светится! — изумленно пробормотала Мишель.

Крыса была самой обыкновенной речной крысой с серо-грязной шкуркой, но из-под этой пораненной шкурки текло розовато-нежное сияние, делавшее нечистое животное по-настоящему красивым, словно этот свет выявлял в крысе все хорошее и благородное, что в ней имелось.

— Что бы это могло значить? — тихо спросила Елена.

Но ни Эррил, ни Мишель ей не ответили.

Неожиданно входная дверь хлопнула, и все, включая крысу, вздрогнули.

— Этот вонючий харчевник дал мне всего одну кружку! — грустно объявил Могвид, входя в комнату.

— Тише! — зашипели все трое на оборотня, и тот так и остался стоять у двери.

Крыса, перепуганная шумом, быстро переползла с ноги Толчука на его грудь, а потом спряталась под тяжелым заросшим шерстью подбородком. Там она сидела, свернувшись в клубок, но свет ее от страха разгорелся еще ярче.

Этот свет омывал лицо огра, освещая его грубые черты и глубокие складки кожи. И как нежный свет открывал все достоинства простой речной крысы, так он облагораживал страшное лицо, открывая в нем его внутреннюю красоту.

— Ах, как он похож на своего отца! — прошептала Мишель таким нежным и столь не похожим на свой обычный голосом, что поначалу Эррил даже не понял, кто это произнес. И, повернувшись, он увидел слезинку, застывшую в углу глаза Мишель.

Но тут широкие ноздри огра дрогнули. Казалось, что таинственный свет, словно дым, проникает в легкие и будит спящего. Задвигались губы, будто Толчук что-то говорил во сне, потом веки упали на слепо открытые глаза.

— Что тут происходит? — не выдержал Могвид.

Мишель шикнула и махнула рукой в сторону сына.

— Теперь, мне кажется, он уже просто спит здоровым сном. Морок ушел. — Она наклонилась над Толчуком. — Ты меня слышишь?

Огр заворочался, заворчал и, не открывая глаз, спросил:

— Мама? Это ты, мама?

— Это я, сынок, — похлопала его по плечу Мишель. — Пора просыпаться.

— Но... Но отец хотел, чтобы я кое-что сказал тебе...

Мишель нервно оглянулась, и на лице ее было написано явное беспокойство.

А Толчук продолжал невнятно бормотать.

— Отец говорит, что просит у тебя прощенья за то, что тебе пришлось так уйти. Сердце его до сих пор слышит твой голос, и тело помнит жар твоего тела. Он простил тебя.

Мишель заплакала, не стесняясь.

— И я простила его. — Она жадно стиснула плечо Толчука. — Но, Толчук, пришла пора возвращаться обратно. Здесь еще так много дел, ты нам нужен, вернись!

— Я помню... Я помню... — заворочался огр. — Но Напасть! — Огр вдруг резко открыл глаза, громко вскрикнул, и тело его дернулось. Толчук окончательно проснулся. Он огляделся по сторонам. — Что произошло? Где я?

— Ты в безопасности. — Мишель положила ладонь ему на грудь.

Но крыса вдруг снова почувствовала себя отнюдь не в безопасности и стала быстро перебираться на руку огра. Толчук, увидев это, скривил в отвращении толстые губы и попытался смахнуть наглую тварь, но Елена спрыгнула с кровати и поймала крысу в сложенные ладони.

— Толчук, эта кроха спасла тебе жизнь, — сказала она, прижимая крысу к груди. Голый хвост мгновенно обвился вокруг ее запястья, сияние прошло, и на руках у девушки теперь сидела обыкновенная грязная тварь. Она равнодушно пожевала листья мха, обвивавшего левую руку девушки, но быстро выплюнула их.

Глаза огра прояснились.

— Я помню эту крысу, — медленно проговорил он. — У нее еще хвост кривой. Я сам положил ее в сумку.

— Но зачем? — удивилась, переставшая понимать что-либо Мишель. — Зачем ты сделал это?

Толчук тяжело сел и поежился.

— Не знаю. Она была ранена.

— Хм... — только и могла произнести Мишель.

— Так что? — произнес тоже ничего не понявший Эррил.

— Отдай ему его камень, — приказала Мишель, кивнув в сторону талисмана на полу.

Эррил наклонился и взял бесценный камень. Он оказался таким тяжелым, что однорукий с трудом смог его поднять.

— Сердце.... — проговорил Толчук, и лицо его стало испуганным. Он протянул руку.

Эррил положил камень, и как только грани его коснулись ладони огра, талисман вновь заиграл разноцветными огнями. Яркий свет залил комнату.

— Он ожил! Ожил! — радостно воскликнул Толчук. — А я думал, что он умер навсегда, я чувствовал, что он оставил меня...

— Так и было, — кивнула Мишель.

Все, кроме огра, повернулись к ней.

— Скажи лучше, что ты помнишь о нападении гвардии страха? — потребовала она.

— Кого? — удивился Толчук.

Мишель объяснила сыну, что произошло с ним и остальными. Толчук, наконец, увидел два безжизненных тела рядом с собой.

— А Мерик убежал? — с надеждой спросил он.

— Ответь мне: что ты помнишь о нападении? — еще раз приказала Мишель.

Толчук судорожно проглотил невидимый ком, стоявший в горле.

— Они пришли в виде дьявольских крыс. Их глаза сверкали ужасным внутренним огнем.

— Кровавый огонь, — тихо объяснила Елена и жестом попросила огра продолжать. Все это она сделала, так и не переставая поглаживать крысу.

— Их взгляд втягивал в себя... Он втягивал в какой-то страшный мир боли и отчаяния. Я не мог сопротивляться, я потерялся и не мог найти пути обратно... Я слабел от их песен, полных безнадежности и злобы. Я еще пытался бороться с помощью Сердца, но оно умерло, оно стало просто камнем...

— Нет, просто магия защищала себя, — остановила его Мишель. — О таком я уже слышала. Это такая форма черной магии, которая кормится за счет чьих-то жизненных сил. И в твоем случае дьявольские крысы взяли твой дух, победив его отчаянием — одной из самых страшных сил. А если бы жив был Камень, эти твари утащили бы дух всех твоих предков — и их было бы уже никогда невозможно вернуть.

Толчук слушал и не верил своим ушам.

— И для того, чтобы защитить себя, то есть спасти дух предков, камень перелил свою силу в другой сосуд, недоступный для глаз гвардии страха. — Мишель кивнула на крысу в руках Елены. — И он был там до тех пор, пока не смог возвратиться к тебе и возвратить тебя к жизни.

Все надолго замолчали.

— Но что делать с Фардайлом и Кралом? — вернул всех к реальности Эррил. — Их тоже можно излечить камнем?

Мишель встала и знаком приказала сыну подойти к лежащим товарищам.

— Надо попробовать.

Лорд Торврен лежал в грязи и прислушивался. Он отчетливо слышал царапанье когтей по камням далеких коридоров, отделявших Рашемон от остального Владения. Стая возвращалась. Он снова взял в руки эбонитовый шар и снова, передавая ему свою волю, стал пробуждать кровавый огонь. По шару забегали красные язычки, и келья осветилась их мертвенным светом.

У ног Торврена лежали бледные силуэты близнецов, распростертых в грязи. По их обнаженным телам бегали уродливые тени. Сейчас это были всего лишь пустые оболочки, формы, ожидавшие своих хозяев.

Царапанье слышалось уже совсем рядом.

Карлик поднял глаза.

Из дальнего туннеля в келью ввалилось его творение. Красные глаза горели, а по маслянистой шкуре плясали отсветы кровавого огня. За ним тяжело летело несколько летучих мышей, но лишь только существо плюхнулось в грязь, крылья отпали, и летучие мыши превратились в обыкновенных крыс. Одна из них подползла к Торврену, отдавая ему свою добычу. Но Торврен даже не обратил внимания на упавший к его ногам палец — он не мог отвести глаз от того, кто находился под мышкой чудовища.

Пленник оказался человеком, с руками и ногами. Серебряные волосы, завязанные в конский хвост, волочились по грязи, но магия, магия! Магия ударила по нервам карлика, словно его облили ледяной водой. Уже сколько столетий служит он искателем у Темного Лорда, но никогда еще не видел огня элементала подобной силы!

Торврен потянул воздух вывороченными ноздрями и почуял океанские ветры и зимние вьюги. О, элементал воздуха и ветра! Никогда он не надеялся заполучить такое сокровище! Еще как вынесет эту уникальную энергию эбонитовый шар? И какой гвардеец может получиться из этого чуда?!

Сердце его забилось, как не билось уже много веков.

— В кандалы его! — приказал карлик, указывая на оковы, висевшие по стенам.

Но чудовище зашевелило усами и зашипело, разгоряченное близостью крови. Но что была сила этой Стаи даже в таком виде и в таком месте, когда он только что почувствовал новую, гораздо более могучую силу!

— Делать, как я говорю! — рявкнул Торврен и поднял шар с кровавыми отсветами выше. Свет его лег на морду монстра, и тот попятился, подавленный этой силой. Карлик перешагнул бледные формы близнецов и приблизился к стене, где быстро просунул руки пленника в приготовленные кандалы.

Теперь пленник висел на запястьях, не в силах дотянуться до пола даже носками сапог.

Успокоенный тем, что его добыча не убежит, Торврен повернулся к монстру.

— На сегодня охота окончена, — объявил он. — Возвращайтесь в свои покои.

Но в голодных глазах чудовища сверкала ненасытная жажда крови, и он шагнул к Торврену, занеся когтистую лапу.

Торврен усмехнулся. Какое тупое орудие! Он коснулся шаром сначала Майкофа, потом Раймана, тела их судорожно вытянулись, спины изогнулись, а рты раскрылись в немом ужасном крике.

Монстр застыл на месте и ощерил желтые клыки.

— Прочь, — приказал Торврен и провел рукой по поверхности шара. Огонь успокоился, и чудовище рухнуло в грязь, превратившись в стаю пищащих крыс, а потом и слепых червей. — Возвращайтесь к хозяевам!

Масса червей ринулась к Майкофу и Райману и стали зарываться в их глаза, рты, задние проходы. Тела извивались и содрогались, животы вздулись, и скоро оба брата были похожи на вспухших утопленников.

Потом все опало, энергия вернулась в первоначальную субстанцию, оживляя плоть и кровь братьев. Первым из грязи поднялся Майкоф, и снова его лицо было бледным и невыразительным; все эмоции забрала охота. Губы его раскрылись во вдохе. Потом встал и Райман, молча глядя на брата и на хозяина.

— Идите к себе, — распорядился Торврен.

— А охота? — разлепил губы Райман.

Карлик указал на прикованного к стене пленника.

— Вы поохотились отлично. Хозяин вами доволен.

У обоих на лице отобразилось слабое подобие улыбки, но Торврен знал, что за этим стоит настоящий экстаз восторга.

— Так что ступайте и отдыхайте, — позволил он, поднимая из грязи окровавленный палец. — Вы сможете поохотиться еще завтра на закате.

Эти слова вызвали новые улыбки, так что из-под бледных губ на секунду показались зубы. Жажда крови не была удовлетворена, но сама мысль о возможности новой охоты немного утолила их голод.

Близнецы медленно поднялись из грязи, помогая друг другу, слегка поклонились и вышли в дверь, ведущую наверх башни.

Как только они ушли, карлик поднес палец к носу и понюхал. Он пах скалами и пещерами, а также немного шахтами и конским потом. Скальная магия! Даже этот небольшой клочок плоти обещал еще одного элементала невиданных способностей! Тогда Торврен поднес палец к губам и попробовал на вкус. Этот вкус должен будет ему помочь в следующую ночь — новая охота не должна пройти впустую.

Только не позволять себе никаких надежд.

Он подчинит своей воле обоих элементалов. Двух сильнейших элементалов! Торврен даже прикрыл глаза, представляя себе такую силу — силу, способную победить Темного Лорда и дать ему возможность начать поиски Трайсила.

Но Торврен вовремя оставил свои мечтанья и обратил взор на висевшего пленника. Для начала надо разбить его дух и подчинить кровавому огню шара. И тогда, подобно своим предкам, признанным мастерам отлива новых форм, он отольет из этого элементала острие самой прекрасной и беспощадной стали.

Он поднял шар, наполненный кровью и страданиями последних защитников Рашемона. Торврен и сам еще помнил крик солдата, когда он вырезал у него из груди сердце и горячей свежей кровью наполнял этот шар.

Шар, полный живого мятущегося духа убитого солдата, набрал свою силу, и вот уже столько столетий могучий дух этого защитника послушно исполняет все желания карлика, неспособный к сопротивлению, но наполняющий отчаянием все дела хозяина. И предсмертный этот крик все продолжал звучать в ушах Торврена, когда он выбрался из грязи и подошел к новой жертве.

Да, то, что он сделал тогда с этим солдатом, теперь покажется милостью по сравнению с тем, что ждет закованного элементала воздуха. И теперь, имея за собой опыт и власть, он будет действовать наверняка!

Самая лучшая сталь выковывается лишь в самом яростном пламени.

Вырванный из кошмаров, Крал открыл глаза и увидел над собой бушующее пламя. Сердце его заколотилось, и он попытался бешеным ударом кулака ударить по пламени, но что-то сковало его руки.

— Лежи спокойно, Крал.

Горец узнал голос Эррила, и мир снова повернулся к нему своей привычной стороной. Он лежал на ковре в их комнате, завернутый в шерстяное одеяло. Бок болел, бедро ныло, и он застонал, припомнив страшную битву в горящем сарае.

Толчук отвел Камень от лица Крала.

— Он просыпается.

Крал поглядел в обеспокоенное лицо огра. Последний раз он видел его распростертым на полу. Крал повернул голову: Фардайл лежал на кровати, а Елена ласково чесала ему за ухом. С облегчением Крал понял, что оба зверя живы.

И тогда он смог с трудом разлепить спекшиеся губы.

— Что же произошло?

— На вас напала гвардия страха, — объяснил Эррил. — Они иссушили ваши силы отчаянием, но магия камня огра нарушила чары и спасла вас. — Но в словах Эррила не было радости.

И тогда Крал еще раз тревожно обвел глазами комнату.

— Мерик? Где Мерик?

— Он исчез, — горько произнес Эррил. — И мы надеемся, что ты хоть немного приоткроешь нам завесу этой тайны.

Крал выпростал руки из-под одеяла и обнаружил, что правая плотно забинтована. А сквозь повязки упорно проступает кровь. Он вспомнил нападение отвратительной твари и отгрызенный палец, и судорожно вздрогнул. Никогда еще ему не было так холодно, даже среди вечных снегов его родины.

К нему подошла Мишель с дымящейся кружкой и, нахмурясь, посмотрела на Эррила.

— Он слишком слаб, разве не видишь? Дай ему время прийти в себя и сбросить наваждение гвардии, а уж потом расспрашивай.

Крал принял кружку здоровой рукой, старясь согреть об ее теплый бок хотя бы пальцы.

— Пей залпом, — приказала Мишель. — Чай придаст тебе силу.

Горец не спорил и сначала слегка отхлебнул сладковатую жидкость, но, почувствовав, как тепло мягко разливается по всему телу, стал пить большими глотками, быстро и жадно. Он осушил кружку до дна и откинулся, прикрыв глаза.

— Можно еще? — протянул он кружку Мишель.

Она, усмехнувшись, взяла ее.

— Этой дозы достаточно, чтобы привести в порядок и жеребца. Подожди пару минут, и все проявится в полной мере.

И слова ее оказались правдой. Спустя несколько минут по телу Крала разлился живительный жар, он отбросил одеяло. Боль поутихла, и он спокойно сел.

Эррил смерил его оценивающим взглядом.

— Ну, теперь сможешь что-нибудь вспомнить?

Крал прокашлялся и начал рассказывать. И по мере его рассказа лица у всех становились все мрачней и мрачней.

— ... И тогда дьяволы окружили нас, а Мерик, уже использовавший все свои силы, рухнул на пол. Потом крысы набросились на меня, и только сильные ноги Роршафа сумели спасти меня от смерти в ядовитых зубах. — Он показал всем на забинтованную руку.

Мишель с усилием опустила ее.

— Я зашила твою рану и наложила бальзам из корневища аира, так что рана не загноится и скоро затянется. Но тревожить ее все-таки не надо.

— Да и так пройдет, — небрежно заметил горец, зная по прошлым ранениям, что его магия сама быстро залечивает все раны. Он сам был человеком из скалы.

— Итак, ты упал, и крысы ринулись к тебе, — напомнил Эррил.

— Я увидел в их глазах безумную жажду крови, — продолжил Крал с потемневшим лицом. — И если Мерика нет, то остается предположить самое худшее.

— Оставь эти глупые страхи! — возмущенно прервала его Мишель. — Мерик жив.

— Почему ты так в этом уверена?

— Они оставили и Толчука, и волка. Если им нужно было просто мясо, то они не упустили бы такую богатую добычу.

— Но почему взяли именно Мерика, а других оставили? — недоуменно спросила Елена.

— Потому что в нем особо сильна магия элементала. А это отличная заготовка для Темного Лорда с его гвардией, — спокойно пояснила Мишель. — Но именно его отсутствие и представляет для нас самую большую опасность.

— И в чем же она заключается? — не выдержал Эррил.

— Теперь я вижу, что я не единственный искатель в этом проклятом городе. Кто-то еще ведет здесь свою кровавую охоту. — Она посмотрела на Крала и указала на его забинтованную руку. — Теперь они попробовали его крови и снова придут за ним. Придут непременно. Если уж искатель Темного Лорда учуял такой запах, он не отступится. Ты слишком сильный элементал, чтобы упустить такое богатство.

Все замолчали.

— А Елена? — вдруг спросил Могвид. — Он ведь и ее может вынюхать?

Мишель положила руку на плечо оборотня.

— Ах, Могвид, ты один из этой компании думаешь правильно. Да, потеря Мерика — трагедия, но главное для нас все-таки Елена. И я уверена, что они еще не учуяли ее. Ее магия не относится к энергии элементалов, она обладает магией крови, которая невидима для искателей, как для меня, так и для остальных. Но Крал неизбежно привлечет сюда псов Черного Сердца, как кровь лисы привлекает гончих. И это надо иметь в виду.

— Что же ты предлагаешь? — спросил Эррил.

Крал почувствовал, как Мишель смотрит прямо ему в глаза.

— Крал не должен идти с нами.

Все замерли. Лицо же горца не дрогнуло ни единым мускулом.

— Она права. Я только выдам им Елену.

Но Елена уже спрыгнула с кровати и встала посреди комнаты с пылающим лицом и слезами в глазах.

— Нет, все мы должны быть вместе. И я не оставлю Крала. — Одеяло соскользнуло с ее плеч.

Все в ужасе посмотрели на изуродованную руку девушки.

— Что с тобой, Елена? — вымолвил горец.

Девушка посмотрела на руку, и вся краска ушла с пылавшего лица. Она молча вернулась на кровать, а Эррилу волей-неволей пришлось объяснить всю историю с колдовством и его последствиями.

— Она больше не может пользоваться своей магией — или мох покроет ее всю и убьет, — закончил он.

— Тогда у меня даже больше оснований, чтобы остаться, — решительно сказал Крал. — Она не вынесет столкновения с миньонами, и самым лучшим будет, чтобы я повел их по ложному следу, давая вам возможность добраться до Алоа Глен.

— Нет, — упрямо повторила Елена, хотя в голосе ее больше не звучало прежней уверенности.

Крал решительно встал и посмотрел на стоявшего перед ним черноволосого мальчика.

— Елена, я лучше умру, чем позволю моей крови стать приманкой для твоих убийц. И возразить тебе нечего. Я не пойду с вами.

— Но...

— Нет.

Елена оглянулась, ища помощи, но все отвели глаза, и плечи ее поникли.

— Тогда что же нам делать?

Ей ответила Мишель, на секунду опередив Эррила:

— Скоро рассвет. Сразу, как встанет солнце, нам надо уходить. Уйти раньше — значит привлечь слишком много любопытных глаз. Мы уйдем, когда город уже проснется, а баржи на реке поднимут паруса.

Елена посмотрела на Крала.

— А что будет с тобой после нашего ухода?

— Я останусь. Мерик где-то здесь, в городе, и я намерен найти его и освободить.

— Но мы могли бы помочь тебе.

— Нет. Без твоей магии ты мне не нужна. — Крал видел, как больно ранили девушку эти последние слова, но, будучи горцем, он знал, что правду слышать всегда больно. — Просто, пока мог, я охранял тебя, а теперь...

— А меня охранять и вовсе не надо — и потому я тоже остаюсь, — неожиданно подал голос Толчук.

— Что? — Крал обернулся к огру, не веря услышанному.

Но Толчук уже опустил глаза к своему камню.

— Сердце тоже может бороться с чарами гвардии страха. И если ты найдешь Мерика, тебе одному не справиться.

— Нет, Толчук, — вмешался Эррил, озвучивая мысли Крала. — Речь твоя полна благородства, но твои сильные руки и твоя собственная магия нужны, чтобы охранять Елену.

Горец кивнул.

— Елена важнее... — начала и Мишель.

— Хватит! — Вдруг проревел огр, и мощный крик потряс шаткие стены комнаты. Он вытянул перед собой руку с камнем и указал на Елену. Талисман потемнел и затух. Тогда он повел им в сторону Крала — камень вспыхнул победно и ярко.

Горец даже зажмурился от такого света.

Голос огра дрожал от волнения.

— Как уже было не раз, Сердце приказывает мне быть там, где я должен быть. И я остаюсь с Кралом.

Больше его никто ни о чем не спрашивал.

Наступила тишина.

— Что ж, решено, — разорвала ее Мишель, глядя на сына отчужденными холодными глазами. — Крал и Толчук остаются и отвлекают врагов. Может быть, им даже удастся освободить эльфа, но даже если этого и не произойдет, смерть их не будет напрасной. — Она посмотрела на остальных. — Но прежде, чем мы начнем обсуждать дальнейшие планы, может быть, кто-нибудь еще хочет остаться?

Крал увидел взметнувшуюся руку, и лицо его застыло от удивления.

Рядом с Еленой с поднятой рукой стоял Могвид.

Елена закрыла уши руками, чтобы не слышать шума, поднявшегося вокруг. Маленькая крыса зарылась от ужаса поглубже ей подмышку. Девушке тоже хотелось забраться куда-нибудь подальше, чтобы уйти от этой суеты. Она посмотрела на переплетения мха на левой руке и с ненавистью проследила путь корней, поднимавшихся из ее ладони. Из-за проклятого мха вся их дружная кампания разваливается, и, как правильно сказал Крал, без своей магии сама она становится лишь ненужным багажом, лишней ношей для всех.

К глазам подступили слезы.

Всего за одну ночь все, чему она научилась, что испытала и поняла, превратилось в ничто. Ведьма пропала — она снова превратилась в ребенка, за которым надо следить и которому необходимо помогать. А она-то думала, что за время путешествия уже закалила дух и приготовила его к испытаниям, что из глупой девочки, бежавшей через горящие сады Винтерфелла, превратилась в женщину... Увы, у нее отняли ее силу, и вместо женщины и ведьмы осталась обыкновенная маленькая девочка.

— Могвид, но ведь у тебя нет никаких причин оставаться! — гремел голос Крала. — Какая от тебя польза?!

Но оборотень смело стоял под градом вопросов и упреков.

— Конечно! Какой от меня прок? Тогда какой же от меня толк в том, чтобы сопровождать Елену?! Я не воин, который может ее защитить. Да, не воин, но и у меня есть глаза и уши. И здесь, в городе, я могу сослужить немалую службу. Я могу искать Мерика не хуже любого из вас — и даже лучше, чем Толчук, между прочим! Вы, что, серьезно хотите позволить этому чудовищу бродить по городу, задавать вопросы и таким образом искать следы Мерика? Не думаю, что это разумно. Если эльфа надо действительно освободить быстро, чтобы его никак не успело затронуть влияние искателей гвардии страха, то нужно иметь в городе как можно больше ушей и глаз, а для этого я — самая подходящая кандидатура. Поэтому Елене я не нужен, а вам — так даже очень.

Могвида колотило мелкой дрожью, но от решительности или просто от страха, Елена не понимала. Она отерла слезы. Что, ж, если она не смогла измениться и повзрослеть в долгом путешествии, то, по крайней мере, это сделал Могвид. Трусливый робкий оборотень превратился в гордого и мудрого человека, полного истинного благородства.

— Но зачем тебе это? — не унимался Толчук. — Зачем так рисковать собой?

Напряженные плечи Могвида поникли, и решимости в голосе поубавилось.

— Я не говорю, что у меня железное сердце, и, если быть откровенным до конца, то, конечно, при первой же битве я, скоре всего, просто убегу. Я не воин. Именно слабость и трусость заставили меня убежать от дверей сарая, когда началось нашествие крыс. И получается, что Мерик пострадал, в общем-то, из-за моей трусости. А мне хотелось бы загладить свой проступок. Мерик для меня больше, чем товарищ по путешествию. С тех пор, как он спас мне жизнь, они с Еленой — единственные мои верные друзья. — Он ласково улыбнулся девушке. — Но нет теперь во мне пользы для ведьмы. Да, наверное, никогда и не было.

Елена хотела было возразить, ведь оборотень столько раз скрашивал ее одиночество добрым словом и нежным участием. Но Могвид поднял руку и не дал ей сказать.

— Но здесь, в Шадоубруке, у меня есть то, что еще может спасти Мерика — лишняя пара глаз и ушей.

Эррил впервые посмотрел на оборотня с уважением.

— Ты доказал свое решение, — веско сказал он. — И, возможно, тебе и вправду лучше остаться, Могвид.

Могвид благодарно склонил голову в сторону Эррила.

Елена посмотрела на волка и увидела, как в янтарных глазах полыхнуло:

Самый маленький щенок из помета смотрит в лицо змее без боязни!

Фардайл гордился братом.

Щеки Могвида вспыхнули, и он отвернулся от волка, явно застыдившись такой похвалы.

Последней, заканчивая споры, заговорила Мишель:

— Уже поздно. Начинается рассвет, а нам всем надо немного отдохнуть перед дальней дорогой.

И в первый раз за эту ночь никто ей не возразил.

Погруженные каждый в собственные мысли, все начали укладываться. Елена уже взяла одеяло, чтобы перейти в другую комнату, но ее остановил голос Мишель.

Мишель стояла перед Кралом, протягивая ему что-то на ладони.

— Возьми ее. Пригодится.

Крал печально посмотрел... и отвернулся.

— Мне нужно два. Если я найду Мерика.

Мишель кивнула и полезла в сумку.

Елена отвернулась, и сердце ее сжалось. Она узнала тот самый жадеитовый флакон в форме крошечной чаши.

Уже когда все разошлись по кроватям, Могвид все еще паковал свою сумку, проверяя все, что ему может понадобиться на несколько дней. Подумав, он выбросил железный намордник. Когда-то он подобрал его после гибели сниффера, который напал на Фардайла во владениях огров. Цепи тихонько звякнули, но никто даже не повернулся в его сторону.

Могвид продолжал проверять вещи, и пальцы его скользнули по краю черной чаши, лежавшей на самом дне. Эту вещь он обнаружил, когда рылся в вещах Вайрани, и незаметно украл ее. При касании чаша отдавала могильным холодом, почти льдом; что-то нехорошее и властное таилось в ней.

Все же Могвид вытащил и чашу. Он не был уверен, что намордник или чаша смогут помочь, зато они были лишним весом. Оборотень продолжал рыться в сумке.

Под пальцами по очереди оказались желудь от старого дуба с опушки сожженного леса, порванная струна от лютни Нилен, осколок камня ветра Мерика, который тот подарил в благодарность за спасение своей жизни. Но вот, наконец, он нашел и то, что искал: маленький мешочек, спрятанный на самом дне.

Он крепко сжал его в руке.

Все на месте в целости и сохранности!

Оборотень сжимал мешочек, не рискуя вытащить его наружу — нельзя было позволить, чтобы кто-то даже случайно увидел его. Могвид улыбнулся в темноте. Время ожиданий прошло — теперь настает время решительных действий.

И хотя оборотень не знал, что именно может ему понадобиться в эти дни, он понимал, что без этого мешочка пребывание его в Шадоубруке будет бессмысленным. А ведь он должен найти местного искателя и убедить его в том, что он проведет его к Елене именно в тот момент, когда магия ее бессильна. И тогда Темный Лорд обязательно должен наградить его — а в качестве награды он попросит снять проклятие с его застывшего тела, вернуть способность оборачиваться чем и кем угодно. И тогда он, наконец, сможет избавиться от соединения с ненавистным братом!

На мгновение Могвид задумался о Фардайле, вспомнил, какая гордость светилась в глазах волка этим вечером, и смутная волна стыда омыла его сердце. Но теперь стыд уже ничего не значил. Фардайл — глупец. Время проходит быстро, и если он не найдет способа освободиться от проклятья, то уже через четыре луны они навеки застынут в той форме, в которую оно их обратило.

Могвид с ненавистью оглядел свое человеческое тело. Этого не должно случиться!

Он разжал пальцы с мешочком и сказал себе, что предстоящие несколько дней волей-неволей придется быть храбрым. Он во что бы то ни стало должен найти искателя, который стоит за проклятыми крысами, и предложить ему содержимое мешочка — рыжие кудри Елены, доказательство ее ведьмовства.

18

С конца длинного пирса Елена смотрела на открывшуюся реку. Рассвет был слишком чист и ярок для такого печального ухода, и казался ей почти насмешкой над печалью их сердец.

Ночной шторм разметал весь туман, и солнце играло на широкой глади реки, похожей на зеленую змею, вьющуюся по направлению к солнцу. Над рекой мелькнули два альбатроса с широкими белыми крыльями, порой касавшимися воды. Внизу под ногами клубились густые водоросли, нежно колыхаемые прибрежным течением. Елена уже ощущала соленый запах моря. Но все же утро было холодным, и она поплотнее запахнула плащ. Осталось подождать совсем немного — скоро теплый свет омоет и согреет все вокруг.

Город за ее спиной просыпался, нарушая ночную тишину гавани. Резкие покрикивания капитанов барж пролетали над водой и замирали вдали. Из доков слышались дружные возгласы грузчиков, начавших поднимать на борт грузы, а голоса отплывающих отдавались в ушах девушки веселым воробьиным чириканьем.

Но вот среди этой какофонии прорезался один голос — это Крал разговаривал с Эррилом.

— Итак, значит, до побережья? До города на Конце Земли?

Но ему ответил не Эррил, а Мишель, не давая сказать воину ни слова.

— Свои планы мы лучше оставим при себе. Если тебя поймают и... — Она не закончила, но все поняли ее и без этого.

Но Елена вдруг поняла, что оскорблена ими. Она повернулась спиной к реке и посмотрела на собравшихся.

— Если они не будут знать, куда мы направляемся, то как же мы встретимся?! — почти выкрикнула она.

— Я уже думал над этим, — начал Эррил. — Если мы...

— Мы должны будем путешествовать раздельно, — решительно прервала его Мишель. — Вместе слишком опасно. Если встретимся случайно, то так тому и быть, а уж если нет... — Она равнодушно пожала плечами.

Елена в слезах посмотрела на Крала, Толчука и Могвида.

— Но если...

Эррил положил руку ей на плечо.

— Выслушай меня. — Он покосился на Мишель, достал из кармана сложенную карту и разложил ее на досках пирса, приколов концы двумя кинжалами, чтобы морской бриз не мешал им смотреть. — Все ко мне.

— Слушай, что говоришь, житель Равнин, — тревожно предупредила Мишель.

Эррил усмехнулся и, достав третий кинжал, приколол карту в еще одном месте.

— У меня есть друг, который живет в уединенном месте на побережье, не буду говорить, где именно. Туда-то я и намерен отправить Елену. Там мы отдохнем, а потом наймем судно до Архипелага. — Он поднял глаза, посмотрел на тех, кому суждено было остаться в городе, и четвертым кинжалом молча указал на точку, над которой крохотными буквами было написано название.

Елена склонилась ниже, чтобы прочесть. Порт Роул.

— И если все получиться, то это и будет местом нашей встречи, — продолжил Эррил. — Ровно через одну луну я пошлю туда Мишель искать вас.

— Я знаю это место, — спокойно ответил Крал. — Город болот. Не очень-то удобное место для встреч.

— Ничего, я там уже бывала, — заверила всех Мишель, но в глазах ее промелькнуло опасение, подтверждавшее слова горца.

Елена смотрела на карту, только теперь поняв, насколько город действительно заслужил свое второе название. Он был окружен со всех сторон Затопленными Землями, но этот клочок земли был расположен даже гораздо ниже окружающей местности. Туда стекались все речонки и ручейки с окрестных возвышенностей, превращая Порт Роул в непроходимое место болот, топей и трясин. С востока он был закрыт от остальной страны огромной болотистой пустошью, а на севере огражден от более высоких земель Аласии полукольцом столообразных гор, называемых Стеблем Страны. И, насколько Елена слышала, добраться до этих дышащих вредными испарениями и кишащих ядовитыми змеями мест рисковали лишь самые отчаянные головы.

И единственным городом в тех местах был лишь Порт Роул, сказки о котором девушка слышала еще в детстве. Благодаря его естественной уединенности и простому доступу к островам Архипелага, он стал настоящим прибежищем воров, убийц и просто тех, кто хотел навеки исчезнуть. Порт Роул был даже не городом, а скорее, беспорядочным скоплением пиратских притонов. Сказки говорили о кровожадных кастах, правящих этим гиблым местом, и сколько раз Елена с Джоахом дрожали по ночам от сказок о Порт Роуле, рассказываемых дядей Болом.

— Зачем же встречаться именно там? — грустно спросил Крал и невольно прижал к себе израненную руку.

— Там не задают лишних вопросов, а любопытство карается смертью, — просто ответил Эррил.

Это была старая присказка, которой заканчивалось большинство историй о Городе Болот.

— Но тогда, где именно мы встречаемся? — не вытерпел Толчук. — Ты знаешь какую-нибудь харчевню?

— Ни одной, которую бы мог посоветовать, — вздохнул Эррил. — Просто выберите место и ждите. Мишель найдет вас благодаря своему дару. — Он посмотрел на Мишель, ища подтверждения своим словам.

Та кивнула.

— И я же определю, задело ли вас разложение Черного Сердца здесь, в Шадоубруке. Его запах особенно силен у новообращенных.

Елена оторвалась от карты.

— И тогда вы сделаете то, что...

— Если смогу. Эррил достаточно громко озвучил свой план. И если эти, кто остается, предадутся темной силе, то я обнаружу ее немедленно — и не дам вам встретиться. И даже если они расставят для меня какую-нибудь ловушку... от меня они ничего не узнают, — Мишель молча указала на сумку со смертоносными флаконами.

Последние слова и напугали, и успокоили девушку. Ведь с тех пор, как они с Джоахом покинули Винтерфелл, эта пестрая странная кампания стала ее семьей, ее домом, и она не хотела расставаться с ней. А теперь надежду на будущее воссоединение отравляла сумка Мишель, набитая флаконами с ядом.

Эррил выдернул кинжалы и сложил карту.

— Пора грузиться, — сказал он, значительно посмотрев на всех.

Крал кивнул и отступил; в тайне держалось даже название баржи. Толчук и Могвид невольно присоединились к горцу.

— Подождите! — крикнула Елена, и, бросившись к ним, стала жадно обнимать горца. Спина его оказалась настолько широка, что ее руки даже не могли сомкнуться, и девушка просто уткнулась головой Кралу в живот.

— Возвращайся! Слышишь, возвращайся! — шептала она в широкий кожаный ремень.

Крал опустил голову.

— Не надо слез, Елена. — Он положил могучую руку ей на затылок, а потом осторожно высвободился из объятия и вдруг опустился перед девушкой на колени. — Мой народ — кочевники, и когда мы покидаем зимние стоянки, то расстаемся друг с другом без слез. Мы только говорим: «Тубак нори салл корум!»

Елена вытерла слезы.

— Что это значит?

— Это значит, что ты в моем сердце до тех пор, пока дорога не приведет нас обратно домой.

Елена задохнулась от боли и нежности и не смогла ничего больше сказать — лишь кивнула и снова обняла Крала. Потом бросилась к остальным.

Толчук, обнимая, шептал ей в склоненную голову, и жаркое дыхание щекотало ей щеки и шею.

— Я уж пригляжу за ними, не бойся. Ничего плохого не случится. — Девушка благодарно улыбнулась и оставила огра, чтобы он мог попрощаться с матерью. Правда, они проговорили добрую половину ночи, но сейчас глаза Мишель подозрительно заблестели.

Елена подошла к Могвиду. Оборотень, как всегда, смутился и напрягся при ее приближении. Он быстро обнял девушку и отступил назад. Потом так же быстро коснулся Фардайла. Но Елена неотступно смотрела ему в глаза.

— Мы еще встретимся, — пробормотал он.

И хотя эти слова были очень сомнительны, Елене вдруг стало легче. Здесь, на конце пирса заканчивалось что-то очень важное, и отсюда пути их пойдут по разным дорогам, да и сами они, вероятно, станут другими людьми.

Фардайл нырнул ей под руку, и девушка почти машинально почесала его за ухом. Волк чувствовал ее тоску и любым способом хотел помочь ей, глядевшей, как троица медленно уходит с пирса и теряется в порту Шадоубрука.

— Тубак нори салл корум, — прошептала Елена, и друзья ее скрылись за углом каменной таможни.

Эррил проследил, как грузят лошадей — без них было невозможно дальнейшее путешествие по побережью. Баржа оказалась большим судном, с низкой посадкой и хорошим просторным коралем[2] для животных в центре. Поначалу капитан не хотел брать на борт столько коней, но количество и качество высыпанных ему на ладонь денег Мишель быстро переменили его взгляды.

С кормы Елена и Мишель смотрели, как Эррил наравне с докерами взводит лошадей по трапу. Первой, соблазняемая яблоком, которое держал в руках один из докеров, спокойно шла Мист. Золотая кобыла Мишель упрямилась дольше, и ее было невозможно заставить сделать и двух шагов, пока Мишель с борта не крикнула лошади что-то грубое и угрожающее. Обе лошади спокойно разместились в корабле.

Но самым упрямым оказался конь Эррила. Взятый от охотников, убитых Вайрани в лагере, он все еще отказывался признавать власть нового хозяина, несмотря на долгое совместное путешествие по равнинам Стендая. Эррил, будучи отличным знатоком лошадей, сам выбрал жеребца из табуна. Этот красавец с мощной шеей и высоким крупом явно таил в себе благородные крови диких лошадей Северных Степей — наиболее выносливой и злобной породы. Об этом говорила и его масть: черно-серебристо-золотой крап по белому фону, веками выработанный камуфляж, в котором смешались снежные равнины и скалы степей.

Коня держали под уздцы двое докеров, а Эррил занял весьма опасную позицию сзади. Рука его крепко держала коня за репицу и накручивала хвост, пытаясь заставить животное двинуться вперед. Каждый шаг давался с трудом, и на лице у докеров застыло опасливое выражение.

— Дайте ему кнута! — вдруг крикнул с носа капитан, квадратный мужчина с короткими мускулистыми руками и ногами. Он постоянно воздевал руки к небу, что делал и сейчас. — Мы теряем время с этим глупым ослом!

Боцман уже бежал с зажатым в руке хлыстом.

— Только ударьте мою лошадь, и я ударю этим хлыстом вас так, что вы надолго запомните его вкус! — холодно процедил Эррил.

Боцман в растерянности остановился, но, увидев в глазах однорукого человека недвусмысленную угрозу, поспешил ретироваться.

Вернувшись к животному, Эррил вдруг увидел, что сталион смотрит прямо ему в глаза. Простояв так несколько мгновений, жеребец всхрапнул, гордо закинул голову и без всякого понукания спокойно взошел на палубу.

Эррил пустил его в кораль, проверил, есть ли у животных вода, ячмень и свежее сено. Нельзя позволять лошадям страдать во время морского путешествия, иначе потом они никогда не захотят подняться на борт. Удовлетворенный условиями, Эррил похлопал упрямого жеребца по морде и вернулся к женщинам и волку.

— Все погружено, — объявил он. Рядом стоял капитан. Елена с отсутствующим видом чесала горло волка рукой в перчатке.

— Значит, можно отчаливать, — обрадовался капитан и пошел к рубке. Но лицо его почему-то было взволнованным и красным. Вероятно, пока Эррил возился с лошадьми, между капитаном и женщинами произошло какое-то объяснение. Впрочем, Эррил особо не беспокоился, уже давно согласившись с тем, что такая женщина, как Мишель, сумеет сладить со всяким.

Он посмотрел, как капитан дошел до рубки и по привычке воздел руки к небу.

— Ну, о чем вы так мило побеседовали? — все-таки поинтересовался Эррил.

— Он хотел, чтобы мы заплатили за весь рейс не аванс, а полную сумму, — ответила небрежно Мишель, покачала головой и посмотрела в сторону доков. — Неужели он мог счесть меня такой дурой?

— Когда он увидел столько серебра, в нем просто-напросто взыграла жадность, — улыбнулся Эррил.

Мишель обернулась и облокотилась на борт, за которым матросы отдавали швартовы.

— Так, значит, и ты считаешь меня дурой, — бросила она. — Щедрость моя не пустая трата денег. Зато теперь среди этих бедняков говорят лишь о богатой паре, которая вместе с сыном, — она кивнула на Елену, — путешествуют до Конца Земли. Причем, говорят не только на корабле, но и в доках. Это неплохой способ замести следы. И, наверняка, получше вашего цирка.

В словах Мишель была своя логика, но Эррил все-таки заупрямился.

— Тогда, чтобы поддержать вашу басню, почему не заплатить сразу и за все путешествие?

Мишель нахмурилась.

— За путешествие, которого еще нет? И кто же из нас дурак в таком случае?

Эррил понизил голос.

— Итак, мы останавливаемся на том, о чем договорились сегодня ночью, согласны? По ходу путешествия меняем судно. — Он повторил свои доводы в пользу такого решение. — Конечно, до побережья дней восемь ходу, и смена барж задержит нас, но зато лучше собьет со следа ищеек Темного Лорда.

— Это глупо, — спокойно возразила Мишель, не обращая внимания на потемневшее от гнева лицо Эррила. — Я вообще не собираюсь везти Елену на Конец Земли.

— Тогда что же? — Эррил говорил уже так громко, что к нему начинали прислушиваться работавшие поблизости матросы.

— Следи за своим языком, — одернула Мишель.

Эррил прикусил губы.

Но скоро матросы ушли с этой части судна, и Мишель невозмутимо продолжила, ни на йоту, однако, не повышая голоса.

— Через два дня пути мы снимемся с баржи и повернем на юг, к Стеблю.

— К Стеблю Страны? Но дорога по горам к побережью займет едва ли не целую луну!

— А мы и не пойдем туда. Мы просто перейдем горы.

Рука Эррила сжалась в кулак. Воистину, эта женщина сумасшедшая!

— Вы хотите затащить Елену в Затопленные Земли? Но там, среди чудовищных болот, никто не живет, кроме ядовитых змей! Даже охотники и трапперы[3] не рискуют заходить туда.

— Ты не прав, — ответила Мишель. — Там, среди глубоких болот есть обитатель — элементал великих возможностей. Это женщина, и я уже чувствовала ее во время моих путешествий вдоль Стебля. Однажды я даже пыталась добраться до нее с помощью проводника по болотам, но она хитра, и земли ее заколдованы. Через семь дней, с проводником, едва живым от яда короля гадюк, мне пришлось оставить свои попытки. Но я поняла, что если до нее не могу добраться я, то этого не могут и искатели Темного Лорда. Поэтому я оставила ее в покое, в надежде, что мне никогда больше не придется заниматься подобными поисками.

Мишель замолчала, пропуская двух матросов, тащивших связки канатов.

А Эррил обдумывал услышанное. Он был умным человеком, и понимал, что задумала Мишель. И когда матросы прошли, он заговорил первым.

— Элементалка, прячущаяся в болотах, — эта та, что околдовала Елену, так? — Мишель кивнула. — И только она может расколдовать ее. — Мишель указала на широкий рукав Елены, прикрывавший разросшийся мох.

— Это ее послание нам: или приведите ее ко мне — или она умрет.

— Итак, выбора у нас нет?

Мишель промолчала.

И тогда заговорила Елена. Заговорила бесстрастно и глухо, уже смирившись со своей судьбой.

— Ненавижу змей.

Из-за угла таможни Могвид смотрел, как скрывается вдали баржа с его братом и ведьмой. Весла вздымались и опускались, и скоро баржа выплыла на середину канала, но все еще можно было прочитать написанное на борту название: «Ловец Теней».

Обрадованный Могвид проскользнул за кузницу, откуда слышались удары, отдававшиеся громом в его голове, которая начинала болеть все сильнее. Он потер виски, пытаясь унять боль, но она не проходила. Все-таки Могвид, почти улыбаясь, добрался до площади.

Что ж, пусть Эррил считает себя самым хитрым, но он, Могвид, сумел узнать и название баржи, и направление. Почти все докеры в порту только и говорили, что о величественной женщине и ее одноруком муже. Щедрое разбрасывание серебра привлекло к этой паре всеобщее внимание, и потому всего несколько вопросов и пара монет добыли Могвиду всю требовавшуюся информацию. Слухи по Шадоубруку распространялись так же быстро и были таким же товаром, как тюки табака или сосуды с целебными маслами из трав. Зато теперь Могвид обладал, пожалуй, самой дорогостоящей информацией во всем городе.

Он знал теперь, что ведьма направляется не куда-нибудь, а на Конец Земли.

С этим знанием и парой рыжих локонов впридачу он мог теперь купить себе освобождение от самого важного лица в этой стране. И потому Могвид важно вышагивал по булыжнику в сторону «Раскрашенного Пони».

Но на задней лестнице его остановил хозяин.

— Ваши крупные друзья уже ушли отсюда, — сообщил он. — И просили передать вам, что встретятся за ужином.

Могвид кивнул и почувствовал внезапный прилив щедрости. Он вытащил монетку и сунул ее хозяину. Монетка мгновенно исчезла. Могвид собрался уйти.

— Подождите, — задержал его хозяин. — Как только те двое ушли, прибежал мальчик-посыльный и передал записку. — Он показал Могвиду сложенный листок бумаги с восковой печатью.

— От кого это? — удивился Могвид, но записку взял.

— Это печать лордов Владения, — ответил трактирщик, и глазки его вспыхнули от любопытства.

— Кто это?

— Лорд Майкоф, и лорд Райман, они живут в городском замке. Странные существа, но их семья правит Владением еще с тех пор, как сосал титьку мой прапрадедушка. — Хозяин доверительно наклонился к оборотню. — И чего им только может быть нужно от каких-то циркачей?

Могвид заколебался, и холодная дрожь пробежала по его пальцам, когда он все-таки сломал печать. Неужели с них хотят потребовать денег за сгоревший сарай? Может быть, лучше подождать, пока вернуться огр с горцем? Но жадный блеск в глазах хозяина харчевни напомнил ему тот важный урок, который он получил сегодня утром в доках и на окраинах. Знание — лучший товар.

Он развернул листок и быстро прочел.

— Ну, что там? — спросил хозяин, так и вертясь на месте от любопытства.

Могвид спокойно сложил записку.

— Они... они просят нас показать свое выступление сегодня во Владении. На самом закате.

— Частный показ! Как вам удалось? Никогда не слышал, чтобы эти птички просили о таком! Какая блестящая возможность! — Новость эта крайне понравилась трактирщику, но потом он хитро сощурил свои свинячьи глазки. — Но, если вы намерены перебраться в другую, более роскошную гостиницу, то не забудьте, что наняли комнаты на всю четверть луны — так что все равно за вами должок.

Могвид кивнул и поспешил уйти на нетвердых ногах. Он медленно поднимался по лестнице, слыша, как за его спиной трактирщик уже вовсю рассказывает новость кухарке.

Оборотень открыл дверь в комнату и проскользнул внутрь. Дверь закрылась изнутри, он привалился к ней спиной и только тут впервые перевел дыхание. Могвид очень надеялся, что впереди у него есть еще пара дней, чтобы обдумать свой план в деталях, ибо полагал, что раньше он не сумеет найти местного искателя с его гвардией страха.

Он снова развернул записку и внимательно осмотрел ее — не слова, а кроваво-красную восковую печать. В первый раз он так спешил и волновался, что не обратил внимания на рисунок самой печати.

Печать лордов Владения изображала собой крест, созданный из двух существ, стоявших спиной друг к другу, но перевившихся длинными хвостами; зубы этих существ оскалены, а крошечные верхние конечности подняты высоко в воздух.

Могвид тронул зловещий крест дрожащим пальцем.

— Крысы, — прошептал он в пустую комнату.

Он держал в руках приглашение туда, куда так рвался.

Оборотень несколько раз глубоко вздохнул, и новый план начал медленно складываться у него в голове. Достав из ножен кинжал, он аккуратно срезал с записки печать, потом подошел к лампе и подставил печать к свету. Она вспыхнула ярко, словно отрезанные волосы Елены.

Могвид изучал изображение, и пальцы его больше не дрожали.

Что ж, пусть их труппа распалась, но он убедит Крала и Толчука повторить кое-что из своего репертуара. Оборотень лихорадочно искал аргументы. Лорды Шадоубрука смогут стать влиятельными помощниками в поисках Мерика. Как можно упустить такой редкий шанс, и не получить сведений, которыми несомненно обладают люди такого уровня? И это может оказаться решающим, благодаря этому шансы найти эльфа многократно возрастают...

Могвид хищно улыбнулся.

Как они смогут отказаться?

Он сжег записку и растоптал пепел по полу.

Только он будет знать о настоящем приглашении, за словами которого скрывается смерть.

Оборотень отер пепел с пальцев.

Воистину — знание есть сила!

— Ты думаешь, они придут, брат? — Спросил Майкоф, откидывая голову на вышитую шелками подушку.

— Как можно отказаться? Даже если у них и есть какое-то подозрение, они все равно явятся, рассчитывая найти друга. Или придут — или просто уйдут из города. Тем проще. — Райман возлежал на гусиной перине, тоже покрытой шелками. Вопросы брата начинали его раздражать. — Но я думаю, они придут, — закончил он. — Они бойцы и просто так не отступят.

Майкоф понимал, что своими вопросами бесит брата, но не смог удержаться еще от одного.

— А ты думаешь... карлик подозревает?

— Думаю, что он полностью занят той новой игрушкой, что мы принесли ему ночью. И считает, что мы слишком устали от этой работы, чтобы замыслить что-нибудь против него.

— Ты уверен?

— Мы провели наше расследование втайне. И только нам известно, что пленник был артистом из бродячего цирка, который снимал этот сарай. Разумеется, второй элементал, которого карлик так ищет, тоже оттуда. — Райман сел на тахте и посмотрел в лицо брату. Ровная бровь того кривилась беспокойством, и Райман пожалел младшего. Он даже и не подозревал, как обеспокоил его невинный план впечатлительного Майкофа. Райман тронул брата за расшитый рукав. — Это всего лишь игра. Двигай кусочки выше или ниже и выигрывай. Мы достаточно поохотились на пользу другим — нам нужна жертва для собственного причастия.

— Это так, — согласился Майкоф, стараясь не думать об ужасном причастии. — Но только при условии, что тот тощий выживет.

Райман прищелкнул пальцами.

— Было бы лучше, чтоб он умер, но если мы хотим охотиться сами, то дело надо брать в свои руки. — Он снова лег на тахту. — И прежде, чем начнется сегодняшняя охота, все циркачи должны быть мертвы. Карлик подумает, что его добыча улетела, и мы сможем поохотиться сами.

— Но только до тех пор, пока вчерашний пленник не умер.

Вздохнув, Райман прикрыл глаза.

— Но об этом я тоже позаботился. Ведь ты знаешь, как хорошо я играю.

Майкоф ничего не ответил и не высказал вслух своих сомнений. Ведь не далее, как вчера, он сам обыграл Раймана.

Почему этого не сможет сделать кто-то еще?

Пот тек ручьями по обнаженному телу лорда Торврена — едкая жидкость, выедавшая глаза и скапливавшаяся в толстых складках кожи. В теле его бились несколько сердец, громыхая, как удары молота, а черный шар бешено крутился в воздухе, разбрызгивая кровавое пламя. Карлик быстро вытер пот и снова склонился над шаром.

Работа искателя требовала и напряжения воли, и выносливости тела. Создание нового воина гвардии страха из чистого сильного элементала было тяжкой работой. Но Торврен не жаловался: быть искателем и создателем все же гораздо лучше, чем воином гвардии, у него, по крайней мере, остается своя воля — в отличие от того, которого превращают.

Торврен бросил взгляд на свою жертву.

Пленник по-прежнему висел в кандалах, прикованный к стене. Изодранные одежды валялись в грязи, под обнаженными ногами. С первым прикосновением черной магии забытье спало с него, и теперь Торврен с радостью видел, что глаза его жертвы осмыслены, и она явно понимает, что происходит. Серебряные волосы пленника были почти все сожжены, а губы потрескались от жара. Но даже и теперь его мускулы сокращались и содрогались от последней попытки Торврена проникнуть за его внутренний барьер. Увы, попытка эта опять не удалась, и человек совершенно равнодушно смотрел на карлика, не кричал и не просил пощады.

Почесав живот, Торврен приготовился к следующей атаке.

Он проверил все конечности, всю поверхность кожи пленника, но там, где, по мнению Торврена, должны были находиться уязвимые места, он находил лишь силу. Внутри у него был какой-то непонятный барьер, который не имел ничего общего даже с очень сильной энергией элементала. И сколько Торврен ни изощрялся в пытках, свет и запах белого огня дразнил его, как недостижимая цель. Прежде надо было сломить дух, заставить жертву подчиниться камню, а уж там черная магия сама доделает все необходимое. И тогда он слепит из него такого воина!

Торврен нахмурился — человек ускользал от него. Этот упрямый дух все еще сопротивлялся пламени кровавого огня. Что ж, карлик не впервые сталкивался с упрямством. Еще один удар, еще один...

И все же — быть так близко от заветной цели и не достичь ее...

Он позволил своему внутреннему взору перенестись к Трайсилу и представить себе, что он сделает, когда вернет себе потерянные сокровища предков. Карлик даже потряс головой от увиденного. Нет, надо оставить эти нелепые мечтания, особенно сейчас, во время такой работы, причем, в опасной близости от каменного талисмана. Нельзя привлекать внимание Темного Лорда.

Он снова сосредоточился на том, как пробить защиту пленника.

Но в этот момент тот заговорил.

— Кт-то т-ты? — с трудом произнес он разорванным и опаленным языком.

Голос заставил Торврена остановить бешеное вращение шара. Даже после первоначальных пыток мало кто из его жертв был способен на разговор. Заинтригованный таким оборотом, карлик убрал руку с шара. Быть может, небольшой разговор будет даже на пользу, через него можно нащупать слабое место в удивительном пленнике. К тому же времени у него много, а достойный противник встречается редко.

Торврен немного склонил голову, приветствуя и одобряя жертву.

— Я лорд Торврен, — сказал он, ткнув себя в грудь корявой рукой. — Но, кажется, еще не имел чести выслушать и ваше имя.

Несмотря на то, что остатки волос на его голове еще дымились, глаза пленника отливали льдом.

— Лорд Мерик, — прошептал он и еще раз повторил, более громко. — Из дома Утренней Звезды.

— Хм... Благороднорожденный... — Торврен осклабился, обнажив ряд крупных зубов, свойственный его племени.

— Я знаю тебя, — продолжал Мерик. — Ты — лорд карликов.

Торврен насмешливо поклонился.

— Вы проницательны. От моего народа вообще мало осталось в живых, а уж лорд я точно единственный. Откуда вы столь хорошо осведомлены о моем племени?

Голова Мерика стала клониться в изнеможении; сил от боли у него почти не осталось.

— Когда-то мы были союзниками, — грустно прохрипел он. — И даже назывались друзьями.

Торврен вскинул лохматую бровь, и какая-то непонятная печаль стала наполнять его грудь.

— Кто ты? — невольно повторил он первый вопрос пленника.

Синие глаза Мерика посмотрели на карлика в упор.

— Или ты забыл свою честь? Своих друзей? Я — эльф.

— Всадник Бури! — вырвалось у Торврена. Воистину перед ним сумасшедший. Карлики были племенем древним, возраст их исчислялся веками, но никто из его предков не рассказывал об эльфах иначе, как о существах мифических, порождениях фантазии! И самая печальная легенда об эльфах заключалась в том, что они передали карликам некий таинственный дар... Потрясенный Торврен осмелился впервые за много веков произнести название этого дара вслух:

— Трайсил.

— Молот Грома, — прошептал пленник и уронил голову. — Чье железо было создано молнией, рожденной нашими магическими бурями.

Торврен отскочил. Пленник знает все тайны карликов! Неужели он не лжет? Неужели он и вправду древний эльф?

Торврен долго смотрел на обожженное тело, тонкие руки, нежное лицо. Его двойное сердце стучало, готовое выпрыгнуть, надежда парализовала члены.

Значит, этот пленник — знак, а не просто шанс. Ясно, что этот эльф, одаренный такой силой, попал к нему в руки волей самого провидения, дабы он сотворил из него непобедимого воина.

В ушах карлика послышались звуки его старого дома в Гульготе: удары молотов по железным наковальням, печальные вздохи воды, рев подземных кузниц. Но с тех пор, как Гульготой стал править Темный Лорд, наковальни остыли, а кузни остались пустыми и тихими. По мановению его руки карлики заплатили своими жизнями за завоевание чужих краев — и в живых осталась лишь горстка.

И теперь, когда Торврен стал последним лордом карликов, он должен вернуть свое наследство — и получить то, чем должен обладать по праву.

Торврен снова потянулся к шару с полным сознанием своей правоты.

И как только пальцы его коснулись эбонита, он направил вглубь шара всю свою волю, все сознание. Он сам станет этим пламенем и прожжет любую преграду в сердце эльфа. В языках огня затрещала черная энергия, и Торврен видел, как она отражается в синих глазах эльфа.

Это судьба!

— Нет!!! — закричал пленник, уже окончательно догадавшись о том, что его ждет.

Но карлик не обратил на мольбу никакого внимания и бросил пламя на жертву, прорываясь внутрь через рот и нос. Эльф задохнулся в огне, и ноги его в агонии застучали по каменной стене Рашемона. Огонь вошел в его тело, выжигая себе дорогу к сердцу, насилуя и уничтожая, расчищая путь Торврену.

И очутившись внутри, карлик начал свою работу. Предки его пользовались огнем и молотом — пусть эти же орудия послужат и ему! Умелой рукой он выжег сопротивление духа упрямого эльфа и молотом добил последние остатки его воли. Словно издалека послышался вой побежденного.

Улыбка искривила толстые губы карлика.

Давным-давно благородные эльфы одарили его предков властью Трайсила, и теперь снова руками эльфа он вернет священный Молот Грома его законному владельцу!

Такое равновесие судьбы справедливо.

Торврен усилил атаку, вгрызаясь в плоть новообращенного, как бешеный пес. Но что-то древнее вдруг зашевелилось в глубине шара, что-то страшное, привлеченное на свет кровавой похотью Торврена. Однако, погруженный в свое дело карлик не заметил красных глаз, вдруг вспыхнувших из самого сердца черного шара.

Это в вулканических пещерах Блекстоуна вспомнил о нем Темный Лорд.

19

Как только солнце коснулось западного горизонта, Крал решительным шагом вошел в ворота Владения, ведя за собой остальных. Толчук шел, закрывшись плащом, а последним летел, едва касаясь земли, Могвид.

По ходу Крал внимательно рассматривал мощные укрепления крепости; ров слишком зарос деревьями, но арки были еще крепки и могли выдержать любую осаду. Мортиры на каменных стенах, правда, уже совсем увязли в песке и вряд ли могли оказать достойное сопротивление катапультам, а железные галереи у главного входа имели скорей декоративное, чем военное назначение. Крал усмехнулся — нет, правильной осады этот замок не выдержит.

Но ведь они шли сюда не сражаться — они шли дать представление и попытаться попасть в милость главным хозяевам города. И, конечно, правители поймут и оценят ту опасность, которая царит по ночам на улицах их владений... захотят защитить от нее свой народ. Крал снова поднял глаза к замку. А вдруг нет?

Но выбора у них все равно не было.

Почти целый день горец в сопровождении закутанного в плащ с капюшоном огра бродил по портовым харчевням и кабакам, собирая информацию о дьявольских крысах. Но, везде встречаемые лишь смехом и презрением, они узнали только то, что Шадоубрук, как и любой речной город, всегда кишит крысами. Правда, после нескольких переданных из рук в руки монеток истории становились более темными. За несколько последних лет действительно было обнаружено немало трупов, обглоданных крысами. Впрочем, неудивительно, ибо зимы здесь долгие и суровые, и все животные страдают от голода. Чем же еще наполнять им свои пустые желудки?

Крал молча пошевелил под столом раненой рукой — он ведь знал, что тварями двигал отнюдь не простой голод. С тяжелым сердцем Крал и Толчук возвратились в харчевню, но их появление почему-то было встречено странными улыбками и шепотками, а потом и просто откровенным похлопыванием по плечу. Не выдержав, Крал поинтересовался, отчего вдруг их встречают подобным образом, на что трактирщик ухмыльнулся и посоветовал спросить об этом у их товарища наверху. Действительно, Могвид ожидал друзей с новостью — их труппа приглашена сегодня ночью дать представление в самом Владении. Первым порывом Крала было не идти. Они не могут тратить драгоценное время, кривляясь перед парой лордов. Но аргументы Могвида оказались более вескими. Еще один день, проведенный в бесплодных расспросах не приблизит их к Мерику, а так появлялся реальный шанс обрести могущественных союзников. Может быть, лорды даже предложат им батальон вооруженных солдат...

Словом, доводы оборотня показались Кралу разумными. Но теперь, на подходе к замку, горец вдруг засомневался в правильности своего решения. Он покачал головой, и сапоги его особенно громко застучали по камням перекинутого через старый ров моста. По бокам у главных ворот стояли два стражника, казавшиеся неживыми, как украшения. Оставалось надеяться, что внутри замка все же находится более серьезная защита, чем два эти тонкоруких нелепых воина.

Одетые в темно-синюю форму с нашивками из овечьего меха и каких-то перьев, стражники начали непонятный танец с постукиванием каблуками и похлопыванием себя по бедрам ножнами сабель. Танец кончился внезапно скрестившимися перед Кралом лезвиями, словно они могли, таким образом, не пропустить пришедших внутрь. Крал был уверен, что даже Могвид без труда расшвырял бы обоих этих вояк.

Он прочистил горло и обратился к стражникам.

— Мы пришли по приглашению хозяев Владения, — пояснил он.

Стража повторила свой танец в обратном порядке, и путь гостям был открыт.

— Вас ждут, — величественно произнес один из них. Второй же гнусаво забубнил:

— Один из дворецких ждет вас за воротами, чтобы провести в Музыкальный зал.

Крал кивнул и двинулся через массивные деревянные ворота в сопровождении ни на шаг не отстававших от него Могвида и Толчука.

— Словно куклы, что играют солдатиков, — ворчал огр. — Только куклы куда живее.

Крал согласно пробурчал что-то себе под нос, и они вошли во внутренний двор замка. Он оказался вымощенным булыжником, аккуратным и маленьким. С одной стороны, как и полагалось, разместились конюшни, а с другой крытая черепицей кордегардия. Прямо напротив входа начинались ступени, ведущие собственно в замок.

Было ясно, что замок построен скорее для удобства его обитателей, чем для их защиты. Фасад здания украшали балконы и балюстрады, а не приспособления для отражения атак; окна были широки и позволяли без труда прорваться внутрь.

Крал снова покачал головой: нет, это не замок, а игрушка, и еще большее сомнение относительно сегодняшнего предприятия стало одолевать его. От лордов такого замка помощи едва ли дождешься.

И с нехорошей усмешкой он пошел навстречу высокому важному дворецкому, стоявшему в полупоклоне на самой середине двора. При его приближении слуга выпрямился, и его резкие духи ударили в нос горцу за три шага, а шелка на дворецком заволновались и зашуршали, как на женщине.

Могвид чихнул, как выстрелившая пушка.

Этот звук вырвал дворецкого из летаргии.

— Ах, вы пришли, — нежным голосом сказал он и приветственно поднял руку, оглядывая вновь прибывших. — Но мы ожидали, что вас больше.

— Боюсь, что остальные больны, — понизил голос Крал. — Уверяю вас, мы и втроем справимся.

Дворецкий слегка поднял брови и с большим сомнением посмотрел на перевязанную руку Крала.

— Что ж, хорошо. Ваша изобретательность составит вам честь. — Он развернулся на пятках. — Меня зовут Ротскилдер, и сейчас я представлю вас лордам Райману и Майкофу. Следуйте за мной, я провожу вас в зал, где состоится представление... — Он обернулся через плечо. — Там же вы можете привести себя в порядок перед прибытием лордов.

— Вы очень любезны, — неожиданно ответил Могвид, и Крал не смог понять, что прозвучало в этой фразе: насмешка или искренность. Язык оборотня всегда был скользок, как угорь.

Они прошли за Ротскилдером по маленькой аллее, соединявшей кордегардию и замок. Неожиданно дворецкий свернул в сторону от главного входа и через широкую боковую дверь они попали в темное помещение, откуда явственно доносились кухонные запахи.

— Идите, идите, — торопил дворецкий, ведя их в самый центр кухни, где, по-видимому, готовился поздний ужин.

Недоверчиво оглянувшись, Крал с надеждой подумал, что ужин, вероятно, входит в оплату их представления. Упоительный запах жареного мяса и варящегося картофеля на мгновение даже заставил его забыть об истинной цели их прихода. Пусть их не посадят за один стол с хозяевами, но, может, все-таки хорошенько накормят на кухне. В любом случае они, наконец, поедят чего-нибудь вместо надоевшей соленой рыбы.

Толчука тоже привлекли соблазнительные запахи. Крал видел, как огр косился на жирную баранью тушу, подвешенную над углями. Их глаза встретились, и голодные артисты тут же поняли друг друга. Но скоро они вышли из царства запахов и оказались в просторном зале.

Думая о нуждах желудка, Крал молча шел за гибкой фигурой дворецкого по темным переходам Владения, использовавшимся, вероятно, лишь для передвижения слуг. Коридоры становились все уже, потолки ниже, света меньше. Крал нахмурился.

Дворецкий продолжал вести их неизвестно куда, посвистывая и напевая.

— Долго еще? — не выдержал Могвид.

— Совсем чуть-чуть. Просто я боюсь, что все уже собрались в главном зале, и потому мне приходится вести вас кружным путем. Простите за неудобство.

Но вот они завернули за угол, и стены замка сменились грубо обтесанными камнями, кое-как сложенными друг на друга.

Дворецкий заметил, что Крал замедлил шаг.

— Да, это самая древняя часть замка, — подтвердил он, тоже останавливаясь. — Так уж грубо раньше строили. — Он небрежно дотронулся рукой до осклизлой стены. — Не знаю, зачем эту дрянь оставили, когда отстраивали здание заново!

Но Крал не в силах был оторвать глаз от неровных камней и задержался около них, когда дворецкий, а за ним и Могвид с Толчуком ушли несколько вперед.

Он поднял руку и коснулся стены, пальцы его вздрогнули. Кровь отозвалась камню, и неведомая сила на мгновение парализовала горца. А затем зазвучали крики и стоны умирающих.

«Пушкари, стрелки, люди добрые! Карлики пробили южную стену! Позаботьтесь о лордах! Они идут сюда с черной магией! Аркебузы на запад! Кровавый камень! Кровавый камень!»

Крал взмахнул руками и вынужденно оперся на стену, чтобы не упасть. Это было ошибкой — сознание немедленно изменило ему.

Замок исчез, и Крал обнаружил, что находится на вершине высокой башни. Щербатая луна глядела сквозь облака, почти не давая света. Зато на горизонте стояло красноватое сияние, окружавшее башню со всех сторон. Крал подбежал к парапету и наклонился, глядя вниз. Внизу река отражала тысячи лагерных костров, и крики пытаемых вместе с дымом возносились к небесам. Крал оторвал руки от парапета — они были мокры от крови. Вся башня оказалась залита ею.

За его спиной раздался стук подкованного каблука по камню.

Боясь оглянуться, но, не смея не делать этого, горец повернул голову.

В центре площадки стояла скрюченная обнаженная фигура. Ростом она была не выше пояса Крала, но столь могуча, как не каждый человек с гор. И Крал знал, кто это. Это был монстр прошлого. Горец припомнил все так часто повторяемые рассказы о кровавых войнах с карликами, такие, например, как история о Мальфе, кузнечных дел мастере, который прошел всего за сутки Тропою Слез, чтобы сразиться с армией карликов. Еще была легенда о том, что кровожадные карлики все же смогли выманить горцев далеко на север, разбить их и навсегда уничтожить их священную родину, навечно сделав горцев кочевниками в землях людей. И заканчивалась она тем, что только со смертью последнего карлика горцы снова смогут вернуться на родину.

Крал потянулся к топору. Он понимал, что огни и крики тоже принадлежат далекому прошлому, что все это не больше, чем ночной кошмар, поймавший его в ловушку из-за прикосновения к старой стене, и что только магия в его крови позволяет ему проживать эту древнюю трагедию, как нечто настоящее и реальное. И все же, во сне или наяву, он убьет этого карлика.

Карлик смотрел на него, улыбаясь.

— Ну, кто же ты, храбрый воин? — осклабившись, спросил он, и черный шар бешено завертелся в воздухе перед уродливым лицом.

Кровавый огонь рвался с его поверхности, и в отблесках дьявольского огня Крал увидел еще одну картину, смутную и призрачную, и уже совсем не похожую на сон. В каком-то страшном подвале висел на цепях прикованный к стене человек, и тело его содрогалось от пожиравшего внутренности пламени.

И каким-то образом Крал вдруг понял, что это — действительно не часть древнего кошмара. Все происходило сегодня, сейчас! И карлик был не призраком прошлого, а не менее реальным существом, чем он сам, воин и горец. И Крал со стоном узнал человека в цепях.

— Мерик! — выдохнул он, замахиваясь топором.

Это движение, казалось, удивило карлика, и какая-то нерешительность промелькнула в тусклых выпученных глазах.

— Откуда ты...

Но тут все исчезло, и Крал обнаружил, что лежит, опершись спиной о старую каменную стену, над ним склонился Толчук, который упорно пытается поднять его с пола, а рядом нервно переминается с ноги на ногу Могвид, не отрывая глаз от горла горца.

Раздался голос Ротскилдера:

— Что, ему тоже плохо, как остальным вашим товарищам? — В голосе дворецкого звучал страх.

Крал откашлялся, оттолкнул руки огра и поднял ладонь к пылавшему лбу.

— Нет. Я просто поскользнулся и ударился немного головой.

В глазах дворецкого мелькнуло недоверие, но он спокойно отвернулся.

— Осталось совсем немного.

Могвид тоже не менее подозрительно посмотрел на горца и поспешил за Ротскилдером, но Толчук остался рядом, явно опасаясь нового приступа головокружения.

— Что случилось? — прошептал он столь тихо, насколько это может сделать огр.

Крал в задумчивости посмотрел на стену и ничего не сказал. Они прошли мимо кованых ворот, стоявших, вероятно, в самом центре этой заброшенной части замка, и лишь тогда Крал шепнул Толчуку:

— Мерик тут, за этой дверью.

Толчук в остолбенении остановился.

— И что же делать?

— Когда придет время, мы разнесем это место на клочки, — прорычал Крал.

— Но что там, внизу? — почти с детским любопытством продолжал расспросы огр.

Крал сделал рукой неопределенный жест.

— Кое-кто почернее дьяволов.

В дверь осторожно постучали, и близнецы оторвали головы от подушек. Потом раздался нежный голос дворецкого Ротскилдера, который не имел права переступать порога, но имел возможность громко сообщать хозяевам все необходимое.

— Как вы приказали, господа, я привел ваших гостей в Музыкальный зал.

Майкоф быстро посмотрел на брата.

— Как обычно, дорогой брат, ты оказался прав. Они не покинули город. — Он оправил на себе зеленые шелковые одежды. — Но жаль, что нам самим придется пачкаться о такую неприятную работу.

Райман молча переместил медальон с родовым крестом на сердце и ласково погладил двух переплетенных животных.

— Это наш долг. Дом Кьюрадоумов всегда вынужден был заниматься не очень чистыми делами, чтобы город мог расти и процветать. Вот и сейчас мы просто получим то, что принадлежит нам по праву.

— И добьемся чистой охоты, — поддакнул Майкоф, не скрывая похоти в голосе. Приближались сумерки, и ночной ритуал уже начинал брать над ним власть.

— Да, — гордо подтвердил Райман, распрямляя плечи. — Все должно оставаться во Владении.

Майкоф ужасно любил, когда брат говорил вот так выспренно и благородно. Он тоже тронул герб на груди.

— Во владении дома Кьюрадоумов.

— Итак, за кровь нашего народа! — провозгласил Райман древний девиз их семьи.

Во рту у Майкофа пересохло, его охватила сладостная дрожь. Вся кровь Шадоубрука — их наследство! Как смел этот карлик требовать у них честно загнанную добычу?!

— За кровь нашего народа! — повторил он и надменно заломил бровь.

— Успокойся, Майкоф, — одернул его брат. — Не позволяй ярости управлять тобой. Лучшие планы рождаются в холодных сердцах.

Майкоф вздохнул и вынужден был признать, что брат снова прав. Он принял непринужденную позу.

— Все готово?

— Разумеется. — Райман медленно направился к двери.

Майкоф последовал за старшим братом, любуясь тем, какими величественными складками падают одежды с его плеч, и как великолепно смотрятся на зеленом шелке распущенные седые волосы.

Райман открыл дверь и увидел склонившегося в поклоне Ротскилдера.

— Господин, — тихо произнес он, ожидая дальнейших указаний.

— Веди нас, — потребовал Райман, почти не разжимая губ.

Майкоф знал, что брат, как и он сам, брезгует разговаривать со слугами. Драгоценные голоса предназначены лишь для разговоров между собой, а уж если приходится повелевать, то надо делать это как можно тише, не давая слугам насладиться голосами хозяев.

Ротскилдер, разумеется, тоже все это знал, и потому даже не пытался вступить по дороге в какой-либо разговор. Но неподалеку от Музыкально зала он все-таки не выдержал и нервно предупредил:

— Я поставил охрану, и все выходы закрыты, как вы и приказывали.

Братья шли плечом к плечу, и Райман лишь мельком взглянул на Майкофа, что означало: «Ну, что я говорил? Все в порядке».

Майкоф чуть опустил подбородок в знак одобрения, но на всякий случай все же уточнил:

— Нам не придется волноваться?

Этот напряженный голос едва не испугал дворецкого, но он заставил себя не обернуться и только подобострастно прошептал:

— Все, как вы распорядились, частная аудиенция. Вам ничто не помешает.

Близнецы двигались, как одетые в шелк призраки, шлепанцы неслышно ступали шаг в шаг, и благородный шелк со свистом рассекал воздух.

Они молчали, но каждый знал, о чем думает другой. За последним поворотом коридора глаза их на миг встретились, и братья одновременно коснулись рукоятей отравленных кинжалов, спрятанных в широких отворотах рукавов.

Дом Кьюрадоумов умел защищать то, что принадлежало ему по праву.

Лорд Торврен скорчился на грязном полу кельи. Талисман, тоже наполовину ушедший в грязь, валялся у ног. Его полированная поверхность больше не сверкала огнем. После внезапного вторжения горца с топором в область владений шара, Торврен оказался неспособен продолжать поддерживать в нем кровавый огонь. Кем был этот великан? Вероятно, тем самым элементалом, который сумел ускользнуть прошлой ночью. Но с помощью каких богов ему удалось сегодня прорваться во владения шара? Шар был связан только с Торвреном, и никто, кроме него, не мог попасть в его сокровенные глубины.

Рядом в языках пламени стонал эльф.

— Ладно, ладно, — проворчал карлик. — Сейчас я снова тобой займусь. — Он еще только начал отливать новый дух, дел оставалось невпроворот, но внезапное вторжение в эбонитовый шар мешало карлику вернуться к прерванному занятию.

— Ты... ты никогда... меня не получишь... — прохрипел пленник.

Торврен обернулся; глаза эльфа отливали льдом, хотя кровь капала с разорванных губ.

— Кажется, твой приятель лезет туда, куда не надо, — зло огрызнулся карлик.

— Не понимаю... о чем ты, — Мерик снова уронил голову.

— О том, втором элементале, бородатом великане! — Карлик увидел, как слабая надежда вспыхнула в глазах Мерика. — Ну-ка, расскажи мне о нем.

— Ничего я тебе не скажу! — И эльф из последних сил плюнул в сторону Торврена.

— Ничего, камень заставит тебя заговорить, — прошипел карлик. — Но на этот раз он будет не таким милосердным, как в прошлые разы! — У превращенного элементала не должно быть от хозяина никаких секретов. Только уж очень все затянулось, Торврену нужны тайны и других людей. Он почти ласково улыбнулся Мерику, увидев, что последние слова заставили эльфа побледнеть еще больше. Что ж, новая боль действительно будет гораздо хуже, чем он испытал раньше. Пусть еще подождет и помучается.

— Ну, бери же свой проклятый камень и... — вдруг раздался едва слышный голос пленника.

— Сейчас, сейчас, быть может, ты и без этого заговоришь? — Торврен провел корявым пальцам по торчащим ребрам эльфа.

Тот вздрогнул и не смог удержаться от стона. Пытка утомила его, и Торврен уже видел, как отчаяние все больше овладевает этим гордым существом.

Он отошел и наклонился, чтобы вытащить шар из грязи. Всего одно движение, и от человека на стене не останется ничего. Но как только пальцы его дотронулись до шара, Торврен обнаружил, что произошло нечто странное. Он ахнул и отдернул руку: поверхность шара, обычно согретая внутренним огнем, на сей раз была холодной, как ледяная могила. Торврену показалось, что он дотронулся до своего собственного, погибшего и застывшего, сердца. Карлик вздрогнул и выпрямился.

А грязь вокруг шара вдруг начала покрываться инеем, а потом и коркой льда. Застывая, грязь хрустела, как лед на морозе, и скоро весь шар покрылся льдом.

Что происходит? Торврен опасливо отошел ото льда, увязая по щиколотку в грязи. Он снова вернулся к стене.

Пленник приподнял голову и подозрительно оглядел карлика.

Торврен перехватил этот взгляд. Неужели это действует магия эльфов? Неужели он недооценил его способности? Или это как-то связано с вторжением бородача с топором?

— Говори, что знаешь! — накинулся Торврен на пленника.

В глазах эльфа заплясало смятение.

— Что?.. О чем?

Торврен отвернулся, догадавшись, что эльф понятия не имеет о случившемся. Шар по-прежнему лежал во льду, который распространялся все дальше. Вот он уже близко, вот уже добрался до ног Торврена, вот сковал лодыжки, превращая его в статую, которую лед жег сильнее, чем пламя.

От боли лорд карликов громко застонал, и в этот момент неожиданно понял, что же случилось.

О, изменчивые боги созидания! Он рухнул на колени, и его левая лодыжка, охваченная льдом, с хрустом сломалась. Но страх уже настолько охватил сердце Торврена, что он почти не заметил боли.

С раскрытым от ужаса ртом карлик смотрел, как шар медленно поднимается из ледяной колыбели, поднимается в воздух и начинает вращаться. И с этой магией Торврен уже не мог ничего поделать.

— Нет, — только и простонал он. Только не сейчас, когда цель уже так близка!

Он зажал ладонями уши, словно пытаясь закрыться от неизбежного. После стольких лет! На глазах карлика выступили слезы, не выступавшие веками. Он понял свою ошибку: узнав об эльфийском происхождении пленника, продолжал пользоваться шаром без должной осторожности, почему-то уверовав, что явление эльфа было знаком судьбы, божественным знаком о том, что Трайсил скоро вновь вернется к нему...

Торврен стиснул руками горло и застонал еще громче. Все потерять в миг высшей надежды! По венам его заструилось отчаяние.

Эбонитовый шар медленно подплывал к нему.

Нет, по черным гладким бокам не струился больше кровавый огонь, наоборот, они стали еще черней, серебряные прожилки исчезли, и шар превратился в черную дыру мира, вытягивая из помещения свет и тепло.

И Торврен знал, что это больше не каменный шар, но зрачок черного глаза, орудие, через которое монстр смотрит на мир из своего логова.

Это было око Темного Лорда.

Пробужденный предательскими мыслями Торврена, Черное Сердце пришел явить месть. Трайсил, Молот Грома, был единственным орудием, которое могло порвать цепи, приковывавшие народ карликов к Темному Лорду, а Торврен — последней надеждой этого народа. Талант искателя держал его не в такой близкой зависимости от хозяина Блекхолла, как остальных карликов, и в этой мрачной келье, в одиночестве и горе он веками вынашивал планы возмездия и освобождения Молота.

Торврен дико закричал, и крик его унесся под самую черепицу крыши Рашемона. Но, как и древним защитникам башни, никто ему не ответил. Да и роли на сей раз переменились. Не Торврен сегодня обладал великой магией и, усмехаясь, глядел на проигравших. Теперь он сам тщетно взывал к ослепшим небесам.

Наконец, он посмотрел прямо в черный глаз, и отчаяние сломило мятежный дух.

С его смертью вся надежда на освобождение пропадала навсегда.

И, смирившись с неизбежной судьбой, Торврен широко расставил руки навстречу приближавшемуся шару. Смерть покончит и с этой невыносимой болью. Но, не долетев до распростертых рук, шар вдруг остановился и начал медленно вращаться. Карлик прикрыл глаза и стал ждать.

Несколько секунд все было тихо, ноги Торврена задрожали мелкой отвратительной дрожью, и он невольно вспомнил, как сам играл со своими жертвами. Угроза смерти часто бывала гораздо мучительней самих пыток.

Испуганный, карлик открыл глаза.

Эбонитовый шар все еще висел в воздухе прямо перед его грудью, но черная поверхность вновь сверкала — и не красными языками кровавого пламени, но мрачным пожаром черного огня.

И не успел Торврен удивиться, как огонь вспыхнул и поглотил его. В теле затрещали все кости, и карлик упал навзничь, благодаря смерть за избавление от мук.

Но смерть не наступала, только боль становилась все мучительней, оба сердца уже почти остановились. Он молил их остановиться, не длить пытку, он отпускал свой дух, он отдавал его смерти добровольно. Но как только до последнего вздоха остались мгновения, Торврен вдруг опомнился.

— Нет!

Он распахнул глаза, и, ослепленный, не видя ничего, кроме мучающего душу и тело шара, все же понял, что в келье еще что-то происходило. И это был не приход освобождающей смерти, а дрожащая магия.

Торврен закричал, но было уже поздно.

Черное Сердце не собиралось убивать его — он творил его заново, он изменял его сущность, как сам Торврен столько раз делал с другими, превращая их в послушных рабов Темного Лорда. Лорд карликов превратился в воина гвардии страха.

Толчук и Могвид распаковывали вещи, а Крал внимательно осматривал Музыкальный зал. Небольшое возвышение у стены цвело, как живыми, золотыми лепными розами, а на нем стояли два кресла с высокими спинками и шелковыми подушками на сиденьях. Вероятно, это были троны хозяев Владения. Остальная зала оставалась пуста, лишь несколько ярких ламп, висевших по стенам, отражались в белоснежном мраморном полу. Наверху красовалась огромная хрустальная с серебром люстра в сотни свечей; она напоминала сказочную паутину, украшенную каплями утренней росы.

Крал с легкостью представил себе здесь сладкоголосых менестрелей и важных гостей. Комната действительно была экстравагантной и располагала к занятиям изящными искусствами.

Усмехнувшись, он осмотрел собственную труппу. Одетые в рваные костюмы, кое-где обгоревшие по краям, бродячие артисты совсем потерялись в роскошном зале. Что-то не нравилось Кралу во всей этой затее с самого начала, что-то было здесь не так. И это «что-то» горец чуял так же наверняка, как всегда чувствовал, что лед горного озера сейчас провалится под ногой.

К нему подошел Толчук.

— Мы, вроде, готовы. Могвид начнет несколькими трюками Мерика, ладно?

Крал кивнул. У них не было ни желания, ни возможностей показать все представление. Корзины с вещами были, скорее, декорацией, неким свидетельством их готовности к выступлению, чтобы попасть к лордам.

— Будь осторожен, Толчук, — неожиданно сказал горец. — Здесь что-то не так.

Огр кивнул.

— Я теперь тоже чую, зачем на самом деле нас сюда зазвали. Видел стражу в дверях?

Крал снова кивнул.

Могвид рылся в корзине, и Крал увидел, как он незаметно вынул какой-то мешочек и быстро сунул его в карман. В другом кармане оказалась небольшая чаша из черного камня. Крал нахмурился. Он ни разу не видел у оборотня этих странных предметов — ни на сцене, ни в жизни. При виде чаши его снова стали одолевать какие-то смутные воспоминания, от которых засосало под ложечкой, но он взял себя в руки. Нельзя так нервничать, чаша — это просто чаша.

Неожиданно огромные деревянные двери распахнулись, будучи открыты руками двух стражников. На пороге сначала застыл Ротскилдер, а за ним показались два человека непонятной и крайне неприятной наружности.

Оба были зеркальными отображениями друг друга, и, закутанные в свистящие шелка, они медленно и совершенно синхронно проскользнули в зал. Лица их были непроницаемы, и Кралу оставалось лишь смотреть, что будет дальше, но вдруг их белые, как снег волосы и красно-розовые, как у пещерных тритонов, глаза сказали ему всю правду об их происхождении. Иногда у них в племени тоже появлялись такие дети, что всегда расценивалось как дурной знак. В прошлом подобных младенцев отдавали демонам льда и оставляли в снегу умирать. Потом все изменилось, но древняя память еще жила в крови Крала, и он не мог удержаться от улыбки отвращения при виде близнецов. Он впился глазами в их кожу, белую, как высушенные на солнце кости. Да, рождение даже одного подобного ребенка считалось уже трагедией, но близнецы! Это было уже совсем опасно.

За его спиной заворчал Толчук, тоже едва сдерживая отвращение.

— От этой пары дурно пахнет.

Нюх у огра был, разумеется, лучше, и Крал не стал спорить.

Ротскилдер поклонился.

— Лорд Майкоф и лорд Райман! — объявил он, как и полагалось, чуть в нос. — Вице-короли Шадоубрука и принцы Великого Владения, наследники дома Кьюрадоумов.

Оба лорда молча прошли к высоким креслам с подушками и сели. За ними встала стража с обнаженными мечами в руках. Ротскилдер продолжал оставаться на пороге.

Потом один из близнецов оторвал палец от резной ручки трона, и по этому сигналу дворецкий с поклоном исчез за закрывшимися дверями. Затем не спеша вышла и стража, оставив лордов наедине с бродячей труппой.

Каждая партия долго и внимательно изучала друг друга.

В наступившей тишине отчетливо было слышно, как тяжело закрываются снаружи засовы на всех дверях. Гости оказались заперты наедине с лордами.

Наконец, один из братьев соизволил заговорить, и, несмотря на тихий голос, слова его звучали отчетливо и ясно.

— Спасибо за то, что пришли. — Слова были простые и звучали вполне доброжелательно. — А теперь скажите, кто из вас тот элементал, что сумел убежать от нас прошлой ночью?

Могвид услышал, как из груди Крала вырвалось хриплое дыхание. Он уже давно, с того самого странного обморока у стены, чувствовал, что горец напряжен до крайности. И хуже, чем напряжен — подозрителен. Могвид вообще долго боялся, что горец не согласится прийти сюда, но глупец неразумно храбр, и потому решил рискнуть.

— Ну, подходи же, — продолжил второй брат. — Если ты выйдешь сам, остальных мы отпустим живыми.

И в то время, как огр и горец приходили в себя от этой страшной новости, оборотень лихорадочно соображал. В голове у него роились десятки планов. Но ни в один из них не входило то, что лорды заговорят столь откровенно. Могвид ожидал долгой игры и уловок, но, оценив ситуацию, он быстро нашел выход и из нового положения. Оборотень откашлялся и решительно сделал шаг вперед.

— Я — тот, кого вы ищете, — просто сказал он. — Если вы знаете нашу труппу, то не можете не знать и мои таланты относительно управления животными. Это моя магия. Я понимаю язык зверей и могу говорить на нем. — Он подбоченился. — А теперь отпустите остальных.

Близнецы переглянулись, и тонкая улыбка искривила их губы.

— Не надо, Могвид, — прошептал за его спиной Крал. — Они лгут, они хотят убить всех.

Могвид, стоя спиной к горцу, откровенно усмехнулся: этот глупец думает, что он намерен пожертвовать собой! Такой благородный идиот, конечно, не может и представить себе иных побуждений. Могвид намеренно сделал еще шаг вперед.

— Отпустите остальных, — потребовал он. — Я сдамся вам добровольно, без боя.

Толчук попытался схватить его за рукав, но оборотень вырвался и подошел еще ближе к тронам. Он должен убедить этих двух миньонов проводить его к хозяину, и только там он предъявит ему доказательства ведьмовства Елены, чем обретет не только свободу, но и благодарность.

Могвид заметил в глазах близнецов растерянность. Этих придется убеждать долго. И Могвид сделал еще шаг, вытаскивая из кармана маленькую черную чашу.

— Я не обманываю вас. Я уже с легкостью ушел от вас даже тогда, когда на вашей стороне была внезапность и неожиданность, так что мне ничего бы не стоило уйти и сейчас. Но не хочу вредить вам. — Вздрогнув от прикосновения к краю чаши, Могвид все-таки торжественно поднял ее в руке, как трофей. — Это я взял у одного из ваших, но побежденных мной, воинов. Я уничтожил эту женщину и растер в прах ее кости. Вам лучше поверить мне! — Он протянул чашу отшатнувшимся близнецам.

И увидел, как в улыбках братьев появился страх.

— Эбонит, — прошептал один другому в смятении.

Тогда Могвид перешел в наступление. Ему нужно остаться с этими лордами наедине, он не намерен совершать предательство публично. Еще неизвестно, чем закончится сегодняшний вечер, а потому преданность Елене надо выказывать по возможности до последнего.

— Отпустите остальных, и вы получите то, что хотите, без всякого кровопролития. Я клянусь вам в этом.

Крал подошел к нему сзади.

— Не делай этого, — прошептал он. — Мы выберемся отсюда все вместе.

Могвид видел, как братья наклонились друг к другу, и губы их задвигались, однако, не было слышно ни слова. У него появилось немного времени. Теперь надо было убедить еще и вторую пару, чтобы они ушли отсюда без него. Если только Крал с огром начнут драться с лордами, то его, Могвида, наверняка, убьют первым. И он порывисто обернулся к горцу.

— Если эти близнецы — гвардейцы страха, то Мерик, наверняка, спрятан где-то здесь, во Владении, — начал он.

Крал кивнул.

— Я знаю, где он.

Это открытие поразило Могвида. Он сморгнул и почти растерялся.

— Ты? Но откуда? — Нет, надо было взять себя в руки немедленно. — Тогда еще лучше. Я буду отвлекать их, сколько могу, а вы вдвоем спасайте эльфа.

— Но как же ты?

Могвид позволил себе на мгновение самодовольную улыбку.

— Я справлюсь, у меня есть план...

Крал с уважением посмотрел на тщедушного оборотня.

— Ты удивляешь меня, сайлура.

Могвид вспыхнул.

— Ищите Мерика! — И он вновь повернулся к лордам.

Те уже закончили свою тайную беседу, и один поднял отполированный ноготь, убирая прядь опустившихся на лицо белых волос.

— Мы принимаем твое щедрое предложение, — объявил он.

Второй достал из рукава маленький серебряный колокольчик и дважды позвонил. Не успел его отголосок умереть под сводами зала, как двери раскрылись.

На пороге в смиренном поклоне стоял Ротскилдер.

— Вы звали меня?

— Эти два крупных артиста заболели, — нежно произнес брат с колокольчиком. — Выведите их из Владения и проводите до харчевни, прошу вас.

— Слушаюсь, господин, и повинуюсь. — Дворецкий махнул двум стражникам у следующих дверей. — Делайте, как вам приказано. — Он прищелкнул пальцами и снова обернулся к лордам. — А что с третьим?

— Когда эти двое уйдут, мы насладимся с ним беседой наедине. — Но оборотень уже успел заметить лживый блеск в глазах говорившего.

И оборотень вздрогнул. Несколько секунд он с трудом удерживал себя от того, чтобы позвать обратно уходящих Крала и Толчука, и последний, словно почуяв его внутренний зов, несколько раз печально оглянулся. Могвид жалко улыбнулся ему в ответ, и огр быстро приложил коготь к сердцу и губам. И оборотню при мысли о том, что огр останется жив, почему-то вдруг стало легче.

Но он отбросил сантименты. Надо быть суровым и сильным. Именно сейчас ему потребуются вся его ловкость, вся изворотливость, которым он научился на долгом пути в этот зал. Перед внутренним взором Могвида промелькнул черноволосый человек в высоких сапогах, одетый в черно-красную форму, и губы оборотня невольно прошептали имя того, кто стал его первым учителем в деле обмана и предательства: Рокингем. Но ведь даже его, столь искусного во лжи, в конце концов, уничтожила черная магия. Что ж, если он выживет, то превзойдет своего учителя.

Двери зала снова закрылись, и оборотень поставил черную чашу на край близстоящей корзины. На глазах у двух дьяволов он достал из кармана кожаный мешочек. В нем не было денег, но именно он должен был купить Могвиду все счастье его жизни.

Вздохнув, он начал раскрывать мешок.

— Что там? — хором спросили братья.

— То, за чем охотится Черное Сердце, — спокойно ответил Могвид. Он всегда думал, что предательство Елены совершится каким-нибудь страшным и трудным образом, но теперь все выходило просто и гладко. Оборотень даже не почувствовал никаких угрызений совести. Он улыбнулся лордам, чьи лица при упоминании о Темном Лорде совсем побелели.

Могвид медленно раскрыл мешочек и вынул оттуда несколько огненно-рыжих прядей.

— Я приведу вас к ведьме.

Крал стоял около двух только что поверженных им стражников.

— Ничего, выживут, — усмехнулся он, пристегивая топор к поясу. Гигант просто оглушил их. Раненая рука заныла, однако хорошо, что она еще вообще действует. — А теперь пошли.

Они почти побежали по коридорам, пугая удивленных слуг. Одна горничная с грудой наглаженного белья в руках даже вскрикнула, уронила белье и бросилась прочь. Да, они представляли собой странную картину: бородатый человек с топором в руках, едва не задевающий головой о потолок, а за ним страшный монстр с оскаленными клыками, яростно стучащий когтями по каменным плитам пола.

Но друзьям было не до смеха. Надо добраться до окованной медью двери, которая ведет вниз, в подвалы.

Вдруг по залам пронесся громкий звон, и, даже будучи незнакомы с обычаями замка, Крал понял, что это тревога.

— Значит, стало известно, что мы убежали, — прохрипел сзади Толчук.

— Осталось совсем немного! — крикнул в ответ Крал. — Поспешим!

Теперь они бежали по узким проходам, наклоняя головы. Видимо, подвалы были уже действительно близко.

На каком-то перекрестке их остановил пронзительный голос.

— Вот они! Сюда! Они побежали к старой башне! Надо их отрезать! — И вслед за голосом по направлению к беглецам застучали кованые сапоги.

Крал выругался. Оставалось совсем немного, но неизвестно, сколько времени отнимет обитая медью дверь. Он молил, чтобы она оказалась не заперта, но надежды на это было мало, если учесть, кого и как скрывали за этой дверью. Вряд ли такого пленника оставят за открытой дверью!

Толчук нагнал горца в тот момент, когда они бежали уже последним коридором к башне.

— Стража со всех сторон!

И тотчас Крал услышал топот сотни сапог, приказы и крики, доносившиеся из-за всех углов вокруг. Их запирали в узком коридоре регулярные войска.

Крал переложил топор в забинтованную руку.

— Туда! — крикнул он, указывая на уже блестевшую в полумраке дверь. Погоня приближалась. Они добежали до двери, но, как и надо было рассчитывать, она оказалась заперта.

Крал замахнулся топором.

— Нет, — оттолкнул его Толчук. — Дай я.

Он отошел на пару шагов и с разбегу бросился на дверь, громко рыча. Через секунду вся его мощная фигура уже стояла в дверном проеме, как в раме, а грохот от сломанной двери разносился по залам, как гром.

Крал перевел дыхание. Он и не представлял себе, что огр может развивать такую скорость.

Но Толчук нахмурился — несмотря на силу удара, дверь только сильно выгнулась внутрь, но все еще держалась в искореженных петлях. Огр потер плечо.

— Проклятая дверь! — пробормотал он. Сзади них теперь стало тихо, видимо, нечеловеческий рев и грохот двери заставили преследователей остановиться. Но надолго ли?

Потирая шею, Толчук приготовился к новому нападению на упрямую дверь.

— Не двигайся, — приказал Крал и, схватив железную ручку обеими руками, дернул... Петли раскачались еще больше. — Подопри меня спиной! — прохрипел он, поскольку сапоги его стали скользить по каменному полу.

Толчук обвил пальцами ручку рядом с рукой Крала, и оба они начали борьбу, обливаясь потом и напрягая спины.

Наконец, раздался отвратительный скрежет металла, дверь соскочила с петель и грохнулась на пол. И как только она рухнула, откуда-то сзади просвистела стрела, едва не задевшая голову Крала. Она ударилась о каменную стену и упала. Крал и Толчук переглянулись и устремились в узкий проход, открывавшийся за дверью и ведущий круто вниз.

Значит, солдаты были не так уж близко, но уже осмелели. И скоро будут совсем рядом.

— Я останусь охранять дверь, — предложил Толчук, пытаясь поставить дверь на место. Железо гнулось в его руках. — Пусть-ка они попробуют открыть ее, когда с другой стороны буду я! — Огр встал в боевую стойку, расставив ноги и вытянув когтистые руки.

Крал схватил его за плечо.

— Хорошо. Я буду знать, что тыл мой защищен надежно. — Он поднял топор и посмотрел вниз.

— Только будь осторожен. Эта башня вся пропахла кровью и страхом.

— У меня есть топор и руки, — проворчал горец. — Так или иначе, а я прорублюсь к Мерику. — И он помчался вниз, перепрыгивая через три ступеньки. И чем ниже он опускался, тем громче звучали стены воплями умирающих и звоном мечей. Но горец не обращал на страшные звуки внимания, уже зная, чем это может кончиться. За криками скрывалось только отчаяние.

Скоро он был уже внизу; сапоги зашлепали по воде, и горец помчался прямо на дальний свет, мигавший где-то впереди. Он приостановил бег, только оказавшись в нескольких шагах от отдаленной комнаты, перехватил топор и напряжением воли разогрел кровь. Перед глазами мгновенно пронеслись все уроки старого учителя Мальфа и все те истории, что старик рассказывал о битвах с карликами. Там, в горных лугах, среди опьяняющего запаха цветов Мальф учил юного Крала сражаться с карликами. В ушах у него до сих пор звучал старческий голос: «У них два сердца. В груди и в животе. Карлика трудно убить одним ударом меча, но топором... Ах, мой мальчик! Только топор есть совершенное оружие в борьбе с ними! — И старик, подняв белую бороду к небесам, сделал едва заметное глазу движение по направлению к горлу Крала. — Надо отрубать им голову — и тогда не остается никакой пользы от двух сердец!» И под звучавший в его ушах смех старого воина Крал рванулся в комнату.

Сапоги сильнее захрустели по подмерзшей грязи, и крик на губах горца превратился в стон, как только он увидел, что находилось в комнате.

Окровавленный и полусгоревший Мерик висел в кандалах, прикованных к стене. Глаза его даже не повернулись в сторону Крала — он весь был поглощен борьбой, происходившей на середине комнаты. Крал тоже посмотрел туда — и застыл.

Наполовину погруженный в грязь, перед ним стоял на коленях карлик из страшного видения. С него сосульками свисал лед, а ноги были полностью закованы в замерзшую грязь. Руки застыли над головой, обращенные не к богам, а к чернильно-черному шару, который бешено вращался над скрюченными пальцами. По поверхности шара метались языки черного огня.

Крал стоял, не в силах пошевелиться, словно и его сковал лед и парализовал один вид такого непредставимого даже самому изощренному уму зла. И если бы горец мог сейчас двигаться, то непременно убежал бы, но он не мог даже дышать, а не то, чтобы двинуть рукой или ногой.

Перед ним всходило черное солнце.

Но вот оно стало медленно садиться, опускаясь на воздетые руки карлика. Языки пламени стали ниже, они почти лизали кожу жертвы. Крал видел, как корявое лицо исказилось страхом и агонией. Через секунду шар поглотил всю коленопреклоненную фигуру.

Крал понимал, что карлика поглотила не просто магия, но нечто злое настолько, что разум отказывался даже думать об этом. И если бы он мог закрыть глаза, он бы их тут же закрыл.

Но некая сила вынуждала его смотреть и видеть, как чернота перед ним вихрилась и все туже окутывала фигуру карлика, словно просачивалась сквозь его плоть. Через несколько секунд она полностью всосалась в тело, и на коже осталось всего несколько жалких язычков огня. Шар исчез, и перед горцем стоял теперь лишь карлик, но уже не бледный, а черный, как самая беззвездная ночь, как статуя, вырезанная из тени.

Каким-то шестым чувством Крал понимал, что карлик теперь — не существо из плоти и крови, но камень, наподобие того, из которого была сделана чаша, похищенная Могвидом у мертвой Вайрани. И он вспомнил, как называли этот камень лорды-близнецы.

Эбонит.

Словно в ответ на мысленно произнесенное горцем слово глаза карлика открылись. Они были красны от жгущего его изнутри огня. Каменные губы раскрылись, показав желтые зубы.

— Как мило, что ты сам пришел к нам, — вырвалось из каменной глотки, и каменная рука поднялась. — Иди к своему другу!

Крал вспомнил те несколько слов, что услышал наверху от лордов и понял, что это каменное существо уже не карлик — он стал кем-то иным с тех пор, как превратился в камень.

— Кто... Кто ты? — заикаясь, спросил горец, все же поднимая топор.

— Беги, Крал, — наконец, подал голос и Мерик, заметивший друга. — Это существо... ты не сможешь победить.

Но знакомый голос вдруг освободил Крала от страха и нерешимости. И сердце его, ослабленное ужасом, превратилось в скалу. Он стиснул рукоять топора и расправил плечи.

Карлик, будь он белым или черным, все же остается только карликом — и может быть убит!

И горец обрушил на противника удар своего чудовищного оружия. Топор описал смертельную дугу, а карлик даже не поднял руки, чтобы защититься от удара. И правильно — Мальф был хорошим учителем, карлику не помогла бы даже такая защита.

Со всей силой Крал обрушил удар на шею существа, но вместо отрубленной головы, его самого резко отбросило к стене. Он не поверил глазам и снова занес топор.

Карлик спокойно стоял на прежнем месте и только слегка поглаживал шею.

— Ну, спасибо, удружил. Моя каменная кожа все еще несколько тверда, и пара таких ударов только размягчит ее.

Крал, не обращая внимания на глупые речи, снова размахнулся, но вдруг заметил, что с оружием что-то случилось. Он растерянно поднял глаза и ахнул: лезвия не было. В руках оказалось лишь бесполезное топорище. А под ногами карлика, в самой грязи валялись осколки его верного друга.

Карлик усмехнулся, глядя на остолбеневшего горца.

— Ну, кажется, с этим покончено. Ничего, мы с тобой и без топора поговорим. — И карлик стал медленно поднимать руку.

— Беги, Крал! — снова раздался слабый голос эльфа.

Но было слишком поздно.

Карлик указал каменным пальцем на горца, и оттуда, словно черный фонтан, вырвался черный огонь. Языки пламени, как пальцы, охватили горло Крала и подняли тело с земли. Через секунду он, так же, как Мерик, висел, прикованный к стене, и ноги его не доставали до пола. А пламя пробиралось все глубже в плоть, обжигая кости.

— Нет! — застонал Мерик.

— Хватит шуметь, — прикрикнул карлик, и на секунду прояснившимся сознанием Крал увидел, как он поднимает вторую руку и направляет ее на эльфа. — Что ж, сейчас и закончим начатое, — пробормотал карлик, и глаза его вскипели кровью. — Черное сердце показал мне, что надежда смешна и глупа, он выжег во мне даже самую мысль о сопротивлении. Этому я научу и вас, и вы станете служить злу так же преданно, как любой из новообращенных солдат.

И от жестокого смеха Крал снова потерял сознание.

20

— Неужели ты ему веришь? — спросил Майкоф, не в силах удержать дрожь в голосе, ибо одно лишь упоминание имени темного Лорда заставило его совершенно потерять контроль над собой.

Райман посмотрел на брата и слегка склонил голову.

— Разумеется, он врет, чтобы спасти свою шкуру. — Но в голосе брата Майкоф различил неуверенность и увидел, как веки его дрогнули.

Майкоф прикусил губы.

— Но ведь это единственный способ обойти карлика, и... Вдруг этот человек не лжет? А мы убьем его и все потеряем...

Рука Раймана нащупала отравленный кинжал за отворотом рукава. Ах, с каким наслаждением он вонзил бы его в сердце бледного элементала! Он посмотрел на невысокого человека, держащего в одной руке мешочек, а в другой пряди ярко-рыжих волос. Как посмело это ничтожество нарушить все его планы о победной охоте! Но куда бы этот простолюдин, этот червь ни привел их, к ведьме или нет, он, Райман, отказывается делить Причастие! Одежды элементала были грязны и рваны, волосы сальны и спутаны, зубы кривы, а желтые ногти обкусаны. Раймана передернуло от отвращения. Делить с ним интимности охоты! И он вытащил кинжал. Никогда! Ни за что!

Но Майкоф коснулся пальцем тонкой руки, опасаясь какого-нибудь сумасбродства со стороны брата.

— Вспомни, что ты говорил до этого. Самые хорошие планы достигаются холодным сердцем! — Райман промолчал, но не стал пускать кинжал в ход.

— Да, ты прав. Мои прежние слова были мудры. — Но, опустив кинжал, Райман все же не вложил его в ножны и не убрал. Устроившись в подушках поудобней, он повернулся к стоявшему внизу человечку. — Скажи, откуда же тебе известно, что рыжие космы принадлежат именно ведьме, как ты утверждаешь?

Этот вопрос был задан, чтобы сломить самоуверенность обманщика, но план Раймана провалился. Человек, наоборот, широко улыбнулся.

— Отведите меня к своему хозяину, здесь, во Владении, — ответил он. — И уж он-то оценит правду моих слов. Ведь он искатель, не так ли? А если нет, то кто еще в этом замке обладает таким даром?

Кинжал в руке Раймана дрогнул. О, как хотелось ему лезвием убрать улыбку с грязного наглого лица! Однако он снова сдержался. Может быть, этот элементал просто хороший игрок, не более, а уж насчет игры он и сам не промах.

— Дай нам несколько прядей, и мы сами отнесем их искателю.

— Я бы предпочел сделать это сам, ибо только я знаю, где прячут ведьму.

— И что ты хочешь в обмен на это знание?

— Только мою жизнь и награду от Черного Сердца. Маленькую награду за мой труд, маленькую толику магии, которой он обладает. — Элементал даже понизил голос. — А ведь магия его безмерна. Я сам видел, что происходило с людьми, которые посмели ослушаться его... даже в самых незначительных вещах... — Могвид покачал головой. — И можно только представить, как наказываются большие предательства.

Майкоф снова коснулся руки брата.

— Может быть, все-таки лучше отвести его к карлику?

Райман сильнее сжал рукоять кинжала.

— Если мы отведем его к карлику, Торврен догадается, что мы хотели обойти его. В любом случае, нам не уйти от наказания. — И только произнеся вслух то, чего он в глубине души так боялся, Райман окончательно понял, какую ловушку они сами себе устроили.

— Лучше уж пострадать от гнева Торврена, — прошептал Майкоф. — А гнев Черного Сердца... — И он в ужасе закрыл лицо руками.

Райман не знал, что делать. Есть ли вообще возможность выпутаться из столь неприятного положения? В прошлом, на игральной доске он бывал и в худших ситуациях, но всегда выходил победителем. Тогда, конечно, он рисковал только кусочками дерева или камня, а здесь на кон поставлена жизнь. Значит, надо применить все свои умения...

Глаза Раймана заскользили по залу в поисках решения и, наконец, остановились на каменной чаше, лежавшей на корзине. Левое веко его дрогнуло, и он почувствовал, что решение вполне может находиться именно здесь. Если они действительно обойдут карлика и будут сообщаться напрямую с самим Темным Лордом, то к тому времени, когда Торврен узнает о предательстве, они уже будут под защитой гораздо более могущественной силы. Райман поджал губы.

— У меня есть новый план, — усмехнулся он уже более спокойно. — Нечего беспокоить хозяина во Владении. — Он кивнул на чашу. — С ней мы можем иметь дело напрямую с самим Черным Сердцем.

Майкоф задохнулся от ужаса, но Райман даже позволил себе улыбнуться. Ему всегда нравилось, как брат реагирует на его неожиданные ходы на игральной доске. Но теперь его внимание было приковано к стоящему внизу элементалу. Этот дурачок, вероятно, не понимает, с каким мастером игры он столкнулся.

— К-к-как? — удивился человечек. — Как можно поговорить с ним через чашу?

— Кровью, — усмехнулся Райман, снова весьма довольный отразившимся на лице элементала ужасом.

— Чьей?

— Лучше всего годится для таких вещей именно кровь элементала. — Райман поднял кинжал. — Ты так храбро вел себя все это время и... ведь ты, как утверждаешь, и есть настоящий элементал.

Вид поверженного в прах человечка рассмешил Раймана. Как хорошо уметь играть — и выигрывать.

Крики в глубине башни смолкли, а ведь Толчук был уверен, что отчетливо слышал голос Мерика. Стиснув зубы, огр стоял за медной дверью и думал о том, что все-таки надо спуститься и узнать, как обстоят дела с обоими друзьями.

Войска Владения уже давно оставили попытки прорваться внутрь башни. После нескольких жалких атак, увидев на мгновение огра, они убежали с визгами и криками. Кто-то, правда, еще предлагал вызвать пушки, кто-то просто говорил, что надо подождать, пока беглецы сами не выйдут наружу от голода, который без всякой крови выгонит их. На том и порешили. И никто из солдат не подумал, что приказа они, собственно говоря, так и не выполнили.

А Толчук продолжал вслушиваться в тишину до тех пор, пока его острый слух не уловил какой-то острожный, но злобный смех, доносившийся из-за двери. Но дверь никто не толкал.

Толчук осторожно убрал когти с замка. Зачем теперь охранять никому не нужную дверь, когда внизу, быть может, его друзья попали в опасную ловушку. Огр посмотрел вниз, за старые перила. Он обещал Елене смотреть за друзьями — и выполнит свое обещание.

Толчук стал медленно спускаться, боясь выдать себя каким-либо шумом. Шагнув с последней ступени, он оказался по щиколотку в воде. Огр застыл, прислушиваясь и, наконец, снова услышал слабый стон где-то впереди. Не зная, что и подумать, Толчук медленно пошел вперед. Становилось все холоднее, гораздо холоднее, чем можно было предположить, оказавшись просто в подвале, где никогда не бывает солнца.

Подойдя к полуоткрытой двери, Толчук осторожно заглянул внутрь. Лучше сначала посмотреть, что его ждет, чем врываться сдуру. Но от увиденного глаза его наполнились ужасом.

В центре низкой комнаты стояла черная маслянистая фигура с поднятыми руками, из рук которой рвались две струи черного огня, направленные прямо на прикованных к стене эльфа и горца. Мерик и Крал корчились от прикосновений черной магии. Испуганный Толчук отскочил и спрятался за ближайшим углом. Надо как-нибудь остановить этот кошмар. Но как... Оставалось единственное: в борьбе с Черным Сердцем может помочь только Сердце народа огров. И огонь запылал в широкой груди Толчука, раздирая ее на части.

Он потянулся к набедренной сумке — Сердце полыхало и жгло кожу. Но что надо сделать? А вдруг огонь Сердца возьмет и погаснет, как в прошлый раз?

Неожиданно прервав его мысли, откуда-то выскочила крыса и почти поплыла по ржавой воде, покрывавшей пол. Огр уже хотел инстинктивно отшвырнуть ее, как увидел знакомый кривой хвост. Крыса уплывала к двери, и только тогда Толчук понял, что это — та самая крыса, в которую переселилась магия Сердца сутки назад. Он быстро оглянулся, чтобы проверить, нет ли кого сзади.

И, словно почувствовав намерения огра, крыса тоже оглянулась, и глаза ее вспыхнули в полумраке розоватым отблеском Камня Сердца. Толчук с удивлением понял, что след магии до сих пор сохранился в тщедушном животном. Крыса что-то пропищала, повела усами и быстро поплыла в сторону страшного подземелья.

Толчук на мгновение замер, не зная, как истолковать появление загадочной крысы, но сам факт, что маленькая тварь оказалась храбрей его, он перенести не смог. Толчук тоже рванулся к двери, но крыса, даже навеки искалеченная, оказалась проворней и была уже гораздо ближе к двери.

В два прыжка Толчук обогнал ее и оказался в комнате. Черное существо обернулось, но, не увидев никакой угрозы, вновь обратило красные глаза на пленников.

— Еще один, — лишь пробормотало оно, и бормотание эхом запрыгало по стенам. — Ну, иди, иди, присоединяйся. Я как раз только что покончил с этими.

— Оставь их! — грозно потребовал Толчук и вышел поближе к свету, являясь существу во всем ужасном обличии разъяренного огра. Он знал, что мало кому удается не испугаться подобного зрелища, и еще сильнее оскалил пасть.

Однако темное существо смотрело вовсе не на него — его внимание было обращено на крысу с кривым хвостом, подобравшуюся уже почти к самым ногам дьявола и неожиданно громко заверещавшую. Глядя на столь дерзкое нападение, карлик сначала удивился, а потом по-настоящему разозлился. Он оторвал взгляд от крысы и втянул в пальцы черный огонь.

Не поддерживаемый дьявольским пламенем, Крал, обрывая кандалы, рухнул в грязь, а Мерик безвольно повис вдоль стены. Оба не шевелились.

Но подойти к друзьям Толчук так и не смог. Дьявол вытащил толстые ноги из грязи и стал медленно отступать от визжавшей крысы. Толчук понимал, что единственным объяснением причины этого позорного отступления может быть только след магии Камня в ее глазах-бусинках. Значит, черный дьявол боится магии Сердца!

И Толчук выхватил камень, который вспыхнул так сильно, что на мгновение огр сам ослеп от густого яркого света, залившего грязный подвал. Факелы по стенам стали казаться мутными пятнами, а камень горел все ярче, проникая во все углы и щели.

Дьявол попытался закрыть лицо руками, но, загнав его светом в самый угол, Толчук бросился не к нему, а к друзьям. Сперва он нагнулся над Кралом, чтобы убедиться в том, что тот еще жив, и дьявол даже не сделал к ним ни единого шага.

— Стоять, а не то я уничтожу тебя! — прорычал огр с такой злобой, на какую только был способен, хотя на самом деле и понятия не имел, как его Камень может подействовать на дьявола. Но дьявол боялся, и это пока вполне устраивало Толчука.

— К стене! — рявкнул он, поднимая Камень еще выше.

Но противник, увидев открытую дверь, рванулся наружу, пробежав совсем рядом с огром. Толчуку было не до него. Пусть бежит, гораздо важнее друзья.

В дверях карлик остановился и оглянулся. Черные губы искривились в злобной улыбке.

— Мы еще встретимся, — пообещал он.

Толчук спокойно опустил Камень, понимая, что сейчас дьявол не попытается на него напасть. Ему главное — убежать.

— Я тебе этого не забуду! — черные глаза впились в огра, запоминая каждую его черту.

Но вдруг глаза из сощуренных превратились в широко распахнутые, и в них заплясал ужас. Неверными шагами дьявол сделал шаг вперед.

— Это ты? Не может быть! Как...

Раздраженный непонятными маневрами противника, Толчук снова поднял Камень.

— Уходи, говорят тебе! — прогремел он.

Но дьявол не двигался с места.

Тут к его ногам снова подобралась маленькая крыса, пища и шевеля усами, и новое нападение отвлекло карлика. Он посмотрел на крысу, потом на потолок и внезапно сорвался с места. Через секунду огр слышал уже лишь плеск воды под тяжелыми ногами, а еще через пару минут сверху послышались крики ужаса. Солдаты, стоявшие у двери явно не ожидали появления из глубин башни такого кошмара.

Довольная собой, крыса села и стала вылизывать грязные лапки.

Толчук тоже удовлетворенно опустил Камень, положил его в сумку и склонился над горцем. От его прикосновения Крал застонал и открыл глаза.

— Что случилось?

— Черный дьявол убежал, — успокоил его Толчук. — Если ты жив, то я займусь Мериком.

— Я жив, — печально повторил Крал и со стоном сел, опираясь на стену. — Но не знаю, хорошо ли это.

Толчук не обратил на столь странные слова внимания и подошел к эльфу. Содрав кандалы со стены, он уложил Мерика прямо на грязный пол. К телу пристали обгоревшая ткань и волосы.

— Как он? — спросил Крал, пытаясь подняться на негнущихся ногах.

— Слаб и здорово изранен, но дышит.

Эти слова, видимо, дошли до сознания эльфа, и он приоткрыл глаза.

— Я могу даже больше, чем дышать, огр. Чтобы сжечь принца королевской крови, надо огонь посильнее. — Но при этой речи кожа на обожженных губах Мерика лопнула, и кровь стала заливать подбородок. «Королевской или нет, — подумал Толчук, — а поправляться придется долго».

— Не двигайся, Мерик, я вынесу тебя отсюда, — сказал он вслух. Мерик поначалу запротестовал и даже попытался сесть, но разговор и движения истощили его последние силы и, потемнев лицом, он снова рухнул в грязь.

Толчук взял эльфа в охапку.

— Просить о помощи друга не стыдно, Мерик.

Мерик молча и благодарно стиснул запястье огра.

Поднявшись с эльфом на руках, Толчук посмотрел на горца.

— Сможешь выбраться сам?

Крал молча собирал с пола остатки топора.

— Только покажи мне, куда убежал карлик, и увидишь, как я бегаю.

Толчук кивнул, успокоенный уверенностью в голосе друга.

— Ладно, убежал, так и пусть себе. Нам ведь надо вызволить еще одного.

Крал выпрямился.

— Ах, Могвид! Я и забыл.

Неожиданно старая башня застонала, и с потолка полетели тучи пыли. Потом стены начали дрожать все сильней и сильней.

— Что происходит? — прошептал Мерик.

— Это карлик! — ответил Крал, толкая всех к выходу на лестницу. — Я уже видел подобное во сне. Он ведет сюда кровожадные войска, которые когда-то осадили эту башню и перерезали всех ее защитников. Он искупал в человеческой крови все камни башни и тем самым совершил сакральный акт: все столетия башня держится только на этом. А когда он покинул ее, то ушла и магия, так что сейчас башня рухнет, и дух ее защитников сможет, наконец, отдохнуть навеки.

Крыса, закончившая свой туалет, тоже почувствовала что-то нехорошее и с писком скрылась в ближайшей дыре.

— Если не поторопимся, то тоже останемся навеки отдыхать с этими защитниками, — мудро изрек Толчук и заторопился наверх. За ним поспешил Крал, и камни уже начали осыпаться под его тяжелыми ногами.

Оба ускорили бег, а за ними в пыли и мертвой крови навсегда заканчивалось последнее сражение Рашемона.

Могвид первым почувствовал, как дрожит под ногами пол, и отнес это на счет собственного страха. Смерть дышала ему в затылок, ибо лорд Райман уже поднялся с трона и занес кинжал. В свете огромной люстры лезвие отливало маслянисто-зеленым. Могвид явственно чувствовал запах яда.

— Ты чувствуешь, брат... — вдруг прошептал Майкоф.

В ту же секунду зал наполнился грохотом и стоном, пол зашатался, и Могвид вынужден был раскинуть руки, чтобы сохранить равновесие.

— Что тут у вас происходит? — крикнул он, делая вид, что не испуган, а возмущен.

Но Райман отвернулся от оборотня и уставился на брата, словно мог найти ответ в его лице.

— Свяжись с охраной, — бросил он.

Майкоф зазвонил в серебряный колокольчик, но на зов никто не явился. Он смущенно посмотрел на своего близнеца — было неслыханно, чтобы никто не пришел на зов лорда. Он снова бешено затряс колокольчиком.

— Райман?! — крикнул он, ничего не понимая.

Но тот уже был у двери и отчаянно стучал в нее кулаками.

— Стража! Явитесь на зов хозяина!

— Стража разбежалась, — ответил тоненький голос, в котором Могвид узнал дворецкого. — А мне одному не отодвинуть засов!

— Тогда перейди к соседнему входу, там засов легче, — распорядился Райман.

— Слушаюсь, господин, сию минуту.

Пол снова закачался, наверху запрыгала люстра, и густой воск дождем потек на пол.

— Да что же это такое? — не выдержав, завизжал Майкоф.

Горячая капля обожгла щеку Могвида, и он отскочил к стене поближе к тронам.

— Ротскилдер!!!

Но из-за двери никто не откликнулся, вероятно, дворецкий уже убежал к другой двери.

Райман в гневе обернулся к Могвиду, не обращая внимания на сжавшегося в кресле брата, который держал в тонкой руке колокольчик, как последнее оружие.

— Что ты знаешь обо всем этом?!

— Я? — Могвид отступил на шаг.

Тогда лорд сбросил плащ и в третий раз поднял кинжал.

— Все эти бредни о ведьме лишь отговорка. Что ты устроил?

Могвид быстро соображал. Человек перед ним находится вне себя, в его глазах явно читается безумие. Оборотень медленно отступал к корзинам.

— Я? Я ничего. Я пришел лишь уведомить вас о ведьме.

— Лжешь!!!

Майкоф вскочил с кресла, губы его тряслись. Новая волна прошла по залу, от чего со стен посыпались украшения и канделябры, а потом рухнула тяжелая балка, проломив в двух местах мраморный пол.

— Райман! Останови же это!

— Остановлю, брат. — И кровожадный блеск в глазах Раймана не оставлял сомнений в том, что он намерен предпринять. — Остановлю, как только убью этого предателя.

— Так поспеши! Надо найти карлика, он знает, что делать! Он причастит нас и выпустит Стаю. Мы еще сможем спастись!

Могвид быстро обдумал слова Майкофа. Итак, эти двое зависят от своего хозяина в самом главном: только он способен освобождать в них зверя. И это открытие придало оборотню сил. Если их звери пока в ловушке, то у него еще есть шанс справиться с этими психами. Или даже лучше...

— Подождите, — остановил он Раймана. — Я сам помогу вам освободить ваших крыс. Нам даже не понадобится хозяин.

Райман вздрогнул, но кинжала не опустил. Могвид отчетливо видел в его глазах похоть крови, и только тонкая оболочка удерживала в человеке зверя. Но, несмотря на это, было ясно, что он привязан к таинственному карлику, как ни старался сейчас действовать самостоятельно. Ни один из братьев не мог распоряжаться собой.

— Что ты несешь? — выдохнул Райман.

— Эбонитовая чаша — далеко не все, что я взял у поверженной женщины из гвардии страха. У нее есть талисманы, которые дают возможность причащаться, когда хочешь. — Могвид полез в одну из корзин. — Сейчас я вам покажу.

Майкоф подошел поближе.

— Неужели то, то он говорит, возможно, брат?

— Я слышал о подобном. Не все гвардейцы — рабы своих искателей. — Райман, сузив глаза, посмотрел на оборотня. — Ну, покажи нам свое искусство.

— О, разумеется, — Могвид продолжал рыться в корзине, одним глазом посматривая на кинжал Раймана. Майкоф встал вплотную к брату, моля о том, чтобы все вышло так, как обещает элементал.

— К счастью, у меня нашлась даже пара, — оторвался, наконец, от корзин Могвид, держа в каждой руке по предмету. Райман немедленно потянулся к мерцавшему черным флакону, но оборотень отскочил. — Прежде поклянитесь, что отпустите меня.

— Я... Мы... клянемся! — дрожащим голосом проговорил Майкоф, и на губах его запузырилась пена, а лицо свело беспрерывной судорогой.

— Но как мы можем быть уверены в том, что это сработает? — зашипел на близнеца Райман. — Что, если это еще один трюк?

— Разве вы не видите моей эбонитовой чаши? У кого, как не у гвардейца страха, может быть такое? — Могвид очень надеялся, что последний довод будет решающим.

Райман задумался.

— Может, ты говоришь и правду, но прежде, чем тебя отпустить, мы просто проверим твою магию. Если она работает — ступай на все четыре стороны. Но если нет — ты умрешь.

Могвид неохотно кивнул. Он знал, что Райман лжет — этот выродок вообще не хочет его отпускать, несмотря ни на что. Но оборотень продолжал разыгрывать наивность и доверие. Он высоко поднял свою взятку, дразня братьев, а потом ловко спрятал ее обратно в корзину, отказываясь от обмена.

— Подождите. Мне надо еще подумать.

— Что такое? — вспылил Райман, сжимая кулаки.

— Нет. Я все-таки должен быть препровожден к вашему хозяину. Мне надо уведомить его о ведьме.

— Хорошо. Как только мы освободимся, ты скажешь карлику все, что захочешь.

Могвид снова кивнул, видя, что в глазах обоих лордов простое желание крови уже переросло в дикую жажду; он вымотал их достаточно и довел до нужного ему состояния. Оборотень медленно вытащил дары и бросил их каждому.

— Осторожно! — крикнул Райман. — Я едва не уронил свой.

— Простите, — поклонился Могвид. — Надо самим быть осторожнее с такой ценностью. Ведь в этом ваша свобода.

— Но как они действуют? — Майкоф поднял на ладони маленький черный флакон, и тот начал переливаться и вспыхивать в свете свечей.

— Надо всего лишь выпить содержимое, а потом флаконы можно наполнять и простой водой, только обязательно собранной на рассвете. И тогда каждой ночью магия жадеита будет превращать воду снова в эликсир Причастия.

Райман подозрительно глянул на оборотня.

— Молись, чтобы все вышло, как ты говоришь.

— Разумеется, — пробормотал тот. — Я вас не обманываю, попробуйте.

И, словно в подтверждение его слов, зал снова зашатался. Свечи над головой замигали, а многие потухли.

Майкоф открыл флакон.

— Поспешим, Райман!

Райман повторил движение брата, но затем вдруг перехватил его руку и поднес свой флакон к флакону Майкофа.

— За свободу! — значительно произнес он, чокаясь черным стеклом.

— За свободу! — эхом ответил Майкоф.

И одновременно братья коснулись горлышек флаконов жадными бледными губами. Через несколько секунд флаконы были пусты, а на губах лордов играли слабые улыбки.

— Теперь повесьте флаконы на шеи, — попросил Могвид, показывая на себе, что надо сделать.

Райман кивнул, и оба исполнили приказ оборотня.

— Так, так, а теперь ждите, — продолжал поучать Могвид.

Первым почувствовал что-то Майкоф. Он обхватил рукой горло и забормотал:

— Да-да... я чувствую... что-то происходит. Начинается...

Райман вдруг сильно закашлялся и, падая на колени, вперил в Могвида ужасные глаза. Майкоф же упал навзничь, сильно ударившись головой о мраморный пол, отчего тут же натекла небольшая лужица крови.

Но вот страх пропал в глазах Раймана, и тот упал рядом с братом. Теперь перед Могвидом лежали две неподвижные фигуры.

— За свободу! — усмехнулся оборотень и хотел пнуть лежавшее ближе к нему тело, как вдруг за боковой дверью раздался шум. Могвид обернулся, ожидая увидеть, наконец-то, подоспевшего Ротскилдера, но вместо этого дверь сильным ударом была просто высажена и осколками разлетелась по полу.

Могвид, не ожидавший от дворецкого такой силы, оказался все же прав относительно его появления. Ротскилдер действительно стоял за дверью, но его окровавленную шею сжимала рука какого-то чудовища, словно вырезанного из черного камня.

Монстр ввалился в зал с горящими от ненависти глазами. Он посмотрел сперва на Могвида, потом на мертвых близнецов.

— Что ты сделал с моими слугами? — спросил он грозно и швырнул к ним бездыханное тело дворецкого.

Могвид невольно сделал шаг назад.

Перед ним явно стоял тот, кого он так рвался увидеть, подлинный хозяин Владения, начальник гвардии страха Шадоубрука.

— Они стояли у меня на дороге, — ответил он, стараясь не выдавать страха. — Я пришел сюда к вам, но у них были другие планы.

Черный карлик приблизился и встал на расстоянии руки. Могвид заставил себя не двинуться с места. Сейчас не время показывать трусость.

— Что это за важные новости, из-за которых ты осмелился убить мои создания? — голосом, напоминающим расплавленную лаву, проревел карлик.

Могвид протянул руку к поясу и достал мешочек с волосами.

— Я знаю... — начал он, но комок застрял у него в горле, и оборотню пришлось начать речь с начала. — Я знаю, что Черное Сердце ищет ведьму. Я могу привести вас к ней. — Он высоко поднял рыжие пряди. — Вот доказательство.

Глаза карлика сузились, и он протянул к прядям руку, уже не обращая внимания на шатающийся под ногами пол.

Могвид протянул локоны навстречу раскрытой ладони, и, коснувшись ее, ощутил ту же судорогу, что и при касании чаши. Он уронил пряди в черную ладонь и снова отодвинулся.

— Хм... — Карлик поднес волосы к носу, подозрительно обнюхал, как собака нюхает протухшую рыбу. Глаза его широко раскрылись. — Да ты не врешь!

Почувствовав внезапное облегчение, Могвид глуповато улыбнулся.

— Я могу привести туда, где она скрывается... Я выследил.. Она отправилась на барже... И едет она... э-э-э... в... — Могвид никак не мог остановиться.

— Достаточно, — оборвал карлик и снова понюхал пряди, едва не засовывая их прямо в широкие ноздри. Потом закрыл глаза, откинул голову, и нечто среднее между стоном и криком наслаждения вырвалось из его каменных губ. По коже забегали язычки пламени, стали видны серебряные прожилки, и скоро уже все тело монстра было охвачено черным огнем. Карлик превратился в горящий костер.

Неожиданно глаза его открылись.

Могвид задохнулся, ощутив, что теперь уже не карлик смотрит на него этими страшными каменными зрачками, но нечто иное — смотрит само зло, которому невозможно сопротивляться. Зло словно обнимало оборотня масляными руками жадного любовника. Могвид еще пытался отойти, прикрыть глаза, как из каменной глотки донесли хриплые слова, проникавшие в мозг подобно жадным угрям.

— Чего ты хочешь?

Испуганный и не способный вымолвить ни слова, оборотень упал на колени. Горечь наполнила рот. Что он хотел за выдачу ведьмы? Он не помнил. Черные языки медленно потянулись к нему и стали лизать грудь. Воздух застыл в легких, и пальцы потянулись к сдавленному спазмом горлу.

Потом пламя неожиданно ушло, стало легче, и Могвид, кашляя, упал руками на пол.

Над ним склонился карлик, чьи черные губы холодно улыбались.

— Я знаю твое подлое сердце, оборотень, — произнес он, и слова вырывались пламенем из каменного рта.

Могвид согнулся еще больше. Ничто не может быть утаено от черного духа, и не с этим пламенем играть в хитрость и словоблудие. Оборотень опустил голову.

— Несмотря на твой обман, мы ясно чуем запах самой желанной моей награды. Поэтому ты будешь жить. Но в том, что ты просишь — в возвращении тебе свойств сайлуры — мы отказываем тебе.

Слезы отчаяния хлынули по лицу оборотня.

— Только ведьма у моих ног освободит тебя, — неумолимо произнес Темный Лорд.

— Но ведь я могу провести... — поднял голову Могвид.

Горящие глаза глянули ему в душу, от чего Могвиду стало дурно.

— Мы сотворили этот сосуд, этого карлика, для великой кровавой охоты. Ты не нужен нам в качестве проводника, оборотень. Если мы учуяли запах магии, мы сами доберемся до нее, так или иначе.

— Тогда зачем вам я? — с тоской прошептал Могвид. — Вы и без меня ее найдете.

Пламя облизало его щеки и заморозило плоть.

— Порой следы остывают. Иди к тем, кто ведет ведьму, и будь с ними. Настанет время, и я обращусь к тебе сам.

В этот момент где-то в глубине Владения раздался громоподобный удар. В выломанную дверь ворвались клубы дыма и пыли. Пол зашатался, и Могвид рухнул на пол, едва успев прикрыть голову руками от падающих обломков. Люстра со звоном рухнула. Потом все стихло, и Могвид приподнялся.

Рядом, словно ничего не случилось, по-прежнему стоял карлик. Огня на нем больше не было, и оборотень понял, что перед ним снова лишь карлик, сосуд зла.

— Тебе лучше оставить Владение, — сказал он, поднимая палец и указывая им на обломки. — То, что построено на слабом фундаменте, редко стоит долго.

— Что?

Но Карлик не ответил и пошел к главному входу, у которого поднял руку — и черное пламя, вырвавшись из ладони, ударило по дубовым доскам. Дверь вспыхнула и разлетелась на тысячи щепок. Не оглянувшись, карлик, скрылся в дыму и пыли.

Могвид встал, но прогрохотал новый удар откуда-то сзади, и оборотень едва не свалился в руки Крала, который ворвался в зал, а по пятам за ним вбежал Толчук с Мериком на руках.

— Нашли! Нашли! — Слишком громко закричал Могвид, криком пытаясь избавиться от холода, сковавшего тело после общения с Черным Лордом.

Крал посмотрел на мертвых близнецов.

— Как тебе это удалось?

Могвид кончиком сапога поддал амулет, висевший на шее Раймана.

— Это скажи спасибо твоей матери, Толчук. Ее отравленный дар сослужил мне хорошую службу.

Крал положил руку на плечо оборотня, едва не уронив его этим движением.

— Ты все продолжаешь удивлять меня, сайлура!

Крал подхватил корзины подмышки, и Могвид понуро поплелся за ним.

— Если б я только знал... — шептали его бледные губы.

Кровавая охота продолжалась вот уже второй день, не зная усталости, не требуя сна. Силы ее поддерживали то заблудившийся в лесу охотник, то оказавшийся в одиночестве на речном берегу фермер. Свежее сердце подкрепляло Торврена, и он несся дальше, стараясь держаться ближе к низкому южному берегу. Запах жертвы стал сильнее в дельте, значит, он находился на верном пути. Главное не потерять запаха.

Так он бежал дальше, давя по берегу чаячьи яйца, но через лигу вдруг обнаружил, что запах ушел с реки. Карлик остановился и поставил нос по ветру. Чисто.

Он оглянулся на реку. Почему ведьма ушла отсюда? Ведь это самый быстрый путь, чтобы добраться до побережья. Торврен снова принюхался. По-прежнему чисто. Он побежал назад и остановился у последнего раздавленного гнезда. Втянув воздух вывороченными ноздрями, он в сердцах топнул ногой по разбросанной скорлупе — ничего. В сердце его начал закрадываться предательский страх. Куда она делась?!

Все же он упорно шел обратно и на мысе переплыл реку. Было уже поздно, тени почти скрывали лес на левом берегу.

Если Темный Лорд узнает о его неудаче...

И вдруг он снова почуял запах, словно блеснула молния летней грозы. Это она, она! Торврен крутанулся на пятках. Но куда бежать?

Карлик взял себя в руки и снова стал втягивать носом вечерний воздух, внимательно оглядываясь по сторонам. Наконец, в прибрежной грязи обнаружился след лошадиной подковы. Он наклонился и обнюхал его. Довольная улыбка искривила каменные губы.

— Я чую тебя! — крикнул он в пространство над отмелью. — Ты не скроешься! Я достану тебя на побережье!

Торврен снова переплыл реку и углубился в лес.

— Да, вот это будет сюрприз, — бормотал он. — Ты явишься на побережье, а я уж буду там тебя поджидать! — Торврен представил себе двух элементалов, распластанных на стене подвала силой его магии — конечно, он не довел дело превращения до конца, но все же сделал немало!

И пусть один ускользнул неиспорченным, зато второй...

Да, прошлой ночью в подвалах Рашемона был сотворен такой могучий гвардеец страха, какого еще не видел свет! И никто не распознает теперь зла, которое кипит за мужественным лицом одного из самых преданных защитников ведьмы!

И Торврен каменными губами попробовал на вкус новое имя предателя — и было оно:

— Легион.