Я никогда не думаю о будущем – оно слишком быстро наступает.
Однажды утром вам звонит ваша начальница и сообщает, что начинает работу над новым ответственным проектом. Она в деталях расписывает, чего можно от него ждать, почему компания выделяет на него бюджет и какие результаты можно получить. Наконец она подходит к вопросу, которого вы подспудно ожидали с того самого момента, как взяли трубку. Хотели бы взять на себя руководство этим проектом?
Проблема заключается в том, что список ваших дел уже и так превысил допустимые размеры – их так много, что это грозит невыполнением, и все идет к тому, что в ближайшее время ситуация не изменится. Вы объясняете это своей начальнице. Она отвечает, что прекрасно все понимает, но до начала проекта еще по крайней мере шесть месяцев, а раньше этого срока работа вряд ли начнется. Она также подчеркивает, что выбор зависит только от вас, и, если вы откажетесь от участия в проекте, вам никто не будет вменять это в вину. Ваша ежедневная работа высоко оценивается руководством компании, и при вашем отказе ничего не изменится.
Однако, думаете вы, если я возьму на себя руководство проектом, то стану более ценен для компании как сотрудник. Ну а раз уж проект начнется не раньше, чем через шесть месяцев, то упустить эту возможность будет большой ошибкой! Поэтому вы соглашаетесь и принимаете проект в дополнение к своим основным обязанностям. Телефонный разговор заканчивается, вы чувствуете удовлетворенность собой и тем впечатлением, которое произвели на начальницу, и возвращаетесь к своим делам.
Проходит шесть месяцев, и некоторое время спустя вы получаете от начальницы электронное письмо, которое содержит длинный список заданий – вы должны выполнить их в течение двух недель, будучи ключевым участником нового проекта. Ваша рабочая нагрузка по-прежнему велика, как вы и предвидели полгода назад, а теперь к ежедневным обязанностям добавились еще и ответственные задачи по новому проекту. В вашей голове звенит сигнал тревоги, и вы мысленно клянете себя за то, что полгода назад взвалили на себя эту обязанность, хотя знали, что будете завалены работой. О чем вы только думали?
Когда мы сталкиваемся с некой ответственностью, которая предположительно наступит еще не скоро, мы, как правило, склонны преуменьшить ее размер – особенно, если подразумевается получение немедленного вознаграждения. В описанной выше ситуации такой наградой явилось благоприятное впечатление, произведенное на начальницу, которое, по мнению сотрудника, помогло повысить его значимость и профессиональную ценность. Но, когда наступило время трудиться, опасения сотрудника оправдались – он оказался перегруженным работой. И к чему это приведет? Похоже на то, что согласие, данное начальнице несколько месяцев назад, станет причиной понижения эффективности его работы над всеми основными проектами.
Когда перед нами встает необходимость решить, брать ли на себя обязательство (пусть не сейчас, а когда-то), мы сталкиваемся с серьезной проблемой. Нашему мозгу трудно переместить нас в будущее и в точности предугадать его. Эволюция способствовала тому, чтобы наш мозг уделял больше внимания существующим условиям и обстоятельствам, а также предвидел ближайшие опасности и возможности. Поэтому анализ ситуаций, при которых перспектива проясняется не сразу, вызывают у него затруднение. Что важно, наш мозг всегда вполне доволен получением немедленного вознаграждения. Проблема появляется, когда есть выбор: получить ли награду в будущем или прямо сейчас. Экономисты называют эту психологическую склонность гиперболическим преуменьшением.
Именно эту склонность в людях эксплуатируют менеджеры по продажам дорогостоящих товаров (автомобили, недвижимость, таймшеры и т. п.). Когда вы имеете дело с продавцом автомобилей, заметьте, что он обычно старается сосредоточить ваше внимание на размере ежемесячной выплаты. Когда вы пытаетесь увести разговор от этой суммы, он возвращается к ней вновь. Причина следующая: чем менее проблемной выглядит ближайшая перспектива – в данном случае размер ежемесячной выплаты, – тем меньше внимания уделяется долгосрочной перспективе, она как бы «затеняется» в сознании (в данном случае общая сумма выплаты, включая проценты). Поэтому, если вы действительно не можете позволить себе конкретную машину, целью продавца станет убедить вас это сделать каким-либо способом. Например, вытянуть у вас согласие на покупку, замалчивая истинную сумму платежа.
Заметьте также, что операции по оформлению кредита проводятся другим человеком в другом помещении. Работа этого человека заключается в том, чтобы постараться увеличить процент кредита по вашей покупке, удерживая вас «на крючке». Поэтому, опять же, если вы не можете позволить себе машину, возможно, вам предложат кредит на шесть лет вместо пяти. С точки зрения настоящего момента нет большой разницы, на какой кредитный срок вы согласитесь – пять лет или шесть. Осознание того, что вам придется на целых двенадцать месяцев дольше выплачивать проценты по кредиту – возможно, это будут тысячи долларов, – не сильно омрачит радость от немедленной награды и перспективы уехать из автосалона на новенькой машине. Задача второго продавца также заключается в том, чтобы навязать вам как можно больше «продуктов» (таких, как гарантийное обслуживание) и включить их в сделку, но при этом сфокусировать вас на ближней перспективе. А кроме того, продавец должен убедить вас заключить сделку в тот же день – по той простой причине, что дополнительное время на размышление позволит вам лучше рассмотреть долгосрочную перспективу и уменьшит удовлетворение от немедленного вознаграждения. Продажа товара – это игра момента, ее цель – «подогревать» стремление вашего мозга к немедленному результату, неважно, будет ли это в ваших интересах или нет.
Наверное, самым ярким примером, демонстрирующим эту нашу склонность, будет ситуация, которая часто возникает между нами и нашими друзьями или родственниками. К сожалению, зачастую это приводит к ухудшению отношений. Например, ваш друг или родственник просит о помощи – скажем, помочь при переезде в другой город. Переезд произойдет не раньше, чем через несколько месяцев, но потребует по крайней мере двух полных дней непрерывной работы. В момент озвучивания просьбы вам хочется угодить просящему; а может быть, вы чувствуете, что обязаны согласиться. Как бы то ни было, ваш мозг «хватается» за возможность получения немедленного вознаграждения. В данном случае это благодарность, которую выражает вам родственник, или чувство облегчения от того, что вы избежали неприятного ощущения вины из-за отказа (это очень важный момент: многие видят награду как «получение» чего-то, но наградой может также быть избегание чего-то неприятного).
Естественно, это не значит, что если вас просят о помощи, вы должны непременно отказаться. Главная мысль заключается в том, что бывает очень легко взять на себя непомерные обязательства под действием момента, а последствия такого поступка могут быть гораздо неприятнее, чем последствия немедленного отказа. Когда обязательство в конце концов становится реальностью, мы часто удивляемся, как мы могли связать себя обещанием таким, когда у нас так много других дел, требующих немедленного внимания.
В отличие от наших родственников-приматов, чей мир достаточно сложен, но гораздо более прямолинеен, чем наш, у нас есть дополнительная необходимость подстраивать свое поведение под условия обширной и сложной социальной среды. Мы придаем ценность ответственности и выполнению обещаний, а неспособность сдержать их расценивается не в нашу пользу. Что приносит радость и удовлетворение нашему мозгу «на въезде в туннель обязательства», может запросто принести вред нам и другим людям «на выезде из этого туннеля». Тем более разумно будет постараться несколько сдержать стремление получить немедленную награду, в какой бы форме она ни поступала.
Другая ситуация, в которой проявляется эта наша склонность, не имеет ничего общего с попыткой угодить другим людям (или избежать неприятных ощущений в результате отказа). Она непосредственно связана с очищением нашего ментального и реального рабочего пространства. Поколения офисных работников (если взять в расчет только одну общественную группу) становились заложниками синдрома неотложности, в жертву которому приносится принятие здравого решения с учетом долгосрочной перспективы. Вместо этого на первый план выходит образ мышления «сделай это немедленно». Когда работник сталкивается с несколькими дедлайнами и ему недостает ресурсов, чтобы со всем справиться, он склонен схватиться за быстрое и простое решение, последствия которого не проявятся еще в течение определенного периода времени. Этого бывает достаточно, чтобы развеять его беспокойство.
Рассмотрим такую ситуацию: сотрудник младшего звена получает задание организовать обед для группы клиентов в городе, расположенном в другом штате; обед должен состояться после бизнес-конференции, до которой еще пять месяцев. У сотрудника много работы и по другим проектам, сроки «поджимают». И вместо того, чтобы проявить должную осмотрительность и аккуратность при организации этого мероприятия, убедиться в том, что все пройдет хорошо, а клиенты будут обеспечены всем необходимым, сотрудник не слишком усердствует в поиске и поспешно выбирает первый попавшийся ресторан. Он старается устроить все максимально быстро. К несчастью для него, когда обед действительно состоялся несколько месяцев спустя, клиенты были ошеломлены плохой организацией мероприятия – от расположения ресторана до подаваемых блюд и обслуживания. Неблагоприятные впечатления, произведенные на клиентов, стали причиной ухудшения отношений с компанией; в результате – бесповоротно потеряны выгодные сделки, доходный бизнес. И причина этого – необдуманное решение перегруженного работой сотрудника. Он извлек немедленную выгоду от того, что смог очистить свой «ментальный рабочий стол» от важного поручения. Но в долгосрочной перспективе это привело к негативным результатам и, возможно, даже к его увольнению.
Мы не должны слишком строго судить его. В конце концов, мотивы действий этого человека понятны и объясняются чрезмерной нагрузкой на работе. Проанализировав полученную информацию, его мозг просчитал возможные варианты развития событий и оценил шансы на успех предстоящего мероприятия. В результате таких подсчетов мозг перенаправил ресурсы на срочные дела, расценив это как желаемое вознаграждение; последствия его решения должны были проявиться еще так не скоро, а краткосрочная перспектива «поджимала». Вы можете вспомнить тысячи подобных ситуаций из своей жизни, в которых жертвами были вы или ваши знакомые, и в каждом случае вы увидите, что чаша решения всегда опускалась в сторону неотложных дел. Но мышление «в краткосрочной перспективе» является не единственной проблемой, как мы увидим далее.
«Если бы я попал в такую ситуацию, я бы…» Это заезженная старая поговорка, но каждый из нас не раз говорил это в той или иной ситуации. И мы действительно именно это имеем в виду: мы убеждены, что в точно такой же ситуации мы действовали бы по-другому. Моим излюбленным примером в данном случае является телевизионное шоу под названием «А что бы сделали вы?». В нем людей намеренно помещают в «эмоционально нагруженные», сложные ситуации и с помощью скрытых камер фиксируют их реакции и решения, которые они принимают импульсивно, под действием момента.
К примеру, вспомним эксперимент в ресторане. Работник ресторана (его играет актер) раздраженно «набрасывается» на клиентов (их роли тоже играют актеры) с расистскими оскорблениями. В это время другие посетители вынуждены наблюдать за ходом событий. Некоторые из них вмешиваются, но большинство – нет. Вместо этого они делают вид, что не замечают происходящего, или же просто молча наблюдают за развитием ситуации. В конце концов, ведущий шоу прерывает этот бурлеск и объявляет всем, что они попали в телевизионное шоу. Затем он задает вопросы и тем, кто вмешался в ситуацию, и тем, кто остался безучастным, о том, почему они повели себя так, а не иначе. Не особенно приятно слушать объяснения первых, почему они не вмешались, и весьма легко вообразить себе, что, будь мы на месте тех людей, мы поступили бы по-другому, «гораздо лучше».
Однако психологические исследования показывают, что большинство людей, смотрящих это шоу, в действительности не имеют понятия о том, как бы они действовали в подобной ситуации, если еще не побывали в ней. Мы «спотыкаемся» о нечто, называемое психологами иллюзия интенсивности. Это означает просто, что мы не в состоянии адекватно предсказать свои эмоциональные реакции. В жаргоне психологов есть выражение, обозначающее похожее понятие, – этическое предвидение. Насколько эффективно мы можем предсказать свои этические реакции, которые возникнут в той или иной ситуации? Когда мы пребываем в эмоционально «не заряженном» состоянии (например, смотрим телевизионное шоу в уютном кресле в гостиной), то можем представить себе множество вариантов своей реакции. Но все эти варианты измышляются нами в спокойном состоянии, при отсутствии сильных эмоций, которые определенно одолевали бы нас в сложной ситуации.
Похожее происходит, когда мы принимаем решение с учетом краткосрочной перспективы, упуская из внимания долгосрочную. В этом случае в нашем решении не учитывается то, что мы будем в действительности чувствовать спустя некоторое время. Иногда это срабатывает, особенно если принятое решение возымело благоприятные последствия (предположим, наш воображаемый сотрудник получил большую пользу от принятия на себя руководства проектом, даже если его было трудно реализовать). Но чаще всего наша неспособность прогнозировать будущее выливается в проблемы для нас и окружающих, – мы редко замечаем приближающуюся опасность, хотя задним-то умом все крепки.
Необходимо также понять: действительно ли мы уделяем должное внимание проблеме или же «витаем в облаках»? Далее мы обсудим эту тему подробнее.
Не все то золото, что блестит; не все, кто блуждают, – потеряны.
Однажды поздним вечером вы едете домой после работы – гораздо позднее, чем обычно. В вашей голове – рой мыслей и впечатлений после насыщенного рабочего дня. Большую часть тридцатиминутной поездки вам придется провести на шоссе, и, въезжая на него, вы с радостью замечаете, что машин мало. Ваше сознание снова и снова «проигрывает» все сегодняшние ситуации. Вы вспоминаете тот случай, когда один коллега обвинил вас в том, что вы срываете его проект. По крайней мере, вы восприняли его слова именно так и были шокированы. Вы не были уверены, как вам лучше ответить, и решили довериться интуиции и защищаться. Но, порефлексировав несколько часов подряд, сейчас понимаете, что, возможно, ваша реакция была чрезмерной. Вы заново проигрываете в памяти слова вашего коллеги, выражение его лица, тон голоса – возможно, вы что-то упустили? Возможно, истинная подоплека ситуации ускользнула от вас, ведь не мог же он обвинить вас в чем-то настолько нелепом! Плюс ко всему он очень разумный парень и… в это время вы уже сворачиваете к своему дому, который виднеется в отдалении.
Наверняка этот сценарий показался вам знакомым. У каждого из нас бывают такие моменты, когда мы в какой-то момент «теряемся во времени» и не можем понять, как попали из одного места в другое, как сделали то или это. Осознание этого может причинить нам немалое беспокойство, – мало ли что могло произойти, пока мы находились в режиме автопилота. А что, если бы мы съехали с дороги или задавили кого-нибудь!
Ответ на вопрос, почему наш мозг всегда с такой готовностью переключается на автопилот, всегда живо интересовал ученых. Они единодушны в том, что примерно 30–50 % времени при бодрствовании человек находится «где-то в другом месте». Еще удивительнее то, что отстранение от реальности – важная адаптивная функция нашего мозга. Но, как и в случае со многими другими адаптивными функциями, чем больше мы себе потакаем, тем более вероятно поплатимся за это.
Теория о том, что сама особенность нервной структуры мозга провоцирует его к «блужданию», появилась всего десять лет назад. До того времени некоторые исследователи (отмечу Джерома Сингера из Йеля) считали, что «грезы наяву» – всего лишь небольшой дефект церебральной системы, имеющий, однако, определенную пользу; но значимых подтверждений этой теории не было. Томография головного мозга помогла нам узнать, какие отделы мозга активируются, когда мы «блуждаем мыслями», грезим наяву. Более конкретно, это сеть нейронов (получившая название «сеть по умолчанию»), включающая три отдела мозга (префронтальная кора головного мозга, кора задней части поясной извилины и теменная кора). Она активируется, когда наш мозг переключается в режим автопилота. Этот механизм запускается, когда наше внимание рассеянно. Или, как утверждают некоторые исследователи, он всегда работает «в фоне» и запускается в полную силу тогда, когда мы не можем сосредоточиться на чем-то конкретном.
Есть несколько теорий, предлагающих правдоподобные объяснения существования этой сети. На мой взгляд, наиболее важно то объяснение, которое указывает на связь «сети по умолчанию» и нашего самосознания. Представьте себе, что ваше внимание всегда сосредоточено на чем-то внешнем. У вас не было бы никакой возможности исследовать свой внутренний «ландшафт». Вы никогда не смогли бы пообщаться с внутренним «я», которое контактирует с внешним миром. Для обработки информации нужно было бы сосредоточиться только и исключительно на ней. «Сеть по умолчанию» позволяет нам «переваривать» информацию даже когда мы отвлечены или спим.
Помните старую поговорку? Утро вечера мудренее. Многие взяли ее за правило: мы ложимся спать и утром просыпаемся с готовым решением проблемы. И не без основания – наш мозг способен решать проблемы даже в режиме «по умолчанию». Процитирую замечательного комика Джона Клиза: «Когда я учился в колледже… если у меня была проблема, я ложился спать… и когда я просыпался, у меня не только было готовое решение проблемы, но я даже не мог вспомнить, в чем, собственно, заключалась проблема. Я не мог понять, почему такое простое решение не пришло мне в голову сразу же».
Мы также знаем, что эта сеть начинает работать при увеличении стресса, скуки, хаоса и появлении сонливости. В соответствии с исследованием гарвардского психолога Даниэла Т. Гилберта, мы менее счастливы, находясь в режиме «по умолчанию», хотя наш мозг проводит в этом состоянии до 46 % времени. Трудно сказать, почему мы не любим это состояние. Возможно, потому что часто оно подразумевает повторное проигрывание стрессовых ситуаций. Как бы там ни было, даже если мы несчастливы, находясь на автопилоте, наш мозг – совсем наоборот – очень «счастлив» и с готовностью переключается это состояние.
Но есть и положительный момент: существует тесная связь между мысленным «блужданием» и творчеством. Это особенно касается тех из нас, кто может вытянуть себя из этого состояния волевым усилием. Способность «улетать в облака» и «возвращаться на землю», может быть, является самой эффективной защитной функцией нашего мозга. Она позволяет нам «извлекать» себя из нездоровой среды и переносить в ментальное пространство по нашему выбору. В этом пространстве ничто не сковывает нас в изобретении креативных методов решения проблем. Там мы можем просто позволить себе насладиться безграничностью образов, создаваемых на ментальном «холсте».
По-видимому, нашим первым побуждением является праздность, но, когда у нас есть предлог чем-нибудь заняться (даже бессмысленный), мы склонны «схватиться» за него и, как следствие, чувствовать себя гораздо счастливее. Но прежде, чем вы отправитесь на поиски занятия, помните: избавиться от важнейшего эволюционного рудимента – стремления сохранить энергию – практически невозможно. Хотите – верьте, хотите – нет, лень, в крайних своих проявлениях, служит определенным целям.
Философ Бертран Расселл затрагивает эту тему в своей книге «Завоевание счастья»: «Человек, который может отвлечься от беспокойства с помощью искреннего увлечения, скажем, астрономией, обнаруживает, что, когда он возвращается из своих путешествий в другую реальность, он приобретает уравновешенность и спокойствие, которые помогают ему наилучшим образом справляться с проблемами».
Запрограммирован на лень, но счастлив, когда тружусь
Если вы смотрели телешоу «Скала фрэгглов», популярное в 1980-е, то помните дузеров, маленьких созданий, проводивших большую часть времени в постройке своих конструкций. К несчастью для них, фрэгглы – более ленивые существа – любили поедать конструкции дузеров (хорошо, не самих дузеров) и каждый раз, когда хотели перекусить, ломали их чудесные сооружения. Но дузеры никогда не были огорчены этим фактом и продолжали строить.
Психологические исследования показали, что мы чувствуем себя более счастливыми, когда ведем себя подобно дузерам, но устроены мы больше как фрэгглы.
В одном эксперименте участникам предлагалась одинаковая награда (плитка шоколада) за выполнение определенных действий: нужно было либо пойти в другое здание, находящееся в 15 минутах ходьбы, и заполнить анкету, либо просто выйти из комнаты и подождать 15 минут. Шестьдесят восемь процентов участников выбрали второе действие. Когда награду немного изменили (предлагали разные плитки шоколада), 59 % участников выбрали заполнение анкеты в другом здании (даже при том, что обе плитки шоколада одинаково нравились всем участникам). После этого участники, выбравшие прогулку в другое здание и заполнение анкеты, заявили, что чувствуют большую радость и удовлетворение.
Чрезмерная склонность нашего мозга предаваться блужданию, бездействию – очень неприятная проблема. Психологи даже придумали для этого термин: навязчивая руминация. Те из нас, кто имеет к этому склонность, легко могут потеряться в созданных самими собой мирах. Эти миры и та свобода, которую они предлагают, имеют навязчивый характер и напрямую связаны с эскапизмом и ролевыми играми (которые мы обсудим в следующей главе).
Кроме того, похоже, что у разных людей руминация имеет свои особенности. Например, вы способны более-менее направлять поток своих мыслей; мне же это дается гораздо труднее, и мои мысли чаще «бродят» бесцельно. По утверждению Рассела, чем больше развита способность человека направлять ход мыслей, тем выше вероятность, что человек сможет вытянуть себя из «блуждания» и вернуться в здесь-и-сейчас. Это гораздо труднее, чем кажется, – главным образом потому что активность нейронной сети особенно сильна, когда мы не осознаем своего «мысленного дрейфования». Таково заключение исследователей из Университета Британской Колумбии, изучающих нейронную активность при отвлечении внимания.
Стоит отметить, что нечто подобное происходит, когда мы пьем алкоголь. Всем, наверное, знакомо это ощущение: мы выпиваем пару стаканчиков, и наше сознание начинает «дрейфовать» в пьяной дымке. Наверняка такое было с каждым, кто выпивал чуть больше своей нормы. Исследования показывают, что алкоголь может заставить наше сознание «блуждать», но не осознавать своего отключения. Алкоголь усиливает нашу природную склонность к отключению (как мы уже знаем, мозгу не требуется большая помощь, чтобы отключиться).
Исследования показывают, что люди, склонные к навязчивой руминации, также склонны «застревать» на негативных мыслях и эмоциях. Фактически существует прочная связь между такого рода руминацией и депрессией. Повторение ошибок, обидные замечания, стрессовые ситуации и тому подобное – все прокручивается в сознании снова и снова, и мы будто застреваем в саморазрушительном сценарии. Когда фильм по этому сценарию уже начался, очень сложно его остановить – главным образом из-за того, что наша склонность к ментальному блужданию (даже депрессивному) «встроена» в наш мозг.
Далее мы плавно переходим к обсуждению еще одной склонности нашего мозга – склонности к тотальному эскапизму.
Остерегайся не упустить сути, вглядываясь в тень.
Я отчетливо помню тот день, когда я впервые познакомился с графическим прообразом Всемирной паутины (www). Это был один из тех исторических моментов, когда вы чувствуете приближение чего-то грандиозного. Но тогда это было знакомство с новой технологией, которой суждено было изменить мир и в фантастическом, и в трагическом смысле.
Это произошло в 1993 году. Я находился в интерактивной лаборатории Университета Флориды, где вместе с небольшой группой студентов мне довелось наблюдать то, что тогда называлось графическим оверлеем для всемирной компьютерной сети, именовавшимся «Мозаикой». Очень мало людей тогда знало о существовании www. Паутина была монохромной, текстовой. Она ничем не восхищала и не привлекала обычного человека. Тогда основными пользователями сети были репортеры и пользователи имиджбордов (вспомните 2400-бодовые модемы), но, чтобы ее заметил мир, должно было случиться нечто из ряда вон – нечто, могущее привлечь внимание не только «технарей». И это произошло.
Мы были поражены, буквально лишились дара речи, не веря в то, что перед нашими глазами прокручиваются изображения. Студенты были увлечены историей информационных технологий и исследованием потенциала новой среды. Все мы знали, что стали свидетелями микровзрыва, который предвещал Большой технологический взрыв.
Мало кто предполагал, что эта новая вселенная повлияет на целые популяции – на несколько поколений популяций во всем мире. Кто тогда мог предвидеть это? Доселе историки, изучающие великие исторические сдвиги, никогда не имели дело с подобными технологиями. Эта технология как бы обладала возможностью органического роста и соперничала по скорости и мощи с человеческой мыслью.
Конечно, было сделано множество предсказаний, перечислить которые не хватит и целой книги. В контексте нашей беседы одно из них играет особенную роль, даже несмотря на то что десятилетия спустя этот прогноз оказался неверным.
Но прежде, чем мы обсудим эту технологию и последствия ее развития, мне бы хотелось перенестись на пару десятилетий назад, в то время, когда «Мозаики» не существовало и еще не был возможен технологический эскапизм. Это было время игры «Подземелья и драконы», основанной на книгах (на бумажных книгах!). В нее играли, используя кости, карандаши и бумагу. Пожалуй, аутсайдерам эта игра, одна из самых «заразных» на тот момент, казалась опасной, даже дьявольской. Каждые несколько месяцев появлялась новость о каком-нибудь подростке, увлекшемся игрой и спрыгнувшем с крыши здания или зарезавшем другого подростка. Христианское телевидение «трубило» тревогу и резко осуждало игру.
Большинство из таких реакций – религиозных и сектантских – были просто высокопарным пустословием. Игра стала мишенью для проповедников и демагогов, и чаще всего эта критика была попросту ерундой. Единственной правдой было то, что игра действительно обладала мощной силой: она предлагала опыт погружения в другой мир, навязчивый и запоминающийся.
В чем была ее формула успеха? Участники получали возможность «примерить» на себя новую личность, роль, настолько отличную от их повседневной роли, насколько они могли пожелать, а также исследовать интересный и динамичный интерактивный мир. Параметры физического существования слишком привычны и очевидны, – и новая виртуальная личность притягивает своим «всемогуществом».
Новая жизнь занимает в сознании человека ровно такое же пространство, как и настоящая, в которой мы дышим настоящим воздухом и пьем настоящую воду, – и эту опасность нельзя недооценивать. Нужно заметить, что каждый из нас обладает способностью «отсекать» другие личности от той, что поглощает основную часть нашего мозга во время бодрствования, но эти личности все равно находят возможность «всплыть» наружу через ролевые игры или другим способом.
Например, «вы», который проклинает всех автомобилистов на шоссе во время пробки, – наверняка не тот «вы», который ведет дипломатичные переговоры в офисе. В этом смысле погружение в новую личность путем вхождения в аудиовизуальную среду – не такое уж необычное занятие для нашего мозга. Просто получается, что некоторые формы погружения более навязчивы, чем другие.
Конечно, игра «Подземелья и драконы» – анахронизм, но для ролевых игр она была тем же, чем Macintosh стал для настольных издательских систем. Игроки (а я, будучи подростком, был одним из них) инвестировали ментальную энергию в игру на глубоком уровне, и это недооценивалось теми, кто лично не погружался в эти фантастические миры. За эти годы у меня было предостаточно времени для рефлексии и переваривания этого опыта, и я понял, что игра заставила меня осознать одну важную вещь: наш мозг вполне способен жить несколькими жизнями одновременно.
Именно этот вопрос заслуживает особого внимания, так как вряд ли кто мог предположить в дни зарождения ролевых игр, что аудиовизуальная среда будет способна практически стереть различия между виртуальной и реальной жизнью. Например, сложно было бы представить себе такую картину: по всей Юго-Восточной Азии протянулись тысячи интернет-кафе, круглые сутки набитые постоянными посетителями. Мало кто мог себе представить такую абсурдную ситуацию: родители бросают своих детей ради виртуальных детей, которых они пестуют круглый день и ночь, а их настоящие дети в той же комнате умирают от истощения и обезвоживания. Мог ли кто-то предвидеть проблему, ставшую настолько важной, что правительства даже издали законы, обязывающие интернет-кафе «прикрывать на ночь лавочку», чтобы онлайн-наркоманы не сидели там все время? Это не выдумка. В то время как я пишу эти строки, Южная Корея и Вьетнам, как и многие другие страны, борются с пристрастием своих граждан к ролевым играм.
Что касается погружения в аудиовизуальную среду, здесь есть очень тонкая грань. К несчастью для нас – для некоторых в большей степени, для некоторых в меньшей, – наш мозг очень легко переходит эту грань, а последствия могут оказаться весьма суровыми. Эта деятельность может захватить наш мозг так быстро, что мы даже не успеем это осознать. Почему же наш мозг так стремится к тому, что приносит нам вред?
Чтобы адекватно осветить вопрос пристрастия к аудиовизуальным средам или вообще любого пристрастия, навязчивого поведения, нужно некоторое время уделить вопросу внутренней склонности нашего мозга. Давайте для начала определимся, что такое навязчивые пристрастия. Процитирую клинического психолога и психоаналитика Тодда Эссига: «Все пристрастия становятся навязчивыми влечениями, но не все влечения становятся пристрастиями». Это ключевой момент, потому что слишком легко равнять все «под одну гребенку». Например, СМИ часто игнорируют эту разницу.
Снова цитирую доктора Эссига: «Не вызывающие привыкания побуждения могут разрушать жизнь точно так же, как наркотики: навязчивое мытье рук, ограничивание себя в калориях, лицевые тики, пристрастие к пластической хирургии и т. п.». Являются ли бессонные обитатели интернет-кафе, играющие в видеоигры, «наркоманами», обладателями обсессивно-компульсивного расстройства или синдрома Туретта – или же жертвами помешательства, – это еще вопрос. Поэтому спор о том, как их называть – наркоманами или страдающими навязчивыми состояниями, – не утихает.
Мы точно знаем, что наш мозг «оснащен» так называемым центром наград, служащим для адаптивной мотивации поведения, приносящего пользу нашему виду. Это поведение включает в себя все рудименты выживания: питание, забота о потомстве, секс – это наиболее важные виды деятельности. Также оно включает в себя поведение, которое позволяет нам преуспевать в сложившихся условиях, – мотивацию достижений. Без этой мотивации и побуждения к приятному опыту мы ни к чему бы не стремились, и наш вид вскоре исчез бы.
Этот мозговой центр (называемый мезолимбическим центром вознаграждений) является важнейшим элементом нашего мозга. Он похож на неизолированную электрическую сеть – ее можно вскрыть и «подключиться» к ней извне. Внешние силы, с помощью которых это можно сделать, используют ту же схему вознаграждения, которая приносит нам пользу, и эта схема (называемая схемой побудительной предрасположенности, СПП) адаптивно отвечает на раздражители, чтобы получить награду. Проблема в том, что новые вознаграждения, запечатленные СПП, в основном не являются выгодными для нас. Но поскольку наш мозг «слеп» в распознавании наград, в схему внедряются все новые и новые импринты.
Когда центр вознаграждений человека переполняется импринтами невыгодных вознаграждений, мы говорим, что он пристрастился к какому-либо веществу или поведению. В данном случае центр вознаграждений находится в состоянии сбоя, и это состояние очень непросто «отключить». Нейронная подоплека пристрастия теперь лучше изучена, и становится ясно, что общая причина всех навязчивых состояний и поведений – это сбой в центре вознаграждений. Будь то пристрастие к наркотикам, азартным играм, обжорству, сексу – силы, движущие пристрастием и способствующие его увеличению, одинаковы.
Некоторое время назад в подтверждение теории, что стимуляция центра вознаграждений может стать навязчивой, были проведены эксперименты на братьях наших меньших, крысах. В отделы мозга крыс, ответственные за мотивирование поиска удовольствия, были вживлены крошечные электроды. Крыс научили нажимать кнопку, активирующую электроды, что обеспечивало стимуляцию центра вознаграждений. Вскоре стало очевидно, что крысы откровенно наслаждаются этой стимуляцией, так как они постоянно нажимали на кнопку. Когда кнопка была доступна, они даже переставали есть, пить, спать, спариваться. Многие крысы, которых не кормили принудительно, погибали от истощения, – но они все никак не могли оторваться от этой кнопки.
Теперь вы понимаете, почему пристрастившиеся к метамфетамину и крэку готовы отказаться от пищи, сна и секса ради того, чтобы получить еще немного вещества, которое теперь страстно желает их мозг. Также у нас появилось возможное объяснение того, почему родители пренебрегают заботой о собственном ребенке и продолжают погоню за виртуальными наградами. Процессы, происходящие в мозгу во время игры, не строго идентичны тем, что происходят при привыкании к химическому веществу. Но совершенно ясно: при погружении в виртуальный мир мозг получает вознаграждение, и непрекращающееся стремление к получению этой награды становится навязчивым. Чем больше человек стремится к получению награды, тем больше усиливается навязчивое поведение.
Вознаграждение «выплачивается» в нейрохимической валюте. Это допамин – а если точнее, это активность рецептора допамина в особом отделе мозга – вентральной области покрышки (ВОП). Часто называемый «нейротрансмиттером вознаграждения», допамин необходим для нашего выживания, но вполне может стать нашим врагом, если центр вознаграждений переполняется неправильными наградами.
Совершенно очевидно, что некоторые люди более подвержены навязчивому поведению, чем другие. Нельзя упускать из виду генетическую предрасположенность. Мозг практически любого человека может теоретически пристраститься к определенному веществу или поведению, – и это вселяет немалые опасения. Если это случается, то открывается «дверь» для других видов навязчивого поведения. Поэтому пристрастие к наркотикам очень часто сопровождается пристрастием к азартным играм или нездоровому сексуальному поведению. Другими словами, невероятная гибкость мозга – его уникальная способность адаптивно изменяться, подстраиваться – может сослужить нам плохую службу и стать коварной ловушкой.
Причина, по которой я решил сосредоточить внимание в этой главе именно на погружении в виртуальную реальность и в меньшей степени на других видах навязчивых состояний, состоит в беспрецедентной распространенности этого явления. Мы застали только начало расширения онлайн-вселенной. Но исследования уже показали, что иммерсивные электронные среды являются эффективным катализатором навязчивых состояний.
В своей книге «iМозг» («iBrain») доктор Гари Смолл, директор Центра исследования памяти и старения в Университете Калифорнии, Лос-Анджелес, в Институте нейронауки и поведения человека Семела, предупреждает: для тех, кто уже имеет навязчивые склонности, последствия увлечения новой технологией могут быть весьма суровыми. Процитирую доктора Смолла: «Человек с обсессивно-навязчивыми склонностями уже предрасположен к навязчивому поведению, а технология только ускоряет его развитие». Это очень важно, потому что пока неясно, какой процент населения предрасположен к компульсивным расстройствам, хотя, по некоторым оценкам, ими страдают до 50 миллионов человек только в США. Даже если их в два раза меньше, цифра пугает! Ведь это значительная часть населения только одной страны, и мы не упоминаем все остальные развитые страны.
Одной из причин эффекта гипернавязчивости может быть мозговое вознаграждение, получаемое от чувства принадлежности, которое у многих из нас появляется при онлайн-взаимодействии. Скот Каплан, старший доцент кафедры коммуникации в Университете Делавэр, прокомментировал это так: «Исследования предполагают, что люди, которые предпочитают виртуальное общение реальному, имеют большую предрасположенность к интернет-зависимости и используют Интернет для воздействия на свое настроение». В 2007 году Каплан провел эксперимент с 343 студентами, в котором попытался определить ключевые причины навязчивого использования Интернета. Чтобы определить параметры, которые больше всего способствуют развитию навязчивого состояния, он измерил такие личностные характеристики, как одиночество и социальное беспокойство, а также потенциальную предрасположенность к определенным видам деятельности: игра в видеоигры и азартные онлайн-игры, просмотр порнографии.
Оказалось, что основное влияние оказывает социальное беспокойство. «По результатам исследования я сделал вывод, что люди, имеющие проблемы с социальным взаимодействием в реальной жизни, особенно сильно подвержены пристрастию к виртуальному общению, – добавляет Каплан. – Моя гипотеза такова: у этих людей возникает предпочтение к социальному взаимодействию в виртуальном мире, и эту технологию они начинают использовать для регуляции своего настроения, к чему у них вырабатывается пристрастие».
Впрочем, не следует всех подгонять под эту теорию. Так же как и в случае с алкоголем и азартными играми, некоторые люди сразу же впадают в зависимость, на других же даже глубокое погружение, по-видимому, оказывает гораздо меньшее влияния. Несомненно, это же справедливо и для виртуальной реальности. Однако есть важное различие: степень, в которой все больше и больше представителей практически всех возрастных групп подвержены воздействию иммерсивных сред по сравнению с другими потенциальными навязчивыми склонностями. Сейчас еще не ясно, каковы будут эффекты такого воздействия в долгосрочной перспективе. Но у нас уже достаточно данных, подкрепленных результатами исследований, которые заставляют с повышенным вниманием относиться к развитию виртуальных технологий.
Частично мы уже имели дело с подобными исследованиями еще в эпоху развития телевидения – прежнего лидера по формированию навязчивого поведения у человека. Несмотря на то что Интернет поглощает все больше и больше нашего внимания, количество психологических исследований воздействия телевидения на психику не уменьшилось с 1970-х годов. Как выяснилось, телевидение обладает мощнейшей силой удержания нашего внимания даже при появлении других раздражителей. И поскольку телевидение вошло в нашу жизнь уже так давно (целую вечность тому назад по сравнению с онлайн-реальностью), оно является нашим главным источником знаний о воздействии электронных сред на мозг.
Одна исследовательская команда решила погрузиться в эту тему, задавшись вопросом: могут ли вымышленные герои с экрана телевизора эмоционально «зацепить» нас? В Университете Буффало было проведено четыре исследования с целью проверки «гипотезы социальной суррогатности», согласно которой люди могут использовать технологии, например телевидение, чтобы обрести чувство принадлежности, не хватающего им в реальной жизни. И это касается не только телевидения, но также кино, музыки и видеоигр – согласно теории, они также могут заполнить эту пустоту.
Во время эксперимента измерялись эмоциональные реакции различного вида, возникающие в ответ на описания любимых ТВ-программ участника (самооценка, чувство принадлежности к группе, чувство одиночества, отрицание, изоляция). В одном эксперименте 222 студента должны были написать десятиминутное эссе о своих любимых ТВ-шоу, а затем о программах, которые они смотрят, когда больше нечего смотреть, или же о своих достижениях в школе. После этого их попросили как можно подробнее вербально описать свое эссе.
Результат: после описания своих любимых ТВ-программ участники демонстрировали гораздо меньшую степень чувства одиночества и изоляции, чем после описания «передач-заполнителей» или своих достижений в учебном заведении. Вывод таков: суррогатные взаимоотношения с героями ТВ-программ могут заполнять эмоциональные пустоты. Эксперименты показали, что воспоминания о любимом ТВ-шоу помогают поднять самооценку и уменьшить чувство отрицания, которые сопровождают прекращение отношений – это как бы «электронная вакцина от разрыва сердца». Эти выводы подводят нас к пониманию другого пугающего явления – «технологически индуцированного чувства принадлежности группе». Кажется довольно странным то, что полчаса, проведенные с любимыми воображаемыми персонажами, могут «зажечь нас», но, по-видимому, мы не признаем очевидного.
Нейронная связь между одиночеством и конфликтом
Социальный нейроученый Джон Качиоппо провел в 2009 году исследование мозга с целью определить различия в нейронных механизмах в психике одиноких и неодиноких людей. Особенно его интересовало, что происходит в мозгу человека, подверженного острому чувству «социальной изоляции». Это ключевой компонент чувства одиночества, и он не имеет ничего общего с физическим одиночеством. Находясь под наблюдением прибора магнитно-резонансной томографии, участники просматривали ряд изображений, некоторые – с позитивными коннотациями (например, счастливые люди, занимающиеся любимым делом), а некоторые – с негативными ассоциациями (например, сцены конфликтов). При просмотре приятных изображений участок мозга, отвечающий за распознавание вознаграждения, демонстрировал больший отклик у неодиноких людей. Точно так же зрительная кора мозга одиноких людей показывала больший отклик на неприятные изображения людей. Предположительно, внимание одиноких людей более привлечено к конфликтным ситуациям между людьми. У неодиноких людей такой разницы не наблюдалось. Если выразиться кратко, люди с острым чувством социальной изоляции демонстрируют пониженный нервный отклик на явления, которые делают счастливыми большую часть людей, и повышенный отклик на конфликтные ситуации. Это многое проясняет в поведении людей, которые не только «застревают» в несчастье, но также кажутся помешанными на эмоциональных драмах других людей.
Подобные результаты помогают нам ответить на важнейший вопрос: как мозг различает реальность и вымысел – и, что более важно, различает ли мозг реальность и вымысел?
Этот вопрос послужил отправной точкой для другого исследования, проведенного в Институте Макса Планка когнитивных наук и исследования мозга. Его целью было определить, какой отклик осуществляет мозг при обращении к ситуациям с участием реальных людей и вымышленных персонажей. Это исследование стало продолжением похожего эксперимента, проведенного в 2008 году, под названием «Встреча с Джорджем Бушем против встречи с Золушкой: отклик мозга при попытке отличить реальное от вымышленного в контексте нашей реальности».
В настоящем исследовании для оценки активности отделов мозга – в особенности передней и средней префронтальной коры, а также задней поясной коры – была использована система магнитно-резонансной томографии. Эти отделы подвергались раздражению в контексте трех параметров: 1) семья и друзья (группа, идентифицированная как группа высокой значимости), 2) известные люди (средняя значимость) и 3) вымышленные герои (низкая значимость). Рабочая гипотеза звучала так: взаимодействие с контекстом, связанным с группой высокой значимости, вызовет большую активацию этих отделов мозга.
Предыдущие исследования показали, что вышеупомянутые отделы мозга играют большую роль в самосознании, самоосмыслении и автобиографической памяти («я»-отдел мозга). Настоящая гипотеза звучала так: информация о реальных людях в противоположность информации о вымышленных персонажах кодируется в мозгу таким образом, что вызывает «я-отклик». Чем большее отношение контекст имеет к себе, к «я», тем сильнее отклик. Результаты подтвердили гипотезу: они продемонстрировали активацию отделов мозга, при которой объекты высокой значимости ассоциировались с большим откликом вышеупомянутых отделов мозга. Также это относилось к некоторым другим отделам мозга в разной степени. Другими словами, для нашего мозга реальность означает значимость, релевантность.
Но в таком случае, почему мы с такой готовностью погружаемся в жизнь вымышленных (или виртуальных) персонажей с экрана телевизора или компьютера? Чтобы получить ответ, нам нужно поразмыслить над тем, что такое релевантность в нашей повседневной жизни. Действительно, многие из нас больше времени проводят, взаимодействуя с онлайн-персонажами и ТВ-героями, чем с реальными людьми.
Ученый Джон Качиоппо, чье исследование одиночества помогло понять все особенности данной негативной эмоции, подметил: живя в век непрерывного социального взаимодействия, все больше людей жалуются на свое одиночество. Одиночество, подчеркивает Качиоппо, не имеет ничего общего с тем, насколько широк наш круг общения, как много людей вокруг нас. Одиночество – это невозможность получить от отношений то, что нам нужно. Исследование показывает, что виртуальные интернет-персонажи и герои ТВ являются суррогатами, заполняющими эмоциональные «пустоты», и поэтому стирают расплывчатую границу, которая помогает нашему мозгу отличать реальное от нереального. Чем больше мы обращаемся к этим персонажам и героям за чувством «связи», тем больше наш мозг воспринимает это как релевантное.
Все вышесказанное можно суммировать так: наш мозг можно обмануть, и ирония заключается в том, что мы сами соучаствуем в этом обмане. Мы – существа, движимые своими потребностями, и для их удовлетворения мы ищем пути наименьшего сопротивления, а погружение в виртуальную среду представляет собой самый доступный на данный момент путь.
Дебаты по поводу воздействия на человека аудиовизуальных сред не утихают, переходя из крайности в крайность. Эти аудиовизуальные среды не могут, строго говоря, вызвать определенное поведение. Утверждая противоположное, вы подписываетесь под архаическим взглядом на человеческий характер, как на «чистый лист». Эта точка зрения давно устарела. Опыт взаимодействия с аудиовизуальными средами подразумевает воздействие комплексного набора психологических переменных. Все, что мы слышим, видим, читаем, оказывает влияние на наше мышление и поведение. Для кого-то это воздействие будет слабым и почти незаметным. Для кого-то – гораздо более значимым и разрушительным.
Мы также должны помнить, что люди склонны погружаться в любые виртуальные среды. Наша система вознаграждения всегда открыта для внешних сил, и всегда существует побуждение к ролевой игре и эскапизму любой формы. В этой книге мне не хотелось бы полностью углубляться в эту тему. Основной вывод таков: мы живем в мире, где существует множество способов «украсть» наше внимание и навязать нам определенные модели поведения, и их количество с каждым днем увеличивается. Но впадать в панику не стоит. В этой ситуации нам нужен ясный ум и тщательный анализ психологических явлений.