Бывшие. Мой секрет (СИ)

Глава 23. Это самый страшный страх

— Да, Ром, все, я приехала, давай. Позвоню после сеанса.

Паркую тачку в паркинге и, выйдя, кликаю на кнопку на ключе.

— Да не волнуйся ты, — лечит меня уверенностью верный помощник. — И звонить мне не надо. Нечего тут больше обсуждать. Хочет она — перекрасим. Любой каприз за ее деньги. Хоть каждый день будем малевать ей стены.

— От ее капризов меня уже тошнит. Можно как-то без них?

— Можно, — слишком легко соглашается Шагалов, и я понимаю, что сейчас будет какой-то подвох, начинающийся с "но", и угадываю: — Но бесплатно. Если хочешь, я сам завтра туда поеду. Изолирую тебя от источника негативной энергии.

— Заманчиво, Ром, но нет. Я ей обещала, что прослежу за всем лично, а мои обещания она, похоже, записывает.

— Тогда сама разбирайся. Ладно, отдыхай. На что идете-то, кстати?

— На мульт, конечно. На что же еще?

— А, ну да. Протупил. Пока, короче, — он скидывает вызов.

— Мама! — бежит ко мне радостная Ева, едва я сшагиваю с эскалатора на этаже с кинозалом.

Вытягиваю руки, и она тут же запрыгивает на меня. Целует испачканными шоколадом губами, наверняка оставляя след. Но я не вытираю — ей не понравится, и она обязательно чмокнет еще раз, оставив еще более смачный след.

— Привет, моя красавица, — нежно трусь носом о ее нос, и дочь заливисто хохочет.

Обнимая, задевает меня чем-то мягким, и я замечаю в ее руке плюшевого кролика. Малышка держит его за длинное ухо.

— У тебя новая игрушка? — проявляю я обязательный интерес. — Дима подарил?

— Неть, заплатник.

— Кто? Заплатник? — повторяю, неуверенная, что правильно ее расслышала.

Или расшифровала.

Дочь кивает так же энергично, как только что отрицательно мотала головой.

Непонимающе сведя брови, бросаю взгляд на Димку, подошедшего с двумя ведрами попкорна и начос с сырным соусом — ммм…

— Кто это?

Широко улыбаясь, он качает головой с видом "меня не спрашивай".

— Дядя в магазине, — объясняет дочь, сопровождая слова выразительным жестом и взглядом "ну ты бестолковка". — На кассе. Мы ему деньги заплатили, а он мне зайку дал.

"Заплатили" она говорит медленнее, выделяя интонацией, и до меня доходит этимология этого незнакомого мне слова.

— А-ах, этот заплатник, — тяну я, не сумев сдержать улыбку.

Изобретать новые слова — Евин главный талант. Ну как главный — один из…

— Ты как, разрулила на объекте? — спрашивает Димка, жестом предлагая мне махнуться с ним.

Поменять двадцатикилограммовую Еву на почти невесомые лакомства. Отказываюсь — ее вес я практически не чувствую. Качаться я не любитель, и руки мои всегда были слабыми, но с рождением Евы у меня регулярные тренировки на бицепс. И неминуемый апгрейд грузоподъемности пропорционально ее росту — каждый год дочь "подкидывает блинов" на мою "штангу".

— Будем перекрашивать, — вздыхаю.

— Хоть покажи мне потом эти цвета, заценю критичность их отличия, — смеется.

— Любопытно? А мне вот не до смеха. Это не заказчица, а… обезьяна с гранатой. Никогда не знаешь, где придется тушить в следующий раз.

Ева просит спустить ее, я ставлю дочь на пол. Поправляю подол платья, но она уже мчится куда-то в толпу.

Озадаченно провожаю ее взглядом, но за частоколом людей ее не вижу. Только ее изумрудное платье мелькает в просветах. Иду за ней, но, наконец, она выходит сама. Не успев выдохнуть, я замираю и буквально слышу, как внутри меня обрывается с тросов лифт — моя девочка тащит за руку Кирилла…

Его неожиданное появление меня буквально парализует. Вот прямо здесь и сейчас, у меня на глазах начинает сбываться мой самый страшный кошмар. И я никак не могу его предотвратить. Лишь молча наблюдать, как рушится мой мир.

А он рушится. И это произойдет на глазах у Димки…

В страхе оборачиваюсь на него, но рядом его нет.

Секунду назад был здесь и вдруг пропал. Одна часть меня радуется этому, другая бьется в истерике — его поддержка мне сейчас ой как нужна! Я не вывезу одна то, что сейчас произойдет.

— Ма-ам, я нашла дядю сыщика. Я тебе про него рассказывала. Помнишь?

Конечно, я помню. И "дядю", и весь тот день, в мельчайших подробностях. И до сих пор вздрагиваю по ночам, вспоминая, как на тоненького я проскочила мимо своей личной глобальной катастрофы.

Я жду, что сейчас он узнает меня и расстреляет вопросами.

Но Кирилл меня не видит. Пока. Он смотрит на Еву, он полностью поглощен своей — моей! — дочерью. Улыбается и любуется ей. Или я это придумываю? Просто потому, что знаю?.. О, Боги!

На краткий миг идея исчезнуть, как Димка только что, кажется мне спасением, но уже поздно.

Его яркие, светящиеся глаза встречаются с моими, и он резко останавливается, словно врезается в стену.

Знакомо… Я знаю эту "стену".

Кирилл переводит взгляд с меня на Еву и обратно на меня.

— Мама?..

В его голосе удивление, сомнение и замешательство. И даже капля брезгливости, будто он наступил во что-то гадкое.

И это гадкое — я.

Мысленно зажмуриваюсь, но наяву позволить себе этого не могу — это выдаст меня, а я еще надеюсь на чудо. Надеюсь, что меня пронесет, что случится что-нибудь, что помешает Потемкину уже сейчас узнать правду, которую я так тщательно, и до сих пор вполне успешно, скрываю.

Может, меня спасет объявление о заложенной в Тэцэ бомбе? Ложное, конечно, но эффективное.

— Мама? — повторяет он требовательно. — Рита, у тебя есть ребенок? Эта девочка твоя?

Подводит ко мне Еву, не выпуская ее руки. Замирает в шаге от меня.

Я молчу. И не только потому, что сознаться сама просто не могу — не для того я бегала от него столько лет, — но и потому что мой язык прилип к небу и никакие силы, я чувствую, не заставят его говорить.

Кирилл шагает еще ближе ко мне. Нас разделяет меньше сантиметра, я могу вдыхать его дыхание, но напряжение между нами такой густоты, что можно резать ножом.

Мне отчаянно хочется отвести взгляд, но нельзя. Моя партия безнадежно проиграна, но я буду отнекиваться до конца. Вот только что-то сделаю с разбухшим языком…

С лица Кирилла слетает маска обычной невозмутимости, он взволнован, растерян, изумлен. Даже испуган.

Не так, как я, но испуган.

— Отвечай, Рита! Это твой ребенок?

— Мой, — неожиданно появляется Димка, и я облегченно выдыхаю.

Мысленно.

— Твой? — резко оборачивается к нему Потемкин и смотрит с недоверием.

— Дима! — тянет к нему ручки дочь.

Наши напряженные переглядки, очевидно, ее тоже напугали, и она жмется к груди того, кто ей как отец.

— Точно твой? — внезапно хамит до ужаса раздраженный Кирилл. — Тогда почему она называет тебя Дима, а не папа?

— Она не приемлет статусов, и ко всем, кроме мамы, обращается исключительно по имени, — спокойно отвечает Димка голосом миротворца и поворачивает голову к Еве: — Кто твой папа, единорожка?

— Ты, — крепче его обнимает. — Но этот дядя тоже хороший. Он нашел меня, когда я потерялась в твоем офисе.

— Твой важный дядя? Так это был ты?

— Я, — после паузы, сухо и как-то… безжизненно.

Он выглядит потерянным, разочарованным, и мне больно видеть его таким. Хоть я и не понимаю причины.

— Спасибо, — искренне благодарит его Димка. — Ты тоже в кино?

— Да.

Только теперь я замечаю, что в его руке — не той, в которой он держал Еву, — тоже ведро попкора и начос.

" Они не для меня", всплывает в голове, и меня коротит от острого чувства без названия, но я продолжаю глупо улыбаться.

— Ты, я смотрю, тоже любитель традиционных киношных снэков? — смеясь, спрашивает Димка.

Мазнув по мне фирменным взглядом, Кирилл смотрит на него:

— Это привычки прошлого. Далекого прошлого.