Царица Джунглей

13

В тот день Пол никак не мог сосредоточиться на занятиях. Это был первый учебный день после весенних каникул, и студенты выглядели еще более утомленными, чем до ухода и недельный отпуск. Секунду-другую Пол постоял молча, разглядывая их загар, приобретенный где-нибудь на островах Карибского моря или на Юкатане, а затем провозгласил, что на дворе слишком хорошая погода, чтобы сидеть в четырех стенах. Он вывел их на экскурсию, повел по берегу вздувшейся от талой воды реки, непрерывно декламируя строки из «Беовульфа» и «Кентерберийских рассказов» на древне– и среднеанглийском соответственно и проводя параллели между «Беовульфом» и фильмами с участием Арнольда Шварценеггера и между Чо-сером и «Байками из склепа».

Студенты послушно шли за ним гуськом, сжимая в руках блокноты, рюкзачки и куртки и обмениваясь удивленными взглядами. Некоторые из них постепенно и незаметно для Пола откололись от компании и разбрелись, а немногих оставшихся он довел до городских окраин и угостил мороженым.

После уроков, подъехав к дому, Пол обнаружил на бетонных ступеньках у входа Ким. Девушка сидела, обхватив колени руками, и внимательно наблюдала за тем, как он припарковал машину и медленным шагом направился к дому.

– Привет, – начала она неуверенным голосом. – Я понимаю, мне еще пока не время появляться.

Пол молчал, поставив ногу на ступеньку и поигрывая ключами. Он пристально смотрел на Ким, прикусив нижнюю губу.

– Я по тебе скучала. Ты ведь мог позвонить, правда?

Пол схватил ее за плечи и поднял, затем буквально втолкнул в дом и потащил вверх по лестнице. Ким нервно смеялась. Наверху он обнял ее за талию и стал водить по кругу в плавном танце.

– Пол! – воскликнула она. – Что ты делаешь?

Он остановился, откинул голову назад и стал разглядывать девушку, слегка приоткрыв рот. Ким залилась краской.

– Что такое?

Пол начал напевать мелодию «Серфингистки». Затем в танце провел ее по коридору, продолжая напевать ту же мелодию с какой-то агрессивностью, словно изливая из себя некий приторный сироп. В спальне он упал на кровать и притянул Ким к себе, не обращая внимания на вопли и визг. Она смеялась и пыталась вырваться, а он кривлялся и все время пел.

– У тебя что, хорошие новости? – спросила она, извиваясь от щекотки. – Ты едешь в Чикаго?

Он сбросил туфли. Ким схватила его за запястья и повторила вопрос:

– Пол, ты едешь в Чикаго?

Он соскочил с кровати и сжал ее лицо в ладонях.

– Нет. Мы едем в Чикаго!

Ким откинула голову назад и громко закричала, затем сорвала с себя свитер и принялась скакать на кровати в бюстгальтере, перепрыгивая через Пола. Пол тоже взвыл, и оба начали сбрасывать с себя одежду, не переставая прыгать, раскидывая туфли, брюки, нижнее белье по всем углам комнаты. Они баловались, словно малые дети, словно эльфы, празднующие наступление весны. Внезапно Ким застыла чуть ли не в середине прыжка.

– А кошка? – спросила она.

– О, она поедет с нами, – счастливым тоном ответил Пол. И закричал, оглядывая комнату:

– Выходи, выходи скорее, Шарлотта, где бы ты там ни пряталась! Тебе прощены все твои грехи!

С этими словами он схватил Ким в объятия, свалил с ног и сам вместе с ней повалился на кровать. Они с хохотом и визгом катались по кровати, стонавшей и скрипевшей под их не такими уж легкими телами. Наконец скрип и стон приобрели напряженный и постоянный ритм, несколько раз прекращавшийся и возобновлявшийся до наступления вечера, который Пол и Ким встретили в сладострастном любовном сплетении тел, тяжело дыша, потные и изнуренные.

Ким поднялась, чтобы пойти в ванную. Пол тоже встал и зашлепал босыми ногами по коридору, чувствуя приятную усталость во всех членах. Заходящее вечернее солнце через окно кухни окрашивало золотом всю квартиру, отбрасывая золотистые блики на кожу Пола и заставляя его щуриться. Все помещение, казалось, стало влажным от их любовных схваток, поэтому он распахнул кухонное окно, выходившее на задний двор, заросший бурой травой. Пол выпил стакан воды и вернулся в спальню, чтобы и там открыть окно и впустить свежий весенний ветерок. Посередине кровати сидела Ким, скрестив ноги и приложив к уху телефонную трубку.

– Кому ты звонишь? – спросил Пол, поднимая раму в окне спальни.

– Никому. – Она прикрыла ладонью микрофон в трубке. – Просто трубка была снята.

Пол присел на краешек постели.

– Как снята?

– Странно, загадочно, – ответила она, продолжая прикрывать трубку. – Он не пищал, как делает мой телефон, когда я неправильно положу трубку. – Она понизила голос. – Вообще создается впечатление, что там кто-то есть, кто-то слушает.

Пол взял трубку и послушал. Ким снова заговорила, и он поднял палец вверх, попросив ее замолчать. Но в трубке слышалось только глухое шипение, как бывает при проигрывании пленки без записи. Он облизал губы и произнес:

– Алло? Кто у телефона?

– Пол, что это? – прошептала Ким.

Его сердце бешено заколотилось. Он нажал кнопку выключения и услышал двойной сигнал.

– Как она тебе попалась на глаза?

– Лежала на ночном столике, вон там, рядом с нижней полочкой. Пол, что-нибудь случилось?

– Ты прикасалась к нему, когда мы трахались?

– Нет, – ответила она с наигранным возмущением, смеясь.

Пол задрожал, по коже у него бегали мурашки от весеннего ветра, влетавшего в окно и свободного гулявшего по квартире.

– О боже, – бормотал он, – боже, боже мой!

– Пол, ты меня пугаешь.

Ким вытащила одну подушку и прижала ее к груди.

Пол сделал глубокий вдох и нажал кнопку памяти, в которой был записан телефон Элизабет. Прозвучал один гудок, затем раздался сигнал, сообщавший, что на автоответчике оставлено сообщение. Телефон принадлежал Ребекке, но на пленке звучал ровный голос Элизабет, читавший обычное приветствие с открытки, которое она написала заранее. Пол знал код, с помощью которого можно воспроизводить ее сообщения, и он ввел его. Но кроме кода, он не знал больше ничего: ни как перематывать пленку, ни как стирать. На большой скорости перемотки он услышал комичное тараторенье, которое все длилось, и длилось, и длилось.

Пол закрыл глаза. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем послышался сигнал, а за ним женский голос: какая-то выпускница сообщала Ребекке, что не сможет встретиться с ней. Пол с каким-то всхлипом втянул в себя воздух в бессмысленной надежде, что на пленке больше ничего нет, но затем раздался следующий сигнал – и он услышал свой собственный голос, звонкий, берущий за душу голосок с аденоидным подвыванием.

Пол съежился от ужаса. А голос провозглашал со страстью и вожделением:

– Ах ты чертова шлюшка! Ах ты моя гладкая сучка!

Он застонал и опустился на пол рядом с окном. Телефон дрожал у него в руке, и Пол слышал, как задыхающийся от наслаждения голос Ким между возгласами страсти лукаво спрашивает его:

– О, Пол… неужели твоя жена… разрешает тебе… делать… подобные вещи?

Пол отшвырнул телефон, и он ударился о подушку, которой Ким прикрыла грудь. Она подняла его и приложила к уху, и вдруг зажала рот рукой и некоторое время сидела с расширившимися от неожиданности глазами.

– Боже мой! – воскликнула она хриплым с присвистом шепотом. – Чей это автоответчик? Какой номер ты набрал?

– Номер Элизабет, – тоже прошептал он.

– Боже мой! – Мгновение она слушала, изо всех сил стараясь не улыбнуться. – Боже мой, как же смешно! Почему я не смеюсь?

– Потому что я облажался! – прорычал Пол и вскочил, сжав кулаки. – Потому что кто-то только что отымел меня в задницу!

Ким пожала плечами и сказала:

– На самом деле все было как раз наоборот.

Пол выхватил телефон у нее из рук, схватил его базу, выдернул шнур из розетки и стал неистово вращать над головой, словно боло [8], ударив аппаратом по лампе и несколько раз по стене. Ким истошно закричала, перекатилась на другой конец широкой кровати, накрывшись одеялами и подушками. С диким воплем Пол запустил телефон в коридор. Он упал, ударился об пол, подскочил и приземлился наконец с глухим стуком на кухонном кафеле.

Пол рухнул на кровать, дрожа и задыхаясь.

– Это не я, – крикнула Ким из-под одеяла.

– Да, – хрипло откликнулся Пол.

– Я хочу сказать, – пролепетала она, высунув голову, – что даже не знаю телефона твоей жены.

– Да, – повторил Пол, слез с кровати и наклонился, чтобы подобрать шорты. С мрачным видом он натянул их. – Тебе придется уйти.

– Послушай, а может быть, все к лучшему? Ну… она все равно рано или поздно поняла бы.

– Ты сама, видимо, ничего не поняла! – воскликнул Пол, резко и угрожающе повернувшись к ней, с брюками, жалко повисшими у него в руке. – Позволь я объясню тебе очень простыми словами. Словами, которые даже ты способна будешь уяснить. Получение мною места в Чикаго полностью зависит от Элизабет. Они возьмут меня только благодаря ее протекции. Если же она вышвырнет меня, мне ничего не останется, как преподавать родной язык и литературу в каком-нибудь государственном колледже для придурков за тысячу долларов в семестр до конца моей чертовой жизни!

Ким моргала, тупо уставившись на него. Пол отвернулся и дрожащими руками стал натягивать брюки.

– Я влип… ты влипла, мы все влипли.

– Что ж, по крайней мере нам осталось кое-что на память, – сказала Ким.

Пол рванулся к ней, сорвал с нее одеяла и простыни, вытолкал в коридор, швырнув вслед одежду: джинсы, свитер, туфли. Затем сам бросился за ней, но внезапно Ким развернулась с воинственным криком и, ударив его каблуком туфли под коленку, сбила с ног. Пол растянулся на полу. Ким с видом победительницы поставила ногу ему на грудь. Несколько секунд она стояла так, словно позируя какому-то невидимому фотографу для рекламной картинки с изображением победоносной амазонки.

– Не смей больше так обращаться со мной! – произнесла Ким тоном, которого Пол никогда раньше от нее не слышал. Он пошевелился было и попытался заговорить, но ударом ноги она толкнула его обратно. – Ты меня слышишь? Не смей поднимать на меня руку!

Ким отвернулась, собрала свою одежду, вошла в ванную, захлопнув дверь и закрыв ее на защелку. Пол продолжал лежать на холодном паркете коридора, свежий весенний ветерок, дувший из кухни и из открытого окна спальни, обдувал его обнаженную грудь. Ветер принес едва различимые ароматы весны: запах талого снега, грязи, а вместе с ним аромат каких-то цветов, запах гниющего мусора с заднего двора, благоухание сосен и движения соков в оживающих деревьях. «Когда апрель обильными дождями / Разрыхлил землю, взрытую ростками…» [9] Эти строки снова пришли Полу на память, и он содрогнулся. Золотистые лучи закатного солнца играли в неровностях штукатурки, выделяя каждый маленький выступ и бороздку, делая их похожими на горы на карте Луны.

Ким вышла из ванной и, не говоря ни слова, перешагнула через него. Пол слышал, как скрипнула под ней кровать: она села, чтобы надеть кроссовки. Потом раздалось шуршание ее куртки и звук застегиваемой молнии. Ким присела возле него. Пол видел ее лицо перевернутым, как в странно искажающем зеркале. Ему на глаза падали пряди ее светлых волос. Ким обеими руками взяла его голову и слегка повернула на себя.

– Я прощаю тебя за то, что ты меня ударил, – произнесла она, но когда он попытался что-то сказать, закрыла ему рот. – Клянусь, тебе бы стоило немножко спокойнее обдумать свое положение, – продолжала Ким. – Ты должен что-нибудь придумать. Не знаешь никого в Чикаго, кто бы мог зайти и вынуть пленку до ее прихода?

– Все, кого я там знаю, – ее друзья, – ответил он и чуть не всхлипнул. – И что я скажу? Выньте пленку из автоответчика Элизабет, потому что там записан я?

Ким снова заставила его замолчать.

– Тебе известен код для воспроизведения, – сказала она. – Постарайся вспомнить, как перемотать пленку. В таком случае ты сможешь позвонить и оставить достаточно долгое сообщение, которое перекроет нашу запись.

– Это не ее автоответчик, – возразил он, – а подруги, у которой она живет. Мне известно только, как…

– Ш-ш-ш-ш… – Она снова коснулась его губ, затем наклонилась и поцеловала в лоб; волосы Ким приятно щекотали ему щеки и уши. – Делай то, что должен делать.

И, вновь перешагнув через него, она проследовала к лестнице. Пол приподнял голову и некоторое время следил за ней. Ким остановилась, положив руки в карманы куртки.

– Я люблю тебя, Пол, но сейчас я все-таки уйду.

Он лежал, не двигаясь, до наступления сумерек, чувствуя себя совершенно больным. Он боялся, что при попытке встать может потерять сознание. Размышлял о том, где сейчас Элизабет, что делает, с кем беседует, как возвращается домой, открывает дверь в квартиру, сразу или нет нажимает кнопку автоответчика Ребекки, как удивленно морщит лоб, слушая запись. Этот последний образ потряс его и окончательно поверг в ужас. Пол резко поднялся, только теперь почувствовав, какой холодный ветер дует из окон, обдавая ледяным дыханием его голую грудь. Опасаясь внезапной дурноты, он с большой осторожностью встал на ноги, взял свитер и натянул его на себя. На кухне в полумраке бросил взгляд украдкой на свой автоответчик и заметил, что на нем мигает красный огонек. Значит, получено сообщение. Пол наклонил голову сначала в одну сторону, потом в другую, словно разглядывая аппарат. Работая на компьютере на прошлой неделе, он отключил звонок на телефоне в кухне, а на аппарате в спальне уменьшил громкость звонка. И «от теперь ему поступило сообщение. Кто-то звонил ему целых шесть часов назад и оставил сообщение.

Пол провел рукой по пыльной панели телефона и как-то рассеянно, словно в глубокой задумчивости нажал кнопку воспроизведения и затем довольно долго слушал, как перематывается пленка. Это заняло не так много времени, как на аппарате Элизабет, хотя тоже достаточно долго. Наконец раздался щелчок, лампочка мигнула, и в последнее мгновение Пол вспомнил, что нужно увеличить громкость. Первое, что он услышал, было чье-то тяжелое дыхание. И он подумал: какая злая ирония в сложившихся обстоятельствах – услышать такое тяжелое надрывное дыхание.

Затем раздался низкий голос, более похожий на рычание, изрыгавший проклятия и непристойности и с каждым словом становившийся все громче и пронзительнее, пока наконец не стал совершенно отчетливо напоминать голос его жены. Поначалу Полу показалось, что она говорит на каком-то иностранном языке – на цыганском, возможно, так как он не понимал ни единого слова. Но в ее интонации не было и ожидаемой злобы. О, конечно, он прекрасно знал, как в подобном случае должен звучать голос Элизабет. Сейчас это было нечто иное. Когда она злилась, ее речь прерывалась длинными паузами, казалась напряженной, словно натянутая струна. Она не договаривала фразы, обрывая их на полуслове. Теперь же она говорила без пауз, живо, цветисто, почти театрально, со всеми нужными модуляциями и ритмом. Пол слушал хриплую гневную арию. Мария Каллас в роли Медеи в сочетании с Эзрой Паундом, декламирующим свои «Cantos» [10] на исцарапанном виниловом диске. Пол попытался подыскать слово, чтобы передать характер монолога жены. Ярость?… Нет. Безумие? Нет, голос сумасшедших, как правило, звучит спокойнее. Это было… да, да, именно так – бешенство в самом клиническом значении слова. Он нашел определение. В голосе Элизабет звучало настоящее бешенство. Он не удивился бы, если из мелких отверстий в телефонной трубке забила бы пенистая слюна.

Теперь слова и даже целые фразы начали приобретать некий смысл, словно иногда всплывавшие у него в памяти коротенькие предложения из забытого испанского. Преобладали разговорные выражения со значением «кастрация». Фигурировали здесь и крайне унизительные обороты, касавшиеся его предков, ранее не употреблявшиеся Элизабет по идеологическим соображениям. На протяжении всей записи чувствовалось, что Элизабет оставила в стороне свою женскую солидарность, так как Кимберли – имя этой «маленькой грязной потаскушки» Элизабет неизвестно, но она очень хотела бы его узнать, – характеризовалась примерно той же лексикой, которую Пол за час или два до того сам использовал, но в совершенно ином контексте и с иными интонациями.

И тут Полу показалось, что в излияниях жены он обнаружил некую характерную для постмодернизма эклектику, ибо автоответчик голосом Элизабет вновь повторял ему те же фразы, ласковые словечки и прозвища, которые он сам некоторое время назад произносил, любовно обращая их к Ким. Сейчас это был некий коллаж, некое ироническое воспроизведение его фалло-эгоцентрической страсти, игровая интертекстуальная инверсия jouissance'a, оргазм, ставший безрадостным и мучительным. Однако Пол был рад, что даже в подобной ситуации его жена не утратила чувство юмора.

Наконец она замолчала, и ему показалось, что Элизабет повесила трубку. Тогда должен раздаться сигнал об окончании записи, а его нет. Пол услышал еще несколько тяжелых вздохов, возможно, даже всхлипов… а потом ее голос зазвучал совсем обыденно, как голос доктора Джекила в его женской ипостаси, недавно получившей постоянное место в университете и в конце концов вырвавшей трубку из рук мрачной и злобной мисс Хайд. С ним беседовала та Элизабет, которую он хорошо знал и которую даже когда-то любил, всегда тщательно продумывающая, что следует сказать по телефону, порой репетирующая, а в случаях особенного волнения даже читающая по бумажке.

– Я бы убила тебя своими руками, Пол, – говорила она, голос немного дрожал. – Я бы глаза тебе выцарапала. Я бы вырвала твою мерзкую глотку. И если бы я знала, как это делается, я бы сейчас же направилась в Габрини-Грин и наняла целую банду хулиганов, одуревших от наркоты, оплатила бы их проезд до Блеф-Сити, только чтобы они разделали тебя, как форель под белым соусом. Единственное, о чем я жалела бы, – что меня не будет с ними в нужный момент. И что я сделала это не собственными руками.

Последовала пауза: долгий вдох и монументальный выдох.

– Слушай внимательно, Пол. Ты слышишь булькающий звук? Это звук твоей карьеры, смываемой в канализацию. Я принесу священный обет и начну крестовый поход с тем, чтобы ноги твоей больше никогда не было в университетской аудитории. Разве что в качестве жалкого и всеми презираемого уборщика. Распрощайся со своими академическими перспективами навеки. Ты умер. Тебя больше нет.

Элизабет повесила трубку, автоответчик щелкнул и зажужжал: начала перематываться пленка. Когда перемотка закончилась и красный огонек прекратил мигать, Пол нажал кнопку воспроизведения и еще раз прослушал всю запись, сидя на полу посередине кухни практически в полной темноте. Ветерок, дувший в окно, шевелил его волосы, обдувал холодом щеки. Пол повернулся к нему лицом, открыл глаза, чувствуя, как ветер слегка отрезвляет его. Сзади же лились потоки гневной арии Элизабет. Под окном он заметил телефонный аппарат из спальни. Телефон лежал в путанице проводов, пластиковый корпус полностью разбит. На кучке белого пластика он разглядел что-то маленькое и красненькое, словно вишенку на мороженом. Пол наклонился и в последних лучах заходящего солнца рассмотрел крошечную игрушечную мышку Шарлотты. Пол закрыл глаза и представил еще одно проявление невероятной изобретательности этого дьявольского существа. Она неслышно входит в спальню на своих мягких лапках, незаметно для двух человеческих существ, занятых любовной борьбой, крадучись обходит кровать и тихонько запрыгивает на ночной столик, застывает на мгновение, чтобы бросить на происходящее на кровати взгляд кастрата, исполненный нескрываемого презрения. И Пол слышит словно наложенный сверху голос Элизабет, говорящий: «Осторожно, милая, не наступи на телефон», но Шарлотта, конечно же, не наступит на него, она опускает голову и своим холодным, влажным, розовым носом сталкивает трубку с рычага, потом еще какое-то мгновение спокойно наблюдает за безумной парой на кровати и приближает нос к кнопке с телефонным номером Элизабет в верхнем левом углу – даже кошка способна это запомнить. И просто нажимает ее.

Пол встал и обернулся. Вокруг уже совсем темно. Пленка в автоответчике закончилась, и он отключился. В квартире царила гробовая тишина, весь свет был выключен, но Пол уже привык к темноте. И видел совсем неплохо… как кот. Он проследовал по коридору в спальню и начал с кровати. Крякнув, поднял ее вместе с пружинами, но, не обнаружив ничего, кроме пыли и карандаша, отпустил, и она рухнула с громким стуком. Он рванул дверь стенного шкафа в спальне и нырнул в этот склад ящиков, старых туфель, вешалок, начал рыться там подобно какому-нибудь зверю, разбрасывая в разные стороны всякое барахло так, словно собирался вырыть яму. Он обнаружил клочки кошачьей шерсти, тайник для мышей, почувствовал запах кошки – там на свитере она устроила себе гнездо, но саму Шарлотту так и не нашел. Он выпрямился и ощупал рукой самую верхнюю полку шкафа, но и там ее не было.

Несмотря на ледяной ветер, дувший в открытые окна, Пола прошиб пот. Он прошел в гостиную, сердце его неистово колотилось. Сорвал с дивана все подушки, перевернул стопку журналов в углу, поднял диван так же, как кровать, а потом отпустил его, и диван грохнулся об пол, отъехав от стены. Пол обнаружил еще несколько мышек и белый носок, который мог принадлежать Ким, но Шарлотты там тоже не нашел. Он прошел в ванную, тяжело дыша, все еще в полной темноте, стал рыться в шкафчике под раковиной, отшвырнув в сторону душевую занавеску. Но и здесь не было никаких признаков Шарлотты.

– Эй, маленькая сучка, – крикнул он, задыхаясь, – где ты?

Он осторожно вышел в коридор, оглядываясь по сторонам. Несколько мгновений постоял у раздвижной двери стенного шкафа. Закатал рукава и сделал вдох, стараясь создавать как можно меньше шума. Затем резким движением отодвинул дверь и ринулся внутрь, вытряхнул оттуда постельное белье, матрац, случайно задел пылесос, вылетевший из шкафа вместе с бельем, вышвырнул в коридор швабру с тряпкой, сорвав с крючков куртки и свалив их в кучу на полу. Залез в шкаф, разгребая руками все, что встречалось ему на пути, пытаясь нащупать цепочку выключателя. Наконец он наткнулся на нее, дернул и зажмурился от вспыхнувшего ослепительного желтого света. На прямоугольном квадратике ковра, где лежал матрац, Пол обнаружил основные залежи: полдюжины игрушечных мышей, три крышки от винных бутылок, сережку, бумажную луну, которую сделала Ким, и крошки от крабовых крекеров.

Что-то сдвинулось с места у него над головой. Пол бросил взгляд вверх и увидел, что кошачья корзинка слегка переместилась. Он подпрыгнул, выбросил ее из шкафа с такой силой, что она с громким стуком ударилась о стену, и запустил руку в темный угол полки. Но Шарлотта уже приготовилась к встрече: она свернулась в клубок выставив вперед задние лапы. И как только Пол коснулся ее, полоснула его по руке когтями, оставив на ней несколько глубоких ран. Он закричал от боли. Она тоже вскрикнула и прыгнула с полки ему в лицо. Пол вскинул руки и упал на кучу барахла, сломав при падении ручку швабры. Шарлотта перелетела через него к дверям в гостиную. Пол кое-как выбрался из кучи и бросился за ней вдогонку. Он влетел в комнату как раз в тот момент, когда она заскочила за диван. Диван находился посередине комнаты, и Пол прыгнул на него, навалился всем своим весом, чтобы прижать чертову кошку к стене. Шарлотта издала страшный вопль, но ей удалось выбраться через предельно узкую щель, и как раз вовремя, так как в это мгновение диван упал на спинку, увлекая за собой Пола, и тот довольно сильно ударился о стену. Через мгновение бедняга уже был на ногах и вновь ринулся за кошкой, почти схватил ее, но поскользнулся и упал, зажав клок кошачьей шерсти в кулаке, а она понеслась дальше в кухню.

– Шарлотта! – прорычал Пол, и имя ее в его устах теперь напоминало страшный боевой клич.

Он встал на четвереньки и бросился на кухню. Шарлотта сидела на подоконнике и яростно скребла передними лапами по ржавой сетке. У нее не было передних когтей, однако сетка оказалась старая и во многих местах практически дырявая, поэтому кошке удалось достичь определенного успеха в своих стараниях: отчаянными усилиями она проделала пару дыр, разодрав при этом лапы до крови. Услышав шлепанье голых ног Пола по кафелю, она оглянулась, обнажив клыки, прижав уши к голове. Стала царапать еще быстрее; ее лапы мелькали с такой скоростью, что слились в одно белое пятно. С едва слышным звенящим звуком ячейки сетки расступились, и Шарлотта просунула голову и лапу в отверстие, но в это самое мгновение Пол схватил ее за ошейник и рванул назад, поднял высоко над головой, подальше от лица. Она вопила и пыталась вырваться, изворачиваясь, хватая его за запястье передними лапами и зверски царапая задними. Пол не отпускал.

Он вынес ее в коридор, крича от боли, поддал ногой кошачью корзинку, затем наклонился и попытался поднять ее. Шарлотта шипела и брызгала слюной, кусала его за пальцы и полосовала руки когтями. Пол почувствовал, как кровь заструилась за рукава свитера. Наконец ему удалось раскрыть корзинку и головой вперед сунуть туда кошку. Пол схватил корзинку, перешагнул через груду барахла в коридоре и вошел в ванную. Кошка истошно орала; ее крик был похож одновременно и на жуткое завывание сирены, и на плач ребенка. Пол поставил корзинку в ванну окошечком от себя, заткнул слив и открыл оба крана на полную мощность. Вода мгновенно окрасилась в кровавый цвет, и он с проклятиями вынул из ванной руки.

Стараясь не испачкаться кровью, Пол подошел к раковине, зажег свет и взглянул в зеркало, поворачивая лицо то в одну, то в другую сторону. Он был бледен, с него градом катился пот, грудь тяжело вздымалась, но на лице не было никаких повреждений. По руке, однако, из множества мелких и крупных царапин струйками текла кровь. Пол открыл аптечку и стал вытаскивать оттуда все необходимые в данной ситуации средства: дезинфицирующие препараты, марлю, вату, бинты. Перенес все это на кухню и бросил на стол, затем вернулся в ванную. Ванна заполнилась на четверть, корзинка металась из стороны в сторону. Шарлотта выла. Пол наклонился, выключил горячую воду, а холодную уменьшил до тоненькой струйки. Потом выключил свет, закрыл дверь и прошел в гостиную, включил магнитофон, поставил звук на предельную мощность и вставил одну из кассет Ким. Но Пол едва ли слышал «Бич бойз». Он прижал свою окровавленную руку к свитеру, совершенно не думая о том, что может испачкать одежду, зажег свет на кухне, снял рулон бумажных полотенец с полки и расстелил на скатерти газету. Затем сел под холодным потоком воздуха, что лился в открытое окно, и под ярким светом лампы над головой, среди сотрясающего стены грохота стереомагнитофона начал промокать кровь на руке бумажным полотенцем, сложенным вдвое.