Cдвиг

Часть IV Доктрина Трумэна

Целостность и жизнестойкость нашей системы находятся сейчас в большей опасности, чем когда-либо за всю историю. Даже в отсутствие Советского Союза мы тем не менее стояли бы перед серьезной проблемой свободного общества, многократно обострившейся в индустриальную эпоху и заключающейся в примирении понятий порядка, безопасности, потребности в партнерстве с требованиями свободы. Мы также пришли бы к выводу, что в нашем тесном мире отсутствие порядка среди государств становится все менее и менее терпимым. План Кремля ставит целью навязать государствам порядок способом, который разрушит нашу свободную и демократическую систему. То, что у Кремля есть атомное оружие, дает ему еще один рычаг давления для реализации его плана и обращает нашу систему лицом к еще большей опасности, что провоцирует появление дополнительного напряжения. Кроме того, это поднимает вопрос: вынесет ли мир подобное напряжение, не отойдя к какому-нибудь другому типу устройства на чьих-либо условиях?

Новые риски, с какими мы сталкиваемся сейчас, соответствуют масштабу тотальной борьбы, которую мы ведем. Для свободного общества не существует полной победы — свободу и демократию невозможно получить в полной мере раз и навсегда. Общество постоянно в борьбе за достижение этих ценностей. Вместе с тем поражение от сил тоталитарного режима означает окончательное поражение. Эти угрозы подобны снежной лавине в тесном мире поляризованной власти, и выбора у нас нет, кроме как дать им должный отпор либо оказаться погребенными ими.

Даллас, штат Техас

19 ноября 1963 года

— Бах!

Худощавый русоволосый мужчина от неожиданности охнул, увидев, как из-за платана показалась фигура Мельхиора. Он отскочил на несколько шагов назад и едва удержался на ногах. Хотя Мельхиору было бы приятно думать, что после стольких лет его влияние на Каспара ничуть не изменилось, он уловил в теплом воздухе запах виски.

Мужчина выпрямился и, держась в тени, сунул руку под пиджак.

— Томми? Это ты?

— Привет, Каспар, — откликнулся Мельхиор. — Давно не виделись.

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк

19 ноября 1963 года

Вернувшись в гостиницу и не обнаружив там Чандлера, БК надолго уставился на скопившуюся под батареями грязь, будто рассчитывая, что тот вдруг оттуда появится. Но в реальности были лишь шесть пустых чемоданов — как черепаха, а точнее, улитка, он был вынужден таскать все «свое» с собой — и была еще вешалка, которая прогибалась под тяжестью ярких костюмов, рубашек, свитеров и брюк, которые он накупил, решив преобразиться в плейбоя и частного сыщика. Да за кого он себя принимал? За Джеймса Бонда? Сэма Спейда? Филиппа Марлоу? Он не был даже незадачливым детективом Полем Дрейком, кого Поль Мейсон привлекал для черновой работы. Он оказался гадким утенком, возомнившим себя лебедем — или павлином, если судить по одежде. Ему недоставало только меховой горжетки, чтобы его гардероб стал окончательно напоминать женский.

За какие-то три недели он умудрился потерять все. И должность, и место работы. И дом, и наследство. Чандлера, Наз, себя самого. Как он мог упустить Чандлера? И почему тот сбежал? Неужели он не понимает, что БК пожертвовал всем — всем! — чтобы помочь найти Наз, добраться до Мельхиора и вновь обрести привычный мир?

Из разноцветной кипы, сваленной на конторке, он вытащил шелковый галстук. Галстук был черным и узким, ткань походила на шерсть. Скорее матовая, чем блестящая. Узкая полоска, как линия, проведенная карандашом. Наверное, нужно просто на нем повеситься и разом решить все проблемы.

Он продолжал тупо смотреть на галстук и вдруг сообразил: глаза Наз точно такого же цвета. Ему представилось ее лицо, и он понял, в чем заключалась его пленительная сила. Именно пленительная — она овладевала душой и больше не отпускала. Он вспомнил, как они танцевали у нее в комнате в особняке мадам Сонг, как он держал ее за талию, а она прижималась к нему грудью. И он вспомнил, как комната вдруг наполнилась ненавистью, стоило в нее войти Сонг. Ненавистью столь же осязаемой, как сила прибоя, такой же смертельной, как отравляющий газ.

Он продолжал смотреть на черную полоску ткани, и она напомнила ему о черных деревьях в Миллбруке. Миллбрук!

Это же было одной из аксиом любого расследования: если зашел в тупик, то вернись назад. Он не имел понятия, куда исчез Чандлер или куда предполагаемый кагэбэшник забрал Наз, но он знал, откуда они начинали. Да и Чандлер предлагал начать с Миллбрука. Он знал: Мельхиор опасен и наверняка не пустится за ним в погоню, не достав как можно больше ЛСД. БК старался убедить себя, что логически это было очень даже вероятно, однако события последних недель уже давно утратили всякую связь с логикой.

Он затянул узел галстука на шее так сильно, что при каждом вдохе ему казалось, будто он проглатывает целиком куриное яйцо. Однако при всем неудобстве это помогало ему ощущать себя живым. БК схватил бумажник, пиджак, пистолет — слава Богу, Чандлер оставил хотя бы его — и поспешил к машине.

— Черт бы тебя побрал, Чандлер! — пробормотал он. — И это после всего, что я для тебя сделал!

Даллас, штат Техас

19 ноября 1963 года

Трясущимися пальцами Каспар открыл бутылку, которую принес с собой Мельхиор. По его телу то и дело пробегала волна дрожи, но не так, как у пьяниц, а будто по нему ползли какие-то насекомые. Он почесывался и стряхивал воображаемых паразитов, прерываясь лишь на то, чтобы приложиться к виски.

— Ты слышал об Умнике? Говорят, Джо Шайдер поджарил ему мозги. И что теперь он разгуливает в халате и мочится под себя.

— Не верь, — ответил Мельхиор, делая глоток из своего стакана. Пить ему не хотелось. — Умник будет руководить операциями еще долго после того, как мы с тобой окажемся в какой-нибудь безымянной могиле.

Лицо Каспара просветлело.

— А ты помнишь, как попал в него? Из рогатки? Жаль, что ты не пристрелил доктора. Он мне никогда не нравился. Умник нравился, а док Шайдер — никогда.

Мельхиор сделал еще глоток и продолжал слушать.

— Тогда меня звали Ли, помнишь? Не Каспар. Не Алик. Не Алекс Хиделл или Ли Харви Освальд, а просто Ли. Мне нравилось быть просто Ли.

— Тогда ты был одинок.

Каспар энергично замотал головой.

— Нет, у меня была мама. И у меня был ты! — почти выкрикнул он. — У меня был я сам, — добавил он тихо и жалостливо. Он снова выпил, и лицо его вдруг осветилось счастливой улыбкой. — Теперь у меня есть жена. Сегодня она родила дочь.

Жена, дочь, подумал Мельхиор. Обычный человек назвал бы их по именам, но Каспар лишь жалобно улыбался, будто умоляя Мельхиора подтвердить, что это правда.

— Теперь у меня две дочери, — просяще произнес Каспар. — Две!

— У кого? — переспросил Мельхиор. — У Каспара? Алика? Или Ли?

— У меня. — На лице Каспара отразилась растерянность.

Мельхиор плеснул ему в стакан еще виски. Каспар посмотрел на стакан, будто в нем было очередное лекарство Джо Шайдера, затем послушно выпил. Он наклонился вперед, и ворот рубашки распахнулся. Мельхиор заметил, что у него на шее что-то висит. Нитка бус. Он присмотрелся — бусинки оказались крошечными черепами, сотни их прятались у него под воротом.

— Меня заставляют, — пожаловался Каспар. — Вернее, не меня, а Каспара.

— Ты и есть Каспар.

Каспар покачал головой:

— Нет, я Ли.

— А Марина считает, что тебя зовут Алик.

— Я Ли!

— Ты можешь быть кем захочешь.

Каспар в отчаянии посмотрел на Мельхиора.

— Алекс Хиделл купил оружие, — прошептал он. — Не я.

— Тогда это может сделать Алекс Хиделл.

— Я не хочу этого делать.

— Каспар тоже может это выполнить. Или Алик. Или Ли Харви Освальд.

Каспар поднялся и принялся мерить шагами комнату. Он подошел к пистолету, который положил на столик, когда они приехали в номер Мельхиора в мотеле, и остановился перед ним, загородив столик спиной. Мельхиор чувствовал тепло своего пистолета под мышкой и подумал о телеграмме в кармане, полученной от Ивелича.

— Что это за черепа, Каспар?

Левая рука Каспара поправила воротник.

— Я Ли, — прошептал он. Он крутил бусинки между большим и указательным пальцами, и Мельхиору представилось, как под пальцами трещат черепные кости и выскакивают зубы, будто зерна из початков кукурузы.

— Что это за черепа?

Каспар повернулся к Мельхиору. Будь у него в руках пистолет, он успел бы выстрелить до того, как тот среагирует. Но у него в руках ничего не было.

— Я ездил в Мехико.

Мельхиор спокойно сел, не пытаясь достать оружие и не ставя стакан на столик. Любой агент на месте Каспара заметил бы, что теперь пиджак Мельхиора оказался расстегнутым, а стакан он переложил в левую руку.

— Кто ездил в Мехико? Каспар? Алик? Ли Харви Освальд?

— Я ездил. — Пальцы Каспара нервно перебирали бусинки. — Я пытался скрыться. Но не смог.

— Ты хотел попасть на Кубу, верно?

— Я хотел скрыться.

— Ты хотел убить Кастро.

— Это был День мертвых, — сказал Каспар.

— Ты хотел поехать и в Россию. Чтобы убить Хрущева.

— Там кругом ходили люди с черепами на шее и раскрашенными лицами. Как будто они уже умерли, только их тела этого еще не знают.

Мельхиор покачал головой:

— Ли ездил в Мехико в октябре, Каспар. А День мертвых в ноябре. Ты думал, что Ли уже умер?

— Ли — это я, — ответил Каспар. — Я!

— Но ты знаешь, что они вообще-то не хотят, чтобы Алик убил Кастро, так ведь? Или Хрущева?

— Они хотят! — возразил Каспар с обидой и злостью. — Они хотят, чтобы он убил всех.

— Кого? — не отставал Мельхиор.

— Всех! Всех без исключения! — Он с такой силой потянул за нитку бус, что, казалось, хотел порвать ее.

— Кого они хотят, чтобы застрелил Алик, Каспар?

— Ли. — Каспар опустил глаза в пол. — Меня зовут Ли. — И добавил едва слышно: — Тебя.

— Кого они хотят, чтобы застрелил Алик, Каспар? Ты знаешь кого.

Каспар снова прошел через всю комнату и, подойдя к стене, стал биться об нее головой.

— Они хотят, чтобы я застрелил тебя.

Он снова оказался возле столика с пистолетом, но на этот раз он взял его в руки и пошел в сторону Мельхиора, стараясь не шататься. Пистолет он держал на ладонях, как мертвого котенка.

У Мельхиора руки тоже не были пустыми — он держал телеграмму Ивелича.

— Кого они хотят, чтобы застрелил Алик, Каспар? Ты знаешь кого.

Каспар молча смотрел на листок в руках Мельхиора и написанное на нем имя. Потом поднял глаза на Мельхиора и протянул к нему дрожавшие ладони с пистолетом. Мельхиор забрал его и положил на столик, а Каспар зарылся лицом ему в колени, как пристыженный пес. Мельхиор погладил Каспара по жестким волосам, борясь с искушением обрушить на его голову стакан и положить конец его мучениям.

— Ты сказал, что позаботишься о Ли, Томми. Ты сказал, что всегда будешь заботиться о Ли.

Мельхиор очень осторожно снял с его шеи ожерелье с черепами и сунул себе в карман.

— Так и будет, — сказал он, взъерошил ладонью волосы Каспара и постарался выкинуть из головы воспоминания о приюте. — Томми позаботится о Ли. До самого конца.

Миллбрук, штат Нью-Йорк

19 ноября 1963 года

БК добрался до Миллбрука почти в час ночи, но Большой дом был залит огнями. На первом этаже он обнаружил с полдюжины обитателей и насчитал двадцать два нарушения закона, а также одиннадцать сосков — два на мраморной статуе Диониса, пять на картине или просто стене. Еще там был абсолютно голый младенец.

На БК никто не обратил ни малейшего внимания.

Лиари он нашел на втором этаже в мансарде, украшенной свисавшими с потолка коврами и освещенной свечами. Тот сидел на подушке посреди комнаты, сложив ноги в замысловатую позу йогов. БК пришлось трижды его окликнуть, прежде чем доктор открыл глаза.

— Он здесь? — спросил БК, понимая бессмысленность вопроса. Лиари не стал бы заниматься созерцанием своего пупка, будь Орфей здесь, в поместье.

— Агент Керрей? — БК был по-прежнему в том самом наряде, в котором явился в квартиру Хичкок, правда, теперь перепачканный кровью и пеплом, и Лиари озадаченно разглядывал его. — Ни за что бы вас не узнал.

Восстановив кровообращение в ногах, Лиари провел БК в спальню. Пол там был завален одеждой, книгами и грязными тарелками. В центре комнаты возвышалась кровать. Ее желтоватые простыни источали тот же запах, что и постели некоторых однокурсников БК по академии. Они пахли не просто потом, а чем-то еще… Очень специфический запах…

Секс, мысленно произнес он и заставил себя повторить это вслух:

— Секс!

Он произнес слово внятно и громко и все-таки не покраснел, однако поймал на себе внимательный взгляд Лиари.

— За последние две недели, доктор, — начал БК, — я столкнулся с вещами, которые удивили бы даже вас. Хорошо ли то или плохо, они полностью изменили мою жизнь. Но я приехал поговорить не о себе, а о мужчине по имени Чандлер Форрестол и девушке по имени Назанин Хаверман, а также еще об одном человеке, хотя мне трудно назвать его человеком, чье настоящее имя, возможно, никому не известно, и тем не менее он должен ответить перед законом.

На лице Лиари, выражавшем недоумение, отразился страх.

— Я думал, что Чандлер и девушка…

— Погибли? Мельхиор именно и хотел, чтобы вы так думали.

— Мельхиор? Так звали того смуглого мужчину? — Лиари вздрогнул. — В нем есть что-то пугающее.

Носком ботинка БК отбросил валявшиеся на полу трусы.

— Два месяца назад я бы сказал вам, что ФБР было смыслом всей моей жизни. Всем моим достоянием и даже мечтой. Теперь я понимаю, что это не так. Тогда я хотел отделять зерна от плевел, правду от лжи — той самой лжи, которую мы слышим от руководителей Центрального разведывательного управления. Однако теперь выясняется, что и руководство Федерального бюро расследований тоже кормит нас ложью. Эти люди считают, что правда относительна, что она субъективна — и в руках тех, кто одерживает победу. Я так не считаю, доктор Лиари, и никогда не смогу так считать. Есть либо правда, либо обман, и ничего среднего между ними. Раньше я верил, что ФБР дает мне возможность реализовать свои идеалы в жизни. Теперь я могу рассчитывать лишь на себя. На свою веру, свое желание и свою волю. Я прошу вас, доктор, рассказать все, что вам известно о проекте «Орфей», — это нужно не только вам, но и мне.

Лиари вертел в руках маленькую фигурку. БК сначала принял ее за ферзя, пока не увидел на ней целых восемь грудей. Доктор машинально водил по ним пальцем, как ребенок играет с расческой.

— Я уже говорил вам в прошлый раз, агент Керрей. Агент Логан держал меня в неведении.

БК вплотную подошел к Лиари, и доктор имел возможность убедиться, что, несмотря на несуразное облачение, он был человеком из плоти и крови. И с кулаками.

— Вы должны понять меня, доктор Лиари. Я зашел слишком далеко. Я пожертвовал всем, чтобы разобраться в этой истории. Моей карьерой. Домом. И репутацией. Не заставляйте меня приносить в жертву и принципы.

Губы Лиари тронула улыбка.

— Вы сказали «истории».

— Что?

— Вы сказали «разобраться в истории», а не «разобраться в деле».

БК не понял, что имел в виду доктор, но ждал продолжения, уловив — голос Лиари смягчился. После некоторого размышления доктор кивнул:

— Начну с одной вещи, о которой, мне кажется, ЦРУ не знает. Она касается мисс Хаверман. Я навел кое-какие справки. До сотрудничества с Логаном она участвовала в программе «Артишок», из которой и выросли затем «Ультра» и «Орфей».

— Проект «Артишок» занимался экстрасенсорным восприятием, верно?

Лиари кивнул.

— Тестовые результаты мисс Хаверман были значительно выше средних, я бы даже назвал их исключительными. И чем сильнее был ее эмоциональный фон, тем выше оказывались показатели. Во время последнего эксперимента у нее завязался роман с одним из ученых, который его проводил, и ее очевидные телепатические способности резко возрастали по мере развития романа с испытателем. Ему было приказано не сообщать своим пациентам результаты исследований — все они либо «отсеивались», не показав ничего особенного, либо набирали чуть больше среднестатистических данных и уезжали домой, считая себя «особенными». Но если пациент набирал больше определенного количества очков, его под тем или иным предлогом должны были отправить ко мне. В случае с мисс Хаверман исследовалась возможность применения ЛСД в качестве терапевтического препарата при лечении людей, перенесших душевное потрясение. К сожалению, когда Наз пыталась связаться со мной, я уже покинул Гарвард, и мы встретились только три с половиной недели назад.

Пока Лиари говорил, БК вспомнил свои ощущения в заведении мадам Сонг. Подобно потокам тепла из открытой дверцы печки, от Наз исходили волны ненависти и отвращения. И как она читала его мысли с самой первой их встречи — даже Чандлер ей в том уступал.

— Вы хотите сказать, настоящий Орфей не Чандлер? — спросил он. — А Наз?

— Все далеко не так просто. Описывая это в химических терминах, я бы назвал ее катализатором. Я полагаю, какая-то присущая ей особенность позволила ЛСД изменить схему действия мозга Чандлера. И наделить его способностью внушать свои образы окружающим.

— Другими словами, Наз — это ключ? С помощью которого можно создать целый легион Чандлеров? То есть Орфеев?

Лиари беспомощно покачал головой:

— Я не знаю.

— А что с ней самой? Она тоже изменилась?

Лиари снова повел головой:

— Мне очень жаль, агент Керрей, но я действительно не знаю.

— Вы делали какие-нибудь записи о своих догадках?

— Да. Но после… того инцидента… я застал Билли роющимся в моих бумагах и все уничтожил.

— Значит, вы единственный, кто в курсе той роли, какую могла сыграть Наз в трансформации Чандлера?

— Теперь нас двое, — ответил Лиари со слабой улыбкой. — Вы же не станете меня убивать?

— А должен был бы, — холодно констатировал БК, и доктор невольно попятился. — Но, пока никто не догадывается, что вы располагаете такой информацией, вас не тронут. — Он резко поднялся. — Молитесь, что за мной не следили по дороге сюда.

— ЦРУ…

— Мельхиор не ЦРУ, — сказал БК, идя к двери. — Больше не ЦРУ. И если он придет за вами, то сами же пожалеете, что я вас не убил.

Даллас, штат Техас

20 ноября 1963 года

На парковку ночного клуба «Карусель» Чандлер заехал около полуночи. Он прилетел в Даллас днем, но никак не мог раздобыть ни единой дозы. Если в Далласе и были где-то места богемных тусовок, как в Нью-Йорке, обнаружить их ему не удалось. После долгих расспросов ему все же улыбнулась удача, причем в таком неожиданном месте — в дорогом магазине «Нейман Маркус». Там же он, кстати, неоднократно удостоился высокой оценки своей одежды, позаимствованной из чемоданов БК.

Таблетка, которую он сжимал в руке, была неизвестного происхождения и походила на батарейку с неотмеченным сроком годности. Она могла оказаться как действующей, так и непригодной к употреблению. Если он ее примет и Наз не окажется в клубе, ему придется ехать за ней — за Мельхиором! — практически безоружным. Но Ивелич не мог солгать о том месте, где она находится. Это висело в его мыслях как огромная неоновая вывеска. Она должна быть здесь!

Он сунул таблетку в рот — через несколько минут его видения нормализуются и он сможет управлять сознанием. Наркотик, слава Богу, оказался качественным. Не самым чистым, но вполне приличным. Когда он открыл глаза, окружающее казалось странно-зеленым, будто он смотрел на мир через прибор ночного видения, но на прилив сил это никак не влияло.

Он вылез из машины. Перед входом в клуб сидел громила, непонятно как умещавшийся на узком стуле, едва выдерживавшем его тяжесть.

— Ну здравствуй, — сказал охранник так, что было непонятно, действительно ли он здоровается или угрожает, но Чандлеру было все равно. — Сегодня выступают пятеро.

Чандлер с ходу двинул ему по физиономии. Нос здоровяка хрустнул, лицо залила кровь, и он мешком повалился со стула.

Чандлер оттащил его за руку в заросли мирта, которые не столько украшали вход в клуб, сколько стремились держаться от него подальше, и, бросив туда же обломки стула, толкнул входную дверь дымчатого стекла. На двери висела афиша:

Длинный узкий коридор, спускавшийся к черному пологу, был пропитан проникавшим из зала зловонием дыма, пота и спиртного. У входа в зал сидел еще один вышибала, и Чандлер с трудом подавил желание заглянуть ему в мысли. Расходовать силы следовало осмотрительно.

— Новенькая уже появилась?

Вышибала не сводил глаз со сцены, где крашеная блондинка демонстрировала свои прелести, не попадая в такт музыке.

— У нас много девушек. И все — пальчики оближешь!

— Я о новенькой, — не сдавался Чандлер. — Невысокая, смуглая, глаза черные…

— Наших девушек ценят не за глаза, если ты понимаешь, о чем я!

— Смуглая, — повторил Чандлер, чувствуя, как у него перехватило в горле. — Темные волосы.

Наверное, вышибала уловил что-то в голосе Чандлера, потому что повернулся к нему и криво ухмыльнулся.

— Малышка Линн? — спросил он, блудливо облизнув губы. — Джек приберегает ее под занавес. Возьми себе пиво и стул и смотри пока на остальных. Или убирайся к черту.

Чандлер ударил его. Не смог сдержаться. Сама мысль, что это животное, эти люди разглядывают Наз, размахивают деньгами и лапают ее, была ему невыносима. Их похоть душила его, в голове замелькали обрывки их гнусных фантазий — страницы, вырванные из порножурналов.

«Сняв» вышибалу, Чандлер понял, что совершил ошибку. Послышались крики, мужчины повскакали с мест, предвкушая драку. Чандлер чувствовал их возбуждение и понимал: теперь ему придется иметь дело со всей этой толпой, а не с одним Джеком Руби, где бы он ни был, и Мельхиором, если и он здесь.

Он заметил, что рука вышибалы потянулась под пиджак за пистолетом. Что ж… это Техас! Чандлер сработал ногой, и пистолет, перелетев через зал, угодил в ряд бутылок над баром.

Музыка продолжала греметь, но стриптизерша теперь просто лишь извивалась, покачивая голыми грудями и тараща накрашенные глаза на двух мужчин, будто королева варваров, наблюдавшая за схваткой воинов. Чандлер видел себя и упавшего охранника ее глазами. Тот, кажется, не давал ей проходу, принуждая к сексу, и она надеялась, что он получит свое.

— Это тебе за Фелиссу, — проговорил Чандлер, падая на колено и нанося удар локтем — хруст свернутой челюсти перекрыл глухое уханье баса.

Едва он поднялся, на него налетел крупный мужчина в ковбойской шляпе. Чандлер почувствовал его до того, как увидел. Здоровяка не интересовало происходящее. Ему просто хотелось подраться.

Чандлер увернулся и швырнул его об стену. У следующего желающего в руках оказался стул. Чандлер чуть отклонился и, нащупав рукой стакан, ударил им любителя помахать кулаками в висок. Тот покорно рухнул на землю.

Теперь против него было четверо, нет — шестеро завсегдатаев. К ним присоединилась и стриптизерша, которая размахивала бутылкой как битой. Увидев своего преследователя поверженным, она хотела теперь защитить его. Выбора у Чандлера не было.

— Ладно, ребята. — Он старался говорить как можно более властно. — На сегодня хватит!

Шестеро мужчин и девушка замялись в нерешительности. Танцовщица даже потерла глаза, силясь сообразить, как это она не распознала в нарушителе спокойствия полицейского.

— Все — вон отсюда! — продолжал Чандлер, придавая голосу местный акцент. — Пока я не связался с вашими женами и матерями и не рассказал им, где вы проводите время.

Он продолжал оказывать давление на их сознание, пока все не покинули зал.

Чандлер вздохнул и немного расслабился. Чтобы держать под контролем мысли стольких людей, ему пришлось потратить изрядно энергии, и теперь надо крайне бережно распорядиться тем, что осталось.

Однако его не покидало тревожное чувство. Где Руби? Почему он так и не вышел взглянуть, что случилось? Чандлер решил, что ему все-таки придется потратить еще часть энергии и просканировать сознание всех, кто остался в клубе. В гримерной толклись три девушки, пытавшиеся припрятать свои чаевые, пока их не отнял Руби. Двое вышибал по-прежнему лежали без сознания. За стойкой прятался бармен. Никого похожего на Джека Руби. Однако…

Его внимание привлекло зеркало над барной стойкой, и он понял: это окно. Наверное, там кабинет. Он мысленно перенесся туда, но… за стеклом оказалось какое-то облако. Не чье-то сознание, распознавать которое он уже научился, но и точно не пустота.

Чандлер перевел взгляд на барную стойку и сбоку заметил дверь. Он подошел и открыл ее. Узкая лестница вела вверх.

Чандлер медленно поднимался по ступенькам, ни на секунду не оставляя усилий просканировать странное облако. У него были границы, но в то же время оно казалось каким-то безразмерным. Чандлер пытался охватить его взглядом, но каждый раз оно просто-напросто увеличивалось.

Наконец его голова вынырнула над полом. Это и верно был кабинет. Ковер на полу завален окурками, грязными пластиковыми стаканами и бутылками из-под содовой. О происхождении пятен в месте, подобном этому, было лучше не думать. Он поднялся до конца лестницы и огляделся.

Из темного угла кабинета послышался голос:

— Привет, Чандлер.

Он прищурился. Из темноты проступило лицо Мельхиора. Чандлер напряг все силы и предпринял отчаянную попытку проникнуть в его сознание. Перед ним было все то же облако. Чандлер пошатнулся и с трудом удержался на ногах.

Мельхиор улыбнулся, и только сейчас Чандлер заметил в его руках пистолет.

Щелкнул курок, но вместо выстрела послышалось шипение сжатого воздуха. Что-то острое вонзилось Чандлеру в грудь. Опустив глаза, он увидел торчавший у него из груди дротик и потерял сознание.

Вашингтон, округ Колумбия

20 ноября 1963 года

Казалось, со времени их последней встречи одиннадцать дней назад газет в квартире Чарлза Джаррелла стало еще больше. Коридор был забаррикадирован газетными штабелями. Чтобы пройти вглубь, нужно было боком протиснуться в гостиную, добраться до ее дальней стены и потом вновь выйти в коридор. Джаррелл провел БК в комнату, которая, судя по всему, некогда служила библиотекой или кабинетом. Несколько тысяч книг по-прежнему стояли на встроенных в стены полках корешок к корешку, образуя множество разноцветных полосок, как на одной из картин в квартире Пегги Хичкок.

Джаррелл плеснул виски в пару стаканов, стоявших на газетных кипах возле кровати. БК не сомневался: это были те же стаканы, из которых они пили в прошлый раз.

— Извини за беспорядок. Ты застал меня за уборкой.

— Уборкой?

— Вчера в квартире побывали люди из проклятой Конторы. Они проделывают это регулярно, так что мне приходится постоянно следить за тем, чтобы они ничего не нашли. — Продолжая разговаривать, Джаррелл снял несколько газет с одной стопки и переложил на другую.

БК огляделся: помимо пачек газет отдельные экземпляры валялись на полу и висели на стенах. Он чувствовал себя как внутри огромной скульптуры из папье-маше.

— Незаконное вторжение со стороны ЦРУ?

— Приблизительно раз в месяц, иногда чаще. Они стараются потом разложить все по местам, но я всегда могу определить, когда они здесь побывали. — Джаррелл разобрал одну из стопок на части, перетасовал, снова сложил и убрал в угол. — ФБР наведывается раза в два реже.

— Остается только КГБ, — заметил БК, стараясь придать тону шутливый оттенок.

— Люди из КГБ были раз или два. — Джаррелл продолжал воздвигать крепостную стену, окончательное сходство с которой придавали газетному валу проемы, похожие на бойницы для орудий. — Во всяком случае, насколько мне известно.

— Я хотел сказать, что в Нью-Йорке я… с ними столкнулся.

— Знаю, — проворчал Джаррелл, продолжая колдовать над газетами. — За каких-то восемь недель ты превратился из мелкой сошки КОИНТЕЛПРО в того, кого разыскивает и ЦРУ, и ФБР, правда, не имея понятия, кого именно они ловят. Однако должен признать, даже я был впечатлен, узнав, как ты разделался с Дмитрием Тарковым.

— Ты слышал об этом?

— Как и о том, что ты устроил в заведении мадам Сонг. — Джаррелл на секунду оторвался от газет и поднял взгляд на БК. — Что там у тебя?

— Я нашел его, — ответил БК. — Нашел и упустил.

— Мельхиора?

— Орфея! Чандлера. Я нашел и его, и Наз, но упустил обоих. — Он перевел взгляд на странного безумца, который раскладывал вокруг себя газеты с упорством крысы, пытающейся залезть на стеклянную стенку клетки. — Прошу прощения за визит, но я не знаю, что делать дальше. Все концы обрублены, и мне больше не за что зацепиться.

Джаррелл посмотрел ему в глаза и отвернулся. Потянувшись к стакану и обнаружив, что тот пуст, он подошел к БК и залпом осушил налитое ему.

— Сам не могу понять, почему тебе помогаю. Наверное, все дело в щенячьих глазах.

— Так что? — не унимался БК.

— Позавчера Мельхиора вызывали в Лэнгли по поводу небольшого происшествия на вокзале.

— Перестрелки? Я читал об этом в… газетах.

— Он сказал, что с ним встретился советский агент и начал задавать вопросы по Кубе, а когда он отказался отвечать, тот достал пистолет и пустил его в ход. История не выдерживает никакой критики, но вместо того чтобы задержать его, пока все не выяснится, Энглтон и Эвертон отправили его в Даллас. И поручили привезти агента, известного под псевдонимом Каспар.

— Одного из «волхвов»?

— Он только что вернулся после двухлетнего пребывания в Советском Союзе. Энглтон считает, что его могли перевербовать в КГБ, и велел Мельхиору привезти его для подробного отчета.

— У вас есть его адрес?

— Я позволил себе навести справки. Так, на всякий случай. — Джаррелл залез в одну из газетных пачек. Было невозможно вообразить, что ему удастся найти что-нибудь среди тысяч страниц, но он проглядел всего пару и уверенно вытащил экземпляр «Даллас таймс гералд». Первая страница была покрыта какими-то странными значками — чередовавшимися красными и черными крестиками и ноликами возле разных букв. Джаррелл внимательно изучил их и принялся писать адрес — буква за буквой.

— Я хотел вас спросить… Насчет крестиков и ноликов.

— Это старый шифр со времен Управления стратегических служб, — ответил Джаррелл, переходя ко второму адресу. — С приходом компьютеров надобность в нем отпала, но я по-прежнему им пользуюсь. Позволяет держать себя в тонусе. — Он перешел к третьему адресу, потом — к четвертому.

— Господи Боже! — изумился БК.

— Твой парень, похоже, непоседа, — заметил Джаррелл, хотя БК удивило не это, а как тот умудрился зашифровать четыре разных адреса на первой полосе газеты, которая вышла только сегодня утром.

— Вот это последний адрес, который известен Эвертону, — пояснил Джаррелл, показывая на первую запись. — Но на всякий случай ему сообщили и остальные. Вот здесь, в пригороде Далласа Ирвинге, живет его жена. Бюро посылало туда пару раз своих людей, но он, кажется, появляется там только на выходные.

БК рассеянно кивнул — его взгляд выхватил большой заголовок в две строчки:

— БК? — окликнул его Джаррелл.

— Мельхиор едет в Даллас не один, так?

Под заголовком публиковалась схема передвижения президентского кортежа. БК и Джаррелл молча посмотрели на диаграмму: Мейн-стрит, Хьюстон-стрит, Элм-стрит, затем Трейд-Март, — и Джаррелл написал на листке пятый адрес с пометкой: «Школьное книгохранилище Далласа».

— Что это? — спросил БК.

— Место, где работает Каспар.

— А зачем вы…

— Оно прямо здесь! — Джаррелл обвел на схеме перекресток между Хьюстон-стрит и Элм-стрит. — Прямо напротив…

— Дили-Плаза! — закончил БК и потянулся к бутылке Джаррелла.

Даллас, штат Техас

20 ноября 1963 года

Стоя на четвереньках, Чандлер пытался понять, сколько прошло времени…

От внезапного удара в голову он отлетел в сторону.

— Я начинаю сомневаться, стоило ли тратить на тебя столько сил, — услышал он голос Мельхиора. — Какой с тебя прок, если тебя так легко вырубить?

Казалось, по венам струится ледяная вода. Руки и ноги онемели, голова напоминала промокшую подушку, только на месте ушиба пульсировала острая боль.

Мельхиор еще раз поработал ногой, и Чандлер, ударившись плечом в стену, обмяк, не в силах пошевелиться. Голова раскалывалась, глаза тупо смотрели на дротик с транквилизатором, по-прежнему торчавший у него в груди.

— Что в дротике?

— Его называют французским словом flechette, — хохотнул Мельхиор. — В основном торазин. Келлер сообразил, что он блокирует твою способность проникать в сознание, хотя и приходится жевать амфетамины, чтобы снять седативный эффект. От этого и других депрессантов тебе должно быть холодно. Мне уже приходила в голову мысль, что от снадобья Логана твои изменения затронули не только мозг. Видимо, так и есть. Однако, по счастью…

Мельхиор зарядил пистолет другим дротиком и прицелился в Чандлера.

Онемение потихоньку отступало. Чандлер понял, что если он останется в сознании еще несколько секунд, то обязательно найдет выход.

— Зачем я тебе? — спросил он, стараясь выиграть время.

— Зачем? Ты можешь делать то, чего не могут другие. Ты можешь подойти к Никите Хрущеву прямо на заседании политбюро и укокошить его, и никто даже пальцем не шевельнет. Если на то пошло, ты вообще можешь убрать кого угодно, начиная от президента Соединенных Штатов до какого-нибудь повстанца, за смерть которого готовы заплатить пять или десять кусков. Ты можешь попасть в любое убежище, проникнуть в любое сознание, ликвидировать любую цель.

— Но ты сам знаешь: я ни за что не стану этого делать.

— Ты удивишься, как многого можно добиться от людей убеждением. Например, прослушивание криков мисс Хаверман может послужить отличной мотивацией.

Чандлер бы точно набросился на Мельхиора, будь у него силы. Однако он чувствовал, что в теле происходят изменения: в него возвращалось тепло, мышцы наливались силой. Надо только чуть-чуть подождать и…

— Конечно, ты прав, — продолжал Мельхиор. — Принуждение — суррогат доброй воли. И на данном этапе ты нас больше интересуешь не как исполнитель, а как подопытный материал. Мы точно знаем: Логан давал тебе самый обычный наркотик, а это значит, что своим превращением в того, кем стал, ты обязан чему-то особенному в своем организме. Чему-то в генах, в составе крови, в мозге… Но в любом случае доктор Келлер обязательно это выяснит и извлечет из тебя, и тогда мы создадим целую армию Орфеев. Поэтому, если ты не против, — Мельхиор поднял пистолет, — давай погрузим тебя в сон и отвезем как можно дальше от Далласа, потому что через пару дней оказаться в этом городе не захочется никому.

Чандлер сгруппировался. Он услышал щелчок и увидел, как из ствола показалась игла дротика. Увернуться он уже не успевал. Ему придется…

Он махнул рукой и почувствовал, как что-то задел. Он не был уверен, что отбил дротик, пока не услышал, как тот воткнулся в стену.

На лице Мельхиора было написано изумление, смешанное с восторгом.

— Вот это класс!

Чандлер бросился на Мельхиора. Однако тот не растерялся и успел нанести ему удар по голове рукояткой пистолета. Оглушенный, Чандлер упал, Мельхиор ногой отбросил его тело к лестнице, и оно покатилось по узким ступенькам вниз.

— Да! — услышал он голос Мельхиора сверху. — Изменения точно затронули не один только мозг. Келлер с ума сойдет от радости, разбирая тебя на части.

Чандлер успел выскочить из двери в тот самый момент, когда в нее воткнулся очередной дротик. Он не знал, сколько их еще осталось у Мельхиора, но, судя по тому, как он их расходовал, нехватки в боеприпасах у него не было.

Он рванулся к бару и нырнул под стойку, когда перед ним выросла фигура с пистолетом в руке. Бармен. С ним все просто, и Чандлер успел нанести ему шесть ударов, прежде чем тот успел открыть рот. Однако он не чувствовал его сознания. Действие наркотика кончилось, и теперь он мог полагаться только на свои силы.

Он схватил пистолет и навел на дверной проем, ожидая появления Мельхиора. Но из двери никто не вышел, зато из-за полога послышался голос:

— Чандлер?

Полог отодвинулся… БК!

— Чандлер? Ты здесь?

— БК! Пригнись! — Но поздно. Каким-то образом Мельхиор оказался за спиной БК, и теперь дуло его пистолета упиралось тому в висок. Чандлер видел, что на этот раз пистолет был настоящим, а не тем, что стрелял дротиками с транквилизатором.

— Гип-гип-ура! Вся банда в сборе! Опусти пистолет, Чандлер!

— Чандлер, уходи! — спокойно, но твердо сказал БК. — Я разберусь с Мельхиором.

— Чандлер, останься! — сказал Мельхиор. — Или я разберусь с БК. — Он прижал дуло к виску детектива еще сильнее. — Должен признаться, Бо, своим появлением у Сонг ты меня удивил. Не думал, что ты так деятелен! Но потом прочитал твое досье. Да ты совсем как Мелвин Первис[42] в конце службы, а? Безупречный послужной список, прекрасные перспективы — и тут ошибка: фотография в газете! Гувер перевел тебя писать рецензии на книги. Ты прочитал роман мистера Дика?

— Уходи, Чанд…

Мельхиор стукнул БК пистолетом по голове.

— Опусти свой чертов пистолет, Чандлер, или мои слова станут его траурным панегириком.

Чандлер переводил взгляд с одного на другого и наконец положил оружие на стойку.

— Хороший мальчик! — похвалил Мельхиор и, сунув руку в карман, что-то оттуда вытащил и бросил Чандлеру.

Это был маленький футляр со шприцем и ампулой с прозрачной жидкостью.

— Наполни шприц и вколи себе.

— Не делай этого, Чандлер, — попросил БК. — Со мной все будет в порядке.

Чандлер наполнил шприц.

— Я делаю это не ради тебя, — сказал он, погружая иголку в вену. — Я делаю это ради Наз.

Он не стал сопротивляться действию препарата. Ноги его подкосились, перед глазами поплыло. Но перед тем как потерять сознание, он успел увидеть: БК резко развернулся и выбил пистолет из руки Мельхиора. Прежде чем тот успел его поднять, БК, петляя, ринулся к выходу, вслед ему раздались выстрелы. Последним, что он услышал, был звон стеклянной двери, снесенной вырвавшимся на улицу БК.

Провинция Камагуэй, Куба

20 ноября 1963 года

По закрытым каналам связи Ивелич переслал Сергею Майскому карту и строго-настрого запретил прибегать к чьей-либо помощи или рассказывать о цели поездки. Если кубинцам или — не дай Бог! — американцам станет известно, что советские офицеры крадут ядерные боеголовки, последствия будут катастрофическими. Инженер был вынужден отправиться в одиночку.

Господи, как же он ненавидел эту маленькую страну! Ее грязный народ с темным ромом и вонючими, похожими на отрезанные члены, сигарами. Спиртное — как и кожа — должно быть обязательно светлым, без запаха, а уж если курить, то лишь трубку, так он считал. Но особенно его бесила наивная вера крестьян в коммунистический вздор, который нес их диковатый лидер с бородой как у священника и его подельники — подобострастный брат Рауль и аргентинский разбойник Че Гевара. Каждый из этой умопомрачительной троицы воплощал в себе черты персонажей Достоевского: полублаженного Алеши, полубезумного Ивана и стопроцентного Мити. Тщеславные и бахвалистые любители выпить, вознамерившиеся прибрать к рукам карибский атолл размером чуть больше Васильевского острова в Ленинграде. Да пусть подавятся!

Майский любил Толстого, а тот терпеть не мог Достоевского.

И вот он добрался до деревушки, указанной Ивеличем: дюжину жалких лачуг вдоль грязной разбитой дороги нельзя было назвать даже поселком. Чтобы найти указанное на карте место, ему пришлось около двух часов плутать по проселкам, изрезанным колеями от гужевых повозок. Жители ели глазами машину как какого-то средневекового монстра, однако инженер не исключал, что их вниманию был обязан своей розовой лысине, похожей на новую змеиную кожу, когда змея сбросит старую. Все они казались ему больными или калеками, и их нездоровый вид можно было отнести на счет и нищеты, и революции, и радиации.

Здание стояло на отшибе и было обнесено высоким забором с облупившейся штукатуркой, но с заново вмурованным поверху битым стеклом. Открыв ворота ключом, который передал ему Ивелич вместе с картой, он заехал на территорию поместья. Его взгляду предстало сожженное здание гасиенды и несколько сохранившихся построек.

Перед тем как войти в старые конюшни, Майский переоделся в защитный комбинезон. Крыша у строения отсутствовала, но все дверные и оконные проемы за исключением одной двери оказались заложенными кирпичами, и было видно, что эти работы — как и латание битым стеклом забора — производились совсем недавно. Ключ, открывший ворота, подошел и к замку на единственной двери. Возясь с ним, он чувствовал, как по спине текут струйки пота, увлажняя трусы. Причиной была жара, а не нервы. Нервничать его заставляли только животные, размером превосходящие муравьев, пища, если она не была приготовлена в виде безвкусной бесцветной массы, люди в форме и женщины. Особенно женщины. Однако атомная бомба в его глазах была чем-то вроде шоколадного суфле для кондитера: набором ингредиентов, которые после добавления в нужной пропорции придавали блюду изысканный вкус. Атомные бомбы были даже лучше суфле: после изготовления их можно было разобрать на части и снова собрать, сделав усовершенствования.

Но не в данном случае. Боеголовка лежала на соломенной подстилке гигантским треснувшим металлическим яйцом, чья зеленая скорлупа обшивки расходилась по швам, сквозь которые сочился красноватый белок. Впечатление было такое, что кто-то вскрыл внутренности, вытащил их и потом засунул обратно. Будто бомбу пытались разобрать, а не украсть.

— Сукины дети! — выругался он.

Дело зашло далеко. Но эта проблема была не его, а Ивелича. В задачу Майского входило лишь приведение устройства в транспортабельный вид. Он осторожно спаял нарушенные контакты, скрепил отошедшие части и собрал все заново, после чего приварил на место кожух. Закончив работу, он снял защитный костюм и убрал в специальный ящик, непроницаемый для ионизирующего излучения. И тут он почувствовал на себе взгляд. Подняв глаза, он увидел стоявшего в дверях молодого человека. Одной рукой тот тяжело опирался на палку, в другой держал пистолет.

— Ивелич просил меня поблагодарить вас за устранение утечки, — произнес он на безукоризненном американском английском. — К сожалению, теперь я должен позаботиться об устранении своей утечки.

Прогремело два выстрела. Последнее, что увидел, падая, Майский, была надпись на ящике — на двух языках: русском и английском: «Не вскрывать: опасное вещество!»

Даллас, штат Техас

21 ноября 1963 года

Очнувшись и открыв глаза, он никак не мог понять, что происходит. Перед глазами все плыло, уши — будто забиты ватой, кожа напоминала просторный мешок, в котором свободно болталось тело. Руки и ноги не слушались, и сначала он даже решил, что опять привязан, и резко рванулся.

— Спокойно! — послышался голос. — С тобой все в порядке.

Он сел, чувствуя, как на шее болтается голова. Кровать. Комната с неприятным запахом. Грязные зеленые стены и мебель со следами затушенных об нее сигарет. Незнакомый мужчина на стуле с прямой спинкой и стаканом в руке. Его худое лицо выражает беспокойство. Сначала он решил, что оно связано с ним, но потом, сообразив, что тот собирается сделать, понял, что это не так: он беспокоится о себе.

— Чандлер, нет! Это БК! Я твой друг!

Человек на кровати сорвался с места — его руки взметнулись вверх, как змеи в броске. Удар в подбородок, в живот, и еще одна серия. Мужчина на стуле повалился на пол, и его обидчик рванулся к двери.

— Чандлер, стой! Я могу помочь тебе найти Наз.

Нападавший замер.

Наз!

Он повернулся.

— БК?

БК вытер кровь из разбитой губы.

— Чандлер? Ты пришел в себя?

Какое-то мгновение Чандлер продолжал стоять покачиваясь, затем принюхался.

— Когда ты пристрастился к виски?

БК подобрал свой стакан и налил выпить себе и Чандлеру.

— Я выяснил, что немного алкоголя позволяет снять напряжение.

Он передал стакан Чандлеру, который с благодарностью выпил содержимое залпом и налил себе еще.

— Ты уверен? — осторожно спросил БК, потягивая виски. — Как-никак ты сутки был без сознания.

— Двадцать пять часов. И одиннадцать минут. Как тебе удалось меня вытащить? Нет, подожди, как ты вообще меня нашел?

— Контора поставила прослушку на телефон Сонг. У меня там работает друг. Он передал мне записи разговоров. Выяснилось, что она звонила Джеку Руби через два дня после того, как сюда направили Мельхиора, и интересовалась, не нужно ли ему новых танцовщиц.

Чандлер кивнул.

— А потом? После всего, что произошло?

— Одна из танцовщиц позвонила в полицию. Я показал им свой жетон ФБР и сказал, что забираю тебя, поскольку ты в розыске за причастность к наркопоставкам.

— Мельхиор…

— Ему удалось ускользнуть. Мне очень жаль.

БК думал, что Чандлера это огорчит, но он только спросил:

— А что с Наз?

— Я разговаривал с Руби. Он утверждает, что Сонг никого к нему не посылала.

— Он лжет! Я видел это в сознании Ивелича.

— Что конкретно ты видел?

Чандлер покопался в памяти, стараясь отделить нужную информацию от тысяч обрывков мыслей из разных сознаний, вертевшихся у него в голове.

— Мельхиор. Он им звонил. И велел привезти Наз сюда.

— А ты видел, чтобы они действительно ее сюда привозили?

Чандлер отрицательно покачал головой, и тогда он сказал:

— Думаю, это просто ловушка. И приказ Мельхиора, и звонок Сонг Руби. А целью было заманить тебя сюда.

— Не понимаю.

— Мельхиор знает, что солгать тебе невозможно, поэтому принял самое простое решение. Он снабдил Ивелича дезинформацией, надеясь, что рано или поздно ты обязательно явишься в заведение мадам Сонг. Звонок Руби был просто страховкой. В случае… о Господи!

БК бросился к телефону.

— Что случилось?

БК не стал отвечать. Он набрал десятизначный номер, нетерпеливо постукивая ногой, пока диск возвращался на место после каждой набранной цифры.

— Ну же, Джаррелл, возьми трубку! — умоляюще повторял он и, не в силах сдержаться, залпом опустошил свой стакан с виски.

— Так в чем дело? — не унимался Чандлер.

— Думаю, Мельхиор мог догадаться, что утечка была из ЦРУ. Если он выяснит, что ее источником был Джаррелл… — Он нажал на рычаг и набрал другой номер. — Могу я поговорить с Чарлзом… извините, с Вэрджилом Паркером? — В наступившей паузе Чандлер видел, как у БК вытянулось лицо. — Когда это случилось? — спросил он и добавил: — Нет. Мне нужен был именно он. Спасибо.

— БК? — окликнул Чандлер. — Что происходит?

— Сегодня после обеда жилье Джаррелла сгорело.

— Его убили? — Получив утвердительный ответ, Чандлер продолжил: — Ты считаешь, это дело рук Мельхиора? Но какое отношение имеет Джаррелл ко мне или Наз?

— Никакого.

— Тогда…

— Неужели ты не понимаешь? Мельхиор хотел, чтобы мы были в курсе его пребывания здесь. Он убивает всех, кто видел его в лицо или знает о нем хоть что-нибудь.

— Ты думаешь, он хочет нас убить?

— Меня — наверняка. Тебя — не знаю. Зависит от того, можешь ли ты быть для него полезным. — БК потянулся за стаканом — его руки дрожали. — Это моя вина. Джаррелл говорил, что я его подставил, когда явился к нему домой, причем не раз. — Он посмотрел на Чандлера. — Но он был моей единственной зацепкой, чтобы найти тебя.

— Ты не можешь винить себя, БК. Это Мельхиор втянул тебя в это дело. И убийство тоже дело рук Мельхиора.

БК промолчал.

— Но зачем он здесь, если не собирался привозить сюда Наз? — недоумевал Чандлер.

— Его послали за оперативником, Каспар его имя.

— У тебя есть его адрес?

— Целых четыре плюс адрес работы. Все адреса — меблированные комнаты, а это значит, вокруг могут быть люди.

— И что?

— Ради Бога, Чандлер. Я понимаю, как ты волнуешься, но нельзя терять головы. Во-первых, если поднимется шум, кто-нибудь может вызвать полицию. А поскольку ты должен находиться в заключении, это будет выглядеть не лучшим образом, особенно если выяснится, что у меня поддельные документы ФБР. А если Каспар вооружен, то может открыть стрельбу.

— Я не боюсь…

— Речь не о нас, Чандлер. Речь о других. Мы не можем рисковать их жизнями ради спасения Наз.

Чандлер стукнул кулаком по тумбочке.

— Послушай, — сказал БК. — Я понимаю, что ты чувствуешь. Сейчас два часа ночи. Мельхиор либо уже повстречался с Каспаром, либо увидится с ним только завтра. Тогда мы их и перехватим.

Чандлер так нервничал, что никак не мог унять дрожь в руках. Он боялся, что опять начнет все крушить, что ударит БК, и, вскочив на ноги, стал расхаживать по номеру, стараясь успокоиться.

Ему бросилась в глаза газета, лежавшая на кровати.

Предвыборное турне президента.

Он взял газету, посмотрел на нее и бросил обратно.

— Я все время хотел спросить тебя про тот рисунок в газете.

— Президента? — непонимающе переспросил БК.

— Мальчика. Пылающего мальчика. — Чандлер взял бутылку и разлил виски по стаканам. — Откуда ты знал, что это я?

— A-а, это. — БК помолчал и пояснил: — Потому что это мое видение.

— Твое?!

— Это мой кошмар. Наверное, ты видел его, когда я приезжал в Миллбрук.

— Ты был в Миллбруке?

— В самом конце. Когда Мельхиор забрал тебя и Наз. — Он сделал глоток. — Мой отец воевал в Корее. Он говорил, что это была ужасная война. Бессмысленная. С обеих сторон погибли миллионы мирных жителей, а все закончилось тем, с чего начиналось. Отец рассказывал, что они использовали новый вид оружия. Зажигательную и огнеметную смесь под названием «напалм». Обычно, когда сбрасывали напалмовые бомбы, американская пехота находилась далеко, но в тот раз, как он рассказывал, произошла какая-то накладка и его подразделение оказалось всего в полумиле от города с населением пятьдесят тысяч, которое подверглось бомбардировке. Все строения превратились в пепел за считанные секунды. Большинство жителей умерли мгновенно, но жителям пригородов повезло меньше. Отец рассказывал, что видел их темные фигуры на фоне горящих зданий. Они метались, потом падали. Но одному мальчику удалось вырваться, и все его тело было объято огнем. Он бежал прямо на американских пехотинцев, а те не могли сдвинуться с места и просто смотрели. Казалось, если он добежит до них и коснется, они тоже сгорят, и сгорят заслуженно. — БК покачал головой: — Но он не добежал и упал раньше. Это понятно — ведь до них оставалось еще четверть мили. Никто не смог бы пробежать так далеко. Если тело объято пламенем.

Чандлер открыл рот и замер.

— Я бы сказал, мы живем в ужасном мире, но что это изменит?

БК пожал плечами.

— Не знаю, почему это произвело на меня такое впечатление. Это было воспоминанием отца, не моим. Но много лет мне это снилось. Снился тот мальчик. Не думаю, что он хотел на них напасть. Думаю, он хотел им что-то сказать.

— Сказать — что?

— Не знаю — может быть, предупредить.

— Предупредить?

— О последствиях. О том, что никакая победа не является чистой или окончательной. — Он перевел взгляд на Чандлера. — Мы найдем ее, Чандлер. И не важно, сколько это займет времени.

Немного помолчав, Чандлер спросил:

— У тебя есть «кислота»?

БК вытащил из кармана небольшой прямоугольник промокательной бумаги.

— С наилучшими пожеланиями от Ричарда Альперта. Если бы ты только меня дождался…

— Ладно, ладно, — смеясь, сказал Чандлер, не давая БК договорить. — По крайней мере об этом беспокоиться нам не нужно. — Он потянулся к бутылке и разлил по стаканам виски. Через шесть часов БК проснулся абсолютно голым, мучаясь от головной боли и сухости во рту. Чандлер исчез.

Провинция Матанзас, Куба

22 ноября 1963 года

Джанкана предоставил четырех человек и катер, но последнюю милю Ивелич заставил их идти на веслах. Береговая линия была пустынной, на сколько хватает глаз, но Ивелич решил подстраховаться и велел выключить двигатель.

Гарса, с палкой в левой руке и разбитым фонарем — в правой, ждал их у причала.

— Товарищ! Рад нашей новой встрече.

— Новой? — Ивелич прищурился в фонарном свете. — Так это был ты? Там, в Камагуэй? Значит, лекарство помогло.

Гарса улыбнулся:

— Извини, я направил тебя по ложному следу.

— Что было, то прошло, как говорят американцы. Займемся лучше делом — скоро рассвет.

— Рыбаки выйдут раньше. — Гарса посветил фонарем позади себя, и луч света выхватил старый грузовик. Ржавчины в нем было больше, чем железа. — Она в кузове.

Даже впятером — бедро Гарсы еще не зажило, чтобы он мог поднимать тяжести — им понадобился почти час для погрузки полутонной бомбы на катер. Небо на горизонте посветлело, какая-то птица затянула в лесу громкую одиночную трель.

— Насколько я понимаю, вы мне кое-что привезли, — проговорил Гарса, когда они закончили.

Ивелич спустился вниз и вскоре вышел — на плече он тащил тело Наз. Он положил ее на причале и передал Гарсе пузырек из темного коричневого стекла с глазной пипеткой в пробке.

— Держи ее без сознания, пока не окажетесь на месте. Поверь, ты в этом заинтересован больше всех.

— Как скажешь, — ответил Гарса, посмотрев на безжизненное тело, лежавшее на досках. — Это всё?

— Думаю, с последним я справлюсь сам, — сказал Ивелич, вытаскивая пистолет.

— Что за… — начал Гарса, но Ивелич уже открыл огонь. Через десять секунд четыре подручных Джанканы были мертвы. Ивелич вернулся на катер. Гарса думал, он выбросит тела за борт, но тот только отпихнул ногой убитого мафиози от штурвала.

— Вы вступили в круг избранных, мистер Гарса, — произнес Ивелич, заводя двигатель. Кажется, с атомной бомбой в трюме он более не испытывал беспокойства, что его могут засечь. — Желаю тебе не забывать, как высока входная плата. Я выброшу тела в море, — добавил он. — И тебе не придется их закапывать.

— Спасибо. Стало быть, к мисс Хорошие Манеры это не относится. — Гарса пнул ногой лежавшую на причале девушку. — Какие еще будут указания?

Ивелич отчаливал.

— Она должна жить. Как поступить с ребенком — решай сам.

— Ребенком?

— Похоже, она залетела, — ответил Ивелич не оборачиваясь.

Нос катера смотрел в сторону моря. Ивелич открыл дроссельный клапан, и катер с ревом набрал скорость. Когда он исчез на горизонте, Гарса перевел взгляд на прекрасное лицо спящей девушки и сообразил, что русский так и не сказал, как же ее зовут. Вот тебе и «мисс Хорошие Манеры».

Он нагнулся, чтобы поднять ее — дотащить с больной ногой тело до грузовика будет непросто, — но как только он дотронулся до нее, глаза ее открылись. От неожиданности Гарса отпрянул.

Девушка, не озираясь, устремила взгляд прямо ему в глаза.

— Где я?

Ее глаза казались глубокими, как лагуна, и чем больше Гарса смотрел в них, тем в большую пучину погружался. Вдруг он сообразил, что не знает, на каком языке она к нему обратилась: на английском или испанском.

— Eres en Cuba[43], — тихо ответил он и добавил: — Мисс Хаверман. — Он смутно понимал, почему Ивелич не называл ее имени, но как еще ее могли звать?

Наз продолжала смотреть ему в глаза. Она ничего не говорила — во всяком случае, ее губы не шевелились, — но Гарса не сомневался, что она задала вопрос. Попросила об услуге. Ответ мог быть только один.

— No te preocupadas[44], мисс Хаверман, — ответил он и никогда в жизни не был так искренен. Он бросил палку и взял девушку на руки. Если нога и болела, он этого не чувствовал. — Не волнуйтесь. Я позабочусь о вас.

Даллас, штат Техас

22 ноября 1963 года

«Кретин, кретин, кретин!» — злился на себя БК и, не находя от досады места, выскочил на балкон. Небо было затянуто серыми тучами, и моросил мелкий дождь. За три последних дня Чандлер от него сбегал уже во второй раз. Ну почему он не приковал его наручниками к кровати?

Там, где он вечером поставил машину, асфальт был мокрым. Значит, Чандлер уехал уже давно. Молодая пара укладывала чемоданы в светло-голубой «рэмблер», и БК крикнул:

— Подождите!

— Что-то случилось? — доброжелательно улыбнулся муж, когда БК подскочил к машине.

— ФБР! — БК махнул жетоном, купленным за пять долларов. — Я забираю машину по служебной необходимости. — Только сейчас он заметил на сиденье младенца и передал его изумленной матери.

Карты в машине не было, и ему понадобился почти час, чтобы добраться до первого адреса из тех, что дал ему Джаррелл. Слава Богу, он их запомнил — Чандлер забрал список с собой, хотя и утверждал, что все помнит. По этому адресу в самой северной части города стоял неказистый одноэтажный сельский дом, окна которого были завешены мятыми занавесками. БК проехал мимо и припарковался чуть дальше, а к дому вернулся пешком, стараясь держаться в тени дубов вдоль дороги. Дождь к тому времени уже кончился, и влажный воздух клубился, насыщенный испарениями. За бурого цвета газоном, сейчас мокрым после дождя, явно не следили: не поливали, не стригли. Более того, из трещин в асфальте на подъездной дорожке росла высокая трава, свидетельствуя о том, что по дорожке давно не ездили.

В этом доме никто не жил.

БК подумал, что возможны два варианта. Первый — маловероятный — заключался в том, что дом использовался как отвлекающий маневр, чтобы БК и Чандлер не смогли найти Мельхиора. При втором варианте, представлявшемся более правдоподобным, здесь устроена западня.

БК тут же пригнулся и под укрытием неровного забора, отделявшего участок от соседей, повернул к заднему входу. Он посмотрел в щель и, не заметив ничего подозрительного, перескочил через ограду и ползком добрался до угла дома. Первое окно оказалось без занавесок, а в комнате за ним — только пружинный матрас и раскрытый шкаф с несколькими пустыми вешалками. Он попробовал открыть окно, но оно оказалось запертым. БК перешел ко второму — на этот раз узкому — окну в маленькой ванной. Однако здесь шпингалет был сломан, а на мокрой земле виднелись свежие следы. БК почему-то не сомневался: они принадлежат Чандлеру. Сначала он почувствовал облегчение, а потом злость — он его точно убьет при встрече!

Чтобы протиснуться в оконный проем, ему пришлось снять пиджак, но все равно оно оказалось таким узким, что у него оторвалась пуговица на рубашке. Она упала на линолеум с легким стуком, который отозвался у него в голове громким выстрелом, однако в доме по-прежнему царила тишина. Дверь ванной открывалась в коридор. Налево были спальни, направо — жилые комнаты. Мельхиор вряд ли будет ждать его в спальне. Вытащив пистолет, БК пошел направо.

До конца коридора было всего три шага, и благодаря ковру БК их проделал беззвучно. Он заглянул за угол: так и есть — в комнате сидел человек. Но не Чандлер.

Мельхиор!

Он сидел спиной к БК на деревянном стуле, лицом к двери. На коленях его лежал какой-то длинный предмет. Винтовка? Нет, это был зонтик. Сухой — из чего следовало, что Мельхиор здесь давно. Несмотря на его ровное и глубокое дыхание, БК знал: тот не спит. Ждет.

БК навел пистолет на голову Мельхиора и взвел курок.

— Не двигайся!

Мельхиор не пошевелился. И даже не вздрогнул. Он продолжал сидеть — так тихо, что БК даже засомневался, не спит ли он, но вдруг услышал голос:

— Ну и ну! Бо-Кристиан Керрей. Тебе удалось меня выследить! Поздравляю.

— Подними руки, чтобы я их видел.

— Так? — Мельхиор раскинул руки, как распятый Иисус. — Или так? — Он вытянул их вверх, как Супермен из комикса.

— Ложись на пол, и руки в стороны!

— Встать, сесть, лечь. Совсем как в армии. — Он поднялся, и зонтик, соскользнув с колен, упал на пол. Мельхиор перешагнул через него и, продолжая держать руки над головой, опустился сначала на одно колено, потом на оба и наклонился к самому полу. — А если серьезно, бьюсь об заклад, что наручников у тебя нет. И что ты будешь делать? Воспользуешься галстуком?

БК размышлял как раз об этом. Со злостью он потянулся к узлу, чтобы ослабить его.

Мельхиор ждал именно этого момента. БК даже не понял, как тому удалось запустить в него стулом, который ударил его по руке с пистолетом. Прогремел выстрел, и пуля вырвала из стены изрядный кусок штукатурки, но пистолет БК все же не выронил. Мельхиор тем временем вскочил на колени и, схватив зонтик, выставил его перед собой как меч.

БК невольно улыбнулся:

— Что это…

Послышался свистящий звук, и БК почувствовал удар такой силы, будто ему в живот с разбегу врезался головой лайнбекер[45]. Он отлетел назад, ударился о стену и, выронив пистолет, упал лицом вниз.

Он умер, еще не коснувшись пола.

У БК было целых пять адресов Каспара, и Чандлер в каждом из пяти случаев понятия не имел, где это. По счастью, во взятой напрокат машине БК нашлась карта.

Он решил начать с северной части Далласа. Чандлер не знал, насколько сильной была доза в «промокашке», добытой БК у Ричарда Альперта, поэтому оторвал половину и проглотил, продолжая движение. Добравшись до одноэтажного здания без признаков его обитаемости, он попытался обнаружить сознание людей, которые там предположительно находились, но у него ничего не вышло. Решив все равно проникнуть в дом, он зашел с заднего дворика и выставил полусгнившую оконную раму. Осмотр лишь подтвердил то, что он уже знал: в доме никого не было, и, если судить по толстому слою пыли везде, сюда уже давно никто не заглядывал.

Следующий адрес был на Марсалес-стрит. Чандлер приехал туда в шестом часу утра. Какая-то пожилая женщина уже была на ногах и мыла посуду. Она рассказала, что ее жильцы работают на фасолевой фабрике в Форт-Уорте в первую смену, а та начинается в семь. Она хорошо помнила Каспара, хотя знала его под другим именем. Чандлер понял это лишь потому, что разглядел в ее сознании лицо того, кого искал.

— Да, конечно, Ли Освальд. Странный юноша, хотя что взять с человека, который носится с кубинскими памфлетами, да еще и женился на коммунистке! Она, правда, хорошенькая, если, конечно, на лице нет синяков…

— Он бил ее? — Чандлер невольно подумал о Наз.

— У него бывали приступы ярости, — сказала она так обыденно, будто речь шла о мухах, которые умудрялись проникать в дом, несмотря на сетку на окнах. — Даже не могу вам сказать, что конкретно их вызывало. Обычно — какие-то статьи в газетах. То о Кастро, то о президенте. Потом о Хрущеве или главаре мафии, которого брат Кеннеди песочил по телевизору. Он из тех, кому есть дело до всего на свете. Да поможет Бог несчастным, желающим во всем разобраться…

— А он говорил, куда собирался?

— Я слышала, его жена уехала в Новый Орлеан. Он поехал к ней — думаю, чтобы вернуть назад… — Она передернула плечами. — Он найдет ее! У него не все в порядке с головой, но он точно из тех, кто не остановится, пока не добьется своего…

Чандлер немного покопался у нее в сознании, чтобы убедиться: она говорит правду и ничего не скрывает. Больше она ничего не знала. Каспар не особенно ее интересовал.

Затем Чандлер отправился на Бекли-стрит и добрался туда в половине седьмого. Хозяйка подтвердила: Каспар там жил — она знала его как Ли, но он сказал, что это его фамилия, а называть просил по инициалам — Х.О. Еще она сообщила, что мистер Ли провел здесь ночь с женой, перед тем как уехать в Ирвинг.

— Ирвинг? — переспросил Чандлер и достал бумажку с адресами. — Дом 2515 по Уэст-Фифс?

— Кажется, да…

Чандлер, не дослушав, сел в машину и покатил туда.

Автомобилей на улицах становилось все больше, и ехал он почти час. Чандлер чувствовал: действие наркотика заканчивается, — значит, времени у него осталось совсем мало. Он даже удивился, что ЛСД по-прежнему продолжал действовать, ведь он его принял часа три назад. Сильные дозы запускали в действие мощные процессы метаболизма, после чего он чувствовал себя совершенно разбитым. Слабые же — напротив — расходовались очень экономно, и он мог даже забыть, что принимал наркотик, если бы не способность вытаскивать образы из чужого сознания и, разумеется, заменять их своими.

В Ирвинге дверь ему открыла женщина лет тридцати. Каспар уже ушел, сказала она, так как до работы его подбрасывает…

Чандлер не стал дожидаться, пока она договорит, и вытащил имя у нее из сознания. Уэсли Фрейзер. Он жил на той же улице. Чандлер бегом понесся туда. Дверь открыла молодая женщина. Сестра Фрейзера.

— Уэс и Ли уже уехали…

Чандлер напрягся и с такой силой стал рыться в ее сознании, что женщина пошатнулась. Он увидел, как Каспар кладет на заднее сиденье «шевроле» пятьдесят девятого года выпуска, на котором ездил Уэсли, длинный сверток, завернутый в коричневую бумагу.

Сестра Фрейзера стояла в дверях, раскачиваясь, как травинка на ветру. Чандлер продолжил поиски и увидел, как пару месяцев назад Уэсли сообщил сестре, что нашел работу на техасском книгохранилище школьных учебников, и та спросила его, не найдется ли там места для мужа Марины Ли.

— Я как-то слышала, она назвала его Алик, — говорила меж тем сестра. — Как ты думаешь, может быть, Алик — это на русском Ли?

Чандлер собрал все свои силы — сестра Фрейзера рухнула на диван. Она не знала точного адреса книгохранилища, но это где-то на Дили-Плаза. У нее в голове промелькнул обрывок какой-то информации, и последние силы Чандлера ушли на то, чтобы вытащить его. Это оказалась первая страница газеты. Карта. Маршрут президентского кортежа. Он проследил за стрелками: Мейн-стрит, Хьюстон-стрит, Элм-стрит.

— Ну да, — рассеянно произнесла сестра Фрейзера, хотя Чандлер ничего не спрашивал. — Это там.

— Спасибо, — поблагодарил Чандлер и побежал к машине.

Минут через пять женщина удивленно заморгала и обратила внимание на открытую дверь.

— Проклятая цветочная пыльца! — пришла она к выводу и шагнула к двери. — Голова просто раскалывается!

Уэсли не закрывал рта всю дорогу, обсуждая дождь, садящийся аккумулятор, визит президента. На пассажирском сиденье, закрыв глаза и сложив на коленях руки, тихо сидел Каспар и размышлял о несправедливости происходящего. Он как-никак шпион, черт побери! Работал на Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов Америки и Комитет государственной безопасности Союза Советских Социалистических Республик. Вымышленных имен у него больше, чем клеток в головном мозге у этого кретина, сидящего за рулем. Он входил в элитную группу Умника, а сейчас его подбрасывают на работу, потому как собственная машина ему не по карману, да и водительских прав у него нет. А рисковать сегодня никак нельзя.

— Я слышал, он победил в шестидесятом только потому, что заплатил мафии и та вбросила лишние бюллетени в Чикаго, — бубнил Уэсли, — но на этот раз Джонсон вряд ли отдаст ему Техас или Джорджию. Во всяком случае, по вопросу Билля о правах…

«Шевроле» подскочил на выбоине, и на заднем сиденье длинный предмет, завернутый в бумагу, отозвался металлическим лязгом.

— Карниз для шторы, — пояснил Каспар, хотя Уэсли ни о чем и не спрашивал. А Каспар говорил об этом, когда они садились в машину, и даже вчера, когда он просил подвезти его до работы. Он объяснил, что останется на ночь у Марины в Ирвинге, чтобы проведать дочерей и забрать карниз для штор, который она ему купила, чтобы он мог повесить его в своей комнате на Бекли-стрит.

— Думаю, я все равно схожу посмотреть на него, — гнул свое Уэсли. — В газетах писали, кортеж проедет около полудня, может, в полпервого, так что я, наверное, проведу обеденный перерыв в парке и помашу им рукой, когда он будет проезжать с Джеки. А она действительно классная! Надо будет найти какой-нибудь ориентир, чтобы не пропустить их. Ориентир, — повторил он и задумчиво добавил: — Странное все-таки слово.

— Это почему? — заинтересовался Каспар.

— Непонятно, как оно получилось. «Ориент» — это нечто восточное, а «тир» — ясное дело, «стрельба»…

Когда они приехали, Каспар выскочил из машины, даже не подождав, пока она остановится, и, схватив завернутый в бумагу предмет, сунул его под мышку, стараясь напустить на себя беззаботность. Ему самому показалось, что такая поспешность выглядела довольно-таки подозрительно, будто он что-то прятал, но если начать перекладывать сверток, будет еще хуже, поэтому он просто быстрым шагом припустил к зданию. Уэсли, оставшись в машине, чтобы погонять двигатель и подзарядить аккумулятор, опустил стекло и прокричал вслед Каспару, не подвезти ли его вечером домой. Тот ответил, что не станет возвращаться в Ирвинг. Почему — Уэсли не спросил.

— Будь ты проклят!

Мельхиор, продолжая держать зонтик, со злостью разглядывал лежавшего лицом вниз БК. Все должно было произойти не так. Он ждал Чандлера, и транквилизатор предназначался для него, а не для БК. Вчера по телефону Келлер сообщил ему новую формулу, и Мельхиор целый день провел в поисках нужных ингредиентов: какие-то удалось купить, какие-то — украсть, и все равно того, что удалось достать, хватило только на один дротик. Келлер не сомневался, что этого будет достаточно, чтобы вывести из строя даже Чандлера. Мельхиор поинтересовался, насколько сильным было действие смеси.

— Постарайтесь не уколоть палец, — ответил Келлер, — а то заработаете химическую лоботомию.

Мочевой пузырь лежавшего на полу детектива опорожнился, и на ковре расплылось темное пятно. Мельхиор перевернул БК ногой, проверил пульс и убедился, что тот мертв. Из живота торчала толстая игла. На рубашке не хватало пуговицы, на царапине засохла кровь. Рубашка оказалась последней каплей, доконавшей Мельхиора. Не кровь, не мертвое тело, а именно чертова рубашка: ослепительно белая, из чистого хлопка и с элегантными серебряными запонками. За три недели с этим человеком произошли разительные перемены, полностью его преобразившие. Ради того чтобы выследить Мельхиора, Чандлера и Наз, БК превратился сначала в щеголя, а теперь в труп.

— Будь ты проклят, агент Керрей!

Мельхиор опустился на колени, стараясь держаться подальше от лужи мочи, и со злостью обнажил грудь детектива. От резкого движения на рубашке оторвались и разлетелись по сторонам еще три пуговицы. Сунув руку в карман, Мельхиор вытащил небольшой плоский футляр на «молнии». В нем было несколько шприцев, один из которых — с длинной иглой, пара пузырьков с эпинефрином и еще сигара «Ла Глориа Кубана», которую он собирался выкурить, когда Чандлер окажется на борту самолета Сонг. Келлер настоял, чтобы Мельхиор прихватил с собой эпинефрин, если тело Чандлера, даже наделенное столь необычными возможностями, не выдержит мощного воздействия транквилизатора. Мельхиор приготовил шприц и с размаху вонзил его в грудь БК с такой силой, что хрустнуло ребро. Тело БК забилось в диких судорогах, и иголка едва не сломалась. Это вполне могло бы оказаться coup de grace[46], не успей Мельхиор ее вытащить и отскочить назад. БК, всхлипнув, закашлялся, и его вырвало.

Пока БК приходил в себя, Мельхиор усадил его на стул, закатал рукава и штанины и крепко стянул скотчем запястья и щиколотки. Он сделал это не потому, что пожалел дорогую одежду, а чтобы БК не попытался сгоряча освободиться. Наконец глаза БК постепенно стали проясняться, но тело по-прежнему его не слушалось. Голова упала на грудь, и только глаза следили за тем, как Мельхиор его связывает. Он хранил молчание и вел себя очень тихо, поэтому его вопрос прозвучал так неожиданно, что Мельхиор невольно вздрогнул.

— Зачем?

Мельхиор не ответил и обмотал лентой грудь и бедра детектива.

— Зачем ты меня спас?

Мельхиор отмотал от рулона большой кусок ленты.

— Сплюнь!

— Чт…

Мельхиор ударил его по щеке.

— Сплюнь!

БК выплюнул себе на колени смесь желчи, крови и слюны, и Мельхиор заклеил ему рот, дважды обмотав голову скотчем. И только после этого ответил.

— Сам не знаю, — сказал он и, отступив, оглядел связанного детектива, будто тот был наряженным манекеном, которого собирались выставить в витрине. — Назовем это совестью. Каждому человеку нужен кто-то, чтобы оставаться честным перед самим собой и не лгать хотя бы себе. Думаю, такой человек для меня — ты. На случай, если я когда-нибудь забуду, что мои действия незаконны и аморальны. На случай, если я начну их путать с добродетелью или предначертанием. Я обыкновенный бандит, Бо, и твое существование постоянно мне об этом напоминает. Timor mortis exultat me. Страх смерти возбуждает меня.

Он наклонился так близко, что БК ощущал тепло его лица.

— По моему разумению, — тихо произнес он, — ты оказался втянутым в это дело несправедливо. Начал как пешка в чужой игре без всяких шансов на успех. Черт, когда я впервые встретил тебя, то принял за абсолютного пустышку, но ты умудрился выжить и извлечь уроки. И посмотри на себя сейчас: ты меня едва не взял этим утром. Поэтому я дам тебе совет: в следующий раз, когда мы встретимся, сначала стреляй и только потом задавай вопросы. Потому что я сам поступлю с тобой именно так.

Он выждал паузу, разглядывая БК со смешанным чувством презрения и любопытства. Из-под парика у него катились капельки пота, а жаркое дыхание обжигало кожу детектива.

— После того, что случится сегодня, будут говорить, что мир изменился, — наконец прошептал он. — Но ты этому не верь. Общество раскололось уже очень давно, и изменить это не под силу ни тебе, ни мне, ни Чандлеру, ни даже Джеку Кеннеди. Тебе надо прочитать книгу, которую дал директор, или «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери, или «1984» Оруэлла, да того же «Маньчжурского кандидата», положившего начало проекту «Орфей». Научные фантасты всегда знали, что добро и зло вовсе не взаимоисключающие понятия, что уж говорить о капитализме и коммунизме. Что чем дольше длится борьба, тем больше воюющие стороны становятся похожими друг на друга. Однако то, что раньше было только вымыслом фантастов, с сегодняшнего дня превратится в реальность. И при этом правду станут выдавать за ложь, списывая все на «субъективность» и «недоверие к властям». Наступивший хаос подменит истинные причины, пока не появится кто-то или что-то, в чьих силах успокоить людей верой в то, что какие-то истины являются непреложными. Например, Бог, или Отчизна, а может быть — кто знает, — эгоизм как антипод самобичевания и самосовершенствования. Но как бы ни развивались события, обязательно найдутся те, кто на страхах людей урвет огромный куш. — Мельхиор чуть отступил назад. — Я двадцать лет в разведке и никогда этого не понимал, — сказал он, качая головой. — Однако после встречи с тобой, по глупости верящим всему, что говорит правительство, даже если подвергается за это преследованию, все встало на свои места. И чтобы показать свою признательность за полученный дар, я тоже хочу тебе кое-что подарить.

Он наклонился и с подчеркнутой интимностью крепко поцеловал БК в губы, прижавшись к ним так сильно, что детектив почувствовал это даже через два слоя скотча. Ему было не больно. И даже совсем не походило на поцелуй, но на него накатилась такая волна тошноты, что он с трудом удержался от рвоты.

Мельхиор выпрямился и улыбнулся, оглядывая БК, совсем как отец, гордящийся сыном, затем протянул руку, чтобы смахнуть у него с кончика носа повисшую каплю. БК и сам не знал, была ли она потом, слизью или даже слезой.

— Бо-Кристиан Керрей, — торжественно и в то же время искренне и даже заботливо произнес Мельхиор. — Это ты — пылающий мальчик. И ты — педик!

Но и это было еще не все. Он сунул руку в карман брюк БК и задержал ладонь у него на бедре. БК отвернулся и закрыл глаза — из носа со свистом вырывался воздух, раздувая пузыри сочившейся слизи.

Неожиданно рука исчезла, но глаза БК смог открыть не сразу. В тусклом свете Мельхиор разглядывал кольцо Наз.

— Вряд ли оно тебе еще понадобится, верно?

Перед тем как уйти, Мельхиор включил телевизор.

— Я знаю, что днем его смотрят только домохозяйки, — сказал он, идя к двери. — Но я советую тебе посмотреть. Сегодня там могут показывать нечто очень интересное.

Оставив Уэсли в машине, Каспар зашагал прямо на шестой этаж. Он прошел между покрытыми пылью коробками с книгами до углового окна и прислонил к стене завернутый в бумагу сверток. Коснувшись пола, тот издал металлический лязг. Каспар водрузил несколько коробок одна на другую, чтобы с улицы его не было видно, а три коробки уложил под окном так, чтобы на них можно было встать. Он не мог заставить себя выглянуть в окно, но видел, что ветер разогнал тучи, и теперь устроенное им гнездо из коробок заливает солнечный свет. День обещал быть чудесным. Наверняка к обеду в парке соберутся толпы людей, чтобы поприветствовать президента и первую леди.

Чандлер устроился в тени деревьев восточной части Дили-Плаза, стараясь держаться как можно дальше от книгохранилища, но при этом не терять из виду вход. Он дождался приезда Каспара и принял оставшуюся половину наркотика, затем двинулся в сторону шестиэтажного здания и остановился, когда смог улавливать сознание десятков работавших в нем людей. Искать ему пришлось недолго. Волнение Каспара выделяло его сознание на фоне других, как сигнальный огонь. Его мысли были заняты Мельхиором. Мельхиором, президентом Кеннеди и винтовкой, которую он спрятал на шестом этаже возле углового окна. Но самого Мельхиора Чандлеру обнаружить не удалось.

Увидев винтовку и узнав, для чего она нужна Каспару, Чандлер занервничал. Если он попытается остановить Каспара или — упаси Бог! — наведет на него полицию, то навсегда лишится возможности поймать Мельхиора и узнать, где тот держит Наз. И еще он видел, что Каспар не хотел выполнять задание и не собирался этого делать. С ним должен был связаться Мельхиор и отменить задание до того, как Каспар нажмет на курок. Каспар рассчитывал, что Мельхиор непременно появится. Чандлер проник в сознание Каспара и теперь знал: убийца ему не лгал. Вопрос заключался в другом: не солгал ли ему Мельхиор, как он это уже сделал, попросив Сонг и Ивелича отправить Наз в Даллас? Чандлер понимал, что на карту поставлено очень много — жизнь не обычного гражданина, а президента, и, возможно, судьба всей страны. Однако он не мог упустить свой последний и самый реальный шанс найти Наз и решил ждать, укрывшись в тени деревьев.

Чтобы держать сознание Каспара под контролем на таком расстоянии, он расходовал много энергии и теперь ощущал приближение знакомого чувства слабости. Конечно, сейчас он не чувствовал себя таким разбитым, как в предыдущих случаях, но его уже начинала одолевать зевота, и он несколько раз ударил себя по щекам, чтобы не заснуть. Теперь он понимал, что для принятия дозы ему следовало дождаться появления Мельхиора.

— Извините, — сказал он, обращаясь к пожилой негритянке с белым младенцем в коляске. — Вы не знаете, когда ожидается проезд президента?

— Вы пришли слишком рано. В газетах писали, он должен проехать здесь в районе половины первого. А сейчас…

— Десять сорок две, — закончил Чандлер. Он сделал вид, что посмотрел на часы, но это было неубедительно, поскольку никаких часов на руке у него не было. Женщина нахмурилась и покатила коляску дальше.

Он улавливал обрывочные мысли прохожих. Просто поразительно, какими они были банальными! Что-то съесть, что-то выпить, кого-то трахнуть. Господи, как же я ненавижу моего босса/жену/мужа/родителей. Возле небольшого пруда сидел мужчина, поджидавший свою секретаршу, с которой у него был роман. Когда он мысленно произнес, обращаясь к ней: «Не могли бы вы, мисс Кларксон, помочь мне в одном щекотливом деле?», они оба одновременно хмыкнули, оценив двусмысленность просьбы. Мужчина нервно посмотрел на Чандлера, и тот поспешил отвернуться. За последний месяц новообретенные способности Чандлера каким-то образом стали неотъемлемой частью его мироощущения. Он поймал себя на мысли, что без них не только чувствует себя уязвимым и чего-то лишенным, но ему просто скучно и неинтересно. Эта мысль наполнила его чувством стыда, а угрызения совести породили мечты о мести. Он заставит Мельхиора заплатить за все, что тот с ним сделал, а потом, если ему не удастся снова стать нормальным, покончит с собой и положит конец бесконечному бегству и насилию. Когда Наз окажется в безопасности, он решит проблему — так или иначе.

Но где же все-таки Мельхиор?

Все утро его не покидало чувство, что кто-то за ним следит. Он так часто озирался и вертел головой, что один из сослуживцев даже пошутил, что он нервничает сильнее, чем женатый мужчина, пригласивший любовницу в семейную спальню. Наконец, за несколько минут до полудня, он поднялся из-за стола.

— Пойду перекушу, — сказал он, и начальник согласно махнул рукой, не поднимая головы.

Он медленно дошел до лестничной площадки — и прыжками взлетел на шестой этаж. Когда он проходил мимо лифта, его двери открылись, и вышедший из него Чарли Гивенс спросил, поедет ли он вниз пообедать.

— Нет, сэр, — ответил Каспар, остановившись. Гивенс пожал плечами, забрал пачку сигарет, которую забыл на одной из коробок, и вернулся в лифт. Каспар подождал, пока лифт уедет, и пошел на свой пост в юго-восточном углу здания. По пути он заметил тарелку с объеденными куриными костями, но на этаже никого не было. В раскрытые окна доносился приглушенный рев мотоциклов.

Каспар извлек из укромного места свой сверток и развернул его, стараясь не производить шума. Он быстро собрал винтовку системы «Маннлихер — Каркано», отложил ее и в первый раз выглянул отсюда на улицу.

— Проклятие!

Стык Хьюстон-стрит и Элм-стрит загораживали кроны дубов. Раньше он этого знать не мог. Убедиться в этом мог только человек, замышлявший убийство и выбравший для этого данное место. Ему придется дождаться, пока кортеж не повернет на Элм-стрит и не окажется прямо внизу, после чего начнет удаляться. Тогда ему придется высунуться из окна с винтовкой. И кто-нибудь на Дили-Плаза его непременно заметит, закричит и предупредит президентскую охрану.

Но ничего этого наверняка не случится. Правда, Мельхиор просил его все делать так, будто он действительно собирается стрелять.

В парке уже собрались зрители. Каспар прильнул к оптическому прицелу и стал разглядывать лица.

Где, черт возьми, Мельхиор?

За последний час движение стало совсем плотным, а к обычным обеденным пробкам добавилось то, что перекрыли все улицы, прилегающие к маршруту президентского кортежа. Мельхиор двигался с севера, где транспорта было меньше, но все равно опаздывал, и добрался до Дили-Плаза лишь в первом часу. Он оставил машину БК сразу за книгохранилищем и пошел вдоль западной стороны здания, рассудив, что Чандлер сейчас уже в парке и скорее всего прячется где-то в тени на восточной его оконечности. День оказался теплым, из-под парика, который дала ему Сонг, ручейками струился пот. Совсем как на Кубе. Будь она трижды проклята — ведь это там все началось! Кажется, прошло уже несколько лет, хотя на самом деле всего месяц. Четыре проклятые недели!

Но четыре недели, четыре месяца, четыре года или четыре века — не имело значения, и все могло закончиться ничем через четыре минуты, если он не решит, как ему поступить. Как могло случиться, что БК появился в доме без Чандлера? И как детективу удалось застать его врасплох, вынудив использовать транквилизатор, предназначенный для Орфея? А тот, в свою очередь, конечно, пошел по следу, который привел его прямо к книгохранилищу. И теперь у Мельхиора был только пузырек с ЛСД и смесь торазина с фенметразином, чтобы защитить мозг от Чандлера, когда тот будет под кайфом. Да, и еще зонтик с дротиками, которым снабдили его спецы Ивелича. Но его еще надо зарядить!

Обойдя книгохранилище, он обнаружил, что на Дили-Плаза уже собралось изрядно зевак. Многие сидели на газоне по эту сторону Элм-стрит, но еще больше стояло вдоль проезжей части. В самом парке толпилось не меньше ста человек — с фотоаппаратами, а у кого-то была даже восьмимиллиметровая кинокамера, направленная на проем между зданиями суда у входа в парк. Вот чем надо было озадачить Ивелича. Не каким-то дурацким зонтиком, из которого можно выпустить только один дротик за раз, а камерой, стреляющей пулями. С ней, во всяком случае, можно расчистить себе путь к бегству, если дойдет до того. Что ж, ладно! В следующий раз.

Мельхиор вытащил из кармана берет, надвинул его как можно ниже на лоб, нацепил на нос очки в массивной черной оправе и смешался с толпой. Слева от него было здание книгохранилища с рядами открытых окон. В течение следующих нескольких минут Мельхиор будет находиться на совершенно открытом месте. Теперь все зависело от Каспара. Если он сохранит верность Мельхиору, то будет терпеливо дожидаться появления президента. А если кому-то — Шайдеру, Умнику, Джанкане или даже Ивеличу — удалось потеснить Мельхиора на шкале его ценностей, тогда у того нет никаких шансов остаться в живых. Разве что за последние годы Каспар так и не преуспел в меткости.

— Ладно, Чандлер, — сквозь зубы пробормотал он. — Покажись, где ты?

Уловив знакомое облако «пустоты», Чандлер не мог определиться, когда оно появилось. Две минуты назад? Десять? Оно обволокло его белым шумом, заглушившим все остальные звуки.

Мельхиор!

Но где он? Поймать уголок тишины представлялось невероятным, тем более что энергия заканчивалась, а растрачивать ее остатки попусту Чандлер не хотел. Он постарался отключить мозг и искал Мельхиора глазами. Ощущение пустоты шло откуда-то с севера, от книгохранилища, и он стал пробираться в ту сторону.

Разглядеть лица людей было трудно — все они смотрели на запад в ожидании первых признаков появления кортежа. Проходя мимо молодого негра, сидевшего на траве и жевавшего сандвич, он почему-то подумал о том, каким странным было слово «ориентир». «Ориент» — это нечто восточное, «тир» — ясное дело, «стрельба». Чандлер скользил взглядом по фигурам. Особое внимание он уделял крупным женщинам с высокой прической — такой неожиданный маскарад как нельзя лучше позволил бы Мельхиору затеряться в толпе. Однако его усилия были напрасны.

Неожиданно ему пришла в голову мысль, что два последних слога в слове «кавалькада» означают на английском «ягненок».

— Господи Боже, Чандлер! — воскликнул он, обращаясь к себе. — Сейчас это все не важно! Соберись!

Он подходил к Элм-стрит. На газоне у проезжей части по другую сторону улицы его внимание привлек крупный мужчина с зонтиком. Он смотрел прямо на него и держал зонтик за середину так, что Чандлер сначала даже принял его за оружие. Чандлер отвернулся, но потом решил приглядеться внимательнее. Из-под надвинутого на лоб берета выглядывали длинные прямые волосы, огромная черная оправа закрывала половину лица темной, как у енота, полосой. Чандлер никогда не думал, что с помощью самых простых средств можно так изменить внешность: он не был до конца уверен, что перед ним действительно Мельхиор, пока тот ему не улыбнулся.

Чандлер стал переходить улицу, не сводя с него глаз, но Мельхиор оставался на месте и продолжал улыбаться. На Мейн-стрит послышался мотоциклетный рокот. Собравшиеся заволновались. Сознание Чандлера тут же заполнилось похожими одна на другую мыслями присутствующих: «Они уже рядом!»; «Интересно, а в жизни она такая же красивая?»; «Пусть он янки и католик, но все равно он наш президент!». И все эти мысли перекрывал громкий, полный отчаяния крик:

— Где же ты, Томми?

Столько в нем было боли! Чандлер невольно перевел взгляд на книгохранилище. Крик слышался с шестого этажа. Юго-восточное крыло. Окно. Очертания фигуры стоящего там человека. Лица не видно, потому что его закрывает…

Он услышал шипение и хотел было отскочить в сторону, но слишком поздно. От удара в живот чуть ниже ребер у него сбилось дыхание. Перед глазами запрыгали черные точки. Он напрягся, понимая, что тело вот-вот онемеет. Точки замелькали чаще, увеличились в размерах, стали яркими и разноцветными. Он понял: ему вкололи не транквилизатор, а ЛСД, причем дозу — чудовищную. Чандлер попытался взять себя в руки, но мир вокруг становился лишь ярче и громче. Должно быть, ему вкололи несколько тысяч доз.

Почувствовав на плече руку, Чандлер непонимающе поднял глаза и увидел рядом Мельхиора.

— Пошли, дружище, отойдем в сторонку.

— Что ты… — Язык не слушался. Земля уплывала, и Чандлер с трудом стоял на ногах: чтобы не упасть, он ухватился за руку Мельхиора. Мысли окружающих рассекали его мозг как тысячи бритв, превращая сознание в некое месиво измельченных обрывков. Кто-то вспомнил про корм для собак, который нужно купить по дороге, кто-то думал, как сообщить бойфренду о своей беременности. Одиннадцатилетний мальчик мечтал, что станет первым чернокожим суперменом, а сорокасемилетняя женщина прикидывала, не стоит ли добавить в салат из картофельного пюре немного укропу.

Но самыми сильными по интенсивности были мысли Каспара. Чандлер снова увидел его в приюте, и с каким обожанием он смотрел на Мельхиора, как дома в Новом Орлеане он сторонился матери, отчима, братьев, понимая, что совсем не похож на них. Как в тринадцать лет школьный надзиратель выговаривал ему за опоздание, а в семнадцать он записался в морскую пехоту. Перед глазами Чандлера промелькнули Калифорния, Япония, Россия, Англия, Финляндия, снова Америка, скитания Каспара по Югу, совсем как у современного Гекльберри Финна, пока он не оказался в Далласе одетым во все черное, с винтовкой в руках, как он просил Марину поторопиться и сделать снимок. Сколько перепадов для такой юной души. Он увидел полмира еще до того, как большинство людей только заканчивают колледж. И куда бы ни забрасывала его судьба, он везде искал любви и готовился убивать.

Новые образы. Каспар в советском посольстве в Мехико. Каспар в больнице Далласа с новорожденной дочерью. Каспар с винтовкой в руках разглядывает в оптический прицел Мельхиора, не зная, что это он.

— Держи, Чандлер.

Он почувствовал, как ему в руку что-то вложили, и, опустив глаза, увидел ручку от трости. Нет, не трости — это был зонтик. Хотя он и получил его от Мельхиора, но все равно с благодарностью оперся. На пальцах Мельхиора были красные пятна, и он сосредоточился на них, решив, что если заставит их исчезнуть, то восстановит над собой контроль. Однако уже через мгновение Чандлер осознал, что мир перестал вращаться, что голоса и картинки, заполнявшие сознание, постепенно стихли и превратились в невнятный и расплывчатый фон. Теперь он контролировал ситуацию, правда, не больше, чем погонщик слона, управлявший огромным самцом весом семь тонн. Однако красные пятна на пальцах Мельхиора никуда не исчезли.

Он заглянул в глаза своему врагу:

— Что ты сделал?

— А ты разве не знаешь? — ответил Мельхиор, не отводя взгляда. Его глаза широко раскрылись, и на мгновение показалось, что и сознание тоже. Чандлер увидел Мельхиора, стоявшего перед одетым с иголочки лысым мужчиной за полированным письменным столом, увидел Каспара на коленях перед Мельхиором, увидел, как БК падает на пол и как Мельхиор с размаху закалывает его в сердце и оттаскивает тело…

— Ну же, Чандлер, — произнес Мельхиор, — давай дальше!

Чандлер сделал усилие, и Мельхиор, вздрогнув, сделал шаг назад. Его глаза закрылись, но сознание распахнулось. Чандлер уже видел, как человек перед ним стал Мельхиором. Теперь ему предстояло узнать, чем это закончилось.

Мельхиор приехал на аэродром на севере Далласа первым и, загнав машину БК в ангар, который арендовала Сонг, полтора часа нервно расхаживал по бетонному покрытию, пока в широко распахнутые ворота не зарулил турбовинтовой «Гольфстрим I». Мельхиор снова поразился, сколь многого удалось добиться Сонг. Еще чуть больше десяти лет назад она была нищей беженкой из Кореи, где супердержавы мерялись силой руками своих сателлитов, а потом в конфликт ввязался еще и красный Китай с населением пятьсот миллионов. А теперь у нее была своя империя, охватывавшая торговлю не только девушками, но и разведданными, а удачное размещение капитала позволило сколотить многомиллионное состояние. Ивелич рассказывал, что компрометирующие фотографии и предоставление интимных услуг составляли лишь малую долю ее внушительного бизнеса. Она могла финансировать их годами, пока их собственные проекты не начнут приносить деньги. Но теперь Мельхиор себя спрашивал — а стоила ли овчинка выделки?

Чул-му выключил двигатели, и в ангаре наступила тишина. Послышалось тихое шипение гидравлики, и из открывшейся двери фюзеляжа выехал трап. В это время года отороченный мехом жакет был уместен в округе Колумбия, но никак не в душном ангаре Далласа, и она сняла его, спускаясь по ступенькам.

— Есть новости от Павла? — спросила она не здороваясь.

— Он пришвартовался на Ноу-Нэйм-Ки[47] около двадцати минут назад. Сейчас они перегружают бомбу с катера Джанканы на наш. К десяти часам будут готовы отплыть на север.

— А Наз — у Гарсы?

Мельхиор кивнул и поинтересовался:

— А что с Эвертоном?

Сонг устало улыбнулась.

— Как я и говорила — второй и четвертый четверг каждого месяца, — ответила она с едва заметной усмешкой и добавила уже серьезно: — Как прошла встреча с Каспаром?

Мельхиор помолчал.

— Не волнуйся. Он сделает свое дело.

Сонг уже спустилась. Вытянув руки, она поправила Мельхиору парик и, притянув к себе за лацканы, осмотрела — совсем как заботливая мать, отправляющая сына в первый день в школу.

— За тобой будет охотиться весь мир.

Мельхиор покачал головой:

— Я больше не существую. Теперь, когда нет больше ни Джаррелла, ни Эвертона, опознать меня сможет только Каспар, но и его тоже скоро не станет.

— Не станет?

— Эту услугу мне окажет Джанкана.

— Думаешь, он пойдет на это, когда узнает, что ты его кинул на Кубе?

— У него нет выбора. Его с Каспаром связывает слишком многое, и его осудят как сообщника, если он не заставит Каспара молчать.

— Мельхиор. — Голос Сонг чуть смягчился. — Это же Каспар!

Тот покачал головой:

— Каспара не существует. И никогда не существовало. Был просто Ли, а теперь от него мало что осталось. Я окажу ему услугу.

Сонг обдумала услышанное и спросила, посуровев:

— А что с Умником?

— О нем за нас позаботился Шайдер. Он ничего не соображает. Не помнит даже себя, не говоря о других. Поверь, долго он не протянет.

Сонг снова помолчала, разглядывая Мельхиора. Что-то в нем изменилось. Она не могла понять что, но это ей не нравилось.

— Не понимаю, зачем мы все это делаем, если не собираемся работать с Джанканой. У нас есть Орфей. У нас есть бомба. Каким образом убийство…

Но Мельхиор не дал ей договорить.

— Мы не собираемся его убивать.

— Я не понимаю. Ты сам только что сказал: Каспар сделает свое дело.

— Как и ты — «это же Каспар». Он не попадет даже из гранатомета, а я видел его винтовку. Настоящий антиквариат! Из тех, что заказывают по почте. Плюс к тому обзор там загораживают деревья. Он выстрелит и промажет. Его арестуют, и Джанкана с ним разберется. Конец истории.

Сонг недоверчиво покачала головой:

— Ты слишком рассчитываешь на неудачный выстрел. Я не о том, что на карту поставлена жизнь человека. Но если Джанкана не устранит Каспара, если ФБР найдет след ЦРУ, то разразится скандал, который сметет правительство. Почему просто не позвонить в полицию и не сдать его?

— Если я позвоню в полицию, то станет ясно, что существует заговор, и тогда они начнут копать всерьез. Каспар сам завалит все дело.

— Мельхиор, взвесь все хорошенько еще раз. Связь Каспара с ЦРУ и так достаточно осложняет дело. Но если выплывет наружу, что он связан с КГБ, то вообще может разразиться Третья мировая война!

— Ты думаешь, я этого не понимаю? — Мельхиор чуть повысил голос. Сонг изо всех сил старалась не выдать волнения. — Я ни секунды не сомневаюсь в том, что прошлое Каспара выплывет наружу! Это очевидно! Господи Боже! Подросток рассказывает всем коммунистические бредни о грядущей революции, а потом все равно записывается в «Гражданский патруль» и морскую пехоту. Новобранец, который в учебном лагере получает кличку Освальдкович, а его переводят на базу «У-2», где находится самое ценное оружие из всего разведывательного арсенала Штатов. Солдат, который заявляет о своем желании переметнуться к Советам и выдать все военные секреты, который официально заявляет об отказе от гражданства, но при этом почему-то забывает прихватить свой паспорт. В Советском Союзе ему дают шикарную квартиру, он женится на девушке, с которой знаком меньше месяца, а потом советские власти благополучно «разрешают» ему вернуться в Америку, где после дружеской беседы в ФБР о впечатлениях его отпускают на все четыре стороны, чтобы он мог открыть охоту на отставных генералов, затем пересечь границу с Мексикой, чтобы получить визу и убить Фиделя Кастро. Какой-нибудь идиот может отнести все это на психическую неуравновешенность, но любому полудурку понятно, что вся его жизнь была попыткой создать прикрытие. Под юношей с марксистскими убеждениями на самом деле скрывается агент, которого Контора готовила для внедрения в КГБ в качестве «крота» и которого легко могли перевербовать. Ты думаешь, я так глуп, что не понимаю, насколько это бросается в глаза?

Мельхиор говорил все громче и громче, и Сонг занервничала по-настоящему. Что стояло за этим гневом и на кого он был направлен?

— Успокойся, Мельхиор. Я не имела в виду…

— Они все раскопают, Сонг! Абсолютно все, что связывает Каспара с американской и советской разведкой. Все реальные факты и еще много чего другого, что может быть вполне невинным, но будет казаться очень подозрительным в ретроспективе. И кто-нибудь: агент ФБР или Конторы, никогда не слышавший о «волхвах», назойливый репортер — обязательно до всего докопается и предаст огласке. А правительство либо постарается все замять, либо станет все отрицать, потому что — как ты верно подметила — этот скандал может свалить правительство или развязать ядерную войну. Ты понимаешь, что я хочу сказать, Сонг? Нам не нужно прятать концы в воду, потому что за нас это сделает чертово правительство Соединенных Штатов Америки!

Лицо Мельхиора побагровело, пальцы сжались в кулаки. Из-под парика лились струйки пота, от которых на воротнике уже появились пятна.

— Но, Мельхиор, — сказала она, хватая его за руку. — А что, если он…

Недоговорив, она остановилась и, перевернув ладонь, разжала ему пальцы — в руке он держал нечто похожее на горсть зерен. Он развел пальцы, и на руке повисла нитка бусинок. Нет, не бусинок.

Черепов.

Она посмотрела на Мельхиора, и ее смятение переросло в ужас. Нет, не страх, а ощущение предательства, настолько низкого, что оно не поддавалось описанию.

— А потом он делает выстрел, — произнес Мельхиор, накидывая бусы на шею Сонг, которая замерла на месте, не в силах пошевелиться. — Это подарок. От Каспара, — добавил он.

— Мельхиор? — Сонг потрогала бусинки на груди. — Нет!

— Неужели ты не понимаешь, Сонг? Истории нет дела до личностей и их поступков. История имеет дело с символами. И дело вовсе не в выстреле. И не в том, кто нажмет на курок или окажется жертвой, если выстрел будет удачным. Вопрос в том, что это будет означать.

Сонг заморгала, будто выходя из транса.

— Боже милостивый! Ты хочешь, чтобы он это сделал! Ты хочешь, чтобы он убил президента! — Она хотела что-то добавить, но тут заметила в руке Мельхиора нож. — Ты… ты же не…

— Мне очень жаль, Сонг. Всю свою жизнь ты построила на том, что умеешь играть на противоречиях сторон. Тебя могут опознать тысячи агентов самых разных разведок, и кто знает, со сколькими ты спала.

Сонг рванула нитку бус на груди, но та выдержала, будто была из проволоки. Она сделала шаг назад, но уперлась в перила трапа и покачнулась. Коснувшись металла перил, черепа издали звук, похожий на треск готовящейся к нападению гремучей змеи. Взяв себя в руки, Сонг поднялась на верхнюю ступеньку.

— Я не понимаю. Сама идея… партнерство между тобой и Ивеличем, чтобы работать на себя… это же была моя идея!

Мельхиор согласно кивнул:

— Верно. Не стану отрицать. А моя карьера в разведке была творением Умника. Но чтобы все получилось, я должен начать принимать решения сам.

Сонг поднялась еще на ступеньку.

— Прав был Павел насчет тебя. Твои мотивы слишком сложны. И запутанны.

— Не будь столь наивна, Сонг. Павел хотел убрать тебя еще раньше. Триумвираты никогда не заканчивались добром, особенно если двое в них — амбициозные мужчины, а третья — прекрасная женщина.

— Мельхиор, пожалуйста! — Она поднялась еще выше. — У меня есть деньги. Связи. Возможности. Этот самолет. Дома в…

— Павел раскрыл мне все. — Мельхиор покачал головой. — Тебе следовало составить завещание, Сонг. А теперь вся твоя собственность перейдет к твоему брату.

— Моему… — Сонг резко подалась назад, но, натолкнувшись на что-то загораживавшее вход, оступилась и едва не упала. Она повернулась и посмотрела на человека, стоявшего наверху. На ее бледном лице застыло выражение ужаса.

— Чул-му? Ты не… — Она снова повернулась к Мельхиору. — Он не мой брат!

Мельхиор пожал плечами:

— Личность и собственность, как, впрочем, и история, — это просто вопрос нужных документов. Чул-му — такой же твой брат, как и мальчик, погибший в Корее.

Чул-му вытащил пистолет, но Мельхиор жестом остановил его.

— Я должен это сделать сам, — сказал он и протянул руку Сонг, которая, как в забытьи, подала ему свою. — Я не могу отказать тебе в этом… Бальтазар, — добавил он, закалывая ее.

Нож еще продолжал движение, разрывая ткани блузки и плоти, но картина вдруг начала расплываться. Сначала исчез самолет, потом ангар, а за ним аэропорт и Даллас, а на их месте появились пальмы с мангровыми деревьями и мерный рокот прибоя. Чандлер чувствовал, как по пальцам Мельхиора струится кровь, но это были пальцы уже не Мельхиора, а его самого. Он заглянул в лицо Сонг, но лицо уже тоже оказалось другим.

Лицом Наз.

Ее черные глаза неотрывно смотрели в его, и самым ужасным было отсутствие в них удивления.

— Я всегда знала, что ты так со мной поступишь, — сказала она. — Ты делал вид, что отличаешься от других, но я всегда знала, что ты такой же, как и все остальные.

И она умерла у него на руках.

Звук выстрела заставил Чандлера очнуться.

Нет, это был не выстрел, а выхлоп мотоцикла. Президентский кортеж прибыл и поворачивал на Элм-стрит.

Чандлер вздрогнул и удержался на ногах только благодаря зонтику, на который опирался. Он все еще не мог прийти в себя, но не набросился на Мельхиора, а почти упал на него. Люди вокруг подались чуть в сторону и прикладывали ладони к глазам, чтобы рассмотреть приближавшуюся цепочку машин. В голове Чандлера пронеслись тысячи возгласов: «Едут!»

Он тяжело оперся на зонтик.

— Где она? — спросил он.

Перед глазами вновь возник образ умирающей Наз, и он потряс головой, чтобы прогнать его. Это была ошибка — если бы не Мельхиор, успевший подхватить его, он бы упал. Чандлер зло оттолкнул его и постарался выпрямиться, чувствуя, как бешено бурлит в жилах кровь.

— Ты… ты что-то добавил в ЛСД.

Мельхиор ухмыльнулся:

— Даже несколько «что-то». Псилоцибин для усиления галлюциногенного эффекта, пентотал натрия, чтобы сделать тебя более сговорчивым, и огромное количество метамфетамина, чтобы ехала крыша.

— Да я сведу тебя с ума изнутри!

— Это вряд ли. Я могу, конечно, поспешить и кое-что при этом потерять, но я никогда не совершаю ошибок. — Мельхиор залез в карман и вытащил пустой пузырек. — Пока ты копался у меня в мозгах, я принял лекарство. Теперь тебе придется дожидаться, пока не кончится его действие.

Чандлер тут же проверил, но как ни старался — все было впустую. Будто он пытался извлечь воду из губки с помощью одного шприца, а их требовалось не меньше десяти тысяч. Мельхиор чуть поморщился — он что-то чувствовал, но явно недостаточно, чтобы испытать боль.

— Я облегчу тебе задачу, — сказал он. — Она на Кубе. Можешь мне поверить, — добавил он, видя, что Чандлер готов повернуться и сбежать. — Я могу убить ее дюжиной разных способов еще до того, как ты покинешь страну, а тебе еще надо добраться до острова. Послушай, — прошептал он, наклоняясь к Чандлеру, — ты наверняка знаешь, что в этом здании, позади меня, — Каспар. Ты наверняка знаешь, что у него есть винтовка и что он собирается убить президента. Я хочу, чтобы ты ему помог.

Чандлер пытался справиться с новым приступом головокружения и с трудом понимал, что говорит Мельхиор.

— Помог?

— Каспар всегда был неважным стрелком. Помоги ему прицелиться. Сделай так, чтобы руки у него не дрожали. Нажми на курок, если придется.

— Помог? — повторил Чандлер, но его мозг уже действовал, будто слова Мельхиора оказались картой, на которой был проложен маршрут к сознанию Каспара.

— Но… почему? — спросил он, стараясь разорвать невидимые узы с Мельхиором, которые становились все прочнее.

— Почему? Да потому что за последние две недели ты мог тысячу раз обратиться в полицию, но не стал этого делать. Потому что твоим единственным желанием было вернуть свою подружку — девушку, с которой ты был знаком меньше недели и с которой спал всего один раз. Ради нее ты отказался не только от выполнения долга перед страной, но и от своих убеждений. А сейчас настало время платить по счетам за свой эгоизм. Сегодня утром я убил единственную женщину, которую любил, а теперь ты и все остальные узнают, что значит стать на моем пути. Поэтому помоги Каспару сделать этот выстрел, или — клянусь Богом! — я лично сверну шею Наз и съем ее мозги на обед.

Пока Мельхиор говорил, связь с Каспаром становилась все более тесной. У Чандлера было такое чувство, будто винтовка оказалась в его собственных руках, и он ощущал запах пыли тысяч книг, хранившихся в коробках. Бетон под коленями был жестким, и ему хотелось поменять положение. Чандлер напомнил себе, что это были колени Каспара, и поменять положение хотелось Каспару, а не ему. Это Каспар лихорадочно искал Мельхиора, разглядывая в оптический прицел не кортеж, а лица собравшихся. Чандлер видел их в перекрестии прицела. Мужчины и женщины, черные и белые — все они, прикрыв от солнца глаза, напряженно вглядывались в колонну лимузинов и мотоциклов, не подозревая о смерти, смотревшей на них с шестого этажа. Неожиданно Чандлеру пришла в голову идея. Он нашел в сознании Каспара то, что искал, и поместил перед его глазами. Ствол винтовки повернулся влево.

Каспару показалось, что несколько секунд, которые потребовались кортежу, чтобы повернуть налево, выехать на Элм-стрит и оказаться в тени деревьев перед книгохранилищем, длились целую вечность.

Он перестал искать Мельхиора и, подведя прицел к последнему дубу, принялся ждать. Мельхиор наказал вести себя так, будто все остается в силе.

В его голове промелькнула какая-то мысль. Сдвинув прицел чуть влево, он наконец увидел Мельхиора.

Тот стоял неподалеку от проезжей части и как ни в чем не бывало разговаривал с каким-то мужчиной, опиравшимся на зонтик. На окно он не посмотрел ни разу.

«Он ненавидит тебя!»

Эта мысль, казалось, возникла сама по себе, и от неожиданности Каспар едва не нажал на курок.

«Ты просто пешка в его игре, и он тебя сдаст».

Каспар оторвался от прицела и покрутил головой, стряхивая оцепенение. При вербовке в КГБ ему говорили то же самое. Что Умник послал его за линию фронта на заклание, что уже не раз проделывал с ребятами на Украине и в Корее. В то, что Умник на такое способен, Каспар еще мог поверить, но Мельхиор? Мельхиор был его другом!

Каспар вновь наклонился к винтовке и прильнул к прицелу. Мельхиор оставался на прежнем месте. Он мог это сделать! Мог выполнить приказ Конторы и затем, возможно, снова стать Ли. Просто Ли. Но для этого нужно убить Томми. Но… Томми уже мертв. Мельхиор сам так сказал. Как и то, что Ли тоже мертв. Теперь оставался только Мельхиор. Мельхиор и Каспар. Если Каспар убьет его, он останется один.

— Сделай это! — звенело у него в ушах. — Сделай это!

Чандлера похлопали по плечу, возвращая к действительности. Мельхиор по-прежнему улыбался, но говорил очень серьезно.

— Должен тебя предупредить, что, если я не выйду на связь ровно в час дня, Наз убьют. Говорю это на случай, если у тебя вдруг возникла идиотская идея заставить Каспара застрелить меня, а не президента.

Чандлер молча смотрел на него. Если бы ненависть могла убивать, Мельхиора бы сейчас разнесло на куски. А так на его лице по-прежнему играла безмятежная улыбка. Чандлер снова попытался проникнуть в его сознание, но на его месте по-прежнему колыхалось лишь влажное облако.

— Не меня, — повторил Мельхиор, — президента!

Президента. Чандлер поднял голову. Теперь он его видел.

Лимузин с президентом как раз повернул с Хьюстон-стрит на Элм-стрит. Через минуту-другую он заедет в туннель и исчезнет, чтобы вести Америку к эре мира и терпимости, к Африке, Азии и даже, черт возьми, Луне. Он широко улыбался, а улица была залита ярким солнечным светом.

Чандлер в отчаянии охватил сознанием всех стоявших вокруг, надеясь на помощь. Но кто мог ему помочь? Если он сообщит полицейскому или агенту Секретной службы и Мельхиора арестуют, то Наз точно убьют. Если он устроит беспорядки, как на той бензоколонке в Техасе, погибнет много невинных людей.

Почему-то ему вспомнился пылающий мальчик. Хотя фигура была всего лишь порождением воображения БК и других людей, с кем ему пришлось контактировать, Чандлеру казалось, что мальчик должен знать, как поступить. Чандлер пытался вызвать его образ, но тот не приходил.

— Или сейчас, или никогда, Чандлер, — сказал Мельхиор. — Сделай это, или Наз умрет!

Не зная, как быть, и отчаянно пытаясь найти выход из тупика, Чандлер проник в сознание президента. Он почувствовал боль в руке, которой тот приветственно махал толпе, и в челюсти, на которой застыла его знаменитая улыбка. Боль пульсировала в нижней части спины пониже корсета, несмотря на все болеутоляющие средства и лекарства. Только за последнюю неделю он принимал демерол, риталин, либриум, гормон щитовидной железы, тестостерон и гаммаглобулин, а сесть сейчас в машину он согласился лишь после двух уколов прокаина, чтобы хоть как-то снять острые боли в спине.

«Господи Боже, — подумал Чандлер, — президент Соединенных Штатов нуждается в наркотиках даже больше меня!»

Улыбаясь и помахивая рукой, Джек Кеннеди вдруг вспомнил о Мэри Мейер. Странно, что именно сейчас. Он бросил виноватый взгляд на Джеки и отвернулся. Он чувствовал себя виноватым совсем не потому, что переспал с ней — они с Джеки уже давно разобрались с этой стороной их супружеской жизни, — а стыдился того, что Мэри несколько раз снабжала его марихуаной и даже ЛСД, причем в самом Белом доме. Узнай об этом Джеки, она бы закатила страшный скандал: держать в тайне его измены, его болезнь — все это отнимало у нее силы. В ЛСД Джека прельщал не галлюциногенный эффект — в ежедневных разведданных содержались вещи почище любых галлюцинаций, — а эйфория, какую он испытывал: она была самым лучшим обезболивающим. В течение двенадцати благословенных часов боль в спине превращалась в «глупую замазку»[48], с которой можно было делать все, что угодно: мять, бросать, играть. Господи, как бы сейчас это было кстати! А день только начался, и, несмотря на нестерпимую боль в спине, вместо отдыха придется сидеть на нескончаемом банкете в выставочном центре «Трейд-Март», и все ради полудюжины голосов, которые в ноябре будущего года все равно ничего не решат.

Чандлер успел схватить все это за доли секунды, глядя на президента. Значит, Джек Кеннеди был одним из «избранных», пристрастившихся к ЛСД. Кто бы мог подумать?

И тут он сообразил, что на Кеннеди в перекрестие оптического прицела смотрит Каспар. Почувствовав, как палец Каспара начал надавливать на курок, Чандлер, не зная, как поступить, мгновенно переключился на его сознание и открыл зонтик.

— Какого… — Стоявший на краю Дили-Плаза Джеймс Тейгу дернул головой, почувствовав, как что-то задело ему щеку. Одновременно раздался громкий хлопок справа.

— О нет, нет! — воскликнул Джон Коннэлли, сидевший в президентском лимузине спереди. Чандлер отлично его слышал. Он знал, что губернатор Техаса узнал звук выстрела в отличие от президента, его жены, телохранителей и водителя, который решил, что лопнула шина, и, вместо того чтобы ускорить движение, притормозил. Хорошо хоть, что Каспар промахнулся. Однако он снова целился. Чандлер мгновенно переключился на сознание Кеннеди и отчаянно закричал: «Ложись!» Президент, не раздумывая, подался вперед, но было поздно. Пуля попала Кеннеди в спину, прошла насквозь и вышла через шею чуть пониже кадыка. Каким-то чудом она не задела жизненно важные органы и ранила губернатора Коннэлли в спину и запястье.

Но Каспар не выпускал винтовки. Теперь он уже не думал ни о Мельхиоре, ни почему это делает. Сказалась военная выучка: он привычно передернул затвор и снова прицелился. Все внимание сосредоточилось на президенте и только на нем. Казалось, что между ними проложен провод высокого напряжения.

Чандлер снова в отчаянии переключился на сознание Каспара, лихорадочно ища там хоть кого-то, в кого бы он ни за что не стал стрелять. Но тот был готов стрелять во всех! Образ президента сменился Фиделем Кастро, потом Хрущевым, потом лысым мужчиной с острой бородкой, который вместе с Умником забирал его из приюта много лет назад, потом и самим Фрэнком Уиздомом — подвыпившим и агрессивным. Потом появился Мельхиор, но не таким, как сейчас, а каким был в юности — угловатым, худым и дерзким. Умеющим, в отличие от Каспара, приспосабливаться и выживать. В отличие от Ли. А уже за ним появилась нечеткая черно-белая фотография, которую Чандлеру неимоверным усилием удалось вытащить из подсознания.

— Ли, — произнес Роберт Эдвард Ли Освальд, — сынок, что ты делаешь?

— Папа? — Не веря своим глазам, Каспар прильнул к прицелу.

— Убери винтовку, — сказал Роберт Освальд. — Ну же, Ли! Разве этому тебя учила мама?

Мельхиор смотрел на удалявшийся лимузин. С десяток полицейских повытаскивали пистолеты, собравшиеся стали кричать и показывать в разные стороны. Агент Секретной службы запрыгнул на багажник президентского лимузина. Через мгновение он накроет собой президента, и шанс будет упущен.

Мельхиор придавил зонтик Чандлера одной рукой и сунул вторую в карман.

— Она беременна, — сказал Мельхиор. — И умрет не одна! — Он вытащил руку и, разжав пальцы, открыл ладонь.

Чандлер опустил взгляд. Сначала он решил, что в руке Мельхиора сгусток крови. И этот сгусток прикреплен серебряной петлей к кусочку ткани. Но потом он понял, что это рубин — рубин Наз, — а петля была кольцом, надетым… надетым…

Кольцо было надето на палец!

— Это чтобы ты знал, что я с ней сделаю, — сказал Мельхиор. — А теперь — застрели его!

Чандлер не сводил глаз с пальца. А в шестидесяти футах выше Каспар видел палец, перемазанный кровью, и знал, что этот палец — его. Он посмотрел вниз, на отца, ехавшего в лимузине.

— Ли умер, — произнес он. — Он умер вместе с тобой. — И нажал отрезанным пальцем на курок.

Чандлер почувствовал, как Каспар нажал на курок. А сознание президента вдруг померкло и исчезло из его головы, как свет в перегоревшей лампочке. В образовавшийся вакуум хлынули образы из сознания тысяч людей. Первой леди, агентов в машине, шерифов на мотоциклах и многих сотен, собравшихся поглазеть на кортеж. На всех лицах был ужас, и тут прозвучал голос Мельхиора:

— Хорошая работа, сынок. Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

Чандлер дернулся. Он хотел наброситься на него, но внезапно голова его так закружилась, что он с трудом устоял.

— Давай-ка присядем и передохнем, — предложил Мельхиор, хотя все вокруг пустились бежать: кто за лимузином, кто подальше от выстрелов, ища любое подходящее укрытие. Кругом Чандлер видел открытые рты, а рев мотоциклов перекрывал все звуки, отчего казалось, что все исторгают безмолвные крики. На багажнике президентского лимузина Джеки ползла к чему-то похожему на окровавленный фальшивый локон.

Мельхиор достал из кармана брюк маленький футляр на «молнии». Он поднес его к лицу, будто портативную рацию, и опустил снова. Мимо Чандлера пробежал какой-то мужчина с фотоаппаратом, на ходу делая снимки. Мельхиор расстегнул «молнию», и Чандлер увидел, что в футляре лежала только одна сигара, которую тот достал и неторопливо развернул, будто находился в гостиной, а не на месте убийства.

На Чандлера накатила знакомая волна полного изнеможения. Казалось, неведомые пиявки высосали из его тела даже костный мозг, и он чувствовал себя марионеткой, у которой перерезали все веревки.

— Что… что это?

— Это? — Мельхиор поднес сигару к губам и, причмокивая, раскурил. — Как говорит доктор Фрейд, Чандлер, иногда сигара — всего лишь сигара.

Он встал, посмотрел в сторону туннеля, где исчезли последние машины кортежа, и поставил Чандлера на ноги.

— Ты… ты убил его!

Мельхиор задумчиво выпустил облако дыма.

— Кто может знать наверняка имя убийцы Джона Кеннеди? Был ли это я? Или Каспар? Или ты? Или тот парень на травяном холме?

Чандлер посмотрел на холм, куда показал Мельхиор. Он ничего не увидел, а вот Джин Хилл, Том Тилсон и Эд Хоффман видели. Какую-то неясную фигуру, которая исчезла так же быстро, как появилась. Кто знает, может быть, им это привиделось, но они до самой смерти утверждали, что видели там человека с оружием.

Мужчины спустились по травяному склону к автостоянке, где Мельхиор оставил «рэмблер» БК. Однако через несколько шагов Мельхиор остановился. Он смотрел на невысокого человека с каштановыми волосами, который решительно вышел из главного входа в книгохранилище. Руки сжаты в кулаки, зубы стиснуты: было видно, что он изо всех сил старается идти шагом. Он смотрел прямо перед собой, но Чандлеру показалось, что он скосил взгляд в их сторону и в глазах его промелькнули страх, смятение, гордость. Его заметили на Дили-Плаза, но большинство людей впервые увидели черты его лица по телевизору тем же вечером. Однако некоторые — и особенно заместитель шерифа Роджер Крейг — запомнили его на всю жизнь. Крейг клялся, что видел, как мужчина, подходивший под описание Ли Харви Освальда, садился в машину в конце травяного холма. За рулем светло-зеленого «рэмблера» был очень смуглый мужчина.

— Куда ты меня везешь? — спросил Чандлер, залезая в машину.

— В будущее, — ответил Мельхиор, садясь за руль. — В то самое светлое будущее, которое мы с тобой создадим.