Цена магии

Глава 2 Непотребства и Ширпотреппства

Солнце тесаком нарубало воздух на ровные куски, а когда попадало на башню в самом центре Сердце Мира, смешивалось с тенью. Вместе, они окрашивали огромное строение в полоску, превращая в зебру. Потоки магии хотели присоединиться к этому действу, но их магнитом притягивало к самой вершине, где они наконец-то становились видимыми и слегка мерцали фиолетовым.

Черная фигура, стоявшая на балконе, оглядела просыпающийся город. С высоты башни Правительства открывался прекрасный вид, и, если приглядеться, можно было уловить даже детали.

Фигура в черном пиджаке, который солнце окрасило в полоску, еще немного постояла на свежем воздухе, а потом развернулась и оставила балкон наедине с самим собой.

Она рассекла воздух, а вместе с ним и потоки магии, которые еще немного дрожали из-за недавних «землетрясений».

Фигура в черном пиджаке и с густой, но короткой белой бородой быстро миновала комнату, расположенную где-то в башне Правительства, а потом вышла в коридор, поспешив дальше.

Она имела на это полное право.

Звук золотых философов, падающих вниз, глухо отражался от стен. Фигура в черном костюме и белой рубашке минула коридор, добралась до винтовой лестницы и принялась спускаться вниз. Вскоре, показался огромный стеклянный цилиндр и часто-часто мерцающие монеты, летящие вниз.

Фигура совершила еще несколько поворотов по коридорам, которые, противореча всем ожиданиям любителей нагнать жути, не были мрачными — порой лишь напоминали собой какой-то странный лабиринт.

Большая зала, которую уже навестил утренний свет, стала финальным пунктом назначения белобородой фигуры.

Супримус уселся за овальный стол и опустил голову, придерживая ее руками. Ему абсолютно не хотелось находиться на очередном утреннем собрании, но это приходилось делать каждый раз, хотя особой пользы от сия действа не было. Лучше бы они собирались только в экстренных ситуациях, потому что большинство разговоров за этим столом ни к чему дельному не приводили… Да что там, они не приводили ни к чему — не считая редких, как рога на человеческой голове, исключений.

И, как обычно, он пришел раньше всех.

Супримус потер седую бороду и принял прежнюю позу, а потом прикрыл глаза. На секунду, словно двадцать пятым кадром в кинолетне, в его голове мелькнуло изображение алхимической лаборатории, и он захотел перенестись туда. А потом, он мысленно вернулся на балкон, продолжая наблюдать за городом. Если бы кто-то на тот момент стоял бы на балконе, да еще и с подзорной трубой, то увидел бы, помимо слепящих солнечных лучей, миниатюрные, похожие на игрушечных солдатиков фигурки Златногорских гостей.

— Вы уверены, что не хотите остаться? — Ш’Мяк стоял у двери и нервно теребил в правой руке золотистый ключ. Левой же он вцепился в саквояж мертвой хваткой. — Если я ухожу по делам, то не обязательно уходить и вам. В этом-то вся и суть. Считайте, что это ваш, ммм, временный дом, образно говоря.

— Нет, спасибо, — Инфион настороженно смотрел на каменного дракона, словно боясь, что тот вот-вот сорвется с крыши и превратит город в огромное пепелище с обугленным барбекю.

— Да, нам надо осмотреться, — подтвердила Лолли. — Думаю, мы здесь надолго…

— И воздухам дышать полезно! — добавил Ромио самый важный аргумент.

— Ну, как хотите, — замочная скважина клацнула, и хозяин дома спустился с крыльца. — Вот, держите.

Мужчина в бледно-желтом пальто сунул в руку Инфиона мокрый от вспотевших ладоней ключ.

— Если вернетесь раньше, открывайте.

— А вы не боитесь?..

— Чего боюсь?

Шмяк поправил шляпу освободившейся рукой и еще сильнее вцепился в синий саквояж.

— Хорошего вам дня, мне пора!

И хозяин дома, передвигаясь зигзагом вразвалочку, направился куда-то, как он сам выразился, «по делам».

— Странный он какой-то… — протянул романтик.

— Мы все со странностями, — довольно непрозрачно намекнула Лолли, — но Платзу бы его идея понравилась.

— И не говори, — волшебник спрятал ключ. — Куда теперь?

— Как эксперт по незнакомым городам, — струной вытянулся дважды «неместный», — куда глаза глядят.

— Назвал бы эту идею полным бредом, но других у нас нет.

Платз сидел на каких-то ступеньках, наслаждаясь драконами на крышах и взглядами, которые бросали посторонние. Взор идущих мимом людей падал на «как бы мэра» на мгновение, сканируя инородный объект, и тут же вновь устремлялся в привычное направление.

Платз улыбнулся, встал, подкинул и поймал трость, а потом свернул в мрачный переулок. Там он достал из кармана две пробирки с розовой жижей и откупорил их, вылив содержимое. Жидкость, похожая на густой клюквенный кисель, в котором крахмала было больше, чем всего остального, забурлила и начала принимать форму….

Платз вновь улыбнулся.

Через пару секунд гомункулы, постоянное меняющие свою форму, бесформенные, живущие в бесконечном цикле аморфности, принюхались и понеслись куда-то…

А «как бы мэр», поправив подобие мишуры на шее и бабочку, вышел из переулка как ни в чем не бывало, вновь ловя на себе заинтересованные взгляды.

Если смотрят, то пусть смотрят лишь на то, на что им можно смотреть.

Улицы завивались вокруг троицы не из-за того, что город когда-то криво построили и решили превратить в лабиринт — просо Златногорские гости не понимали, куда идут и где находятся. Город сливался в один большой знак вопроса, с еле различимыми деталями. Иными славами, все вокруг было похоже на картины Сальвадора Дали: общий план не давал никакой информации, а вот детали стоили пристального внимания.

Один такой маленький штрих бросился в глаза Лолли, и она начала накручивать локон рыжих волос на палец.

— Ты серьезно хочешь зайти в парикмахерскую? — опешил Инфион, вновь настороженно смотря на каменного дракона.

Здание, в отличие от Златногорских, не пыталось доказать вам, что оно — действительно парикмахерская. О сервисе, расположенном внутри дома, можно было судить лишь благодаря большому стеклянному окну, через которое была видна работа мастеров.

— Ну да, а что? А потом я предлагаю пройтись по магазинам. Нам все равно делать нечего, застряли мы тут надолго, а за собой следить надо. Что тут такого?

— Это абсолютно нормально! Я заплачу, — великодушно декларировал романтик, тут же взбежал на крыльцо и галантно открыл дверь.

Работница борделя хихикнула.

— Знаешь, он даже не заглядывался на других девушек, — ухмыльнулся работник Бурта, заходя внутрь здания прямиком за Лолли. — Неужели, исправляется?

— Возможно, — пожала плечами девушка.

Дверной колокольчик предупредил мастеров об их присутствии.

— Присаживайтесь, — отозвалась девушка-парикмахер, явно не питавшая любви яркие цвета. Если бы можно было сделать черный еще чернее, она бы воспользовалась этой возможностью на все сто. Ножницы в руках парикмахерши выглядели пострашнее ножа.

— И что, без всяких прелюдий? — удивился Ромио.

— М? — издала звук девушка и посмотрела на дважды «неместного». По его лицу было видно, что он сдерживает себя, чтобы не засматриваться на парикмахершу.

— Смотри, держится пока, — шепнул Инфион.

— Неожиданно…

— Ну, по опыту Златногорска, я привык, что сначала должны как-то завлечь, постараться не пустить к другим… как там эта штука называется? Проявить предпринимательскую способность?

Лолли уселась в кресло. Парикмахерша с черной губной помадой, словно проигнорировав слова романтика, выслушала пожелания и принялась за работу. Рыжие клочки волос мелкой полыхающей стружкой падали на пол, как догорающие перья феникса.

— Ну, раз вы из Златногорска, то для вас здесь все будет слегка непривычно. Никаких, как вы это назвали, прелюдий, все предельно просто. Народ просто не любит экспериментировать…

— Почему?

— Ну, все предельно просто — это другой город, логично, что здесь дела ведутся по-другому. Ты боишься потерять свое место, потому что любой эксперимент может пойти не так. И все, ты слетаешь с насиженного клочка земли. А так — все довольны, все при деле. И, кстати, опережая ваши будущие вопросы — никто не жалуется.

— Ох, будь тут Платз… — шепнула Лолли.

— И как вам живется? — не мог угомонится Ромио.

Волосы работницы Борделя постепенно стали принимать другую форму. В свете оранжеватых магических ламп, казалось, что они горят изнутри, уподобившись китайскому фонарику.

— Я уже сказала об это. Но, специально для вас, повторюсь — прекрасно, все довольны.

— Пока не побываешь в Златногорске, не поймешь, чего лишаешься, оказываясь здесь. Но тут все спокойней — это определенно плюс, — заметил Инфион, разглядывая в зеркале белую бороду и щелкая пальцами, играясь со светом дальней лампы.

— Кстати, можно вопрос? — парикмахерша на секунду остановилась.

— Мне? — уточнил волшебник.

— Да.

— Ну?

— Почему у вас белые волосы и борода?

Работник Бурта, явно не хотевший лишний раз много говорить, грустно улыбнулся.

— Долгая, но забавная история. Это случилось как-то во вторник…

Дальнейших слов розовые гомункулы, жадно вдыхающие магический след, не услышали. В принципе, они не слышали и ничего другого — лишь чувствовали свою добычу, подобно гончей, которую, правда, можно было усмирить, просто назвав хорошим мальчиком — даже цербер Аида повелся бы на такую уловку.

Именно на этом моменте твари еле-заметно блеснули в свете солнца двумя зловещими пятнами, отразившись в огромном окне, и молниеносно бросились назад, рассекая потоки магии.

Они собирались доложить, что нашли свою добычу.

Самое забавное, что маленьких, постоянно меняющихся гаденышей никто и не заметил.

В основном из-за того, что мужчины отсчитывали секунды в ожидании, а девушки стригли и стриглись.

Когда Инфион долго и мучительно ждал чего-то, время обычно застывало, а потом резко лопалось, как мыльный пузырь. Только вот сейчас это был пузырь вовсе не из мыла — нет, это было тот пузырь, который стеклодувы выделывают из вязкого плавленого стекла. И лопаться он явно не собирался.

Ножницы смыкались и размыкались так медленно, что за время их очередного укуса можно было бы доплыть до Златногорска и вернутся обратно.

Но тут пузырь из еще не застывшего стекла лопнул, проткнутый звоном золотых монет, и кипятком вылился на Инфиона.

— Потрясающе! — Лолли разглядывала в зеркале новую прическу, состоящую из двух рогаликов по обе стороны от головы. Не хватало хитро-злобной ухмылки, и сходство девушки с демонессой было бы если не стопроцентным, то очень, очень и очень близким.

— И даже недорого, — с умным видом подметил Ромио.

— Отлично, — волшебник наконец-то встал с кожаного дивана и потянулся, — я уж думал, это никогда не закончится. Ну, что теперь?

— Дальше — куда глаза глядят!

— А может лучше пойдем куда-то конкретно? — девушка наконец-то отвернулась от зеркала. — Тем более, у нас есть, у кого спросить.

Работница Борделя взглянула на парикмахершу. На лице той не дернула ни мышца.

Наступила тишина.

Первой сдалась девушка с черной губной помадой.

— Ну, я не могу сказать куда иди, если вы не скажете, куда хотите. Или можем еще постоять молча.

— Вообще-то, было бы неплохо…

— Что-нибудь купить! Из одежды, — перебила Лолли Инфиона и ухмыльнулась, наконец-то окончательно превратившись в демонессу. Рогалики на голове, казалось, тоже ухмылялись.

— Ну, вам лучше двигаться в сторону башни Правительства. А вообще, лучший вариант — Аметистовая Улица, она как ведет в центр города. Заодно посмотрите на башню.

— Ту самую, в которой находится Философский Камень? — уточнил Ромио.

— Угу, — кивнула парикмахерша, пряча ножницы в ящик.

Троица направилась к выходу, но буквально за секунду до того, как открыть дверь, Лолли остановилась.

— А куда нам, собственно, идти?

Парикмахерша тяжело вздохнула и, выйдя на крыльцо, показала рукой в сторону.

— Прямо по этой улице, потом направо. Там выйдете на Аметистовую, а она упирается в башню. Понятно?

— Спасибо! — улыбнулась работница Борделя и с довольным видом спустилась вниз.

— Ага, — выдохнула парикмахерша, даже не постаравшись вложить в этот звук хотя бы каплю эмоции.

Лабиринт из домов стал более четким, да и, открыто говоря, перестал быть таким уж лабиринтом. Появилось направление — непонятное, но хоть какое-то направление, и теперь все выстроилось в прямой ряд из доминошек и стало настолько понятным, насколько могло быть. По крайней мере, создалась иллюзия того, что вся троица знает куда идти и находится в совершенно знакомом им городе. Но при этом, здравая мысль о незнании ничего не покидала головы как птица, запертая в клетке. И этой пернатой мысли следовало оставаться в своей тюрьме — ведь если бы она улетела куда-то, то здравый смысл потерялся бы окончательно.

По крайней мере, теперь дома стали похожи на самих себя, а не на саманное пятно из непонятно чего.

Они громоздились, как пьяные солдаты — каждый рядом стоящий поддерживал двух своих соседей, не давай упасть. На некоторых висели вывески — где-то более яркие и привлекательные, где-то — менее. Драконы, выполняющие роль стоков, загнездились на крышах, во время сильных дождей отлично справляясь со своей работой.

Город вокруг играл красками и образами — пастельными с резким вкраплением чего-то яркого. Он не был мрачен, не был лишен заманчивых вывесок и продавцов, при одном взгляде на которых становилось ясно, что перед вами плут и мошенник, накручивающий цены в сотню раз, но, разрази его гром, обаятельный до такой степени, что хоть сейчас выскакивай за него за муж.

Но все равно, по сравнению с Златногорском здесь все было… не то. Ни в лучшую, ни в худшую сторону, просто не то. Об этом могли догадаться даже те, кто никогда не был в городе Платза, а лишь слышал о нем.

И они догадывались, делясь своими предположениями шепотом и в ночи. Их разговор гулким эхом отражался под улицами Сердца Мира, но никогда не появлялся на поверхности. Но за любой болтовней должны быть действия, и они прекрасно знали об этом, но никуда не спешили…

Все должно пройти без сучка, без задоринки, а для этого нужно как следует подготовиться. Плоды этой подготовки томились где-то под улицами в ожидании, заснув, как уколовшаяся веретеном красавица…

До поры, до времени.

— Может, стоить свернуть в переулок? — предложил Ромио. — Срежем.

— Ужасная идея. В здешних переулках мы заблудимся, — резанул Инфион.

— Но мне почему-то кажется, что мы идем слишком долго.

— Вот именно, что тебе просто кажется, — устало вздохнул волшебник. Он осознавал, что тоска по дому начала смешиваться с каким-то новым чувством — азартом и желанием узнать неизведанное, потому что в этом самом неизведанным может найтись отдых от работы хоть на какое-то время.

— Эээ, ребята, — Лолли почему-то остановилась, — а что это такое?

Девушка ткнула пальцем назад — в сторону недавно покинутой парикмахерской. Там, в лучах солнца, шевелилось что-то розовое, явно приближаясь к троице. Существо сохраняло какие-то общие черты, но постоянно меняло форму, пялясь вперед выпученными глазами. За тварью стремительно следовали, как крысы, еще две точно таких же.

— Вот черт, — сглотнул волшебник и схватил девушку за руку, оттянув в сторону. — Это гомункулы.

— Они выглядят так? — обмер дважды «неместный».

— Да, — только и сказал Инфион.

Далее, слова услышали звук, после которого решили спрятаться где-то поглубже в теле Инфиона, запереть все замки и повесить на двери, черные входы, выходы, и даже дверцу для кошки огромные, свинцовые цепи, желательно зачарованные охранным заклинанием (если такое, конечно же, существовало).

Клац. Клац.

Вообще, этот звук мог значить что угодно — трости любили многие, да и к тому же, протезы вместо ног никто не отменял. Но троица могла сопоставить все кусочки пазла, и догадаться, что этот звук значит в данный момент.

Точнее, кого он значит.

Платз показался на горизонте. Он появился как чудище из-под детской кровати, как монстр из шкафа — ожил, воплотив в себе самые жуткие, спрятанные на сусеках души страхи.

«Как бы мэр» заметил три фигуры и, улыбаясь во весь рот, помахал им свободной рукой.

— А вот теперь — в переулок! — попытался крикнуть Инфион, но в звуках остались лишь ошметки былой славы.

Троица ринулась в сторону, завернув на узкую улочку, словно совсем позабыв о гомункулах.

Но только вот твари ни о чем не позабыли и, заметив изменения магического следа, ринулись туда же.

Платз прибавил шагу.

Они бежали, делая бесчисленное количество поворотов — переулок сливался с другими, сплетался, как вены, как ветки на старых деревьях в густой чаще. В этой чаще Златногорская троица была белками, а гомункулы, бежавшие по следам — псами, готовыми порвать добычу ради забавы.

Мир замер — метафорически.

Впереди раскинулась стена. Не такая большая, чтобы не перелезть, но смысла в таком пируэте не было — гомункулы продолжили бы преследовать их. К тому же, твари подобрались слишком близко, злобно оскалившись, насколько это можно было сделать постоянно меняющим форму выродкам. Троица прижалась к стене.

— Мы могли бы догадаться, что такое произойдет, — прошептал Инфион.

— Могли, но не догадались, — ответил появившийся Платз, встав чуть позади розовых гомункулов. — Хорошие твари, а?

Этот вопрос был задан воздуху.

— Я уже говорил, из-за чего зол на вас, — улыбнулся «как бы мэр» и обнажил клинок, спрятанной в трости. — Так что, обойдемся без прелюдий, эпилогов и увертюр.

Желание перелезть стену соблазнительно лелеяло разум троих, но гомункулы были готовы броситься на свою добычу в любую секунду.

— И ради этого надо было плыть на край света? — ядовито нахмурила брови Лолли.

Платз ещешире улыбнулся.

— Вы знаете, что значит мечтать. Любой знает. И вы лишили меня мечты, так что это — дело принципа. Как и желание стать законным мэром, — блондин поправил очки. — Что бы вы сделали с теми, кто разрушил мечту всей вашей жизни?

— Не стали бы их убивать!

— Ну, — пожал плечами Платз, — как вы могли заметить, я люблю решать проблемы ра-ди-каль-но!

И тут мир перевернулся.

Что-то сотрясло всю ткань мироздания для гомункулов, и они увидели, как потоки магии, обычно нитками идущие через пространство, сплетаются в огромный клубок. Все затряслось, и они, с визгом, который напоминал тот, что издают резиновые уточки в ванной, начали растекаться в лужицы безжизненной и липкой жижи.

Магическая тряска не прекратилась, и Инфион схватился за голову, чувствуя что-то неладное больше остальных.

Этот момент стал спасительным.

Пытаясь преодолеть головную боль, вся троица кое-как забралась на стену и спрыгнула вниз с другой стороны.

Работник Бурта неудачно приземлился и побежал дальше со всех ног, немного прихрамывая и шатаясь из стороны в сторону. Ромио и Лолли следовали рядом, но шатались не так сильно.

Через некоторое время, оправившись, Платз посмотрел на лужицы, в которые превратились гомункулы, а потом взглянул на стену.

Блондин улыбнулся и, даже не разозлившись, пошел обратно.

— Все равно вы никуда не денетесь, — шепнул он и, клацая тростью, неспеша направился вон из тупика.

Спешка тут был совсем ни к чему.

Супримус спускался по винтовой лестнице, попутно избавляясь от магических аномалий. За ним, немного неуклюже, как человек, считающий ступеньки своим злейшим врагом, шагал кто-то еще — с животом на выкат, в золотом, словно сотканным из очень тонкого слоя этого драгоценного метала балахоне, который не скрывал его пуза, и каком-то подобии капюшона.

— Магические землетрясения как-то зачастили, — заметил тот, неуклюже переваливаясь вниз.

— Мне это не нравится, — басисто ответил Супримус, превращая еще одну аномалию в мрачный огонек, — на этот раз, оно было каким-то особо сильным.

— Обсудим это на очередном собрании нашего Триумвирата.

— Я уже кучу раз говорил вам, что собираться каждое утро — бесполезно. Вот если бы собрались сейчас, после такого толчка…

Стал виден конец лестницы, и член правительственного Триумвирата в золотом явно заторопился.

— Мы сделаем это завтра утром, — буквально крякнул мужчина и радостно вздохнул, когда лестница наконец-то кончилась.

— И ни к чему не придем, Златочрев. Нужно найти причину таких вещей, и она здесь явно не естественная. Не идти вперед — значит идти назад[2]. И мы с вами уже совсем скоро начнем шагать не в ту сторону, в которую нужно.

Внизу башни, там, где кончилась огромная лестница, что-то блестело. Если бы блеск этот можно было притушить, то сразу стало бы понятно, что это — огромная гора золотых философов, достигнувших дна стеклянной трубы. Монеты, оказавшиеся здесь, порционно разделялись и проваливались в с несколько небольших труб, установленных прямо под огромной денежной горой.

— Супримус, я уверен, что мы найдем решение. Никогда не понимал, зачем ты пользуешься лестницей, когда у нас есть прекрасные магические лифты…

— Держу себя в форме. К тому же, лифты после такой магической тряски не работают, если ты вдруг забыл.

Златочрев взглянул на свой живот и хихикнул.

— Намек понят, но мне все устраивает. Напомню тебе, что моя обязанность, ну, одна из — смотреть за Философским Камнем. Мне можно быть немного пухлым.

— Господа, — раздался вдруг немного рычащий голос, смешанный со звоном монет.

Мужчина в золотом балахоне повернулся в сторону.

Прямо около того места, где стеклянная труба достигала дна, за столом с кипами бумаг, сидел… дракон. Небольшой, даже какой-то худощавый, с искрящейся золотистой чешуей и сложенными крылышками. На конце морды сидело пенсне на золотой цепочке, превращая его не в страшного зверя, а в комическую пародию на самого себя.

Он склонил голову на длинной шее над бумагами, что-то скребя карандашом в маленькой передней лапе — она даже больше напоминала руку.

— Казначей, казначей, — радостно пропел Златочрев, спешно подбегая к дракону.

Спуримус вяло шагал за другим членом Правительства, почёсывая густую седую бороду.

Казначей вытянул шею, положил карандаш и поправил пенсне с зелеными стеклышками.

— Я за отчетом, как ты мог догадаться, — протянул мужчина в балахоне.

Дракон одобрительно кивнул.

Не вставая со своего массивного и мягкого кресла, он повернул морду и взглянул на гору монет. Зрачок его на секунду застыл, словно сфотографировал картину, а потом немного помутнел.

— Десять тысяч двести пятьдесят два философа, — отчитался казначей. Глаз его принял былой вид. — Вы ведь почувствовали новое магической землетрясение такой силы? Пятьдесят три.

— Конечно! — Златочрев надул губы, и его черная борода провернула какой-то невероятный акробатический трюк.

— Не к добру все это. Пятьдесят девять. Шестьдесят. — продолжил считать падающие философы дракон, вовсе не замечая — как и все остальные — их песнь.

— Спасибо, я записал.

— Ты закончил? Я бы очень хотел вернуться к работе. А еще лучше, отмотать утро назад и пропустить собрание, — голос Супримуса вибрировал, а лицо было серьезно, как никогда.

— Тебе надо почаще улыбаться, — предложил Златочрев, взяв кипу бумаг со стола казначея под мышку вернувшись в сторону лестницы. Перед тем, как встать на первую ступень, он остановился. — Как думаешь, лифты заработали?

Супримус промолчал. В голове поставила красный штамп мысль, повторяющая слова дракона-казначея:

— Да. Не к добру все это.

— Эта магическая аномалия меня смущает… — обратилась Лолли к Инфиону, разглядывая огоньком пляшущую в воздухе аномалию.

— Если вы дадите мне отдышаться, я от нее избавлюсь, — еле выговорил волшебник и, жадно заглатывая воздух, сел около стены какого-то дома. Он подождал, пока дыхание более-менее не вернуло прежний ритм, а потом из последних сил поднял руку и щелкнул пальцами, зажигая огонек. Магическая аномалия испарилась.

— Меня больше пугает другой вопрос, — проговорил работник Бурта. — Что нам теперь делать?

— Ну, с гомункулами, как я поняла, покончено. Правда, не поняла, почему…

— Магическое землетрясение, как тогда. Только намного сильнее.

— А почему вы решили, что Платз не сможет найти других гомункулов?

— Потому что, как мне известно, они есть только в Златногорске. По крайней мере, работающие исправно.

— Но он ведь не остановится, да? — Лолли осела рядом с Инфионом, ощутив все блаженство сидячего положения.

— Ага, — тяжело вздохнул волшебник.

— Но это не Златногорск! — всплеснул руками Ромио. — Он не сможет найти нас здесь!

— Сможет, — печально протянул работник Бурта, — просто это займет у него чуть больше времени.

— Выходит, у нас есть фора?

— Ага.

— Тогда, лучше слиться с толпой, — с видом опытного шпиона огласила девушка с «рожками» на голове. — Пока что. А потом вернуться туда, где мы остановились.

— И где ты предлагаешь слиться с толпой? — Инфион предпринял усилие и наконец-то встал, тут же пожалев об этом. Тело болело так, словно его избивали неделю, и душа хозяина во время этой вивисекции отсутствовала. Боксерские груши, будь они одушевленными, и то чувствовали бы себя лучше.

— Аметистовая Улица и все дела.

— И башня Правительства, да?

— Почему нет? Там точно должно быть много народу.

Троица, собравшись с силами, продолжила путь. Она отошла от стены дома, вышла из узкого переулка и оказалась на широкой и довольно людной улице, о названии которой нетрудно было догадаться по двум причинам: табличках на домах с крупными буквами «АМЕТИСТОВАЯ УЛИЦА» и сверкающим вкраплениям в брусчатке, которые всем своим видом напоминали одноименные полудрагоценные камушки.

Инфион уставился под ноги, рассматривая искрящиеся в свете солнца пятна. Теплые, создаваемые проносящимися мимо людьми потоки воздуха, которые словно соревновались в скорости, обдували волшебника со всех сторон, даже заставляя незаправленную в штаны жилетку немного шевелиться. Люди, что странно, даже не врезались друг в друга.

Громкий «кар», звучащий как гром посреди яркого неба, заставил Инфиона поднять голову.

Ворон деловито уселся на крышу одного из зданий, стараясь выглядеть нагло — работник Бурта понимал, что по сравнению с Златногорскими птицами этот экземпляр выглядел абсолютным дилетантом. Вокруг пестрили магазины — жилые дома оказались где-то позади. Хотя, пестрили — громко сказано. Святилища продавцов были похоже друг на друга, и отличались лишь какими-то небольшими элементами, в них не было ничего инновационного — ни движущихся вывесок, ни крутящихся тортиков в витринах.

— Надо же, жилые дома не соединены с магазинными. Очень необычно, — заметил Инфион.

— Да, совсем неудобно. Так, спустился на первый этаж, купил что надо, и побежал. Экономия места и все такое.

— Они, наверное, привыкли, — сказал Ромио, смотрящий на сверкающие камни в брусчатке и очень умело врезающийся в спешивших людей.

— Да, наверняка.

Где-то в глубине, под улицами, словно в знак несогласия с этими словами, что-то сверкнуло. Огромный оранжевый, обжорливый, облизывающийся новорожденным пламенем шар осветил мрак, на секунду став солнцем этого темного мира. Он издал громкий звук, приглушив журчание воды, а потом вновь вспыхнул, окончательно исчезнув, в своем бесконечном голоде пожрав самого себя.

От крысы, до этого радостно бегущей где-то в своем мире стоков, осталась лишь кучка пепла. А магическая аномалия, мерцавшая где-то в углу, рядом с, казалось, безжизненным големом, стала больше.

Они собрались здесь при свете дня. Первый раз, ненадолго, просто чтобы попробовать — каково это. Всех разбирало любопытство, которое было частично удовлетворено недавней вспышкой.

Они были несогласны.

Но несогласие свое пока осмеливались выражать лишь здесь, в ночи, когда единственные слушатели — они сами и крысы, и лишь вода прерывает разговоры. Днем здесь было некомфортно — неправильно, непривычно и боязно, что все может стать явью для других.

Они не стали удовлетворять свое любопытство еще больше — того, что они увидели, должно хватить до ночи, а уж тогда… Тогда они начнут новые шаги, маленькие, младенческие, но потихоньку ведущие к тому, чего многие так хотели.

А теперь они покинули это неприятное место, потушив магическую аномалию, и разошлись по своим самым обычным делам.

Все всегда спешили куда-то, и Аметистовая Улица, которой не повезло быть центральной и самой широкой, постоянно кишела людьми. Они горными потоками стекали с нее, иногда, уподобившись воде, быстро, а иногда медленно и неторопливо, как потоки грязи, смешанные с другими не самыми приятными вещами.

Инфион заметил, что уклоняться от идущих навстречу людей здесь было намного проще, чем в Златногорске — возможно, из-за того, что многие сами старались избежать столкновения. Все вокруг сверкало, как картина, намазанная блестками — но сверкало как-то по ночному, словно на полотно направили свет от холодной, белой лампы, попытавшись сымитировать лунный.

— И долго нам тут ходить? — устало вздохнул волшебник голосом человека, который в одно мгновение осознал всю тщетность бытия и познал все ужасы мироздания.

— Чем дольше, тем лучше, — отозвался Ромио, разглядывая дома и, как не странно, проходящих мимо молодых девушек.

— А мне вот кажется, что ровно наоборот. Пока мы будем гулять, Платз уже может узнать все, что ему нужно. Или, того хуже, он явится прямиком сюда.

— Ну, начнем с того, — Лолли на секунду остановилась, бросив взгляд на платье в витрине, — что Платз все-таки не всемогущ, и ему нужно какое-то время. А здесь — людно, так что, если что, затеряемся.

— Даже если так, вам не кажется, что нам просто надоест ходить?

— Поэтому я считаю мою мысль о походе в магазин самой правильной, — девушка улыбнулась, как кот, только что получивший пожизненный запас своего любимого лакомства, мягкую подушку для сна, пару бочек молока и в принципе все, о чем он только мог мечтать. — Например, в этот.

Работница Борделя ткнула пальцем в витрину лавки, расположившейся напротив. Над дверью висели два магических фонаря и вывеска, инкрустированная парой аметистов (или стекляшек, которые были на них похожи). На вывеске красовалось название магазина: «Одеждовый рай».

— Ладно, твоя взяла. Все равно нам делать нечего, — Инфион поднялся на крыльцо за девушкой.

— К тому же, вам тоже не помешало бы купить что-то про запас, раз уж мы здесь надолго, если не навсегда. И старая одежда уже изрядно успела, ну, подпортиться.

При слове «навсегда» внутри Инфиона что-то екнуло.

— Платз не даст нам остаться здесь навсегда, — деловито заметил дважды «неместный». — Только если в виде духов…

— Спасибо, подбодрил. Кстати, откуда у нас берутся деньги на все это?

— От Ромио.

— А откуда они берутся у него?

Романтик пожал плечами.

— Видимо, просто берутся, — вздохнула работница Борделя и дернула ручку двери. Та не поддалась. Лолли попробовала еще раз — тщетно.

— Видимо, идея провалилась. Продолжим идти прямо?

— Странно, что посреди белого дня тут закрыто…

— Это не Златногорск. Мне кажется, в Сердце Мира такое в порядке вещей.

Троица уже практически спустилась с крыльца, как тут услышала:

— Подождите!

По улице бежала — хоть нет, пыталась убедить себя и окружающих, в том, что бежит, женщина. На самом деле она просто шла быстрым шагом, как-то нервозно подпрыгивая.

— Подождите! — повторила незнакомка. — Сейчас я открою!

— Помнишь, мы боялись, что найдем здесь альтернативную Фить’иль? — шепнула Лолли волшебнику. — Вот эта очень даже может быть такой.

— Надеюсь, что сходство у них лишь в необычном поведении…

Женщина в странном, тучном и пышном черном платье, забралась на крыльцо, одной рукой поднимая подолы наряда, а другой не давая слететь маленькой шляпе, украшенной катушками разноцветных ниток, и практически моментально открыла дверь, залетев внутрь.

Троица, немного повременив, вошла в магазин.

И первое, что бросилось в глаза Инфиону у чуть не убило его, как брошенный в голову камень — дурацкое и аляпистое платье госпожи Фить’иль, висевшее среди нарядов.

Вторым камнем, который чуть не расшиб голову, но уже хозяйке магазина, стала магическая аномалия, плясавшая в углу. Работник подошел к твари и зажег огонек, избавившись от незваного покупателя. К слову, если бы аномалии могли покупать и, что важнее, платить — им были бы рады в любых магазинах.

— Чертовы магические землетрясения, — выругался Инфион в полголоса, а потом повернулся к предположительной хозяйке магазина и осторожно, словно боясь призвать из глубин Златногорска госпожу Фить’иль, уточнил:

— А откуда у вас это платье?

Снявшая шляпку женщина с рыжим гнездом на голове похлопала широко открытыми глазами, потом достала сияющий всеми оттенками космоса портфель, отдаленно похожий на Ш’Мяковский, и сказала, словно пытаясь прийти в себя:

— А? Это? Я сама сшила его, — она постучала косточками пальцев о прилавок поправила саму себя. — Точнее, я придумала его. Одно сшила сама, а потом, хвала швейным машинкам и ткацким станкам, сделала еще.

— И вы отправили в Златногорск большую часть, да?

— Да! Так намного выгодней — просто не представляю, как тамошним торговцам удается достигать таких продаж.

Лолли подошла к платью, которое, будь хозяйка дома Инфиона моллюском, была бы ее раковиной, и посмотрела на ценник. Цифра на нем была раз в пять меньше, чем на Златногорском.

— Ясно дело, — ухмыльнулась девушка и показала ценник Инфиону. Тот многозначительно присвистнул.

Хозяйка магазина в платье, похожем на слегка расслоённую капусту, несколько раз сильно шмыгнула носом.

— Насморк? — поинтересовался Ромио, разглядывая какую-то рубашку.

— А? Что? — женщина, казалось, выпала из реальности в глубокую кроличью нору, из которой ну совсем не хотелось вылезать. — А. Да, да. Насморк, конечно. Да. Задуло где-то, вот я и шмыгаю.

Хозяйка еще раз втянула воздух носом с характерным звуком. Если бы на прилавке лежала белая дорожка не самых легальных веществ, женщина точно стала бы похожа на наркомана, притом со стажем.

— А почему вас так смутило это платье? — наконец поинтересовалась она. Голос ее звучал так, словно его замуровали в стеклянную банку из под варенья.

— О, просто видел его на одной моей… ээ…

— Знакомой, — подсказала работница Борделя.

— Да, спасибо. Знакомой.

— О, значит на своей девушке…

— Нет! С чего вы вообще?..

— Мы же можем купить у вас одежды, да? — встрял вдруг в разговор дважды «неместный». Глаза Инфиона и Лолли превратились в совиные, но совы эти явно выпили литра два кофе, и теперь питали ненависть не столько к романтику, сколько к напитку.

Хозяйке магазина же этот вопрос показался совсем обычным.

— Ох, да! Конечно! Совсем забыла, — закопошилась она. — Смотрите, выбирайте, не буду вам мешать.

— И даже не будете назойливо подсказывать, что купить? — брови Инфион взлетели вверх, словно заслышав пожарную тревогу.

— Только если попросите. Странный вопрос.

Женщина с рыжими, напоминающими солому волосами еще пару раз с наслаждением шмыгнула носом.

— Ого. Это как-то совсем странно, даже непривычно.

Ш’Мяк, довольно улыбаясь и еле сдерживая себя от того, чтобы запищать, расплатился с продавцом, получив в руки небольшую коробку. Хозяин инновационного хостела тут же спрятал покупку в свой саквояж цвета ночи, прочно закрыл его и вцепился рукой так же сильно, как крабы вжимаются в пятку незваного гостя.

Ш’Мяк поправил пальто и выбежал на улицу. По дороге, он несколько раз облизывался, а потом цокал так, словно попробовал что-то сладкое.

Приблизившись к дому, мужчина подметил, что в окнах нет никакого признака жизни — чему невероятно обрадовался. В конце концов, чем меньше они знают, тем крепче будут спать. Кто знает, как его первые клиенты отреагируют на это.

Он забежал на крыльцо, открыл дверь, тут же рванув в дом и заперев ее за собой, поднялся на второй этаж и забежал в свою комнату. Оставив дверь открытой, Ш’Мяк задернул занавески на всех окнах, щелчком включил магическую лампу на столе, достал несколько непонятных, токсично пахнущих баночек и наконец-то расстегнул саквояж.

Он с наслаждением и нетерпением поставил небольшую коробку на стол.

Руки немного тряслись. Хозяин дома попытался заставить их успокоиться, и после третей попытки у него получилось.

Дело требует сосредоточенности и конечностей, которые слушаются тебя.

Не прекращающая шмыгать носом, хозяйка магазина аккуратно сложила покупки в пакет, еще несколько раз издала неприятный звук и передала сумки Инфиону.

— Жду вас еще! — огласила она, явно сдерживая подступающий чих.

— Спасибо, но не думаю, что мы заглянем к вам в ближайшее время, — улыбнулась Лолли.

— Надеюсь, вообще больше не заглянем, — еле-слышно сказал работник Бурта. — Хотя, надо отдать должное, получилось вполне дешево. Дешевле, чем у нас.

Когда троица покинула магазин, рыжеволосая хозяйка расслабилась и наконец-то чихнула. Это был полный наслаждения, желанный и вожделенный чих, который разнес миниатюрные частицы по пространству.

И если бы кто-нибудь посторонний в тот момент пригляделся бы, то он бы заметил, как что-то мельчайшее в воздухе заискрилось красным, преломляя лучи шаловливого света.

Златногорская троица с довольными лицами (не считая Инфиона) остановилась, спустившись с крыльца.

— И что теперь? Если Платз сейчас выйдет из-за угла, я не удивлюсь. Мы потратили слишком много времени.

— Сейчас — прямо. Та девушка сказала, что мы придем к этой башне…

— А что, если он уже там? — не успокаивался волшебник.

— Он может быть где угодно. Тут осталось полагаться на удачу, но время все же потянуть надо, — заметила Лолли.

— Ну смотрите…

— Поверь, я тоже бы сейчас вернулась домой. В смысле, к Ш’Мяку. Хотя, может и в Златногорск бы, — работница Борделя сама запуталась в мыслях, как самый невезучий в мире паук в своей же паутине. — Поверь, я очень хочу примерить новое пальто!

— Ладно, идем. Только если что — пинайте на себя.

Платз сделал глоток и поднял глаза вверх, задумавшись.

Бесконечное небо, расчерченное солнечными лучами словно пашня для чего-то незримого, смыкалось над головой. Его словно сдавливало прессом, а потом оно закручивалось в причудливую воронку, через некоторое время вновь выпрямлялась.

Платз прикрыл глаза и поставил чашку чая на столик какой-то забегаловки, в которой и остановился подумать.

От резкого потемнения на черном фоне сначала запрыгали желтые пятна, искрясь бенгальскими огнями. Они словно пытались вытеснить черноту и превратить ее в что-то иное. Но вскоре, поблескивания сменились мыслями, которые неумелым маршем шагали вперед.

— Что же делать теперь? — подумал «как бы мэр» и легонько застучал пальцами по столу.

Варианты прокручивались, рождая в голове мультивслеленную с разными реальностями, и одна за другой эти реальности исчезали — они просто не подходили Платзу. Мыслительный процесс проходил долго и тяжело, но снаружи все было весьма неприметно — «как бы мэр» просто сидел с закрытыми глазами, а чай остывал.

Внезапно, блондин резко открыл глаза, улыбнулся и залпом допил чай. Он посмотрел на коробку из-под заварки, блестевшую где-то в стороне, и еще раз улыбнулся. Ну конечно, это чай Доны Розы — как же иначе. Все связанно друг с другом незримыми нитками…

«Как бы мэр» кинул горстку философов на стол и поспешил прочь.

Он остановился около девушки, убирающий с какого-то столика, и спросил:

— А этот шпиль в центре — это и есть шпиль Правительства, да?

— Да, — сухо ответила та. — Только не шпиль, а башня.

— И там обычно полно народу, да?

— Ага. Либо кто-то по работе бегает, либо слушают редкие выступление Триумвирата. Это, считайте, сердце сердца.

— Превосходно, — Плтаз поправил очочки. — Я так и думал. Спасибо!

Девушка ничего не ответила, а просто кивнула в ответ.

«Как бы мэр» вышел на улицу и посмотрел вперед — дорого вела прямиком к башне, которая торчала относительно недалеко впереди.

— Если бы я был на их месте, то попытался бы переждать там, — улыбнулся Платз сам себе и зашагал вперед, клацая тростью. — Что ж, попробуем. Возможно, все закончится раньше, чем я думаю.

Башня действительно находилось не так далеко от «как бы мэра», ну а для Златногорской троицы она была, как говорится, перед самым носом.

Их глаза упирались в это огромное сооружение, верхушку которого, похожую на ушко иглы, снизу разглядеть было невозможно. Она вздымалась вверх, как Вавилонская башня. С выступов торчали статуи драконов и такой же формы водостоки, мухами облепившие сооружение. Подняв голову повыше, можно было разглядеть три балкона. Постройка выступала вперед, образуя своеобразные треугольник из стен. Внутри расположился некий дворик, а на стенах — по балкону, на который словно вот-вот должен был выйти Папа Римский. Но этого бы не случилось некогда — по определенным причинам. Самая определенная из определенных гласила, что никаких Пап Римских вовсе не было.

— Это выглядит более, чем красиво, — протянул Ромио, словно пытаясь разглядеть каждую пылинку на башне.

Лолли ничего не ответила, а лишь кивнула головой. Инфион же стоял молча.

Его накрыла волна первобытного великолепия — такого же, как при входе в Дворец Удовольствий. Но это было чем-то… другим. Оно поражало не своей роскошностью и обилием золота, а величием, размерам и какой-то сакральной, даже символической важностью, несущейся во все стороны. Златногорск, с небольшими домами и башнями, не готовил своих жителей к встрече с такими огромными сооружениями — но они, люди, этого и не просили.

При осознании того, что где-то там покоится Философский Камень, что там рождаются философы, у Инфиона внутри все передернуло так же, как после очень противной микстуры. По сути дела, эти новые чувства — чувства, скажем, путешественника — и были этим самым гадким (хотя тут можно поспорить) лекарством, которое вылили на душу.

Но волна эмоций внезапно смылась здравым смыслом.

— И долго мы так будем стоять? Я помню, что мы хотели слиться с толпой, но сейчас мы скорее выливаемся из нее.

— Знаешь, — девушку словно вывело из транса, — а ты прав. Если сюда объявится Платз, то мы будем как… как… в общем, сами придумайте, как что.

— А может, еще немного постоим? — сладко потянул дважды «неместный».

— В Златногорске он так же на здания заглядывался?

— Да нет, вроде. Больше на девушек.

— Его что, переклинило?

И вот тут Ромио не выдержал, словно молоко, которому уже надоело нагреваться, и оно, убегая, решило радикально потребовать выключить огонь.

— Ладно, ладно, идем! И вообще, вам не надоело?

— Нам-то нет, — ухмыльнулась Лолли, слегка наклонив голову.

Троица попыталась найти необходимую для успешной маскировки толпу. Она, конечно же, физически была на площади, но в понятии жителей Златногорска настоящей толпы на улице вовсе и не было. Здесь люди скорее доходили до какого-то пункта назначения, оставались там и, когда приходило время, возвращались домой. А в Златногорске все постоянно носились туда-сюда, и толпа существовало так же бурно, как размножаются грибки и выскакивают пятна при ветрянке.

— Хорошо, мы влились в этот поток людей, — выдохнул волшебник. — Что дальше?

— Походим немного, и обратно к Ш’Мяку… — ответил романтик, все еще мотая головой по сторонам.

— И как долго мы будем здесь ходить? Десять минут? Час? Проблема в том, что Платз может оказаться на этом самом месте в любую минуту, если он, конечно, окажется.

— Ребята, — издало что-то звук. Чем-то была Лолли, которую в порывах разговора не заметили.

— Ну, посмотрим. Но сейчас уходить еще рано! — всплеснул руками Ромио, провожая взглядом какую-то девушку.

— Эм, ребята, — вновь повторила Лолли, приковав внимание. В основном из-за того, что схватила дважды «неместного» за плечо. — Боюсь, что уходить пора как раз сейчас. А еще лучше — бежать.

Жизнь словно вошла в кризис изображений и начала повторять сама себя — работница Борделя показала пальцем в сторону, и на его кончике появилось золотое пятнышко, которое быстро приобрела очертания Платза. Направлялся он в сторону троицы, и посмотрев на шаги «как бы мэра» в замедленной съемке, стало бы видно, что с каждым их них блондин набирает скорость.

— Это была плохая идея. Что, опять побегаем? — Инфион тяжело вздохнул.

— Видимо, да!

И троица стремительно рванула через толпу, которая во время бега им показалось намного плотнее. «Как бы мэр» прибавил скорость и принялся проскальзывал меж людей, как меж статичных шахматных фигур, расставленных на доске. Если бы все это было большой интеллектуальной шахматной партией, то блондин определенно был бы королевой, которая, ко всему прочему, еще и нарушает правила.

«Как бы мэр» впился взглядом в тех, кому желал смерти, и не отпускал, привязав к себе огромным метафорическим канатом. Он настигал их — медленно, но верно, с каждым шагом их участь становилась все неизбежней и неизбежней.

Но тут, Платз затерялся. Один человек толкнул его, другой, и троица получила значительную фору.

Выбравшись из потока людей, «как бы мэр» быстро осмотрел улицу и увидел впереди фигуры, которые становились все меньше и меньше, словно их положили под уменьшающий луч. Он вновь набрал ускорение, метнулся вперед и…

Перешел на шаг.

Совсем скоро троица скрылась из виду, исчезнув где-то в кишке Аметистовой Улицы, а Платз, спокойно шагая и клацая тростью, решил отдышаться.

Он приметил ступени, ведущие на крыльцо какого-то магазина — и присел на них, на секунду обратившись статуей. Статуей, которая до этого чудесным образом ожила, приняла участие в марафоне, заняла первое место и теперь пыталась восстановить дыхание.

Платз вытер рукой капельки пота со лба и чуть ослабил бабочку. А потом улыбнулся, сверкнув очками. В голубых глазах его, казалось, отразилась вселенная — и вместе с ней замерцала первобытная, перворожденная хитрость.

— Ну ничего, никуда они не денутся, — он облокотился о перила. — Все равно, это был запасной план. К тому же, торопиться мне некуда — никуда они не денутся…

И он продолжил сидеть, положив трость на колени и даже не заметив, как песнь философов — которая здесь звучала словно прямиком из оркестровой ямы, громогласнее всего — закружилась вокруг него в неосязаемом, магическом вихре, радуясь, восхваляя и словно моля о помощи. Он подхватила в безумном танце потоки магии, которые пришли в нормальное состояние, и завертелась сумасшедшем торнадо.

Звон монет, падающих через стеклянную трубу на дно, которое им казалось бездной, как-то изменился. Резонирующий звук словно стал радостней.

По крайней мере, так показалось — где-то в подсознании — Супримусу.

Он постепенно удалялся вглубь своего мира — и ментально, и физически. Триумвир миновал несколько красивых залов, обогну пару колон, и наконец-то оказался в том месте, где хотел быть с самого утра.

Белобородый член Правительсва отварил двери своей алхимической лаборатории и щелчком включил магический свет. Тот заиграл с баночками, колбами, флаконами, словно флиртуя с ними, и начал придавать жидкостям некое космическое сияние.

Супримус захлопнул дверь, изолировав себя от внешнего мира.

Он натянул на руки черные перчатки и, не меняя пиджака, раздвинул в стороны все, что валялось на столе. Потом триумвир прошел вглубь своей лаборатории — намного больше каморки Фуста — и зажёг еще несколько ламп. Члена Правительства всегда мучил тот факт, что старик Фуст создал свое Алхимическое Чудо в маленькой комнатушке, словно белка в дупле, которое было в два раза меньше самого зверька. А вот он, Супримус, не успел этого сделать, при всех тех масштабах и возможностях, открытых ему.

Ну ничего, и на его улице будет праздник.

Последние лампы вспыхнули — и свет кинулся на что-то, лежавшее внизу. А потом он испугался, и словно в порыве ужаса отразился от блестящей поверхности. Испугался того, что лежало на большом столе, который вполне можно было бы использовать для создания монстра, а потом оживить существо залпом молнии.

Но лежало там то, что видели вороны, и отчего они в свое время почернели.

Ох, если бы все только знали, над чем он работает….

Ветер словно давал пинка уже перешедшему на шаг Инфиону, не давая останавливаться, хотя ноги уже давно переживали не лучшее свое состояние.

И вот за углом, как свет в конце тоннеля или оазис в пустыне, показался дом Ш’Мяка.

— Ну наконец-то! — волшебник перешел на медленный шаг. — Я думал, мы и не доберемся.

— Эээ, а ты уверен, что это тот дом? — Ромио чувствовал себя лучше работника Бурта, хоть и тащил сумки с покупками.

— Мне кажется, за нами уже давно никто не бежит. Давайте передохнем, а? — Лолли уже совершенно не хотела идти, но страх пинал все с новой и новой силой, заставляя кое-как перебирать ногами.

— Посмотрите на окна, — с наслаждением протянул Инфион, сметенный идей Ромио. — Все горят. Мы точно на месте.

Дальнейшая дорога прошла не сказать чтобы во мраке. Скорее, как в какой-то налипшей на условный скафандр тине, слившей все вокруг в одну неразборчивую массу.

Инфион даже не понял, как сам машинально достал ключ, всунул в скважину и удивился, что ничего не произошло. Точнее, удивление это тоже прошло мимо — все эмоции беспорядочно валялись, поверженные такой пробежкой, которую никогда еще не видывали.

В общем, дверь была не заперта.

Все трое молча вошли в инновационный хостел, закрыли за собой дверь и просто рухнули на пол. Они просидели так непонятно сколько — по крайней мере, время утратило смысл лишь для троицы, а его потоки продолжили все так же сочиться через реальность.

Часы долго тикали в тишине.

— Можно считать, что мы в безопасности, — наконец-то нашел в себе силы Инфион.

— Только вот, не встать, — заметил дважды «неместный», облокотившийся о стену и отдыхающий под одеяльцем из пакетов. На вешалке, что торчала за ним, висело пальто хозяина дома.

— А надо бы, — волшебник, вернувшись в нормальное, дееспособное состояние, встал и зашаркал в сторону кухни. Он нашел графин с водой и чашку, и сначала воровато, словно похищая древнюю реликвию, налил себе воды. Он поднес чашку ко рту, на мгновение замер, а потом плюнул на все и тут же осушил.

Волшебник пошел на второй этаж, чувствуя себя значительно лучше. Он поднялся по лестнице, и хотел было повернуть в сторону своей комнаты, как тут увидел, что за приоткрытой дверью играет тень Ш’Мяка.

Любопытство — самое обычное, почти ничем не подкрепленное, повергло работника Бурта и заковало в цепи, постепенно направляя в сторону чужой двери. Инфион склонился над щелкой в проеме, из которой струйкой сочился хитрый свет, который и устроил этот театр обмана. Волшебник прищурился, и потом…

Потом пол под ногами по какой-то причине скрипнул, и Инфион, словно услышав рев сидящего на крыше дракона, по своей неуклюжести пошатнулся в сторону и открыл дверь еще больше. Волшебник уже успел проклясть себя самыми страшными и запретными словами, от которых даже демоны поспешили бы облиться святой водой.

Инфиону предстала картина, которую самый ненормальный художник не решился бы изобразить. Ш’Мяк сидел за столом и, орудуя кисточкой с красками, раскрашивал деревянную фигурку Фуста. Стены, к слову, были усеяны плакатами создателя Философского Камня, которые попадались настолько часто, что, видимо, заменяли обои.

Хозяин дома повернулся на внезапный шум — и тут же покраснел, как яблоко. Только вот такой красноты яблоко достигло только если бы его покрасили в красный и потом смутили до покраснения.

— Эээээ… — протянул Ш’Мяк. — Рад, что вы вернулись. Как прошел день?

— Не очень. А это?..

— Это? — хозяин дома тыкнул рукой в фигурку. — Вы будете смеяться и считать меня, эээ…

— Хотя, какое мое дело, — вдруг облило волшебника здравым смыслом. — А фигурка хорошая, они попали в образ.

— Да?! — радостно воскликнул Ш’Мяк. Веселился он скорее оттого, что его не стали унижать, а не оттого, что приобретенная фигурка была как две капли воды похожа на создателя Философского Камня. Только вот одна из этих капель была взята из лужи, а другая — из кристально чистого источника.

— Да, — Инфион наклонился к фигурке. — Только вот с волосами они не угадали — последних он лишился, говорят, давно. И штаны такие не носил уже лет десять.

— О!

— А у вас что, все так по Фусту с ума сходят?

— Эээ… Нет, вовсе нет! — козлиная бородка на лице хозяина дома скакала так, словно хотела сорваться с подбородка. — Просто для меня он… как кумир. Нет, не совсем точнее слово — скорее, пример для подражания…

— Я пил воду из графина, — резко признался Инфион.

— Что?

— Я пил воду из графина на кухне. Когда пришел, просто мы… эээ… устроили пробежку.

— И что в этом такого?

— Ну, это же ваш дом…

— Но вы в нем живете! Вы же платите за это!

— Видимо, взгляды на жизнь в Златногорске и здесь немного… эээ… рознятся.

— Хотел бы я побывать у вас, — сказал Ш’Мяк с таким наслаждением, словно познал тот экстаз, ради которого многие монахи познавали тайные виду на гору Фудзи и входили в состояние нирваны. — Но, говоря о воде — лучше я напою вас чаем. Заодно поговорим об оплате, идет?

— Ага…

Когда они вышли из комнаты, Ш’Мяк даже не стал закрывать дверь, вовсе забыв о саквояже. Он стоял, открытый, под лучами солнца, которые хозяин дома пустил в комнату, отодвинув шторы. Лучики бессовестно рылись в саквояже цвета плода любви бесконечного космоса и нескончаемой ночи, обшаривая его полностью. Но там ничего не было — ничего такого, что можно было бы заметить с первого взгляда. Но лучи все же нашли кое-что внутри.

И если бы кто-нибудь в тот момент заглянул в портфельчик, то он заметил бы, как что-то на дне мерцает красноватым цветом…

На улице по-дневному потеплело, но уже начинало по-вечернему холодать. Парадокс природы — рассекая наполненные теплым, свежим воздухом улицы, идущие попадают словно бы в аномалии, где тот уже успел остыть. И такое же будет происходить потом, уже вечером — в общей массе остывшего воздуха жителей будут настигать теплые потоки, от которых все их нутро начнет мурчать.

Но очередной вечер вступал в свои права, и солнце клонилось в сторону своей небесной постели, уже определенно зевая и желая зарыться в подушках.

Инфиону тоже хотелось оказаться в кровати, или попросту где-то, где рядом с ним не было бы только Ш’Мяка. Создавалось такое ощущение, что из-под шкуры чудаковатого хозяина дома в любую минуту может выскочить маньяк — в конце концов, никто не запрещает им быть тоже слегка чудаковатыми. Это, даже, скорее их отличительная черта от других людей (по крайней мере, одна из многих).

Чашка чая парила под носом, и аромат заползал внутрь паразитом из фантастических фильмов. В конце концов, запах выиграл единоборство и взял свое — волшебник сделал глоток. Чай оказался более, чем вкусным.

— Отличный чай, — машинально вырвалось у Инфиона. Работник Бурта тут же пожалел о том, что открыл рот.

— Спасибо, рад, что понравилось, — Ш’Мяк сел напротив со своей чашки. — А где ваши друзья?

— О, они, наверное, уже наверху. Переодеваются в обновки…

— Если хотят, пусть спускаются.

— Думаю, им и вдвоем хорошо, — протянул Инфион с мыслью о том, что парочке сейчас наверняка лучше, чем ему. Состояния волшебника стало критическим, когда хозяин дома сказал свою следующую реплику.

— Если я ничего не путаю, вы из Златногорска, да?

— Ага, — неуверенно обронил Инфион. Под свинцовой тяжестью этого слова треснул бы не то, что лед, а даже пол.

— Хорошо. Вы не думайте, я помню это из других разговоров, просто решил уточнить. Очень важно в этом деле быть правильным, — он сделал глоток. В эту секундную паузу волшебнику показалось, что даже время как-то дрожит от напряжения, и из-за этого мгновение становится не таким уж мгновением.

— Расскажите, каково там? В Златногорске, я имею в виду. Я много об этом слышал, но вот, появился шанс поговорить с… хм, какое бы слово подобрать… допустим, пусть будет очевидцем. Если подберу что получше, то скажу.

Работника Бурта немного отпустило. Ш’Мяк начал казаться ему не страннее всех остальных людей, которых волшебник знал. Расслабленный, Инфион подумал и прокрутил возможные варианты начала грядущей мини-речи, и остановился на, как ему показалось, самом безобидном.

— Ну, я работаю у Бурта Буртсона, и…

— У того самого?! — после этого вскрика, волшебник понял, что выбрал неудачное начало разговора.

— Да, у него… Только вот у нас он не взывает восхищения, — Инфион сразу решил бить в лоб. — Понимаете, у нас в принципе не вызывает восхищения то, что вызывает у вас. Ну — Бурт, и Бурт, ну Фуст, и Фуст, ну сотня магазинчиков — и сотня магазинчиков. Мы просто привыкли к этому.

— Понимаю! Но каково это?..

— А все так же. Серьезно, жизнь, как жизнь. Постоянная работа, неприятности на голову, ну и все вытекающее. Разве что, недавно открывался Дворец… дом мэра, но и это ничего хорошего не принесло.

— Эх, — в этом вздохе, переданном с легкой руки автора, содержалось бесконечное сожаление и горечь всего мира в принципе, но на бумаге такое можно отобразить лишь с помощью «эх», разве что с пометой бесконечности этого звука. — Но зачем вы приехали сюда? Тут ведь… намного скучнее, чем у вас. Все совсем не так!

Ш’Мяк чуть не плакал.

— Ну, нас… мммм… вынудили обстоятельства, да. К тому же, все у вас хорошо, почти как у нас. Только магазинов чуть меньше, народ не такой вороватый, ну и так далее. Знаете, у меня даже выходит своеобразный отпуск.

После этой фразы где-то внутри Инфиона лопнул огромный пузырь — не подумайте, что желчный — просто пузырь удивления. Волшебник осознавал, что ему становится хорошо, хотя не так давно его хотели убить, и все еще хотят это сделать. Смерть в золотых одеждах, условно говоря, с переменчивым успехом дышала в спину волшебнику. Но сейчас, на какой-то момент он почувствовал, что в лицо ему светит отдых и облегчение. И сам не понял, с чего это вдруг.

— Понимаю. А вот мы — страдаем. Уверен, у вас в городе моя инновационная идея вот такого вот места, — хозяин дома обвел пухлыми руками помещение, — пошла бы на ура и уж точно бы реализовалась. А тут…

— Да, Платзу бы она уж точно понравилось… — это фраза была горче, чем самая горькая редька на свете.

— Вы и с ним знакомы?!

— Ну, с ним знакомы, считайте все. А у нас в последнее время, эээ, как бы так сказать… Очень схожи интересы, — Инфион произносил каждое слово так, словно оно было проводом от бомбы, которую нужно обезвредить. Пока ничего не рвануло, и это радовало.

— А вот у нас….

— Все совсем по-другому?

— Да!

— Но это же нормально…

— Эх, — видимо, не найдя в своей голове подходящего слово, только вздохнул Ш’Мяк.

Инфион понял, что уже давно допил чай.

— Я тогда… эээ… пойду, пожалуй, меня там вроде ждут. Спасибо за чай!

— Не за что, — сказал хозяин дома в пустоту. — И да, насчет цены…

Ш’Мяк огласил стоимость, которая подняла настроение волшебника так же, как поднял бы килограмм апельсинов и три плитки шоколада.

Добравшись до второго этажа, Инфион открыл дверь в комнату и поймал на себе два заждавшихся взгляда. Ромио уже переоделся — дважды «неместный» стоял в белой рубашке в мелкое розовое сердечко. Лолли же, видимо, никуда не спешила и ждала, пока романтик выйдет и даст ей переодеться. Но новое бордовое пальто уже по-хозяйски лежало на кровати.

— И где ты был? — спросил романтик прежде, чем работница Борделя успела открыть рот чтобы задать тот же вопрос.

— Беседовал с хозяином дома, — как сдувающийся воздушный шарик пропищал Инфион. — Он довольно странный, и сходит с ума по Златногорску. А еще он огласил цену.

— И что? — вытянулась Лолли, сидевшая на кровати.

Волшебник словно вновь наполнился живительным воздухом и огласил цену.

— Дешево, — кивнул Ромио головой.

— Да, точно. Но деньги имеют свойство кончаться, — заметила девушка и легла на спину.

— Именно поэтому, нам нужно что-то делать. Мы же не можем тут жить постоянно!

— Да, Инфион. Но сперва, можешь выйти?

— Что? — просьба девушки рухнула так же неожиданно, как метеорит.

— Можешь выйти. Пожалуйста, — последнее слово было приправлено каким-то особым интонационным соусом. — Мне надо переодеться. И захвати с собой Ромио, хорошо?

И тут Инфион понял, почему девушка до сих пор не примерила обновки. Ромио, как упертый баран, которым порой и казался, уткнулся рогами в ворота и не хотел покидать комнаты.

Волшебник встал, взял дважды «неместного» под руку и попытался вытащить.

— Я не собираюсь выходить!

— Ну имей совесть. Представь, что это совсем чужая комната.

Романтик поддался. Но не от внезапного прилива совести, а оттого, что Инфион сильнее дернул его за руку и потащил прочь. Лолли захлопнула дверь.

Время пролетело незаметно — и в какой-то неестественной тишине. Никто не хотел говорить ни о чем, да и слова уже кончались — всем просто хотелось найти выход из ситуации. С каждым валившимся на голову событием, шоком или открытием, она становилась похожа на железобетонный тупик, таранить который пришлось бы чем-то покрепче головы.

Время, опять же, пролетело незаметно — хотя пролетать-то было особо нечему. Лолли как-то слишком быстро переоделась и толкнула дверь. В те несколько минут, пока девушка меняла одежду, между дверью и комнатой виднелась щель — в которую, если захотеть, можно было бы увидеть очень многое. Но, к удивлению Инфиона, дважды «неместный», обычно имевший за собой такой грешок, в этот раз просто смотрел в пустоту. Волшебник списал это на усталость.

— Ну и как оно? — красовалась уже за открытой настежь дверью работница Борделя. Юбку она сменила на свободные клетчатые брюки, а сверху нацепила блузку. Волосы, собранные в рогалики, все еще дьявольски торчали с обеих сторон головы.

— Штаны такие же, как Фуст раньше носил… — вспоминая недавний разговор с хозяином дома, заметил работник Бурта.

— Очень остроумно, — Лолли бросила на обоих представителей не прекрасной половины человечества суровый взгляд.

— Лучше бы ты спросила, что мы будем делать теперь, — печально вздохнул Инфион.

Фраза дирижаблем застыла в воздухе, и сначала неподвижно маячила в тишине, а потом начала разгоняться, словно кто-то наконец-то запустил мотор.

А потом начались разговоры.

Говорили долго и, в принципе, не особенно интересно. Хотя, это как посмотреть — для троицы разговоры вылились в некое подобие решения, макет, неумело слепленый из второсортной глины и еще не обожжённый. А вот сторонний наблюдатель точно бы заскучал, вслушиваясь в обмен мнениями.

Но вот в другом месте дела обстояли намного интереснее…

Вода слюной стекала в это место, обволакивая серые кирпичи как стенки желудка, соединялась с другими струйками и потом лилась куда-то прочь, как горная река, в которой ни за что на свете не стоило купаться. Вода журчала, лишая канализацию тишины — здесь всегда были звуки, урчания, журчания, шлепки — и это могло свести с ума.

Он стоял там, в окружении ящиков со сдернутыми крышками, стараясь не сойти с ума. Света практически не было, и каждая пробегающая и падающая в воду крыса казалась огромным левиафаном, который готов сожрать что угодно и кого угодно в любую минуту.

Он стоял, оперившись одной рукой о ящик, и старался не сойти с ума.

Они выбрали это место, потому что оно было очевидным — идеально для того, чтобы остаться незамеченным, ведь любой человек в здравом уме не полезет в канализацию без нужды. Но они не учли одного — никто и никогда не собирался делать эти подземные тоннели и залы пригодными для людей. Здесь было уютно лишь крысам, воде и нечистотам, которых ничто не могло свести с ума. Но для людей нахождение здесь, особенно в одиночестве, становилось самой страшной пыткой, о которой инквизиторы почему-то не додумались. Будь они покреативней, канализация любого средневекового города стала бы клеткой ужасов (а прознай об этом определённый неуравновешенный дядька со странными усами — и нужда в отдельном пространстве для газовых камер исчезла бы).

Он мог включить свет, который придал бы хоть какое-то спокойствие — предметы стало бы видно, и воображение перестало бы дорисовывать лишнее, но… было еще рано. Свет могли заметить, а они не могли позволить никому узнать о том, что собираются здесь…

«По крайней мере, совсем скоро соберутся» — на это надеялся пришедший заранее человек. Он нервно топал ногой и мысленно надавливал на слово «скоро», стараясь сделать так, чтобы шум в голове стал громче журчания воды. И лишь голем, неподвижно стоявший где-то в углу, немного успокаивал человека — примерно так же, как успокаивает перцовый баллончик в сумке.

Они тоже нервничали, и пытались выждать нужное время для того, чтобы юркнуть под улицы.

Инфион с облегчением вздохнул — они наконец-то закончили говорить и, более того, придумали решение. Звучало оно, конечно, сомнительно — но ничего лучшего никто из Златногорской троицы придумал не смог. Куда бы они не смотрели, не поворачивали мысленно — везде были глухие тупики, в которых их настигала старуха с косой.

Но то, на что все трое кивнули (и почти все трое — молча), и вправду казалось адекватным и разумным решением. А самое главное, теоретически работающим. Это не могло не радовать.

Инфион кинул взгляд на окно, и тут же пожалел об этом — на улице уже практически стемнело. А это значит, что беседа продолжалась долго, и наутро наступят последствия для мозга, который будет болеть так, как будто его задавили прессом.

— Что-то мы засиделись, — сказал волшебник, грустно смотря на солнце, которое уже прощалось с ним на всех языках мира. — Предлагаю обсудить детали завтра, а сейчас — спать.

— Согласна, но, — отрезала Лолли, явно не испытывающая желания передохнуть, — лучше это сделать сегодня. Мало ли что.

Инфион устало нахмурил брови.

— Только если за чашкой чая, ладно?

— Отличная идея, — улыбнулась девушка и вышла из комнаты.

Все трое спустилась на кухню и удивились, найдя уже горячий чайник. Кружки вскоре были расставлены, и ритуал заваривания чая должен был вот-вот наступить, но тут его прервал Инфион, уже занеся ритуальный носик чайника над не менее ритуальной чашкой.

— А где господин Ш’Мяк?

— Понятия не имею, — отрезала работница борделя. — А какая разница?

— Нет, просто он недавно был здесь. И чайник, должно быть, кипятил себе. Может, стоит уточнить…

— Господин Ш’Мяк! — закричал во все горло Ромио. Его голос разнесся по дому так, что, казалось, проник даже в те щели, которые и щелями считать было трудно.

Ответа не последовало.

— Видимо, куда-то убежал, — пожал плечами дважды «неместный». — Он занятой человек.

— Ладно, — молвил работник Бурта и закончил ритуал, залив заварку струей горячей воды.

Ш’Мяк действительно бежал — по крайней мере, шагал со скоростью, которая чуть-чуть была похожа на бег. Он крепко сжимал в руке саквояж, а свободной конечностью застегивал остальные пуговицы на пальто. Хозяину дома почему-то показалось, что он опаздывает — и Ш’Мяк решился привести себя в порядок по дороге.

Он летел на автопилоте, двигался неуклюже, но все же делал это как-то незаметно. Ш’Мяк умело огибал людей, как-то уж слишком усердно — словно не желая оказаться в поле их зрения. Он шел по городским улицам, позволяя замечать себя лишь каменным драконам на крышах.

Медовый закат вытекал из небесных сот и лился на землю, иногда попадая и на лицо Ш’Мяка — тот щурился, но потом снова открывал глаза и шел, шел, шел, покачиваясь, как после очень хорошего и культурного времяпрепровождения в баре.

А потом мужчина с саквояжем в руке остановился.

Он посмотрел по сторонам, оценивая пространство вокруг. Убедившись, что никто посторонний не смотрит на него, он дернул воротнички желтого пальто, сочувственно вздохнув, и нырнул вниз.

А потом наступила темнота.

Женщина с рыжим гнездом на голове добиралась буквально на ощупь. Она опять не подумала о том, чтобы взять с собой фонарь — теперь, единственным источником света для нее был мед заката, еле-еле сочившийся через канализационную решетку. Она очень жалела свое пышное, кружевное черное платье — но когда ты сама шьешь одежду, то обязательно ходишь только в красивых, блистательных и модных нарядах. Даже если пропалываешь грядки в загородном домике — ты не можешь позволить себе одеться слишком просто, даже треники обязаны быть стильными, и желательно — со стразами. Это что-то наподобие врожденного инстинкта любого человека моды или дурацкого стереотипа, который по какой-то необъяснимой, парадоксальной причине все-таки оказался правдой.

И она не могла одеться просто, даже спускаясь под улицы города. Но уже совсем скоро загорится свет, и можно будет не бояться наступить не туда. Хотя, надо отдать должное, самым страшным и грязным в этих подземных тоннелях были крысы, а все малочисленные нечистоты смешивались с водой и не доставляли неудобств до тех пор, пока человек не шлепался в воду. Сердце Мира славилось своей чистотой.

Да, свет загорится совсем скоро — как только солнце скроется.

И для тех, кто стекался вниз, под улицы — этот отрывок времени тянулся медленно.

Но на самом деле, ночь наступила как по щелчку пальцев. Небо тут же стало темно-синим — оно никогда не смогло бы быть полностью черным, даже если бы постаралось. И на лице ночи пыльцой высыпали веснушки — звезды, желтоватые, словно на детском рисунке. Темнота запустила свои осьминожьи щупальца в канализацию, и погрузила ее в непроглядный мрак. По крайне мере, на несколько мгновений.

Человек, стоявший меж ящиков, немного успокоился. Он щелкунул пальцами — и магические лампы загорелись тусклым, желтоватым светом. Нога человека все еще дергалась от легкого страха, но потом он увидел тени, которые наконец-то стали различимы среди царствующей до этого темноты, и успокоился окончательно, приняв весьма важный вид.

Еще несколько мгновений — и они собрались.

Пространство, заполненное ящиками с карамелью Магната, уже не казалось таким пустым — теперь здесь были люди. Конечно, не огромная толпа, а, скорее, кучка — как клуб любителей настольной игры, в которую играют только самые отшибленные ботаны (по крайней мере, так считает та часть, которая в этот клуб не входит). Сначала они все, как один, отряхнули или поправили свою одежду, надеясь на то, что хоть в этот раз не придется ее выкидывать. А потом они просто встали — не так, как в немой сцене определенного спектакля, превратившись в статуи, а просто встали. Кто-то дергал ногой, кто-то качался из стороны в сторону. Они не замерли на месте — они просто стояли и ничего более не делали.

И тогда человек в центре (хотя центра, как такового, не было), ждавший всех остальных, заговорил.

— Коллеги! Мы собрались снова, — начал мужчина с пузиком на выкат. Выкатывало пузо из-под красной рубашки, которая со спины была закрыта хвостом чего-то, напоминающего смесь пальто и фрака. Мужчина был похож на дирижера, который, казалось, командует не то дуэтом, не то квартетом, не то оркестром из калек. — Снова! Я прошу вас присесть на ящики…

Все присутствующие немного замялись.

— Но мы сдернули с них крышки, — любезно заметила шмыгающая носом дама в черном платье, у которой недавно потратила философы Златногорская троица.

— Верное замечание, госпожа Финтифлюх. Вы абсолютно правы. Абсолютно правы! Значит, сегодня нам придется постоять…

Человек потоптался на месте, а потом резко, словно по приказу первобытного инстинкта, сунул руку в стоящий рядом ящик и вытащил прозрачно-красную карамель на палочке. Та замерцала кроваво-красным, не несущим ничего хорошего, светом.

— Сегодня мы наконец-то перейдем к действиям! О да, мы это сделаем. Постепенно, неспеша, сначала потренируемся здесь, чтобы там… там!.. все прошло на ура.

При общении с главой собравшихся, могло показаться, что началось бесконечное дежавю. На самом деле, это такая манера разговора — повторять особо значимые (и не очень) фразы два раза. Притом первый раз делать это безобидно, а потом превращаться в воплощение ада и убивать словами. Этот процесс проходит, как забивание гвоздей — сначала легонько бьешь по металлической шляпке, а по том со всей дури лупишь молотком.

— Эээ… так что конкретно мы должны научится делать, господин Ширпотрепп? — послышался голос.

— Например, то же, то же!.. что я сделал вчера.

— Вы про этот огромный огненный шар, который так страшно полыхал и чуть не разнес здесь все?

— Именно! Именно! Для начала — попробуйте лизнуть карамель, и почувствуйте… как можете творить настоящую… настоящую!.. магию.

— В тот раз это как-то не очень получилось ни у кого, кроме вас. И я, например, очень плохо себя чувствую… — пожаловалась госпожа Финтифлюх, беспомощно шмыгая носом.

— Наверное, не стоило превращать карамель в порошок и занюхивать ее… — предположил Ш’Мяк, с сочувствием смотря на женщину. В конце концов, все они здесь были коллегами — коллегами, желавшими чего-то большего в своей жизни. Но им не давали этого, и тогда… они все-таки решились на это.

— Возможно, Ш’Мяк. Возможно! — господин Ширпотрепп продолжал забивать ненужные интонационные гвозди. — Но проблема, скорее, не в этом. Вам просто нужно попробовать еще, ваш главный враг — это страх, страх!

— Я читал газеты, — продолжил хозяин инновационного хостела. — Пишут, что двое просто испарились после этой карамели. Нет, неправильное выражение — они исчезли в никуда.

— Побочные эффекты! — поддакнул кто-то из торговцев, что собрались под улицами.

Ширпотрепп тяжело вздохнул. Он не винил никого из собравшихся — все, кто находился сейчас в стоках, включая его самого, были простыми предпринимателями — амбициозными и имеющими свои… примеры для подражания. Никто из них в принципе не понимал, как должно пройти то, что они задумали — но у Ширпотреппа, как у лидера, в голове уже назревала картина. Хотя, это скорее был сырой карандашный набросок, скетч на дешевой бумаге — но он был, существовал, постепенно покрывался краской и становился реальностью.

Главное — правильно научиться пользоваться карамелью. Никто из тех, кто был здесь, под улицами, не был идиотом. Все умели думать: кто-то — больше, кто-то — меньше. И все осознавали, что побочные эффекты — неотъемлемая часть представления.

— Не попробуйте — не узнаете, не узнаете! Но тогда не будет ничего — и мы все продолжим существовать так же… так же!.. как сейчас. Никакие мечты не станут явью, и вы никогда не будете похожи на своих идеалов. Вот вы, господин Ш’Мяк? Как вы можете хотеть быть как великий… великий!.. Фуст, не испытав то, без чего мы все проиграем.

Хозяин хостела закатил глаза — словно представляя, как он превращается в создателя Философского Камня.

— А вы? Вы! Госпожа Финтифлюх, сможете ли вы достигнуть той же элегантности, которой обладает Дона Роза?

— Модный дом из двух этажей, с большой мастерской и кучей цветных ниток… — закрыв глаза, просмаковала женщина с рыжими волосами. Она, видимо, не имела ни малейшего представления о «бизнесе» Доны Розы — кроме, конечно же, чайной его стороны.

— Именно! Но ничего этого не будет, не будет! Если мы не заставим проклятое Правительство дать нам развиваться… дать нам идти на риски… дать нам пробовать, пробовать!

— Это все хорошо, — заметил кто-то из собравшихся. — Но побочные эффекты…

— Я знаю, как решить проблему. Этим! — господин Ширпотрепп подпрыгнул на месте, а потом обнажил запястье — на нем красовалась красноватая татуировка, изображающая непонятно что. Она блестела в тусклом свете ламп.

Да, он и так собирался ошеломить всех этим. И ему это удалось.

— Как нас защитит татуировка?! — всплеснул руками Ш’Мяк.

— Бессмыслица! — подтвердила госпожа Финтифлюх.

— Вы когда-нибудь слышали… слышали!.. о прививках? — ухмыльнулся глава собрания анонимных нытиков. — Глупый вопрос. Я знаю, что слышали. А теперь представьте себе — прививка от магии… магии!.. от побочных эффектов. Пускай тело привыкнет к этой карамели, а потом… сами понимаете, что потом.

Люди вокруг одобрительно зашептались, и шепот перерос в довольные реплики, которые, для экономии пространства, можно и опустить. Когда все собравшиеся чуть приутихли, Ширпотрепп продолжил, не опуская руки.

— Мы получим свои права! И тогда, это место станет таким же, как Златногрск — оно станет вторым… вторым!.. Златногрском, если не лучше. И тогда мы будем кумирами других… Тогда, кода святыни будут гореть…

Лица засияли, поярче ламп, освещающих это место. Вода неумолимо журчала, но присутствующие не замечали ее шума. Да, они все этого хотели — все, включая его самого. Они фанатели (Ш’Мяк бы добавил, что это самое подходящее слово) от города возможностей, города Платза, фанатели от его жителей, которых ненароком возводили в своих головах чуть ли не в лик святых. Они хотели быть похожими на них — быть такими же успешными и гениальными, но у них ничего не получалось…

И тогда, они поняли, в чем дело. И решили действовать.

Ширпотрепп тоже фанател от своего кумира — и им, как не странно, был великий и ужасный «как бы мэр» города.

Что-то засветилось под улицами — что-то, намного ярче тусклых магических ламп. А потом куда-то вдаль улетел огромный огненный шар, разрушая невидимые магические потоки и колебля не только магию, но и саму нестабильность, силу мироздания. Еще немного, и волшебные фонари перегрузились бы, а голема, тихо стоявшего в углу, вырубило. Ткань реальности в этом месте, нити магии в сплетении с временем и материей, эта огромная космологическая коса могла бы порваться, как гитарная струна. Но все они ждали, что рухнет нечто совсем другое. Совсем не замечая песни философов, которая для них была чертовски важна.

А они пели…

Платз не слышал пения, но каким-то образом слушал его, и делал это вовсе не ушами, а чем-то незримым.

Хотя, не будем о высоком. На самом деле Платз просто сидел в забегаловке.

Честно говоря, забегаловкой это место назвать было сложно. «Сердце дракона» — так называлось заведение, создатель которого решил покаламбурить и соединить названия города с самой частой архитектурной деталью. Это место было слишком маленьким, чтобы считаться рестораном, но при этом слишком роскошным, чтобы быть кабаком или таверной. Сюда приходили люди, которым хотелось поесть быстро, но со вкусом — и желательно попить из красивых и сверкающий от частоты бокалов и чашек, чем из обычных, иногда заляпанных.

Заведение расположилось прямо на Аметистовой Улице, недалеко от главной площади. Пропустить его было трудно — по обе стороны от крыльца стояли две небольшие колонны, которые обвивали каменные драконы, и даже кирпич, из которого здание было выстроено, чем-то напоминал чешую.

Платзу не понравилась вывеска — всего лишь название с изображением горящего сердечка. Нет, она не должна быть такой — она должна бросаться в глаза за километр. Любой Златногорский дурак знал, что хорошая вывеска — половина дела. И будь здесь такая же яркая табличка над входной дверью, дела у хозяев пошли бы намного лучше.

Но Платз отпустил эту мысль, как только вошел. В конце концов, это не Златногорск. Чему тут удивляться?

«Как бы мэр» помешал чай ложечкой, сделал глоток и задумался. Во-первых, о том, что пора было принять эликсир молодости, а во-вторых, он думал, что же делать дальше.

Прокручивал в голове варианты, словно распутывая старый клубок с пыльного чердака — клубок этот был странным, состоял из множества разноцветных ниток. И все они оказывались обрезанными, все они просто не подходили.

Платз сделал еще глоток — и оглянулся. Все вокруг сверкало, притом не только от чистоты. Столы и барная стойка были, конечно, не из настоящего хрусталя — но они его очень сильно напоминали. Свет от магических ламп с усилием пробивался через эти предметы, и застревал внутри них навеки, превращаясь в радужное свечение. Но вот стулья были мягкие и обычные — благо, хозяева не стали делать и их из стекла.

— Ну вот, снова ошибка… — подумал «как бы мэр», сорвавшись с основной работы мозга по распутыванию клубка.

Такой блеск должен быть еще и снаружи. Здание должно сиять, выделяясь из всей улицы, и тогда его просто не надо будет замечать — оно всегда будет на виду. Здесь все работает так же, как в издательском деле — да, нельзя судить о книге по обложке, но это приходиться делать. Это — первое впечатление, самое важное, и плохая картинка может оттолкнуть от потенциально хорошего содержания, или же — наоборот.

В идеале — как и с этим местом — блеск нужен и внутри, и снаружи.

Платз поморщился и снова вернулся на правильную тропу мыслей, смазав мозговые петли чаем.

— Итак, как же решить эту маленькую задачку? — протянул он мысль в голове, не видя ни одного подходящего решения. Блондин начал колотить пальцами по столу — звук был не такой, как обычно. Стекло придавала ему толику некого шарма, словно этот звук — самый пижонистый пижон, только что вернувшийся из самой дорогой оперы в самом дорогом костюме. В общем, самый-самый.

— Надо спать! — чрезмерно громко сказал кто-то за соседним столиком, и магия звука разрушилась.

— Да, но у меня нет времени! — ответил собеседник незнакомому голосу.

— Тогда прямо сейчас я заплачу за еду и напитки, возьму тебя под руку и потащу домой, а потом привяжу к кровати и буду ждать, пока ты не ус…

— Ладно, ладно, — махнул рукой собеседник. — Я справлюсь, не волнуйся.

— Но я все же провожу тебя до дома, чтобы удостовериться.

Платз ухватился за это слово, и легонько потянул. Клубок начал распутываться, и длинная нить наконец-то осталось одна — к ее концу был привязан абсолютный джекпот.

— Им же надо где-то спать, — подумал Платз. — Ну конечно, надо найти что-то наподобие дома госпожи Фить’иль. И надеяться, что аналога самой хозяйки в этом городе не существует.

Платз сделал очередной глоток и посмотрел в окно. Из-за светло-желтого света, что излучали лампы, ночь на улице казалось бархатной.

— И, заодно, неплохо бы было переночевать где-нибудь самому. Не думаю, что это место работает так же, как «Пузатый ворчун».

Блондин встал, взял цилиндр, до этого мирно лежавший на столе, под мышку, и подошел к барной стойке. Что-то подсказывало ему, что за ней стоит хозяин заведения.

— Доброй ночи, — улыбнулся Платз. — Нет ли у вас комнаты, где можно переночевать?

Бармен перестал заниматься своими делами.

— Как заместитель хозяина «Сердца дракона», могу вас заверить, что нет. Это же ресторан!

— Я просто не терял надежды, — улыбнулся «как бы мэр» и его черные очочки, спущенные на нос, по своему обыкновению сверкнули. — Может, вы подскажете, где я могу переночевать? А что что-то засиделся.

— Да, таких мест много, — бармен оценил глазами количество посетителей и, поняв, что пока работы у него нет, продолжил. — Советую вам записать все варианты куда-нибудь.

Платз почуял, как убивает сразу двух зайцев.

Туман сомкнул свои челюсти и проглотил Сердце Мира, прикрыв его тонкой шалью, через которую луна просвечивала все причинные и не причинные места. Многим хотелось спать — не столько из-за позднего времени, сколько из-за погоды, которая работала подобно природному снотворному — повесь такую картину в музее, и люди в очереди будут просто дремать рядышком, смотря на полотно уже где-то во сне.

Но на кухне в доме Ш’Мяка сном и не пахло. Там оживленными были не только люди, но и чай, который осуществлял задорное путешествие из чайника в чашку.

Никому из Златногорской троицы не хотелось спать — не оттого, что они проснулись слишком поздно, а скорее оттого, что разговорились. Слова жалили, не давая мозгу задремать даже на секунду. А еще всех троих будоражила мысль, готовое решение, которое могло изничтожить все их проблемы. «Неместные» прокручивали в голове призрачный сценарий, и это теплое ощущения скорого избавления от проблем не давало им уснуть.

Рожденное разговорами решение ослепляло своей простотой, как бриллиант, на самом деле сделанный из стекла. Решение это было совсем уж элементарным: уплыть обратно в Златногорск, заставив Платза искать несуществующую иголку в стоге сена. Поиски в столице должны были занять более чем много времени, чтобы дать троице фору, которых мир еще не видывал. А что до гомункулов… Практически все они, как уже замечал Инфин, были бракованными и могли ходить лишь по следу реальных запахов, да и практически никто не брался за такой бизнес — страх все-таки оказывался сильнее. И самые качественные твари продавались лишь в том самом Златногорском магазинчике, где «как бы мэр» их и купил.

В общем, план был прост — избавить от себя Сердце Мира, рвануть домой, по-человечески приготовиться к настоящему побегу и все, дело в шляпе, яблочко лежит на блюдечке с голубой каемкой, птичка в клетке, ну и так далее.

— В конце концов, он же не будет искать нас постоянно, — деликатно заметил Ромио, опуская чашку. — У него наверняка полно других дел.

— Поверь, он — может, — сказал Инфион. — Но только он не дурак, чтобы тратить на это столько времени.

Всякий знает, что месть — это блюдо, которое подают холодным. Но мало кто знает, что оно не должно превратиться в замороженный полуфабрикат. Жажда мести утихает с каждой неудачей и осознанием того, что у тебя еще уйма других важных дел за спиной.

— Все равно, этот вариант кажется сомнительным, — Лолли уже готова была лечь на стулья.

— Они все сомнительные, но этот — самый… реальный. Мы ведь даже прикинули план дальнейших действий! Когда мы приплывали сюда, у нас такого даже в мыслях не было.

Но, как говорится, хочешь насмешить Бога (или любую другую сущность, в которую вы веруете, будь то великий макаронный монстр или пустота) — расскажи ему о своих планах.

— И мы не будем торопиться? — девушка заговорила свинцовыми пулями, при этом лениво потягиваясь на стуле.

— Будем, но не слишком, — вздохнул волшебник. — В конце концов, у нас двойная фора. И в любой момент магию может снова… затрясти. И тогда корабль встанет. Так что спешить нам, относительно, некуда.

— То есть, у нас еще есть время на прогулки? — Ромио выглядел так, как человек, который выпил тринадцать чашек черного вареного кофе и не спал уже двое суток, залив все это энергетиком и тяжелыми наркотиками.

— Ээээ… Ну, думаю, вполне. Только с максимальной осторожностью.

Этим вечером мир вокруг казался невероятно радостным и каким-то… другим, обновленным, словно постиранным с любовью. По крайней мере, таковым его видел Инфион — несмотря на радость от отдаления проблем, которые скромно махали белым платочком, скрестив пальцы за спиной, ему не хотелось никуда возвращаться. Хотя бы еще недельку, посмотреть город, погулять, и просто — отдохнуть. Пожить в доме, где хозяева на тебя не орут, и не заботиться о работе.

Он знал, что его ждет по возвращении а Златногорск — ненормальная госпожа Фить'иль и непрекращающаяся работа, хоть и в обществе старика Бурта. Волшебнику хотелось отстранить это настолько далеко, насколько возможно — убрать в такую глубь шкафа, в которую дети прячут страшные игрушки, а колдуны — проклятые вещи.

Ощущение, приобретенное за день с хвостом пребывания в городе (за вычетом первобытного страха при появлении Платза) никак не сравнивалось с тем, что Инфион испытал во Дворце Удовольствий. Тогда все было размыто, непонятно, хотелось просто лечь и полежать — хотелось отдыха. А теперь, хоть полежать все же удалось, расслабление наступило само собой — здания, люди, да и мир в принципе был четким, как экран с жутко хорошим разрешением.

И это было глотком свежего воздуха в постоянной суете, хоть Платз уже и наступал на пятки, хвост и другие конечности.

Говоря кратко, это было сродни командировке, полученной по абсолютно неожиданным обстоятельствам. И тогда Инфион, вовсе не желающий спать, сказал:

— Как думаете, нас пустят посмотреть на Философский Камень?

— Чего? — остолбенели Ромио и Лолли.

— Ну, может они дают на него смотреть… А то старик Фуст столько говорит про него…

— Фуст в принципе много говорит, — хмыкнула работница Борделя. — Можно спросить у Ш’Мяка. Он, вроде как, эксперт по старику и по всему, что с ним связано.

Мрак вновь потянл загребущие руки под городские улицы, игнорируя тусклый свет магических ламп, который никак не мог его ранить. Но мрак моментально обжёгся о свет, что источал всепожирающий огненный шар. Сферическое пламя практически моментально погасло, а вернее будет сказать — растворилось.

Финтифлюх громко чихнула, а потом начала говорить с такой аккуратностью, как будто была набита динамитом, и любой чих повлек бы за собой взрыв.

— Я… же… говори… ла, — очередной позыв чихнуть пропал, — дело не в том, что я занюхиваю карамель!

— Все равно не понимаю, не понимаю!.. зачем вы это делаете, — Ширпотрепп лизнул карамель, а потом зажег в руке пламя, которое моментально свернулось клубком в маленький шарик. — Это ведь карамель, ее надо есть, есть! Какой смысл крошить ее в порошок?

— Мне так удобнее, и это работает, — отбилась женщина.

— В следующий раз, попробуйте продержаться чуть подольше и не чихнуть. От шаров, которые появляются на секунду, нет никакой, никакой!.. пользы.

— Эм, господин Ширпотрепп, — практически промямлил Ш’Мяк, обреченно держа в руке карамель на палочке. — А нам обязательно кидаться именно огненными шарами?

Глава собравшихся отошел от Финтифлюх и, перешагивая через лужицы, подошел к создателю хостела, который стоял неподалеку.

— Это очень хорошая, хорошая!.. тренировка. Что еще может быть банальней и эффективней?

— То есть, мы будем пользоваться только ими?

Глава собравшихся ухмыльнулся.

— Ха! Конечно же нет! Если мы планируем довести задуманное до конца, конца!.. то нам могут пригодиться трюки намного могущественней, могущественней! А почему ты вдруг спросил, а?

— Ну, просто… — Ш’Мяк замялся, но все-таки решился признаться. — У меня не получается делать эти шары.

— Для это мы и собираемся, — похлопал по спине мужчину в желтом пальто Ширпотрепп. — Это самое банальное, банальное!.. что можно придумать. Надо научиться делать хотя бы это. Пробуй еще, тем более, ты всегда можешь потренироваться потом, м?

— Да. Конечно.

Ширпотрепп довольно улыбнулся и осмотрелся вокруг. В свете фонарей то вспыхивали, то гасли шары — некоторые просто висели в воздухе, некоторые — врезались в стены. В сжатом воздухе даже пахло жареной крысятиной.

Мужчина улыбнулся.

Да, у них получается. Главное — понять принцип, которые до чертиков прост. Нужно просто уметь представлять то, что ты хочешь делать, и тогда магия действительно становится магией — а не какой-то ерундой, с помощью который работают големы и зажигаются фонари. Можно превращать воду в вино, да что там, можно делать вино из ничего!

Но сейчас главной целью было не вино, а выражения недовольство в весьма грубой форме.

Ш’Мяк зажмурился, лизнул карамель, напряг воображение и представил перед собой огромный, облизывающийся пламенем шар. Он не представлял, что надо делать еще — может, вскинуть руку как-то по волшебному, может — выкрикнуть заклинание сложной формулировки, которое никто не поймет.

Он зажмурился еще сильнее, и тогда…

В воздухе появилась малюсенькая, не больше пчелы, сфера из пламени. И тут же погасла.

Ш’Мяк резко сел на холодные и мокрые камни, плюнув на чистоту пальто — а потом лениво потянулся рукой в одну из коробок, достал нетронутую карамель на палочке и засунул ее в синий саквояж, лежащий рядом, после чего закрыл его. Щелчок замка сумки ударил по голове, окончательно разбив даже намек на хорошее настроение.

— Все-таки, Ширпотрепп прав, — подумал хозяин хостела. — Надо просто больше тренироваться. И дома тоже.

Ш’Мяк неохотно встал, посмотрел на карамель, которую лизал до этого, и принялся пробовать вновь.

Улицы затянуло туманом, и все вокруг набухло от сырости — мерзкой, но не слишком. Серая пелена была тоненькой, и влага просто не успевала накапливаться в воздухе до той степени, чтобы стало слишком противно — как во время недельного сезона туманов.

Драконы на крышах домов вновь стаи полными повелителями ночи, начав пугать тех, кто о них совсем позабыл.

Мир вокруг смазался и задремал.

Платз прорывался сквозь туман, не по своей воле закутываясь в него, и теребил в руках белый листок. Он убрал очочки в карман пиджака, чтобы не врезаться ни во что ненароком — видимость и так была не самой хорошей. «Как бы мэра» немного передергивало от сырости, столь непривычной для Златногорска — там, даже в дождливые дни, на улице было не так промозгло.

Блондин остановился, поднял листок близко-близко к глазам и еще раз прочитал список, который быстренько черканул ему бармен «Сердца дракона».

— Да, не густо, и названия какие-то не такие, — подумал Платз, внимательно изучая бумажку в тусклом голубоватом свете магических фонарей. — Надо самому остановиться на ночь хоть где-то…

Фонари внезапно погасли, а вместе с ними потемнело и в окнах других домов. Но через мгновение все вновь заработало стабильно, только вот свет сменился на хаотичный — фонарные плафоны превратились в разноцветные леденцы.

Платз развернулся в обратную сторону и отдал себя ночи, окончательно исчезнув в неподвижном тумане.