Тори пробежала рукой вверх-вниз поверх брюк, потом еще раз, ощущая через ткань напрягшуюся мужскую плоть. Потом она освободила застежку. Сжатая пружина упруго выскочила наружу. Хотя Тори дважды видела Гранта прежде, она судорожно глотнула воздух и вновь замерла, совершенно очарованная.
Чувствуя, что ей никогда не привыкнуть к подобному чуду, она обхватила его пальцами и стала поглаживать, но не так, как делала это раньше, а медленно, любовно. Она хотела испытать все до конца, видя, что обладатель этого чуда близок к окончательной капитуляции.
– Грант...
– Да? – прохрипел он, когда ее ладонь потерла гладкую оконечность.
– Вчера ты целовал меня в... самых интимных местах. Можно мне поцеловать тебя так же?
– Виктория, ты сама не понимаешь, с чем ты играешь. – Его голос стал почти неслышным.
– Так научи меня. – Тори чувствовала, что он на пределе, у края пропасти. Самое легкое движение – и падение неизбежно. Что ж, сегодня ему не будет пощады. – Покажи мне, как доставить тебе удовольствие.
– Ты не отдаешь себе отчет, о чем ты спрашиваешь. – Хотя Грант выглядел встревоженным, он не сказал «нет», и она это заметила.
Тори приложила губы к возбужденной плоти, и Грант, застонав и скрежеща зубами, обхватил ее за плечи.
– Что ты делаешь со мной...
Тори подняла глаза и увидела, что он смотрит вниз. Его потемневшие глаза изумленно наблюдали, как она его целует, словно это было что-то, во что невозможно поверить. Он прерывисто дышал; было видно, как сокращаются его мощные мышцы на груди и торсе.
Легкая ласка повергла его в такое состояние? Тори удвоила усилия, пробуя его кожу языком, как он пробовал ее вчера. У него содрогнулись бедра, и она отодвинулась назад.
– Это безнравственно? – спросила она, вновь прикладывая губы.
– Да. – Грант протянул ногу на койку, рядом с ней и положил руки ей на голову. Тори заметила, как сильно трясутся его пальцы.
– Я вынуждена быть безнравственной, – сказала она, – так как мне ужасно нравится целовать тебя здесь.
Грант застонал при ее словах и потом – еще громче, когда она пробежала языком по всей длине.
– Раз тебе это так нравится...
– Нравится? Не то слово...
Он со всхлипом втянул воздух, когда ее рот полностью завладел его плотью. Держа ее между губами, Тори подняла глаза. Грант запрокинул голову назад, его торс от шеи до бедер сделался совершенно неподвижным.
– О Боже, Виктория... – Грант поднял ее одним махом и положил перед собой, жесткой хваткой удерживая за руки. – Ты заставляешь меня уподобляться зверю. Я так хочу тебя.
Она прочитала предупреждение в его глазах, но это только возбудило ее.
– Делай, как тебе хочется, Грант.
С каким-то диким звуком в глубине горла он расстегнул на ней платье и рванул вниз. Когда она освободилась от платья, он стянул с нее панталоны и отбросил прочь.
Тори жаждала, чтобы он увидел ее черные шелковые чулки с их провоцирующей ажурной мережкой, но сейчас она была в замешательстве. Пальцы Гранта проследили кружевной узор и потом подтянули черные атласные подвязки выше на бедра. Тори протянула руки, чтобы снять с себя все, но он остановил ее.
– Не надо, – сказал он каким-то чужим голосом. – Оставь их для меня.
Она кивнула, глядя на него расширенными глазами. Грант сел и, подняв ее к себе на колени, стянул с нее через голову сорочку и потом придвинул Викторию ближе, положив ее ноги себе на бедра. Придерживая ее обеими руками за спину, он посмотрел на ее обнаженную грудь и, с ворчанием приложив губы к соскам, вобрал их в рот. Он терзал их почти до боли, так что кожа вскоре онемела. С каждым касанием его языка Тори чувствовала между ног какое-то странное истечение. Она расставила бедра, и услужливая рука Гранта тотчас проследовала вниз по животу, раздвигая женскую плоть.
– Виктория, ты такая совершенная, – пророкотал он возле ее груди, пока его пальцы ласкали ее лоно. – Такая влажная от желания.
Грант окинул ее взглядом. Она выгнула спину, приманивая его губы обратно к соскам. Казалось, нет ничего лучше, чем его поглаживания. Когда он погрузил палец вглубь, у нее вырвался ликующий крик, и ее бедра притянулись к его руке. Грант пошевеливал пальцем внутри, заставляя ее стонать.
– О Грант! Это ощущение... Сделай что-нибудь... Помоги мне.
– Как, Виктория? – Он положил ее на спину и рукой прижал к постели. Сминая другой рукой ее бедра и приподнимая за ягодицы, он придвинул ее к своему рту, будто хотел ее выпить. – Как тебе помочь? – Грант поцеловал ее и снова застонал. – Губами?
Да, его губами.
– Да! – Она подняла бедра, предлагая себя.
– Или пальцами? – Тогда он погладил ее, заставляя тихо стонать и метаться головой из стороны в сторону. Когда он отнял пальцы, у нее вырвался жалобный звук, и ноги ее открылись шире. Но желанное облегчение не приходило.
Она посмотрела вверх и увидела, что Грант снял брюки. Он приблизился и взял в ладонь ее грудь, поглаживая ее соски. Мужская плоть поднялась над ней и осталась сверху, у нее на животе, – солидная, влажная на конце и заметно пульсирующая, такая прекрасная, такая необычная... и такая властная. Тори открыла рот от благоговения. Грант посмотрел вниз и увидел, что она смотрит на него. Ей показалось, что его губы скривились в усмешке.
– Грант, прошу тебя! – вскрикнула она.
Его напрягшееся тело, казалось, вот-вот взорвется.
– Что ты хочешь, Виктория? – Он наклонился и прошептал ей на ухо слова, которые, она знала, не должны быть сказаны. Хотя, может быть, она ослышалась? Но для нее были важны даже не сами слова, но прозвучавшее в них неистовое желание. Это заставило ее застонать.
Палец Гранта погрузился в нее и задвигался вновь. Тори судорожно хватала ртом воздух и содрогалась. Напряжение полностью истощило ее. Она закинула назад поднятые ноги. Грант то уходил, то вдвигался вновь. Неудовлетворенное желание нарастало раз от разу, приближаясь по спирали к своему апогею, требуя разрешения.
Когда наконец ее выгнувшееся тело свело судорогой, Грант прохрипел, что он собирается делать дальше. Где он будет трогать ее языком, где гладить пальцами, а также как он ужасно хочет снова ощутить на себе ее рот, только еще глубже...
– О да, – произнесла Тори с протяжным низким стенанием, чувствуя, как она сжимается вокруг его умных пальцев. Он был неутомим, продолжая дразнить ее, распределяя влагу восхитительными медленными поглаживаниями.
Ему казалось, будто это был не он, а кто-то другой, вселившийся в его тело. Грант терзал ее, пробуя ее внутри, ожидая свидетельства завершения ее напряжения. Он и мысли не допускал отказывать себе в том же наслаждении. Он возьмет ее. Ничто не сможет его остановить. Он видел, как Виктория облизывает приоткрывшиеся губы. Видел ее грудь, влажную от его поцелуев, и светлые завитки, покрывающие ее лоно... В голове у него все помутилось.
Он схватил Викторию за бедра и раздвинул их шире, затем провел округлым концом вверх и вниз промеж двух лепестков, заставляя себя убедиться, что она готова его принять. Он застонал, когда ее плоть стала еще влажнее.
Наконец он позволил себе слегка войти в нее, но не более. Она была скользкая, но все еще слишком напряженная. Грант был готов зарыться в нее, до упора погрузиться в ее лоно, невзирая на то что она такая маленькая и что он может ее поранить. Каждый мускул трепетал в нем, готовый к вторжению. Нет, он не станет торопиться. Он в состоянии контролировать себя.
Но тут Виктория начала двигаться, извиваясь всем телом, требуя, чтобы он вошел в нее глубже. Грант схватил ее за ягодицы, чтобы удерживать их неподвижно, потом застонал и отодвинулся, чтобы через секунду войти снова. Она была такая напряженная, и это смущало его до невозможности.
– Я боюсь тебе навредить, – признался он, едва узнавая свой низкий голос.
– Это так и должно быть? – чуть слышно спросила она. – Немного?
Немного? Увы, на этот раз нет. По тому, с какой силой ее тело сомкнулось вокруг него, Грант был готов поклясться, что она больше не может терпеть.
– Это будет больно, моя хорошая. Виктория вздохнула.
– Меня беспокоит, что ты слишком большой. И еще я не уверена, вполне ли у меня все нормально...
Грант наклонился, поцеловал ее и сипло произнес возле ее губ:
– Ты – все, что только может желать мужчина, Виктория...
Он встретил на своем пути ее барьер, и Виктория затаила дыхание. Когда Грант, согнув бедра, вторгся в нее, она вскрикнула, и он замер.
– С тобой все в порядке?
– Я... я думаю, да, – прошептала она.
Грант решил, что какое-то время не будет двигаться. Нужно было дать ей приноровиться к его габаритам. «Разве ты этого не предполагал, зная, что имеешь дело с девственницей?» Увы, раньше это его никогда не беспокоило.
– Виктория, ты хочешь, чтобы я остановился? – спросил он. Как будто он мог! Остается последнее испытание – и он зароется в тугие тиски ее тепла, чтобы покончить с этим.
– Да, – ответила она.
«Нет. Черт побери, нет!» – вскричал его разум. Грант не мог сдаться, почти достигнув небес. Посмотрев вниз, он увидел, что в глазах у нее стоят слезы. Мысль навредить ей терзала Гранта, но тело его уже настроилось со всей решимостью, и все же он отодвинулся назад. Медленно, дюйм за дюймом, чтобы растянуть удовольствие от уже достигнутого.
Виктория издала низкий горловой звук.
– О, Грант, погоди. Кажется, мне это нравится.
Изумленный, он снова вошел в нее.
– О! – вырвалось у нее.
Он снова отодвинулся назад – и она опять сладко застонала. Грант начинал терять рассудок.
– Любимая, одного без другого не бывает.
– Ты можешь входить так же медленно, как выдвигаешься?
Но как он мог, когда все в нем требовало погрузиться в нее быстрее? Трясущийся, взмокший от напряжения, он медленно мучил себя, входя и выходя, подбирая темп, который нравился ей, а его заставлял содрогаться. Пот капал с него на ее дрожащую грудь...
Грант наклонился, втянул губами ее солоноватый сосок, и Виктория вновь застонала.
– Можешь чуть быстрее, – прошептала она ему на ухо.
Грант задвигался быстрее, стараясь угодить ей. Видя, как ее грудь содрогается с каждым его броском, он понял, что теперь это только вопрос времени. Когда Виктория вновь застонала, он забрал отданные ему бразды. Его бедра двигались вновь и вновь, его руки то хватали ее за бедра, то ласкали ее грудь.
– Да, Грант! Да! – Чем чаще она выкликала его имя, тем быстрее и жестче становились его движения. И она каждый раз принимала его.
Ровно в тот момент, когда его плоть внутри ее налилась так, что он едва мог двинуться, Виктория внезапно выгнула спину и вскрикнула. Ее грудь толкнулась в его грудь, и он почувствовал, как ее бедра сомкнулись вокруг него.
Больше он уже не мог выдержать. С последним ударным броском он влился в нее, продолжая без устали накачивать ее мощными толчками, выкрикивая ее имя.
Когда силы его наконец полностью иссякли, он осознал, что все еще сжимает ее в объятиях и продолжает беспомощно двигаться.
Мысли его медленно возвращались из тумана. «Я сжимаю ее так плотно, что могу сделать больно... Она моя... Я не знаю, смогу ли я ее отпустить».
Все же в конце концов Грант сумел расслабиться и приподнялся над ней. Словно возвращаясь из сна, он с недоверием смотрел то на нее, то на свое тело, по-прежнему устало толкающееся внутрь ее, потом перевел глаза на ее восхитительное лицо и, увидев ее слезы, вдруг подумал: «Что же это я наделал!»
Виктория лежала на его койке, свернувшись калачиком. Сон ее был поверхностным, с легкими подергиваниями тела и движениями глаз под закрытыми веками. По всей вероятности, жизнь на острове пробудила в ней заложенный природой инстинкт: реакцию на звук и способность выбирать из естественных шумов предупреждающие сигналы.
Гранту доставляло наслаждение смотреть на нее спящую. Увы, ей нужно было возвращаться. Видит Бог, он был готов сделать что угодно, лишь бы она осталась, потому что в эту ночь он узнал кое-что новое о себе. За время пребывания с Викторией он утратил контроль над собой, но после этого чувствовал себя все более и более комфортно.
Никогда еще ни с одной из женщин он не был так свободен. Близость с другими никогда не давала ему большего, нежели простое временное облегчение. И уж точно он никогда не делал того, что испробовал с Викторией. Он всегда боялся утратить самоконтроль, боялся, что его физиологические потребности будут обсуждаться в кругу знакомых женщин; возможно, поэтому он никогда не досаждал им своими домогательствами и всегда ограничивался разовой связью. Грант был далек от распутства, опасаясь, что когда-нибудь может почувствовать к этому вкус и тогда его уздечка соскользнет окончательно. Каждый раз, когда он сам снижал требования, фантазии, заполнявшие его воображение, еще более усиливали то, что он уже знал о себе и отчаянно пытался скрыть. Мужчина с умом должен контролировать такую вещь, как инстинкт, считал Грант. Но с другой стороны, в их семье мужчины никогда не были успешны в подобных ограничениях – никто из них, кроме него... Но все это только до настоящего времени.
Грант нагнулся, зажег лампу и поднес ближе к Виктории. У нее на ладони остались четыре полукруглых лунки – там, где она вонзила ногти, сжимая пальцы во время наслаждения.
Когда Грант вернул Викторию в отель, она сжала ему руку, словно в знак благодарности. Ему вдруг вспомнились вмятины у нее на ладони. Всего лишь мелкая деталь, и не стоило бы придавать ей столь уж большое значение, если бы они не являлись свидетельством того, что он окончательно пропащий человек.