Цена наслаждения

Глава 28

Погоня по горячим следам привела братьев в холодную Францию.

Они подняли воротники, защищаясь от свирепого ветра Атлантики, и, с трудом пробравшись по узкой аллее, укрылись наконец в таверне.

День и ночь упорно разыскивая своего кузена, они хватались за каждое сообщение осведомителей, за каждую мелочь, которая могла направить их на верный путь; и вот сейчас, в этот шумный сочельник, они с горестью заключили, что никакой новой зацепки у них нет.

Когда они уселись за стол и продиктовали заказ, Дерек предложил:

– Мы должны ориентироваться на светлую сторону жизни. Черт побери, может быть, эта ночь окажется для Йена счастливой!

– Может быть, – эхом повторил Грант.

В такую ночь, как сегодня, он предпочел бы нежиться в кровати рядом с Викторией.

Дерек щелкнул пальцами у него перед глазами.

– Проклятие! С тех пор как мы покинули Уайтстоун, ты сам не свой. Я знаю, о чем ты думаешь, Грант, но почему ты ничего не говоришь?

Грант с досадой помотал головой.

– Нехорошо тогда получилось... с Викторией.

– Почему это должно тебя беспокоить? – спросил Дерек деланно удивленным тоном. – Ты человек неэмоциональный, не способный любить, и все такое.

– Это не значит, что я не хотел на ней жениться, – буркнул Грант, – но она все время выдвигает этот проклятый ультиматум по поводу любви. – Он нахмурил брови. – А ты как узнал, что любишь Николь?

Дерек ответил не раздумывая:

– Я узнал это, когда понял, что отдал бы за нее жизнь.

– Но джентльмен обязан отдать жизнь за леди...

– С радостью, – подхватил Дерек. – Я сделал бы это с радостью! Кроме того, когда я узнал, что могу ее потерять, то уже не мог строить иные планы на будущее: не мог и не хотел. «Она не станет твоей, – говорил я себе сотни раз. – Смирись с этим». И все же я правильно сделал, вовремя решив, что мне нужно вернуться в Уайтстоун. Первое, о чем я подумал, – что Николь это должно понравиться.

Грант тоже не представлял себе будущего без Виктории, это уж точно. Пока им подавали еду, он обдумывал эту мысль снова и снова.

Они с Дереком из опыта знали, что в большинстве придорожных трактиров кормят на редкость плохо: то, что должно быть горячим, бывает холодным, а мягкое – твердым. Вот почему, когда Дерек подцепил кусочек какого-то неопределенного продукта, он нахмурился.

– И все же я считаю, что мы должны нанять профессиональных сыщиков.

– Кто же знал, что Йен действительно исчезнет с концами, – отозвался Грант. – Я все же надеялся, что сумею вернуть его домой, как не однажды делал это раньше.

– Но на сегодняшний день мы должны признать, что он исчез, и освободить наших посыльных от этого дела.

Грант покорно кивнул.

– По идее, к этому времени он уже должен бы объявиться, ведь Йен что фальшивая монета, которая всегда возвращается к владельцу. Вообще-то я заметил, что он вел себя несколько странно в течение всего плавания.

Полногрудая служанка плавной походкой подошла к их столу и наклонилась к ним.

– Не желают ли джентльмены чего-нибудь еще? – проворковала она.

Ни тот, ни другой даже не подняли глаз.

Когда служанка отошла прочь, Дерек решительно заявил:

– Я возвращаюсь назад. Завтра же.

– Я тебя понимаю, – не стал противиться Грант. – Но сам я должен попытаться выжать из ситуации хоть что-то.

– Ну а я поеду успокаивать тетю Серену. – Дерек поморщился. – Один на один.

Казалось, до Гранта только сейчас дошло, что происходит.

– Так ты в самом деле уезжаешь?

Дерек кивнул.

– Мне нужно увидеть мою жену. Мне не хватает Николь и ребенка как воздуха, – тихо признался он.

Грант подумал о Виктории. Интересно, ей тоже не хватает его? Он был уверен, что ее дни заполнены игрой в шахматы, изучением поместья, возможно, занятиями верховой ездой – а что же еще ей делать теперь, когда там наступила весна! Когда он уезжал, Виктория, похоже, чувствовала себя комфортно с Камиллой и графом, играющими в карты возле камина. Но ведь старый граф долго не протянет. Отдавая себе в этом отчет, Грант знал, что после кончины графа он позаботится, чтобы Виктория имела все, в чем только будет нуждаться.

Внезапно его осенило.

– Дерек, ты не мог бы послать Виктории лошадь, когда вернешься? И упряжь. Разумеется, я все оплачу.

– Не сомневайся, все будет сделано, но, думаю, она предпочла бы подаркам твою персону.

Грант сдвинул брови.

– Видишь ли, я чувствую себя ответственным за Йена. Во время путешествия он неоднократно порывался поговорить со мной, а я всякий раз ему отказывал. Я постараюсь вернуться как можно скорее. И все же что-то заставляет меня все время думать о ней. – Он сложил руки на груди. – К тому же мне думается, что, находясь вдали от нее, я даже в чем-то выиграю. Возможно, за эти недели она перешагнет через свои обиды. К тому же у нее будет больше времени побыть со своим дедушкой, а главное, – Грант изогнул губы в самоуверенной улыбке, – она осознает, как ей меня не хватает.

– Как я ненавижу его! – пробормотала Тори, когда Хакаби доставил ей подарок от Гранта.

– Тс-с! – цыкнула на нее Кэмми. – Ты так не думаешь.

– Нет, думаю!

Лошадь элитной породы. О чем он думал, посылая такой дорогой подарок? Чувствовал свою вину? Тори насупилась и покачала головой. Ей было непонятно, какую цель он преследовал, и это вызывало у нее раздражение. Подарок явно содержал какое-то послание, но если бы она могла расшифровать его тайное содержание! А так – ни письма, ни слова. Просто прислал лошадь.

Замечательную лошадь, подумала Тори, заглядывая в умные глаза животного. Она не удержалась от улыбки, когда кобыла тихо заржала и повела головой в ее сторону.

– Я вижу, мы тебе нравимся, – пробормотала Тори. – И ты нам тоже.

Но ей была нужна рабочая лошадь, а не элегантный рысак – вот почему она приняла чопорную позу и заставила себя отвернуться.

– Хакаби, сделайте для нее все, что можно.

Кэмми тоскливо посмотрела вслед кобыле, когда слуга увел ее.

– Ты по-прежнему считаешь, что мы выдюжим?

– Сейчас – больше чем когда-либо, – не колеблясь сказала Тори, хотя она произнесла это с такой уверенностью исключительно ради своей подруги. Неудивительно, что позже, когда она в ночи лежала без сна, ее охватило внезапное сомнение. Как долго еще ей хватит сил крепиться?

В конце каждого дня, когда она лежала в постели, все ее тело ныло от усталости. Она была так изнурена, что у нее не оставалось сил, чтобы снова подняться или даже заплакать, но усталость по крайней мере помогала ослабить ее тоску по Гранту. И все же ничто не могло истребить эту тоску полностью: она по-прежнему мечтала о нем, и каждую ночь ее сознание переполнялось эротическими образами, так что она уже начинала сомневаться, что ей когда-нибудь удастся отодвинуть его в прошлое.

Камилла Эллин Скотт – самая замечательная наездница в мире.

Кэмми была в этом абсолютно уверена, когда на новой кобыле перелетала через поля и заборы, преграды и ручьи. Она чувствовала, как сердце нагнетает кровь в жилы, обостряя восприятие и ум.

Лошадиные копыта стучали о землю, напоминая о детстве, когда каждая удобная минута была посвящена верховой езде. Кэмми радовалась, что у них была лошадь и что лошадь пробудет здесь еще два дня, прежде чем ее заберет новый владелец. Она собиралась провести на спине лошади каждый час из этих остававшихся двух дней.

Долгое время считая себя умирающей, сейчас Кэмми чувствовала, что она жива и будет таковой еще какое-то время. Она ощущала себя заново родившейся и... сильной. Радостный смех вырвался у нее из груди, когда они преодолели очередной высокий барьер и приблизились к другому.

Она летела. Действительно летела – но только в обратном направлении.

Лошадь неожиданно замедлила бег, потом заржала и резко вздыбилась, заставив всадницу кувырнуться назад. Она зацепилась одной ногой за седло и, после того как лука сместилась, рухнула вниз. Секунду спустя Кэмми удивленно смотрела на землю, затем осторожно перекатилась на колени.

Когда она поднялась, то тут же почувствовала острую боль в бедре.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – раздался рядом грудной голос.

Кэмми повернулась и раздраженно поджала губы, но тут же вздохнула с облегчением.

Это был барон.

Спешившись, он поспешно направился к ней, ведя под уздцы свою лошадь. А вот ее кобылы нигде не было видно.

«Говори же, Кэмми, говори! – приказала она себе. – Где же твоя находчивость?»

– Я... я... О да. Моя лошадь сбежала.

– Мы можем немного пройтись и посмотреть, нет ли ее где-то поблизости, – предложил барон.

Кэмми сделала шаг и тут же поморщилась от боли.

– Кажется, вы сильно ушиблись... – озабоченно произнес он.

Истинная правда. Она ушибла некое место на теле, о чем не склонна была сообщать даже врачу и менее всего этому обаятельному мужчине. Вот почему Кэмми была вынуждена солгать.

– Да, что-то с лодыжкой, – неуверенно сказала она.

Разве леди не подворачивают свои лодыжки? Это испокон веков известно. Прежде чем она успела додумать до конца, барон, присев перед ней на корточки, приподнял ее юбку...

– Что это вы... Прекратите немедленно!

– Нет-нет, вы, несомненно, ушибли что-то другое. Я должен посмотреть, нет ли перелома или растяжения связок.

– Опустите мои юбки, сэр!

Он поднял на нее глаза, и Кэмми тут же густо покраснела. Может, это и замечательно, что он смотрит на нее, но ей совсем не нравилось, что это, возможно, его забавляет. Она вскинула подбородок и поспешно сказала:

– Сейчас я сама проверю. – В подтверждение своего намерения она проковыляла к пню и села спиной к барону, но вдруг ей показалось, что она слышит позади себя что-то вроде негромкого смеха.

Когда она сделала вид, что собирается обследовать свою лодыжку, барон вежливо произнес:

– Мне доставило огромное удовольствие наблюдать, как вы лихо мчались через все поместье. Очень талантливая езда.

Кэмми посмотрела на него через плечо.

– Очень талантливая езда не оставляет человека без лошади и не заставляет его хромать.

Теперь барон и в самом деле усмехнулся. Обойдя вокруг пня, он наклонился и заглянул ей в глаза.

– Ну, и каков диагноз?

Она молча смотрела на него. Диагноз? Слепая влюбленность.

– Что с вашей лодыжкой? Растяжение?

– О да. Просто растяжение.

– Я – Стивен Уинфилд. Могу я узнать имя прекрасной девы, потерпевшей крушение?

Кэмми засмеялась. Как будто он знал что-нибудь о крушениях!

– Сэр, уверяю вас, применительно ко мне это крушение равносильно укусу комара.

– Ах так! И все-таки, как зовут прекрасную деву?

О, этот барон слишком очарователен. Кэмми казалось, будто внутри у нее все растаяло, и это не давало ей вспомнить, как следует вести светский разговор.

– Я Камилла Скотт.

, Он осторожно взял ее испачканную руку и поцеловал.

– Очень рад.

В течение нескончаемо долгого мгновения они молча смотрели друг на друга, и тут внезапно поблизости раздалось пронзительное ржание.

– Моя лошадь! Слава Богу!

Кэмми встала, намереваясь доковылять до лошади, чтобы сесть в седло; несмотря на растянутые мышцы бедра и отбитое мягкое место, она должна с этим справиться. Чтобы в процессе выполнения процедуры не выглядеть глупо, она повернулась к Уинфилду и сказала:

– Спасибо вам за вашу помощь, а теперь вы можете идти. Видите, у меня теперь есть все, что нужно.

Уинфилд наградил ее насмешливым взглядом.

– Позвольте, я провожу вас до дома.

– Но мне не нужен эскорт, – не уступала Камилла.

Барон поднял брови.

– И все же... Какая упрямая натура!

Однако сейчас у Кэмми не было желания препираться с ним.

– Что ж, прекрасно! – сказала она.

Барон сел в седло и развернул свою лошадь. Прежде чем Кэмми смогла что-нибудь понять, он уже поднял ее и посадил перед собой.

– Я думала, вы будете меня сопровождать, но не перевозить в седле. Это неприлично...

– Мне представляется, что с учетом обстоятельств очень даже прилично.

Она сделала глубокий вдох и повернула голову:

– Тогда едем в Белмонт-Корт!

– Я прекрасно знаю, где вы живете. Мы виделись на днях, помните?

Разумеется, она помнила! Но он-то как ее запомнил?

– Вы родственница внучки Белмонта? – спросил барон.

– Нет, но в свое время я была ее гувернанткой.

Он удивленно прищурился.

– Так вы одна из двух леди, потерпевших кораблекрушение?

Вместо ответа Кэмми лишь чопорно подняла подбородок.

– О, для меня большая честь познакомиться с вами, мисс Скотт!

Она с трудом повернулась, чтобы лучше разглядеть его лицо.

– И вы не считаете меня эксцентричной?

Барон покачал головой:

– Я думаю, вы были правы: падение с лошади для вас обыденная мелочь. Я также думаю, что вы, должно быть, отчаянная женщина.

Кэмми пришла в смятение оттого, как он произнес эти слова. Его низкий, густой голос заставлял ее трепетать. Как она должна отвечать ему? Что ей сказать?

Кэмми мысленно отругала себя. Определенно он вызывал в ней желание говорить еще большие глупости. Исполнившись решимости молчать всю обратную дорогу, она плотнее сжала губы. Когда они были почти рядом с воротами, барон помог ей спуститься, но, не дав ступить на землю, тут же подхватил ее на руки и понес к дверям, не оставляя ей другого выбора, кроме как обхватить его за шею.

– Вы не должны нести меня на руках! – воскликнула Кэмми. Впрочем, этот человек был таким сильным! Она чувствовала, как напряжены его мышцы. – Вы не должны заходить в дом! – О Боже, от него невероятно хорошо пахло! – Прошу вас, опустите меня на землю!

Барон открыл дверь сапогом, и Кэмми застонала. Она думала, что это будет обычная прогулка.

Когда Хакаби вышел к ним, его присутствие снова заставило Кэмми покраснеть.

– Вы не покажете, как мне пройти к дивану?

– Конечно, милорд.

Уинфилд приподнял ее выше, и она подумала, что ему нужно просто переменить положение, но на самом деле барон притянул ее ближе к себе. Можно ли представить более невообразимую ситуацию?

Но оказывается, главное было еще впереди.

Войдя в вестибюль и увидев, что ее подруга пострадала, Тори поспешно подбежала к ней. Она, казалось, была готова наброситься на Уинфилда с кулаками.

– Что случилось? Почему он держит тебя? Ты что-то повредила?

– Мисс Скотт слегка ушиблась, – спокойно ответил за Кэмми ее спаситель. – Она упала с лошади.

Он легко опустил свою ношу на диван в гостиной и тут же попросил принести лед, подушки и чай.

Тори некоторое время колебалась, подозрительно оглядывая Уинфилда, но, увидев, что Хакаби направляется в ледник, сверкнула глазами, словно предупреждая барона, и пошла за подушками.

Уинфилд подложил под злосчастную лодыжку, не обнаруживающую никаких признаков повреждения, несколько небольших, оказавшихся под рукой подушек, и Кэмми с шелестом накинула сверху свои юбки.

– Вы позволите мне зайти на днях и проверить, как идет выздоровление?

– Право, в этом нет необходимости! – Он уже и так безмерно помог ей.

– Но я настаиваю.

Кэмми покачала головой, не желая лишний раз его обязывать. И потом, ей совершенно не хотелось, чтобы барон понял, что она солгала ему насчет лодыжки.

– И все же я не думаю, что это удачная мысль.

Первый раз его лицо приняло унылое выражение.

– Ну да, конечно, – сказал он скорее самому себе, чем ей. – Я имею обыкновение забывать, какой я старый.

– Старый? – засмеялась Кэмми, стирая грязь с руки. – Да вам еще и сорока нет! И вы такой сильный... – Она тут же умолкла. И как только земля не разверзлась под ней после такого заявления!

Зато барон, услышав ее слова, заметно приободрился.

– Уже за сорок, – поправил он. – Но боюсь, вы слишком молоды для меня.

– Да что вы, вовсе нет!

Его лицо расплылось в улыбке.

– Я хотела сказать, что двое людей нашего возраста... – Кэмми нахмурилась. – Просто я считаю, что, будь это при определенных обстоятельствах... – Ее лицо горело как в огне. – Мне уже почти тридцать!

Может, теперь он перестанет над ней потешаться? Хотя, возможно, кто-то мог бы предположить, что барон ею восхищается. Или сразу то и другое? Она уже ничего не понимала.

– Тридцать? Не может быть. Глядя на вас, я бы этого не сказал. Но если так, то это работает в мою пользу...

В это время вернулась Тори с одеялом и подушками, а миссис Хакаби внесла любимый чай Кэмми. Видя, как Уинфилд смотрит на Кэмми, Тори, казалось, была не слишком довольна ситуацией. Он, должно быть, почувствовал эту неприязнь, потому что, с непередаваемым изяществом поцеловав руку Кэмми, повернулся, показывая, что собирается уходить, но перед этим сказал на прощание:

– Пятница, мисс Скотт.

После того как он ушел, обе дамы еще некоторое время молча смотрели на дверь.

– Объясни мне наконец, что все это значит, – нетерпеливо потребовала Тори.

Кэмми рассказала, как она упала, и в деталях описала, как барон был к ней добр. При этом не опустила тех глупостей, которые ему наговорила. Под конец ее рассказа они обе уже смеялись.

– О, Кэмми, я была с ним так груба! Прости. Просто я беспокоилась за тебя. И потом, он держал тебя... как свою собственность.

– Правда?

Тори кивнула:

– Можешь не сомневаться.

– Неужели это я сказала ему, какой он сильный. А ведь это только одна из тех глупостей, которые я ему наговорила. Просто я была вне себя, обнаружив, что неспособна поддержать светский разговор.

– О, ты проявила блестящие способности, судя по тому, как он смотрел на тебя. Итак, что ты оденешь в пятницу?

– Не надо насмехаться надо мной, – скептически проговорила Кэмми. – По-твоему, он собирается ухаживать за мной?

– Да он уже это делает. Миссис Хакаби сказала, что барон уже десять лет как вдовец.

Хотя Кэмми едва знала этого человека, но с его уходом она вдруг почувствовала себя такой несчастной...

– Нет, Тори, такой красивый, сильный мужчина, как он, не станет ухаживать за немощной, бледной женщиной с некогда буйной рыжей гривой.

– И все это неправда, за исключением рыжих волос, – настаивала Тори. – Вот только у меня такое ощущение, что даже если бы все было так, как ты говоришь, его бы это не остановило.

Уинфилд вернулся в среду.

Кэмми опрометью бросилась в свою комнату, пытаясь отыскать что-нибудь поприличнее из того, что имелось в ее гардеробе. Остановив свой выбор на прогулочном платье ярко-синего цвета, она пригладила волосы и затем не спеша спустилась в гостиную. Боль в бедре и ягодицах, на которую она жаловалась еще этим утром, исчезла бесследно.

Восхищение гостя превзошло все мыслимые границы, из чего Кэмми заключила, что несчастный, должно быть, полностью потерял зрение.

– У меня уже наготове извинения, – сказал он. – Я как-то не подумал о том, можете ли вы свободно передвигаться. И все же мне ненавистна мысль, что в такой прекрасный день вы останетесь в помещении. Если быть до конца честным, я не хотел ждать до пятницы, и к тому же мне понравилась идея снова носить вас на руках.

– О... – произнесла Камилла с придыханием, а про себя подумала: «Вот это да!»

– Итак, я располагаю одеялом, вином, закуской, а также рано зацветшей вишней, позволяющей насладиться отдыхом под сенью ее ветвей.

Кэмми невольно вздохнула. Это звучало так заманчиво!

– Хорошо, но лучше уж я пойду своими ногами. Мои ушибы вовсе не так болезненны...

– Но ваша лодыжка...

– Она уже почти не болит. Я же сказала – для меня это все равно что комариный укус.

Уинфилд заколебался, и Кэмми с вызовом приподняла подбородок. Пусть попробует ей возразить!

– Ну, как вам угодно, – наконец сказал барон, сдаваясь. Они шли медленнее, чем ей хотелось бы. Поднявшись на холм, они выбрали место с видом на долину и устроились на ленч. Сдерживая свой аппетит, Кэмми пыталась ограничиться несколькими виноградинами, но Уинфилд все время подливал вино и подсовывал ей в качестве деликатесов засахаренные абрикосы и печеные яблоки. К тому же сыры были до того хороши, что она закатывала глаза в восхищении. Что касается хлеба, завернутого в салфетку, то он все еще оставался теплым.

Чем больше Кэмми пила, тем разговорчивее она становилась. Разумеется, барон беззастенчиво пользовался этим и не переставал расспрашивать ее об острове. Но как ей было отвечать, если она не помнила множество событий последних лет? Как объяснить, что ей нельзя было есть рыбу, главный продукт английского рациона, и поэтому в голове у нее все перепуталось? Как доверительно намекнуть, что есть вещи, о которых она не может и не хочет вспоминать?

В конце концов ей все же удалось отделаться описанием экзотической флоры и фауны столь далекого теперь острова, и в конце этого замечательного дня Уинфилд даже сказал:

– Когда я слушаю ваши рассказы, время проходит слишком быстро. – Он дотронулся до ее руки. – Я бы хотел увидеться с вами завтра.

Кэмми в замешательстве посмотрела на него. Похоже, она действительно ему нравилась. Так, пожалуй, можно и привыкнуть к тому, что очаровательный мужчина улыбается тебе так, будто ты ангел, спустившийся с небес.

Вместе с тем Кэмми испытывала определенное беспокойство. Как можно искать встречи с кем-то и принимать ухаживания, в то время как ее лучшая подруга оплакивает своего дедушку и единственную любовь своей жизни?

В четверг Уинфилд снова пришел в Белмонт-Корт, как и обещал, но когда заговорил о планах на следующий день, Кэмми поспешно перебила его:

– Я бы очень хотела увидеться с вами завтра, но сейчас в Корте весьма деликатные обстоятельства.

– То есть?

– Леди Виктория пребывает в состоянии неимоверного напряжения. Я не уверена, что это не прибавит ей тревоги.

– Но разве она не порадуется, что хороший и, смею добавить, достойный человек опьянен вами?

Кэмми подумала, что он нарочно поддразнивает ее.

– Неужели вы опьянены? – шутливо спросила она.

Его лицо приняло серьезное выражение.

– Клянусь, с того самого момента, когда я впервые увидел вас.

Кэмми хотела скрыть свое изумление, сказать что-то умное, но Уинфилд накрыл губами ее рот и тем избавил ее от затруднения. Поцелуй его был медленным, нежным, так что в одно короткое мгновение между ними установилась еще большая духовная связь, чем та, о которой она когда-либо мечтала.

Уинфилд откинулся назад и поймал ее взгляд.

– Скажите мне, что вы чувствуете то же...

– Да, – прошептала она и приблизила свои губы, мягко обнимая его лицо, чтобы достойно ответить ему.