ВИДАТЬ, МОИМ СЕКРЕТАМ конец. Если бы не эта чертова змея, я бы не сверзился со скалы и mi’amá[7] не сидела бы в больничной палате, непрерывно обстреливая меня угрожающими взглядами, которые переводились примерно так: «Ну все, у тебя большие проблемы».
В конце концов в венах у меня не оказалось никакого яда. Змеиный зуб угодил в нерв, от этого рука и онемела. Когда я упал, Брук в панике вызвонила своего отца, он приехал, забрал нас всех и отвез меня в больницу. Впрочем, выжить при укусе змеи – легкотня. Постоянно выслушивать лекции mi’amá – вот где настоящая пытка.
Падая со скалы, я здорово ободрал ноги. Но должен быть благодарен, что в конце концов смог ухватиться здоровой рукой за торчащий камень – это смягчило падение, хотя рука оказалась разодрана от запястья до локтя, так что рану всерьез собирались зашивать. Правда, доктор все-таки решил, что порезы не настолько глубокие, и назначил просто плотные повязки.
Mi’amá скрещивает руки на груди, наблюдая, как медсестра регулирует больничную кровать, чтобы приподнять мне спину и голову.
– Ты напугал меня до полусмерти, Луис. Кто тебя надоумил лезть на скалу без снаряжения и страховки?
– Никто.
– Это было глупо, – констатирует она очевидное, внимательно наблюдая за тем, как мне бинтуют руку.
– Знаю.
Я поднимаю глаза на Алекса. Он прислонился к окну и тоже не сводит с меня взгляда. Покачивает головой, видимо, удивляясь, как ему не повезло с обоими младшими братьями, которые вечно совершают необдуманные поступки и во что-то вляпываются. Papá[8] умер еще до моего рождения, так что Алекс с шести лет был старшим мужчиной в нашей непутевой семейке. Сейчас ему двадцать два.
Следует, правда, отдать Алексу должное: он неизменно старался оберегать младших от проблем. Хотя Карлос, средний из нас, с самого начала был безнадежен. Mi’amá говорила, он и родился, брыкаясь и вопя, и не останавливался до тех пор, пока не стал подростком. Тогда вся его нерастраченная энергия стала уходить на драки – с теми, кто был настолько глуп, чтобы рискнуть его спровоцировать.
Алексу было двадцать, когда mi’amá отправила Карлоса жить к нему. Тогда старшему брату удалось немного вправить среднему мозги. Теперь Карлос ушел служить в армию, а Алекс собирается жениться на Бриттани Эллис – девушке, с которой он встречался еще со школы.
В палату заглядывает сестра.
– Миссис Фуэнтес, нужно, чтобы вы подписали кое-какие бумаги.
Стоит mi’amá выйти из комнаты, Алекс делает шаг ко мне.
– А ты везучий сукин сын, – говорит он. – Если я когда-нибудь еще услышу, что ты пустился в «одиночку» без страховки, лично надеру тебе задницу. Ясно?
– Алекс, я не виноват.
– Вот черт! – Он прикрывает глаза рукой, будто у него ужасно болит голова. – Ты говоришь прямо как Карлос.
– Я не Карлос, – возражаю я.
– Ну так и не веди себя, как он. У меня свадьба через две недели. Через две недели, Луис. Последнее, что мне сейчас нужно, – так это чтобы один из моих братьев свалился с чертовой горы и убился на фиг.
– Строго говоря, это была не гора, – говорю я. – И шансы, что при восхождении меня укусит змея, были…
– Давай прервемся, – перебивает Алекс. – Мне не нужна статистика, Луис. Мне нужно, чтобы оба моих брата были у меня на свадьбе.
В дверях появляются пятеро девушек: Брук, Джейми и трое их подруг. Они притащили кучу воздушных шариков с надписью «Поправляйся поскорее!». Брат ошарашенно наблюдает, как девчонки привязывают шарики к поручням моей кровати, и я не могу сдержать смешок – так забавно он выглядит.
– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Брук.
– Как старая рухлядь, – отвечаю я и поднимаю забинтованные руки: одна – из-за змеиного укуса, вторая – из-за камня, попавшегося на пути.
– О, а мы как раз пришли, чтобы тебе стало лучше, – говорит Джейми.
Широко улыбаюсь – и сразу же чувствую себя лучше. Теперь, когда я знаю, что смерть в ближайшем будущем мне не грозит, все и правда совсем хорошо.
– Это что вы имеете в виду?
Кажется, я слышу фырканье Алекса. Правда, он отступает обратно к окну, и девчонки окружают мою кровать.
– Хочешь, спинку помассирую? – с кокетливыми переливами в голосе предлагает Анжелика Муньос.
– А я принесла свежее печенье из пекарни, – говорит Брук. – Могу покормить, раз уж ты руками пользоваться не можешь.
– Да вы точно шутите, – бормочет Алекс откуда-то из-за ее спины.
Анжелика устраивается рядом со мной и принимается массировать мне спину. А Брук тем временем достает из упаковки шоколадное печенье и подносит мне ко рту.
В палату входит моя будущая невестка. Ее сапоги звонко отстукивают высокими каблуками по полу, а длинные светлые волосы, стянутые в конский хвост, струятся по спине. Оценив мизансцену, Бриттани в замешательстве качает головой.
– Что тут происходит? – обращается она к Алексу.
– Даже не спрашивай, – отвечает он, подходя к ней.
– Алекс позвонил мне в совершенной панике и сказал, что с тобой случилась беда. – Теперь Бриттани обращается ко мне.
Я снова поднимаю перебинтованные руки.
– Случилась. Болит адски, но док говорит, я выживу.
– Кто бы сомневался, – усмехается Бриттани. – Но мне кажется, твоя мать будет не в восторге, когда застанет своего пятнадцатилетнего сына в окружении его личного гарема. А ты ведь знаешь, как она о тебе беспокоится, Луис.
– Если она похожа на мою мать, то взбесится, – говорит Анжелика. Потом оборачивается к подругам. – Наверное, нам лучше уйти.
С Анжеликой я несколько раз заигрывал на вечеринках. У нее родители – тоже мексиканцы, так что она все правильно уловила. Остальные вряд ли догадываются, насколько фанатичными в своей заботе могут быть матери-мексиканки.
Я говорю девушкам, что напишу им, когда снова смогу пользоваться руками, и они выпархивают из палаты аккурат перед возвращением mi’amá.
– А кто принес шарики? – спрашивает она. – Не те ли девушки, которых я видела в коридоре?
– Ага, они, – говорю. – Просто подруги из школы.
Не стоит пояснять, что в тот или иной момент своей жизни я целовался – и не только – с тремя из этих подруг. Мои слова точно станут поводом еще для одной лекции, а ее мне определенно хотелось бы избежать.
Полчаса спустя док отпускает меня домой. Сначала, правда, он дает mi’amá четкие инструкции, как правильно перевязывать мои раны.
– Ты не неуязвим, – говорит мне Алекс, когда Бриттани с mi’amá выходят из палаты. – Неуязвимых не существует. Помни об этом.
– Я знаю.
Он заступает мне дорогу и тычет пальцем в грудь.
– Послушай меня, Луис. И послушай внимательно, потому что я слишком хорошо знаю, что было у тебя в голове, когда ты решил забраться на скалу без снаряги. Тебе нравится прилив уверенности, когда ты плюешь на опасность. Один мой брат в армии, лучший друг уже четыре с лишним года лежит на глубине два метра под землей, и я не стану сидеть сложа руки, пока мой младший братишка ловит кайф, заигрывая со смертью.
Я обхожу его и говорю:
– Ты слишком серьезно относишься к жизни. Я больше не твой младший братишка, Алекс, и уже не невинный, хотя ты, может, думаешь иначе. Мне почти шестнадцать. Видел эту девушку, Брук, которая мне печенье принесла? Она тоже уже не невинна. А хочешь знать, откуда мне об этом известно?
Не могу удержаться от ухмылки, глядя, как Алекс закрывает ладонями уши, словно большие наушники надевает.
– Только не рассказывай мне, – просит он. – Ты еще слишком, черт тебя подери, молод, брат. Поверь мне: если кто-нибудь от тебя залетит, перевязанными руками ты точно не отделаешься.