Чапаев

От смерти к мифу

История гибели Чапаева остается загадкой и спустя почти век. Непосредственно после гибели военному и партийному руководству было не до организации поисков: уральские казаки продвигались на север, угрожая выходом в богатые зерном уезды Самарской и Саратовской губерний и — в случае координации действий с Вооруженными силами Юга России — прорывом к Волге.

После разгрома уральских казаков чествования геройски павшего в бою с противником начдива устраивать не стали. Чапаев был далеко не единственным военачальником, погибшим в боях в 1918–1920 годах. Весной 1919 года в бою с казаками погиб начальник 16-й стрелковой дивизии Василий Киквидзе; осенью в сабельном бою с казаками пал смертью храбрых командир кавалерийской бригады Михаил Блинов; были пленены и казнены белыми начальник 55-й стрелковой дивизии Южного фронта бывший генерал Антон Станкевич и командир стрелковой бригады 7-й армии бывший генерал Александр Николаев; в январе 1920 года донские казаки в контратаке зарубили начальника 28-й стрелковой дивизии, бывшего соратника Чапаева по Уфимской операции Владимира Азина, который на Восточном фронте командовал 24-й «Железной» дивизией; 17 марта в Екатеринодаре погиб бывший соратник Чапаева по 1-й дивизии Николаевских полков Сергей Захаров, командовавший тогда 22-й стрелковой дивизией. Гибель или тяжелое ранение командира, пусть даже высокого ранга, в бою в тот период не считались чем-то необыкновенным. Странно другое: Советское государство в первые годы после гибели заслуженного начдива не слишком заботилось о его семье. Сын Чапаева Александр рассказывал впоследствии, что во время голода в Поволжье в 1921–1922 годах близкие погибшего начдива практически не получали помощи от местной или губернской власти, что отец героя, Иван Чапаев, умер от голода. Даже Михаил Васильевич Фрунзе, всегда внимательно относившийся к своим соратникам, ничем не помог семье погибшего начдива. А ведь полномочия и личные связи с государственной и партийной верхушкой позволяли ему, победителю Дутова, Колчака и Врангеля, сделать многое.

Вероятно, это объясняется тем, что он в 1920–1922 годах воевал то в Туркестане, то с генералом Петром Врангелем и повстанцами Нестора Махно на Украине, то со специальной миссией находился в Турции, где налаживал военно-политическое сотрудничество с кемалистами. Но после возвращения на родину и установления мира в европейской части РСФСР Фрунзе вспомнил о семье легендарного Чапаева, нашел его детей в детских домах, помог им.

Василий Иванович Чапаев с большой долей вероятности мог остаться одним из многих чтимых, но не всенародно известных красных командиров, если бы не литературный талант его комиссара Дмитрия Фурманова и блистательный кинематографический образ начдива.

Комиссар чапаевской дивизии был суров и непоколебимо уверен в своем праве карать врагов и сомневающихся. Он замечал в дневнике: «Все, что стоит на пути, вредит или тормозит достижению, — все неизбежно должно быть сметено с трудного пути пролетарской революции… Погибнут и еще целые сотни и тысячи, прежде чем на жертвах воздвигнется новое здание коммунизма. Субъективная человеческая жалость здесь должна быть совершенно отброшена… Коммунистами вообще движет единственно объективная логика исторического процесса: всё, что ему помогает, нами принимается, все, что вредит, — подлежит уничтожению». Он был готов оправдывать тех, кто занят кровавым, но необходимым для победы революции делом. «Михаилу Ивановичу (одному из чекистов. — П. А.) приходится участвовать в расстрелах, которые ведет Чрезвычайная. И участвовать в них не только подписью, но и фактически — пулей. Иногда армейцы стреляют в воздух или стреляют неметко. Приходится забивать, достреливать, а это тяжелая история. Он рассказал мне, что порой не хватает духу, — он ведь человек мягкий, сердечный. Вот для храбрости и выпивает иногда…»

Но вот парадокс: среди крови, жестокости, окопной грязи и вшей бывший гимназист и студент оставался романтиком и идеалистом, верившим в возможность переделать мир и человека к лучшему. «Я почувствовал моим существом, что здесь, в Революции, — океан поэзии, что здесь и безумная отвага, и чистота бескорыстия, и нечеловеческое дерзание, что здесь воплощается в самой жизни огромная красота», — писал он.

Личность Чапаева, как признавался Фурманов, захватила его сразу после первой встречи. После завершения Гражданской войны он вернулся к литературному творчеству. К тому времени гибель начдива оставила в прошлом личные счеты. Бывший комиссар решил написать о своем соратнике, которого считал народным героем и подлинным самородком. «Думал, думал о разном, и вдруг стала проясняться у меня повесть, о которой думал неоднократно прежде, — мой “Чапаев”. Ее надо сделать прекрасно, пусть год, пусть два, но ее надо сделать прекрасной. Материала много, настолько много, что жалко его вбивать в одну повесть. Увлечен… увлечен, как никогда… Я мечусь, мечусь. Ни одну форму не могу избрать окончательно. Дать ли Чапая действительно с грехами, со всей человеческой требухой или, как обычно, дать фигуру фантастическую, т. е. хотя и яркую, но во многом кастрированную. Склоняюсь к первому». В роман изначально включены фрагменты мемуаров и рассказов «от третьего лица», элементы откровенного вымысла, преувеличения, анекдота и даже частушки. Но такая композиция не мешает воспринимать образ Чапаева и других героев романа как реалистические.

Выбор Фурманова оказался верным. В романе привлекают не только впечатляющие батальные сцены сражений под Бугульмой, Уфой и на Уральском фронте. Читателей захватила глубина и парадоксальность личности Чапаева и его соратников. Крестьянская простоватость сочеталась в жителях Поволжья и Приуралья с широтой натуры, стремлением к воле и анархическому разгулу. Потомки бурлаков, разинских и пугачевских повстанцев увидели в революции и советской власти возможность сделать то, чего не удалось их прадедам, — «рассчитаться с господами» и построить новую жизнь — справедливую и счастливую. Любовь к жизни и искренняя привязанность к товарищам по оружию сочетались у чапаевцев с жестокой непримиримостью к казакам и офицерам, которых они считали олицетворением прежней жизни, убогой и несправедливой.

Покажи автор своего героя красным бойцом без страха и упрека, орлом на поле боя, без подробностей его тылового и довоенного бытия, произведение осталось бы модернизированной версией рыцарского романа, плоской и малоинтересной для массового читателя. «Чапаев» — это не просто эффектный и яркий литературный плакат. Книгу, написанную Фурмановым, трудно назвать романом. Это новаторское произведение, синтезировавшее сразу несколько литературных жанров. Обычное повествование в «Чапаеве» легко переплетается с рассказом от первого лица. Личное участие автора в описанных событиях, их детальное знание, подробности, полученные от очевидцев, создают захватывающий эффект присутствия на месте действия.

Восприятие литературного текста массовым читателем упрощали обильно рассыпанные по главам элементы устного творчества, былин и сказов. Главные герои и второстепенные персонажи воплотили массовые идеалистические представления о справедливости и народных защитниках. Их образы напоминают то древнерусских богатырей, то ватагу Ермака, то отчаянных разинцев и пугачевцев. Автор уловил настроения времени, когда миллионы людей стремились понять и почувствовать значение социальных катаклизмов, сопровождавших период революции и Гражданской войны. Книга Фурманова олицетворяла представления тех, для кого события 1917–1922 годов стали стремительным социальным лифтом наверх, дали возможность свободно трудиться на своей земле. Герои и второстепенные персонажи романа, беззаветные борцы за правое дело справедливости и всеобщего равенства, — это крестьяне и ремесленники, рабочие и городская беднота, обычные люди, похожие на них самих. Герои-комбриги Елань и Попов, неприметный повозочный из обоза, жалующийся на недостаток винтовок, или фельдшер, на которого набрасывается разгневанный Чапаев, — все они могли запросто оказаться соседями по коммуналке или сельской улице.

Вышедший в марте 1923 года роман был восторженно встречен и критикой, и читателями. Анна Фурманова вспоминала, что муж «примчался домой с грудой книг». «Чапаев» вышел очень вовремя. Напиши кто-нибудь из советских писателей нечто подобное в середине 1930-х годов, он подвергся бы разгромной критике за искажение и шельмование образа героических красноармейцев и командиров Красной армии. Действительно, описанные Фурмановым соратники начдива мало похожи на безупречных танкистов, кавалеристов и летчиков из предвоенных фильмов. Их манеры и шутки далеки от этикета возрождавшейся сталинской империи. Помощники Чапаева громко разговаривают, накрывают хлеб вонючим тулупом, курят в избе, где остановился Фурманов, причем один из них стремится стряхнуть пепел на чемодан комиссара. Не то чтобы он старается насолить новичку, а, видимо, разгульная натура степняка такова, что он стремится испортить хорошую «господскую» вещь. Сцены красноармейского разгула и грабежа в романе опровергали насаждавшуюся советской пропагандой легенду о единстве рабочего класса и крестьянства, фронта и тыла в годы Гражданской войны. Именно роман Фурманова стал первым этапом мифологизации образа Чапаева. Судьба была неблагосклонна к Фурманову, ему недолго пришлось купаться в лучах славы. В марте 1926 года писатель заболел банальной ангиной. Бывший комиссар не привык жалеть себя и продолжал работать и выступать на собраниях, несмотря на высокую температуру, кашель и головную боль. Вечером 15 марта запущенный недуг дал осложнения, Фурманову стало совсем плохо, резко поднялась температура, он начал бредить, звал жену, Чапая, Фрунзе и соратников по перу. Ослабленный тяжелым ранением лета 1920 года и работой на износ организм не выдержал, началось заражение крови. Фурманов умер, когда ему не исполнилось тридцати пяти лет. Он похоронен на Новодевичьем кладбище.

Имя Фурманова вошло в историю отечественной литературы вместе с «Чапаевым» и ассоциируется именно с ним. Названия других произведений Фурманова: «Мятеж», «Красный десант», «В восемнадцатом году», «Незабываемые дни» не много говорят даже просвещенному читателю и известны в основном литературоведам. Перефразируя Владимира Маяковского, можно сказать: «Мы говорим Фурманов — подразумеваем Чапаев, мы говорим Чапаев — подразумеваем Фурманов». Дмитрий Фурманов не был среди первых советских писателей, но получил достаточно литературной славы и посмертного признания. Перед войной в его честь переименовали городок Середа в Ивановской области, назвали улицы, институты и библиотеки в нескольких городах.

Народным героем Чапаев стал спустя более десяти лет после публикации романа — когда на экраны вышел одноименный фильм.

Планы экранизации появились у Фурманова вскоре после завершения романа: эскизы киносценария, обнаруженные в архиве писателя, датированы 1924 годом. То, что «Чапаев» вышел на экраны не в середине 1920-х, а лишь спустя десять лет после первых авторских набросков, — безусловно, к лучшему. Снятый в последние годы эпохи «великого немого» фильм получился бы совсем другим и, вероятно, не пользовался бы всеобщим обожанием публики.

В 1933 году режиссеры «Ленфильма» Сергей и Георгий Васильевы (на самом деле не братья, а однофамильцы) получили сценарий Анны Фурмановой о героическом пути Чапаева и его соратников. Судьба Чапаева заинтересовала режиссеров, но не устроил сценарий, в котором главным героем оказывался комиссар, а не начдив-самородок, и они серьезно переработали материал. В конце 1933 года режиссеры подали заявку на съемку фильма «о руководящей роли партии в эпоху становления Красной армии». Авторам сценария пришлось немало потрудиться, чтобы убедить руководство киностудии снять звуковой, а не немой фильм. Одним из решающих доводов стало стремление ярче отразить батальные сцены и продемонстрировать интонационную глубину диалогов Чапаева с комиссаром и другими героями. Впрочем, спорами с начальством о звуковом оформлении дело не обошлось. В 1930-е годы кино было «важнейшим из искусств», выполнявшим комплекс государственных задач. Советское кино эмоционально воздействовало на мировоззрение массового зрителя, создавало в нем коллективизм, уверенность в правильности избранного пути и непогрешимости руководства страны. Эмоциональная индоктринация действовала доступным для массового восприятия языком, дополняла инструменты официальной пропаганды (печать, радио и партийно-политические органы) и закрепляла их работу. Общественную и государственную значимость кино 1930-х годов можно сравнить с современным российским телевидением.

Вопрос выхода кинокартины в широкий прокат решался партийно-государственным ареопагом, нередко последнее слово оставалось за первым лицом. Чувство юмора и художественный вкус Генерального секретаря могли вернуть на большой экран фильм, забракованный профильными чиновниками и их кураторами.

Но сценарий Васильевых не устроил Иосифа Сталина, который хотел видеть в картине больше романтики и простых человеческих отношений. Образ Анки-пулеметчицы, женщины-бойца, появился в фильме по его предложению. Новый сценарий с любовной линией Сталину понравился больше.

Заявку утвердили, режиссеры приступили к подбору актеров. Бабочкину первоначально предназначалась роль Петьки, но актер продолжал репетировать роль начдива и настолько вжился в образ Чапаева, что после кинопроб его утвердили на главную роль. Роль Петьки перешла к Леониду Кмиту, исполнителя образа Фурманова нашли в Ленинградском ТЮЗе, где играл внешне напоминавший комиссара Борис Блинов. Певцову с его внешностью дореволюционного интеллигента доверили роль главного противника Чапая полковника Бороздина, Анкой-пулеметчицей (образ, созданный Васильевыми) стала Варвара Мясникова (послевоенные дети видели ее в роли доброй феи в «Золушке»). Другие заметные роли исполнили Николай Симонов и Борис Чирков (крестьянин, жалующийся Чапаеву на притеснения), в съемках участвовал юный Георгий Жженов, в одном из самых ярких эпизодов фильма можно увидеть и Георгия Васильева — со стеком и папиросой в зубах в первой шеренге офицерского полка, идущего в психическую атаку.

«Чапаев» отличался от многих картин, посвященных Гражданской войне, редким для советского кинематографа уважительным отражением противоположной стороны. Белые Васильевых — это не ограниченные самодуры, желающие повесить и расстрелять побольше рабочих и красноармейцев и спотыкающиеся в первом равном бою. Илларион Певцов создал образ жестокого, но тонкого и глубоко переживающего драму войны «старорежимного» офицера, для которого победа революции и большевиков означает крах не только карьеры, но и устоев его жизни. Чапаеву и его соратникам приходится сталкиваться на поле боя не только с мобилизованными крестьянами, легко переходящими на сторону, к которой «клонится счастье боевое». Им приходится сражаться и с убежденными противниками, готовыми, как и чапаевцы, умереть на поле боя во имя своей идеи. Сам Чапаев в фильме отмечает доблесть и боевые достоинства каппелевцев. Такое отношение к противнику через пять лет отразит Константин Симонов в своих халхин-гольских стихах «Да, враг был храбр, тем больше наша слава». Но в середине 1930-х годов, после того как вождь сказал, что «врага надо не изучать, а бить», такое отношение многим казалось по меньшей мере рискованным.

Опасаясь, что партийные кураторы потребуют изменить «мрачные» и «пораженческие» эпизоды, Васильевы сняли три варианта финала картины. Кроме классического, где Чапаев тонет в Урале, они предложили сцену парадного марша чапаевцев по освобожденному Лбищенску, в которой Чапаев говорит раненым Петьке и Анке: «Счастливые, говорю, вы с Петькой. Молодые. Вся жизнь впереди» (заметим: это говорит человек, которому в 1919 году исполнилось 32 года). Третий вариант снимался в яблоневом саду на родине Сталина в Гори: Петька по сюжету командует дивизией Красной армии, а Анка играет с детьми под закадровый голос Чапаева: «Вот поженитесь, работать вместе будете. Война кончится, великолепная будет жизнь. Знаешь, какая жизнь? Помирать не надо!» Но в итоге было решено, что трагическая гибель — это яркая точка, которая не терпит продолжений. «Красивые» варианты киновоскрешения Чапаева остались в истории кинематографа. Альтернативная версия концовки легендарного фильма оказалась востребованной в начале Великой Отечественной войны. В ней Чапаеву удается уйти от преследования белых и их пуль. Герой переплывает Урал и обращается к красноармейцам и командирам с призывом смело сражаться с нацистами и отправляется на фронт.

Во время первого просмотра «Чапаева» с участием высокопоставленных партийных и государственных работников в конце лета 1934 года тогдашний руководитель советского кино Борис Шумяцкий вышел из зала, не пожав режиссерам руки и не сказав им ни слова. Вероятно, он опасался, что фильм вслед за пьесой «Дни Турбиных» обвинят в реабилитации и даже восхвалении белогвардейцев и примут соответствующие оргвыводы. Есть легенда, что «Чапаева» спасла реакция членов ЦК красных конников, председателя Реввоенсовета Климента Ворошилова и командарма Семена Буденного, которые отреагировали на сцену психической атаки словами: «Красиво идут, черти!» Решающим был день 4 ноября 1934 года, когда «Чапаева» показали Сталину, Вячеславу Молотову, Ворошилову и председателю Центрального исполнительного комитета Авелю Енукидзе. «Я волновался отчаянно за оценку всей картины в целом. Мне хотелось пригласить на этот просмотр режиссеров, но, не видя активно положительного отношения к картине, я не рисковал сразу ставить этот вопрос. <…> Начиная с первой сцены “А как думает комиссар”, стала складываться положительная оценка. <…> Когда лента заканчивалась, И. В. поднялся и, обращаясь ко мне, заявил: “Вас можно поздравить с удачей. Здорово, умно и тактично сделано. Хорош и Чапаев, и Фурманов, и Петька. Фильм будет иметь большое воспитательное значение. Он — хороший подарок к празднику”. При представлении И. В. и другие хвалили работу как блестящую, правдивую и талантливую. <…> С. Васильев на это ответил благодарностью, заявив, что они, делая ленту, сильно волновались… Теперь рады, что их усилия не прошли даром», — писал после высочайшего просмотра Шумяцкий. Несмотря на высокую оценку фильма, правка «Чапаева» первыми лицами государства продолжалась и после его выхода на экран. 20 декабря 1934 года во время шестнадцатого (!) просмотра ленты Сталин и Ворошилов попросили вырезать часть реплики главного героя, где тот говорит, что если подучится, то сможет командовать в «мировом масштабе», и ограничить его притязания фронтом. Слаженная и вдохновенная работа режиссеров и актеров помогла создать яркое произведение искусства, признанный шедевр, который вслед за «Броненосцем Потемкиным» стал одной из визитных карточек советского кино.

Многие эпизоды стали классикой не только отечественного, но и мирового кинематографа. В первую очередь это «психическая атака» каппелевцев, контратака чапаевцев, которых ведет вперед начдив «на лихом коне», и гибель главного героя. Лаконичный (вчетверо короче расстрела на лестнице в «Потемкине») и выразительный эпизод вошел в учебники киноискусства, так же как и два других эпизода: когда Чапаев с помощью картошки и чугунка разъясняет комиссару, где должен быть командир в различные моменты сражения, и когда руководит боем на тачанке, с которой разит врага из пулемета его верный адъютант.

Первый показ «Чапаева» 7 ноября 1934 года положил начало триумфальному шествию фильма по всему Советскому Союзу. Не обошлось без мелких шероховатостей. Через три дня после премьеры, 10 ноября, критик Хрисанф Херсонский написал в «Известиях»: «В фильме очень неуверенно, неполно и поверхностно показан Фурманов — представитель партии, воспитывавшей чапаевых…» В тот же день во время очередного кинопросмотра в Кремле Шумяцкий назвал слова критика «загибом».

С ним согласились руководители партии и государства. «Ох уж эти критики. Такие вещи пишутся неспроста. Они дезориентируют. Люди нашли очень правильные краски для создания образа комиссара. А их тянут в другую сторону», — заметил Сталин. В присутствии Шумяцкого он переговорил с главным редактором «Правды» Львом Мехлисом и пообещал, что уже 12 ноября в главной газете страны появится статья с «правильной ориентировкой».

Через несколько дней мнение журналистов о картине резко изменилось: «Всем, всем, всем нужно посмотреть эту картину». Вскоре, 21 ноября, высказалась и «Правда»: «“Чапаева” посмотрит вся страна». В декабре 1934 года Сталин во время очередного просмотра отметил, что все кинематографисты должны подтягиваться к таким фильмам, как «Чапаев», учиться у его авторов мастерству и вкусу.

Сталин и другие советские лидеры требовали от Шумяцкого изготовить максимально возможное число копий, чтобы показать их по всей стране. Когда вожди узнали, что звуковой вариант «Чапаева» невозможно показать во многих клубах и кинотеатрах из-за отсутствия нужной аппаратуры, они потребовали ускорить ее производство и закупку за рубежом. Кроме того, начальнику управления кино поручили создать «немой» вариант лучшего, по мнению Сталина и его окружения, советского фильма.

Но горожане и жители деревни до отказа заполняли кинотеатры и клубы без всяких указаний свыше. До конца 1930-х годов фильм посмотрели, по разным оценкам, от 45 до 60 миллионов человек. Кинопросмотры превращались в демонстрации: кинохроника запечатлела кадры, на которых колонны зрителей шли в клубы и кинотеатры под транспарантами «Мы идем смотреть “Чапаева”». В ленинградском кинотеатре «Сатурн» его ежедневно демонстрировали два года подряд. Школьники и студенты экономили на завтраках и мороженом, чтобы еще раз посмотреть любимый фильм и похвастаться перед друзьями, что обогнали их по числу просмотров; не отставали от детей и взрослые. По свидетельству Шумяцкого, главный кинозритель (и кинокритик) страны Иосиф Сталин к марту 1936 года, то есть меньше чем за полтора года, посмотрел его 38 раз. Впрочем, вождь и учитель выделял «Чапаева» не только числом просмотров. Этот фильм был единственным, который Сталин отдельно упомянул в декабрьской статье, посвященной пятнадцатилетию советского кино, его режиссеры, Георгий и Сергей Васильевы, стали первыми кинематографистами, удостоенными ордена Ленина. Весной 1936 года, когда советские газеты восторгались вышедшим на экраны новым фильмом о Гражданской войне «Мы из Кронштадта», Сталин заметил: «Картина сильная, хорошая, но не “Чапаев”» — и назвал последний «лучшим фильмом».

Любовь к фильму и его главным героям породила не только умело выстроенная драматургия, но и образ самого Чапаева. В отличие от прежних историко-революционных фильмов, в которых главные герои выглядят великими и монументальными, далекими от простых людей, драматургия «Чапаева» выстроена совсем по-иному: авторы сценария общаются с героями и сюжетом не снизу вверх, а на равных, яркие и в то же время бесхитростные персонажи, их действия и переживания близки миллионам людей. Один из режиссеров, Сергей Васильев, отмечал: «Если зритель не подражает нашему герою, картина теряет свою ценность… Когда действуют Петька или Чапаев, зритель чувствует их близкими самому себе, чувствует в них таких же людей, как он сам, как каждый сидящий в зале, как людей, имеющих качества, которых еще не имеешь и которые все-таки можно иметь». Даже исключительное мужество в бою не ставит их выше зрительного зала. Как писал один из кинокритиков, кажется, что после окончания сеанса можно подойти если не к главному герою, то к Петьке или Еланю и попросить у них закурить.

Еще один секрет успеха — яркая и нестандартная манера представления героев. Они говорят простым и выразительным языком, который легко и с удовольствием воспринимает зритель. В «Чапаеве» много комедийных сцен: Гражданская война с ее смертями, кровью, болезнями, голодом предстает едва ли не карнавалом. Яркая утопия оказалась востребованной в повседневной советской жизни. Это было частью работы власти и государства с исторической памятью. Кинематограф был призван формировать мировоззрение советских людей, особенно молодежи. Образы бесшабашных и одновременно преданных советской власти Чапаева и его соратников были идеальными в этой конструкции.

Ставший киноклассикой сразу после выхода на экраны фильм начал второй этап превращения нашего героя в национальный миф, близкий каждому советскому гражданину. Режиссеры и актеры создали кинематографический шедевр. «Чапаев» — один из уникальных эпизодов в истории отечественного и мирового киноискусства, когда партийно-государственный заказ совпал с массовым запросом на фигуру народного героя. Через несколько лет, в годы Большого террора, когда из истории беспощадно вычищали имена потенциальных конкурентов Чапаева по Гражданской войне, чьи боевые заслуги и личная храбрость не уступали чапаевским: Василия Блюхера, Ивана Каширина, Епифана Ковтюха, Ивана Кожанова, Александра Павлова, Витовта Путны, Ивана Раудмеца и других начдивов и комбригов, «Чапаев» стал одним из инструментов исторической политики, формирования удобного для партии и государства образа прошлого. Яркий образ начдива на лихом коне позволял вытеснить из истории Гражданской войны десятки и сотни красных командиров, ставших за считаные месяцы «врагами народа» и «шпионами иностранных разведок». Среди них, кстати, оказался и преемник Чапаева на посту начальника 25-й дивизии Иван Кутяков.

Сценаристы фильма и его высочайшие редакторы намекали зрителям: правильный, пусть и необразованный и с «загогулинами» характера лидер, умеющий расставить повсюду «своих людей», важнее регулярной и систематической организации даже в такой сложной и ответственной сфере, как военное дело. Он способен своим талантом переиграть профессионала и победить вопреки правилам и законам. Народу подсказывали наилучшее устройство государства и общества — найти достаточно самородков, способных обеспечить успех в любой сфере.

«Чапаев» оказал воздействие на умы не только в Советском Союзе. В 1936 году, после демонстрации кинофильма в Испании, в 13-й интербригаде сформировали 49-й батальон, на знамени которого было написано: «Чапаев». Среди бойцов батальона был бывший белый офицер, воевавший против Чапаева на Гражданской войне, — Владимир Глиноедский.

Как и многие другие легендарные герои Гражданской войны, Чапаев стал «пароходом и человеком»: перед войной его именем были названы несколько гражданских судов и канонерская лодка. В годы Великой Отечественной войны именем Чапаева были названы сотни партизанских отрядов и бригад. После Великой Отечественной войны именем легендарного начдива назвали крейсер.

Фильм дал мощный толчок развитию чапаевского и околочапаевского фольклора, особенно в Поволжье и на Урале, который часто напоминает народные предания о Емельяне Пугачеве. Это обусловлено географическим фактором: оба действовали на этой территории и массовым восприятием героев как борцов против «господ», за неведомые народное счастье и волю. В народных сказах их герой оказывается неуязвимым богатырем и волшебником, способным найти выход из любой ситуации. В одном из них Чапаев идет в атаку, белые ведут ожесточенный огонь по красному командиру, но Чапаев невозмутимо идет вперед. Сражение, разумеется, завершается разгромом врага, а начдив «после боя шинель вытряхнул, из нее все пули, в него попавшие, высыпались». В другой «красной былине» белым удается захватить Чапаева в плен, но наш герой и здесь обманывает противника: «Попросил у белых воды напиться, ему принесли ковш, он в него нырнул и исчез».

Советские дети играли в «Чапаева» так же, как американские — в ковбоев и индейцев, а дореволюционные российские — в казаков и разбойников. Всенародная любовь к Чапаеву и фильму не угасала многие годы. Американские социологи указывали на любопытный феномен: даже эмигранты третьей волны, покинувшие СССР в послевоенные годы и не испытывавшие симпатий к советской власти и ее героям, тем не менее любили смотреть «Чапаева».

Исследователи биографии Чапаева, его участия в Первой мировой и Гражданской войнах в советские годы так или иначе пытались поддерживать миф о непобедимом командире, оставляя в стороне частную жизнь героя. В последние годы советской власти Чапаев оказался в тени внимания историков и публицистов. Авторов больше интересовали ранее неизвестные и малоизученные фигуры белых лидеров и военачальников, вождей повстанческих крестьянских и национальных движений, а также репрессированных до Большого террора красных командиров, часть которых (Борис Думенко, Филипп Миронов и др.) были реабилитированы только во второй половине 1980-х годов. Впрочем, исследователи Белого движения, особенно уральского казачества, уделяют немало внимания личности Чапаева. Они обвиняют его и бойцов дивизии в крайней жестокости по отношению к пленным, издевательствах над мирным населением, насилии над женщинами и уничтожении станиц и хуторов. «За месяц пребывания красных в Лбищенске были ограблены все дома, отнят урожай, изнасилованы женщины, особенно состоявшие в родстве с офицерами. После боя в расправах особенно активное участие приняли казаки Лбищенского полка и солдаты Поздняковского», — пишет Николай Фокин. «Белые» историки утверждают, что противник одерживал победы над уральцами исключительно благодаря превосходству в живой силе, технической оснащенности и лучшему обеспечению боеприпасами. «Борьба против уральского казачества была наполнена поражениями большевиков, несмотря на колоссальное их превосходство как в техническом, так и в количественном отношении», — пишет, например, Сергей Балмасов, опираясь на свидетельства уцелевших уральцев.

Исторического героя, храброго солдата, искусного командира и неординарного человека Василия Чапаева сначала превратили в пропагандистский миф, который благодаря мастерству художников и точному попаданию в настроения большинства стал народной легендой. Она, в свою очередь, по мере деидеологизации и растущего общественного и политического пофигизма эволюционировала в один из самых широких и масштабных циклов отечественного анекдота. Эти анекдоты — яркий результат того, как народная ирония противостояла долгому и надрывному официальному пафосу, дополняя выдуманный пропагандой образ героя очеловечивающими его реальными и вымышленными деталями и чертами. «Низкий» жанр анекдота скорее подтверждает, чем отрицает всенародную любовь к его главному герою, это своего рода новая реализация мифологии.

Как утверждают фольклористы, первый анекдот появился еще в 1930-е годы, когда многие зрители по многу раз ходили смотреть фильм. На вопрос: «Зачем?» — следовал парадоксальный ответ: «Ждем, когда выплывет».

Вероятно, что благодаря мощному всплеску народного творчества, выразившемуся в анекдотах, интерес к Чапаеву не угас. Написанная в начале 1990-х годов пьеса Олега Данилова «Идем смотреть “Чапаева”» отражает настроения значительной части отечественной интеллигенции. Миллионы людей, чей образ жизни резко изменился на переломе исторических эпох, вынуждены заниматься повседневными проблемами выживания своей семьи из-за того, что их прежние профессии и навыки оказались невостребованными в новой жизни, они дезориентированы в новой реальности первых постсоветских лет с их стремительным обеднением большинства и вызывающе блестящим потреблением меньшинства. Люди искренне не понимали, как их одноклассники и родственники, однокурсники и коллеги за короткое время оказывались окруженными атрибутами «сладкой жизни», не верили, что это стало возможно только благодаря личным способностям. Сбитые с толку, разочарованные люди идеализировали прошлое, старый советский порядок, когда жизнь и карьера были предсказуемыми и понятными, а скромный достаток — гарантированным. Фильм «Чапаев» представлялся для многих частью прежнего идеала и становился все более привлекательным.

«А я в хорошую жизнь верю. С тех пор, как первый раз “Чапаева” посмотрел. Маленький был… и поверил. И сейчас верю. Ведь это какой ужас — офицеры идут, барабаны грохочут, черное знамя развевается, потом — казаки, а патроны кончились, пулемет молчит!.. Казалось бы, да? И тут — он. Впереди, на лихом коне! Не переживай, Палыч! На тебя сейчас психическая атака идет, в чистом виде, а ты — надейся! Надейся, и все тут! Прискачет всадник, и что-нибудь обязательно случится… такое…» — говорит главный герой пьесы инженер Евгений Тимошин. Идеалы эти не мешают ему прийти к выводу, что нынешний порядок вещей разумен и следует плыть по течению, не пытаясь изменить свою жизнь, перейдя на другую работу, покинув семью или переехав в другую страну: «Ничего не спасет. Никто не поможет. Что нам делать? А нам надо знаете что?.. Ждать. А ждать нам нечего. Не будет чуда. Не прискачет всадник. Вот это все и есть наша жизнь, которую мы обязаны прожить. Другой не будет. Другую мы и не заслужили, между прочим. Я — точно не заслужил. А именно вот такую работу, вот такую жену, вот такую страну!..»

Немного неожиданно, но логично кинематографический образ Чапаева появляется в романе Захара Прилепина «Санькя». Герой романа, бунтарь, состоящий в одной из радикальных левых молодежных организаций, регулярно участвует в акциях, которые приводят к столкновениям с милицией, часто вынужден скрываться от «органов» на квартирах друзей. В один из приездов домой он случайно включил телевизор в момент, когда шел легендарный фильм. «Саша… с каким-то странным чувством, почти не вникая в происходящее, а, вернее, откуда-то зная его наперед почти дословно, смотрел на экран. Фильм при всей своей предсказуемости завораживал, и Саша не мог понять, отчего. Еле ощутимо подрагивало где-то внутри, под ложечкой, какая-то смутная жилка дрожала слабо. Смотрел жадно, ловя каждый жест.

И когда, в самый замечательный момент фильма, Чапай вылетел на коне, в развевающейся бурке, навстречу противнику, во главе краснознаменных, диких, красивых, с шашками наголо, когда Саша увидел это, он вдруг разрыдался и плакал счастливо, чисто и нежно, не в силах остановиться.

“Господи, да что же это? — спросил. — Что же я так плачу?”

Посмотрел еще немного, успокаиваясь с трудом, улыбаясь иногда тихо. Выключил экран — там Чапая убивают, ни к чему смотреть, еще сердце остановится к черту».

Слезы героя отражают его веру в чудо, мечту о человеке, способном прийти на помощь и вернуть его в счастливое для него детство, когда был жив отец, в семье хватало денег, а сама жизнь была более справедливой и честной. Александр понимает, что без всемогущего киногероя ему вместе с друзьями вряд ли удастся победить зло нынешней жизни, которое для них олицетворяют современное государство и его представители — чиновники, милиционеры, университетские преподаватели, журналисты.

Свою лепту в мифотворчество внес и один из самых известных отечественных писателей современности Виктор Пелевин. Книга имеет очень мало отношения к событиям Гражданской войны и личности нашего героя. Она выглядит скорее пародией на все чапаевские мифы — от книги Дмитрия Фурманова (тонкая насмешка над ее эпизодами часто прослеживается в романе) и кинофильма до анекдотов. Чапаев Пелевина неожиданно оказывается среди героев культовых фильмов 1980–1990-х годов, становится буддистом и постмодернистом, похожим скорее на своего комиссара, чем на самого себя.

Наконец, в 2007 году вышел роман Эдуарда Володарского «Страсти по Чапаю», в котором реальные события и сюжеты романа Фурманова переплетаются с изощренным авторским вымыслом, оставляющим героя живым.

Интерес к нашему герою и старому кинофильму использовали и кинематографисты: «чапаевские» мотивы звучат в «Брате-2» и других фильмах Алексея Балабанова, нашлись и режиссеры, которые сняли эротический ремейк шедевра Васильевых.

Семидесятилетие Победы в Великой Отечественной войне заслонило фигуры героев более отдаленных эпох, но память о них жива. По данным проведенного в январе 2016 года опроса Левада-центра, самым знаменитым отечественным полководцем остается маршал Победы Георгий Жуков: его назвали 55 процентов, за ним с большим отрывом следуют Александр Суворов и Михаил Кутузов (29 и 23 процента соответственно). Чапаева назвали всего два процента. Много это или мало? Смотря с чем сравнивать: те же два процента набрал Михаил Тухачевский, несколько больше получили Климент Ворошилов и Семен Буденный (четыре и три процента соответственно). Начальника Чапаева Михаила Фрунзе и Василия Блюхера вспомнил всего один процент, столько же — адмирала Александра Колчака.

По данным опроса ВЦИОМ, одним из трех главных героев России XX века Чапаева назвали в 2010 году четыре процента опрошенных — столько же, сколько композитора Дмитрия Шостаковича, и в полтора раза меньше, чем десятилетием раньше. Самым популярным героем остался Юрий Гагарин (35 процентов), Иосиф Сталин занял четвертое место — 16 процентов. Героический начальник 25-й дивизии остается кумиром преимущественно старшего поколения. Забудут ли Чапая по мере ухода пожилых людей из жизни, вопрос открытый. Обыватели, ответившие на пропаганду потоком анекдотов, сейчас относятся к Чапаеву неплохо. По данным социологической компании «Башкирова и партнеры», 42 процента опрошенных полагают, что Чапаев стал знаменитым благодаря таланту военачальника, 16 процентов — благодаря харизме, 23 процента объясняют его популярность известностью книги и фильма и лишь 9 процентов опрошенных считают его персонажем городского фольклора.

Помогла ли всенародная любовь к кинематографическому герою родственникам и соратникам реального Чапаева? Некоторые бойцы и командиры его дивизии стали заслуженными людьми. Всем известно имя Александра Белякова, который после окончания Гражданской войны стал пилотом, соратником знаменитого советского летчика Валерия Чкалова, с которым совершил первый перелет из СССР в США, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Героем стал и командир батареи, а затем дивизиона 25-й стрелковой дивизии Николай Хлебников. В должности начальника артиллерии армии и фронта он прошел всю войну, высшую награду получил за искусное управление артиллерией при штурме Кёнигсберга в апреле 1945 года. Хлебников стал самым высокопоставленным чапаевцем, дослужившись до звания генерал-полковника и начальника артиллерии ряда фронтов в годы Великой Отечественной и военных округов в послевоенный период.

В 25-й дивизии начинал службу командиром взвода, а затем — роты легендарный комдив Великой Отечественной Иван Панфилов. Знаменитый партизанский вожак, наводивший ужас на гитлеровских тыловиков, Сидор Ковпак был в 25-й дивизии начальником трофейной команды.

Судьбы других складывались не так ярко: многие командиры-чапаевцы страдали от ран, полученных в годы Гражданской войны. Федор Потапов, которого Чапаев хотел назначить своим преемником в Николаевской дивизии после отъезда в академию, умер в 1930 году.

Принадлежность к чапаевцам (как, впрочем, и к конармейцам) и личное знакомство с легендарным героем не защищали от беззакония и репрессий. Вениамин Ермощенко, сагитировавший Чапаева присоединиться к большевикам, руководитель Николаевска (Пугачева) в годы Гражданской войны, в мирное время работал в государственных и хозяйственных учреждениях. В октябре 1936 года его арестовали, а в сентябре 1937-го расстреляли на Бутовском полигоне.

Сменивший Чапаева на посту начдива Иван Кутяков дослужился до звания комкора (равное нынешнему генерал-лейтенанту) и должности заместителя командующего Приволжским военным округом. Личное знакомство с Чапаевым и Сталиным, заслуги на полях сражений, работа консультантом фильма «Чапаев» и многочисленные статьи о погибшем начдиве не спасли его от ареста 15 мая 1937 года. Следствие и пытки продолжались более года: Кутяков был расстрелян в июле 1938 года на печально знаменитом полигоне «Коммунарка» в подмосковном Бутове.

Писатель Лев Разгон утверждал, что Кутяков пытался сопротивляться аресту и отстреливался от чекистов, а сдался лишь после разговора с Ворошиловым по телефону. Однако это, похоже, одна из красивых легенд. Такая же участь ожидала и предшественника Чапаева Гаспара Восканова.

Драматично сложилась судьба командира Интернационального полка 25-й дивизии Михаила Букштыновича. В конце 1920-х — начале 1930-х годов он сделал блистательную карьеру, окончил академические курсы. В 1936 году в звании комдива стал командиром 7-го мехкорпуса. Но летом 1938 года его, как и многих «красных генералов», арестовали, обвинив в шпионаже и контрреволюционном заговоре. Несмотря на пытки, Букштынович не признал себя виновным. В мае 1939 года Военной коллегией Верховного суда он был приговорен к пятнадцати годам лишения свободы и пяти годам поражения в правах. Букштынович оказался в Сиблаге. Его освободили из заключения уже во время Великой Отечественной войны, в декабре 1942 года, но не реабилитировали полностью.

После выхода из лагеря он был понижен в звании до полковника, его, бывшего командира мехкорпуса, назначили всего лишь заместителем командира стрелковой дивизии. В боях под Великими Луками удар его дивизии лишил противника шансов на восстановление связи с окруженным гарнизоном. В январе 1943 года Букштыновичу вернули награды, полученные в довоенный период, и назначили командиром дивизии. Дальше служба Букштыновича развивалась благополучно: командир стрелкового корпуса, затем гвардейского корпуса, начальник штаба 3-й Ударной армии. В этой должности Букштынович участвовал в штурме Берлина: бравшая рейхстаг 150-я стрелковая дивизия входила в состав 3-й Ударной армии. Чапаевец и узник ГУЛАГа в мае 1945 года расписался на поверженном рейхстаге. За успешные действия в Прибалтике, Польше и в Берлинской операции его произвели в генерал-лейтенанты (всего на одну ступень выше, чем до ареста), наградили орденами Кутузова, Суворова и Красного Знамени. Умер Букштынович в июне 1950 года, похоронен на Новодевичьем кладбище.

Шесть лет лишения свободы за контрреволюционную агитацию получил доброволец первого чапаевского отряда, командир роты и батальона 220-го Иваново-Вознесенского полка Николай Бабкин.

Судьба детей легендарного Чапаева сложилась благополучно. Старший, Александр, окончил аграрный техникум, работал агрономом в Оренбургской области. В 1933 году его направили на срочную службу, и он понял, что его призвание — защищать родину. Александр поступил в артиллерийское училище, после его окончания начал службу в строевых частях, стажировался в Академии моторизации и механизации Красной армии, а в 1939 году, с началом формирования Подольского артиллерийского училища, был направлен туда курсовым командиром. Великую Отечественную войну тридцатилетний Александр Чапаев встретил в звании капитана и должности командира батареи курсантов.

В июле в училище был сформирован 696-й артполк, в котором капитан Чапаев был назначен командиром дивизиона противотанковых орудий. Вскоре часть отправилась на фронт. После первого ранения Александр Чапаев был назначен командиром дивизиона 533-го гаубичного артполка 133-й стрелковой дивизии, защищавшей Москву. 24 декабря 1941 года противник в районе деревни Льгово предпринял «психическую» атаку. Как указано в наградном листе, «капитан Чапаев лично корректировал огонь дивизиона под сильным автоматным и минометным огнем врага, отбил эту атаку, нанеся вражеской пехоте и минометам большое поражение. Тов. Чапаев и раньше, находясь на фронте Великой Отечественной войны, огнем своего дивизиона наносил сокрушительные удары по врагу… 27 декабря, находясь на командном пункте, т. Чапаев был ранен осколком вражеской мины. Несмотря на ранение, продолжал командовать дивизионом…» Вскоре после излечения, в марте 1942 года, Александра Чапаева наградили орденом Красного Знамени.

Вторым орденом Александра Чапаева, ставшего к тому времени майором, командиром артполка 16-й истребительной бригады, наградили летом 1943 года за зимние бои в Воронежско-Касторненской операции. Как вспоминал сам А. В. Чапаев, «с ходу овладеть Нижнедевицком не удалось, сил у противника было достаточно…» В одном из боев полк без пехотного прикрытия оказался в трудном положении, но Чапаев, хочется думать, вспомнил, как действовал в критической ситуации отец: молодой комполка не только управлял огнем, но своим присутствием на огневых позициях показывал пример мужества и самообладания. «Вел бой с превосходящими силами противника, расстреливая в упор прямой наводкой немецкую пехоту, пытавшуюся прорваться из кольца окружения. Несмотря на отсутствие нашей пехоты в этом бою, благодаря исключительно самоотверженной работе орудийных расчетов и личному руководству полк Чапаева истребил до 1200 солдат и офицеров противника, взял в плен 403 человека, захватил трофеи. В другом бою под г. Нижнедевицком и Горшечное полк прямой наводкой расстрелял до двух батальонов отступающей пехоты и несколько автомашин и орудий… Полк первым с подразделениями 472 стрелкового полка ворвался 16 февраля в город Харьков». Александра Чапаева представили к ордену Ленина, но руководство решило по-иному — орден Александра Невского. Этот наградной лист — единственный в своем роде: представлявшие к ордену указали, что Александр Чапаев — сын легендарного героя Гражданской войны.

Летом 1943 года Александр Чапаев получил второе ранение. Командуя противотанковым полком в Курской битве, он не раз личным примером внушал своим бойцам и командирам уверенность и хладнокровие при отражении танковых атак противника. Осень 1943 года А. В. Чапаев встретил в звании подполковника и в новой должности — командира 66-й тяжелой пушечной артбригады, с которой освобождал Украину, затем его перевели на ту же должность в 64-ю пушечную бригаду. Бригада под командованием сына Чапаева сражалась в составе фронта, начальником артиллерии которого был Николай Хлебников. Бригада успешно поддерживала танки и пехоту при прорыве фронта в ходе летнего наступления 1944 года, а затем участвовала в отражении контрударов противника, пытавшегося остановить советские войска в Латвии и Литве и деблокировать отрезанные под Ригой войска немецкой группы армий «Север». За эти бои Александра Чапаева наградили вторым орденом Красного Знамени. Еще две награды Александру Чапаеву вручили уже после завершения Великой Отечественной: в июне 1945 года — орден Суворова 3-й степени (хотя представляли к ордену Кутузова 2-й степени) и медаль «За оборону Москвы».

После войны Александр Васильевич Чапаев окончил Артиллерийскую академию, дослужился до генерал-майора и ушел в отставку с должности заместителя начальника артиллерии Московского военного округа. Уже на пенсии он активно занимался делами ДОСААФ, дружил со знаменитым хоккейным тренером Анатолием Тарасовым (сохранилась фотография, на которой тот передает Чапаеву сувенирную клюшку), неоднократно выезжал в 25-ю дивизию, где рассказывал солдатам и офицерам о своем отце. Старший сын героического начдива дожил до 75 лет, став достойным наследником его славы.

Младший сын Аркадий после школы окончил Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков, затем Школу летчиков в городе Энгельсе. Громкое имя отца помогало карьере: его избрали депутатом горсовета Энгельса (в то время столицы Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья). Юного курсанта рекомендовали кандидатом в члены правительства республики и избрали членом Центрального исполнительного комитета АССР Немцев Поволжья.

В начале 1935 года Аркадия Чапаева избрали делегатом VII Всесоюзного съезда Советов. В перерыве он был вызван на беседу к Иосифу Сталину. «Отец народов» интересовался, как живет семья героя, обещал помочь. После завершения учебы Аркадий Чапаев служил младшим летчиком в 89-й тяжелобомбардировочной эскадрилье, вскоре его назначили командиром корабля в 90-й эскадрилье, еще через год — командиром звена тяжелых бомбардировщиков.

Осенью 1938 года Аркадий Чапаев поступил слушателем в Военно-воздушную академию РККА им. Н. Е. Жуковского, где познакомился со многими выдающимися пилотами того времени. Очень теплые отношения он поддерживал с Валерием Чкаловым и (опять причудливая гримаса Клио) — со служившим в чапаевской дивизии Александром Беляковым. Вместе с Чкаловым Аркадий участвовал в разработке новых схем испытательных полетов. Его очень интересовали новые, перспективные авиационные разработки. В частности, привлекала идея автожиров.

Молодой пилот подавал большие надежды, однако раскрыть свое дарование ему помешала трагическая гибель. В июле 1939 года он вылетел с учебного аэродрома под Борисоглебском на истребителе И-16 для выполнения зачетного задания по технике летного мастерства. Самолет потерпел катастрофу, упал в озеро Большой Ильмень и ушел в ил на несколько метров. Пилот, которому не исполнилось и двадцати пяти лет, погиб. Тело младшего сына Чапаева пришлось вырезать из искореженной кабины автогеном.

Существуют разные версии гибели Аркадия Чапаева. И-16 был, по свидетельствам многих летчиков, очень «строгим» самолетом, не прощавшим ошибок в пилотировании. Чапаев был талантливым летчиком, но привык к более сбалансированному тяжелому бомбардировщику. Исключить просчет в полете нельзя. По другой версии, Чапаев пытался увести неисправный самолет дальше от жилья, чтобы избежать жертв, и не успел выпрыгнуть с парашютом. Наконец, Евгения Чапаева не исключает версии самоубийства, причиной которого стала тяжелая семейная ссора: Аркадий был женат на очень ревнивой и неуравновешенной девушке и накануне вылета в очередной раз поругался с ней.

Дочь Чапаева Клавдия прожила трудную жизнь. После гибели отца она осталась в семье Ивана Чапаева. Как утверждает правнучка героя Евгения, после смерти родителей Чапаева от голода Клавдия оказалась среди беспризорников, жила в трущобах, после очередной облавы ее отправили в детский приют. И только много позже, в 1925 году, ее оттуда забрала мачеха, и то лишь для того, чтобы с ней поехать в Москву к Фурманову для оформления пенсии. Но получить пособие как вдове погибшего героя ей не удалось: брак не был зарегистрирован.

В 17 лет Клавдия уехала в Самару, где вышла замуж, родила сына, поступила в строительный институт. Как утверждают родственники, студентку отправили к наркому пищевой промышленности Анастасу Ивановичу Микояну, чтобы получить разрешение на присвоение учебному заведению его имени.

Поездка в Москву оказалась очень удачной и судьбоносной. Микоян ее принял и в течение четырех часов разговаривал с ней, расспрашивая об отце, о военном времени, о детских воспоминаниях… и перевел Чапаеву с третьего курса Самарского строительного института на первый курс Московского пищевого.

Во время Великой Отечественной войны Клавдия работала в Саратовском обкоме партии, затем — в Бауманском райкоме партии. После войны стала народным заседателем. Выйдя на пенсию, запросила разрешение для работы в архивах.

Клавдии хотелось знать все о своем отце: каким он был на фронте, каким на отдыхе, как складывались его взаимоотношения с руководством и многое другое. Иногда Клавдия Васильевна устраивала настоящий разбор полетов на встречах бывших чапаевцев, уточняя не слишком престижные места службы доживших до послевоенных лет — обоз, трофейная команда, санитарный околодок, артиллерийский склад. По версии Евгении Чапаевой, Клавдия работала в архивах около двадцати лет. «В открытых архивах документы копировала легально. В закрытых… Опись, дело и лист читались нарочито медленно. Затем она выходила в дамскую комнату, доставала спрятанную ручку и на коленках писала то, что запоминала с фотографической точностью. Именно таким образом Клавдия Васильевна собрала много тысяч документов. Теперь этот драгоценный архив хранится в моей семье». Дочь Чапаева ушла из жизни последней из его детей — в 1999 году.

Правда, неясно, о каких закрытых архивах идет речь: документы 25-й дивизии не были секретными и в 1970-е годы. Родство с начдивом позволяло ей смотреть и фонды, которые имели в советские годы ограниченный допуск: армии, фронта и Реввоенсовета. Наконец, Клавдия Чапаева дожила до «лихих 90-х», когда были рассекречены сотни тысяч архивных документов. Неясно и другое: где сенсационные документы из чемодана, которые подтверждают версию о «продаже» героического начдива. В книге «Мой неизвестный Чапаев» убедительных доказательств этого мы не увидели.

Сейчас читателям, интересующимся историей и черпающим информацию из Интернета, приходится сталкиваться с разными, диаметрально противоположными мифами о Чапаеве. В последние годы родственники Чапаева дополняют сформированный в прежние годы образ храброго солдата, решительного военачальника и умелого организатора чертами заботливого семьянина, требовательного, но внимательного и любящего отца, рисуют идеального героя, павшего жертвой интриг и предательства. Историки и публицисты-«антисоветчики», напротив, создают образ жестокого, мстительного и безнравственного красного ландскнехта, изменившего присяге и готового уничтожать людей, их дома и имущество во имя бесчеловечной идеи.

Но живой исторический Чапаев глубже и многограннее сложившихся мифов и легенд. Он останется в истории яркой и противоречивой личностью, чьи действия были порождены великой, трагической и кровавой эпохой, в которой ему пришлось жить. Фигура талантливого самородка, выходца из низов, ставшего одним из героев Гражданской войны, будет и дальше привлекать историков, публицистов и писателей.

В отличие от его кинематографического противника Владимира Каппеля, прах которого был перенесен из Харбина на Донское кладбище в Москве и захоронен в присутствии президента Владимира Путина, место захоронения начальника 25-й стрелковой дивизии неизвестно, но, возможно, найдется исследователь, которому удастся его отыскать…