Чародей из Гнэльфбурга

Глава восемнадцатая

Утром жильцов дома номер 17 на Сказочной улице разбудил звон колокольчика над парадной дверью.

– Конфитюр! – крикнул, высовывая голову в коридор, недовольный Дядюшка Клаус. – Открой, пожалуйста, дверь! Это, наверное, молочница Марта заявилась в такую рань со своим товаром!

Шлеп-шлеп-шлеп… – зашлепали тапочки старого призрака по гулкому коридору.

ХР-Р-Р… – захрипела, позабывшая вкус машинного масла, входная дверь.

– Доброе утро, господин Клаус! – расплылась в улыбке добродушная молочница. И тут же погасила улыбку, как только заметила, что за открывшейся перед нею тяжелой дверью никого нет.

«Странно… – подумала она, переступая порог и отталкивая огромной корзиной в сторону задремавшего стоя Конфитюра. – Дверь хозяин открыл, а сам куда-то спрятался…»

Марта впустила в дом свою дочку Бригитту и затворила за нею скрипучую дверь.

– Господин Клаус, где же вы? – снова окликнула молочница любителя пряток и оглянулась, пытаясь найти за креслом или под столом шутника-гнэльфа. – Мы с дочкой принесли вам парного молока, отличного сыра и сладкого-пресладкого творожка с изюмом!

– С изюмом? – переспросил кто-то над ухом Марты дребезжащим голосом. – А с ванилью творожка нет?

– Есть и с ванилью… – ответила застигнутая врасплох молочница и посмотрела на большие потертые тапочки, которые топтались у ее ног.

– Оставьте, пожалуйста, все на кухне и возвращайтесь в гостиную, – посоветовал владелец тапочек, – господин Клаус сейчас спустится вниз и расплатится с вами.

– Хорошо, мы так и сделаем…

Когда молочница и ее дочка вернулись с пустой корзиной, их уже поджидал в гостиной сам хозяин дома.

– Доброе утро, фрау Марта, доброе утро, фрейлейн…

– Бригитта! – подсказала дочка молочницы.

– Доброе утро, фрейлейн Бригитта, – поздоровался Дядюшка Клаус, – рад видеть вас обеих!

Марта приветливо улыбнулась в ответ на добрые слова, но тут же смахнула с лица радостную улыбку, и глаза ее вмиг опечалились.

– Ах, господин Клаус! – сказала она, прижимая к груди пухлые ручки и глядя с мольбой на знаменитого кудесника. – Только вы один можете мне помочь! Только на вас моя надежда, только вы и способны спасти мою несчастную девочку!

– А что с ней случилось? – спросил Дядюшка Клаус и покосился на пышущую здоровьем Бригитту.

– Она заболела! Она стала безжалостной и бессердечной! А раньше она была такой милой и ласковой!

Глаза молочницы налились горючими слезами, которые начали спрыгивать одна за другой на белоснежный накрахмаленный фартук.

Этого Дядюшка Клаус вынести никак не мог. Он вытер слезинки с лица фрау Марты ее же собственным платочком и посмотрел на Бригитту пронзительным, как рентген, взглядом. И вдруг побледнел и тихо сказал:

– Чудеса… У нее и впрямь нет сердца!

Он взял руку девушки и пощупал пульс. Пульса не было!!!

– Да-а… Ситуация… – протянул Дядюшка Клаус и выпустил бледную кисть испуганной дочки молочницы из своих дрожащих рук. – Придется вам признаваться, фрейлейн! У вас есть женишок?

Бригитта покраснела:

– Я дружу с Генрихом Шульцем…

– Наверное, он потребовал у вас руку и сердце? – догадался знаменитый гнэльф-чародей.

– Обручение мы отложили до осени, а мое сердце принадлежит теперь Генриху, – подтвердила Бригитта.

Молочница Марта всплеснула руками и вновь умоляюще посмотрела на кудесника.

– Что же мне делать, господин Клаус?! Помогите!

– Нужно подумать, нужно подумать… Это очень опасное заболевание! Когда молодые гнэльфы влюбляются и отдают свои сердца избраннику или избраннице, они часто становятся бессердечными по отношению к родственникам. Мне придется потратить немало времени, чтобы внушить вашей дочке прежнюю любовь к вам!

– Бог с ней, с любовью! Верните хотя бы сердце!

– Появится любовь – вернется и сердце. – Дядюшка Клаус заплатил молочнице за продукты и стал прощаться: – Извините, но мне сейчас пора работать. Приходите перед обедом, я постараюсь уделить вам какое-то время.

– Спасибо, господин Клаус, мы обязательно придем!

Окрыленная робкой надеждой фрау Марта подхватила правой рукой корзину, а левой дочку и направилась к выходу. Снова скрипнула несмазанная дверь, и первые посетители нового дня исчезли за нею, чтобы вскоре вновь появиться на этом пороге.