Час ночи. Повести

Глава VI
ПОДПОЛЬНАЯ АЛГЕБРА

Каждую пятницу, ровно в одиннадцать, в кабинете директора начиналось оперативное совещание руководящего состава. Михаил Прокофьевич опозданий не терпел, и все, зная его крутой нрав, старались прийти даже чуть раньше.

На этот раз и повод к тому был особенный. Собравшиеся в кабинете наперебой поздравляли своего директора с блестящим выступлением накануне вечером по областному телевидению. Михаил Прокофьевич рассказывал об опыте работы фабрики, о мерах, которые позволили коллективу успешно и досрочно выполнить план первого полугодия и гарантировать годовой план. Речь шла о рационализации, освоении новой техники, неукоснительной трудовой дисциплине, точнее - о трудовом подъёме, который охватил весь коллектив, о новых, передовых методах планирования и системе руководства. Забота о людях также не была обойдена. Директор сообщил о плане строительства трёх жилых домов, один из которых предназначался специально для молодожёнов.

- Блестящее выступление, Михаил Прокофьевич, без преувеличения говорю, - первым высказался заместитель директора по снабжению Лесевицкий. - Вы увидите, сколько будет откликов.

- Да-да, - подхватил начальник пошивочного цеха Бесякин. - Всей семьёй смотрели. И гости тоже. Даже преферанс отложили, представляете? Ну буквально обо всём забыли!

Поток комплиментов и горячность, с какой они произносились, грозили не только задержать, но и вообще сорвать совещание, ибо каждый из присутствующих норовил сказать что-то свежее и глубокое и тем обратить на себя внимание собравшихся, и прежде всего, естественно, самого Михаила Прокофьевича.

Энтузиазм этот объяснялся не только его директорским постом и вытекавшей отсюда властью, но и тем, что Михаил Прокофьевич был крупной фигурой областного масштаба, членом всевозможных делегаций, комиссий, жюри, президиумов, да и в самой Москве его знали и, видимо, ценили.

Но популярность и даже симпатию принесло ему не только и даже не столько то, что фабрика в последние годы стабильно занимала высокое место в социалистическом соревновании, сколько то обстоятельство, что фабричная футбольная команда, прошлогодний чемпион своей зоны по второй лиге, в составе которой играли выдающиеся таланты и любимцы местных болельщиков, перешла в первую лигу. К этому следовало прибавить фабричный танцевальный ансамбль, на который Михаил Прокофьевич тоже средств не жалел и где собрал максимальное количество «звёзд», которые, как и «звёзды» футбольные, были оформлены на хорошо оплачиваемые должности, не говоря уже о премиях, поощрениях, бесплатных путёвках и прочих благах. Ансамбль, в свою очередь, тоже достиг немалых успехов, привлёк внимание Всероссийского совета профсоюзов и неоднократно становился лауреатом всевозможных смотров и конкурсов.

С доброго имени фабрики и начал Михаил Прокофьевич в тот день своё вступительное слово на оперативном совещании.

- Мы, значит, надеялись, - сурово начал он, - что план полугодия будет перевыполнен. Такового и добились. Это, товарищи, морально приподымает. Знамя облпрофсовета наше. И, понятное дело, премия тоже. Но указанного выше мало. - Он сделал многозначительную паузу. - Достигнута договорённость с Иваном Зосимовичем, нашим уважаемым мэром, что сверх установленного лимита фабрика получит к ноябрьским дням ещё семнадцать квартир.

- Вот это да! - восторженно воскликнул самый молодой из присутствующих, заместитель начальника цеха раскроя Саша Буланчик. - Качать Михаила Прокофьевича!

Все заулыбались. А член фабкома и ответственный за спортивную работу Боря Новохижин мечтательно сказал:

- Ну, теперь Сметанин наш, деться ему некуда! А нам в первой лиге без него полный крах. Так что одну трёхкомнатную на это дело надо бросить, Михаил Прокофьевич, как хотите. Вы же наши дела знаете.

Сметанин был известный тренер, и вокруг него давно интриговало руководство фабрики.

- Бросим, - снисходительно кивнул Михаил Прокофьевич. - Теперь можно. Но надо повышать уровень. Условия, кажется, есть.

- Мало работают, - поддержал один из самых страстных болельщиков, заместитель директора по сбыту Тихон Артемьевич Богословец. - У западных профессионалов в год сто и больше одних только официальных встреч, а у наших пятидесяти не наберёшь. Откуда взяться уровню, я вас спрашиваю?

- Там сезон длится одиннадцать месяцев, - обиженно возразил Боря. - А у нас…

- Да кто им мешает играть хоть все двенадцать?! - вскипел Богословец. - Я давно говорю…

- Ну ладно, хватит, - оборвал его Михаил Прокофьевич. - Сейчас сезон в разгаре, деньги им идут, так что пусть трудятся. А осенью, если будут молодцами, мы их шапками закидаем.

Он скупо улыбнулся, и все тут же рассмеялись, оценив директорское остроумие.

- А насчёт Сметанина пока ни гу-гу! - Михаил Прокофьевич погрозил пальцем. - Такие дела только после конца сезона решают. Вот так. Ну и всё об этом. Есть вопросы посерьёзнее. Техническое управление министерства согласилось на поставку нам нового оборудования согласно нашей заявке.

Все восхищённо переглянулись. Такого успеха никто не ждал. Такого вообще не бывало, чтобы удовлетворили всю заявку. А между тем новое оборудование гарантировало выполнение и даже перевыполнение плана, крупные премии, почёт и славу.

- Собирайся в Москву, Тарас Петрович, - обратился Михаил Прокофьевич к главному механику. - После совещания останешься, обсудим детали.

- Слухаю, - хмурясь, буркнул в ответ усатый и толстый Тарас Петрович. - Треба ехать, конечно.

Хмурился он не случайно. Ему вдруг показалось, что под внешним спокойствием и уверенностью директора скрывается какая-то тревога, какая-то немалая неприятность, и связана она с Москвой. Слишком уж хорошо изучил он своего друга за одиннадцать лет совместной работы.

- Теперь дальше, - невозмутимо и твёрдо продолжал между тем Михаил Прокофьевич. - Нами получено согласие министерства на изменение баланса поставок сырья. Ещё семнадцать процентов будем получать по прямым контрактам с заготпунктами нашей и соседних северных и восточных областей. Это сильно облегчит нам обеспечение сырьём. Это прежде всего тебя касается, Гвимар Оскарович, - обернулся он к Лесевицкому.

Большинство из присутствующих приняли эту новость спокойно, и только несколько человек вздрогнули от этой неожиданной радости и многозначительно переглянулись, ибо эта новость сулила им в будущем такие радужные перспективы, с которыми мало что могло сравниться.

Сообщение было неожиданным даже для Гвимара Оскаровича Лесевицкого, заместителя директора по снабжению, юркого седенького человечка с вытянутой мышиной мордочкой и воспалёнными веками. Впрочем, застать врасплох его было невозможно. Вот и в данном случае он этой новости не знал, но предвидел, точнее, учитывал возможность такого решения и исподволь готовился к нему.

- Новые пункты мною уже намечены, - поспешно доложил он. - И предварительная договорённость там имеется по всем позициям. Решительно по всем, - с ударением повторил он.

- Ну даёт наш Гвимар! - удовлетворённо усмехнулся Михаил Прокофьевич. - Вот, товарищи, как надо работать. С прицелом на будущее, с учётом перспективы и линии развития. Нас на это постоянно ориентируют сверху. И я об этом не раз писал. Отмечаю важность. - И он погрозил пальцем.

- Мы все учимся у Гвимара Оскаровича, - польстил кто-то из начальников цехов директорскому любимчику.

- Так. Моя информация закончена, - хлопнул ладонью по столу Михаил Прокофьевич. - Займёмся текущими делами. Что там у нас в третьем цехе? Потом коротко по всем цехам пройдёмся. И по-деловому, товарищи, по-деловому. Нас производство ждёт.

Однако совещание продолжалось ещё не меньше часа, пока наконец дверь директорского кабинета не раскрылась и в приёмную стали выходить участники совещания, оживлённо переговариваясь, обсуждая новости, о чём-то условливаясь и доспоривая.

К тому времени в приёмной уже скопилось немало людей на приём к директору. Но первой туда зашла его секретарь Лёлечка, тоненькая длинноногая девица с намазанными глазами, в коротенькой юбочке и яркой, весьма открытой кофточке, очень конфузившей мужчин, ибо они начинали с трудом управлять своими взглядами при разговоре с Лёлечкой и сбиваться с мысли, и Лёлечку это ужасно забавляло. Ухаживаний она никогда не отвергала, а всякие подарки тем более, но шефу своему была предана неподкупно и пользовалась его немалым доверием, об этом все знали.

Вынырнув через минуту из кабинета, Лёлечка объявила ожидавшим приёма:

- Михаил Прокофьевич ещё занят.

Кроме Гвимара Оскаровича и Тараса Петровича, в кабинете задержались заместитель директора по сбыту Тихон Артемьевич Богословец, не только страстный футбольный болельщик, но и отменный хитрец и весельчак, неизменный тамада на всех дружеских застольях, и Анна Григорьевна Горева, яркая блондинка лет тридцати, высокая, статная, державшаяся со всеми необычайно высокомерно и покровительственно. Это объяснялось её особым положением при директоре. Об их отношениях на фабрике говорили почти в открытую, и Анны Григорьевны многие побаивались. Однако даже её недоброжелатели не могли отрицать, что своё дело Анна Григорьевна знала отменно, до тонкости, и в хозяйственной деятельности фабрики главный бухгалтер играл, как и положено, весьма важную роль.

Таким образом, Михаил Прокофьевич собрал у себя, как он любил выражаться, «мозговой центр» и одновременно самых близких и доверенных людей.

- Давайте по порядку, - сурово сказал он и повернулся к Богословцу: - Тихон, какой сигнал получил комитет народного контроля, от кого? Что там твой Егудеев говорит?

- Ерунда, - махнул рукой Богословец. - Ещё одна жалоба на качество. Из Вольского торга.

- Ты руками-то не очень маши, - одёрнул его Михаил Прокофьевич. - Как он её получил?

- От Денисова, - неохотно признался Богословец.

Это означало, что с жалобой ознакомился председатель комитета, давний недоброжелатель Михаила Прокофьевича.

- Вот видишь, - укоризненно произнёс тот, словно Богословец был виноват во всём. - И это уже не первый случай. Ты узнал, кто с фабрики пишет?

- Пока нет. Егудеев…

- А! Да чего он стоит, твой Егудеев, - поморщился Михаил Прокофьевич. - Сморчок он. Плюнуть и растереть. Надо понимать. Он не помощник, он в лучшем случае информатор, да и то, как видишь, хреновый.

Михаил Прокофьевич снял очки и устало потёр глаза, как бы давая понять, что вот он-то неусыпно стоит на страже интересов коллектива, он трудится прямо-таки адски, забывая о сне и отдыхе, а вот некоторые позволяют себе работать спустя рукава и допускают ляпы, как только он не уследит, чуть ослабит контроль.

- Ничего, Денисов не вечен, - успокаивающе сказал Богословец. - Уберут, переведут. Уже такой разговор был.

- Мы тоже с тобой не вечны, между прочим, - вздохнул Михаил Прокофьевич. - Нашёл чем утешать. Думать надо, а не утешать. Ты его на рыбалку приглашал?

- Не поехал. Сказал, жена больна. А её, - Богословец хихикнул, - в городе видели, в общей очереди.

- Ай-ай-ай! - покачал головой Лесевицкий. - Вы видите, что делается? Нет, этот Денисов - чрезвычайно опасный человек.

- О чём и разговор, - согласился Михаил Прокофьевич. - Подумаешь, он Егудеева купил! Да его кто хочешь купит! - Он тяжело повернулся к Богословцу: - Твоя главная задача - Денисов. Найди ключ. Изучи. Нет такого человека, заруби себе на носу, к которому нельзя было бы подобрать ключ. Нет и не будет. И тут ничего не жалко.

- Подберём, Михаил Прокофьевич.

- Ну-ну. Поглядим. Теперь дальше. - Он хмуро посмотрел на Лесевицкого. - Ты тоже хорош. Опять в обком шастал?

- Так ведь по делу.

- Я тебе, да и всем что говорил, особенно тебе? Не мозольте глаза обкому. Подальше, подальше. Представительствую один я. Не вызывают? Сиди и молчи. А я сделаю так, чтобы не вызывали. Помни: самое опасное это место. И все тоже. - Он строго оглядел собравшихся.

Да, все были согласны, что обком - самое неприятное и самое опасное место. До сих пор ещё они помнили, с каким трудом прошлой осенью Михаил Прокофьевич погасил вспыхнувший было там скандал, когда всё тот же неугомонный Гвимар Оскарович предложил одному из секретарей поставить специально для обкома редкую по красоте партию шапок из нутрии, так что работника обкома узнавали бы с другого конца улицы.

- Не суйся в обком, Гвимар, - сердито предупредил Михаил Прокофьевич. - Мне и так настроение там не нравится с некоторых пор.

Михаил Прокофьевич давно уже с досадой начал убеждаться, что, чем больше для некоторых людей делаешь, тем порой не лучше тебе самому становится, а хуже. Неблагодарные какие-то люди пошли. Михаил Прокофьевич всё чаще замечал, как человек вместо благодарности вдруг начинает избегать даже глазами с ним встретиться. А уж об ответной услуге и не думай: то юлит, то ищет повод для отказа.

Как ни странно, но лучше всего относились к нему те люди в различных инстанциях, которым он никогда и ничего не делал и не устраивал; как-то с ними было надёжно и спокойно, не свербила мысль, что чего-то недодал и чем-то не услужил, не приходилось прикидывать, выгодно им лично или нет то, что предлагал или просил Михаил Прокофьевич. Да и в тяжёлую минуту такие скорее придут на помощь, не струсят, не разбегутся - чего им бояться?

Впрочем, и те, другие, которые берут, не очень-то в случае чего разбегутся. Михаил Прокофьевич давно уже намекнул каждому из них, что петля, которая затянется на его шее, прихватит и их всех. А берут они с каждым днём всё неохотнее и соответственно всё неохотнее помогают. Боятся? Чуют что-то? Но почему он ничего не чует? А ведь принюхивается ко всем углам, ко всем щелям.

Однако все эти мрачные подозрения и предчувствия приходили к нему не так уж часто, и их легко удавалось прогонять. Михаил Прокофьевич знал, что он умён, ловок, опытен и удачлив, что прекрасно изучил человеческую натуру, её слабости и недостатки, а также все специфические сложности экономической структуры и методов хозяйствования. Крепко верил в себя Михаил Прокофьевич, хотя приближение некоей тёмной черты в своей жизни, неумолимо отделяющей подъём от начала упадка, не только предвидел, но и как бы уже временами ощущал. И в такой момент очень неуютно становилось ему, холодно, одиноко и страшно.

Вот и в тот момент, в кабинете, среди своих, вдруг на миг подкатило что-то мутное, леденящее, и усилия стоило прогнать это мерзкое ощущение. Он невольно тогда посмотрел на Аню, и она сразу перехватила этот его мгновенный, чуть заметно испуганный, чуть растерянный взгляд и улыбнулась ему, ему одному. И всё прошло. Ах, Аня, бесценный дружок его!

Михаил Прокофьевич снова увидел перед собой виноватое мышиное личико Гвимара Оскаровича и уже добродушно произнёс:

- А за Москву, за министерство, тебе спасибо. Техническое управление ты обеспечил классно. Значит, Викентий Романович доволен?

- Весьма доволен. Кланяться велел. Собирается в гости.

- Примем. По первому разряду примем. Теперь ещё один пункт. - И Михаил Прокофьевич ласково посмотрел на Гореву. - Анна Григорьевна, скажи, дорогая, сколько за второй квартал у нас бестоварных накладных прошло?

- Четыре.

- Что шло?

- Только экстра. Я всё-таки думаю, Михаил Прокофьевич, - добавила Горева деловито и чуть высокомерно, - четыре - это мало, можно было и пять, даже шесть.

- В цехе раскроя трещат шкурки, я слышал, - недовольно засопел Тарас Петрович. - Це дило треба обмозговывать. Полагаю так, что и четыре много.

- А ты как полагаешь, Тихон? - поинтересовался Михаил Прокофьевич. - Жалобы-то к тебе идут.

- А нынче все жалуются, - весело ответил Богословец. - Одних пенсионеров сколько развелось. Чего им ещё делать? А магазины некоторые вообще торговать не умеют, вот невыполнение плана и валят с больной головы на здоровую.

- Ты, Тихон, оптимизма своего дурацкого поубавь, - сердито предостерёг его Михаил Прокофьевич. - Не одни пенсионеры жалуются. И не один Вольский торг.

Операция с бестоварными накладными была самой сложной и опасной, но и самой выгодной. Заключалась она в следующем. Шкурки промысловых зверьков, из которых фабрика шила шапки, воротники, женские шубы и другие весьма дефицитные меховые изделия, поступали частично централизованным путём, а частично, в связи с тем, что область располагалась близ промысловых угодий, по прямым договорам с заготовительными пунктами и конторами. Вот в этих-то пунктах и конторах находил неутомимый Гвимар Оскарович подходящих людишек, с которыми и проворачивал указанную выше операцию.

В цехе раскроя, после соответствующей обработки с отступлением от инструкций, шкурки растягивались чуть не до паутинной толщины, и площадь их, исчисляемая в документах квадратными дециметрами, вырастала, а следовательно, образовывалась некая экономия в шкурках. Допустим, на воротник шло уже не пять шкурок, а четыре. Накопленная таким образом масса «лишних» шкурок образовывала как бы новую партию. И на неё оформлялись липовые документы вначале на заготовительном пункте, а затем и на фабрике, которая эту мифическую партию якобы приняла. И огромные деньги, которые такая партия могла бы стоить, вполне реальные деньги, снова выплачивались заготовителям и затем делились между участниками операции.

Всё это, вполне понятно, самым губительным образом сказывалось на качестве продукции, и тут уж приходилось изворачиваться Тихону Богословцу и чутко измерять накал негодования торгующих организаций и отдельных покупателей.

Обычно Михаил Прокофьевич был весьма осторожен в проведении столь рискованных операций, и все присутствующие были уверены, что и на этот раз, несмотря на показное бодрячество не очень умного Тихона Богословца, Михаил Прокофьевич проявит должную осмотрительность и не пойдёт на поводу у своей драгоценной Анечки, особенно теперь, когда на горизонте появились не тучи, нет, но всё же некие подозрительные облачка. Особенно надеялся на это Тарас Петрович Корж, давний друг и «соратник» Михаила Прокофьевича и, пожалуй, самый осторожный и многоопытный из всех собравшихся сейчас в директорском кабинете.

Михаил Прокофьевич, сняв очки, устало потёр глаза и медленно водрузил очки на нос. Все знали, что это означало тяжкую работу мысли их шефа, а также и некую неуверенность, этакую его борьбу с самим собой. В конце концов Михаил Прокофьевич со вздохом объявил:

- М-да… Пожалуй… Давайте-ка пятую партию всё же соорудим. Попробуем.

- Ох, Михаил… - вздохнул Тарас Петрович и, отдуваясь, вытер большим цветным платком вспотевшую шею.

- Ну ничего, ничего… - Михаил Прокофьевич сделал успокоительное движение рукой; при этом не ясно было, кого он больше успокаивает, себя или своего друга.

- Стоило бы подождать, пока новые заготпункты не подключим, - осторожно заметил Гвимар Оскарович и посмотрел своими красными глазками в сторону Горевой, как бы прося её взять назад своё опрометчивое предложение. - Всего-то два, ну, три месяца от силы. Зато…

- Ну хватит, хватит, - оборвал его Михаил Прокофьевич, наполняясь решимостью. - Авось выдержим. Тебе что, знаки не нужны? - усмехнулся он.

Гвимар Оскарович лишь пожал худенькими плечами под тонкой рубашкой с расстёгнутым воротом, он счёл за лучшее промолчать.

- Всё, товарищи, - объявил Михаил Прокофьевич. - Вы свободны. Тарас, задержись. Решим с новой техникой.

Но когда все вышли и Анна Григорьевна, выходя последней, осторожно прикрыла за собой дверь, бросив напоследок испытующий взгляд на своего высокого друга, Михаил Прокофьевич нервно закурил и, швырнув зажигалку на стол, сказал:

- Думаешь, я от хорошей жизни на пятую бестоварную пошёл? В Москве чёрт-те что случилось.

Дело в том, что под величайшим секретом для большинства своих сообщников Михаил Прокофьевич имел ещё один канал для коммерческих операций.

Далеко не вся продукция фабрики изготовлялась из меховой «паутинки». Шёл товар и вполне нормальный, соответствующий всем торговым ГОСТам, шёл и товар экстра-класса. Последний направлялся в избранные точки, а также на всевозможные выставки, смотры и тому подобное. Преподносилась эта продукция под самыми разными тактичными предлогами и некоторым нужным людям. Но часть её, весьма, впрочем, незаметная, шла по невидимому, потайному каналу в Москву. И одним из главных контрагентов здесь был небезызвестный нам Владимир Сергеевич, директор передового магазина.

Именно Владимиру Сергеевичу и адресовалась последняя, самая большая партия товара высшего сорта. Эта сделка была заключена на особо выгодных для Михаила Прокофьевича условиях, ибо Владимир Сергеевич отказался от целых пяти процентов своей доли дохода.

Обо всех этих подробностях был осведомлён ещё только один человек - Тарас Петрович Корж, принимавший активное участие в функционировании этого канала, отнюдь, естественно, не бескорыстно.

И потому он с понятной тревогой спросил, услышав странное сообщение своего друга:

- Как это понимать прикажешь? Что стряслось в Москве? Это с последней партией, выходит?

- Не с партией, а с тем парнем, чёрт бы его побрал! - с досадой ответил Михаил Прокофьевич и тихо добавил: - Убит он, представляешь?

- Что-о?..

- Что слышишь. Убит. И деньги наши с тобой тю-тю. Портфель денег. Вся выручка за партию. Поэтому я и пошёл на пятую бестоварную. Теперь тебе, старина, ясно?

- Но погоди… Как же так?.. - прохрипел потрясённый Тарас Петрович. - Как случилось?..

- Вот так и случилось. Никогда такого не было, и вот на? тебе, - развёл руками Михаил Прокофьевич.

- От кого ты узнал?

- Вова звонил. Подробности ему, конечно, не известны.

- До него-то не добрались?

- Пока нет.

- Ну, дай-то бог. И всё же… странно, скажу тебе.

- Что странно?

- Да так… Парень-то скромный. Внимания к себе привлечь не мог всяких там скокарей уголовных. А тут убийство. Шутка! - Тарас Петрович покачал головой. - Не, це дило треба разжуваты.

- Что ж тут можно предположить, по-твоему?

- Не знаю… Пока не знаю. Но странно…

- Не в деньгах тут дело, Тарас.

- Оно конечно! Но и денег жалко. Немалые деньги всё же. И кто-то их учуял. Вот что я тебе скажу. Узнать бы, кто сотворил. Эх, узнать бы!

- Не твоя теперь забота. Уж там ищут, будь спокоен.

- И всё же… Дорого бы дал.

Михаил Прокофьевич задумчиво посмотрел в дальний угол кабинета и сказал:

- Может, ещё дороже стоит дать, чтобы не нашли.

Тарас Петрович удивлённо посмотрел на него:

- Что ты хочешь сказать?

- Да так. Дурацкие мысли в голову приходят.

- Дурацкие гони. А думать думай. Они не найдут - мы, может статься, найдём.

- Во-во, - кивнул Михаил Прокофьевич. - И тогда пусть поберегутся…

Это было очень важное совещание. Виталий прекрасно его запомнил. «Межведомственное», - с усмешкой окрестил его Цветков. Кроме уголовного розыска в лице Цветкова, Виталия и Игоря Откаленко присутствовали ещё следователь прокуратуры Исаев, а также Эдик Албанян, представлявший службу БХСС.

Первым слово взял Исаев и убеждённо заявил:

- Давайте начнём с констатации: убийство это не случайное, его подготовили. Я, как вам известно, не сторонник одной какой-нибудь версии в начале расследования. Но в данном случае в этом я убеждён.

- Пожалуй, - осторожно согласился Цветков, по привычке крутя в руках очки. - Но и в этом случае мы имеем не одну версию. Кто подготовил, почему подготовил? Но всё же случайность сбрасывать со счетов пока, на мой взгляд, тоже не следует. Она нами до конца не отработана.

- Но как ещё можно отработать случайность? - досадливо спросил Игорь Откаленко. - У нас есть серьёзные доводы в пользу неслучайности, тем самым случайность сама собой отпадает. По-моему, логично. Как ещё доказывать?

- Логика в нашем деле не всегда помогает, учти, - покачал головой Цветков. - Поступки людей часто бывают нелогичными, особенно с точки зрения другого человека. Опасно навязывать свою логику другому, во всём не похожему на тебя, человеку. Опасно. Сто раз я вам это говорил. Теперь дальше. Как можно отработать случайность? Только от места происшествия.

- Так ведь прошло уже десять дней!

- Именно, - спокойно подтвердил Цветков. - Горячий след остыл. И потому тут требуется опытный человек. И терпение. Убийцы находились во дворе, их должны были видеть.

- Но не видели, - упорствовал Игорь.

- Что ж, по-твоему, их там не было?

- Были. Но их не видели.

- Не верю. Просто мы не нашли тех, кто видел.

- Или тот, кто видел, не воспринял эту информацию, - вставил Виталий.

- Что сие должно означать? - иронически поднял одну бровь Исаев.

- У Честертона, Виктор Анатольевич, в каком-то рассказе есть очень точное наблюдение, - ответил Виталий. - Я даже запомнил. Предположим, писал Честертон, что одна леди гостит в усадьбе у другой и спрашивает: «Кто-нибудь сейчас ещё живёт здесь?» И хозяйка никогда не ответит: «Да, конечно. Живёт ещё дворецкий, три лакея, горничная, повар, конюх и садовник», хотя бы горничная убирала тут же в комнате, а дворецкий стоял за её креслом. Леди ответит приятельнице: «Нет, у меня никто не живёт». А вот если врач во время эпидемии спросит её о том же, она перечислит всех, включая лакеев, горничную и остальных. Так и люди во дворе того дома. Им, видимо, надо помочь вспомнить. Надо как-то правильно поставить вопросы.

- Интересное наблюдение, - кивнул Исаев.

- Очень даже! - оживлённо поддержал Эдик Албанян. - Надо повнимательнее почитать этого неглупого писателя.

- Он очень тонкий психолог, - сказал Виталий. - В отличие от Конан-Дойля, по-моему. У Шерлока Холмса - логика, наблюдательность, наука. А у патера Брауна - знание душ человеческих. Их поэтому очень интересно сравнивать.

- Ну, давайте к делу, - ворчливо вмешался Цветков. - Так мы, милые мои, никогда не кончим. Значит, случайность мы пока не отработали. А потому и не отбрасываем. - Он погрозил очками. - Но кроме этого, если взять вторую версию: кто мог организовать убийство?

- И ограбление, - негромко вставил Откаленко.

- Вот-вот. Именно, - с ударением подтвердил Цветков. - И ограбление. Кто же?

- Только кто-то из тех, с кем он в те два дня виделся, - ответил Откаленко.

- Или кто знал о его поездке в Москву, - добавил Исаев. - Больше, я полагаю, некому.

- Вполне логично, - засмеялся Виталий. - Так ведь, Фёдор Кузьмич? Тут полезность логики вы отрицать не станете?

- Ну-ну, - усмехнувшись, кивнул Цветков. - Вот и начнём с первого. С кем Николай встретился в Москве? Допустим, старик инвалид, у которого…

- Отпадает, - махнул рукой Виталий. - Прохвост, наглец, сквалыга - кто хотите. Но организовать убийство никогда не сможет. Ни ума, ни смелости не хватит.

- Возможно, ты прав, - помедлив, согласился Цветков. - Хотя этот Губин - один из немногих, кто знал, что Николай везёт назад большие деньги. Тот не очень-то об этом болтал, надо полагать. И был трезв оба дня.

- Ещё знал об этом Владимир Сергеевич, - напомнил Исаев, - к которому Николай приехал.

- Нет-нет! - порывисто воскликнул Эдик. - Невозможно! Они не зарежут курицу, которая несёт им золотые яйца. Оборвать такой канал - что вы! Это же дельцы, коммерсанты, а не разбойники с большой дороги.

- Очень уж ты заносишься со своей клиентурой, - насмешливо заметил Виталий. - Нашёл тоже джентльменов в белых перчатках.

- Всё-таки я согласен с Албаняном, - покачал головой Исаев и спросил, обращаясь к Виталию: - Ты же видел Владимира Сергеевича. Ну что, способен он на убийство?

- Своими руками? Никогда! Но я видел его помощника. Этот, по-моему, на всё способен.

- То не помощник, а родственник, - вмешался Откаленко. - Мелкие услуги. И тянет деньги. Типично.

- А главное, зачем ему нужно убийство?! - воскликнул Эдик. - Вернуть свои деньги, а потом остаться на бобах? Это же противоречит элементарной логике! Их, между прочим, Фёдор Кузьмич, а не моей.

- Ну хорошо, - подытожил Цветков. - Если не Владимир Сергеевич, то кто?

- Может быть, Гоша самостоятельно? - неуверенно предположил Виталий.

- Отпадает, - тут же возразил Откаленко. - Он бы тогда не стал клянчить деньги на ресторан. Он был бы набит деньгами.

- Да, конечно, - согласился Виталий. - Но больше никто в Москве не мог знать, что привёз и что увозит Николай.

- Может быть, случайно кто-то узнал? - предположил в свою очередь Исаев. - В магазине, допустим, у Владимира Сергеевича.

Но теперь уже Эдик Албанян досадливо возразил:

- Что вы! Я уже знаю всё про магазин! Поймите, они торговцы, а не убийцы. Нужны какие-то… ну, необычайные обстоятельства, чтобы они на это пошли.

- Та-ак, - кивнул Цветков и, потерев ладонью седой ёжик волос на затылке, сердито усмехнулся. - Всё пока логично. Пойдём дальше. Кто ещё мог? Ведь не тот, кто Николая послал?

- А кто его послал? - въедливо спросил Исаев. - Нам в любом случае надо установить, кто его послал.

- Вот именно! - с энтузиазмом поддержал Эдик Албанян. - Обязательно надо установить! Прошу учесть: крупнейший делец - вот он кто.

Исаев кивнул головой:

- Согласен. Крупный делец. Особо опасный. Надо посмотреть, какие в том городе есть подходящие предприятия.

- Это не путь, - возразил Эдик. - Я посмотрел уже. Там две трикотажные фабрики, камвольно-суконный комбинат, меховая фабрика, сувенирная фабрика, ювелирная, не говоря о заводе телефонной аппаратуры, который…

- О! - перебил его Виталий. - С недавних пор… Есть идея, Фёдор Кузьмич, - повернулся он к Цветкову.

Тот, ухмыльнувшись, покачал головой:

- Это, милый мой, только крыша для поездки. А цели я пока не вижу. Николай мог привезти продукцию любого предприятия, которые Албанян перечислил. И на каждом работают сотни людей.

- В том городе у Владимира Сергеевича, - заметил Виталий, - имеется старый дружок, какой-то директор, я вам докладывал. Имя - Михаил, фамилия - Пивоваров.

- Ну и что? Почему именно он должен оказаться преступником? И не дружок он, а прежний однокашник - так, кажется? К тому же дураком его назвали, ты и это докладывал. Нет, милые мои. - Цветков покачал головой. - Это дело посложнее будет, чем кажется. Хотя… в тот город, видимо, придётся ещё разок наведаться. Схема получается, конечно, сложная. Узнать, кто послал, чтобы с его помощью узнать, кто убил. Ничего себе!

- Да, сложновато, - согласился Игорь.

- Главное, не очень надёжно, - поправил его Цветков. - Сомневаюсь, чтобы тот человек мог нам помочь. Вот только если…

- Именно! - с воодушевлением подхватил Виталий. - О чём я и говорю! Но это насчёт крыши. А вот насчёт того, к кому там ехать, тоже есть предложение.

Так постепенно начал возникать план новой сложной операции. Сначала, как водится, самый общий. Но постепенно он стал наполняться конкретными деталями, и тут каждый вносил свою лепту. Порой возникал спор, порой всех охватывала радость от какой-то точной находки, удачно вдруг найденной детали в манере поведения, в поступках, в направлении и самой окраске разговоров, которые предстояли в ходе задуманной операции.

В конце концов было решено, что в тот город отправятся двое: Виталий и Эдик Албанян. Эдик горел нетерпением и азартом.

- Ай что будет! - каждую минуту восклицал он. - Вы увидите!.. Какая щука идёт!.. Нет, какая акула, а?.. Ты только сейчас постарайся, дорогой, - под конец обратился он к Виталию. - Я тебя очень прошу. Ты, если захочешь, всё можешь.

- По-твоему, я не хочу, что ли? - тоже нервничая, спросил его Виталий.

- Нет-нет! - испугался Эдик. - Как можно!

Дело в том, что Виталию предстояло снова посетить чету Губиных. От этого визита зависело начало операции.

- Ну ладно. Двигай. И гляди внимательно, - напутствовал его Цветков. - От каждого дурака можно вдруг ждать умного поступка. - Затем Цветков повернулся к Откаленко: - А за тобой будет место происшествия. Найди людей, которые что-то видели. Они должны быть. Именно тебе это поручаю, понял?

- Там есть собачники, - сказал Виталий. - Золотые ребята. Я не всех опросил. Гуляли во дворе почти в то самое время. Такой у них час, понимаешь, ночью есть, когда они своих собак выводят. Кажется, с полдвенадцатого до полпервого. Они его называют «час собаки». Обязательно с ними потолкуй.

На том «межведомственное» совещание окончилось.

Цветков стал созваниваться с начальником Эдика Албаняна, к которому сам Эдик уже помчался лично.

А Виталий направился по знакомому адресу, испытывая смешанное чувство омерзения и нетерпеливого интереса.

И ещё он поймал себя на том, что ему всегда неприятно за кого-то себя выдавать, неприятно притворяться и кого-то обманывать, пусть даже такого жулика и прохвоста, как Губин. Умом Виталий понимал, что иначе нельзя и другого пути часто не оказывается. Но чувство неловкости и брезгливости никогда не покидало его при этом, и только усилием волн заставлял он себя входить в роль - чаще всего, кстати, в роль тоже жулика и прохвоста, вот как сейчас.

А ведь кому-то такой обман может и понравиться, кто-то может подумать, что с его помощью вообще легче чего-то добиться в жизни. Кто хитрее, кто лучше обманет, тот и победит. Виталий вспомнил, как недавно какой-то мальчуган во дворе, приняв его за разведчика, с восторгом спросил: «Дядя, а вы кого обманываете?» Тут виноваты ещё и неумные книги о всяких разведчиках и сыщиках, которые именно такую мысль и внушают читателю: кто лучше обманет, тот и победит. Аморально это, если станет жизненным правилом, аморально и потому опасно. Это всего лишь малоприятная сторона его трудной работы, только работы, а вовсе не жизни. Разве может он, Виталий, ради себя кого-то обмануть?

Старики Губины оказались дома. Как и следовало предполагать, они уже с утра, волнуясь, поджидали Виталия, чтобы узнать результаты его вчерашнего визита к Владимиру Сергеевичу.

- Гад он, - решительно объявил Виталий, подсаживаясь к столу и размашисто, бесцеремонно закуривая. - Припугнуть бы его надо. Да чем припугнёшь-то?

- Что ж он, туды-сюды… Выходит, нет и всё?.. Ну гляди!.. Не на такого напал, туды-сюды!.. - негодуя, забормотал старик, выпячивая мокрую нижнюю губу. - Да я не погляжу, что нашей веры… Я шею-то ему, туды-сюды…

- Погоди ты, чучело! - прикрикнула на него старуха и униженно обратилась к Виталию: - Уж заступись, родименький, за двух-то стариков. Век за тебя буду молиться. Копейки на хлеб нет. А тут вон какой штраф немыслимый! Нешто это по-божески? Мы б тебе с охоткой заплатили бы за услугу, да где, родимый, взять-то?

- Ну вот ещё! - решительно возразил Виталий. - Я по дружбе. Мне даже обидно, если хотите знать, что вы…

- Ни-ни! И не обижайся! - Старуха отчаянно замахала руками. - Век не забудем! Что ты!..

- Но я что хотел сказать, - продолжал Виталий. - Надо бы этого Владимира Сергеевича припугнуть. А то говорит: «Знать не знаю». Что тут докажешь?

- Я его, туды-сюды… Я так припугну… - яростно потряс кулаком старик, наливаясь кровью. - Я сам к нему, туды-сюды!..

- Сам ни в коем случае, - строго сказал Виталий и, посмотрев на старуху, предупредил: - Не пускайте, всё испортит.

- Не бойся, батюшка. Не пойдёт, - махнула та рукой и снова подпёрла ею подбородок. - Как велишь, так и сделаем.

- Его по-другому припугнуть надо, - хитро прищурился Виталий. - Я уже понял, что он за гусь.

- Гусь. Как есть гусь, - тут же согласилась старуха.

- Ну вот. Он думает, все глупее его.

- Думает, думает, - снова подхватила старуха.

Виталий усмехнулся:

- А мы не глупее. И с какого боку его ухватить, я теперь знаю. Он не только штраф, он ещё и вам в пять раз больше уплатит, чтоб жилось полегче. У него кошелёк тугой.

- Тугой, тугой, - закивала старуха, и в слезящихся белых глазах её впервые мелькнул злой огонёк.

- А ухватить его вот с какой стороны надо, - понизил голос Виталий и наклонился к старику: - Ведь Николай ему привёз товар, так?

- Ну…

- А от кого?

- Ну… - тупо повторил старик, упёршись мутным, непонимающим взглядом в Виталия.

- Я спрашиваю: от кого, вы знаете? - повторил тот.

Старик обернулся и так же тупо посмотрел на жену.

- Как его, туды-сюды?.. Ну, словом… Ты что же, не помнишь, что ли?.. - сердито спросил он. - Курица безмозглая, туды-сюды…

- Где ж тут упомнить, - в тон мужу ответила та. - Один раз и был всего, чай.

- «Один», - передразнил её старик. - А я говорю, два, туды-сюды… Ту комнату занимал… Коньячком угощал… Эх!.. Большой человек… нашей веры, туды-сюды…

- Всё помнит, а как звать, забыл, - проворчала старуха.

- Твоё дело, туды-сюды!.. У-у, гнида белая!.. У-у!..

- Молчи уж, ирод, - нисколько не испугавшись, отмахнулась старуха.

- А как они с Владимиром Сергеевичем-то? - поинтересовался Виталий. - Ладят или как?

- Дружки, - покрутил головой старик и оскалил редкие, кривые зубы. - Пока делить нечего, туды-сюды… А будет… Ого!.. Друг дружке враз глотку перегрызут, туды-сюды…

- А кто кого, как думаете?

- Ну, туды-сюды… Враз… чего там… - важно выпятил мокрую губу старик. - Михаил над Вовой - ясно!.. Ха!..

- Вот! - обрадовался Виталий. - Значит, его Михаилом звать - так, что ли?

- Ясное дело… А то!.. - удивился старик, уже забыв, что никак не мог вспомнить это имя.

«Не может тут быть случайного совпадения», - подумал Виталий и внушительно произнёс:

- Вот этого Михаила и предупредить бы. Берусь сделать. Я как раз в командировку в тот город еду. На телефонный завод. Вот ваше письмецо и могу отвезти, если желаете.

- Насчёт чего это? - тупо посмотрел на него старик.

- А чтобы меня выслушал, - хитро усмехнулся Виталий и самодовольно добавил: - Уж я ему насчёт Владимира Сергеевича такое подпущу, что он враз ему хвост накрутит. Тот живенько все штрафы за телефон уплатит и вам за все волнения.

- Во-во!.. - торопливо забормотал старик, шлёпая мокрой губой. - Так его, туды-сюды!.. Верно!.. А то!.. Я, туды-сюды…

Чем больше он горячился, тем бессвязнее становилась речь и мысли совершенно уже путались в его голове. Старуха в таких случаях тут же вмешивалась в разговор, не давая утерять нить.

- Сейчас, милый, сейчас, - засуетилась она. - Перо найду, бумагу. Борис Иванович всё забудет, всё как есть. Старость, милый. Старость не радость, о господи! - Она засеменила в соседнюю комнату, оттуда на кухню, потом снова в комнату, всё время горестно причитая: - И бедность… Ни копейки за душой… Хлебушка и то иной раз купить не на что… А тут штраф… Господи, прости и помилуй… Да где же она, проклятая, ручка та?.. Чтоб он этого супостата наказал…

- Пусть уж люди накажут - оно вернее, знаете, как-то будет, - убеждённо возразил Виталий.

- Накажут!.. Сам, туды-сюды… Своими!.. Знаешь ай нет?.. - снова, багровея, забормотал Губин, хватая растопыренными костлявыми пальцами воздух.

Но в это время старуха принесла наконец и положила на стол перед ним лист линованной бумаги, вырванный из тетради, и старенькую шариковую ручку:

- Пиши, Борис Иванович, пиши, родимый.

- Чего писать-то?

- А чего они скажут, то и пиши.

- Пишите так, Борис Иванович, - вмешался Виталий и медленно продиктовал: - Привет вам из Москвы от Губина Бориса Ивановича. Посылаю к вам племяша своего… - И пояснил: - Пусть буду племяшом для пущей важности, а то ещё не поверит. Возражений нет?

- И то верно, и то, - поддержала старуха и замахала на мужа: - Да пиши, пиши. Оглох, что ли?

- Да пишу, туды-сюды… Не видишь?

Старик и в самом деле, склонившись над столом, медленно и старательно выводил строки.

Виталий продолжал диктовать:

- Пусть уж расскажет, раз всё одно в командировку к вам едет, чего тут Вова ваш вытворяет с нами.

Он ещё не один раз повторил каждое слово, пока старик написал наконец всю фразу, и в заключение добавил:

- А теперь подпишитесь. Да так, чтобы вспомнил он вас, Михаил этот. Вот, вот тут, внизу. - Виталий ткнул пальцем в нужное место.

- Небось вспомнит, туды-сюды… А то… Я… знаешь…

Старик помедлил, сердито поджав отвислую губу, поскрёб тыльной частью ручки лысину и, что-то, видимо, сообразив, медленно вывел в конце письма: «Губин, хозяин квартиры».

Ушёл Виталий не сразу. Ему пришлось, поборов отвращение, выпить рюмочку-другую со стариком и вдоволь наслушаться его злобного, бессвязного бормотания. «Терпи, терпи, - говорил он себе при этом. - Убийство не было случайным, оно готовилось где-то здесь, где-то рядом…»

Рабочий день ещё далеко не кончился, когда Виталий доложил Цветкову о результатах своего визита и показал письмо к неведомому Михаилу.

- Скорее всего это не совпадение, - согласился Цветков. - Но… Надо пройти и по тому пути, который мы ещё раньше с тобой наметили, помнишь? Через ту драку.

- Помню, - кивнул Виталий.

- Ну вот. Всегда, знаешь, лучше перестраховаться и двумя путями прийти к одному и тому же.

Виталий улыбнулся:

- Это я уже усвоил, Фёдор Кузьмич. Вы бы мне что-нибудь новенькое сказали.

- Будет тебе и новенькое, - удовлетворённо вздохнул Цветков и снял очки. Секунду он что-то обдумывал, потом снова вздохнул и самым будничным тоном произнёс: - Ну, кажется, теперь всё. Можно начинать операцию. Ты поезжай. Там уже все в курсе. А Эдику командировку дадут в БХСС. Билеты вам оставлены. Вылетаете ночью. Ну, поезжай.

Виталий торопливо вышел. Надо было спешить, впереди была ещё уйма дел.

Начальник отдела кадров телефонного узла, уже соответствующим образом предупреждённый, подготовил для Виталия бланк командировочного удостоверения, куда была тут же внесена его фамилия вместе с вымышленной должностью, названный Виталием срок, а также отметка, что данный сотрудник узла направляется в указанный город на завод телефонной аппаратуры «для технической консультации по новым системам».

Когда всё было должным образом оформлено, начальник отдела кадров весело подмигнул Виталию и вполне искренне произнёс, пожимая ему руку:

- Ну, дорогой коллега, желаю успеха. Уж не подведите.

Виталий улыбнулся ему в ответ:

- Наша фирма гарантирует качество.

Они долго прогуливались по бесконечному залу аэропорта. Сквозь стеклянные стены стало видно уже совсем посветлевшее и словно выгоревшее за эти дни небо, пронизанное пока ещё невидимыми солнечными лучами. В зале было людно, суетливо и уже душно.

Виталий слово в слово передал Эдику Албаняну свой вчерашний разговор со стариками Губиными.

А когда самолёт уже поднялся в воздух, Эдик склонился к самому его уху и спросил:

- Ты уверен, что этот старик никак не причастен к убийству? По-моему, он за копейку не только удушится, но и удушит кого хочешь. Не находишь?

Виталий покачал головой:

- Не думаю.

Они помолчали. Потом Эдик, нетерпеливо взглянув на часы, снова нагнулся к Виталию:

- С чего ты решил начать? Как ты найдёшь этого Михаила?

- Почти нашёл, - улыбнулся Виталий. - Но… надо попробовать потянуть ещё за одну ниточку. Торчит, понимаешь, кончик, дразнит.

- Ну-ну, - нетерпеливо придвинулся Эдик. - Ты только меня, будь добр, не дразни. Рассказывай.

Теперь уже Виталий склонился к самому уху приятеля:

- Давай рассуждать. Мы знаем день, когда Николай появился в Москве. Так? Но, по словам Вали Березиной, исчез он за неделю до этого. Он прятался.

- Почему?

- Была драка. Николай ударил кого-то ножом.

- Понятно.

- Так вот, он прятался. Но потом кто-то его нашёл и послал в Москву.

- Надо полагать, этот самый Михаил?

- Скорее всего, - согласился Виталий. - А может быть, он его сам и спрятал. Так вот, надо увидеть кое-каких его знакомых, которых я в прошлый раз не видел. Вдруг Николай поделился с кем-то, где он собирается спрятаться, вдруг они вообще что-то знают на этот счёт. А узнав, где он прятался, можно узнать, кто его нашёл.

- А почему ты не увидел этих знакомых в прошлый раз?

- У меня была другая задача. Мне надо было узнать, кто такой убитый. Я был уверен, что больше этот город ничего не даст. И тогда я там нашёл Валю Березину. С ней я тоже должен увидеться, Обязательно.

- А что она тебе нового скажет?

Виталий неопределённо пожал плечами.

В принципе Эдик был, конечно, прав. Ничего нового Валя сообщить не могла. Всё, что знала, она уже сообщила. Вряд ли она узнала за эту педелю что-то новое. Хотя это и не исключалось. Но главное было в другом. Он помнил эти расширенные от ужаса глаза на бледном, сразу вдруг заострившемся лице, помнил, как взгляд их остановился, как помертвело лицо. И в ушах его ещё стоял её крик. Он запомнил ту комнату, большую старую тахту и затерявшуюся фигурку на ней, старую кофточку, спутанные волосы. Всё он помнил.

И сейчас Виталий должен был узнать, что стало с этой девушкой, как она прожила эту неделю, как она пережила её.

Когда самолёт совершил посадку и друзья спустились по трапу на выложенное бетонными плитами поле возле аэровокзала, Эдик огляделся и удивлённо сказал:

- Странно! Никто, понимаешь, не встречает.

- Я попросил.

- А-а… Тогда пошли на автобус.

Они старались поменьше расспрашивать прохожих и потому не очень быстро добрались до управления внутренних дел. В вестибюле их уже поджидал капитан Мурзин.

- Здравствуй, Иван Спиридонович, - обрадовался Виталий.

- Здравия желаю. Как долетели?

- Отлично. Пошли скорее к тебе. Да! Знакомься, пожалуйста. Капитан Албанян. Коллега из БХСС.

Через полчаса Виталий был уже в курсе всех интересовавших его вопросов.

Но Вали Березиной в городе не оказалось. Она уехала на одну из крупнейших молодёжных строек. Её включили в отряд, сформированный горкомом комсомола. Капитан Мурзин принял немалое участие в этом деле.

- Сбыл с рук и рад? - сердито спросил Виталий. - Конечно, случай трудный…

- Как можно! - обиделся Мурзин. - Ты пойми, ей же в городе нельзя было оставаться. Репутация-то - хуже некуда. Да и прошлые связи, не ровён час, восстановиться могут. А так новую жизнь начнёт. Плохо, скажешь? Могу дать адрес. Напиши. Рада девка будет. В городе, кроме родителей, никто этого адреса не знает.

- Давай. Напишу, - хмурясь, сказал Виталий.

Он понимал, что решение было принято верное, но не мог побороть неизвестно откуда взявшуюся досаду.

Записав адрес, Виталий, как-то невольно подражая Цветкову, отрывисто сказал:

- Так. Это первое. Теперь дальше. Расскажи-ка мне, что это за драка была, где Николай ножом кого-то пырнул.

- Драка?

- Да. В сквере, около рынка.

- А-а. Ну как же, - вспомнил Мурзин. - Точно. По этой драке мы Павлова искали.

- И не нашли, значит?

- Нет. Прошли, помню, по всем связям.

- И ни один дружок не знал?

- Ни один.

- Или не сказал… - задумчиво добавил Виталий.

Мурзин покачал головой:

- Не знал.

- Интересно! А что там за Витька участвовал в драке?

- Ты и это знаешь? Задержан у нас такой. Витька Романенко.

- Дружок Павлова?

- Все они дружки, пока трезвые.

- А что за парень этот Романенко?

- Электрик с меховой фабрики. Задерживался уже раз за мелкое хулиганство. А сейчас привлекаем по двести шестой, часть первая. Их всего семеро по делу проходит.

- Повидать бы этого Романенко.

- Можно, - согласился Мурзин. - Отчего ж?

В который уже раз готовился Виталий к разговору с новым, незнакомым ему человеком, от которого нужно было получить какие-то важные для дела сведения. Правда, сейчас, как, впрочем, не раз уже случалось раньше, какой-то особой и тщательной подготовки к такому разговору провести не удалось, и времени для этого сейчас не было. Оставалось положиться на интуицию и кое-какой уже накопленный опыт общения с людьми, в частности с такими, как этот Витька Романенко.

Однажды отец Виталия заметил ему в связи с каким-то их разговором: «А ты, между прочим, здорово изменился за последние годы, пока в своём розыске работаешь. Я давно уже за тобой наблюдаю». Виталий не давал отцу покоя, пока не заставил его рассказать подробнее о своих наблюдениях. В конце концов тот рассмеялся и сказал: «Вот видишь? Во-первых, ты стал невозможно любопытным. Причём, я бы сказал, как-то направленно. Больше всего тебя интересуют не какие-нибудь, скажем, научные открытия или даже новые книги - к сожалению, замечу тебе в скобках. Больше всего тебя интересуют поступки, мысли разных людей, их мнение о других людях. Словом, каким-то людоведом стал». «Не замечал», - ответил Виталий, почему-то не очень довольный отцовским выводом. «А это подсознательно у тебя получается, - ответил тот. - Это уже профессиональная привычка, я бы сказал». «Но ты ещё сказал «во-первых», - напомнил Виталий. - Значит, есть и «во-вторых»?» «Есть. Во-вторых, ты стал очень контактен - с любыми людьми, в любой ситуации. Раньше ты был даже иногда застенчив. Придут люди - ты весь вечер мог промолчать». «А сейчас?» - усмехнулся Виталий. «А сейчас ты не только контактен, ты всегда инициативен в таких разговорах, чаще всего направляешь их ты, а не собеседник. И ещё интересно, - продолжал отец. - Раньше ты был очень… Как бы это сказать? Избирателен, что ли. Нравится тебе человек - ты с ним охотно беседуешь. Не нравится - тебя не заставишь с ним поговорить. А сейчас ты охотно говоришь даже с человеком, который явно тебе не нравится. Вот ведь что удивительно!» «И это тоже профессиональная черта, ты полагаешь?» - снова усмехнулся Виталий. «Безусловно, - кивнул в ответ отец. - Присмотрись если не к себе, то к товарищам. Сам увидишь».

Виталий потом не раз убеждался в его правоте, иногда даже наблюдая за самим собой. Это было, пожалуй, самое интересное. Хотя не всегда ему самому было понятно, как он ищет путь к другому человеку, как ему удаётся или почему не удаётся такой путь найти. Размышления над этим со временем стали заметно помогать ему в работе, в новых поисках и даже привели к маленьким открытиям.

Виталий, например, подметил у Цветкова умение всегда входить в состояние собеседника, кем бы тот ни был, умение создать наиболее подходящие для того человека, привычные для него условия, при которых только и возможен откровенный разговор. И один важный вывод сделал для себя Виталий. В любом таком разговоре его собеседник должен ощутить, а следовательно, у самого Виталия должно возникнуть искреннее стремление помочь этому человеку.

При мысли о том, за кого только ему не приходилось себя выдавать, Виталий невольно начинал улыбаться - чуть смущённо, надо сказать. Вот чего не подметил в нём отец - нечто вроде актёрского дара, что ли. А ведь настоящее актёрство не притворство: это вхождение в образ, подлинное перевоплощение в другого человека. Чтобы так сыграть не на сцене, а в жизни, нужно ещё, наверное, и некое особое свойство характера, кроме твёрдого сознания необходимости такого перевоплощения.

Вот и в этом деле Виталию приходилось время от времени играть роль недалёкого, нагловатого и оборотистого «левака»-техника с телефонного узла - играть и у стариков Губиных, и у хитрющего, коварнейшего Владимира Сергеевича, и вот здесь, в этом городе, когда он встретится с неведомым ему Михаилом.

Но пока что перед Виталием стояла совсем иная задача. Следовало провести разговор с неким Витькой, участником той самой драки, после которой скрылся Николай. Что знает об этом Витька? И как заставить его рассказать то, что он знает? Как правильно построить разговор с ним? Что этот Витька из себя представляет?.. Эх, его, конечно, знала Валя… Но сейчас думать об этом бесполезно. Валя далеко. Сейчас невозможно заранее наметить план будущего разговора. Надо постараться уловить сразу, в самом начале Витькин характер, его отношения к интересующим Виталия событиям и людям. Иначе всё можно испортить.

Виталий прошёл в отведённый ему небольшой темноватый кабинет и принялся в задумчивости вышагивать от окна к двери и обратно по узкому проходу между двумя письменными столами.

Но вот в кабинет постучали, и конвойный милиционер ввёл высокого рыхлого парня с вьющимися белокурыми волосами, падавшими на плечи. На нём был, несмотря на жару, глухой и толстый вязаный свитер грязно-зелёного, болотного цвета и серые потёртые брюки. Полное губастое лицо его блестело от пота.

Когда конвойный вышел, парень устало откинулся на спинку стула, посмотрел через стол на Виталия и неожиданно высоким голосом сказал:

- Полжизни за сигарету, товарищ начальник. А потом любые вопросы из личной жизни. Принимается?

Виталий кивнул, достал сигареты и, когда оба закурили, спросил:

- Давно десятилетку закончил?

- О! - поднял грязный палец Витька. - В яблочко попали. Точно. Имею аттестат. Средняя - четыре и одна. Принимается?

- Неплохо, - согласился Виталий. - Совсем неплохо, Витя. В институт поступал?

- Ещё раз в яблочко, - торжествующе объявил парень. - Очко недобрал. Сейчас бы на втором курсе трубил.

Виталий вздохнул:

- Эх, Витёк! Теперь уже в другом месте трубить придётся. Наломал ты дров. А двести шестая - статья строгая.

- А! - небрежно махнул рукой тот. - Всюду живут, товарищ начальник. Поживу и я. Авось не рассыплюсь.

Но за внешней его бравадой Виталий уловил растерянность.

- Что случилось, Витя? Из-за чего драка-то была?

- Девиц не поделили. Дефицитный товар. Каждому первый сорт нужен. Ну а одна там была экстра-класса.

- Да-а. Нерасчётливо ты поступил, - огорчённо покачал головой Виталий. - По мне, так свобода дороже любой девицы. Разве не так?

Витька первый раз вздохнул и с жадностью затянулся, докуривая сигарету до самого фильтра, потом аккуратно размял его в пепельнице и только после этого ответил:

- Точно. По мне тоже. Но кто мог знать, что так кончится маленький спор среди друзей? И вот адью, пакеда, родная сторона. Иду к медведям.

- Всех задержали или кто ушёл?

Витька откинул назад волосы и иронически прищурился:

- Это в том смысле, чтобы на кого-то настучать? Так у меня не те гены, предупреждаю.

- Да нет, - махнул рукой Виталий. - Просто не так спросил. Я же знаю, что все, кроме одного, задержаны, кто участвовал в драке.

- Во! Снова в яблочко! Но кто ушёл, товарищ начальник, тот ушёл. Согласны?

- С чем же тут соглашаться? - засмеялся Виталий.

- С фактом.

Витька всё больше осваивался с обстановкой и чувствовал себя с Виталием всё свободнее.

- Могу пояснить, - предложил он. - Но для этого требуется ещё одна сигарета. Принимается?

- Принимается.

Закурив, Витька сказал:

- Ушёл человек, и всё. Не будем его называть.

- Я тебе потом кое-что скажу на этот счёт, - доверительно произнёс Виталий. - А пока ты мне вот что скажи: кем тебе был Николай - другом или врагом? Это ты мне, надеюсь, можешь сказать?

Витька удивлённо посмотрел на Виталия и, видно что-то нешуточное уловив в его глазах, нахмурился.

- Ради истины скажу, - нехотя произнёс он. - Из-за девки мы с ним разошлись. А до того крепко корешились.

- Из-за Вали?

- Ха! Опять в яблочко! Точно. Из-за неё. - Витька вздохнул. - Хотя теперь, на досуге, кое-что я, конечно, раскумекал.

- Что именно?

- А то, - снова вздохнул Витька и затянулся сигаретой. - Нельзя им было мешать, вот что.

- Да-а. Только поздно ты это понял, - медленно произнёс Виталий.

И Витька почему-то невольно насторожился и на миг даже забыл о сигарете.

- Это почему же? - спросил он.

Теперь вздохнул и Виталий:

- В память старой вашей дружбы скажу тебе: не имей больше зла на Николая. Нет его. Убит твой бывший кореш.

- Чего?! - недоверчиво воскликнул Витька, подавшись вперёд, и ошалелыми глазами уставился на Виталия.

- Что слышишь. Вот гляди. Узнаёшь или нет?

Виталий достал из внутреннего кармана пиджака чёрный большой конверт, вытянул оттуда фотографию и, нагнувшись, передал её через стол Витьке.

По мере того как Витька смотрел на фотографию, толстое потное лицо его всё больше серело, губастый рот безвольно приоткрылся. Витька не мог оторвать глаз от фотографии. И наконец сдавленно прошептал:

- Он… Он самый… Это что ж такое, а?.. Кто ж это его?.. Где?.. А, товарищ начальник?..

И медленно перевёл взгляд на Виталия.

- Пока неизвестно, - ответил тот. - Ищем. И поэтому вспоминай, Витёк, изо всех сил вспоминай. Помоги нам… Ты это, по-моему, можешь знать. Ведь Николай скрылся через два дня после драки, а тебя арестовали через три дня. Так вот, куда мог спрятаться Николай, тебе неизвестно? А точнее, кто его спрятал? Понимаешь, кто спрятал, тот и убил, вот как я думаю.

Витька, опустив голову, грузно сидел на стуле и молчал.

- Неужели ты хочешь, чтобы остался на воле этот человек? - с сожалением спросил Виталий. - А может быть, ты ему даже благодарен, а?

Витька закусил губу и сжал толстые кулаки так, что вдруг бросился в глаза дешёвенький, из жёлтого металла, перстень на одном из побелевших пальцев.

- Думаете, я уже последняя падаль? - И зло блеснули щёлки глаз между припухших век. - Попадись, - убил бы! Ей-богу, убил бы эту суку. Не верите?

- Ещё в древности Библия учила - не убий, - покачал головой Виталий. - Этого даже в мыслях никогда не держи.

- Ничего! - угрожающе возразил Витька. - Сколько людей поубивали, даже без войны. Кого за дело, того жалеть нечего. Вот Николая - да. Его я пожалею. И… и Валентину тоже. - Он отвернулся.

Они минуту помолчали. Потом Витька, не поворачиваясь, глухо спросил:

- Вы чего-то узнать хотели?..

- Постарайся вспомнить, ты не слышал, где прятался Николай целую неделю, у кого?

- Ага. Принимается. Кто-то вроде мне трепал… - Витька задумчиво поскрёб мокрую от пота щеку. - Сейчас законтачит, - пообещал он. - Только конец найдём. Кто же это мне трепал?.. Кольку видел… А-а, Гришка! Ну точно! - Витька обрадованно посмотрел на Виталия. - В каком-то доме он его увидел, в окне. Он ему махнул, чтоб вышел. А тот спрятался. Гришки испугался. У них счёты были. А потом какая-то старуха занавеску задёрнула.

- Где ж это было?

- Это Гришка знает. У него спрашивайте. Только псих он сильнейший. Упрётся - палкой не выбьешь.

- Больной?

- Не. Злости в нём много. Его все ребята опасаются.

- Откуда же столько злости?

- В детдоме его ребята дразнили. Сам говорил. Он по ночам постель мочил. Ну, нервная болезнь такая была. Вот его и изводили.

- А родителей он знал?

- Знал. Его отобрали. Алкоголики они оба. Уже в ящик сыграли. - Витька махнул рукой и с внезапной злостью добавил: - Вот Гришка, тот обрадуется, что Николая убили, точно!

- Ну да?

- Ага. Это гад последний. Вот его бы заместо Николая - в самый раз было бы.

Виталий только покачал головой, но спорить не стал.

Оба некоторое время молчали. Потом Виталий, вздохнув, сказал:

- Ладно, Витёк. Спасибо тебе. Буду дальше копать. Ну а ты поправляйся. Тебе ещё долго жить. И запомни: погиб твой дружок из-за собственной дурости. Пошёл не по той дороге и не с теми людьми. Вот тебе урок.

- Принимается, - угрюмо кивнул Витька и отёр грязной ладонью со лба обильно выступивший пот. - Всю проводку менять надо. Что ж я, чурка, по-вашему, не понимаю? Николая жалко. Всё. Не вернёшь теперь. А Гришку вы прижмите. Авось пролает чего надо.

Спустя час в тот же небольшой сумрачный кабинетик привели Гришку.

Ничего хорошего не ждал Виталий от предстоящего разговора. Рассчитывать на этого парня, видимо, не приходилось, Тут надо было действовать совсем по-другому. Если только окажется верной характеристика, которую дал Витька… Это следовало сразу же проверить.

Гришка был невысок, широк в плечах, с длинными мускулистыми руками. Голова у него была непропорционально крупная, неправильная, с оттопыренными ушами; маленькие, чёрные глаза глубоко запали и смотрели угрюмо, враждебно, и как-то становилось не по себе от этого взгляда. Короткие глянцево-чёрные волосы казались приклеенными. На Гришке была красная рубашка с закатанными рукавами и узкие старые брюки на кривых ногах.

- Рассказывай, - сухо предложил Виталий. - С чего драка началась, чем кончилась.

- Сто раз рассказывал.

- Давай сто первый. Авось что-нибудь новое добавишь.

- Нечего мне добавлять. Думал, отвязались уже.

- А всё помнишь?

- Может, чего и забыл.

- Кончилась она тем, что все разбежались, - сказал Виталий. - Кроме одного, которого ты…

- Не я!

- Ты, Гриша.

- Говорю, не я!

Лицо его потемнело, задёргались уголки рта.

- Может, ты скажешь, что Николай? - усмехнулся Виталий.

- Скажу!

- Сказать можно. Тем более что Николая на суде не будет.

- Так дерьмово работаете, - скривил губы Гришка.

- Выходит, хорошо запрятался. Остальных-то нашли.

- Знаем, как запрятался!

- Он тебе, выходит, доложил?

- Он меня как увидит, трясётся, сука.

- Ну и не свисти тогда, что чего-то знаешь. Докладывать он тебе, выходит, не станет. Ты лучше на него с себя не перетягивай.

- Выйду - всё равно придушу, - закусил губу Гришка.

- Не скоро выйдешь.

- Убегу.

- Ещё того хуже.

- Всё равно убегу. Пусть хуже. Зато дотянусь.

- Нет. Его уже у той старухи не будет.

Гришка насторожённо и чуть озадаченно посмотрел на Виталия, потом вдруг злобно ощерился:

- Знаете? И не берёте? Может, он, сука, всех нас и заложил? - Гришка хохотнул. - Трепанул, начальник. Сам его там небось и спрятал, а?

- Где это «там»? - недовольно спросил Виталий таким тоном, словно хотел лишь проверить, знает ли сам Гришка тот адрес.

- Знаю, где там. На Гоголевской.

- Ну, - усмехнулся Виталий не очень уверенно и даже слегка встревоженно. - А дальше что?

- А дальше… - Гришка впился в него смеющимися глазами и медленно, с издёвкой сказал: - Красный домик… Номер семь, что ли… во дворе… второй этаж… третье окно от угла… Вот где твоя старуха. Всё в цвет, начальник, а?..

Виталий неопределённо пожал плечами.

А дальше уже не составляло труда выяснить, что за старуха живёт по адресу, который указал Гришка. Ею оказалась мать директора меховой фабрики Михаила Прокофьевича Пивоварова.

Круг замкнулся.

Открытие, к которому пришли работники уголовного розыска, совпало с другим.

Эдик Албанян обнаружил среди материалов местного БХСС два сигнала с меховой фабрики, казавшиеся в отрыве от других данных вовсе не заслуживающими внимания, даже клеветническими. Но этими другими данными теперь были, очевидно, преступные московские связи директора, а также возможная причастность его к убийству Николая Павлова!

После длительного совещания с местными товарищами и разговора по телефону с Цветковым было решено продолжить начатую в Москве игру с учётом, естественно, некоторых новых обстоятельств.

И вот на следующий день развязный и лукавый техник московского телефонного узла, оказавшийся здесь в служебной командировке, позвонил утром Михаилу Прокофьевичу на работу и загадочно, но весьма твёрдо сказал ему:

- Из Москвы вам привет и письмо привёз. Разрешите явиться.

- От кого? - не очень дружелюбно спросил Михаил Прокофьевич.

- От знакомого вашего, Губина Бориса Ивановича, - может, помните? Без ноги как-никак человек, и возраст соответствующий.

- А вы кто такой? - продолжал осторожничать Михаил Прокофьевич, которому не понравился развязный тон молодого человека, так неожиданно и неприятно свалившегося вдруг на его голову.

- Я вам, уважаемый товарищ, всё это доложу, и даже ещё больше, когда увидимся и вы прочтёте письмецо, - строго сказал Виталий. - Телефон для этого не приспособлен, это я вам как специалист говорю.

- Ну хорошо, - не без внутренней борьбы согласился наконец Михаил Прокофьевич. - Запомните адрес. Жду вас ровно в три.

И он, к удивлению Виталия, продиктовал ему уже знакомый адрес на Гоголевской.

Видимо, по этому адресу Михаил Прокофьевич проводил всякого рода конфиденциальные и деловые встречи, когда требовалась особая осторожность и конспирация. Да и Николая он там скрывал весьма успешно. В условиях города отдельная квартира вполне обеспечивала в случае необходимости скрытность и безопасность.

Вообще с появлением отдельных квартир, которые всё, больше становились нормой жизни каждой семьи, - истинное счастье, конечно, для большинства людей - изменился как бы общественный климат, распались многие, чаще всего вынужденные связи, исчезла этакая бытовая распахнутость, обнажённость. Жизнь людей целиком или во многом укрылась в стенах собственной квартиры. И это весьма отрадное обстоятельство, позволившее людям наконец освободиться от нервного стресса коммуналок, неожиданно и серьёзно осложнило работу милиции. Теперь узнать или что-то проверить в подозрительной, а то и очевидно преступной деятельности того или иного прохвоста стало вдруг намного труднее, чем раньше. Однако люди стали гораздо свободнее и легче вступать в разговор, откликаться на просьбу о помощи, стали спокойнее, доброжелательнее и общительнее. Это объяснялось, конечно, многими переменами, но и наличие отдельных квартир было тоже здесь не последней причиной.

Обо всём этом и размышлял Виталий, направляясь на свидание с Пивоваровым. В данном случае наличие у его матери отдельной квартиры оборачивалось своей отрицательной стороной. Что-либо узнать и проверить о встречах здесь и неких временных жильцах представлялось весьма затруднительным.

Михаил Прокофьевич сам открыл дверь неожиданному гостю. Старуха даже не выглянула из своей комнатки.

Виталий увидел перед собой невысокого полного человека с седоватыми бачками и глубокими залысинами на лбу. Чёрные живые глаза из-под припухших век зорко оглядели гостя, на мясистом, в грубых складках лице не дрогнул ни один мускул. «Вовсе не дурак», - подумал Виталий.

В свою очередь Михаил Прокофьевич тоже внимательно оглядел представшего перед ним молодого человека, этакую светловолосую пижонистую жердь с хитрыми глазами и довольно нахальной улыбкой. Он решил при первом же удобном случае поставить его на место, хотя неведомые пока причины появления этого типа вызывали у него не столько любопытство, сколько беспокойство.

Он молча кивнул и сделал приглашающий жест рукой в сторону одной из комнат, выходящих в переднюю. Проведя туда гостя, Михаил Прокофьевич плотно прикрыл за собой дверь и сухо спросил, остановившись возле круглого полированного стола:

- Чем обязан?

Виталий, усмехнувшись, достал письмо:

- Прошу для начала ознакомиться. И разрешите присесть. Курить здесь можно?

- Да-да. Прошу, - рассеянно ответил Михаил Прокофьевич, изучая письмо.

Его он прочёл дважды, вглядываясь в каждое слово, и чем-то это письмо ему не понравилось. Что это вообще за неожиданная манера писать письма? Никогда этот Губин себе такого не позволял. Тут не его голова сработала. Затем: как можно передавать письмо через незнакомого человека, пусть даже и племянника? Да и как этот племянник его нашёл? Губин ведь не знал, где работает Михаил Прокофьевич. Неужели что-то рассказал Николай? Как нехорошо! Этак он мог и ещё что-то рассказать. И потом почему Губин вдруг жалуется ему на Вову? Ну да это сейчас станет ясно.

Михаил Прокофьевич перевёл взгляд на спокойно расположившегося на диване возле стола Виталия, который, покуривая, с любопытством оглядывал комнату.

- Не думал, что у Бориса Ивановича такой племянник, - проскрипел Михаил Прокофьевич, с некоторым опозданием тоже опускаясь на стул по другую сторону стола.

- Мало похожи? - улыбнулся Виталий.

- Именно. Хотя и не в том смысле. Впрочем, не имеет значения. Вы здесь какими судьбами?

- В командировке. На завод телефонного оборудования, - беспечным тоном сообщил Виталий. - Да вот, любуйтесь, если хотите.

Он вытащил из кармана пиджака бумажник и достал из него сложенный вдвое бланк. Михаил Прокофьевич внимательно его изучил, не найдя нужным как-то оправдать своё очевидное недоверие, даже как бы подчёркивая его.

- Понятно, - произнёс он, возвращая командировочное удостоверение. - И каким же путём, интересно знать, вы меня отыскали? Дядюшка подсказал?

Но гость легко обошёл незамысловатую ловушку, а возможно, даже не заметил её.

- Дядюшка - человек пожилой, - строго сказал он. - Ему это не под силу. Сам я кое-что сопоставил, с вашего разрешения.

- Что же именно?

- А я вам всё по порядку доложу. У меня от вас, Михаил Прокофьевич, никаких секретов нет и быть не может. Дядя ведь у вас помощи просит.

- Тэк-с, - кивнул Михаил Прокофьевич. - Ну ладно. Давайте по порядку. Согласен.

- Значит, познакомился я у дяди с одним парнем, - повествовательным тоном начал Виталий. - Звали его Николаем. Ну, выпили мы в тот вечер, надо сказать, солидно. Уж что было, то было, чего там!

- Слышал, что Борис Иванович этим делом злоупотребляет, - осуждающе вставил Михаил Прокофьевич, несколько встревоженный началом разговора.

Виталий сердито ответил:

- Давайте я вам сначала ногу отрежу, а потом вы будете других осуждать. А то легко, знаете…

- Ладно, ладно, - движением руки пригасил его вспышку Михаил Прокофьевич. - Вы ближе к делу.

- Ну так вот. До этого мы, значит, встретили Николая на вокзале. Я помог товар в камеры хранения убрать.

Михаил Прокофьевич досадливо поморщился, но ничего, однако, не сказал.

- На другой день, - продолжал, как ни в чём не бывало, Виталий, - мы, значит, с Николаем тоже свиделись, посидели на прощание. Проводить я его хотел в аэропорт, да развезло меня крепко. Вот чего простить себе не могу. Уж при мне бы никто Николая пальцем не тронул. А тут вот, как вышел, так и убили, прямо во дворе - надо же!

- И кто - не слышали?

Виталий отметил про себя, что его собеседник не считает нужным отрицать своё знакомство ни с Владимиром Сергеевичем, ни с Николаем. Значит, подозрения Виталий у него пока, очевидно, не вызвал.

- Кто убил? - переспросил ом. - Вот тут и закавыка. Мы уж с дядей Борей всё обсосали. У Николая большие деньги в портфеле были, так ведь?

- Ну допустим.

- Чего уж тут допускать, когда он сам сказал, - ухмыльнулся Виталий. - Так вот. Спрашивается, кто про это знал? Отвечаю: мы с дядей Борей и Владимир Сергеевич. Так?

На этот раз Михаил Прокофьевич лишь напряжённо кивнул головой.

- Теперь глядите, - продолжал Виталий. - Случайная драка отпадает. Мы бы услышали. Окна были раскрыты. Жара. А кухонное как раз во двор выходит. Значит, что? Значит, ждали его там, Николая, вот что. И тихо сзади хлопнули.

- Это вы сами додумались? - подозрительно осведомился Михаил Прокофьевич. - Или милиция?

Виталий самодовольно усмехнулся:

- Милиция сама по себе, а мы сами по себе. Тоже не чурки, если хотите знать. Так вот, спрашивается: кто мог Николая ждать во дворе? А тот, я вам скажу, кто знал про деньги. Больше некому. Николай первый раз в Москве, никто его не знает, никого он не знает.

«А ведь логично, прохвост, рассуждает, - подумал Михаил Прокофьевич. - Но с другой стороны, Вова не мог на это пойти, ему связь со мной дороже. А копейку он считает получше меня». Но тут Михаил Прокофьевич вдруг вспомнил странный разговор свой с Владимиром Сергеевичем, когда тот последний раз приезжал к нему. Он сообщил, будто что-то придумал, и Миша скоро это увидит. Да, Вова выдумщик, и выдумщик… опасный. Но подозрительнее всего была его уступка пяти процентов от своей доли. Пять процентов! Неслыханно! Очень тогда удивился Михаил Прокофьевич. Может быть, ему попался необычайно выгодный покупатель? Но Вова имеет дело только с посредниками. Тогда посредник? На всю партию? Нет, тут что-то не то…

- Я был дома у Владимира Сергеевича, - беспечно продолжал Виталий. - Дядя посылал…

«Тоже странно», - подумал в этот момент Михаил Прокофьевич.

- С супругой знаком, Софьей Георгиевной, с Гошей. Он при мне у Владимира Сергеевича деньги выцыганивал. - Виталий рассмеялся. - Потеха! Дай, и всё! Прямо с ножом к горлу. Ну а тот - пожалуйста, мол, бери, гуляй. Надо же!

- Дал ему деньги?! - не смог сдержать изумление Михаил Прокофьевич. - Этому бандиту?

«Нет, - подумал он, - решительно Вова ведёт себя странно. Впрочем, это даже не то слово. Он ведёт себя подозрительно».

- Так-так, - задумчиво произнёс Михаил Прокофьевич и неожиданно спросил: - А как вы, собственно, попали домой к Владимиру Сергеевичу?

- Вот! - запальчиво воскликнул Виталий. - О том и речь. О том и письмо дяди Бори. Через этого Владимира Сергеевича дяде Боре теперь судебное дело грозит. Или огромный штраф.

И Виталий рассказал слегка изменённый применительно к данному случаю вариант истории с незаконным телефоном.

- Это как называется? - грозно спросил он.

- Это ерундой называется. - И Михаил Прокофьевич рассеянно махнул рукой.

Вдруг у него в голове мелькнула неожиданная мысль, от которой даже испарина выступила на лбу. «Но если это так, - подумал он, - пусть пеняет на себя. Я церемониться не стану! Ай-ай-ай! Какого маху я в тот раз, оказывается, дал! Но как можно было предположить? Всё надо обдумать. Всё взвесить. И этот парень может пригодиться».

Михаил Прокофьевич испытующе посмотрел на Виталия:

- Сколько вы тут ещё пробудете?

- Дня два, я полагаю.

- Где остановились?

- В «Центральной», - секунду помедлив, ответил Виталий.

- Приехали один?

- Конечно, один.

- Прекрасно. Завтра в это время я вас снова жду здесь, - непререкаемым тоном распорядился Михаил Прокофьевич и с ударением прибавил: - Кое-что попрошу передать Борису Ивановичу, а кое-что, наверное, попрошу сделать вас. Не возражаете?

Виталий хитро поглядел на него через стол:

- Расходы, надеюсь, оплатите?

- Не беспокойтесь. Будете довольны.

- Всё! Я уже доволен.

Виталий даже не подозревал, какой неожиданный и опасный оборот приняла вдруг вся ситуация, пока его не было в Москве. Не подозревал об этом, конечно, и Михаил Прокофьевич.