Час убийства

Глава 23

Кэплан назначил на половину третьего встречу с доктором Эннунцио, чтобы разобраться в разговорах Мака с экспертом-лингвистом. Рейни сомневалась, что Кэплан верит, будто доктор Эннунцио может вывести на Экокиллера. Скорее Кэплан хотел расспросить нового человека о различных делах особого агента Маккормака.

Однако она и Куинси охотно пошли на эту встречу. Кэплан задает свои вопросы, они — свои. Кроме того, в кабинетах отдела поведенческих наук, видимо, всего двадцать пять-двадцать шесть градусов, то есть гораздо прохладнее, чем в тех местах, где они были до сих пор.

Кабинеты ОПН расположены в подвале здания тира. Рейни была там всего один раз, но находила это несколько странным. Не из-за стрельбы в двух этажах над головой, что заставит кого угодно прекратить работу, а потому, что лифты, опускающиеся в этот весьма солидный отдел, находились в углу рядом с прачечной. Приходилось то и дело шагать мимо кладовок с грязным бельем и бронежилетами.

Спустившись в подвал, они вышли из лифта в обшитый деревянными панелями холл, от него во все стороны шли коридоры. Здесь посетители могли, сев на кожаный диван, почитать объявления, рекламирующие программы ОПН. «Насилие в семьях полицейских», — возвещало одно, раскрывая тему предстоящего семинара. «Самоубийства и правоприменяющие органы», — гласило другое. «Футурология и силовые органы. Конференция тысячелетия», — возглашало третье.

Семь лет назад, когда Рейни познакомилась с Куинси, он вел работу для ОПН по особой теме — разработка программы колективного составления психологических портретов несовершеннолетних убийц. Пусть никто не говорит, что в отделе не занимаются серьезными делами. И дабы никому не пришло в голову, что сотрудники лишены чувства юмора, к рядам украшающих стену фотографий агентов сделали прибавление. Последней в среднем ряду была любовно вставленная в рамку фотография инопланнина. С конической головой и большими черными глазам право, она была самой привлекательной из всех.

Кэплан пошел по центральному коридору, Рейни и Kуинси последовали за ним.

— Соскучился по этому отделу? — спросила Рейни у Kуинси.

— Ничуть.

— Он не такой мрачный, как я ожидала.

— Поработала бы целую неделю без дневного света.

— Нытик.

— Не обзывайся, а то запру в этом бомбоубежище.

— Угрозы, угрозы, — пробормотала Рейни. Куинси стиснул ей руку, это было их первое соприкосновение за весь день

Насколько Рейни могла судить, подвал представлял собой большой квадрат, рассеченный тремя коридорами с выходящими в них дверями тесных кабинетов. Кэплан дошел до последней двери, дважды постучал, и владелец кабинета тут же открыл дверь, словно поджидал их.

— Особый агент Кэплан? — спросил он.

Рейни прикусила губу. Надо же, подумала она. Подобие Куинси.

На докторе Эннунцио прекрасно сидел темно-синий костюм с форменным красным галстуком. В сорок с лишним лет он отличался поджаростью заядлого бегуна и острым взглядом ученого, постоянно берущего работу домой на вечер. Коротко остриженные темные волосы начинали седеть на висках. Держался он уверенно, выражение лица было чуть раздраженным, и Рейни сразу поняла, что эта встреча кажется ему пустой тратой драгоценного времени.

Кэплан представил ему своих спутников. Эннунцио обменялся быстрыми рукопожатиями с Рейни и с неподдельной почтительностью задержал руку Куинси в своей. Очевидно, он был знаком с работой бывшего агента.

Рейни переводила взгляд с лингвиста на Куинси и обратно. «Может, в ФБР такие условия приема на работу, — подумала она. — Нужно носить такие костюмы и обладать таким гипнотичным взглядом, чтобы принадлежать к этому сообществу, иначе исключено».

Эннунцио указал на свои маленький кабинет, слишком тесный для четверых, и повел их по коридору к пустующему заседаний.

— Раньше здесь был кабинет директора, — объяснил он и обратился к Куинси. — В ваше время. Теперь это зал заседаний важные шишки сидят напротив. Найти их новые кабинеты нетрудно. На дверях висят афиши фильма «Молчание ягнят».

— Голливуд нравится всем, — заметил Куинси.

— Итак, — сказал Эннунцио, сев и положив перед собой папку, — у вас есть вопросы об особом агенте Маккормаке из БРД.

— Да, — ответил Кэплан. — Насколько нам известно, вы должны были встретиться с ним.

— Во вторник, во второй половине дня. Встреча не состоялась. Меня задержали на конференции в Институте судебной лингвистики в Вашингтоне.

— Конференция лингвистов, — промолвила Рейни. — Должно быть, нечто потрясающее.

— Да, было очень интересно, — обратился к ней Эннунцио. — Состоялось специальное представление конвертов, в которых сенаторам Тому Дэшлу и Тому Брокоу были присланы возбудители сибирской язвы. Какой у отправителя родной язык — английский или арабский? Весьма любопытный анализ.

— И какой же? — оживилась Рейни.

— Писал наверняка носитель английского языка, пытавшийся выдать себя за араба. Когда отправитель письма использует определенные уловки, чтобы ввести в заблуждение получателя, мы называем это «хитрой корреспонденцией». В данном случае несомненной уликой служит якобы случайная путаница с прописными и строчными буквами в надписях на конверте, а также с начертанием прописных и строчных букв. Хотя писавший хотел показаться малограмотным — плохо владеющим английским правописанием человеком, — текст все-таки свидетельствует о том, что он прекрасно знаком с латинским алфавитом и манипулирует буквами как ему вздумается. Иначе было бы трудно создать такие разнообразные комбинации начертания букв. Письма в обоих конвертах кратки и полны орфографических ошибок, но это тоже попытка обмануть. Краткие послания отличаются очень точным употреблением английских слов что говорит о хорошем, а не о скверном образовании. В общем, представление было первоклассным.

— Понятно. — Рейни беспомощно поглядела на Кэплана.

— Значит, во вторник вы не виделись с особым агентом Маккормаком? — спросил Кэплан.

— Нет.

— Но вы разговаривали с ним раньше?

— Особый агент Маккормак, приехав в Национальную академию, заглянул ко мне, спросил, не найду ли я времени для консультации по давнему делу об убийстве. У него были копии нескольких писем редактору газеты, и он хотел получить любые сведения о них.

— Отдал он вам эти копии? — спросил Куинси.

— Отдал все, что у него было. К сожалению, БРД нашло оригинал только последнего письма, и признаться, я мало что могу поделать с опубликованными версиями. В газетах слишком многое правят.

— Хотели увидеть, путает ли этот человек начертания прописных и строчных букв? — осведомилась Рейни,

— Что-то в этом роде. Послушайте, я скажу вам то же, что и особому агенту Маккормаку. Судебная лингвистика — очень широкая сфера деятельности. Как эксперт я анализирую язык, синтаксис, правописание, грамматику. Не почерк — для этого нужен графолог, — но то, как документ составлен и изложен, позволяет мне провести собственный анализ, поскольку это существенно. Притом в данной сфере у всех нас свои области. Некоторые лингвисты гордятся своего рода психологическим портретированием — по документу они могут предположительно определить расу, пол, возраст, образование и район проживания писавшего. В какой-то мере на это способен и я, но моя специальность — авторство. Дайте мне два разных текста, и я установлю, писал ли записку с угрозами тот же человек, что и письмо матери.

— Как вы это делаете? — полюбопытствовала Рейни.

— Отчасти по характеру документа. Однако больше всего я обращаю внимание на выбор слов, структуру предложения повторяющиеся ошибки или фразы, видели комедийный мультсериал Симпсоны?

Рейни кивнула.

— Отлично, если бы вы были начальником полиции в Спрингфилде и получили письмо с требованием выкупа, где повторялось бы выражение «Черт побери!», то, очевидно начали бы расследование с Гомера Симпсона, а если в письме оказалась фраза «Съешь мои шорты», то стали бы искать младшего, Барта. У всех людей есть свои излюбленные обороты речи. В письменном тексте они встречаются чаще. То же самое с грамматическими и орфографическими ошибками.

— А в случае с Экокиллером? — спросил Куинси.

— Недостаточно данных. Особый агент Маккормак дал мне три копии и один оригинал. Располагая единственным оригиналом, я не могу сравнить почерк, выбор чернил или бумаги. Что касается содержания, во всех четырех письмах одно и то же сообщение: «Часы тикают… планета гибнет… животные плачут… реки вопят. Неужели не слышите? Жара убивает…» Чтобы установить авторство, мне нужен дополнительный материал, к примеру другое письмо, предположительно написанное подозреваемым, или более длинный документ. Вам известен Тед Качинский?

— Посылочник? Конечно.

— Дело раскрыто в значительной степени благодаря писаниям мистера Качинского. В нашем распоряжении были не только надписи на посылках, в которых он отправлял свои бомбы, но и несколько вложенных в посылки записок, много писем, отправленных в редакции, и, наконец, манифест — тот, что он требовал опубликовать в газетах. Но все же эта догадка принадлежит не судебному лингвисту, а брату Качинского. С частью манифеста он ознакомился из писем брата к нему. Кто знает, удалось бы нам без такого обилия материалов установить личность Посылочника.

— Но Экокиллер почти не дал полиции материала для работы, — заметила Рейни. — Разве не странно? Судя по вашему примеру, когда убийцы начинают говорить, то говорят многое. Однако этот человек намекает, что беспокоится об окружающей среде, а с другой стороны, не затрагивает данные темы.

— Именно это и бросилось мне в глаза. — Эннунцио перевел взгляд на Куинси. — Это уже скорее ваша область,чем моя, но четыре кратких, одинаковых письма — случай необычный. Когда убийца устанавливает контакт с пресса или с властями, общение становится обширнее. Я слегку удивился, что последнее письмо редактору не содержить ничего больше.

Куинси кивнул.

— Общение убийцы с прессой или возглавляющим расследование полицейским почти всегда продиктовано стремлением к могуществу. Отправление писем и наблюдение за тем, как читают их по телевидению, дает иным субъектам ощущение такой же силы, как другим возвращение на место преступления или прикосновение к сувениру, взятому у одной из жертв. Обычно убийцы начинают скромно — с записки или телефонного звонка, — но узнав, что оказались в центре внимания, проявляют заносчивость, хвастливость и постоянно утверждаются в том, что имеют власть над людьми. Они стремятся к самовозвеличению. Данный же текст… — Куинси нахмурился, — совсем другой.

— Этот человек дистанцируется от убийства, — сказал Эннунцио. — Обратите внимание на фразу: «Жара убивает». Не он, жара. Он словно совершенно ни при чем.

— Да, письмо состоит из кратких фраз, что, как вы сказали, указывает на высокий уровень умственного развития.

— Он умен, но виновен, — заметил Эннунцио. — Этот человек не хочет убивать, но считает, что вынужден делать это, поэтому стремится возложить вину на кого-то или что-то. Может быть, поэтому он больше не пишет. Для него письма не утверждение своего могущества, а поиски оправдания.

— Есть другая возможность, — проговорил Куинси. — Берковиц тоже много писал в редакции, пытаясь объяснить свои преступления. Однако он страдал душевной болезнью; это не та категория, что организованный убийца. Люди, страдающие от таких умственных расстройств, как галлюцинации или шизофрения…

— Зачастую повторяют какую-то фразу, — досказал за него Эннунцио. — То же самое наблюдается у людей, перенесших удар или с опухолью мозга. Они повторяют вновь и вновь что угодно, от одного слова до целой мантры.

— По-твоему, этот человек душевнобольной? — спросила Рейна.

— Вполне возможно.

— Но если он сумасшедший, то как же обвел вокруг пальца полицию, похитив и убив восемь женщин?

— Я не считаю его глупым, — возразил Куинси. — Возможно, во многих отношениях он нормален. Близкие, однако должны знать, что с ним что-то неладно. Не исключено, что он живет один и неловко чувствует себя с другими. Это объясняет, почему он проводит так много времени вне дома и почему устраивает нападения внезапно. Убийца типа Теда Банди полагается на то, что своим красноречием расположит к себе жертву. Этот человек знает, что ему это не удастся.

— Этот человек задает нам изощренные загадки, — вставила Рейни. — Делает своей мишенью незнакомых девушек, общается с прессой и ведет игры с полицией. Мне он кажется добрым, старомодным, организованным психопатом.

Кэплан поднял руку.

— Ладно, ладно. Мы слегка отклоняемся от темы. Этот так называемый Экокиллер — проблема Джорджии. Нас же интересует особый агент Маккормак.

— Чем? — спросил лингвист.

— Как думаете, Маккормак мог написать эти письма?

— Не знаю. Вам нужно дать мне что-то еще, написанное им. Почему он интересует вас?

— Вы не слышали?

— О чем? Я был в Вашингтоне, на конференции. Не успел еще прослушать автоответчик.

— Вчера был обнаружен труп, — сообщил Кэплан. — Юной девушки. Возле беговой дорожки морских пехотинцев. У нас есть основания полагать, что Маккормак причастен к этому убийству.

— В этом деле есть кое-что, напоминающее Экокиллера, — Добавила Рейни, не обращая внимания на мрачный взгляд Кэплана. — Особый агент Маккормак полагает, что это дело рук Экокиллера, взявшегося снова за свое в Виргинии. Особый агент Кэплан подозревает, что, может быть, Маккормак и есть убийца, обставивший преступление по образцу давнего дела.

— Труп был обнаружен здесь? В Квонтико? Вчера? — изумился Эннунцио.

— Нужно время от времени выбираться из этого бомбоубежища, — напомнила ему Рейни.

— Это ужасно!

— Думаю, девушке тоже не понравилось.

— Нет, вы не поняли. — Эннунцио растерянно уставился в свои записи. — У меня была версия, я хотел изложить ее особому агенту Маккормаку. Маловероятно, однако…

— Какая? — решительно спросил Куинси. — Скажите нам

— Особый агент Маккормак упомянул о том, что стал получать телефонные звонки по поводу того дела. Он предполагал, что звонит кто-то близкий к убийце, родственник или жена. У меня появилась другая мысль. Поскольку те письма к редактору были очень краткими, а большинство убийц со временем становятся многословнее…

— О нет! — Куинси закрыл глаза, обдумывая эту мысль. — Если «несуб» чувствует вину, если дистанцируется от убийства…

— Я хотел, чтобы особый агент Маккормак либо попытался записать на пленку эти звонки, либо слово в слово записывал эти разговоры на бумаге, как только отключит телефон, — продолжил Эннунцио. — Тогда я мог бы сравнить язык звонившего с текстом писем. Видите ли, я не думаю, что с ним разговаривает какой-то родственник. Возможно… особому агенту Маккормаку звонит сам убийца.