Тина освоилась в жиже. Грязь перепачкала ее руки, ноги, красивое зеленое платье. Вонючий ил покрывал лицо и шею, первобытная слизь хлюпала под ногами. Тина зачерпнула горсть липкого месива и размазала по груди.
В школе она читала книгу «Повелитель мух». Судя по одному из примечаний в удобных желтых «Конспектах Клиффа»[11], книга была об эротическом сне. Тина не поняла этого. Помнила она главным образом то, что попавшие на необитаемый остров дети превратились в маленьких дикарей — охотились сперва за кабанами, потом друг за другом. Книга отличалась пугающей, нервозной атмосферой, она волновала. Так что, может, она и вправду об эротических снах. Тина не знала, читали ли ребята «Повелителя мух» с большим интересом, чем другую литературную классику.
Но это, в сущности, не важно. Важно то, что Тина Крэн, беременная студентка и в настоящее время игрушка сумасшедшего, сейчас получала жизненный урок, связанный с литературой. Кто сказал, что школа не учит ничему?
Утром Тина первым делом обмазалась грязью, ибо солнце поднималось и изжарило бы ее, как жучка, попавшего в фокус проходящих через лупу лучей. Грязь воняла, но ощущать ее на теле было приятно. Она была прохладной, густой, покрывала ее истерзанную кожу толстым защитным слоем, который не могли пронзить жалами даже проклятые комары. Грязь заполняла ее ноздри отвратительным мускусным запахом. Но голова шла кругом от облегчения.
Грязь приняла ее. Грязь спасет ее. Грязь — благоприятная стихия. Тина уставилась на пузырящуюся, булькающую массу и подумала, почему бы не съесть горсть грязи. Вода у нее кончилась. Крекер тоже. Живот мучительно сводило, как перед тяжелыми месячными. Видимо, ребенок покидал ее. Она была плохой матерью, и теперь ребенок тоже хотел грязи.
Она плачет? При засыхающей на лице грязи понять трудно.
Грязь мокрая. Приятно было бы ощутить, как она течет по пересохшему горлу. Грязь заполнила бы желудок тяжелой, тухлой массой. Перестав переваривать грязь. Тина умерла бы.
Это очень просто. Зачерпни еще горсть грязи. Отправь ее в рот.
Бред, прошептал ее внутренний голос. Жара с обезвоживанием в конце концов сделали свое дело. Тина ощущала озноб, несмотря на палящую жару. При каждом ее движении мир устрашающе кружился. Иногда Тина обнаруживала что смеется, однако не знала почему. Иногда сидела в углу и плакала, но это по крайней мере было объяснимо.
В язвах на ее руках и ногах началось шевеление. Тин выдавила пальцами покрытую струпом массу и в ужасе уставилась на четыре появившихся оттуда личинки. Ее плоть гниет. Жучки уже забрались внутрь и питаются ею. Жить осталось недолго.
Тине снилась вода, ледяные ручьи, омывающие ее кожу Снились шикарные рестораны со столиками, покрытыми белыми льняными скатертями, где официанты в смокингах подносили ей запотевшие, полные до краев стаканы с водой. Она ела пережаренный бифштекс с подгоревшей картошкой, покрытой плавленым сыром. Ела маринованные артишоки прямо из банки, пока оливковое масло не потекло по подбородку.
Ей снилась светло-желтая детская комната и покрытая пушком головка, прильнувшая к ее груди.
Снилась мать, пришедшая на похороны Тины и одиноко стоявшая у самой могилы.
Закрывая глаза, Тина возвращалась в мир сновидений. Пусть личинки поедают ее плоть. Пусть тело погружается в грязь. Может, когда наступит конец, она этого даже не почувствует. Просто уйдет из жизни и унесет с собой ребенка.
Глаза Тины широко раскрылись. Она заставила себя поднять голову. С трудом встала на ноги. Мир опять закружился, и она прислонилась к камню.
Не есть грязь. Не сдаваться. Она, Тина Крэн, сделана из более крутого теста.
Тина слабо выдыхала ртом, грудь вздымалась от усилий вдохнуть горячий, спертый воздух. Она неуверенно пошла к покрытой лозами стене, увидела, как змея метнулась с ее пути и зашипела. Потом Тина прижалась к стене, лозы холодили покрытое грязью лицо.
Пальцы ее погладили стену, как добрую собаку. Странно, но поверхность здесь не казалась бетонной. Собственно…
Тина оттолкнулась от стены. Глаза ее жутко опухли; было очень трудно смотреть… Она широко раскрыла их и отодвинула в сторону лозы. Древесина. Эта часть прямоугольной ямы уложена деревом. Железнодорожными шпалами или чем-то похожий на них. Они старые, потрескавшиеся, гнилые.
Тина исступленно сунула пальцы в единственное видимое отверстие. Сильно потянула и почувствовала, как поддается мягкая древесина. Ей нужно больше сил. Какое-нибудь твердое орудие.
Камень.
Тина опустилась на четвереньки и снова начала рыться в грязи. В глазах ее вспыхнул лихорадочный огонек. Она найдет камень. Выдолбит в шпалах отверстие. А потом вылезет из этой ямы, как Спайдермен [12]. Поднимется наверх, найдет прохладу, воду, нежную съедобную-зелень.
Она, Тина Крэн, беременная студентка и в настоящее время игрушка сумасшедшего, все-таки вырвется на волю.
Ллойд Армитидж, палинолог Геологического общества и новый близкий друг Рея Ли Чи, встретился с ними вскоре после полудня. Пять минут спустя Мак, Кимберли и Нора Рей входили в зал совещаний, где Армитидж устроил временную лабораторию. «Необычное окружение, — подумал Мак, — но ведь и дело необычное». Кимберли выглядела смертельно усталой, но оживленной и несколько раздраженной, что было очень хорошо знакомо Маку. Нора Рей держалась замкнуто. Приняла серьезное решение, счел Мак, и старается не думать о нем.
— Рей Ли Чи говорит, вы работаете над делом об убийстве, — сказал Армитидж.
— У нас есть вещественные улики с места преступления, — ответил Мак. — Нам нужно проследить, откуда они изначально появились. С сожалением отмечу, что, каким бы ни было ваше заключение, нам нужно было знать его вчера.
Армитидж, пожилой человек с буйными волосами и густой каштановой бородкой, приподнял дугой кустистые брови.
— Вот, значит, как. Что ж, должен сказать, анализ пыльцы не отличается особой точностью. Большая часть моей работы состоит в том, что я собираю образцы почвы в разнных местах. Потом беру чуточку соляной кислоты и чуточки плавиковой, чтобы уничтожить минералы в отложении. За тем просеиваю все через сито, смешиваю с хлоридом цинка, помещаю все в медицинскую центрифугу, и она крутится до тех пор, пока в ней не остается крохотная проба пыльцы свежей или пролежавшей несколько тысяч лет; такое тоже случается. Тут я уже могу распознать семейство растений но не конкретный вид, к примеру сказать, что пыльца с псевдоакации, но не с робинии. Это вам поможет?
— Я не знаю, что такое робиния, — ответил Мак. — Но что бы вы ни обнаружили, мы узнаем больше, чем прежде.
Армитидж как будто согласился с этим. Он протянул руку. Мак отдал ему пузырек.
— Это не пыльца, — тут же сказал ученый.
— Вы уверены?
— Слишком крупная. В диаметре пыльца обычно от двух до пяти сотых микрона, человеческий волос значительно толще. Это ближе к размеру осадочной породы.
Однако палинолог не сдался. Открыл пузырек, вытряхнул чуточку пыли на предметное стекло и положил его под микроскоп.
— Хм, — буркнул он. Потом снова: — Хм. Это органическое вещество, — проговорил через минуту Армитидж. — Единое, а не смесь. Похоже на какую-то пыль, но грубее. — Его кустистые брови приподнялись. — Где вы его нашли?
— К сожалению, не могу вам сказать.
— Было там еще что-нибудь?
— Вода и сырой рис.
— Рис? Он-то с какой стати?
— Это очень важный вопрос. У вас есть какие-то соображения?
Армитидж нахмурился, поиграл бровями.
— Расскажите о воде. Показывали ее гидрологу?
— Брайен Ноулз тестировал ее сегодня утром. У этой воды необычно низкий уровень кислотности, три целых восемь десятых, и она очень насыщена солью. В ней пятнадцать тысяч микросименсов на сантиметр, что свидетельствует о высоком содержании минералов или ионов. Ноулз считает, что вода взята из шахты или загрязнена органическими отходами.
Армитидж оживленно закивал.
— Да, да, он думает, что вода из угольных районов, верно?
— Очевидно.
— Брайен молодчина. Только он упустил одну деталь. — Ллойд вынул предметное стекло, ткнул пальцем в пробу и прикоснулся к нему языком. — Необычно мелкие, вот в чем проблема. В более грубой форме вы узнали бы их сами.
— Вы знаете, что это? — спросил Мак.
— Вне всяких сомнений. Это опилки. Не пыльца, а сильно измельченная древесина.
— Не понимаю, — удивилась Кимберли.
— Лесопильный завод, дорогая моя. Помимо угольных шахт, в юго-западной части штата много лесопромышленных предприятий. Эта проба представляет собой опилки. И если все пробы взяты в одном месте…
— Мы на это надеемся, — заметил Мак.
— …то уровень кислотности вашей воды объясняется органическими отходами. Видите ли, если отходы лесопилки не убирают должным образом, органическое вещество попадает в проточную воду, вызывает размножение бактерий и в конце концов губит все иные формы жизни. Брайен тестировал воду на содержание бактерий?
— Ее слишком мало.
— Но насыщенность солью высокая, — пробормотал Армитидж. — Вероятно, какие-то минералы. Жаль, что он не может протестировать воду еще.
— Минутку, — прервала его Кимберли. — Вы говорите, вода с лесопилки, а не из шахты?
— Лесопилки у меня не ассоциируются с шахтой. Да, я считаю, что там лесопильный завод.
— А это может придать кислотность воде?
— Загрязнение есть загрязнение, моя дорогая. А при показателе кислотности три и восемь десятых вода эта из крайне загрязненного источника.
— Ноулз указывает, что эта вода в критическом состоянии, — вставил Мак. — Разве никто не контролирует, как лесопилки избавляются от отходов?
— Теоретически контролируют. Но в штате их множество, что я не удивлюсь, если какие-то маленькие, отдаленные остается вне контроля.
Нора Рей вскинула голову и с любопытством взглянула на Армитиджа.
— Что, если это закрывшийся завод? — спросила она. — Покинутый, заброшенный? — И перевела взгляд на Мака. — 3наете, это, должно быть, именно такое место. Отдаленно опасное, будто из второразрядного фильма ужасов.
— О, я уверен, в штате много заброшенных лесопилок — подтвердил Армитидж. — Особенно в угольных районах. Эта местность мало заселена и представляет собой неплохую натуру для съемки фильма ужасов.
— Почему? — спросил Мак.
— Это обедневший район. Сплошь аграрный. Люди сперва ехали туда, чтобы обзавестись собственной землей и не зависеть от правительства. Потом открылись угольные шахты и привлекли дешевую рабочую силу, стремящуюся заработать на жизнь. К сожалению, фермерство, лесопромышленность и добыча угля никого не обогатили. Теперь там много убогой измордованной земли с жалким, измученным населением. Люди кое-как перебиваются, но это нелегкая жизнь, и поселения выглядят соответственно.
— Значит, опять возвращаемся к семи округам, — приуныл Мак.
— Да, похоже на то.
— Ничего больше не можете нам сказать?
— По крохотной пробе опилок — нет.
— Черт!
Семь округов. Недостаточно определенно. Вот если бы они начали вчера или позавчера… Будь у них сотни поисковиков или, черт возьми, вся Национальная гвардия… Но три человека, притом двое даже не полицейские…
— Мистер Армитидж, — заговорила Кимберли, — у вас есть компьютер, которым мы могли бы воспользоваться? С доступом в Интернет?
— Конечно, вот мой портативный.
Кимберли поднялась из кресла, взглянула на Мака, и он удивился, увидев, что в ее глазах горит огонь.
— Помнишь, Рей Ли Чи говорил, что «ология» существует для всего? — взволнованно произнесла она. — Так вот, я хочу это проверить. Скажи мне названия этих семи угольных округов, и надеюсь, я выясню, откуда этот рис!