Часть 7 : ...да не будет разорвано Богом.

Глава 3

Они все знали его. Где бы они ни были, что бы они не делали. Чувство...

...завершенности.

Все близилось к завершению.

То была война, в которой они сражались вечно, война была главным в их жизни. И — медленно поначалу, но быстрее теперь — она двигалась к развязке. Что будет после, если оно будет, это после...

Никто из них, ни даже те, кто владел даром прорицания, не мог сказать этого.

Кроме Истока Душ, разумеется, но если они и могли сказать — они этого не сделали. Они были безмолвны, им было довольно и одной вещи, которую они не знали.

Она близилась к развязке.

Это почувствовали трое на Минбаре, у Турон'вал'на ленн—вэни. Маррэйн и Тиривайл отвели глаза от пустого гроба Джона Шеридана и, двигаясь в унисон, взглянули в небо, забывшись на миг. Марраго задержал хриплое дыхание и отвлекся от созерцания спокойного озера, почувствовав это, и чуть быстрей забились его сердца.

На Центаври—Прайм Лондо очнулся от тревожного сна и всхлипнул, схватившись за грудь, в страхе, что оба его сердца отказали вновь, и, в отличие от предыдущих двух случаев, он этого не переживет. Он очень боялся что умрет прежде, чем все будет достойно завершено.

В тюремной камере Тимов, в жилах которой текла кровь многих поколений пророчиц, подумала, что ей пришло видение, подобное тем, что видела ее пра—пра—пра—прабабка. Но знание явилось лишь на краткий миг, а затем оно исчезло.

Это знал Дурла, сидевший во дворе и смотревший на звезды, которые, как он был убежден, предрекали ему величие. Знал это и Морейл — и лучше чем многие. Он хмуро усмехнулся при мысли о задаче, которую должен был исполнить — шанс вновь послужить Темным Господам, и, в какой—то мере, отомстить за Приносящих Хаос.

Г'Кар почувствовал это, едва ступив на холодную, безжалостную землю Центаври Прайм. Он замер, безмолвный и неподвижный, как камень, и Л'Нир рядом с ним беспокойно обернулась лишь для того, чтобы почувствовать это самой, и замереть.

Министру Виру Котто и Командору Та'Лону не требовались вопросы. Они знали сами. Вир был напуган. Та'Лон — нет.

Сьюзен и Талия почувствовали это, готовясь войти в Сеть, и миг понимания пронесся между двумя женщинами. Они никогда не были подругами, но были связаны одной целью, и этого было достаточно.

В Сети Альфреду Бестеру выдался миг ясности, позволивший ему назвать имена всех женщин, которых он когда—либо целовал прежде, чем встретил Талию — а ее имя вновь ускользнуло от него. И все же он знал, что она придет к нему — и скоро. И он знал, что должен будет сделать тогда.

На Проксиме это почувствовал Дэвид Корвин и он плакал в тихом, горьком отчаянии, ибо каким еще мог быть конец горестей для народа этого несчастного, осажденного мира.

Это почувствовал и Зак но он не распознал — что же это было. Он уже наполовину уговорил бутылку старого виски, которую нашел несколько недель назад и хранил для особого случая. Джулия отказалась разделить ее с ним.

В своей палате слепой, безумный мужчина ненадолго перестал бредить и выкрикнул имя, которое никто из бывших с ним рядом не слышал от него прежде, но этот момент вскоре прошел и кошмары вернулись к нему.

Деленн сидела в одиночестве, размышляя о ее недавнем госте, вспоминая о старой любви, о всех, кого она знала прежде — и кто был мертв сейчас. Конечно, все кроме него, того кто так и не умрет, и это его дар и проклятие. Она думала о том, чем все заканчивается, и знала что для него ничто не закончилось.

Сам Синовал стоял на башне, прокручивая в уме детали атаки на Казоми 7. Он узнал это и улыбнулся.

Где—то это же почувствовал и Себастьян, и он также улыбнулся, ибо он знал то, чего не знал Синовал.

А Исток?

Исток знал ответ на любой когда—либо заданный вопрос кроме одного; было несколько тех кто знал этот вопрос, и никого, кто знал бы на него ответ.

Но Истоку было открыто будущее. Оно редко показывало подробности, и лишь очень немногие могли уловить по ним истину пророчеств, но это было возможно. Величайшую истину будущего Исток хранил для себя.

Все заканчивается смертью.

Все.

И где—то женщина, которая казалась юной по всему ее облику — но старше многих городов — подняла голову, отягощенная оковами и взглянула на своих пленителей.

И она улыбнулась разбитыми губами.

Все кончается смертью.

— Исчез. — бесцветно сказал Маррэйн. — Исчез.

Тиривайл молчала, ее единственный глаз был полузакрыт. Она, казалось, медитировала. Маррэйн сидел на склоне холма, глядя на город, на озеро перед ним.

— Исчез.

Марраго рядом с ним чуть повернул голову, изучая Йедор. Прежде он никогда не был на Минбаре. Маррэйн хотел бы, чтобы в его силах было показать другу настоящее лицо планеты, такое, каким он его помнил. Храмы Секигахары, величие Широхиды, белые стены Ашинагачи.

А не этот... монумент Валену.

— Прекрасно, не так ли? — сказал Марраго.

— Я всегда не любил этот город. Это его город. Здесь я слишком слаб.

— Это знак. Йедор был уничтожен, разорван на части огнем, безумием и возмездием с небес. Взгляни на него теперь. Восставший из пепла. Этот город снова живет. Это дает мне надежду. Это было сделано однажды, значит это можно сделать вновь. Мой мир может ожить.

Маррэйн посмотрел на него, помедлил и пожал плечами. Это было правдой. Да, это было правдой.

Он поднялся.

— Что ж, тело Шеридана исчезло. Мы здесь ничего сделать не можем. Значит, мы возвращаемся на базу. Мы уже слишком много времени потратили на это задание.

— Еще немного. Я хочу просто... посмотреть.

Маррэйн со вздохом отвернулся от своего друга и обнаружил, что смотрит на Тиривайл. Она медитировала, была неподвижна, и, казалось, не замечала его присутствия. Даже в медитации, действии созданном для достижения мира и неподвижности, ее внутренние конфликты все равно просвечивали наружу. Она никогда не позволяла себе принять то, чем она на самом деле являлась. Она отказывалась от своего собственного величия и преувеличивала свои недостатки. Она никогда не знала истинного покоя.

Он мог понять. Ибо он уже так давно находил покой лишь в самых беспокойных местах и временах. На войне, с Дераннимер, после смерти. Он изменился, возродившись к жизни, и лишь с возвращением на Минбар он понял — насколько сильно.

Его сердце рвалось к ней. Что потребуется ей, чтобы обрести свой покой — также, как он обрел свой?

Ее веки затрепетали и она пошевелилась, открывая глаза. Первым, что она увидела — был он, смотрящий на нее, и она растерялась. Она попыталась что—то сказать, но запнулась и вздрогнула.

— Что?

— Ничего. — хрипло ответил он. — Она отвергла его, а не наоборот. Это ее собственная ошибка. Он принимал себя таким, каков он есть, и не собирался это менять. Если этого не принимает она...

— Нам пора. Мы потеряли здесь достаточно времени.

— Он был унесен недавно. — проговорила она. — Группой, примерно — шестеро; и унесли его недалеко. Они поклоняются Чужакам.

Маррэйн уставился на нее. Даже Марраго оторвался от своего созерцания Йедора и обернулся к ней.

Она смутилась под их изумленными взглядами.

— Я не первый год сражаюсь с ними. Я научилась распознавать их признаки.

— Я был воином тысячу лет. — ответил Маррэйн. — И не научился такому.

— Там, где они проходят, остается... словно зараза в воздухе. Самые способные из них могут ее замаскировать, но все равно она тянется за ними. Я сражалась с ними достаточно долго, чтобы начать чувствовать это.

Марраго улыбнулся.

— Я поверил всему, что Маррэйн говорил про вас, леди. Соглашусь, что я был поначалу скептичен, но теперь, когда я вас увидел...

Она сердито перебила его.

— Чушь! — резко выдохнула она. — Просто умение, которое у меня есть. Научиться этому может любой.

— Но мы не можем. — спокойно сказал центаврианин. — А вы можете.

— Ты можешь их выследить? — спросил Маррэйн.

— Конечно. Они тут проводят какого—то рода ритуал. От него и тянется вонь. Они пытались ее скрыть, но это было здесь, и я могу проследить по ней.

— Тогда веди.

— Это может быть ловушка. — заметил Марраго. — Знают ли они о наших видах на тело Шеридана? Если нет — почему они забрали его сейчас? И если они знали, что вы можете пойти по их следу — они могут ждать нас.

— Значит, это может быть ловушка. — признал Маррэйн. — Если это так — они попытаются сразиться с нами, и... — Он усмехнулся.

— И что?

— Мы подарим им ту смерть, которой они жаждут.

Марраго вздохнул.

— О, быть молодым и таким уверенным...

— Я едва ли юн.

Они замолчали, заметив что Тиривайл уже в нескольких шагах от них, и направляется к городу. Они вместе последовали за ней. Рука Маррэйна покоилась на поясе, готовая в любой миг выхватить оружие.

Как то и подобает воину.

Мистер Морден взглянул с балкона на мир, который он начинал считать своим новым домом. Вид, как и всегда, доставил ему беспокойство. Столько лет — а они все еще не закончили. И хотел бы он знать — смогут ли...

Иногда ему казалось что про него забыли. Он докладывал как всегда и время от времени он получал приказы, но они были редки. Последние приказы пришли больше восемнадцати месяцев назад, и они были просты.

Защищать Центаври Прайм от нападения. Поддерживать порядок. Выслеживать еретиков и предателей.

Он не был в неведении насчет... проблем, которые разворачиваются внутри ворлонцев. Это смущало его. Ворлонцы претендовали на то, чтобы быть едиными — одна цель, один взгляд, единая цель защищать, опекать и направлять юные расы, дабы изгнать хаос.

Представить их сражающимися друг с другом...

Мистер Морден ненавидел хаос, и все же он начинал любить мир, что не знал ничего, кроме хаоса. Крестьянские восстания, интриги Двора, вечно изменяющиеся альянсы, бесконечный поток нападений и мятежей. В южных городах, считанные месяцы назад, прошли голодные бунты. Со времени последнего убийства во Дворе прошло меньше месяца, покушениям же на самого Мордена счет уже был потерян.

И все же он начинал любить этот мир и этот народ. Он любил их культуру, их историю, их пищу и питье. Центавриане были умирающим народом и его судьбой было вернуть их к жизни, возродить их для Порядка и дисциплины, вновь дать им величие.

Они, конечно же, не желали этого увидеть. Но он продолжал пытаться. В отсутствие более определенных приказов — это было всем, что он мог сделать.

Центаври Прайм была единственной планетой, на которую он все еще претендовал. Марраго и Синовал отыграли все прочие. Морден годами выбивал большую военную поддержу для миров Центавра, но ему всегда отказывали. Центавриане в нынешние дни просто были недостаточно важны.

Он вспомнил услышанное от мистера Эдгарса — как раз перед его самоубийством. Эдгарс послал ему сообщение с соболезнованиями по поводу тупиковости его положения. Ворлонцы относятся к центаврианам, как к умирающей расе. Как только они вычистят там влияние Теней — там не останется ничего для них интересного.

Мордену недоставало старика. Он наполовину ожидал этого, но умереть таким образом... Самоубийство. Что должно было случиться, чтобы заставить Эдгарса так поступить?

Он не думал, что когда—либо узнает.

Он всем был обязан старику. Жизнью, работой, здравым рассудком. Минбарцы забрали у него семью и почти убили его. Он выжил, прошел через горячку и безумие, плыл по жизни в тумане. Его умения и ненависть к минбарцам привлекли к нему внимание Правительства и он был послан в роковую миссию к Сигме—957, где он и встретился с ворлонцами.

Он работал на них и служил им, но они были чужаками, чуждыми... и нечеловеческими. Их война и их заботы были далеки от него.

Затем его послали кое—кого завербовать — загадочного и неуловимого Вильяма Эдгарса из "Эдгарс Индастриз". Морден работал на него раньше, в некотором смысле, но никогда не знал, и даже не видел его конечного нанимателя. Эдгарс был человеком, с человеческими заботами, человеческими чувствами и человеческими мотивациями. Он придал войне человеческое лицо и напомнил Мордену истинную природу того, ради чего они сражаются.

Он служил ворлонцам, да; он посвятил свою жизнь им и делу Порядка — но во многом это было благодаря Эдгарсу.

Он хотел бы, чтобы Эдгарс мог увидеть этот мир.

Он ушел с балкона. Еще много чего надо сделать, слишком много.

Для отдыха у него будет масса времени — потом.

Ты готов?

Голос преследовал его, при этом Синовал не знал, чьим он был. Здесь никого не было. Он никогда не был по—настоящему одинок с Истоком, что всегда был частью его, но этот голос исходил не от Истока.

Он думал, что это ее голос. Голос его совести. Но она умерла, двенадцать лет назад — убитая, в самом прямом смысле, им же самим.

Сьюзен пыталась воспроизвести ее роль, но она была неподходящей персоной. Он уважал, ценил и в чем—то даже любил ее — но она не была Катс и никогда ей не будет.

Он все еще носил ее цепочку.

Ты готов?

Что бы подумала она о том, что он сделал за эти двенадцать лет, с тех пор, как она погибла. Двенадцать лет...

Битва у Проксимы. Разрывающая душу, почти изувечившая. Чужаки были ужасны, первобытный страх смерти, обретший плоть. Он понимал, почему никто не мог устоять перед ними, почему сам вид одного из них почти лишил Декстера разума, но не из—за этого он так их страшился.

Он страшился их, потому что знал, чем они были.

Зеркало.

В их мире Чужаки были Охотниками за Душами. Точно также как и Охотники за Душами они раскрыли секреты смерти, но они действовали без ограничений, без морали или же страха, без противников и поражений — и они превратили их вселенную в кладбище.

<<На его месте мог бы оказаться я, когда б не милосердие Господне.>>[3]

Они были зеркалом.

И пугающе точным, к тому же. Что бы сказала Катс после того? Какие слова ободрения она смогла бы найти? Другие пытались и потерпели неудачу. Он выиграл, победив самого страшного врага, которого когда—либо встречал, а затем он был вынужден бежать в самый миг его победы.

Слов не нашлось, и он сомневался, что Катс могла бы поддержать его.

Чудовище. Зеркало. Чудовище в зеркале.

Он обрушился на Врии.

Он мог почувствовать ее разочарование. Он не мог представить себе ее слов, ибо каждый раз когда он думал о том — слова становились все тверже, все острее и больней, но он мог представить ее страшное разочарование. Ему полагалось быть спасителем, вождем, лучшим чем Враг.

Ему не полагалось быть тем чудовищем, кто спустил Морейла на детей Врии.

Им лучше было погибнуть немедля, чем в руках Врага, но все равно это был глупый поступок; один из многих. Один из сотен.

Ты готов?

Чудовище. Чудовище в зеркале.

Ты готов?

А потом еще раз, после восстания врии. Он поступил так снова, но тогда он увидел истину, и он изменился. Слишком поздно.

Безнадежно поздно.

Ты готов?

Чудовище в зеркале.

Он задвинул ее на задворки его разума. Шесть лет, со времени восстания, с тех пор как он изгнал Морейла и ему подобных из Собора, он держал чудовище в зеркале, связав его оковами из дружбы, верности и морали.

И памяти о ней, разумеется. Всегда — памяти о ней.

Скоро этим оковам придет время упасть.

Скоро придет время развязать войну с Врагом, и дать им увидеть чудовище.

Но до того — у него есть, что сделать.

Ты готов?

Он должен отобрать у них Казоми—7.

— Да. — прошептал он.

Он готов.

И его флот разворачивает порядки.

Плывущий, ожидающий в море света и небытия.

Время ничего не значило для него. Для любого здесь. Он был свободен, выскользнув из оков, которые удерживали его, но не знал сколько это длилось. Так что не имело значения — сколько он ждал.

Он почувствовал их издалека, и это грозило неприятностями. Если он их заметил, значит, могли заметить и другие. Самое сильное их оружие — незаметность. Он узнал эти правила в сети и хорошо знал других созданий, обитающих в ней. Некоторых из них можно было распознать — пленные души, вырвавшиеся на волю, перемещающиеся Светлые Повелители или проплывающая Тьма, истребляющая свет там, где она проходила.

Но тут были и другие существа. Существа, которых не мог постичь смертный человек. Тоннели и переходы сети пересекались, кроме всего прочего, и с гиперпространством, и тут были и живущие в нем существа. Некоторые были разумными, некоторые безмозглыми, но все были чуждыми и очень опасными.

Он двинулся вперед, встречая их. Двое и обе женщины. Внешность здесь могла быть изменена, но он был уверен, что знал одну из них. Она была сильнее, более настоящая и твердая. Другая была... эфемерной, почти призрачной, и позади нее угадывалось чье—то присутствие.

— Скажите слова. — потребовал он. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы запомнить то, что нужно было сказать и сделать. Это было важно. Это должно быть сделано.

— Однажды лемминг научится летать. — сказала более реальная женщина, и его еще раз кольнуло уверенностью, что он знает ее, что он даже встречался с ней в Сети прежде. — Ты знаешь кто мы.

— Я проведу вас.

— Подожди. — сказала другая женщина, призрак. — Мы должны проверить, что ты тот, с кем мы должны встретиться. Кто ты? Назови свое имя.

— Меня зовут.... — Это было раздражающе. Оно ускользало от его разума. Ему так много надо вспомнить, а он может припомнить лишь обрывки. В его памяти роились призраки. Призраки, дети и чудовища.

— Меня зовут...

Однажды лемминг научится летать.

— Меня зовут Альфред Бестер. — уверенно сказал он. Кое—что теперь стало гораздо яснее.

— А ваши имена?

— Сьюзен. — сказала призрачная.

— Талия. — отозвалась другая.

— Талия. Я знал тебя. Я знал это имя. Мы встречались раньше.

— Мы знали друг друга. — подтвердила она.

— Воссоединение подождет. — сказала призрачная, Сьюзен. — Ты знаешь куда нам идти?

— Да. О да.

— Так проводи нас. У нас не так много времени.

Память возвращалась к нему — вспышка, образ человека, которым он привык быть: надменного и высокомерного, с толикой сарказма. Он был одним из избранных, элитой. Теперь он был избранным снова. Он знал это место — они нет. Они нуждались в нем.

Он был Альфредом Бестером, и он был одним из избранных.

— Ты обнаружишь... — просто сказал он, наслаждаясь новыми гранями личности, что он открыл в себе. —...что здесь время — это все, что у нас есть.

А затем он отправился провожать их по путям небес.

Морейл смотрел на город, чьи башни силуэтами вырисовывались на фоне ночного неба. Это было место, что многое знало о страхе. Здесь было пролито немало крови. Он мог почувствовать ее в воздухе, на каждом камне, в каждом вздохе.

Безликие уже были в городе, бесшумно выдвинувшись и ожидая сигнала. В горах к югу угнездились Заркхеба, в ожидании его приказа навести ужас. В тенях и укрытиях Викххераны готовились нести смерть там, где они пройдут.

Все было так, как того пожелали бы Темные Господа.

Это было непросто. Центаври Прайм принадлежала Врагу больше десятилетия. Планета узнала их Инквизиторов, их "Темные Звезды" и битвы без числа. Это был мир слишком хорошо знакомый с хаосом.

Морейлу это нравилось. Даже после четырнадцати лет старания отпечатать их видение порядка на Центаври Прайм, Враг добился лишь незначительных успехов. Он видел, как полыхают пожары в районе трущоб в западной части города.

Центавриане были слабым народом. Марраго, будь он вечно проклят, выбрал служение Темным Господам во время войны и Приносящему Хаос после нее, но остальной его народ был считай что ничем. Жалкие, бессильные, безмозглые животные, которые ковыляют от одной катастрофы к другой, которые не служат никому и которых некому вести.

Возможно, этот Дурла... Он может быть таким. Он выказывал решимость и амбиции. Он выглядел как тот, кого могли бы принять даже Темные Мастера.

Это его личная ошибка. — думал Морейл. — Он забыл кредо Темных Мастеров. Хаос во всем. Он слишком погряз в правилах и иерархиях. Темные Мастера превыше всего — и что еще может иметь значение?

Он наслаждался, вырезая детей врии и чувствовал праведность, что приходит от служения истинной цели. Но было и большее. Он чувствовал животное ликование, погружая когти в кровь их юнцов, дикарское наслаждение от их смертей.

Совершенно правильно было наказать их за предательство. Они принесли клятву верности, и они нарушили ее. Это был еще один урок, который он выучил у Темных Мастеров. Они не запрещали восставать, но тот, кто восстал — должен был быть достаточно силен, чтобы встретить последующее воздаяние.

Врии были недостаточно сильны. Они были бесполезными союзниками, и они куда лучше послужат в качестве примера. Морейл очень хорошо знал цену страха как оружия.

Приносящий Хаос остановил его, и он так и не понял — почему. Возможно, была другая цель что требовала его внимания, но если так и было — он ее так и не узнал. Он был сослан, изгнан без права вернуться на сторону Приносящего Хаос. И все из—за слов предателя Марраго.

И все же он служил так, как мог. Он распространял хаос, и помогал там, где мог. Так'ча могли пользоваться его услугами. Морейлу нравился их лидер, Хакстур. Во многом они были схожи. И Маррэйн был рад от случая к случаю встретиться с ним. Морейлу он тоже нравился. Давным—давно он оказал огромную услугу Темным Мастерам, хотя Морейл и не знал точных подробностей. Он был тем ,кто был достоин службы.

И, может быть, этот Дурла будет таким же.

Он вспомнил Братство без Знамен, и то, как они начинали все это. Начинали хаос и анархию.

А где начинали они?

Мир центавриан.

Иногда события замыкаются в круг.

Он широко раскинул руки и, глядя в ночное небо, издал пронзительный, яростный вопль. Позади него вскинулся викххеран.

Пришло время хаоса.

Скованная черными цепями, женщина взглянула на своих пленителей. Она видела безумие, горящее в их глазах. Она улыбнулась разбитыми губами. Сила есть даже в миг полной беспомощности.

Все что требовалось — лишь правильные слова.

Повсюду их сопровождало зловоние — осязаемое, липкое и тяжело висящее в воздухе. Смерть. Это был запах гниющих трупов, червей и свежевскопанной почвы, сырого болота и мертвых костей земли. Они так давно поклонялись своим Лордам Смерти, так давно оставались возле артефактов Смерти, что частица этого порока въелась в них. Навечно и бесповоротно их души были поражены этой порчей.

Разумеется, ведь всем, что их действительно волновало, была смерть плоти.

И она приближалась. Она скоро придет.

В трех обликах. Земля, Огонь, и третий. Мудрость.

Вождь Культа подошел к ней. Она видела все его секреты, все его потаенные мысли и страсти. Он не был злым. Он просто был тем, кто ждал власти — лишь для того, чтобы увидеть как власть отбирают у него. Он был сильным — всегда окруженным сильнейшими, достойным — в компании великих, Дукхат, Синовал, Соновар, Такиэр.... все они забирали то, что он считал своим.

И самой горькой обидой из всех было то, что он знал — они были более достойны власти которой владели, больше чем когда—либо мог стать достоин он.

— Это будет сделано. — сказал он ей, удержавшись от торжества в голосе. Она восхитилась этим. Он действительно верил. Искренне. — Придет то, о чем ты сказала нам, то, что ты напророчила нам. И это будет сделано.

— Здесь будет смерть и ничего кроме смерти.

Она изрекала слова тихо, в лад ему, подстраивая каждый тон, оттенок и слог. Непохоже было, что он обращал внимание.

— Ты хорошо послужила нам. В конечном счете. Теперь ты поняла, что мудро не вставать у нас на пути. Ты хорошо направляла нас. Ты даже дала нам инструмент, в котором мы нуждались, чтобы призвать Их. Мы оплатим цену, которую потребуют они.

Какой бы эта цена ни была.

Он наклонился вперед и коснулся ее лба, словно в благословении. Она закрыла глаза и подавила позыв содрогнуться. Там, где он коснулся, осталось словно скользкое, масляное пятно на коже; отвратительный, тошнотворный жир, пропитанный гноем и ядом.

— Мне пора. Еще многое надо сделать. Думай о том что придет. Думай... — Его глаза загорелись мессианским жаром.

— И славь его.

Потом он ушел. Он не умрет сегодня. Еще не время. Это не его судьба. Он верит в судьбу, этот мужчина, в отличие от тех, кто предъявлял свое право на его власть. Он верит, и потому когда он потребовал, чтобы она назвала день его смерти — она сказала ему правду. Другой мог бы попытаться избежать того, что случится, но только не он. Он с радостью встретил бы ее и потому предсказывать было гораздо легче.

Справились бы даже те, кто не мог видеть будущее.

Она закрыла глаза и попыталась медитировать. Тридцать четыре минуты до того, как они появятся. Ее видения были гораздо точнее, чем обычно. Может быть, события движутся к концу или, возможно, влияние порчи Чужаков подстегнуло ее истинное видение. Какой бы ни была причина, она видела лучше чем обычно, лучше чем мог кто—либо из тех, о ком говорили легенды.

Вплоть до предела. После — не было ничего.

Больше двадцати лет ей являлось одно и то же видение. Открытый черный портал, замок, парящий над миром, покрытым могилами, хор бессчетных кричащих душ.

И, в завершение, все скрывает взрыв света .

А потом...

Ничего.

Эта вселенная перестанет существовать. Потом будет новое время, иное время, время, куда не может проникнуть ее взор.

Она не знала страха; не сейчас. Никто не мог придумать худшей пытки для нее, чем незнание, чем невозможность знать. После той вспышки света... что?

Она так и не узнает.

Вален бы понял.

Послышался звук открывающейся двери, испуганный крик, вопли о помощи, а затем боевой клич, клич обращенный к небесам, в стиле воина тысячелетней давности.

— Широхида!

Схватка была кровавой, но в конечном ее исходе сомневаться не приходилось. Культ был готов умереть, более того, они радовались этому. Их вождь исполнит священную миссию, и все они вознесутся, дабы быть в смерти со своими Лордами. Как было напророчено.

А сражались они с вождем тех, кто посвятил себя охоте на им подобных, и подле ее был один из величайших воинов, что когда—либо был рожден.

Исход был известен заранее.

Она ждала, пока не была уверена в том что бой закончен. Она услышала, как они разговаривают. Голос Маррэйна отличался от того, что она помнила, но сила, страсть, решимость — все они остались в нем. Женский был горек но горяч, тверд и упрям. Голос старика — с болезненным оттенком, но все же непоколебим.

Она закашлялась, сплевывая кровавые сгустки и позвала их.

Тиривайл вошла первой, с оружием наготове. Ее легко ранили, но она этого, казалось, не замечала. В ее темном глазу читалась подозрительность. Секундой позже за ней последовал Маррэйн.

Он выглядел иначе. Конечно, он был иным. Тело было новым, но душа — все той же, закаленной истиной, огнем, и тысячей лет. Это все так же был он.

— Кто ты? — спросила Тиривайл. — Тут есть еще кто—нибудь из Культа?

Маррэйн глядел на нее, пытаясь воскресить древние воспоминания. Он знал эту женщину. Он встречал ее когда—то, давным—давно, в другой жизни...

— Я знаю тебя. — проговорил он.

Она взглянула на него.

— Когда—то я сказала тебе то, что ты не хотел знать. — прошептала она.

Он моргнул, потом еще раз, а затем его глаза распахнулись.

— Оракул?

Тимов проснулась от крика, и не могла после этого уснуть. Он потряс ее так, как ее, казалось, уже нельзя было потрясти. Он напомнил ей...

Он напомнил ей о той твари в небе, навевающей безумие с каждым взмахом крыльев. Один взгляд на это существо, и...

Она вздохнула. Здесь, в своей камере, она ничего не могла с этим поделать. На следующий день она либо поест, либо нет, и с этим тоже она ничего не может сделать. Это один из самых важных уроков войны, равно как и жизни.

Искать то, что тебе по силам изменить.

Но все же, она не могла уснуть. Короткие приступы дремоты, которые приходили к ней, были наполнены кошмарными видениями и она просыпалась, дрожа и в холодном поту.

— Такого не должно было случиться Лондо. — шептала она. — Не должно.

Обвинять его тоже не было смысла. Если бы она связалась с ним раньше, когда у них еще был шанс на удачу, тогда может быть, но Иммолан все это изменил. Она вспомнила страшную схватку с Г'Каром, Дурлу и "Темные Звезды"; и Лондо, упавшего, мертвенно—бледного, стук его сердец, такой тихий и все же такой громкий одновременно.

Он выжил, в этом она была уверена. Он не умрет, пока она здесь, в заключении. Он силен — если не телом, то волей.

Еще один звук извне камеры насторожил ее, и она села. Ее слух всегда был хорошим, а в нынешние дни это было ее единственное полезное чувство. Человек, и не один. Звук отодвигаемых засовов, резкий и металлический. Скрипучий звук когда открылась дверь.

Свет почти ослепил ее и она отвернулась. В дверях виднелись силуэты троих человек и, прикрыв глаза рукой, она взглянула на них.

— Имею ли... — начала она и закашлялась. Ее горло пересохло. Она давным—давно не говорила с живым собеседником. — Имею ли я честь знать ваше имя сэр?

— Леди Консорт. — сказал стражник, и она заметила что тот держит кутари. — Я с сожалением вынужден сообщить, что обязан выполнить бессрочный приказ. В случае попытки освобождения вы должны быть казнены.

— Я могу хотя бы умереть под солнцем?

— Это невозможно, леди. При всем моем сочувствии. — Его голос не звучал особо сочувственно. Он шагнул вперед.

А затем позади него что—то мелькнуло. Никто из них этого не увидел, как не увидела и сама Тимов, но она слышала очень тихий свист воздуха, когда что—то невероятно быстро скользнуло по коридору. Два первых стражника внезапно упали. Третий, тот, что с мечом, бросился к ней занося оружие, готовый исполнить приказ.

Что—то вонзилось в его спину и вышло наружу из груди. Три когтя. Послышался густой, с медным оттенком, запах крови, и меч, громко лязгнув, упал на пол .

Существо позади него отшвырнуло тело прочь, и Тимов почувствовала что оно смотрит на нее. Казалось — тут ничего больше нет; ничего — кроме темной, человекоподобной тени.

— Леди. — просипело оно, голосом, похожим на скрежет кости по стеклу, и она содрогнулась. — Идем.

— Кто вы, сэр? — прошептала она. — Меня спасают или это просто смена тюрем?

— Леди... идем. Вы... освобождены.

— Что ж хорошо, — проговорила она, шагая вперед. — Хотя бы вы, в отличие от бедняги, которого вы только что убили, окажете мне любезность, назвав свое имя?

Последовал еще один скрежещущий звук, похожий на смех.

— Нет имени. — ответил он. — Нет лица. Безликий, я.

Она с трудом сглотнула, пытаясь обуздать отвращение. Она леди Двора. Она прошла вперед, и жестом пригласила его показывать дорогу из камеры.

— Будет огонь, кровопролитие и хаос, и исполнение мечты в конце всего. Ваш народ согрешил, Лорд—Генерал. Вы пожирали миры ради своего тщеславия, порабощали народы себе в услужение, разрушали мечты ради своих прихотей. Теперь заканчивается ваша кара за те деяния.

К добру или ко злу — скоро она закончится. Ваш мир либо умрет в огне под тенью Смерти, либо восстанет из пепла как феникс, чтобы стать чем—то новым и возродившимся, отбросив и искупив грехи старого мира.

И этот выбор возложен на тебя.

Маррэйн смотрел на нее, а затем пожал плечами.

— Я тоже рад тебя видеть, Оракул, если это ты.

Марраго безмолвствовал, взвешивая ее пророчество, его мысли были заняты загадкой. Наконец, он моргнул и посмотрел на Маррэйна.

— Ты знаешь ее? — прошептал он.

— Думаю, да. Это чуть... странно. Я не очень отчетливо это помню. Это было до того, как я умер, но... думаю, да. Там на Делфи был храм; заброшенный. Парлонн и я отправились туда, чтобы узнать вести о Валене, и...

Там была женщина. Она сказала нам, где искать, и сделала еще пару предсказаний. Она сказала мне... то, чего я не хотел знать.

— Ты меня попросил. — с горечью и чуть устало заметила женщина.

— Да, попросил. Это была ты, верно?

— Подождите! — воскликнул Марраго. — Как такое возможно? Как она могла знать тебя тысячу лет назад? Она выглядит... обычной...

— Благодарю вас, — язвительно ответила она. — Но я не совсем "обычная". Может ли кто—нибудь из вас освободить меня от этих цепей? Они не самые удобные.

— Сначала ответь, — сказал Маррэйн. — Что произошло?

— Война конечно же. Что же еще?

— Кто ты?

— Изгнанница. Мой.... орден давным—давно изгнал меня. Я наделена особенным даром — видеть будущее, читать страницы галактики. Он не так отличен от того дара, что демонстрируют ваши пророчицы, Лорд—Генерал. Я вернулась домой, на Минбар, несколько лет назад, и Культ захватил меня, зная кто я, и что я такое. Все это время я читала для них предвидения, ожидая мига моего освобождения.

Ожидая тебя, Маррэйн.

— Ты действительно можешь видеть будущее? — спросил Марраго. — Маррэйн, в прошлый раз она сделала тебе предсказание? Оно было верным?

— Да. Оно было жестоким и болезненным, но оно было верным.

Мне пора.

— Подожди. — Минбарец поймал друга за руку. — Не торопись. Сначала подумай. Мы должны исполнить то, за чем сюда явились. Мы уже достаточно времени потратили зря. Тело Шеридана, Оракул. Оно здесь?

— Да. Твоя подруга уже нашла его. Ты заметишь, что она меня избегает. Многие не желают знать того, что ждет их.

— И я не упрекну ни их, ни ее. Зачем Культ украл тело Шеридана?

— Потому что я им это сказала. О, они чувствовали силу, которой оплел его Синовал. Что—то достаточно мощное, чтобы неопределенно долго удерживать мертвое тело от разложения. Это заинтриговало их. А я дала им пророчество, что если они принесут его сюда — то они обретут то, чего они более всего заслуживают.

— И они обрели?

— Они заслуживали смерти, Маррэйн. И — да, они обрели ее.

Тиривайл медленно вошла в комнату, единственный ее глаз неотрывно следил за Оракулом.

— Я нашла его. — сказала она. — Оно было на чем—то вроде алтаря. Совершенно нормальное, словно он умер пару минут назад.

— Хочешь ли ты, чтобы я снова пророчила тебе, Маррэйн? Хочешь ли ты знать будет ли эта любить тебя так же, как любила та?

— Молчать! Я услышал от тебя достаточно, Оракул. Мы нашли то, за чем пришли. Теперь можем уходить.

— Еще нет. Я знаю, куда бежал их лидер, и что он намерен сделать. Ты хочешь спасти свой мир Маррэйн? И свой народ?

— С чего бы мне волноваться за этот мир или этот народ? Даже сейчас они зовут меня Предателем. Это мой дом, и все же он отверг меня. А потом я покинул Минбар, чтобы никогда не возвращаться, и никто не пожелал чтобы я вернулся... так что скажи мне — с чего мне беспокоиться о нем?

Тиривайл коснулась его руки.

— Потому что ты воин. — хрипло сказала она.

— Потому что ты герой. — уточнила Оракул.

Маррэйн тяжело посмотрел на нее.

— Тогда говори и закончим с этим.

— Еще нет. У всего есть цена. Одно видение будущего я отдам даром. За другие надо заплатить.

— Я начинаю терять терпение, Оракул. Что за цена?

— Ты должен убить меня.

Оно было неправильным.

Оно было чуждым и пугающим, и чем дальше углублялась в сеть Сьюзен, тем сильнее становилось это чувство неправильности.

Для начала — все было слишком ярким; чрезмерно, слишком ярким. Но по мере движения они встречали пятна темноты — и те были чересчур темными.

И шум. Все было слишком шумным. По большей части — крики, но так же и шепоты, миллион разных разговоров, которые она слышала лишь мельком, какие—то из них были ее воспоминаниями, или же — иллюзией или просто голым безумием.

Мамочке надо знать...

Синее! Синее укроет меня...

Уроды, монстры и мерзость...

Они были здесь также чужды, но они были... Они просто были. Их разговоры были различны, и обычно малопонятны, но они были здесь, в дополнение к фоновому шуму.

Она не хотела здесь находиться, но у нее не было выбора. Это было связано с долгом чести. И если честно — более чем с одним. Один за нее, один за Дэвида...

О, Дэвид, поверь, я скоро выберусь отсюда, я обещаю.

Она почувствовала, как призрачные голоса обращаются к ней. Они были очень холодны — в ее разуме.

Дэвид.... скоро отсюда... возьми нас с собой... забери нас отсюда... прочь от света... всегда так ярко...

Хватит! — прошипела она мысленно. — Хватит хватит хватит!

Призрачные голоса на миг прервались, а когда они зазвучали вновь — то вернулись к более или менее их обычному уровню. Талия и Бестер были чуть впереди нее. Они задержались, и Талия обернулась к ней.

Ты не должна этого делать, — донеслись к ней мысли. —Мы полагаемся на скрытность, а ты только что дала понять, что мы здесь, всем на мили вокруг.

Она подавила зарождающийся гнев и извинилась.

Я просто... не ожидала что они будут такими громкими.

Это именно то, чему я тебя учила. Старайся не давать твоим эмоциям взять над тобой верх. Оставайся совершенно холодной, и не прислушивайся к любым голосам, которые ты слышишь. И совершенно не говори с ними.

Хорошо. Хорошо. Идем дальше.

Они двигались — не ходьба и не плавание, а в некотором роде дрейф по течению или парение. Дороги Сети были ей мало понятны. Она знала, что часть из них пересекается с гиперпространством, что ворлонцы создавали небольшие тоннели в гиперпространстве между узлами. Телепатические способности усиливаются в гиперпространстве, хотя никто и не знает — почему.

Но, с другой стороны, в гиперпространстве есть многое, о чем никто не знает. Легенды о существах, живущих в нем ходили столько, сколько она себя помнит. Все старые мифы Земли о морских чудовищах и змеях, кораблях—призраках и затерянных островах... все они перекочевали в гиперпространство.

И в Сети все имело склонность перемещаться.

Сьюзен... — появился голос, до боли знакомый голос. — Сьюзен... Мне холодно.

Нет. — подумала она. — Нет это нечестно. Моя мать умерла, будь вы прокляты.

Сьюзен... мы все здесь. Нам тебя не хватает. Ганя и твой папа. Все это время мы ждали тебя.

Она пыталась уйти но навязчивый голос матери преследовал ее.

Сьюзен...

Моя мать мертва.

Как и я, — раздался другой голос. — Или ты забыла обо мне? Я тоже умерла а ты совсем обо мне забыла.

Лаурел... Я...

И я. Помнишь, ты убила меня. Я только—только влюбился вновь а потом ты пришла и убила меня.

Маркус, я...

Она больше не могла видеть Талию или Бестера. Все вокруг нее было слишком ярким. Она не могла видеть и призраков, но они были здесь, воплощая ее фантазии, страхи и кошмары.

Вы не настоящие.

Откуда тебе знать куда мы попадаем после смерти? — продолжал Маркус. — Ты могла бы спросить Синовала, но так и не сделала этого. Ты всегда чересчур боялась.

Откуда ты знаешь о Синовале? Ты умер прежде, чем я с ним встретилась.

А как, по—твоему, мертвые проводят свое время? — спросила Лаурел. — Мы присматриваем за живыми.

Особенно за тобой. — сказал Маркус. — Ты убила меня, и думаешь, теперь что можешь обо мне забыть.

Забыть о нас. — сказала ее мать.

Улыбаться, флиртовать и быть счастливой с кем—то другим. — горько сказала Лаурел.

Теперь они становились более реальными, более вещественными для нее. Их глаза обвиняли, их голоса звучали сердито.

А позади них, пока что невидимое ей, плыло создание, жадно вглядывавшееся в нее, ожидающее момента, когда она полностью сдастся своим демонам. Оно не было умно, и не было даже по—настоящему разумным. Его вытащило в Сеть из гиперпространства много столетий назад, и оно не понимало что оказалось не в том месте, которое всегда было его домом.

Но чем бы оно ни было, оно было большим и опасным....

И голодным.

У него не было права являться сюда. Совершенно никакого права. Это было ее место, ее приют, ее убежище. Это было только ее место, где она могла делать добро, вдали от ужасов войны, вдали от фальшивой славы Синовала и ему подобных.

Теперь он осквернил его, осквернил его навсегда.

— Мама?

Деленн подняла взгляд — усталая и обессиленная. Она едва ли спала с тех пор, как он ушел, да и в дни перед его приходом ей вряд ли удавалось выспаться. Тут всегда было чем заняться.

И с тех пор, как он побывал здесь, она подстегивала себя еще отчаянней. Она не любила спать. Она не любила...

...сновидений....

...которые приходили со сном.

Сновидения о Джоне, по большей части. О том моменте в саду, о сияющем обручальном кольце, о его словах, ранящих ее. О могиле на Минбаре, о надгробном камне, о жестокой неизбежности всего этого.

Она держалась двенадцать лет, и сумела оставить его позади — лишь для того, чтобы Синовал явился и уничтожил все, чего она добилась.

— Мама?

Она моргнула, и осознала что Катренн стоит, нервничая, в дверях. Она устало поднялась, чувствуя себя совсем измотанной.

— Что? — спросила она.

— Это... это один из наших пациентов. Человек. Он опять бредит.

Расспрашивать подробнее не было надобности. Она знала, кого имела в виду Катренн. Слепца. С тихим вздохом Деленн кивнула, и знаком пригласила Катренн показывать дорогу.

Путь показался вдвое длиннее обычного. Она спотыкалась о собственные ноги и вынуждена была опираться на стену. Все казалось таким теплым... чересчур теплым и у нее слипались глаза; сон едва что не валил ее на месте.

— Мама?

— Я в порядке, Катренн. Пожалуйста... идем.

— Вы выглядите такой уставшей, Сатама. Простите. Я не должна была вас будить.

— Я не спала, девочка. В последнее время я не сплю. Идем.

Катренн выглядела сомневающейся и затем, взяв Деленн за руку, она время от времени поддерживала ее. Жест расстроил Деленн настолько же, насколько он ее поддержал. Она нуждалась в помощи, вот только принимать ее было унизительно. Когда—то она стояла среди правителей, военачальников и вождей всей известной галактики, а сейчас она нуждается в помощи, чтобы пройти лестничный пролет.

Она смогла его услышать еще с противоположного конца коридора. Несомненно, его могли его слышать и остальные пациенты. Они шептались сами с собой, бормотали и кричали. Ее сердце звало ее к ним, но она как можно быстрее прошла к последней из комнат.

Поначалу свет ослепил ее, и она отшатнулась назад. Он лежал на кровати, вздрагивая и подергиваясь, словно в эпилептическом припадке. Свет — слепящий, режущий свет изливался из его глаз и рта.

— Все умирает... — кричал он. — Они знали что ты придешь. Это ловушка. Все это ловушка. Он мертв и ты его не вернешь, это нечестно, но он так давно пойман здесь. Все умирает...

Деленн двинулась вперед, чтобы попробовать привязать его. К кроватям были приделаны ремни, на случай подобного рода ситуации. Катренн шла рядом с ней.

— Я убил тебя. — прохныкал он ей. — Я убил тебя, а ты вернулась. Это Ад? Я, должно быть, умер. Все остальные умерли. Я мечтал о них, а они тоже умирали. Все умирают.

Однажды мы убили девочку. Она кричала "Мама" когда умирала, но мы убили ее. Я не знал, но я это сделал. Мы открыли ворота, и оттуда явились...

Деленн вцепилась в его руку и попыталась пригнуть ее. Катренн приготовила ремни.

Он повернул к ней лицо и ее поразила жизнь, которую она увидала за его вырванными глазами.

— Я убил тебя. — прорыдал он. — Почему ты еще здесь?

Она помедлила и вгляделась в него. Свет впился в ее глаза.

Свет убивает меня.

Мы победили. Все закончилось.

Да. Это закончилось.

Свет убивал ее.

Ничто не высечено в камне, Деленн, а если и так — камни можно разбить.

Она отступила, пошатываясь.

— Они все умрут. — простонал он. — И мы все умрем, точно также. Видишь, оно позади тебя.

Она обернулась и застыла, вглядываясь. Свет начинал мерцать, принимать форму.

Становиться реальным.

— Мы все умрем.

— Я должен отправляться домой.

Марраго взглянул на двух своих спутников, ни один из которых не смотрел друг на друга. Оракул была освобождена из своих оков, и неловко прохаживалась по комнате, сильно прихрамывая. Маррэйн сидел, молча медитируя, его дэчай лежал на полу перед ним, но Марраго понимал толк в медитации — душа Маррэйна была далека от спокойствия. Тиривайл стояла неподвижно, сложив руки высоко на груди и глядя в никуда.

— Вы верите в пророчества? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Никто не ответил и тогда он продолжил. — Когда я был молодым, моя двоюродная бабка вернулась от Имперского Двора. Тогда у нас были поместья, далеко от столицы, хотя брат моего отца отобрал их, когда отец умер.

Моя двоюродная бабка была провидицей, одной из Имперских телепатов. Она могла предсказывать будущее, и она меня пугала. Обладать такими странными силами, видеть вещи, которые еще не случились!

Она предлагала рассказать мне, как я умру, но я отказался. Тогда я не думал о смерти, не думаю о ней и сейчас. Я сказал ей, что предпочту, чтобы моя жизнь и смерть остались загадкой, даже для меня самого. Она с этим согласилась. Она умерла два дня спустя, упав с лестницы.

Никто ничего не сказал и он вздохнул.

— Я должен отправляться домой.

— Сначала мы должны вернуть тело Шеридана. — заметил Маррэйн. — Сейчас Синовал начинает собственные приготовления. Он ограничен во времени.

— Я присмотрю за ним до конца, а потом вернусь домой. Так быстро как могу. Время собирать мои армии и отправлять их на Центаври—Прайм. Мы не готовы, но непохоже что у нас есть время, чтобы подготовиться. Оно у нас есть, Оракул?

— Нет. — ответила она.

— Значит, придется так.

Оракул опустилась на колени перед Маррэйном. Он поднялся, и обнажил оба клинка своего дэчай. Она взяла длинное лезвие в ладони.

— Сперва твое знание. — сказал Маррэйн.

— Сатай Такиэр. Он принадлежит им. Это потребовало многих лет подготовки, но они заполучили его, и через него они будут сеять безумие. Один из Повелителей Потустороннего Мира лично появится внутри его души, и использует его как инструмент, несущий смерть всей этой вселенной. Не будет ни армий, ни великих сражений — просто один человек.

— Сколько у нас времени?

— Мало. Очень мало.

— Хорошо. Я принимаю твое пророчество. Ты готова?

— Она никогда не полюбит тебя. Не так, как ты желаешь.

Глаза Маррэйна потемнели, его руки сжались на малом клинке дэчай и толкнули его вниз. Оракул умерла беззвучно.

Он отвернулся от ее тела и посмотрел на Марраго и Тиривайл.

— Иди, друг мой. И удачи тебе. Мои Так'ча к твоим услугам, если они тебе понадобятся.

— Охотно приму их. Удачи и тебе тоже. — кивнул ему Марраго.

Маррэйн взглянул на Тиривайл.

— Ступай. Возвращайся в свой храм. Это моя схватка.

— Я не подчиняюсь твоим приказам. — холодно ответила она. — И он мой отец.

— Он это знает? То, как он обошелся с тобой, создавало другое впечатление.

— Я не подчиняюсь твоим приказам.

Он пожал плечами и вернул дэчай на пояс, Затем, окровавленными пальцами, он провел две длинные тонкие линии от глаз вниз по лицу.

— Тогда идем со мной. Нас ждет битва.

Для него не было необычным видеть Сьюзен во сне. Порой эти сны были невероятно яркими и реальными. Но Дэвид внезапно понял, что этот сон был большим, чем просто сновидение.

Она плыла по длинному тоннелю из света и энергии, разговаривая с кем—то отсутствовавшим — просто говорила в пустоту. Ее голос звучал сердито, обиженно и был полон самого эмоционального негодования.

— Откуда ты знаешь о Синовале? — спрашивала она. — Ты умер прежде, чем я с ним встретилась.

Сьюзен. — мысленно обратился он к ней. — Сьюзен, разумеется, я знаю о Синовале. Я не умер, Сьюзен.

Похоже, она его не услышала, а если и услышала — то проигнорировала его.

— Как ты смеешь? — внезапно выпалила она. — Я не собираюсь оправдываться перед вами.

Еще одна пауза.

— Я знаю, что я сделала, и знаю почему, и все это в прошлом. Теперь я другая, ты слышишь?

Сьюзен... ты слышишь меня?

Очевидно, она не слышала.

Дэвид, разочарованный, попытался оглядеться вокруг, рассмотреть где они и что происходит. Ему показалось, что он заметил еще две фигуры далеко впереди, почти на пределе видимости. Он попытался окликнуть их, но они тоже не слышали его.

Он снова обернулся к Сьюзен.

И замер.

Сьюзен! — закричал он.

Что—то появилось из теней вокруг. Сами тени становились больше и рельефней, чем они были всего секунду назад. Это было огромное создание, похожее на рыбу, с тремя длинными щупальцеподобными хвостами,каждый из которых заканчивался жутким зазубренным шипом. Дэвид не мог разглядеть, есть ли у него глаза, но изо лба создания росли еще более длинные щупальца. Пасть рассекала его тело почти надвое, и Дэвид видел в ней сотни блестящих зубов.

Сьюзен! — снова закричал он.

Она обернулась лицом к нему, едва не опоздав, когда оно уже бросалось на нее. С беззвучным криком она подняла пси—щит, и оно отлетело от ее поспешной защиты.

Оно быстро отплыло назад, кружа возле нее, ожидая другого шанса. Сьюзен поворачивалась вслед за ним, все время настороже.

Дэвид хотел бы хоть что—то сделать, но он был отчего—то уверен, что хотя это и было реальным — это все же было лишь сном. Он не мог сделать ничего, кроме как наблюдать.

Тварь кинулась на Сьюзен снова, и снова была отброшена ее щитом, хотя она заметно ослабла от той атаки. Сердце Дэвида рвалось к ней. Ее пси—силы были все еще слишком новыми и непроверенными, особенно без поддержки Истока. Артефакт, который усиливал их, был неизвестной величиной, и про него она ему рассказала немного. Все, что он знал, это что Исток располагает знанием древней и давно исчезнувшей расы, которая добилась почти богоподобных псионических способностей при помощи какого—то рода технологии, и Сьюзен ей пользуется.

Он хотел бы знать больше. Он хотел бы что—то сделать.

Тварь проплыла мимо Сьюзен, хлестнув по ней своими хвостами. Она увернулась от двух и парировала оставшийся, но она явно уставала. Тварь развернулась и снова бросилась на нее.

И в него ударила стрела молнии. Существо издало жуткий трещащий звук и заметалось на месте, явно становясь слабее. Его ударила вторая молния и оно умерло, упало на дно тоннеля и скрылось из вида.

— Что это было? — спросила Сьюзен.

Дэвид взглянул на пришельца. Это была одна из тех, кого он видел дальше по тоннелю. Он знал, что видел ее прежде, но не мог вспомнить о ней ничего особенного. Она была одним из агентов Синовала, в этом он был уверен.

— Хищник из гиперпространства. — ответила женщина. — Опасный, хотя ему далеко до самой большой опасности, которую мы встретим в этом путешествии. Поторапливаемся. Времени остается мало. Снаружи уже начинается битва.

Сьюзен уплыла вслед за ней, и Дэвиду не оставалось ничего лучшего, чем неслышным и невидимым последовать за ней.

Они прошли по тоннелям и коридорам Сети, и Дэвид увидел и услышал вещи, которые совершенно потрясли его, вещи которые бодрствующий разум милосердно забывает. Сьюзен, похоже, не знала, куда она направляется, но это знала женщина. И ее спутник.

Дэвиду потребовалось некоторое время, чтобы узнать Бестера, и он был потрясен когда это ему удалось. Он был уверен, что Бестер мертв.

Наконец, они, судя по всему, вошли в комнату, просторную, почти бесконечную. Туннели вырастали из нее во всевозможных направлениях, их было гораздо больше, чем Дэвид мог сосчитать. Сама комната была такой яркой, что ослепляла.

— Мы на месте. — объявила другая женщина.

Прикрыв рукой глаза, Дэвид взглянул в центр комнаты. Там что—то было, хотя он и не мог разглядеть — что. Он отвернулся, свет обжигал ему глаза, и тогда он увидел что—то еще, что—то двигающееся.

Внезапный, острый приступ страха охватил его, когда он узнал одного из Чужаков — и не просто одного. Два, три, четыре, пять, десять. Еще. Они напомнили ему не стражей охраняющих что—то ценное, а.... жрецов на службе в священном храме.

Но что могло быть здесь настолько ценного?

Он снова сделал усилие и посмотрел в свет — сквозь свет. Там, в самом центре комнаты виднелась гуманоидная фигура, заключенная в гроб, созданный из пульсирующей энергии.

Фигура...

Кого—то, кого он знал...

Пришло понимание и он замер. Этого не может быть! Это ошибка!

Это был Джон Шеридан.

— Понимаю.

Первый и самый важный выученный им навык, необходимый дипломату — всегда держать непроницаемое выражение лица. Никогда и никому не позволяй увидеть, что ты оскорблен, волнуешься или боишься. Игроку в покер требуется похожее умение, и мистер Морден наверняка был бы очень хорошим игроком.

И все же — с покерным лицом, или без него — новости были ошеломляющими. Трое Министров убито в собственных домах за последнюю ночь, отряд стражи растерзан в клочья у самого дворца, вырезана, по крайней мере, одна деревня у подножия Гор Бизантин и нет никакой связи еще с тремя в том же районе.

Частично ключом к непроницаемости выражения Мордена было то, что он всегда делал вид, что точно знает что происходит. Впрочем, именно в этой ситуации, он точно знал что происходило.

Он следил за течением войны настолько внимательно, насколько возможно, и среди прочих событий, которым он уделил очень пристальное внимание, были обе бойни в родном мире врии. Первая была одобрена Синовалом и очень тщательно контролировалась, вторая, без его позволения — была дикой, случайной и беспорядочной.

Он узнавал работу вассальных рас Теней, когда видел ее. Единственного викххерана было более, чем достаточно, чтобы вырезать отряд стражников, особенно если они его не ждали, и викххеран мог стать невидимым, чтобы не быть замеченным. Убийцы—Безликие легко могли оказаться ответственными за смерти среди Министров. Горы Бизантин послужили бы отличным гнездом для заркхеба.

Но цели... не строго заданные, но, определенно, и не совсем случайные. Все трое Министров были наиболее открыто лояльными идеалам Альянса — и лично Мордену, хотя и по разным причинам.

Стражники были очевидной целью. Крестьяне...

Тут было иначе. В этом нет смысла — только если в качестве послания...

Итак, это был не Синовал; даже если он снова нанял созданий Теней, которых сам изгнал со службы в 69—м. И они это делают не просто для забавы, иначе он уже плавал бы в крови.

Значит, кто—то направляет или контролирует их, но кто—то с рукой легче, чем у Синовала. Не Марраго. Морден очень близко изучил бывшего Лорда—Генерала и лично допросил тех из его сторонников, друзей, бывших любовниц и армейских подчиненных, кого оставили в живых Инквизиторы. Он этого не сделает. Да, в ранних его кампаниях использовались создания Теней, но только не после 69—го. Итак — не он.

Морден не знал — есть ли у него политические соперники на Центаври Прайм. Но это вполне может быть. Последний Инквизитор удалился несколько лет назад, заявив, что их работа окончена. Достаточно долго, чтобы люди забыли. Но ни один центаврианин не мог ничего предложить созданиям Теней.

А затем следовала последняя порция этих новостей. Поразительные новости, если не сказать большего.

— Хммм. — протянул он.

Что же могли делать Пророк Г'Кар и его ученица на Центаври Прайм, а тем более — прибыв сюда на центаврианском корабле?

Его шпионская сеть могла быть и не лучшей по стандартам Инквизиции, но для его задач она была более чем достаточной, и надзор за его подопечными, установленный по приказу Инквизиции после того, как стали явными тенденции к выходу из—под контроля Марраго, был одним из лучших в галактике. Требовалось быть очень хорошим лазутчиком, чтобы пробраться на Центаври Прайм.

Кем—то вроде З'шайлила, разумеется.

— Арестуйте их. — наконец, решил он. Гвард—капитан который доставил ему эту неприятную часть новостей ни на йоту переменил свою напряженную стойку внимания. — Не причинять им никакого вреда без крайней необходимости, но они нужны мне во дворце. Я хочу лично говорить с ними.

— Да, сэр.

— Можешь идти.

— Да, сэр.

Гвард—Капитан резко повернулся и двинулся было уйти. Морден мигнул, и увидел колеблющийся, как от жары, воздух секундой после того, как стало слишком поздно.

З'шайлил возник мгновенно, двигаясь со скоростью нападающей кобры. Его бритвенно—острые когти вонзились в шею стражника, почти отрубив тому голову. Стражник умер, не издав ни звука. Мордену не нужна была телепатия, чтобы понять что двоих стражников у двери настигла такая же беззвучная гибель.

— Насколько я понимаю — ты, должно быть, Морейл. — произнес он.

З'шайлил двинулся вперед.

Повсюду вокруг него бушевала битва. Там, где он находился, он мог видеть все что угодно, управлять ею мыслью и словом. Насколько он знал, Казоми 7 была удовлетворительно защищена — но не более, чем удовлетворительно, и несомненно — несравнимо с силами, которые он мог собрать в то время, как его враги считали его отсутствующим.

Но что делал враг, пока он был здесь?

Возможно в этом не было ничего неверного. В течении трех лет тут не было больших стычек, с тех пор как он сражался бок—о—бок с Такиэром и Изначальными у Минбара и отбросил Чужаков прочь от его бывшего дома. С тех пор враг предпочитал сражаться, скрываясь и делая тайные вылазки, используя умения, в которых они совершенствовались все тысячи лет их холодной войны с Тенями.

Возможно, не было причин волноваться.

И они, конечно же, не могли знать истинную причину, по которой он пришел к Казоми 7, не так ли? Если бы он мог схватить только лишь эту единственную вещь — он оставил бы им всю остальную планету.

Они не могут предсказать, что же он намеревается сделать. Это не в их натуре. Они ничего не знали о самопожертвовании — кроме того что, они толкали на него других, и они очень мало знали о чести, и оковах неоплаченных долгов.

Он отвлекся, чтобы управлять развертыванием второго звена Охотников за Душами, а затем вновь обратил взгляд к планете.

Казоми—7, колыбель Альянса, место рождения надежды во времена Войны Теней.

И место, которое хранило одну вещь, которая требовалась ему сейчас.

Неоплаченные долги...

Он улыбался, размышляя о смерти.