Часы-убийцы

20. Письмо под полом

Хедли быстро сунул перчатку в портфель и тихонько, сквозь зубы, выругался. Разумеется, инспектор помнил, что жильцы дома Карвера часто бывали в "Герцогине Портсмут" – он сам об этом говорил Феллу – но, тем не менее, не ожидал, что именно сейчас кто-нибудь из них заглянет в отдельный зал. Что ж, человеку свойственно ошибаться. Мелсон услышал, как Хедли не терпящим возражений тоном шепнул своим спутникам: "Что бы я ни говорил – не возражайте!" Затем инспектор с почти ласковым видом обернулся к молодому человеку.

Мистер Полл не был пьян. Выглядел он как человек, собравшийся в дорогу: зонтик и шляпа в одной руке, бокал – в другой. Сейчас он находился в том деликатном состоянии, когда после дружеских тостов и "последних рюмочек" на дорогу человек еще трезв, но совсем немного нужно, чтобы чаша весов склонилась в другую сторону и хмель победил. Лицо Полла было свежевыбрито, усы и редкие белокурые волосы аккуратно причесаны. Хорошего покроя костюм отлично сидел на нем. Веки Полла, тем не менее, припухли, и держался он, лотя и дружелюбно, но как-то нервно.

– Будем очень рады, – сказал Хедли, – если вы присядете к нам на пару минут. Я бы хотел кое о чем спросить вас – мы тут, понимаете, как раз беседовали об убийстве. – Он взглянул на Полла, ожидая, какой эффект вызовут его слова.

– Гнусная история, – с жаром произнес Полл, – просто гнусная, не правда ли? Кошмар!

Он поспешно отхлебнул глоток виски с содовой и сел, бросив беспокойный взгляд на Элеонору.

– Вы в курсе того, что, собственно, произошло?

– Еще бы! И, видит бог, так толком ничего и не могу понять. – Снова тревожный взгляд. – Я уже начал задумываться...

– Над чем?

– Над тем, черт возьми, что вы наверняка приметесь и за меня! – обиженным тоном выпалил Полл, но тут же его лицо прояснилось и, чуть помедлив, он проговорил: – Скажите только честно... Утром, когда мы разговаривали, я еще здорово был под мухой?

Голос Хедли прозвучал резко:

– Надеюсь, вы не хотите этим сказать, что уже не помните, о чем говорили?

– Да нет, почему же – помню, отлично помню. Только, мне кажется, – он глубоко вздохнул, – что с вашей стороны было не совсем спортивно не сказать мне ни слова о том, чем прикончили того парня. Разве я не прав?

– А почему это вас так трогает?

– Можно подумать, вы не знаете. Не стоит еще больше усложнять мое положение, старина. – Он снова пригубил виски. – Я разговаривал с Люси, это факт, и...

– Так вот, послушай... – прерывисто дыша, со сверкающими глазами начала Элеонора, но тут же вздрогнула и умолкла. Похоже, что кто-то самым неделикатным образом толкнул ее под столом ногой, подумал Мелсон. Полл первый раз обратился непосредственно к девушке:

– Элеонора, если хочешь, готов поклясться на куче библий, что не рассказывал ей о том, как встретил тебя в холле! Я только подумал...

– К какому выводу вы пришли, – вмешался Хедли, – узнав, что детектив был заколот часовой стрелкой?

– Совсем не к тому, о котором вы думаете! Честное слово!

– Особенно если принять во внимание, что речь шла о той самой стрелке, которую вы собирались украсть вместе с мисс Карвер?

Элеонора уже открыла рот, собираясь что-то сказать, но Гастингс предостерегающе сжал ее руку. Внимательно наблюдая за Хедли и Поллом, он, кажется, все уже понял. Наклонившись вперед, молодой человек поставил локти на стол и готов был – Мелсон это чувствовал – в случае необходимости разыграть убедительную сценку в поддержку слов инспектора.

– Я не собирался ее красть, старина, – возразил Полл и посмотрел, нет ли кого за его спиной, – может быть, не так громко, а? Я вовсе не собирался их красть. Не было необходимости. Я, видите ли, сумел занять, сколько было нужно. Мне не хотелось объясняться с тем парнем – я не первый раз уже занимал у него – так что я пошел в клуб, но потом все-таки написал ему письмо и рассказал, в каком очутился положении. Потом подумал: "Черт возьми, на поезд я все равно опоздал. Но если удастся договориться, можно ведь и не ехать, верно?"

– Погодите-ка. Вы хотите сказать, что вообще не поехали в Девон?

– Почему же? Поехал, но только в среду вечером. Раз обещал старику, надо было приехать. Но поскольку деньги у меня уже были, умиротворять его не пришлось, я немного покрутился там и вернулся в Лондон. Прошу прощения. Да, конечно, вчера вечером я встретил друзей, и когда сегодня утром проснулся, у меня уже снова гроша ломаного в кармане не оставалось, но завтра я получу деньги и все будет в полном порядке. В абсолютном порядке. Да?

Хедли положил конец путаным объяснениям молодого человека.

– Вернемся к делу, мистер Полл. Вас удивит, если мы сообщим, что выдан ордер на арест мисс Карвер?

Полл, только что вытащивший носовой платок, смял его в ладони.

– Это невозможно! – воскликнул он. – Что ты молчишь, Элеонора! Скажи же им что-нибудь! Послушайте, есть люди, способные на убийство, а есть такие, которых невозможно представить убийцами. Господи! Я не могу поверить...

– Однако мисс Хендрет верит в это?

– Ну, Люси – другое дело. Она недолюбливает Элеонору. В отличие от меня.

– Тем не менее, вы все же согласились с мисс Хендрет, не так ли?

– Я... нет... не зна... откуда же мне знать, боже мой!

Ресницы Хедли чуть дрогнули, и он, глядя прямо в глаза Поллу, проговорил:

– Тогда, вероятно, вам приятно будет услышать, что кто-то совершенно необоснованно пытался навлечь подозрения на мисс Карвер. Она – единственное лицо, невиновность которого установлена нами абсолютно точно.

– А? – после долгой паузы выдавил из себя Полл. В камине трещал огонь, комната была погружена в призрачный дрожащий полумрак. Изредка жалобно поскрипывала старая мебель. Полл, все еще сжимая платок, покосился на инспектора с видом человека, подозревающего, что его разыгрывают. – А? – проговорил он еще раз и попросил инспектора повторить сказанное. Хедли спокойно повторил. Когда Полл заговорил снова, все облегченно перевели дыхание. Мелсон почувствовал, что буря миновала.

– Тогда что же вы из меня идиота делали? – жалобно проговорил Полл. – Очень красиво с вашей стороны, ничего не скажешь! Хорошо еще, что в конечном счете вы все-таки пришли к разумному выводу. Слышишь, Элеонора?

– Слышу, – почти шепотом ответила Элеонора. Она неподвижно сидела, сжав руки в кулаки, а потом бессознательно грациозным движением отбросила упавшие на лоб волосы, но так и не подняла глаз на Полла. – Спасибо за поддержку, Крис.

– Да, ладно, ладно, – неловко пробормотал Полл. Он явно почувствовал какой-то странный оттенок в словах девушки, но не стал доискиваться причины. Сейчас Полл выглядел смущенно и неуклюже. – Я... я больше не нужен вам? Тогда я, пожалуй, пойду. Неприятная история, но если я никого не подвел...

– По-моему, вам следовало бы немного развлечься, – предельно любезным тоном заметил Хедли. – У меня есть одно предложение, мистер Полл. Наши юные друзья собираются сейчас пойти в... в кино и хотели бы, чтобы вы пошли вместе с ними. Им кажется, что обстановка в доме слишком накалена и накалится еще больше, если там начнутся лишние разговоры... Вы ведь хотели взять мистера Полла с собой?

Хедли взглянул на Гастингса, и тот решительно кивнул.

– Еще бы! – воскликнул молодой человек с несколько преувеличенным энтузиазмом. – Разумеется, хотим! – добавил он уже спокойнее. – Ведь с нас вроде как причитается, верно? Может..., может, мы сразу и отправимся?

– Погодите немного, – задумчивопроговорил Фелл. – Мне хотелось бы узнать... Послушайте, мистер Полл! В вашем вчерашнем тумане так ничего и не прояснилось?

Полл не сразу понял, о чем его спрашивают.

– Вы хотите сказать – не удалось ли мне вспомнить еще что-нибудь? Сожалею... э-э... очень сожалею. Абсолютно ничего. Я весь день ломал над этим голову, но без толку.

– Даже когда мисс Хендрет рассказала вам, что произошло?

– Даже тогда.

– Гм-м. – Маленькие умные глазки Фелла пристально смотрели на собеседника. – Но, разумеется, у вас есть какие-то соображения насчет того, что могло произойти? После того как наша первая гипотеза, гм, потерпела крах, мы думаем над тем, как двигаться дальше.

Полл, польщенный словами доктора заметно оживился. Вытащив из внутреннего кармана пиджака плоскую флягу, он протянул ее вперед, как бы предлагая присутствующим, а затем основательно к ней приложился. Переведя дыхание, он хрипловатым, но уверенным голосом начал:

– Ну, это ведь не по моей части, верно? Я всегда говорю: есть люди, созданные чтобы думать, а есть такие, которым на роду написано действовать. Я отношусь ко вторым. Впрочем, сейчас речь не обо мне. Верно? Так вот, я могу только одно сказать. – Он постучал пальцем по столу. – Не нравится мне этот Стенли.

Хедли выпрямился.

– Вы, значит, подозреваете его...

– Да нет. Говорю только, что не нравится он мне, и это чистая правда. Я, собственно, никогда и не скрывал своего отношения. Когда Люси рассказала мне, что случилось, я подумал: "Ого! Может, все это ерунда и на меня просто подействовало виски, но скажите-ка, почему в охотничьих ружьях делают два ствола? Потому что птички часто летают стаями, верно? Так вот, убили одного полицейского, а в доме был другой, и они знали друг друга, вместе когда-то работали – так мне Люси сказала. Почему бы вам не поинтересоваться этим?

В глазах Гастингса вспыхнул и тут же погас огонек. Сжав кулаки, он со вздохом проговорил:

– Господи, как было бы здорово, если бы я мог в это поверить! Увы, не могу... ты не знаешь всю историю до конца... не знаешь, как все было... И подумать только, что я – с ума сойти, именно я! – могу подтвердить, что этот мерзавец невиновен!

– Вы видели его? – спросил Фелл.

Он говорил спокойно, но что-то в его голосе заставило всех повернуться к доктору.

– Вы видели, что Стенли все время оставался в комнате? – немного повысив голос, продолжал Фелл. – Вы видели Боскомба, я знаю. А Стенли? Его тоже? Уверены в этом? Если не ошибаюсь, он ведь был за ширмой.

Гастингс тяжело вздохнул. Было очевидно, что он отчаянно пытается, но не может вспомнить ничего, что могло бы тут пригодиться.

– Очень жаль, вы даже не представляете, как мне хотелось бы согласиться с вами, но это невозможно. Не возражаю, Стенли я не видел, но мне отлично была видна дверь – на нее падал лунный свет. Никто не входил и не выходил из комнаты.

Любопытство в глазах Фелла угасло.

– Почему вы не любите Стенли? – обратился он к Поллу.

– Почему, почему... Потому что он вечно путается под ногами, если можно так выразиться. Все время натыкаешься на него. Часами сидит в комнате Босси и молчит, а когда заговорит, так и того хуже. Он же ни о чем другом и не говорит, кроме инспанской инквизиции.

Фелл поднял к потолку задумчивый, немного насмешливый взгляд.

– Гм, да. Снова речь заходит о доброй старой испанской инквизиции. Знали бы вы, господа, сколько грубейших ошибок делают писатели, повествуя о ней! Помните святой гнев Вольтера? "Это кровавое судилище, это порождение папской власти, доставшееся на долю Испании, но ненавидимое ею" – и это он писал в то время, когда в просвещенной Франции людей без суда отправляли в Бастилию и, как правило, никогда больше не вспоминали о них! Стареющая инквизиция не вырывала языки и не рубила руки своим политическим противникам, как это делалось во Франции...

У меня был когда-то друг – юноша, решивший, что создаст шедевр – исторический роман об ужасах инквизиции. Преисполненный энтузиазма, он собирался изобразить, как гнусные инквизиторы плотоядно облизываются при виде нового изощренного орудия пытки и как бьется в их когтях главный герой, молодой шотландский матрос. Насколько я помню, все должно было завершиться его поединком на шпагах с самим Торквемадой... Потом, на свою беду, мой друг решил изучить соответствующие исторические документы. Вместо фантазии он обратился к фактам. И чем больше читал, тем больше терял иллюзии и разочаровывался. Как это ни прискорбно, господа, но он отказался от мысли создать свой шедевр.

Хедли не выдержал:

– Не хотел бы вступать с вами в спор, но, надеюсь, вы не собираетесь защищать инквизицию? Не станете же вы отрицать, что вашего шотландца могли ожидать пытки и смерть на костре?

– Конечно, не стану. Я только хочу сказать, что в Шотландии он мог бы встретиться с тем же самым. У него на родине и пальцедробилки и испанские сапоги на законном основании применялись в любом уголовном процессе. Еще в 1648 году пуритане в Англии посылали на костер тех, кто усомнился в бессмертии души, точно так же, как это делалось в Испании. В Шотландии было сожжено две тысячи женщин, заподозренных в сношениях с дьяволом; старик Кальвин отправил на костер Мигуэля Сервета.

Короче говоря, в Испании его сожгли бы, если бы он отказался отречься от своих убеждений, на родине же ему не дали бы даже такой возможности. Инквизиция никогда не предавала огню тех, кто до вынесения окончательного приговора отрекался от ереси... Я не защищаю испанскую инквизицию, – продолжал, постукивая тростью о пол, доктор, – а хочу лишь заметить, что почему-то никому не приходит в голову обвинять ее в истинных грехах: упадке, до которого она довела нацию, использовании в процессах безымянных, скрывавшихся под маской свидетелей и многом другом. Нельзя, однако, упрекнуть инквизиторов в том, что они разыгрывали комедию. Бесспорно, слуги инквизиции замучили и сожгли на кострах немало людей, но они, во всяком случае, верили в то, что делали, а не развлекались, подобно мучающим кошеек школьникам.

Гастингс закурил. При свете спички его лицо, пожалуй, впервые, показалось старше и взрослее, чем у Элеоноры.

– Вероятно, вы рассказывали нам все это с определенной целью, – скорее констатировал, чем спросил он, – но какой?

– Во-первых, меня интересовало отношение мистера Полла к Стенли. Во-вторых же...

– Да?

Фелл, словно проснувшись, быстро выпрямился, и все почувствовали, что злые чары рассеялись и новых страхов больше не будет.

– Да нет, это все, сказалФелл. – Гм-м. По крайней мере, пока. Ну, пожалуй, вы трое можете идти. Еще два последних наставления. Обещаете выполнить их? Вот и чудесно. – Фелл взглянул на часы. Будьте добры вернуться домой ровно в девять – не раньше. Дома никому ни слова, идет? Что ж, тогда до свидания.

Только Полл вскочил с места – остальные поднялись медленно, словно нехотя.

– Не знаю, что у вас на уме и почему вы столько для меня сделали, – проговорила Элеонора. – Могу сказать только одно: спасибо.

У нее сорвался голос. Опустив глаза, она накинула плащ и быстро вышла. Гастингс и Полл последовали за ней. Через несколько секунд звука их шагов уже не было слышно. Трое мужчин сидели за столом в свете угасающего огня, и долго еще ни один из них не нарушал молчания.

– Надо будет взглянуть на комнату, в которой жил Эймс, – глухо проговорил, наконец, Хедли. – Мы попросту теряем время. А что делать, я не знаю... Все перевернулось вверх дном, открылась масса новых возможностей. Каждая из них выглядит даже правдоподобной – но не более.

– Верно, – кивнул Фелл, – я так и рассчитывал, что это наведет вас на размышления.

– Да, орешек крепкий... Эймса заставило перебраться сюда и начать слежку за домом анонимное письмо. Действительно ли оно было анонимным? Как-то не могу себе этого представить! Занимаясь в свое время подобной работой, я бы не стал обращать внимания на анонимку, в которой содержался бы только совет притаиться по-дурацки одетому где-то и ждать у моря погоды. Такие письма приходят в Ярд дюжинами даже после менее громких дел, чем убийство в "Гембридже". Известно, что Эймс был человеком старательным и педантичным. Но что бы до такой степени?.. Другое дело, если бы письмо было от кого-то, внушающего Эймсу доверие... Да нет, ничего не сходится! – Хедли ударил кулаком по столу. – Я вижу тут целый ряд противоречий, и все же...

– Хедли! – неожиданно проговорил доктор. – Хотите вы, чтобы истина восторжествовала?

– А как вы думаете? После всего, что тут случилось? Господи! Чего бы я не дал, чтобы получить улики против убийцы...

– Не о том речь. Я спрашиваю: хотите ли вы, чтобы восторжествовала истина?

Хедли, явно начиная что-то подозревать, уставился на Фелла.

– Я не могу действовать в обход закона, Фелл, – вырвалось у инспектора. – И не могу позволить этого вам. Однажды вы уже поступили так в деле Безумного шляпника – и я, сознаюсь, пошел вам навстречу. Но тут... что вы, собственно, намерены предпринять?

Фелл озабоченно нахмурился и пробормотал:

– Неуверен, что мне удастся. А если и удастся, не будет ли это выстрелом мимо цели? Тем не менее, не вижу иного способа установить истину! Правда, я один раз уже играл с огнем – в деле Деппинга – и воспоминания о том случае... – Он потер себе лоб. – Я поклялся тогда, что больше не прибегну к подобным средствам, но сейчас просто не представляю другого выхода... разве что...

– Да о чем вы говорите?

– Есть еще одна, последняя возможность, которую мы предварительно проверим. Не беспокойтесь, я не сделаю ничего такого, что отяготило бы вашу совесть. Сейчас мы пойдем и осмотрим жилище Эймса, а потом мне нужны будут четыре свободных часа...

– В одиночестве?

– Во всяком случае, без вас и Мелсона. Согласны вы действовать так, как я скажу?

Хедли несколько секунд смотрел прямо в глаза Феллу, а затем коротко бросил:

– Не возражаю. Ну?

– Мне нужен автомобиль с водителем – но только чтобы не было видно, что это полицейская машина. Кроме того, дайте мне двух парней из спецслужбы, не обязательно самых сообразительных – лучше даже не очень – но абсолютно надежных. Позаботьтесь, наконец, чтобы в девять вечера все жильцы дома Карвера были на месте. Вы тоже будьте там и захватите пару людей...

Хедли, захлопнув портфель, поднял глаза на Фелла:

– С оружием?

– Да. Но что бы ни случилось, не показывайте его, пока я не подам знак. Отберите двух самых крепких и ловких ребят, потому что, не исключено, все может закончиться хорошенькой свалкой. Ну, можно отправляться.

Мелсон, отнюдь не человек действия, шагая за своими спутниками, чувствовал, как у него сводит все внутренности, но не желал признаться в этом даже самому себе. Он хотел знать, кто убийца, хотя не был уверен, что у него хватит мужества стать с ним лицом к лицу. На что может рассчитывать такой человек? В конце концов, этот убийца всего лишь обычный мужчина... или женщина. Черт возьми! Все же ему было как-то не по себе...

На фоне серого, с клубящимися облаками неба небольшая узкая улочка выглядела немного нереально. Сама она была такой же пыльно-серой, как небо. Ветер гудел в деревьях. Несколько газовых фонарей слабо освещали два ряда невысоких кирпичных домов. Лавочка на углу пыталась подражать диккенсовской Лавке древностей, и, странным образом, все вместе взятое делало улицу похожей на старинную гравюру. Время от времени заглядывая в свой блокнот, Хедли вел их по лабиринту узких переулков, где на подоконниках маленьких домиков стояли горшки с сиротливыми пеларгониями и потрескивал огонь в ветхих каминах. Когда они позвонили в дверь дома под номером 21, им ответила сначала только тишина. Затем из глубины дома донесся звук шаркающих шагов, и на пороге появилась невысокая толстая женщина с похожим на жирный блин лицом. Поправив чепчик, она, позвякивая ключами, подозрительно оглядела их и спросила, выговаривая слова с сильным итальянским акцентом:

– Что хотите? Комната? А?.. Нет? Разговаривать? С кем? Мистер Эймсом? Мистер Эймса нет дома, – заявила она, явно собираясь захлопнуть дверь.

Хедли поставил ногу на порог, чтобы помешать ей выполнить свое намерение, и начал нелегкий разговор. Женщина твердила неустанно только две вещи: она и ее муж – порядочные люди и сама она ничего не знает. Совсем не испугавшись, она упрямо отказывалась добавить еще что-нибудь.

– Я спрашиваю: бывали ли у него посетители?

– Может быть. Я не знать. Что это – посетители?

– Приходил к нему кто-нибудь?

– Может быть, – женщина пожала могучими плечами. – Может быть, нет. Я не знать. Мой Карло – хороший человек. Я и он – хорошие люди, спросите у полиция. Мы ничего не знать.

– Но когда кто-то приходил, вы же открывали дверь?

Никакого эффекта.

– Мы? Мистер Эймс не какой-нибудь калекий – или как у вас говорить. Он сам открывать. Может быть. Я не знать.

– Вы никогда ни с кем его не видели?

– Нет.

Беседа продолжалась в том же духе с многочисленными вариациями и повторениями, пока Хедли не потерял терпения. Фелл попытался было использовать свои слабые познания в итальянском, но сразу же сдался, услышав в ответ поток непонятных, выстреливаемых как из пулемета слов. Хедли с самого начала знал, что обречен на поражение. Люди, выросшие в тени мафии, предпочитают помалкивать, даже когда ее нечего уже бояться, и никакие угрозы тут не помогут. В конечном счете женщина, подчиняясь резкому приказу Хедли, поднялась по темной лестнице и открыла одну из комнат.

Хедли зажег спичку и поднес ее к газовой горелке. Краем глаза он присматривал за женщиной, решительно вошедшей вслед за ними. Окна небольшой почти пустой комнаты выходили на мощеный двор. Вся мебель состояла из железной кровати, комода с треснувшим зеркалом, стола и стула. Кроме потрепанного дорожного чемоданчика, нескольких вещей, висевших в стенной нише, да стоявших в углу дешевых ботинок, ничего, принадлежавшего Эймсу, не было.

Пока инспектор расхаживал по голому поскрипывающему полу комнаты, Мелсон внимательно наблюдал за женщиной, следившей глазами за инспектором. Хедли осмотрел висевшие в нише вещи, ничего не найдя в них, – лицо женщины оставалось безразличным. Хедли поднял и ощупал матрац – безразличие стало граничить с презрением. Безмолвный поединок продолжался. Все молчали, только поскрипывал пол и шипело желтоватое пламя газа. Когда Хедли наклонился к полу, губы женщины чуть дрогнули. Хедли снова наклонился, разглядывая что-то на полу у самого окна...

– Так что же, вы сейчас солгали нам, миссис Караччи?

– Нет! Я ничего не знать!

– Солгали, солгали! Мистер Эймс принимал у себя в комнате женщину! Знаете, чем вам это грозит? У вас отберут патент, вы не сможете сдавать комнаты, вас вышлют из страны, а то и посадят в тюрьму!

– Нет!

– Берегитесь, миссис Караччи! Вам придется объясняться с судьей и тогда, знаете... Ну, так как?

– Нет. Женщины нет. Не в моем доме! Мужчина, может быть. Женщина нет!

Тяжело дыша, она с жаром била себя в грудь.

– Я только это знать. Я бедная женщина! Я ничего не знать!

– Марш отсюда! – рявкнул Хедли. Быстро оборвав бурные протесты, он вытолкал женщину за дверь и закрыл засов, не обращая внимания на стук и пронзительные крики. После этого инспектор вытащил из кармана перочинный нож и открыл самое большое лезвие.

– Одна из досок под окном не закреплена, – объяснил он. – Возможно, там что-то есть. Подозреваю, правда, что Эймс просто прятал там свои деньги и хозяйке об этом известно.

Хедли поднял доску. Мелсон и Фелл заглядывали через его плечо. В углублении между балками лежало несколько вещей. Бумажник с тисненой монограммой "Д.Ф-Э." и полицейским удостоверением внутри. Денег в нем не оказалось. Связка ключей, шелковый кисет, трубка, пачка дешевых конвертов и почтовой бумаги, авторучка и книжка, на мягкой обложке которой значилось "Часовое дело".

– Никаких записок, – пробормотал, выпрямляясь, Хедли. – Так я и думал. – Он начал листать книгу. – Готовился к своей последней роли, бедняга. Без особого успеха – Карвер сразу же понял что к чему... Господи!

Из страниц книги выпорхнул сложенный листок почтовой бумаги. Хедли не сразу удалось дрожащими пальцами поднять его с полу...

Письмо было напечатано на пишущей машинке:

"Дорогой Джордж! Знаю, что вас удивит мое обращение после стольких лет молчания, тем более, что, по вашему мнению, я подвел вас в деле Хоупа-Гастингса. Не хочу оправдываться, скажу только, что сейчас, может быть, мне удастся вернуть уважение коллег, а, возможно, и право носить мундир. Я напал на след в связи с убийством в "Гембридже", которым вы занимаетесь. След совсем горячий! Никому ни слова и не разыскивайте меня, пока я снова не напишу! Напишу обязательно. И не раз!"

Дата: 29 августа, Хемпстед. Подпись: "Питер Э. Стенли". Они переглянулись. Тихонько шипело пламя газовой горелки.