4. Труп на пороге

– Мой друг болен, – очень тихо проговорил Боскомб. В его до сих пор непроницаемых глазах можно было прочесть искреннее изумление – не тем, что он попадает под подозрение, а тем, что случилось нечто непредвиденное, катастрофическое.

"Час от часу не легче, – подумал Мелсон. – Человек, способный забыть о разбитом окне и грязном подоконнике, это уже не просто совершивший ошибку преступник, а самый настоящий сумасшедший."

– Мой друг болен, – откашлявшись, повторил Боскомб. – С вашего позволения я налью ему немного коньяка... Успокойся, старина.

– Что? – вспылил Стенли, его добродушное настроение словно рукой сняло. – Это ты из-за меня извиняешься? Значит, я болен, говоришь? И, разумеется, не отвечаю за свои поступки? А что если я наплюю на всех вас? – Он широко ухмыльнулся. – Через пару минут Хедли будет здесь и, держу пари, он поймет меня... Слушай, братец, – с мальчишеской бравадой, которой противоречило подергивание его век, обратился он к полицейскому, – да благословит господь бог тебя и всех таких, как ты, всю вашу шайку, всех... – голос Стенли прервался, он громко глотнул слюну, а потом еще более зычно продолжал: – Знаешь ты, с кем разговариваешь? Имеешь понятие, кто я?

– Я давно уже ждал, когда вы об этом напомните, – кивнул Фелл. – Если не ошибаюсь, когда-то вы были старшим инспектором уголовного розыска.

Стенли медленно перевел на него взгляд и внезапно притихшим голосом добавил:

– В знак признания былых заслуг уволенный в отставку.

– Так как же, сэр, – обиженным тоном спросил Пирс у доктора, – хотите вы немного расспросить их?

Фелл не удостоил его внимания.

– Дерево! – неожиданно воскликнул доктор. – Дерево! Матерь божья! Это уж всему предел! Кошмар какой-то! Скажите... – оборвав на полуслове, он обернулся к Пирсу. – Сынок, – проговорил дружелюбно доктор, – вы проделали отличную работу. Я всех их основательно допрошу, будьте уверены, но прежде у меня есть для вас одно поручение. – Фелл вынул карандаш и блокнот и, не переставая говорить, начал что-то писать в нем. – Вы дозвонились до Хедли?

– Так точно, сэр, и он уже выехал сюда.

– Спросили, кто занимается случаем в универмаге?

– Да, сэр. Инспектор Эймс. Мистер Хедли сказал, что прихватит его с собой, если только сумеет найти.

– Прекрасно. Пожалуйста, возьмите вот это. – Фелл вырвал листок из блокнота. – Сейчас ни о чем меня не спрашивайте. В перспективе у вас повышение в звании. Ну, с богом. – Фелл смерил суровым взглядом Стенли, которому Боскомб уже сунул в руку наполненный до половины стакан коньяка. – Господа, не хотел бы торопить вас, но подозреваю, что мой друг, инспектор Хедли, может выйти из себя, увидев эти башмаки, а в таких случаях он бывает не слишком вежлив. Не думаете ли вы, что лучше было бы объяснить все мне? И уж, во всяком случае, коньяк я бы на вашем месте пить не стал.

– Идите вы к черту, – огрызнулся Стенли и залпом опорожнил стакан.

– Ну-ну, – сказал Фелл, – проводите-ка его, пожалуйста, в ванную. Не хотелось, чтобы... Вот так, только осторожно – Он подождал, пока Боскомб довел до двери с трудом державшегося на ногах Стенли, а затем, вытерев руки, неверной походкой вернулся – Этого человека, – продолжал Фелл, – всего лишь шаг отделяет от нервного расстройства. Полагаю, мистер Боскомб, теперь вы мне расскажете, что здесь на самом деле произошло сегодня ночью?

– Думаю, – слегка раздраженным тоном отозвался Боскомб, – что вы и сами могли бы при желании в этом разобраться – Он с кислым видом подошел к бару, откупорил бутылку ликера и снова повернулся к Феллу. – Скажу только одно: мне не хочется, чтобы этот псих сделал какую-нибудь глупость, когда до него дойдет, что я всего лишь собирался пошутить... Готов признать, что разбитое окно выглядит довольно странно...

– Весьма. И легко может привести вас на виселицу. У Боскомба задрожали руки.

– Но это же абсурд! Совершенно чужой человек, взломщик, забирается в окно. Что нам остается делать, как не заколоть его часовой стрелкой, а потом морочить себе голову, натягивая ему на ноги новые туфли! Звучит исключительно правдоподобно, не так ли? Зачем бы это нам понадобилось? Взломщика ведь можно было спокойно застрелить.

– Если не ошибаюсь, у вас был при себе и пистолет.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – задумчиво, склонив голову на бок, проговорил Боскомб, – но, по-моему, никаким законом не запрещено влезать в свое собственное окно – даже надев пару старых башмаков. Башмаки мои. Окно тоже разбил я. Почему – к делу не относится, но сделал это я.

– Знаю, – негромко заметил Фелл.

"Что они, рехнулись все?" – спрашивал себя Мелсон, приглядываясь то к Феллу, то к Боскомбу, которого замечание доктора взволновало, кажется, больше, чем все до сих пор услышанное. Доктор Фелл заговорил теперь уже громче:

– У меня еще масса других "как" и "почему". Я хочу знать, почему Стенли прятался за ширмой, а вы сидели в том большом кресле, когда мистер X поднимался по лестнице. Зачем вы приготовили эти перчатки и башмаки, так тщательно вычистили пепельницу, вымыли стаканы. Мне надо знать, с кем спутала Элеонора Карвер лежавшего на пороге мистера X. Короче говоря, – Фелл искоса глянул на ширму и слегка взмахнул рукой, – короче говоря, я хочу знать правду, которую так нелегко будет выяснить в этом доме, где все поставлено с ног на голову. Гм, гм... Что касается меня, не удивлюсь, даже обнаружив, что кто-то здесь расхаживал по потолку. Может быть, и в прямом смысле слова...

– Что?

– ...кто-то расхаживал по потолку. Мои слова достаточно ясны? Нет, вижу, что нет. Ладно, оставим это, – Фелл небрежно махнул рукой, – и будем считать лишь игрой воображения... Добрый вечер, сэр! Мистер Иоганнес Карвер?

Мелсон вздрогнул. Он не слышал звука шагов; благодаря толстому ковру любой входивший в комнату появлялся, словно призрак. Стоявший в дверях человек не соответствовал представлению о нем Мелсона. Он воображал себе невысокого седого старичка, а перед ним был мускулистый мужчина более шести футов ростом, несмотря на чуть сгорбленную спину. Сейчас он, потирая рукой лоб, смотрел на закрытое покрывалом тело; в его взгляде было больше беспомощности и неуверенности, чем страха – так смотрит ребенок на свой кровоточащий палец. Крупная голова, соломенного цвета с проседью волосы; бледно-голубые глаза, окруженные глубокими морщинами. Тяжелый подборрдок, решительно очерченный рот, морщинистая шея... Одет он был в полосатую пижаму и поношенные туфли.

– Этот... – начал он, подыскивая подходящее слово, – этот... Матерь божья! Я вижу, что этот бедняга...

– Несомненно умер, – сказал Фелл. – Мисс Карвер рассказала вам о том, что произошло? Отлично. Будьте добры поднять край покрывала и сказать – знаком ли вам этот человек?

Карвер почти сразу же опустил покрывало:

– Да, да, конечно. В том смысле, что я его не знаю. Хотя, погодите... – преодолевая отвращение, он снова приподнял покрывало. – Ну, конечно... во всяком случае, так мне кажется. У меня, знаете ли, неважная память на лица. – Он задумчиво потер лоб, блуждая взглядом по комнате. – Имени его я не знаю, но видел определенно... Ну, разумеется, в трактире! Он часто торчал там. Я тоже... гм... люблю там посидеть... Миссис Стеффинс возражает, разумеется. – С внезапной решимостью в голосе он добавил: – Но ей-то какое дело, правда? – и снова огляделся вокруг. – Вот так, значит. Элеонора сказала, что он заколот стрелкой от часов. Но чего ради? В моей коллекции все на месте. Проснувшись, я сразу проверил сигнализацию – полный порядок. Что же случилось?

Он кашлянул и вдруг широко раскрыл глаза.

– Хо-хо! Боскомб! Часы Маурера! Они в сохранности?

Боскомб похлопал рукой по стоявшей на столе медной шкатулке. – Разумеется. Они здесь. В полном порядке. Э-э... могу я, Карвер, представить вас нашему инквизитору? Должен признать, что встреча с ним доставила мне немалое удовольствие. Мы как раз обсуждали ряд чрезвычайно любопытных вопросов.

Карвер вновь оживился:

– Постойте-ка, да это же доктор Фелл! Доктор Гидеон Фелл! Мое почтение! Элеонора показывала мне вашу фотографию в какой-то газете. Помните, Боскомб, когда мы спорили из-за его книги? О роли сверхъестественного элемента в английской прозе. Кое-чего я там не понял... – Карвер, явно не без усилия заставил себя вернуться к старой теме: – Покажите ему Маурера, Боскомб! Это наверняка его заинтересует.

Боскомб, пока общее внимание было отвлечено от него, сумел взять себя в руки, и только подергивание век выдвало его волнение.

– Ну... гм... – сдавленным голосом проговорил он, – должен извиниться перед вами, сэр, но раньше мне как-то не пришло в голову... Может быть, выпьете глоток чего-нибудь? Скажем, коньяка?

– Гм-м... Разрешите сначала представить вам профессора Мелсона, занимающегося изучением творчества епископа Бернета. Не слишком благодарная тема, – добавил Фелл. – От рюмочки коньяка я, пожалуй, тоже не откажусь – только, если можно, не надо добавлять туда рвотного.

– Рвотного?

– А что, разве это было не рвотное? – вежливо осведомился Фелл. – Я, знаете ли, видел, как вы добавляли его в стакан Стенли. Меня даже заинтриговало, какой вкус у такого коктейля.

– Похоже, что вы замечаете буквально все, – холодно сказал Боскомб. – Не буду отрицать, я решил, что Стенли лучше... гм... на время удалиться. Коньяк, доктор Мелсон?

Мелсон покачал головой. То, как этот часовщик с безупречными манерами и книжный червь, манеры которого были почти безупречны, восприняли факт чьей-то смерти, показалось ему отвратительным.

– Спасибо, – произнес он вслух, – в другой раз. – Пытаясь изобразить улыбку, он добавил: – Боюсь, что в этом смысле я не сторонник традиций. Никогда не мог пить в доме, где находится покойник.

– Вам это действует на нервы? Почему? – спросил Боскомб и слегка скривился. – О чем это я начал говорить? По мнению доктора Фелла, я попал в довольно неприятную ситуацию. Тем не менее...

Карвер перебил его голосом, полным искреннего удивления.

– Вы всерьез полагаете, доктор, что кого-либо из жильцов дома можно заподозрить в убийстве такого... такого бедняка?

– Он не был бедняком, – решительно возразил Фелл. – Не был бродягой. И не был взломщиком. Вы не обратили внимания на его руки? Он проник в дом неслышно – но он не пришел воровать. Внутри его ждали. Входная дверь была оставлена открытой для него.

– Чепуха, – сказал Карвер. – Какая еще входная дверь? Я ясно помню, что перед тем как лечь спать, запер ее и наложил цепочку...

– Вот именно, – кивнул Фелл. – Хотел бы расспросить вас подробнее. Вы сами запираете двери на ночь?

– Нет, обычно это делает миссис Горсон, но в четверг у нее выходной. Как правило, дверь запирается в половине двенадцатого, но... четверг, конечно, исключение из этого правила. В этот день она ездит повидаться со своей подругой, по-моему, где-то на окраине, – проговорил он так, словно речь шла о каком-то страшно далеком таинственном месте. – Возвращается она довольно поздно и идет прямо к себе в полуподвал. Да, я ясно помню, что запер двери, потому что миссис Стеффинс устала, хотела лечь пораньше и попросила меня оказать ей эту услугу.

– Следовательно, вы заперли их. В котором часу?

– В десять. Помню, я еще громко спросил: "Все дома?", хотя и так видел, что в комнате мисс Хендрет горит свет, мистер Боскомб еще раньше поднялся наверх, Элеонора дома, а мистер Полл уехал.

Фелл нахмурился.

– Вы сказали, что обычно дверь запирается в половине двенадцатого. А если кто-то возвращается домой позже этого времени? У кого-нибудь еще есть ключ от двери?

– Нет, нет. Миссис Стеффинс боится, что он мог бы потеряться и попасть в руки каких-нибудь бандитов. К тому же, – в спокойных глазах Карвера блеснул насмешливый огонек, – она считает, что собственный ключ – причина всяческой распущенности. "Сплошное искушение", говорит она. Мисс Хендрет – она обычно не пользуется парадным ходом – это немало забавляет... На чем я остановился? Да, конечно... Тот, кто приходит позже, звонит миссис Горсон. Она встает и отворяет дверь. Потрясающе просто.

– Не спорю, – согласился Фелл. – Судя по вашим словам, запирая дверь, вы не знали, что мистер Стенли тоже находится в доме?

Карвер нахмурился и искоса поглядел на Боскомба.

– Гм... Это странно. Совсем забыл о нем. Наверняка он пришел позже... Разумеется! Помните, Боскомб? Я заглянул к вам взять что-нибудь почитать на вечер. Вы еще сидели и курили. Один. Вы даже показали мне снотворное, которое собирались принять, и сказали, что намерены лечь пораньше. Ха-ха! – облегченно вырвалось у Карвера. Он ткнул своим узловатым пальцем в сторону Фелла. – Вот вам и объяснение, сэр! Конечно, Стенли пришел позже и позвонил Боскомбу – просто, как оплеуха! Боскомб спустился, чтобы отворить ему дверь, забыл снова ее запереть, и вор запросто смог проскользнуть в дверь... Разве не так?

Фелл собрался уже что-то рявкнуть в ответ, но сдержался и только угрюмо посмотрел на Боскомба:

– Ну, что вы скажете?

– Святая правда, доктор, – устало ответил Боскомб. – К сожалению, я как-то совсем позабыл об этом. – С легкой иронией в голосе он добавил: – Непростительная, разумеется, небрежность с моей стороны, но так уж оно было. Я не ожидал Стенли и, когда он пришел, забыл, на беду, запереть дверь...

Боскомб умолк, и в ночной тишине отчетливо послышался гул мотора автомобиля, а затем скрип тормозов. Обрывки фраз, звук шагов на лестнице. Несколько мгновений, показавшихся страшно долгими в этой безмолвной холодной комнате, Фелл не отрывал глаз от Боскомба и Карвера. Все молчали. Феллл поставил на стол нетронутый стакан, вежливо наклонил голову и вышел из комнаты.

В холле кипела жизнь. Мелсон, последовавший за доктором, попал уже в самый разгар деятельности людей из Скотленд Ярда. Группа мужчин в темных костюмах резко выделялась на фоне белых стен. Между штативом фотографа и зеленым чемоданчиком дактилоскописта стоял старший инспектор Девид Хедли, сдвинув шляпу на затылок и безуспешно пытаясь поймать губами кончики своих седых усов.

Мелсон знал и любил Хедли. Доктор Фелл тоже не раз повторял, что больше чем с кем-либо другим ему нравится спорить с Хедли – так удачно они дополняют друг друга. Склонности их были совершенно различны, но они сходились в своих антипатиях, а это и есть основа всякой истинной дружбы. При внешности и манерах атамана разбойников Хедли разговаривал, тем не менее, сдержаннее и тише, чем его друг доктор. Видно было, что в такие минуты, как сейчас, ему нелегко дается это профессиональное спокойствие.

Рядом с Хедли стояла женщина и негромкой скороговоркой что-то ему объясняла. Утром Мелсон видел маленькую энергичную миссис Стеффинс только мимоходом и теперь понял, что его первое впечатление было совершенно ошибочным. В действительности это была невысокая крепко сбитая женщина с тонкими, однако (во всяком случае, при искусственном освещении), чертами лица, как у мейссенских фарфоровых статуэток. Фиалковые глаза и красивые белые зубы – они как раз блеснули в этот момент – как у совсем юной девушки. Лишь когда ее охватывало волнение или гнев, становились заметны скрытые слоем пудры морщины на лице и мешки под глазами. Одета она была наспех, но в гораздо лучшее платье, чем то, в котором Мелсон видел ее утром. Да и седины в волосах как будто поубавилось. Такая женщина должна быть страшным деспотом, подумал Мелсон, хотя, вероятно, прибегает к террору, только когда никакие увещевания уже не помогают.

– Да, да, мэм, разумеется. Понимаю, понимаю, – сказал Хедли, сопровождая свои слова таким жестом, словно пытался отогнать назойливую муху. Тут же он нетерпеливо повернулся к лестнице. – Где этот старый жулик прячется? Бетс! Поищите-ка... Ну, наконец-то!

Доктор Фелл, спускавшийся с лестницы, приветственно взмахнул тростью и что-то невнятно пробормотал. Миссис Стеффинс, на мгновение умолкнув, изобразила на своем лице улыбку, но тут же, покачивая головой, заговорила, теперь уже погромче:

– И еще одна, по-моему, очень важная вещь... Хедли надвинул поглубже шляпу и рассеянно кивнул.

За его спиной появилась унылая фигура полицейского врача доктора Уотсона. Хедли бросил на Фелла мрачный взгляд.

– Где это вас носит, друг мой? – сердито закусив губу, проговорил Хедли. – Добрый, вечер, господин профессор! Не знаю, каким ветром вас сюда занесло, но меня сюда черти притащили – это уж точно. С чего вы решили, Фелл, что убийство взломщика на Линкольнс Инн Филдс связано с делом Джекки-потрошительницы?

– Джекки-потрошительницы?..

– Журналисты придумали, – нетерпеливо махнул рукой Хедли. – По крайней мере, короче, чем каждый раз объяснять, что речь идет о неизвестной женщине, распоровшей живот сыщику в универмаге "Гембридж". Итак?

– Знаете, – пропыхтел Фелл, – я сейчас обеспокоен больше, чем когда-либо. И мне обязательно надо кое-что выяснить. Вы привезли того, кто у вас занимается этим делом... как там его? Инспектора Эймса?

– Не смог его найти – куда-то запропастился. Зато привез его последний рапорт – сам еще не успел прочесть. Ну, так в чем тут дело? Где труп?

Фелл глубоко вздохнул и снова стал подниматься по лестнице. Он шел медленно, постукивая тростью по перилам. Карвер и Боскомб стояли в дверях комнаты, но Хедли окинул их лишь мимолетным взглядом. Натянув перчатки, он прислонил свой портфель к стене и приподнял покрывало. В лице Фелла было что-то вынуждающее к молчанию, зловещее. Мелсона бил озноб, пока Хедли в мертвой тишине, наклонившись, разглядывал труп...

Инспектор издал какой-то странный, идущий из глубины звук и рывком распахнул вторую створку двери, чтобы пропустить побольше света.

– Уотсон! Уотсон!

Когда Хедли выпрямился, лицо его было неподвижным, но глаза горели яростью и ненавистью.

– Да, я не привез с собой Эймса, – проговорил он и механическим жестом указал на покрытое покрывалом тело. – Эймс здесь.

Загрузка...