Не стоит и говорить, что неравенство в отношении власти превращается в неравенство в отношении богатства (и наоборот). Следствия такого неравенства чрезвычайно разнообразны. Например, здоровье населения сильно зависит от неравенства. Бедные люди чаще болеют и раньше умирают, чем богатые. Проще говоря, "чем ниже класс, тем хуже здоровье его членов. Выходя за пределы такого статического исследования, даже прерывания дохода, как например, безработица, имеют вредные эффекты". Действительно, длительные экономические трудности, связанные с низким положением в общественной пирамиде, ухудшает физическую, психологическую и познавательную деятельность ("с последствиями, затягивающимися на десятилетия и более"). "Низкие доходы, неприятная работа и постоянные ущемления", пишет Даг Хенвуд, "могут привести к явным физическим симптомам, смущающим даже софистически настроенных биомедицинских исследователей... Высокие доходы тоже связаны с низкой частотой психических расстройств, как и высокий уровень имущества". [После новой экономики, стр. 81-2]


Более того, степень неравенства так же важна (т.е. величина разрыва между богатыми и бедными). Согласно редакции Британского медицинского журнала "в определении смертности и здоровья в обществе не столько важна абсолютная величина общественного достатка, сколько как этот достаток распределён.


Чем равнее распределено богатство, тем здоровее это общество". [№312, 20 апреля 1996 года, стр. 985]


Исследование в США нашло неоспоримое подтверждение этому. Джордж Каплан с коллегами измерили неравенство в 50 американских штатах и сравнили его с учитывающим возраст индексом смертности по всем причинам смерти и выявили закономерность: чем неравномерней распределяется доход, тем выше уровень смертности. Иначе говоря, разрыв между богатыми и бедными, а не средний доход, влияет на смертность в каждом штате. ["Inequality in income and mortality in the United States: analysis of mortality and potential pathways," British Medical Journal, vol. 312, April 20, 1996, pp. 999-1003]


Это измерение неравенства доходов также проверялось на других общественно-бытовых условиях кроме здоровья. Штаты с большим уровнем неравенства в распределении доходов имели более высокий уровень безработицы, большее количество заключённых, людей, живущих на денежном пособии и продовольственных талонах, людей без медицинской страховки, большую долю детей с недостаточным весом при рождении, высокий уровень убийств, жестоких преступлений, высокую цену за медицинскую помощь и полицейскую защиту. Более того, штаты с большим неравенством в доходах тратили меньше денег на образование человека, имели меньшее количество книг в школах, и как следствие, получали в целом худшую систему образования, включая слабее навыки чтения, слабее математические навыки и более низкие оценки в аттестатах.


В то время как растёт разрыв между богатыми и бедными (показывая рост общественной иерархии на рабочих местах и вне них), здоровье людей портится и социальное полотно разрушается. Психологические трудности из-за низкого положения в социальной лестнице оказывает губительные эффекты на людей, среди которых эффекты, произведенные низким качеством жилья, пищи, воздуха, развлекательных возможностей и медицинского обслуживания, которым остается довольствоваться бедным (см. George Davey Smith, "Income inequality and mortality: why are they related?" British Medical Journal, Vol. 312, April 20, 1996, pp. 987-988).


Поэтому не богатство определяет здоровье, а пропасть между богатством и нищетой. Чем она больше, тем больнее общество. Страны с большим уровнем общественно-экономического неравенства показывают большее неравенство в здравоохранении; более того, люди среднего достатка в относительно неравных обществах имеют худшие показатели здоровья, чем сопоставимые им или даже беднее в обществах, где доход распределяется равномернее. Ничего удивительного, что это также прослеживается в истории. Например, расширяющийся разрыв в доходах в США и Великобритании с 1980 г. совпали с замедлением увеличения продолжительности жизни.


Неравенство, вкратце, вредно для здоровья: здоровье населения зависит не только от размера экономического пирога, но и от того, как пирог делится.


Это еще не всё. Как и неравенство в богатстве, неравенство в свободах также играет большую роль в общем благополучии человечества. Согласно Майклу Мармоту и его книге "Синдром статуса: Как общественная позиция влияет на наше здоровье и продолжительность жизни", как только вы перемещаетесь вверх по иерархии, состояние вашего здоровья улучшается. Независимость и позиция в иерархии связаны (скажем, чем выше вы в иерархии, тем больше у вас независимости). Из его эмпирических наблюдений следует, что независимость - причина хорошего здоровья, чем больше вы контролируете своё рабочее окружение и, вообще, свою жизнь, тем меньше вы подвержены классическим болезням, вызываемым стрессом, таким как болезни сердца. Изучая общественное здоровье, Джефри Джонсон и Элен Холл отметили, что "возможность контролировать собственное окружение дифференциально распределена по классовым линиям". [цитируется по: Robert Kuttner, Everything for Sale, стр. 153]


Как и ожидается, по самой природе иерархии,

если кто-либо попадает в жизненную ситуацию, при которой единственный получаемый им опыт следует из постоянного нахождения под прессом чужих приказов со стороны людей, над которыми он сам не имеет фактически никакого контроля, то он вследствие неизбежно подвергнется риску слабого здоровья, как физического, так и умственного». Корень болезни скрывается в том, что люди с самым большим риском «обычно находятся на позициях с высокими требованиями, низким контролем и низкой социальной поддержкой. Люди в требовательных положениях, но с большой степенью независимости подвергаются меньшему риску». При капитализме, «малочисленная элита требует и получает расширение возможностей, самореализацию, независимость и удовлетворенность работой, что частично дает компенсацию за долгие часы», в то время как «эпидемиологические данные подтверждают, что более низкооплачиваемые рабочие более низкого статуса, гораздо вероятнее, испытают самые клинически разрушительные формы стресса, частично потому что они имеют меньше контроля над своей работой». [Kuttner, Op. Cit., p. 153 and p. 154]


Иначе говоря, неравенство независимости и социального участия производится иерархией и является самостоятельной причиной слабого здоровья. Следовательно, уменьшение социального неравенства, не только в богатстве, но также и, кардинально, во власти привело бы к позитивной динамике общей статистики здоровья населения и, следовательно, социального благосостояния. Это убедительные доказательства в поддержку анархистских эгалитарных взглядов. Одни социальные структуры дают большему количеству людей больше независимости, чем другие и действовать, способствуя социальной справедливости вдоль этих линий, значит сделать ключевой шаг к улучшению нашего здоровья. Это означает, что способствование либертарным, т.е. самоуправляемым, социальным организациям увеличили бы не только свободу, но также и здоровье людей и их благосостояние, физическое и умственное. Что, как мы аргументировали выше, очевидно, так как иерархия, по ее самому характеру отрицательно воздействует на подверженных ей..


Поэтому анархисты поддерживают рабочий контроль. Индустриальные психологи обнаружили, что удовлетворенность работой зависит от «свободного личного пространства». Неудивительно, что те рабочие, которые постоянно принимают решения за себя, более счастливы и живут дольше. Власть управлять всеми аспектами Вашей жизни - особенно на рабочем месте - как и богатство и статус имеют тенденцию совмещаться в ключевой индекс здоровья. Мужчины, которые ничем не управляют на работе сталкиваются с на 50% более высоким риском новой болезни: сердечных приступов и ударов, диабета или просто обычных инфекций. Женщины рискуют немного ниже, но низкий контроль на рабочем месте занимает важное место в том, чувствуют ли они себя здоровыми или больными.


Итак, факт, что единоначалие делает трудовые отношения настолько проблемными для вопросов здравоохранения (и настоящих либертариев). Чем властнее босс, тем хуже, как правило, работа. Тогда, частично понимание свободы и независимости в том, чтобы не подчиняться боссу. И, конечно, иерархия (неравенство власти) и эксплуатация (источник материального неравенства) связаны непосредственно. Как мы определяем в следующей секции, капитализм основан на наемном труде. Рабочие продают свою свободу боссу на установленный период времени, т.е. они теряют свою независимость. Это позволяет осуществляться эксплуатации, поскольку рабочие производят больше благ, чем они получают в заработной плате. Поскольку босс присваивает разницу, отсутствие независимости приводит к увеличению социального неравенства, которое, в свою очередь, отрицательно сказывается на Вашем благосостоянии.


Тогда иерархия приносит убытки. Сторонникам власти нравится подчеркивать ее «эффективность», но реальность отличается. Как Колин Уорд отмечает, быть во власти «значит принадлежать к рангу в некоторой цепи командования... Но знание и мудрость не распределить по рангам, и они не могут быть монополизированы одним человеком. Фантастическая неэффективность любой иерархической организации - любой фабрики, офиса, университета, склада или больницы - является результатом двух почти постоянных особенностей. Первая заключается в том, что, знание и мудрость людей в основании социальной пирамиды не учитываются при принятие решения иерархическими лидерами учреждения. Это приводит к работе учреждения назло формальной структуре лидерства или к саботажу показных функций учреждения, потому что это ничего из этого не выбиралось. Вторая заключается в том, что они предпочли бы оказаться где угодно: люди находятся там по экономической необходимости, а не из-за идентификации с общей задачей, которая портит себя непостоянством и функциональным лидерством». [Там же, стp. 41]


Иерархия, иначе говоря, блокирует поток информации и знание. Правители, как утверждал Малатеста, «могут только использовать силы, которые существуют в обществе - за исключением грандиозных сил», чье действие, «направлено на паралич и разрушение, и силы сопротивления и все, что потрачено впустую на конфликты; что вместе составляет потери в такой искусственной системе». Препятствуя наиболее полному развитию человека, растрачивая впустую их неразвиваемые потенциальные возможности, иерархия также вредит обществу в целом, уменьшая эффективность и креативность, потому что принятие решений ограничивается «только теми людьми, которые формируют правительство [иерархической организации] или теми, кто, благодаря занимаемому положению, может влиять на свою политику». Очевидно, это означает, что «вовсе не приводя к росту производительных, организаторских и защитных сил в обществе», иерархия «серьезно уменьшает их, ограничиваясь инициативным меньшинством, давая ему право делать все, конечно, без дара всезнания». [Anarchy, p. 38 and p. 39]


Межотраслевые иерархические организации, как например государство, также запятнаны бюрократией, потому что становится необходимостью собирать необходимую информацию для принятия решения (и, очевидно, чтобы управлять людьми). Однако скоро эта бюрократия становится реальным источником власти из-за ее бессменности и контроля над информацией и ресурсами. Таким образом, иерархия не может «выжить, не создавая вокруг себя новый привилегированный класс», так же, как и будучи «привилегированным классом не потерять свои связи с людьми». [Malatesta, Op. Cit., p. 37 and p. 36] То есть, руководители института плохо знают о ситуациях на местах, и принимают решения, игнорируя их импульс или реальные потребности ситуации и вовлеченных в нее людей. Экономист Джозеф Стиглиц пришел к заключению на основе своего опыта работы во Всемирном банке, что "много времени и сил требуется, чтобы что-то изменить даже изнутри, находясь в составе международной бюрократии. Подобные организации скорее окутаны туманом, чем прозрачны, а это значит, внешний мир получает от них слишком мало информации и, может быть, еще меньше пропускается из внешнего мира вовнутрь организации. Эта непрозрачность также означает, что информации с нижних уровней организации очень трудно пробиться на верхний». [Globalisation and its Discontents, p. 33] То же самое можно сказать относительно любой иерархической организации, будь то национальное государство или капиталистический бизнес.


И даже больше, как замечают Уорд и Малатеста, иерархия провоцирует войну между верхами и низами. Эта война расточительна, так как ресурсы тратятся на борьбу, а не полезные занятия. Ирония в том, что как мы аргументируем в разделе H.4.4, единственное оружие, кующееся в этой борьбе это «работать строго по правилам», означающее, что рабочие должны ждать на рабочих местах письменных указаний босса. Это яркое свидетельство того, что предприятия работают из-за того, что трудящиеся в рабочее время поддерживают автономию, которую авторитарные устройства душат и тратят. Следовательно, совместное предприятие участия продуктивнее и не так затратно, как иерархическое, порождённое капитализмом. Как мы обсудим в разделе J.5.12, иерархия и порождённая ею борьба препятствуют продуктивности, связанной с рабочим участием, подрывающим деспотичное рабочее место капитализма.


Всё это не предполагает, что нижние представители иерархий априори жертвы, а верхние всегда получают выгоду — далеко не так. Как заметили Вард и Малатеста, иерархия по природе своей порождает сопротивление подчиняющихся ей, а значит и возможность покончить с ней (подробнее см. B.1.6). И наоборот, на вершине пирамиды мы также видим зло иерархии.


Когда мы смотрим на самые верхи системы, то мы верно видим, что они часто хорошо обеспечены материальными благами и доступом к образованию, развлечению, здоровью и тому подобному, но они также теряют индивидуальность и человечность. Как подчеркнул Бакунин, "власть развращает тех, кто облачен ею, и тех, кто принужден ей покоряться". [The Political Philosophy of Bakunin, p. 249] Власть разрушает, даже тех, кто пользуется ею, ограничивая их индивидуальность, так как она "делает их глупыми и жестокими, даже если они изначально были наделены лучшими талантами. Тот, кто постоянно пытается подвергнуть все механизации в конце концов сам становится машиной и теряет человеческие чувства". [Rudolf Rocker, Anarcho-Syndicalism, pp. 17-8]


Иерархия саморазрушается когда сводится к этому, поскольку "богатство это другие люди", значит, обращаясь с другими хуже, чем с собой, ограничивая их развитие, человек теряет скрытые способности и понимание этих людей, истощая свою жизнь и ограничивая своё развитие. К сожалению, в наши дни материальная выгода (крайне узкий "эгоизма") заменила заботу о цельном развитии и полной, творческой жизни (широкий "эгоизм", что ставит личность внутри общества, признаёт, что отношения с людьми образуют и развивают все личности). В иерархическом классовом обществе все в той или иной степени проигрывают, даже те, кто на "верху".


На примере окружающей среды ещё яснее видна саморазрушаемая сущность иерархии. Судьба человеческой жизни идет рука об руку с судьбой нечеловеческого мира. Богатство и власть могут компенсировать влияние разрушения окружающей среды, порождённое иерархиями и капитализмом, но не остановит их и рано или поздно навредит элите так же, как и остальным.


Неудивительно, что "анархизм ... старается уничтожить власть во всех её проявлениях ... [и] бросает вызов всем иерархическим организациям". [Kropotkin, Anarchism, p. 137]


B.1.2 Иерархичен ли капитализм?


Да. При капитализме рабочие не обмениваются продуктами своего труда, они меняют сам труд на деньги. Они продают себя на заданный срок и взамен на жалование обещают подчиняться работодателям. Те, кто платят и приказывают - владельцы и управляющие - находятся на верху иерархии, те, кто подчиняются - внизу. Это значит, что капитализм по своей природе иерархичен.


Как утверждает Кэрол Пейтмен: «Производительность или рабочая сила не могут использоваться без рабочего, применяющего волю, знания и опыт, чтобы они могли приносить результат. Использование рабочей силы требует присутствия своего 'владельца', и она остается просто потенциалом, пока он не действует необходимым для работы образом: или соглашаясь, или вынуждаясь так действовать; то есть, рабочий должен трудиться. Договор использования рабочей силы - трата ресурсов до тех пор, пока она не используется так, как желает новый собственник. Фикцию 'рабочая сила' не стоит использоваться; для нее требуется труд рабочего. Договор найма должен, поэтому, создать отношения командования-повиновения между работодателем и рабочим... Короче говоря, договор, в котором рабочий, как утверждается, продает свою рабочую силу, - это договор, в котором, так как рабочего нельзя отделить от его способностей, рабочий продает командование над своим телом и собой. Приобрести право использовать другого значит стать (гражданским) хозяином». [The Sexual Contract, pp. 150-1]


Сравните это с аргументами Прудона, протицированными в главе В.1, чтобы увидеть, что анархисты давно признали, что капитализм по природе своей иерархичен. Рабочий подчиняется власти начальника во время рабочего времени (иногда и вне работы тоже). Как резюмировал Ноам Хомский, "корпорация, завод или бизнес экономически равнозначны фашизму: решения и управление строго сверху вниз". [Letters from Lexington, p. 127] Выбор рабочего крайне ограничен, для многих людей единственный выбор - сдавать себя в аренду разным хозяевам (немногим везунчикам удаётся самим стать хозяевами). И хозяин - подходящее слово, как Дэвид Эллерман напомнил нам, "общество, кажется, прикрывает перед народным сознанием тот факт, что традиционное название [для работодателя и рабочего] - "хозяин и раб"". [Property and Contract in Economics, p. 103]


Иерархический контроль над наёмным трудом отчуждает рабочих от их труда и от самих себя. Рабочие более не управляют собой в течение рабочего времени и больше не свободны. И поэтому, из-за капитализма, существует "угнетение на земле, разновидность рабства", укоренённого в современных "институтах собственности", которые приводят к "социальной войне, неизбежной до тех пор, пока длятся существующие общественные условия". [Voltairine de Cleyre, Op. Cit., pp. 54-5]


Некоторые защитники капитализма понимают противоречие между риторикой системы и реальностью для тех, кто ей подневолен. Многие используют аргумент, что рабочие согласны с такой иерархией. Опустив аргументы про сущность экономических условий, заставляющих людей продавать свободу на рынке труда (см. главу B.4.3), мы поднимаем тему: достаточно ли согласия для оправдания отчуждения и продажи человеческой свободы. Например, многие аргументы за рабство и монархию (т.е. диктатуру) коренились в согласии. Действительно ли мы хотим сказать, что единственная проблема фашизма или рабства в том, что люди не согласны с ними? К сожалению, некоторые правые "либертарианцы" пришли к такому выводу (см. часть B.4).


Некоторые пытаются пересмотреть реальность отношений командования-повиновения в наемном труде. "Говорить об управлении, руководстве, или поручении рабочим различных задач - обманчивый способ отметить, что работодатель постоянно вовлечен в пересмотр контрактов на условиях, которые должны быть приемлемыми для обеих сторон," утверждают два правых экономиста." [Arman Alchian and Harold Demsetz, quoted by Ellerman, Op. Cit., p. 170] Таким образом, договор между работодателем и работником (или, используя старую, более верную терминологию, хозяином и рабом) это ряд негласных договоров.


Однако если устный договор не стоит бумаги, чтобы его написать, то какова ценность негласного? И сколько будет этих "перезаключений договоров"? Работник решает подчиняться приказам или уйти, начальник решает послушен ли и производителен работник, чтобы оставить его под своим контролем. Не похоже на свободные отношения между равными! Такая капиталистическая защита наёмного труда "обманчивый способ отметить", что работнику платят за повиновение. Договор между ними заключается в том, что повиновение на одной стороне, а власть на другой. То, что обе стороны могут расторгнуть его, не меняет сути. Поэтому капиталистические предприятия "не демократичны, несмотря на 'согласие управляемого' на договор найма... По договору найма рабочие отчуждаются и передают свои законные права работодателю, чтобы он управлял их действиями 'в рамках занятости' по своему усмотрению". [David Ellerman, The Democratic Worker-Owned Firm, p. 50]


В конце концов, есть одно право, которое нельзя уступить или отменить — право на индивидуальность. Если индивид отказывается от индивидуальности в чью-либо пользу, он перестаёт быть индивидом, тем не менее, именно это навязывает служебный договор. Основное право человека поддерживать и развивать свою личность, его нельзя передать другому на постоянной или временной основе. Утверждать иначе значит признавать, что при некоторых обстоятельствах и на некоторое время человек не индивид, а вещь, используемая другими. Однако же это и делает капитализм из-за своей иерархической сущности.


Это не всё. Капитализм, относясь к труду как к любым другим товарам, отрицает ключевое различие между ним и другими "ресурсами" — то есть его неотделимость от носителя — труд, в отличие от другой "собственности", наделён волей и способностями. Следовательно, там где есть продажа труда, там есть подчинение воли (иерархия). Как пишет Карл Поланьи:


"Труд — это лишь другое название для определенной человеческой деятельности, теснейшим образом связанной с самим процессом жизни, которая, в свою очередь, «производится» не для продажи, а имеет совершенно иной смысл; деятельность эту невозможно отделить от остальных проявлений жизни, сдать на хранение или пустить в оборот... Позволить рыночному механизму быть единственным вершителем судеб людей и их природного окружения... значило бы в конечном счете уничтожить человеческое общество. Ибо мнимый товар под названием «рабочая сила» невозможно передвигать с места на место, использовать, как кому заблагорассудится, или даже просто оставить без употребления, не затронув тем самым конкретную человеческую личность, которая является носителем этого весьма своеобразного товара. Распоряжаясь «рабочей силой» человека, рыночная система в то же самое время распоряжается неотделимым от этого ярлыка существом, именуемым «человек», существом, которое обладает телом, душой и нравственным сознанием". [The Great Transformation, p. 72]


Другими словами, труд гораздо больше, чем товар, к чему пытается свести его капитализм. Творческая, самоуправляемая работа - источник гордости и наслаждения, и часть того, что определяет бытие полноценным человека. Действительно, Прудон зашёл так далеко, что утверждал, что капиталистические компании "грабят души и тела наемных рабочих" и были "посягательством на человеческие достоинство и индивидуальность". [там же, стр. 219] Это потому что наёмный труд превращает производственную деятельность и человека, занимающегося ей, в товар. Люди "не человеческие существа, а человеческие ресурсы. Для слепой в моральном отношении корпорации они — лишь инструмент, при помощи которого можно получить большую прибыль. А “к инструменту МОЖНО относиться, как к изделию из металла: использовать, когда нужно, и выбрасывать, когда он больше не нужен, — говорит Ноам Хомски. — Если вы научитесь расценивать всех людей лишь как инструменты, вы повысите эффективность работы системы... которая по сути своей антигуманнна. Вам необходимо дегуманизировать свое отношение. Это часть системы”.[Joel Bakan, The Corporation, p. 69]


Отделить труд от других занятий и подчинить его законам рынка значит уничтожить его природную, органическую форму существования — форму, которая развивалась с человеческим рядом сквозь десятки тысяч лет экономического сотрудничества, основанного на сопереживании и взаимопомощи — и заменить её раздробленной и атомизированной, основанной на договорах и соперничестве. Неудивительно, что такие отношения относительно современное явление и, более того, следствие значительного государственного вмешательства и принуждения (см. раздел F.8, где обсуждается эта тема). Проще говоря, "рабочий эпохи раннего капитализма также всей душой ненавидел свою фабрику, где чувствовал себя до предела униженным и измученным". Пока государство гарантировало устойчивое объединение безземельных крестьян, навязывая частнособственнические права, первые мануфактуры использовали государство, чтобы гарантировать низкую заработную плату, прежде всего по социальным причинам - только перегруженный работой рабочий, не имеющий других вариантов, согласится сделать все, чтобы не потребовал его владелец. "Законодательное принуждение к труду и приходское рабство в Англии" отмечает Поланьи - суровость трудовой политики в абсолютистских государствах континента, рабский труд «законтрактованных рабочих» в колониях Северной и Южной Америки на раннем этапе их истории стали предпосылками формирования типа «усердного работника». [там же, стр. 164-5]


Пренебрегая тем, что капитализм произошел благодаря государственному вмешательству, капиталисты затем заявляют, что общественные отношения наёмного труда — источник "свободы", тогда как они на самом деле разновидность (не)добровольного рабства (подробнее см. разделы Б.4 и А.2.14). Поэтому либертарий, не поддерживающий экономическую свободу (т.е. самоуправление на заводах, либертарный социализм) не либертарий вовсе и не приверженец свободы. Капитализм основан на иерархии и отрицании свободы. Представлять это иначе — отрицать сущность наёмного труда. Однако поборники капитализма пытаются, но — как указывает Карл Поланьи — мысль о том, что наёмный труд основан на какой-то "естественной" свободе, ложна.


"Называть же данный принцип [наемного труда] [свободным] «принципом невмешательства», как это имели обыкновение делать экономические либералы, значило лишь ясно демонстрировать собственное глубоко укоренившееся предубеждение в пользу вполне определенного вида вмешательства, а именно такого, которое способно уничтожить недоговорные связи между людьми, сделав невозможным их стихийное восстановление в будущем". [Op. Cit., p.163]


Как подчёркивалось выше, капитализм сам возник от государственной жестокости, и разрушение традиционного образа жизни и общественного взаимодействия было частью этой задачи. С самого начала начальники тратили много времени и сил, разбивая попытки рабочих объединиться и сопротивляться иерархии, которой они подчинялись и восстановить человеческие ценности. Они нападали на свободные объединения между равными (такие, как профсоюзы), якобы пытаясь регулировать плохие излишки демократической системы. И верно, капиталисты предпочитают централизованные, элитарные и/или авторитарные режимы именно потому, что те существуют без народного управления (см. раздел Б.2.5).

Это единственный способ навязать недовольному населению контрактные отношения, основанные на рыночных силах. Капитализм родился в таких государствах, он поддерживал фашистские движения и получал большие прибыли из нацистской Германии и фашистской Италии. «Многие современные американские корпорации имеют дело со странами, в которых господствуют тоталитарный и авторитарный режимы, — опять-таки, потому что это выгодно». Действительно, «существует тенденция для американских корпораций инвестировать» в такие страны. [Джоэль Бакан, там же, с. 89 и с. 185] И это не удивительно, так как такие режимы лучше всего навязывают те условия, что полностью отоваривают труд.


I.3 Как могла бы выглядеть экономическая структура анархического общества?



В этом разделе мы рассмотрим вопрос о возможных формах либертарно-социалистической экономики. Хотелось бы подчеркнуть, что речь идет именно о формах, а не об одной определенной форме, так как по всей вероятности любое анархическое общество будет характеризоваться сосуществованием ряда экономических систем на различных территориях, в зависимости от предпочтений населения того или иного региона. «В каждой местности, – утверждал Диего Абад де Сантильян, – степень соответствия экономических отношений модели мютюэлизма, коллективизма или коммунизма будет зависеть от господствующих там условий. Зачем предрешать будущее? Мы, объявляющие своей целью Свободу, не можем отрицать ее в экономической сфере. Поэтому необходимо обеспечить свободу экономического экспериментирования, свободу проявления инициативы и выдвижения различных предложений в этой отрасли, а также свободу экономической организации».


Принципы анархизма «могут быть реализованы в форме различных экономических систем, как основывающихся на приоритете индивида, так и коллективистских. Прудон был сторонником мютюэлизма; Бакунин – коллективизма; Кропоткин – коммунизма. Малатеста предполагал возможность синтеза указанных выше подходов, в особенности в первоначальный период». [ After the Revolution , с. 97 и c. 96]



В этом разделе мы попытаемся рассмотреть и обсудить идеи четырех основных школ анархистской экономической мысли: индивидуалистического анархизма, мютюэлизма, анархо-коллективизма и анархо-коммунизма. Мы предоставляем читателю самому(-ой) сделать вывод о том, какое из рассмотренных здесь теоретических течений анархизма наиболее полно достигло цели соединения идей личной свободы и общественного блага (как в свое время точно заметил индивидуальный анархист Жозеф Лабадье, «анархизм не стремится навязать обществу какую-либо формальную совокупность правил; он открывает перед членами общества возможность осуществления своих идей по увеличению собственного счастья» [ The Individualist Anarchists , с. 260-261]). «Ничто так не противоречит подлинному духу Анархии, как единообразие и нетерпимость, – указывал Кропоткин. «Свободное развитие предполагает разносторонность, и потому различие убеждений и действий». Поэтому именно конкретный опыт является «лучшим учителем, а необходимый опыт может быть получен лишь при условии полной свободы действий» [Цит. по Ruth Kinna, "Fields of Vision: Kropotkin and Revolutionary Change", pp. 67-86, SubStance, Vol. 36, No. 2, p. 81]. Конечно же, можно предположить и другие типы экономических отношений, но многие из них могут не быть либертарными. По словам Малатесты:



«Исходя из основного принципа анархизма, который состоит в том, что никто не должен стремиться или иметь возможность подчинять себе других членов общества и принуждать их к труду на себя, становится очевидным, что лишь те способы организации общественной жизни, которые исходят из уважения к свободе и признания того, что каждый индивидуум имеет право на равный доступ к средствам производства и полное распоряжение продуктом своего труда, имеют что-либо общее с анархизмом». [Errico Malatesta: His Life and Ideas, с. 33]


К тому же, следует принять во внимание, что на практике резкое отделение экономической жизни общества от его социально-политической структуры невозможно, так как между ними существуют многочисленные взаимосвязи: такие анархистские мыслители, как Бакунин, полагали, что «политические» учреждения будущего свободного общества должны основываться на системе производственных ассоциаций. В то же время Кропоткин считал основной единицей будущего анархо-коммунистического общества и экономики территориальную коммуну производителей и потребителей. Таким образом, в анархистской теории отсутствует представление о резкой грани между экономической и социально-политической организацией будущего общества – что вполне естественно, так как общество в целом не сводится к своей экономической структуре, но и не существует в изоляции от последней. Для существования анархического общества необходимо объединение социально-политической и экономической жизни, «встраивание» последней в первую, дабы избежать негативного влияния экономических факторов внешнего порядка на общество в целом. Как указал в свое время Карл Поланьи, капитализм означает «ни более ни менее как превращение общества в придаток рынка. Теперь уже не экономика «встраивается» в систему социальных связей, а социальные связи – в экономическую систему». [The Great Transformation, с. 57] Учитывая отрицательные последствия такого положения дел, не удивительно, что анархизм стремится изменить его.



Также необходимо отметить, что обсуждая экономические вопросы, мы не подразумеваем того, что преодоление собственно экономических структур господства или эксплуатации является более важным, чем борьба против остальных сторон всеобщей системы господства, т.е. социальной иерархии, патриархата, расизма и т.д. В данном случае мы начинаем с изложения вопросов экономики исходя из необходимости последовательного рассмотрения вопросов устройства анархического общества, но с таким же успехом можно бы было начать с рассмотрения будущей социально-политической структуры.


Однако, как кажется, Рудольф Рокер был прав, заявляя о неотъемлемой связи между экономическими преобразованиями и социальной революции в целом:


«Развитие общества в этом направлении [т.е. в направлении к безгосударственному обществу] было невозможным без коренных преобразований в существующей системе экономических отношений, ибо политическая тирания и экономическая эксплуатация вырастают из одного корня и соединены между собой нерушимыми связями. Свобода личности будет нерушимой только при условии экономического и социального благосостояния для всех членов общества… Отдельная личность тем выше, чем более она связана с общностью, являющейся прочнейшей основой моральной силы индивидов. Только в состоянии свободы человек способен осознать ответственность за свои действия и проявить заботу о правах других; только в состоянии свободы возможно полное развитие того драгоценного социального инстинкта, заключающегося в способности человека к сопереживанию радостей и бед других людей и исходящем из нее стремлении к взаимопомощи, которые являются основой всех этических норм общества, всех идей общественной справедливости». [Nationalism and Culture, с. 147-148]



Целью существования любого анархического общества должно быть максимальное расширение свободы и потому – сферы творческой деятельности:


«Если, как я полагаю, является истиной, что в основе природы человека лежит потребность в творческой деятельности или творческом исследовании, свободных от произвольных ограничений со стороны авторитарных общественных институтов, тогда, разумеется, следует заключить, что справедливое общество должно стремиться к максимальному расширению возможностей осуществления этой человеческой черты. Итак, под анархо-синдикализмом я подразумеваю объединенную на федеративных началах, децентрализованную систему свободных ассоциаций, охватывающих как экономические, так и социально-политические стороны жизни общества. И мне кажется, что именно такая форма организации была бы оптимальной для технологически развитого общества, в котором человеческие существа не были бы сведены до положения живых орудий или винтиков в машине». [Noam Chomsky, Manufacturing Consent: Noam Chomsky and the Media, p. 31]


Итак, как можно было бы ожидать, поскольку в основе анархизма лежит отрицание властных иерархий, анархисты коренным образом не согласны с современной экономической организацией общества. Их негативное отношение к ней обусловлено тем, что в современном обществе власть в экономической сфере воплощена в централизованной, иерархической организации производства, обеспечивающей правящему классу (капиталистам) абсолютный контроль над находящимися в частной собственности средствами производства и низводящей большинство трудящегося населения до положения простых исполнителей воли капитала (наемных рабов). В противовес этому, либертарно-социалистическая экономика будет основываться на децентрализованных, эгалитарных формах организации производства, при которых сами работники будут осуществлять демократическое самоуправление своей производственной деятельностью при общественной собственности на средства производства.



В число основных принципов либертарного социализма входят децентрализация, самоуправление, социализация средств производства, добровольная ассоциация и свободная федерация производственных единиц. Эти принципы определяют как форму, так и функциональный характер будущих экономической и политической систем. Бакунин дал превосходное изложение возможной либертарно-социалистической экономики, утверждая, что в свободном обществе «земля принадлежит только тем, кто ее обрабатывает своими руками – земледельческим общинам. Капиталы и все орудия труда работникам принадлежат – рабочим ассоциациям». Такие ассоциации часто называют «кооперативами» или «синдикатами» (см. раздел I.3.1). Подобное устройство является следствием принципа «рабочего самоуправления», принятого либертарными социалистами. Это понятие подразумевает управление производственными процессами со стороны тех, кто их осуществляет, причем земельные угодья и промышленные предприятия «находятся во владении и под управлением самих работников: посредством их свободно организованных ассоциаций – как индустриальных, так и земледельческих рабочих» (см. раздел I.3.2). Для большинства анархистов «социализация» является необходимой предпосылкой образования либертарного общества, так как только она может обеспечить всеобщее самоуправление путем предоставления свободного доступа к средствам производства (см. раздел I.3.3). Поэтому образование анархической экономики тесным образом связано с «переходом» «земли, орудий производства и прочих капиталов» в «коллективную собственность всего общества, управляемую одними лишь работниками, то есть их земледельческими и фабричными ассоциациями» [Bakunin on Anarchy, p. 247, p. 400 and p. 427].


Как подытожил Александр Беркман, «Революция ликвидирует частную собственность на средства производства и распределения, а с ней и капиталистическое предпринимательство. Сохранится лишь личное владение потребительскими благами. Например, Ваши часы останутся Вашими, но часовая фабрика будет принадлежать народу. Земля, машины, и все другие предметы общественного пользования будут находиться в общественной собственности, их нельзя будет продать или купить. Основанием не собственности, но владения [при коммунистическом анархизме] будет лишь фактическое пользование. Например, организация горняков будет управлять угольными копями – не в качестве полновластных хозяев, а как действующая организация производственного самоуправления. Таким же образом профессиональные союзы железнодорожников будут управлять железными дорогами, и т.д. Коллективное владение, управляемое совместно в интересах общества в целом, придет на смену праву частной собственности, осуществляемому ради прибыли». [What is Anarchism?, с. 217]



Итак, социальные анархисты предлагают общественную собственность на средства производства и распределения в качестве решения экономических проблем, причем каждое производство должно находиться под совместным управлением своих работников. Однако ни одно предприятие не может существовать в полной изоляции и естественным образом стремится к сотрудничеству с другими производственными единицами в целях получения сырья для производства и реализации своих продуктов. Подобные связи будут основаны на анархических принципах свободного соглашения и добровольной федерации (см. раздел I.3.4). По мнению социальных анархистов, прямые экономические связи между предприятиями должны быть дополнены конфедеративными органами или координационными советами на двух уровнях: прежде всего, на уровне отрасли, к которой принадлежат те или иные предприятия; и, во-вторых, на межотраслевом уровне (включая сельское хозяйство), согласно интересам общества в целом (раздел I.3.5). В моделях некоторых экономических школ анархизма предполагается, что в такие федерации могут входить общественные кредитные учреждения.



В то время как некоторым анархо-синдикалистам подобная форма экономической организации кажется достаточной, большинство анархистов-коммунистов полагают, что экономическая организация общества должна быть подчинена обществу в целом (то есть, экономика должна быть коммунизирована). Это объясняется тем, что не все члены общества могут непосредственно участвовать в производственном труде (например, дети, старики, больные), и не все из трудящихся предпочтут принадлежать к синдикату (например, самозанятые работники). Но так как на жизнь всех из них окажут влияние решения, принятые органами экономического самоуправления, они должны иметь право голоса при принятии таких решений. Другими словами, при общественном строе, основывающемся на идеях коммунистического анархизма, работники будут принимать решения по текущим вопросам организации труда и управления производством, но критерии принятия этих решений будут определяться всеми членами общества.


Либертарное общество будет основываться на принципах свободного доступа и контроля над общественными ресурсами со стороны тех, кто ими пользуется. Оно будет представлять собой децентрализованную структуру, предполагающую прямое участие всех его членов в принятии решений по вопросам общественной жизни и самоуправлении, причем вся полнота политической власти и общественной инициативы будет исходить «снизу» и осуществляться массами. Такое общество будет объединять в себе свободную ассоциацию, федерализм и самоуправление с обобществленной собственностью. Свобода трудящихся – его основа, и социализация осуществляется в целях ее поддержания и защиты. Описанная здесь экономическая федерация в масштабах всего общества радикальным образом отличается от централизации экономики, существующей в условиях огосударствления, или национализации.


Представления различных течений анархизма о точной динамике развития будущей социализированной экономики самоуправления различаются. Наиболее явными являются разногласия по вопросу о конкуренции между отдельными предприятиями: как подробно объясняется в разделе I.3.6, в то время как индивидуалисты не считают такую конкуренцию чем-либо проблематичным, а мютюэлисты признают ее отрицательные стороны, но признают конкуренцию необходимой, анархисты-коллективисты и анархисты-коммунисты отрицают необходимость конкуренции и полагают, что либертарное общество может существовать и при ее отсутствии. К тому же, социализацию не следует смешивать с принудительной коллективизацией – индивиды и группы будут иметь возможность отказаться от участия в синдикальной организации и экспериментировать с другими экономическими формами (см. раздел I.3.7).


Наконец, анархисты считают, что либертарные принципы применимы ко всем формам организации экономики, невзирая на их масштаб и уровень развития, и стремятся достичь экономического устройства, основанного на подходящей технологической организации (несмотря на возражения марксистов – см. I.3.8).



Независимо от предполагаемой модели устройства либертарного общества, все анархисты согласны относительно важности децентрализации, свободного соглашения и свободной ассоциации. Предложенное Кропоткиным в статье «Анархизм» для «Британской энциклопедии» (1905 г.) определение анархизма представляет собой превосходный очерк общественного строя, к которому стремятся анархисты:



«Гармония в таком обществе достигается не подчинением законам или покорностью властям, а посредством соглашения, заключенного между различными территориальными и профессиональными группами, общинами, свободно учреждаемыми как для производства и потребления, так и для удовлетворения бесконечного многообразия нужд и стремлений цивилизованного человека».


«В обществе, основанном на этих началах,… добровольные объединения… сетью покрывающие друг друга, дали бы возможность удовлетворять всем общественным потребностям: потребления, производства и обмена, путей сообщения, санитарных мероприятий, воспитания, взаимной защиты от нападений, взаимопомощи, защиты территории; наконец — удовлетворения потребностей художественных, литературных, театральных, а также потребностей в развлечениях и т. п.».


«Более того, такое общество ни в коей мере не будет представлять собой чего-либо раз и навсегда данного, неизменного. Напротив, – как это можно увидеть на примере органической жизни в целом, – общественная гармония будет (как утверждают) поддерживаться вследствие постоянных изменений и переходов равновесия множества сил и влияний, и такие изменения будут более достижимы, чем прежде, так как ни одна из общественных сил не сможет прибегнуть к особой поддержке со стороны Государства». [Anarchism, с. 284]



Хотя такая система может показаться «утопической», следует упомянуть, что нечто подобное было осуществлено в реальности и показало довольно неплохие результаты в условиях коллективистской экономики, организованной в ходе Испанской революции 1936 г., несмотря на огромные препятствия, вызванные начавшейся гражданской войной и постоянные (и в конечном итоге успешные) усилия республиканцев, сталинистов и фашистов по ее уничтожению (см. раздел I.8 для введения в вопрос).


Кроме этого (и многих других) примеров «анархии в действии», существуют и альтернативные теоретические модели либертарно-социалистической экономики. Для всех них характерны общие черты: признание важности рабочего самоуправления, кооперации и т.д., описанные здесь и в разделе I.4. К произведениям на эту тему принадлежат «Синдикализм» Т. Брауна (Syndicalism by Tom Brown), «Программа анархо-синдикализма» Г.П. Максимова (The Program of Anarcho-Syndicalism by G.P. Maximoff), «Новое обоснование гильдейского социализма» и «Самоуправление в промышленности» Г.Д.Х. Коула (Guild Socialism Restated and Self-Government in Industry by G.D.H. Cole), «После революции» Диего Абада де Сантильяна (After the Revolution by Diego Abad de Santillan), «Экономическая теория анархизма» и «Принципы либертарной экономики» Абрахама Гайлена (Anarchist Economics and Principles of Libertarian Economy by Abraham Guillen), «Рабочие советы и экономическая теория общества самоуправления» Корнелиуса Касториадиса (Workers Councils and the Economics of a Self-Managed Society by Cornelius Castoriadis), и другие. Краткое изложение взглядов испанских анархистов на будущее либертарное общество можно найти в главе 3 книги Роберта Александера «Анархисты во время Гражданской войны в Испании» (The Anarchists in the Spanish Civil War) (т.1).


Некоторые анархисты поддерживают идеи так называемой «партисипативной экономики» (краткое обозначение – парэкон), хорошее краткое изложение которых можно найти в работах «Политическая экономия партисипативной экономики» (The Political Economy of Participatory Economics) и «Обращая взор вперед: Партисипативная экономика для XXI столетия» (Looking Forward: Participatory Economics for the Twenty First Century) под авторством Майкла Альберта и Робина Хэнела.


В художественной литературе образы либертарного социально-экономического строя можно найти в таких произведениях, как «Вести из ниоткуда» Уильяма Морриса, прекрасном романе Урсулы Ле Гуин «Обездоленный», «Женщины в конце времен» (Women on the Edge of Time) Мардж Пирси , и в повести «Последний капиталист» (The Last Capitalist) Стива Каллена. Цикл романов «Культура», написанный Иэном Бэнксом, посвящен описанию вымышленного анархо-коммунистического общества, но так как описанный в них мир находится на крайне высокой ступени научно-технического развития, то эти произведения могут рассматриваться в качестве лишь предварительного описания целей либертарного социализма и сознания людей, живущих в либертарном обществе (романы «Последнее слово техники» и «The Player of Games» построены на противопоставлении Культуры и иерархических обществ, в первом случае – Земли 1977 г.).


Часто задаваемые вопросы анархизма

Раздел F - Является ли "анархо"-капитализм разновидностью анархизма?

Источник: http://www.infoshop.org/AnarchistFAQSectionF


Раздел F - Является ли "анархо"-капитализм разновидностью анархизма?

F.1. Действительно ли "анархо"-капиталисты являются анархистами?

F.2 Что "анархо"-капиталисты имеют в виду под свободой?

F.2.1 Как частная собственность влияет на свободу?

F.2.2 Поддерживают ли рабство либертарианские капиталисты?

F.3 Почему "анархо"-капиталисты не ценят или мало ценят равенство?

F.3.1 Почему это пренебрежение равенством важно?

F.3.2 Может ли быть гармония интересов в обществе без равенства?

F.4 Какой позиции придерживаются правые "либертарианцы" в вопросе частной собственности?

F.4.1 Что не так с теорией собственности "гомстэдинга"?

F.5 Повысит ли свободу приватизация общественной собственности?

F.6 Противостоит ли "анархо"-капитализм государству?

F.6.1 Что не так с юстицией "свободного рынка"?

F.6.2 Каковы социальные последствия такой системы?

F.6.3 Но конечно же силы рынка остановят злоупотребления богатых людей?

F.6.4 Почему эти "защитные объединения" являются государствами?

F.6.5 Какие другие эффекты будет иметь юстиция «свободного рынка»?

F.7 Как история "анархо"-капитализма показывает, что это не анархия?

F.7.1 Являются ли соревнующиеся государства анархией?

F.7.2 Совместимо ли государство с анархией?

F.7.3 Существует ли "правый" анархизм?

F.8 Какую роль сыграло государство в создании капитализма?

F.8.1 Какие социальные силы стоят за возвышением капитализма?

F.8.2 Какой был социальный контекст утверждения "laissez-faire"?

F.8.3 Какие еще формы принимала интервенция государства в создании капитализма?

F.8.4 Является ли огораживание социалистическим мифом?

F.8.5 Как насчет отсутствия огораживаний в Новом Свете?

F.8.6 Как работающие люди рассматривают возвышение капитализма?


Раздел F - Является ли "анархо"-капитализм разновидностью анархизма?

Люб_ая, кто следил_а за политическими дискуссиями в интернете, возможно замечал_а людей, которые называют себя "либертарианцами", но спорят с правой, про-капиталистической точки зрения. Для большинства людей вне Северной Америки это странно, так как термин "либертарианец" почти всегда используется вместе с "социалист" или "коммунист" (особенно в Европе и, нужно подчеркнуть, исторически в Америке). Однако в США Правые частично преуспели в присваивании себе термина "либертарианец". Еще страннее выглядит то, что некоторые из этих правых стали называть себя "анархистами" в словосочетании, которое должно быть одним из лучших примеров оксюморона в английском языке: "анархо-капиталист" (Anarcho-capitalist)!!!


Споры с дураками редко вознаграждаются, но если не обсуждать и не оспаривать их глупость, то мы рискуем позволить им обмануть новичков в анархизме. Вот для чего нужен этот раздел FAQ, чтобы показать, что претензии этих "анархистских" капиталистов ложны. Анархизм всегда был против капитализма, и любой анархизм, который утверждает обратное, не может быть частью анархистской традиции. Важно подчеркнуть, что анархистская оппозиция к так называемым капиталистическим "анархистам" не содержит дебатов внутри анархизма, как многие из этих типов любят представлять, но это дебаты между анархизмом и его старым врагом, капитализмом. В основном эти дебаты отражают спор между Петром Кропоткиным и Гербертом Спенсером (английским сторонником минимального капиталистического государства) в конце 19 века и как таковые едва ли новые.


Люди вроде Спенсера имели тенденцию называть себя "либералами", и как заметил Букчин, "либертарианец" был термином, созданным европейскими анархистами 19 века, а не современными американскими собственниками правого крыла". [Экология Свободы, стр. 57] Дэвид Гудэй соглашается, говоря что «термин либертарианец часто использовался анархистами» для альтернативного названия нашей политики на протяжении больше века. Однако, «ситуация стала значительно сложнее в последние десятилетия с появлением экстремальной правой философии laissez-faire и заимствования ее сторонниками слов «либертарианец» и «либертарианство». Поэтому сегодня стало необходимо сделать различие между правым либертарианством и левым либертарианством анархистской традиции».Семена анархии под снегом», стр. 4]. Заимствование правыми слова «либертарианец» не только породило путаницу, но также протесты, так как анархисты старались указать очевидное, а именно что капитализм отличается авторитарными общественными отношениями и что есть хорошие причины для анархизма быть фундаментальной анти-капиталистической социально-политической теорией и движением. Все анархисты отвергают и противостоят тому, что меньшинство правых «либертарианцев» пытались также присвоить слово «анархист» для описания своей авторитарной политики.


То, что большинство анархистов отвергают понятие «анархо»-капитализма как формы анархизма, неудобный факт для его сторонников. Вместо того чтобы обращаться к нему, они в основном указывают на факт, что некоторые ученые относят «анархо»-капитализм к анархизму и включают его в свои отчеты о наших движениях и идеях. Некоторые ученые так действительно делают, но это не относится к делу. Имеет значение то, что анархисты думают об анархизме. Поставить мнение ученых выше мнения анархистов подразумевает, что анархисты ничего не знают об анархизме, что мы на самом деле не понимаем идеи, которые мы защищаем, но ученые знают и понимают. Тем не менее, это подразумевается. Почти всеобщее в анархистских кругах отвержение «анархо»-капитализма как формы анархизма важно. Тем не менее, это может быть оспорено, что раз немногие анархисты (обычно анархо-индивидуалисты, но не всегда) признают «анархо»-капитализм частью нашего движения, то это (очень маленькое) меньшинство показывает, что большинство является «сектантами». Снова, меня это не убеждает, так как в любом движении будут встречаться люди, которые придерживаются взглядов, отвергаемых большинством и которые, иногда, несовместимы с базовыми принципами движения. (Очевидный пример это расизм и сексизм Прудона.) В равной степени, анархисты и «анархо»-капиталисты имеют фундаментально разный анализ и цели, это едва ли по-сектантски указать на это (быть сектантом в политике означает ставить во главу угла различия и соперничество с политически близкими группами).

Некоторые ученые замечают различие. Например, Джереми Дженнингс в своем замечательном обзоре анархистской теории и истории, замечает что «трудно не прийти к выводу, что эти идеи [«анархо»-капитализм] – с корнями в классическом либерализме – называются анархистскими только на основе неправильного понимания того, что такое анархизм». [«Анархизм», Современные политические идеологии, Roger Eatwell and Anthony Wright (eds.), стр. 142] Барбара Гудвин приходит к похожему выводу, замечая что «место «анархо»-капиталистов среди правых либертарианцев, а не среди анархистов, потому что абсолютно осуждая государственное принуждение, они молчаливо поддерживают экономическое и межличностное принуждение, которое будет процветать в обществе laissez-faire. Большинство анархистов разделяют эгалитарные идеалы вместе с социалистами. Анархо-капиталисты одинаково ненавидят равенство и социализм». [Используя политические идеи, стр. 138]


К сожалению, это кажется меньшинством в академических кругах, так как большинство счастливо считать правую «либертарианскую» идеологию подклассом анархизма, несмотря на то, что так мало общего между ними двумя. Их включение возможно происходит потому, что «анархо»-капиталисты называют себя анархистами и ученые принимают это за чистую монету. Как сказал один анархист, «совершенно изменчивое определение анархизма позволяют любому человеку и явлению называться таковым, неважно насколько авторитарно и анти-социально». [Benjamin Franks, "Mortal Combat", стр. 4-6, Прикосновение класса, no. 1, стр. 5] Многие ученые скорее подходят к анархизму с позиции словарного определения, чем с позиции политического движения, существует тенденция, что утверждения «анархо»-капиталистов принимают за чистую монету. Полезно подчеркнуть, что анархизм это социальное движение с долгой историей, и в то время как его приверженцы придерживались разных взглядов, анархизм никогда не ограничивался простой оппозицией к государству (так называемое словарное определение).


Аргумент «анархо»-капиталистов в том, что форма анархизма зависит от использования словарного определения «анархизма» и/или «анархии». Они пытаются определить анархизм как оппозицию правительству, и ничего больше. Конечно, многие (если не большинство) словарей «определяют» анархию как «хаос» или «беспорядок», но мы никогда не видим как «анархо»-капиталисты используют эти определения! Более того, словари едва ли политически сложны и их определения редко отражают широкий диапазон идей, ассоциированных с политическими теориями и их историей. Таким образом, словарное «определение» анархизма имеет тенденцию игнорировать его последовательные взгляды на власть, эксплуатацию, собственность и капитализм (эти идеи легко обнаружить, если прочитать анархистские тексты). И чтобы эта стратегия работала, многие «неудобные» вещи из истории и идей из всех разделов анархизма должны быть проигнорированы. Индивидуалисты как Такер и коммунисты как Кропоткин считали анархизм частью более широкого социалистического движения. Поэтому «анархо»-капиталисты не являются анархистами в том же смысле, в каком дождь не является сухим.


Существенно, что создатель термина анархо-капитализм, Мюррей Ротбард не имел влияния на анархистское движение даже в Северной Америке. Неудивительно, что его влияние было ограничено правыми, особенно так называемыми «либертарианскими» кругами. То же самое можно сказать про «анархо»-капитализм в общем. Это можно увидеть из того, как Ротбард упоминается в библиографии Paul Nursey-Bray об анархистских мыслителях. Это академическая книга, справка для библиотек. Ротбард там присутствует, но контекст очень намекающий. Ротбард включен в книгу в раздел, который называется «Среди маргиналов анархистской теории». Стоит процитировать его предисловие к разделу про Ротбарда: «Включение или исключение Ротбарда из анархистов следует рассматривать спорным моментом. Его анархо-капитализм рассматривается как маргинальная теория, поскольку там есть связь с традицией индивидуалистический анархизма, есть неувязка между мутуализмом и коммунитаризмом этой традиции и теорией свободного рынка, вытекающей из Людвига фон Мизеса и Фридриха фон Хайека, которая лежит в основе политической философии Ротбарда, и помещает его в современную либертарианскую традицию». [Анархистские мыслители и мысль, стр. 133]


Это важно, в то время как Ротбард (как и другие «анархо»-капиталисты) заимствует некоторые элементы индивидуалистического анархизма, он делает это в очень выборочной манере и помещает то, что он берет в очень другое социальное окружение и политическую традицию. Есть схожие места между двумя системами, существуют также важные различия, которые мы обсудим в деталях в разделе G, вместе с анти-капиталистической природой индивидуалистического анархизма (те важные части, которые Ротбард и его последователи игнорируют или отвергают). Разумеется, Nursey-Bray не включает «анархо»-капитализм в обсуждение анархистских школ мысли в предисловии библиографии.


Конечно, мы не можем остановить «анархо»-капиталистов от использования слов «анархизм», «анархо» и «анархия» для описания своих идей. Западные демократии не могли запретить китайскому сталинистскому государству называть себя Китайской Народной Республикой. Также социал-демократы не могли запретить фашистам в Германии называть себя «национал-социалистами». Итальянские анархо-синдикалисты не могли запретить фашистам использовать выражение «национал синдикализм». Это не значит, что их имена отражают их сущность – Китай это диктатура, а не демократия; нацисты не были социалистами (капиталисты делали состояния в нацистской Германии, потому что было разрушено рабочее движение); и итальянское фашистское государство не имело ничего общего с анархо-синдикалистскими идеями децентрализованных, организованных снизу профсоюзов и отмене государства и капитализма.


Можно утверждать, что предыдущее значение слова не препятствует новому значению. Язык меняется и может развиться такой новый вид анархизма, который имеет мало общего со старым анархизмом или совсем не имеет ничего общего. В равной степени, можно сказать, что в прошлом появлялись новые направления анархизма, которые значительно отличались от старых версий (например, появление коммунистических форм анархизма вместо анти-коммунистического мутуализма Прудона). Оба аргумента неубедительны. Первый просто издевается над концепцией языка и порождает путаницу. Если люди станут называть черное белым, оно не станет белым. В равной степени, называть идеологию, которая не имеет ничего общего с известной и давно устоявшейся социально-политической теорией и движением, тем же самым именем приводит к путанице. Никто не воспринимает фашистов всерьез, когда они называют свои партии «демократическими», и мы не воспримем троцкистов серьезно, если они станут называть себя «либертарианцами» (как некоторые начали делать). Второй аргумент терпит неудачу, потому что развитие анархизма происходило на основе прошлого опыта и не меняло его фундаментальную (социалистическую) основу. Таким образом, коммунистический и коллективистский анархизм это действительные формы анархизма, потому что они построены на ключевых положениях мутуализма, а не на отрицании их.


Похожая защита понятия, что «анархо»-капитализм это форма анархизма предполагает, что проблема в терминологии. Этот аргумент основан на том, что «анархо»-капиталисты против существующего капитализма и поэтому «мы должны различать капитализм свободного рынка и государственный капитализм. Они оба различаются как день и ночь». [Ротбард, Логика действия II, стр. 185] Будет грубо указать но то, что настоящее различие в том, что один из них существует, в то время как другой существовал только в голове Ротбарда. В то же время мы должны указать, что «анархо»-капиталисты не только используют слово «анархизм» необычным способом (т. е. в противоположность тому, что всегда обозначалось термином), они также используют слово капитализм похожим способом (обозначают им то, что никогда не существовало). Разумеется, использование таких слов, как «капитализм» и «анархизм» радикально другим способом, чем традиционное использование, только провоцирует путаницу. Дело в том, что «анархо»-капиталисты просто выбрали плохое название для своей идеологии? Едва ли, потому что его сторонники быстро бросаются защищать эксплуатацию (нетрудовые доходы) и капиталистические права собственности, так же как авторитарные социальные структуры, порождаемые ими. Более того, как хорошие капиталистические экономисты они считают, что экономика без процентной ставки, ренты и доходов очень неэффективна и скорее всего не будет развиваться. Их идеология имеет корни в экономике с наемным трудом, лендлордами, банковским делом и фондовыми рынками, которая характеризуется иерархией, угнетением и эксплуатацией, то есть капиталистическая экономика.


Поэтому они хорошо выбрали свое имя, так оно показывает, как далеко оно от анархистской традиции. Почти все анархисты согласятся с комментарием долго работающего анархистского активиста Дональда Рума: «Называющие себя «анархо-капиталистами» (не путать с анархистами любых убеждений) хотят разрушить государство как регулятор капитализма и хотят передать власть капиталистам». Они «неправильно называют себя анархистами», потому что они «не противостоят капиталистическому угнетению», в то время как настоящие анархисты «экстремально либертарные социалисты». [«Что такое анархизм? стр. 7, 12-13, 10] Как мы отмечаем в разделе F.1, «анархо»-капиталисты не противостоят иерархиям и эксплуатации, связанной с капитализмом (наемный труд и система частного землевладения) и, следовательно, не имеют право на термин «анархист». Только потому что кто-то использует название, это не значит, что они поддерживают идеи, связанные с этим названием и так обстоят дела в случае с «анархо»-капитализмом. Его идеи расходятся с ключевыми идеями, связанными со всеми формами традиционного анархизма (даже индивидуалистический анархизм, который часто называется праотцом этой идеологии самими «анархо»-капиталистами).


Мы освещаем эту тему в анархистском FAQ по трем причинам. Во-первых, некоторое количество «либертарианцев» и «анархо»-капиталистов в сети означает, что те, кто хотят узнать про анархизм могут прийти к выводу, что они «анархисты» тоже.


Во-вторых, к сожалению, некоторые ученые и писатели приняли за чистую монету их утверждение о том, что они являются анархистами и включили их идеологию в общие отчеты об анархизме (лучшие ученые отмечают в своих отчетах, что анархисты в общем отвергают это утверждение).


Эти две причины очевидно связаны, и поэтому нужно показать факты. Последняя причина это предоставить другим анархистам аргументы и доказательства, чтобы использовать против «анархо»-капитализма и его утверждения, что это новая форма «анархизма».


Как мы отмечали выше, этот раздел FAQ не отражает некоторые дебаты внутри анархизма. Он отражает попытки анархистов забрать обратно историю и значение анархизма от тех, кто пытается украсть его имя. Впрочем, наша дискуссия служит также двум другим причинам. Во-первых, критика правых «либертарианских» теорий позволяет нам объяснить анархистские теории и в то же время обозначить, почему они лучше.


Во-вторых, и что более важно, оно разделяет цели и допущения нео-либерализма. Это отметил Боб Блэк в ранних 1980-ых, когда «крыло правых рейганистов… очевидно присвоило, с подозрительной избирательностью, такие темы, как дерегулирование и волюнтаризм. Идеологи возмущены тем, что Рейган пародирует их принципы. Ерунда! Я замечаю, что это их принципы, а не мои, он нашел подходящим пародировать». [ «Либертарианец как консерватор», Отмена работы и другие эссе, стр. 141-2]


Ему вторит Ноам Хомски два десятилетия позже, когда он говорит, что «никто не воспринимает правое либертарианство серьезно (потому что все знают, что общество построенное на его принципах саморазрушится через три секунды). Единственная причина, почему некоторые люди из правящей элиты притворяются, что воспринимают его серьезно, в том, что они могут использовать его как оружие в классовой борьбе». [Понимая власть, стр. 200].


Так как неолиберализм используется как идеологическая база текущей атаки на рабочий класс, критика «анархо»-капитализма также позволяет нам построить теоретическое оружие, чтобы бороться с этой атакой и чтобы помочь нашей стороне в классовой войне.


В результате натиска капитализма свободного рынка вместе с критикой анархистами «анархо»-капитализма, некоторые «анархо»-капиталисты пытаются переименовать свою идеологию в «рыночный анархизм». С их точки зрения это дает два преимущества. Во-первых, это позволяет им собрать людей, подобных Спунеру и Такеру (и, иногда, даже Прудона) в их фамильное дерево, так как все они поддерживали рынки (в то же время систематически атакуя капитализм).


Во-вторых, это позволяет им дистанциировать их идеологию от мрачной реальности неолиберализма и результатов делания капитализма более свободно-рыночным. Проще говоря, трудно расписывать преимущества «свободного рынка» капитализма, когда капитализм свободного рынка обогащает богатых и подавляет и угнетает многих.


На рыночной площади идей имеет смысл использовать термин «рыночный анархизм», чтобы избежать реальность анти-капиталистического ядра анархизма и реальность капитализма свободного рынка (здесь подходит термин “blackwashing”). Факт в том, что как бы не были похвальны их заявленные цели, «анархо»-капитализм глубоко испорчен своей упрощенной натурой и им легко злоупотреблять от имени экономической олигархии, которая таится за риторикой экономических учебников в том «специальном случае», так игнорируемом экономистами, называемом реальностью.


Анархизму всегда было известно о существовании капитализма «свободного рынка», особенно его экстремального (минимальное государство) разновидности, и всегда отвергали его. Как мы обсудим в разделе F.7, анархисты, начиная с Прудона, всегда отвергали его.


Как отмечает академик Алан Картер, анархисты заботятся о равентстве как о необходимом условии для настоящей свободы и «это хорошая причина для того чтобы не путать анархистов с либералами или экономическими «либертарианцами» - другими словами, для того чтобы не смешивать вместе всех, кто так или иначе критически относится к государству. Поэтому очень ошибочно называть людей вроде Нозика «анархистами». [«Некоторые заметки об «анархизме»», Учение об анархизме, том 1, стр. 143]


Поэтому анархисты оценили капитализм «свободного рынка» и отвергли его как не анархистское начиная с рождения анархизма, поэтому попытки «анархо»-капитализма сказать, что их система анархистская, противоречит долгой истории анархистского анализа. Некоторые ученые верят их попыткам забрать лейбл анархизма для своей идеологии и это основывается на ложной предпосылке: они «считаются анархистами в основном потому, что сами называют себя анархистами и критикуют государство». [Питер Сабатини, Социальный анархизм, стр. 100]


Мы должны отметить, что большинство (если не все) анархистов не хотят жить в точно таком же обществе, но без государственного принуждения и (инициации) насилия. Анархисты не путают свободу с правом управлять и эксплуатировать других и с возможностью менять хозяев. Недостаточно, что мы можем начать наш собственный (кооперативный) бизнес в таком обществе. Мы хотим отмены капиталистической системы авторитарных отношений, не просто смены начальников или возможности маленьких островков свободы в море капитализма (островки которые всегда находятся в опасности потопа и наша свобода может быть разрушена). Поэтому, в этом разделе FAQ, мы анализируем многие утверждения «анархо»-капиталистов на своих собственных условиях (например, важность равенства на рынке или почему замена государства частными охранными фирмами это просто смена названия государства вместо его полного уничтожения) но это не значит что мы хотим общество почти идентичное существующему сейчас. Это далеко не так. Мы хотим изменить общество и сделать его более подходящим для развития и обогащения индивидуальности и свободы.


В конце концов, мы посвящаем этот раздел FAQ тем, кто видел настоящее лицо капитализма «свободного рынка»: работающим мужчинам и женщинам (анархистам или нет), убитым в тюрьмах и концентрационных лагерях или на улицах наемными убийцами капитала.


Для большей дискуссии по теме, смотрите приложение «Анархизм и «анархо»-капитализм».


F.1. Действительно ли "анархо"-капиталисты являются анархистами?

Одним словом, нет. В то время как «анархо»-капиталисты очевидно пытаются ассоциировать себя с анархистской традицией, используя слово анархо или называя себя анархистами, их идеи заметно различаются с анархистскими идеями. В результате, любые утверждения, что их идеи анархистские или что они часть анархистской традиции или движения, ложные.


«Анархо»-капиталисты утверждают что они анархисты потому что они говорят что они против правительства. Как отмечалось в предыдущем разделе, они используют словарное определение анархизма. Однако, это не учитывает что анархизм это политическая теория. Так как словари редко бывают политически сложны, они не могут опознать, что анархизм это больше чем оппозиция правительству, он также значит оппозицию капитализму (т. е. эксплуатации и частной собственности). Таким образом, оппозиция правительству необходимое, но не достаточное условие, чтобы быть анархистом – ты также должен быть против эксалуатации и капиталистической частной собственности. Так как «анархо»-капиталисты не считают проценты, ренту и доходы (то есть капитализм) эксплуатирующими вещами и не противостоят капиталистическим правам собственности, они не анархисты.


Часть проблемы в том, что марксисты, как многие ученые, также имеют тенденцию утверждать что анархисты просто выступают против государства. Существенно, что марксисты вместе с «анархо»-капиталистами определяют анархизм как чистую оппозицию правительству. Это не совпадение, так как они оба хотят исключить анархизм из более широкого социалистического движения.


Это имеет смысл с марксистской точки зрения, так как это позволяет представить им свою идеологию как единственную серьезную анти-капиталистическую идеологию (не говоря уже о том, что ассоциация анархизма с «анархо»-капитализмом это прекрасный способ дискредитации наших идей в широком радикальном движении).


Само собой разумеется, что это серьезное и очевидное искажение анархистской позиции, так как даже поверхностный взгляд на анархистскую теорию и историю показывает что анархисты не ограничивали свою критику общества только государством. В то время как ученые и марксисты знают об анархистском противостоянии государству, они обычно не понимают анархистскую критику, направленную на все другие авторитарные социальные институты и как она подходит общему анархистскому анализу и борьбе.


Они думают, что анархистское осуждение капиталистической частной собственности, патриархата и так далее это избыточные дополнения, а не логичная позиция, которая отражает суть анархизма: «Критики иногда утверждали, что анархистская мысль (и классическая анархистская теория в частности) подчеркивает оппозицию государству до точки пренебрежения реальной гегемонией экономической власти. Возникает эта интерпретация, возможно, из упрощенного и преувеличенного различия между анархистским акцентом на политическое доминирование и марксистским акцентом на экономической эксплуатации» [Джон П. Кларк И Камилла Мартин, «Анархия, география и современность» стр. 95]


Реклю сказал очевидное, когда он написал, что «анти-авторитарная критика, которой подвергается государство, также относится ко всем социальным институтам». [цитируется по Clark и Martin, Op. Cit., стр. 140]


Прудон, Бакунин, Гольдман, Кропоткин и так далее согласились бы с этим. В то время как они все отмечали, что анархизм был против государства, они быстро переходили к критике частной собственности и других форм иерархической власти. В то время как анархизм очевидно противостоит государству, «сложная и развитая анархистская теория идет дальше, не останавливая критику политических организаций, она идет расследовать авторитарный характер экономического неравенства и частной собственности, иерархических экономических структур, традиционного образования, патриархальной семьи, класса и расовой дискриминации и жестких гендерных и возрастных ролей, упоминая лишь о некоторых важных темах. Суть анархизма, в конце концов, не в теоретической оппозиции государству, но в практической и теоретической оппозиции господству». [Джон Кларк, Анархическое движение, стр. 128 и стр. 70]


Это также случай с индивидуалистическими анархистами, чья защита некоторых форм собственности не остановила их от критики ключевых аспектов капиталистических прав собственности. Как отмечает Джереми Дженнингс, «дело в том, что все анархисты, а не только преданные к преобладающему в двадцатом веке виду анархо-коммунизма, были критически настроены к частной собственности, настолько, что считали ее источником иерархии и привилегий». Он продолжает утверждением, что такие анархисты как Такер и Спунер «соглашались с утверждением, что собственность законна, только если она не превышает количество продукта индивидуального труда». [«Анархизм», Современные политические идеологии, Roger Eatwell и Anthony Wright (eds.), стр. 132]


Позиция Ротбарда по этой теме фундаментально различалась (т. е. расходилась) с индивидуалистическим анархизмом. Будет честно сказать, что большинство «анархо»-капиталистов капиталисты в первую очередь. Если аспекты анархизма не подходят некоторым аспектам капитализма, они отвергнут этот элемент анархизма, но не будут ставить под сомнение капитализм (самый очевидный пример этого это выборочная апроприация Ротбардом традиции индивидуалистического анархизма).


Это значит, что правые «либертарианцы» присоединяют приставку «анархо» к своей идеологии, потому что считают, что быть против государственного вмешательства эквивалентно тому, чтобы быть анархистом (это вытекает из их словарного определения анархизма). То, что они игнорируют основную часть анархистской традиции должно доказать, что в них едва ли есть что-либо анархистское. Они не против власти, иерархии государства – они просто хотят приватизировать его.


Иронично, ограниченное определение анархизма дает убедиться, что «анархо»-капитализм изначально противоречит сам себе. Это можно увидеть у лидера «анархо»-капиталистов Мюррея Ротбарда. Он противостоял против зла государства, аргументируя это тем что «оно присвоило себе монополию силы, масксимальную власть, принимающую решения, на данной территории». Само по себе это определение ничем не примечательно. Меньшинство людей (элита правителей) забирает себе право править другими – это должно быть частью любого разумного определения правительства или государства. Однако, проблема начинается, когда Ротбард замечает что «очевидно, в свободном обществе, Смит имеет максимальную власть, принимающую решения, на своей частной собственности, Джон на своей и так далее». [Этика свободы, стр. 170 и стр. 173]


Логическое противоречие в этой позиции должно быть очевидно, но не Ротбарду. Это показывает силу идеологии, способность простых слов (выражение «частная собственность») превращать плохие вещи («максимальная власть, принимающая решения на данной территории») в хорошие («максимальная власть, принимающая решения на данной территории»).


Так, это противоречие может быть решено только одним путем – пользователи «данной местности» должны также быть ее обладателями. Другими словами, система владения (или «размещение и использование»), которой отдают предпочтение анархисты. Однако, Ротбард капиталист и поддерживает частную собственность, нетрудовые доходы, наемный труд, капиталистов и лендлордов. Это значит, что он поддерживает расхождение между владением и использованием и это значит что «максимальная власть, принимающая решения» распространяется на тех, кто использует, но не владеет собственностью (т. е. арендаторы и рабочие). Государственная природа частной собственности четко обозначена словами Ротрбарда. Владелец собственности в «анархо»-капиталистическом обществе владеет «максимальной властью, принимающей решения» на данной территории - это также то, что государство имеет сейчас. Ротбард доказал своим собственным определением что «анархо»-капитализм не анархичен.


Конечно, будет грубо указать на то, что политическая система, в которой владелец территории также ее правитель, обычно называется монархией. Что предполагает, что в то время как «анархо»-капитализм можно назвать «анархо-статизмом», гораздо более лучшим термином был бы «анархомонархизм». На самом деле, некоторые «анархо»-капиталисты сделали явным этот очевидный вывод из аргумента Ротбарда. Ханс-Херман Хоппе один из них.


Хоппе предпочитает демократии монархию, считая ее превосходящей системой. Он говорит, что монарх это частный собственник правительства – все земли и природные ресурсы принадлежат ей_ему. Основываясь на австрийской экономике (на чем же еще?) и ее понятии о временных предпочтениях, он заключает, что монарх будет работать, чтобы максимизировать внутренний доход и общую капитальную стоимость своей собственности. Учитывая собственный интерес, его горизонт планирования будет дальновидным и эксплуатация будет гораздо более ограниченной. В отличие от монархии демократия это правительство в публичной собственности и избранные правители используют ресурсы на короткий период и не свои собственные. Другими словами, они не владеют страной и поэтому будут искать способы максимизировать свои краткосрочные интересы (и интересы тех, кто, как они думают, выберет их на пост). В противоположность, Бакунин указывал на то, что если анархизм отвергает демократию, то он «делает это не для того, чтобы повернуть демократию вспять, а чтобы продвинуть ее», в частности чтобы расширить ее через «великую экономическую революцию, без которой любое право пустое слово и обман». Он искренне отвергал «лагерь аристократической реакции». [Базовый Бакунин, стр. 87]


Однако, Хоппе не является традиционным монархистом. Его идеальная система это система соревнующихся монархий, общество в котором правит «добровольно признанная естественная элита – «nobilitas naturalis» состоящая из семей с давними записями высших достижений, дальнозоркости и примерного личного поведения. Это потому что несколько людей быстро достигнут статуса элиты и их наследственные качества скорее всего будут передаваться внутри нескольких дворянских семей. Единственной проблемой традиционных монархий была монополия, а не элитность и дворянство, другими словами король монополизировал роль судьи и его подчиненные не могли обратиться к другим членам дворянства за услугами». [«Политическая экономия монархии и демократии и идея естественного порядка» стр. 94-121, Журнал либертарианских исследований, том 11, № 2, стр. 118-119]


Это просто подтверждает анархистскую критику «анархо»-капитализма, а именно что это не анархизм. Это становится еще более очевидным, когда Хоппе объясняет реальность «анархо»-капитализма:


«В договоре, заключенном между собственником и общественными арендаторами, для защиты их частной собственности, не будет свободы слова, даже свободы слова на территории арендатора. Кто-то может говорить неисчислимые вещи и пропагандировать почти любую идею под солнцем, но никому не разрешено защищать идеи, противоположные цели договора сохранения частной собственности, такие как демократия и коммунизм. Не может быть никакой терпимости к демократам и коммунистам в либертарианском обществе. Они должны быть физически отделены и исключены от общества. Похожим образом, в договоре, заключенном для защиты семьи и родства, не может быть терпимости к людям, ведущий образ жизни, несовместимый с этой целью. Они – защитники альтернативного образа жизни, не ориентированные на семью и родственников, например, сторонники индивидуального гедонизма, паразитизма, поклоняющиеся природе, гомосексуалы или коммунисты – должны быть физически исключены из общества, если оно поддерживает либертарианский порядок». [Демократия: бог, который провалился, стр. 218]


Таким образом, владелец имеет власть над своими арендаторами и может выпускать указы, что они могут и что не могут делать и может исключить любого, кто подрывает общественный порядок (это в интересах арендаторов, конечно же). Другими словами, автократическая власть начальника расширена на все аспекты общества – все под маской защиты свободы. К сожалению, сохранение прав собственности разрушает свободу для многих. (Хоппе ясно отмечает, что для "анархо"-капиталистов "естественный исход добровольных сделок между различными владельцами частной собственности решительно неэгалитарный, иерархический и элитистский". [«Политическая экономия монархии и демократии и идея естественного порядка», Журнал либертарианских исследований, стр. 118])


Неудивительно, Хомски аргументировал, что правое «либертарианство» «не протестует против тирании, если это частная тирания. На самом деле оно (как и другие современные идеологии) сводится к защите одной или другой формы незаконной власти, часто даже настоящей тирании». [Хомски об анархизме, стр. 235 и стр. 181]


Трудно не прийти к выводу, что «анархо»-капитализм это немного больше чем игра со словами. Это не анархизм, а умно придуманный и сформулированный суррогат для автократического, элитистского консерватизма. Нетрудно прийти к выводу, что настоящих анархистов и либертарианцев (всех видов) не будут терпеть при так называемом «либертарианском социальном порядке».


Некоторые "анархо"-капиталисты смутно осознают это очевидное противоречие. Ротбард, например, приводит аргумент, который мог бы разрешить это противоречие, но он абсолютно терпит неудачу. Он просто игнорирует суть вопроса, что капитализм основан на иерархии и поэтому не может быть анархистским. Он делает это, аргументируя тем, что иерархия, связанная с капитализмом хороша, если частная собственность, которая произвела его, была приобретена честным способом. В этом он еще раз обращает внимание на одинаковые структуры власти и общественные отношения государства и собственности. Он говорит:


«Если можно сказать, что государство правильно владеет своей территорией, тогда правильно для государства делать правила для всех, кто живет в этой области. Оно может легитимно воспользоваться или контролировать частную собственность в этой области, потому что оно по-настоящему владеет всей земной поверхностью в этой области. Пока государство разрешает своим подданным покинуть свою территорию, то, можно сказать, то же самое делает любой другой владелец, который устанавливает правила для людей, живущих на его собственности". [Op. Cit. стр. 170]


Очевидно, Ротбард утверждает, что государство несправедливо владеет своей собственностью. Он утверждает, что "наша теория гомстэдинга создания частной собственности достаточна, чтобы разрушить любые претензии государственного аппарата и что проблема с государством в том, что оно имеет насильственную монополию на защиту и максимальную решающую силу на площади, большей, чем справедливо приобретенная площадь одного человека." [Op.Cit, стр. 171 и стр. 173]

Есть четыре фундаментальные проблемы с его аргументом.


Во-первых, он предполагает, что его «теория гомстэдинга» разумная и либертарианская теория, но это не так (смотри раздел F.4.1). Во-вторых, он игнорирует историю капитализма. Распределение собственности, которое имеется в настоящий момент, является в такой же степени результатом насилия и принуждения, как и государство, поэтому его аргумент имеет серьезные недостатки. Он составляет "безупречную теорию собственности", несвязанную с реальностью.


В третьих, даже если мы проигнорируем эти проблемы и предположим, что частная собственность может и была приобретена средствами, которые предполагает Ротбард, это не оправдывает иерархию, связанную с ней. Настоящее и будущее поколение людей будет отлучено от свободы предыдущими поколениями. Если, как утверждает Ротбард, собственность это естественное право и основа свободы, почему большинство будет лишено меньшинством своего права по рождению? Другими словами, Ротбард отрицает, что свобода должна быть универсальной.


Он выбирает собственность вместо свободы, в то время как анархисты выбирают свободу вместо собственности. В-четвертых, это предполагает, что фундаментальная проблема государства не в том, как анархисты постоянно подчеркивали, его иерархической и авторитарной природе, но в факте, что оно несправедливо владеет территорией, на которой правит.


Даже хуже, частная собственность может привести к большим нарушениям индивидуальной свободы (по крайней мере для не собственников), чем государство. Это открыто признавал Ротбард.

Он приводит гипотетический пример страны, где Королю угрожает возвышающееся "либертарианское" движение.


Король отвечает использованием хитрой стратегемы, а именно он "объявляет свое правление отмененным, но перед тем как сделать это он произвольно объявляет всю землю своего королевства собственностью себя и своих близких. Вместо налогов его подчиненные платят арендную плату и он может регулировать жизнь всех людей, которые живут на его собственности."

Ротбард потом спрашивает:


"Каков должен быть ответ либертарианских бунтарей на этот дерзкий вызов? Если они последовательные утилитаристы, они должны согласиться с этой уверткой и согласиться жить при режиме, не менее деспотичном, чем тот за который они сражались так долго. Возможно, даже более деспотичный, потому что король и его родственники могут претендовать на либертарианский принцип абсолютного права частной собственности, на абсолютность которого они не могли претендовать раньше. [Op. Cit., стр. 54]


Разумеется, Ротбард утверждает, что мы должны отказаться от этой "хитрой стратегемы", так как новое распределение собственности не будет справедливым. Однако, он не заметил, что его аргумент подрывает его собственные утверждения, что капитализм может быть либертарианским.


Как он сам отмечает, владелец собственности имеет такую же монополию на власть на определенной территории, как и государство, эта власть еще более деспотична, так как основывается на "абсолютном праве частной собственности"! И запомните, Ротбард выступает на стороне "анархо"-капитализма ("если у вас разнузданный капитализм, вы будете иметь все виды власти: у вас будет экстремальная власть". [Хомски, Понимая власть, стр. 200]


Фундаментальная проблема в том, что идеология Ротбарда ослепляет его. Он не замечает, что государство и частная собственность производят идентичные социальные отношения.

(иронично, он полагает, что государство обладает своей территорией и это "делает государство, так же как король в средние века, феодальным сюзереном, кто хотя бы теоретически обладал всей землей в своей области", не замечая, что это делает капиталиста или лендлорда королем и феодальным сюзереном внутри "анархо"-капитализма. [Op. Cit. стр. 171]).


Одна группа китайских анархистов указала на очевидное в 1914 году. "Основной принцип анархизма это противостояние власти, анархисты стремятся смести все злые системы настоящего общества, которые имеют авторитарную природу и поэтому в нашем идеальном обществе не будет лендлордов, капиталистов, должностных лиц, представителей или глав семей". [Цитируется по Ариф Дирлик, Анархизм в китайской революции, стр. 131]


Только, уничтожение всех форм иерархии (политической, экономической и социальной) приведет к настоящему анархизму, обществу без власти (ан-архия). На практике, частная собственность это главный источник угнетения и авторитаризма в обществе - есть мало свободы или нет совсем в подчиненных лендлорда или внутри капиталистического производства (как сказал Бакунин, "рабочий продает свою личность и свою свободу на определенное время").


В отличие от анархистов, "анархо"-капиталисты не имеют проблем с лендлордами и заводским фашизмом (т. е. наемным трудом), это позиция, которая кажется крайне нелогичной для теории, называющей себя либертарной. Если бы она по-настоящему была либертарной, она бы противостояла всем формам подавления, не только этатизму ("Те, кто противостоят авторитаризму не будут просить ни у кого разрешения дышать. Либертарианец не будет просить разрешения на проживание в любом месте его планеты и отрицает право кого-либо забирать часть земли для собственного использования или правления". [Стюарт Кристи и Альберт Мелтцер, Шлюзы анархии, стр. 31]). Эта нелогичная и противоречивая позиция вытекает из "анархо"-капиталистического определения свободы как отсутствия принуждения и будет обсуждать в разделе F.2 более детально. Ирония в том, что "анархо"-капиталисты косвенным образом подтверждают анархистскую критику своей идеологии.


Конечно, "анархо"-капиталисты имеют еще одно средство избежать очевидного, а именно они утверждают, что рынок ограничит злоупотребления собственников. Если рабочим не нравится их начальник, они могут искать другого. Таким образом капиталистическая иерархия хорошая и рабочие и арендаторы "согласны" на нее. В то время как логика та же самая, сомнительно, что "анархо"-капиталисты будут поддерживать государство просто потому, что граждане могут покинуть одно государство и присоединиться к другому.


Как таковой, это не адресует суть вопроса - авторитарная природа капиталистической собственности (смотри раздел A.2.14). Более того, этот аргумент совсем игнорирует реальность экономической и социальной власти. Таким образом, аргумент "согласия" терпит неудачу, потому что он игнорирует социальные обстоятельства капитализма, который ограничивает выбор многих.


Анархисты долго говорили о том, что как класс, рабочие не имели выбора, кроме как согласиться на капиталистическую иерархию. Альтернатива это крайняя нищета или голод. "Анархо"-капиталисты отклоняют эти утверждения, отрицая, что существует экономическая власть. Это просто свобода контракта.


Анархисты воспринимают такие утверждения как шутку. Чтобы показать почему, мы должны снова процитировать Ротбарда, его высказывание про отмену рабства и крепостничества в 19 веке. Он сказал, что "тела рабов были освобождены, но собственность, на которой они работали и которую заслуживали получить, оставалась в руках их бывших угнетателей.


С экономической силой, которая оставалась в их руках, бывшие лорды стали фактически хозяевами тех, кто сейчас стал свободным арендатором или трудящимся на ферме. Крепостные и рабы ощутили свободу, но были жестоко лишены плодов свободы." [Op. Cit. стр. 74]


Сказать напоследок, анархисты не видят логики в этой позиции. Стандартное "анархо"-капиталистское утверждение в том, что если силы рынка ("свободный обмен") приводят к созданию "арендаторов и трудящихся на ферме" значит они свободны. Рабочие, обездоленные рыночными силами, находятся в такой же социальной и экономической ситуации как бывшие крепостные и бывшие рабы. Если последние не имеют плодов свободы, не имеют их и первые. Ротбард видит очевидную "экономическую власть" в последнем случае, но отрицает их в первом случае. (Иронично, Ротбард отрицает экономическую власть при капитализме в той же самой работе [Op. Cit. 211-2])


Только идеология останавливает Ротбарда от очевидного вывода - одинаковые экономические условия производят одинаковые социальные отношения и поэтому капитализм отличается "экономической властью" и "фактическими хозяевами". Единственный выход для "анархо"-капиталистов это просто сказать, что бывшие крепостные и бывшие рабы были свободны выбирать и поэтому Ротбард был неправ. Это может быть жестоко, но по крайней мере это будет последовательно!


Точка зрения Ротбарда чужда для анархизма. Например, индивидуалистический анархист Вильям Бэйли заметил, что при капитализме существует классовая система отмеченная "зависимым индустриальным классом рабочих" и "привилегированным классом монополизаторов богатства, каждый из них все больше отличается друг от друга по мере развития капитализма. Это превратило собственность в социальную силу, экономическую силу, разрушительную для прав, плодородный источник несправедливости, средство порабощения неимущих". Он заключил: "При этой системе мы не можем достичь всеобщей свободы".


Бэйли замечает, что современный "индустриальный мир в капиталистических условиях возник при режиме статуса" (законные привилегии). Однако, скорее всего он бы не пришел к выводу, что такая система была бы прекрасной, если бы возникла естественно или существующее государство было бы отменено, оставляя классовую структуру неизменной. [Индивидуалистические анархисты, стр. 121]


Как мы обсудим в разделе G.4, индивидуалистические анархисты вроде Такера и Яроуза пришли к выводу, что даже самая свободная конкуренция бессильна перед огромной концентрацией капитала, связанной с корпоративным капитализмом.


Поэтому анархисты признают, что "свободный обмен" или "согласие" в условиях неравенства уменьшат свободу и увеличат неравенство между людьми и классами. Как мы обсудим в разделе F.3, неравенство производит социальные отношения, которые основаны на иерархии и доминировании, а не свободе. Как сказал Ноам Хомски:


"Анархо-капитализм, по моему мнению, доктринерская система, которая, если применить, приведет к формам тирании и угнетения, которая имеет мало копий в человеческой истории. Нет ни малейшей вероятности что эти (по моему мнению, устрашающие) идеи будут применены, потому что они быстро разрушат любое общество, которое сделало эту колоссальную ошибку.


Идея контракта между властителем и его голодающими подчиненными это больная шутка, возможно это стоит обсудить на академическом семинаре, исследуя последствия (по-моему мнению, абсурдных) идей, но нигде больше". [Ноам Хомски про анархизм, интервью с Томом Лэйном, Декабрь 23, 1996]


Ясно, что, по своим аргументам, "анархо"-капитализм не анархистский. Это не должно быть сюрпризом для анархистов. Анархизм, как политическая теория, родился когда Прудон написал «Что такое собственность?» специально, чтобы опровергнуть понятие, что работники свободны, когда капиталистическая собственность заставляет их наниматься к лендлордам и капиталистам. Он хорошо знал, что в таких обстоятельствах собственность "нарушает равенство на правах изоляции и увеличения, а также свободы от деспотизма... и ничем не отличается от грабежа. Он, неудивительно, говорит о "собственнике, которому [рабочий] продал и сдал свою свободу".


Для Прудона, анархия была "отсутствием хозяина, суверена", в то время как "собственник был синоним суверена, так как он устанавливает свою волю как закон и не страдает от противоречий и контроля. Это значит, что собственность порождает деспотизм, так как каждый собственник - независимый лорд в области своей собственности". [Что такое собственность, стр. 251, стр. 130, стр. 264, стр. 266-7]


Нужно отметить, что классическая работа Прудона это длинная критика защиты частной собственности, которую выдвигает Ротбард, чтобы спасти свою идеологию от очевидных противоречий.


Ротбард проводит тот же анализ, что и Прудон, но приходит к противоположным выводам и ожидает, что его будут считать анархистом! Более того, кажется ироничным, что "анархо"-капиталисты зовут себя анархистами, и основываются на аргументах, в оппозицию которым анархизм был создан.


Как показано, "анархо"-капитализм имеет столько же смысла, сколько "анархо-статизм" - это оксюморон, противоречие в терминах. Идея, что "анархо"-капитализм оправдывает имя "анархизм" просто ложна. Только кто-то невежественный в анархизме может так думать. В то время как вы ожидаете, что анархистская теория покажет, в чем дело, хорошая вещь в том, что "анархо"-капитализм сам по себе делает то же самое.


Неудивительно, что Боб Блэк аргументировал, что "демонизировать государственный авторитаризм, и в то же время игнорировать идентичные ему порядки в крупных корпорациях, которые контролируют мировую экономику, это фетишизм в худшей форме." ["Либертарианец как консерватор", Отмена работы и другие эссе, стр. 142] Левый либерал Стивен Л. Ньюман говорит то же самое:


"Акцент правых либертарианцев на противопоставлении свободы и политической власти скрывает роль власти в их мировоззрении... власть, используемая в частных отношениях, например, в отношениях между работодателем и работником, не встречает возражений...


Это показывает любопытную нечувствительность к использованию личной власти как средство социального контроля. Сравнивая публичную и личную власть, мы можем спросить правых либертарианцев: Когда цена исполнения свободы кого-либо чрезвычайно высока, какая практическая разница между приказами государства и приказами работодателя?...


Хотя обстоятельства не одинаковы, говорить рассерженным работникам, что они могут уволиться с работы, то же самое, что говорить политическим диссидентам, что они могут эмигрировать." [Liberalism at Wit's End, стр. 45-46]


Как указал Боб Блэк, правые либертарианцы говорят, что человек может по крайней мере сменить работу. Но вы не можете избежать работы - точно так же как при этатизме вы можете сменить гражданство, но не можете избежать подчинения тому или иному государству. Но свобода значит больше, чем право сменить хозяев". [Op. Cit., стр. 147] Схожесть между капитализмом и этатизмом ясна - поэтому "анархо"-капитализм не может быть анархистским.


Отрицать власть (максимальную силу, принимающую решения) государства и принимать власть собственника - это не только крайне нелогичная позиция, но также расходится с базовыми принципами анархизма. Эта искренняя поддержка наемного труда и капиталистических прав собственности показывает, что "анархо"-капиталисты не анархисты, потому что они не противостоят всем формам власти.


Они очевидно поддерживают иерархию между боссом и рабочим (наемный труд) и лендлордом и арендатором. Анархизм, по определению, против всех форм архи, включая иерархию, созданную капиталистической собственностью. Игнорировать очевидную архи, связанную с капиталистической собственностью крайне нелогично и оправдывать одну форму доминации, потому что она проистекает из "справедливой" собственности и в то же время атаковать другую, потому что она проистекает из "несправедливой" собственности - это не видеть леса за деревьями.


В дополнение, мы должны отметить, что такое неравенство во власти и богатстве нуждается в "защите" от обездоленных ("анархо"-капиталисты признают нужду в частной полиции и судах для защиты собственности от кражи -- и, добавляют анархисты, чтобы защитить кражу и деспотизм, связанную с собственностью!).


Благодаря поддержке частной собственности (и, таким образом власти), "анархо"-капитализм заканчивает, сохраняя государство в "анархии": а именно частное государство, чье существование его сторонники пытаются отрицать, просто отказываясь называть это государством, как страус прячет свою голову в песок. Как правильно сказал один анархист, "анархо-капиталисты просто заменили государство частными охранными фирмами, и это едва ли может называться анархизмом, как этот термин обычно понимается". [Брайан Моррис, "Глобальный антикапитализм, стр. 170-6, Анархические исследования, том. 14, № 2]


Как мы обсудим в разделе F.6, "анархо"-капитализм лучше называть капитализмом "частного государства" так как там будет функциональный эквивалент государства и оно также будет преследовать интересы элиты с собственностью как и существующее государство (если не больше). Как сказал Альберт Мельцер:


"Здравый смысл показывает, что любое капиталистическое общество может обойтись без "государства"... но не может обойтись без организованного правительства, или приватизированной формы правительства, если там есть люди, накапливающие деньги и другие люди, работающие на них. Философия "анархо-капитализма" придумана "либертарианскими" новыми правыми, не имеет ничего общего с анархизмом. Это ложь...


Явно необузданному капитализму... необходима сила в своем распоряжении для поддержания классовых привилегий, от государства или от частных армий. Они верят в ограниченное государство - то есть такое, у которого есть одна функция, защищать правящий класс, не вмешиваться в эксплуатацию и быть таким дешевым, насколько возможно, для правящего класса. Идея служит также другой цели... моральному оправданию для буржуазного сознания в избегании налогов и не чувствовать себя виноватым." [Анархизм: Аргументы За и Против, стр. 50]


Для анархистов, нужда капитализма в некотором виде государства неудивительна. "Анархизм без социализма кажется таким же невозможным для нас, как социализм без анархии, в таком случае это было бы не что иное чем доминация сильнейших, поэтому это сразу приведет к организации и консолидации этого господства; то есть к образованию правительства". [Эррико Малатеста, Эррико Малатеста: его жизнь и идеи, стр. 148]


Поэтому, "анархо"-капиталисты отвергают анархистскую критику капитализма и наши аргументы в необходимости равенства, они не могут быть признаны анархистами или быть частью анархистской традиции. Для анархистов кажется странным, что "анархо"-капиталисты хотят избавиться от государства, но хотят оставить систему, которую оно помогло создать и его функцию защитника собственности капиталистов и прав собственности. Другими словами, уменьшить государство до его функции (по меткому выражению Малатесты) жандарма капиталистического класса не является целью анархистов.


Таким образом, анархизм это гораздо больше чем простое словарное определение "нет правительства" -- он также влечет за собой противостояние всем формам архи, включая те, которая производит капиталистическая собственность. Это понятно от корня слова "анархия". Как мы заметили в разделе A.1, слово анархия значит "нет правителей" или "против власти".


Как признает сам Ротбард, собственник является правителем собственности и поэтому, является правителем тех, кто использует ее. По этой причине "анархо"-капитализм не может быть признан формой анархизма - настоящий анархист должен логически противостоять власти собственника и государства. Так как "анархо"-капитализм не призывает открыто (или скрытно) к экономическим соглашениям, которые покончат с системой наемного труда и ростовщичеством, он не может быть признан анархистским или частью анархистской традиции.


В то время как анархисты всегда противостояли капитализму, "анархо"-капиталисты включили его в свое учение и поэтому их "анархия" будет отмечена отношениями, основанными на субординации и иерархии (такой как наемный труд), а не на свободе. (неудивительно, что Прудон говорил, что "собственность это деспотизм" - она создает авторитарные и иерархические отношения между людьми схожим образом, как это делает этатизм). Их поддержка капитализма "свободного рынка" игнорирует влияние богатства и власти на природу и результат индивидуальных решений внутри рынка (смотри разделы F.2 и F.3 для дальнейшей дискуссии).


Более того, любая такая система (экономической и социальной) власти потребует внешней силы, чтобы существовать и "анархо"-капиталистическая система соревнующихся "защитных фирм" будет просто новым государством, приводящим в жизнь капиталистическую власть, права собственности и закон.


Таким образом, "анархо"-капиталисты и анархисты имеют разные начальные позиции и противоположные выводы в уме. Их утверждения об анархизме фиктивны, потому что они отвергают так много анархистской традиции и служат не-анархистам в теории и на практике.


Неудивительно что Питер Маршалл сказал, что "немногие анархисты примут "анархо-капиталистов" в анархистский лагерь так как они не разделяют заботу об экономическом равенстве и социальной справедливости. "Анархо"-капиталисты, даже если они отвергают государство, могут в лучшем случае называться правыми либертарианцами, а не анархистами". [Требуя невозможного, стр. 565]


F.2 Что "анархо"-капиталисты имеют в виду под свободой?

Для "анархо"-капиталистов концепция свободы ограничена идеей "свободы от". Для них свобода значит просто свободу от инициации насилия, или "не-агрессия против какого-либо человека или собственности". [Мюррей Ротбард, К новой свободе, стр. 23] Понятие о том, что настоящая свобода должна комбинировать свободу для и свободу от, пропущена в их идеологии, так же как социальный контекст так называемой свободы, которую они защищают.


Перед тем как продолжить, полезно процитировать Алана Хауорфа: "На самом деле, удивительно как мало внимания получает концепт свободы от либертарианских писателей. Они обсуждают анархию, государство, и утопию. Слово свобода даже не появляется в индексе. Появляется слово "liberty", но только чтобы упомянуть отрывок про Уильта Чемберлена. В предположительно "либертарианской" работе, это более чем удивительно. Это действительно стоит внимания". [Анти-либертарианство, стр. 95]


Почему дело в этом, можно увидеть из того, как правые "либертарианцы" определяют свободу.


В право-либертарианской и анархо-капиталистической идеологии свобода считается продуктом собственности. Как сказал Мюррей Ротбард: "либертарианец определяет свободу как состояние, при котором права собственности человека на свое тело и материальную собственность не захвачены, не подвергаются агрессии... Свобода и неограниченные права собственности идут рука об руку". [Op. Cit. стр. 41]


В этом определении есть некоторые проблемы. В таком обществе человек не может законно делать что либо с чужой собственностью, если владелец запрещает это. Это значит, что гарантированная свобода человека зависит от количества собственности, которой он или она владеет.


Из этого следует, что кто-либо без собственности совсем не имеет гарантированной свободы (кроме, конечно, свободы не быть убитым или еще как-либо быть поврежденным от умышленных действий других людей). Другими словами, распределение собственности это распределение свободы, как это определяют правые либертарианцы. Это поражает анархистов, как из идеологии, которая утверждает, что продвигает свободу, следует что у одних людей должно быть больше свободы, чем у других. Это логический вывод из их взгляда, который вызывает серьезное сомнение, заинтересованы ли "анархо"-капиталисты в свободе.


Смотря на определение "свободы" Ротбарда, процитированное выше, мы видим, что свобода не признается фундаментальным, независимым концептом. Вместо этого, свобода выводится из чего-то более фундаментального, а именно "законных прав" индивида, которые определяются как права собственности. Другими словами, "анархо"-капиталисты и правые "либертарианцы" считают право на собственность абсолютным, из этого следует, что свобода и собственность становятся одним и тем же. Это предполагает альтернативное название для правых либертарианцев, а именно "пропертарианец". И, разумеется, если мы не принимаем мнение правых либертарианцев на то, что составляет законные права, то их утверждение о том, что они защитники свободы, слабое.


Другой важный вывод того, концепта что "свобода это собственность" это то что он производит отчужденное понятие свободы. Как мы отмечали, свобода больше не признана абсолютной, но выводится из собственности - что имеет важное последствие. Ты можешь продать свою свободу и все еще считаться свободным идеологией. Эта концепция свободы обычно называется "владение собой".


Но, говоря очевидное, я не владею собой, как если бы я был объектом, отделенным от своей субъективности - я есть я (смотри раздел B.4.2). Однако, концепт "владения собой" удобен для оправдания форм доминации и угнетения - через согласие (обычно под действием обстоятельств, мы должны отметить) на определенные контракты, человек может "продать" (или арендовать) себя другим (например, когда рабочие продают свою рабочую силу капиталистам на "свободном рынке").

Загрузка...