ЧайфStory

Глава 5 Байки времен мейстрима

Новейшая история — это такая история, которая совсем новая, то есть приключилась недавно. Любой школьник знает, что это самая путаная из всех историй, просто каша какая-то. Вот у римлян, что знает далеко не каждый школьник, все стоит на своих местах, а в недавнем прошлом такой бардак — диву даешься! Ибо только время расставляет все по своим местам.

Для того чтобы время расставило все по своим местам, оно должно пройти. А пока оно не прошло, все стоит, где ни попадя.

Все мешается, главное сегодня может послезавтра оказаться несущественным, заметное — мало различимым в дымке прошедших лет. Взамен же выдвинется на передний план то, на что не обратили внимания, картина высветится иначе, и тогда мы поймем… Но завтра.

А пока, чем ближе повествование подбирается к сегодняшнему дню, тем меньше в нашей истории собственно истории, ибо она, как сказано, требует времени на то, чтобы стать таковою. И тем больше всякой ерунды и мелочевки в памяти участников; ерунда эта, быть может, в чем-то даже и мусорная, но часто забавная, байки такие. Есть смысл покопаться, не особо задерживая взгляд на том или этом. Пусть идет, как было, а потом, лет через…надцать, она частично превратится в историю, частично в прах; и тогда все, что следует ниже, нужно будет переписать, придавая истории подлинную стройность, соразмерность и всякое прочее благообразие.

А пока на календаре год 92-й, от него и тронемся, заметив попутно, что «Чайф», как истинный уральский самородок, в 92-м году летом взял и в очередной раз (какой-то там по счету) вроде как бы и родился.

Гройсман сказал: «Начнем с нуля!» — ну и начали…

Был в июне концерт памяти Цоя. Мемориальный.

Тогда было много мемориальных концертов, то и дело кого-нибудь «отпевали», этот — самый массовый

— Лужники, море народа, солнце… Так и тянет ляпнуть — праздник… Грех, конечно, но странное это дело — концерты «в память». С толпой, с ревом, с аплодисментами…

В собственно чайфовской истории этот концерт был концертом. Много их было, описанию они поддаются, но, в описании их все меньше смысла.

Из существенного было вот что: встретились прошлое с будущим — Гройсман с Ханхалаевым. Ну и ради такого дела напились.

Потом Леха Жданов из номера «Калинова моста» телевизор упер. «У Лехи приключился алкогольный заскок, он в невменяемом состоянии два раза пытался вынести телевизор из гостиницы, а мы его вылавливали. Но расслабились, и он его все-таки украл, — рассказывает Шахрин, — но не из своего номера, а у «Калинова моста».

Нифантьев: «Жданов зашел ночью к «Мосту» в номер и взял телевизор. Переносной, но довольно большой. Утром ставит телевизор в сумку, тут бежит Шахрин, кричит, что самолет через час, видит антенну, торчащую у Жданова из сумки, вытаскивает телевизор: «Леша, что это? Быстро неси на место!». Шахрин из номера, Леша спрятал антенну, сумку застегнул и улетел».

Жданов привез телевизор домой, поставил на кухне и смотрел. А на «Калинов мост» повесили дело. «Мне звонят люди из «Моста», — Шахрин, — говорят: «Больше некому, кажется, Леха стянул, пока мы спали»…. Леху мы раскололи, он сознался, что телевизор-то спер… Мы долго извинялись, я приезжал, говорил, что это человек наемный, мы его не знаем, один раз у нас работал… Но дело в том, что «Калинову мосту» пришлось за телевизор заплатить, и наши отношения с этой группой до сих пор не наладились. То есть мы здороваемся, но они как-то очень осторожно на нас смотрят»…

Лето, Сочи, гастроли, «Аквариум», «Наутилус», «Настя», ну и наши. Последняя поездка Оли Пикаловой, администратора. Их там не очень ждали, ночью повезли в Абхазию, стали расселять. Народу оказался легкий перебор — приехали с семьями. «Больше всех «Аквариум» отличился, их было человек пятьдесят, кто-то даже тещу взял…» (Шахрин). Звезды стали бить себя кулаком в грудь, требовать поселения, их и распихали, куда ни попадя. Чайфы — люди скромные, стояли молча. Их забыли. Вышел абхаз, администратор, удивился: «А вы-то что? Ладно, вы хоть молчите, поселю-ка вас, куда своих людей селю»…

На берегу моря замок, называется «Гребешок». Абхаз дал ключи и сказал: «Ваше». Весь замок! С балконом, с выходом на море… И баба Зина — главное действующее лицо на всем берегу — она продавала настоящее вино прямо из подвала — сухой же закон… У бабы Зины двор с высоким забором, во дворе два гипсовых оленя из парка культуры и отдыха. И чайфы каждый вечер с тремя банками по три литра…

Шахрин: «Потом Борис Борисыч понял, что мы знаем тайное место, подходил, ручки молитвенно складывал и благостно говорил: «Чачечки, чачечки»… И мы брали на «Аквариум» чачу, а себе вино. Но адрес мы ему не сдали. Как мы с баночками на берегу замечательно отдохнули… Уехали, а там война… До сих пор, когда телевизор смотришь, думаешь, остался этот «Гребешок» или нет?..».

Улетели, потому что концерты кончились, остался позагорать в Абхазии Кормильцев, с ним жены наутилусов. И дети. Илья с ними из войны выпутывался — мужья концерты играли. Один Бутусов рванул в зону боевых действий за молодой женой, красавицей Анжеликой, его ловили то грузинские патрули, то абхазские, сличали внешность с фотографией в паспорте, поворачивая то «в фас», то в профиль, и чуть не расстреляли. Но это другая история.

Расстреляли пацана, который рядом со Славкой в автобусе ехал. У него уши были странные. И вообще он был глухой.

Лето в чайфовской манере — редкие концерты, мероприятия общественно значимые… Исторический субботник силами поклонников группы 4 августа, например. Убирали мусор в старых традициях, что было довольно оригинально, ибо традиции эти как раз дуба дали.

Исторический сквер, Шахрин с «броневичка речь толкнул» (со своего «Москвича-401»), рассказал, что дело это хорошее, мусор убирать, что ради хорошего дела «спецрейсом из Москвы, из музея Владимира Ильича Ленина, привезено легендарное бревнышко, которое вождь всемирного пролетариата на плечике таскал; сейчас его торжественно внесут потомки соратников»… «Потомки» в составе: Бегунов, Нифантьев, Северин — вперли бревно, предварительно уворованное у метростроителей за соседним забором, а Шахрин объявил, что во время субботника каждому будет предоставлена уникальная возможность продублировать исторический снимок с бревном и с соратниками. Под такой шумок прибирали мусор, потом поставили в парке свою репетиционную аппаратуру, поиграли, были молодые группы, они на чайфовских инструментах поиграли.

«Я не знаю, зачем «Чайф» все время такие штуки устраивает» — Шахрин. Зачем-то устраивает. Во всяком случае, традиция чайфовских субботников закрепилась в городе надолго.

А где-то там, в далекой столице, думал думу Дима Гройсман, новый директор. Думал, что же с «Чайфом» делать.

(физиономия)

Надо сказать, что Дима с чайфами дружил, группа ему нравилась, песни ее тоже, но степень продвинутости ее в сознание масс населения Дима, соглашаясь быть директором, представлял себе слабо, на что и напоролся: «Я сразу почувствовал перемену, когда я приходил и говорил: «Здравствуйте, я менеджер

«Бригады С», — ее знали все. Любили или нет, это другой вопрос, но знали. Когда я приходил, допустим, в железнодорожные кассы и говорил: «Девочки, помогите с билетами, я менеджер группы «Чайф», — они переспрашивали: «Что за чай?» (Гройсман).

Дима занимался экспериментами на ниве прикладной социологии: при встрече со знакомыми как бы ненароком упоминал «Чайф». Следовал вопрос: «А кто такой Чайф?». «И меня это бесило! — усмехается Гройсман, человек по натуре упорный, даже упертый. — Когда-то Гарик мне сказал: «Группа «Чайф» — хорошая группа, но она провинциальная, такой и останется». Я сказал: «Поживем-увидим».

Оставалось «пожить и увидеть», чем Дима и занялся. Денег у него не было, но были опыт и натура подходящая.

Дима Гройсман — еврей из Воркуты, умудрившийся таки родиться в зоне оседлости, в городе Хмельницком. Мама в отпуск ездила, Дима в теплом климате родился, и немедленно в Воркуту.

«Я на свет появился только потому, что сестра была идеальным ребенком, не плакала, была послушна, никогда не перечила родителям… — рассказывает Дима. — Мама говорила, что если бы я родился первым, сестре бы света этого не видать — я был полной противоположностью. Но я во всем был полной противоположностью, и когда мама спрашивала, что мне подарить на день рождения, папа говорил: «Дай ему денег, мы все равно не попадем»…

После школы поступил в Московский автомеханический институт, а потом Дима предался театру. С азартом, потому что Дима включился в «систему». Была такая студенческая система скупки и перераспределения театральных билетов. Действительно «система» — бойцы, лидеры, пятерки — вполне тайная организация, смыслом которой был не просто билет, а билет как валюта, универсальная, весомая, и милиция не докопается.

Прошел Гройсман в системе от бойца, который всю ночь в очереди стоял, до лидера, который решал многое. «Театр Ермоловой был мой, — рассказывает Дима, — если надо было попасть в театр Ермоловой, звонили мне. Я знал в театре всех, от уборщицы до Фокина. А был там главным администратором Толя Фалькович, его я считаю своим учителем. У него была поговорка: «Если я не могу решить твою проблему с одного звонка, это очень сложная проблема». Но со второго он ее решал».

По окончании института Дима в автотракторном НИИ с 7-45 до 18–40 с перерывом на обед играл в теннис, пока в один прекрасный день не позвонил Фалькович и не полюбопытствовал, не надоело ли Диме по восемь часов в день коту под хвост выбрасывать. Потому что в театр Табакова нужен администратор, он Гройсмана и порекомендовал.

Успешно сдав головоломный экзамен с доставанием за сутки из воздуха десяти спортивных матов для спектакля «Прищучил», Дима был принят на работу в театр Табакова. Там познакомился с Сукачевым. «А Гарику если что нравилось, он сразу пытался подобрать, — Гройсман. — Гарик сказал: «Иди ко мне администратором». Я отказывался, он посчитал, сколько я буду получать, раза в четыре больше, чем в театре. Меня и это не проняло, но он сказал, что если я в течение недели решу проблему с театром, через две недели мы едем в Германию, потом в Америку». Заграница проняла.

До «Чайфа» Гройсман проработал в «Бригаде С» четыре года. «С Гариком у меня разногласий не было. У меня с ним разногласие существовало по поводу пьянства, единственное разногласие. И с «Бригадой» я не собирался ни расходиться, ни расставаться, но считал себя свободным человеком».

(физиономия)

Грозный — не единственное приобретение, появился на место скоропостижно уволенной Ольги Пикаловой худенький парнишка с настырным взглядом — Илья Спирин. В роли администратора. Так лихо и плотно появился, что по тусовке сразу пошел слух, будто Илья Шахрину родственник; во всяком случае, Антон Нифантьев до сих пор в этом уверен.

На самом деле никакой Илья был не родственник, а обычный безработный и довольно растерянный молодой человек. Перед попаданием в «Чайф» он открыл свою фирму и пытался торговать сахаром. Тогда почему-то все пытались торговать сахаром, и все приблизительно с одним результатом. «Я «очень удачно» торганул на самом деле рожей своей, и потом не знал, что делать, как жить» (Спирин). Но поскольку в собственной фирме Илья был сам себе директором, один приятель сообщил, что группа «Чайф» ищет директора, и посоветовал сходить поговорить. «Я сходил к Шахрину в гости, и для меня это был шок» (Спирин).

Шок, потому что слово «Чайф» Илья знал давно, и звучало он для Ильи гордо. Во-первых, Спирин был Шахрина с Бегуновым на девять лет моложе, и когда «Чайф» совершал первые набеги на площадки Москвы и Подмосковья, учился в Институте электронной техники в Зеленограде. А институт был, как он говорит, «продвинутый и закрыто-открытый», электронный, все паяют и, разумеется, слушают музыку. Илья до поступления музыкой не увлекался, а тут затянуло за компанию. При том что Зеленоград наравне с Черноголовкой был еще в большевистские времена одним из центров рок-н-ролла, здесь была своя традиция, концерты довольно часто, на доске объявлений Илья однажды прочитал: «Группа «Чайф». «И подумал: что за уроды придумали название такое? А с другой стороны, душу греет, Свердловск, родина…» (Спирин).

Денег не было, изыскивались различные альтернативные способы ходить на концерты, кто-то предложил поработать дружинником, билеты проверить. «Проверили билеты, сели концерт смотреть, выступал «Чайф», Шахрин с трубой ходил, то есть с брандспойтом. И мне понравилось, весело» (Спирин). Потом пришли из Москвы записи на одну ночь, Илья всю ночь сидел, писал «Дулю с маком» и «Дерьмон-тин», а пленки не было, пришлось стереть любимый Queen, записывать «Чайф» «по святому».

После института работал Илья на Оптико-механическом заводе, очень не понравилось, уволился, а тут и сахар… Но это был еще 91-й год, уже тогда Шахрин к Спирину примерялся, не срослось, но Илью Володя запомнил. И месяцев через шесть отыскал. «Мне сказали, что работы нет, есть Пикалова, с которой нужно закончить отношения. И с самого начала разговор шел не то о директоре, не то об администраторе, тогда было еще по жизни не ясно, чем одно от другого отличается. Я поработал в качестве техника на добровольных началах, ходил на репетиции… И как только я пришел в коллектив, Антона забрали в алкогольном психозе».

В августе Антона посетила «беляночка», как ласково ее кличут те, кто с ней уже встречался. Или «белая горячка» — это для тех, кто все еще знаком с ней только понаслышке. «Я растарабанил гитарой телевизор… Перебил телевизор, мебель, гитару и понял, что это звоночек», — Нифантьев. Утром Антон пришел в диспансер и сказал наивно:

— Ребята, мне надо лечиться. Что вы посоветуете?

— А что ты натворил? — полюбопытствовали люди в белых халатах.

— Да ничего особенного, — отвечал Антон, — сломал гитарой телевизор…

— Так, так… — говорят которые в халатах, — Ну, подожди здесь…

Антон сел на кушеточку, сидит, ждет, входят два мужика, хвать — в машину и на станцию Исеть, в психушку.

«А там врачиха — молодая девка, совершенно безумная. Дня три прошло, меня начали выпускать на прогулки… Двор, забор метров восемь, вверху кругляшок неба, и все по кругу ходят. В центре стул, сидит псих, на баяне играет. И так круглые сутки с перерывами на сон, питание и уколы. И я понял, что я попал»…

Шахрин: «Приходит ко мне Алина вся в слезах и говорит, что Антона увезли в дурку. Что он выпил, разбил телевизор, бил гитарой об стенку, а гитара-то была моя… Его увезли в «Исеть», в самую страшную нашу дурку. Алина говорит, что уже консультировалась с апрельскими маршами, известными специалистами в области психиатрии, с Женей Кормильцевым, и тот сказал: «Исеть» — это очень плохо».

Шахрин с Алиной уселись в Бовин «Москвич-401» и скоро увидели эту «дурку», живо напоминавшую концлагерь: белые бараки на полтора метра из земли торчат, решетки, грязь… Был ливень, охрана бдительность потеряла, заехали прямо во двор, но выяснилось, что каждый барак все равно на решетку закрывается. Выходной, никого нет, пробились в барак, им вывели Антона…

«Когда меня показали, Шахрин в ужас впал. Пришли к молодой врачихе, она говорит: «Да вы что! Месяцев восемь полежит, там посмотрим»… Шахрин объясняет про гастроли — бесполезно. Но Шахрин — человек пробивной, нарыл тетку в этой психушке, которой я до сих пор безумно благодарен, Тамара Узбеке на, совершенно классная тетка, хрен на нее вышел, уговорил, и меня просто выцепила оттуда. Шахрин писал какие-то расписки, я писал расписки… И меня перетащили в другое отделение» (Нифантьев).

«Вообще, врачи очень странное на меня произвели впечатление, — это уже Шахрин, — они полные психи. Но мы добились, чтобы его перевели от полных психов, договорились, что Тамара Узбековна его закодирует, я дал расписку. И его отпустили. И с тех пор у нас Антон не пил».

За всю историю «Чайфа» это был первый реальный прорыв на ниве борьбы с зеленым змием. Хотя… «Я и сейчас алкоголик, — ухмыляется Антон. — Потому что алкоголизм неизлечим. Фактически я не пью, но я алкоголик»…

(«Дети гор»)

«Дети гор» — первый альбом, записанный с Гройсманом. С ним чайфы впервые изменили Питеру, пора было покорять Москву. А с ней и всю страну.

Гройсман сразу заявил, что писать альбом нужно «в нормальной московской студии», что нужен настоящий продюсер, на эту роль предложил Сергея Галанина. Шахрин: «Мы подумали: московский взгляд нам не помешает, корни все равно останутся, но некий по-хорошему столичный призвук нужен, чтобы это была до не конца сельская музыка».

Деньги взяли взаймы, запись на SNC, сумма фиксированная — ровно на 60 часов работы. Жили в общежитии какого-то завода возле Горбушки, четыре койки, стол, на столе ножиком вырезано «Казарян», потому и звали местечко «Отель «У Казаряна»… Единственная розетка почему-то над шифоньером, чтобы утром поставить кипятильник, нужно было крепко извернуться… И койки такие, что родилось предположение, будто на заводе все рабочие какого-то специального, очень маленького роста — ноги вечно торчали через решетку, сетки прогибались до самого пола, в такой позе спали. Денег не было, Шахрин взял из дома мешок сала, его и ел Декабрь 92-го года, страшный холод, утром вставали, шли на студию в темноте и в темноте вечером выходили.

«Это был первый альбом, в котором старались учитывать некие законы шоу-бизнеса, — свидетельствует Шахрин, — а так как мы в нем не очень понимали, часть работы взял на себя Дима, звук — Серега Галанин, а консультантом был Олег Сальхов, директор SNC. Задача была конкретная: сделать роскошный коммерческий звук, чтобы альбом стал продаваемым».

Выходило достаточно мажорно, но у Шахрина и настроение было мажорное. И никак не могли сообразить, какую песню считать будущим хитом, на какую потом клип снимать, поскольку появилась уже потребность клипы снимать. Именно по этой причине Дима предложил записать по второму разу «Псов с городских окраин» — песня сильная, а к тому же в прошлый раз забыли гитару записать.

Про грядущую запись «Псов» прослышали Кинчев со Скляром, пришли на запись и сказали: «Предупредите, когда будете вокал писать». Но пришли они пораньше, с какими-то друзьями из Иркутска и двумя полуторапитровыми бутылками водки. Ждали часа два с половиной, после чего стало ясно, что слова они спеть не смогут в любом случае. Решили, что Кинчев будет просто выть, и если прислушаться, слышен крик одинокого волка. А Скляр и Галанин пели все-таки слова, их тоже можно услышать.

Женский вокал в «У зимнего моря» спела Наташа Романова, когда-то она спела «Котлован» у «Апрельского марша». Нужно было мягко, а она норовила заорать, как в «Котловане». Ее уговаривали петь поэротичней, устраивали мужской стриптиз, задирали рубахи в пультовой, танец живота исполняли… Ничего, спела… В двух песнях на гитаре играет Сергей Воронов, гитарист из Crossroads. И все бы хорошо, но чего-то в альбоме все не хватало, и вообще выходил коротковат. Стали думать, Шахрин неохотно признался, что вообще-то есть у него еще одна песня, но она «не вписывается». Бегунов предложил сыграть на всякий случай, Шахрин под гитарку напел:

— Почему ты решил, что не вписывается? — поинтересовался Бегунов. Шахрин объяснил, что подход другой, фолковый, и тема фолковая, и сюжет, можно сказать, заимствованный… Бегунов сказал:

— Ты дурак, что ли? Все вписывается! Тебе нравится — мне тоже нравится, есть шанс, что она и людям понравится. Какая разница, что она не влезает в эту рок-н-ролльную концепцию? Пишем!

И записали. Пригласили Рушана Аюпова, клавишника из «Бригады С», с гармошечкой, и записали. Но вопрос «кто тут хит?» оставался открытым: «Мы думали, что «Не спеши», конечно, хороша, но, безусловно, не центровая, не главная», — Шахрин. Впрочем, думать было некогда — деньги кончались. Дописывали «Мама, она больше не может», я записал вокал, нужны бэки, но у студии стоит такси, чтобы везти группу на поезд; я заскочил, сам спел все бэки, чтобы не объяснять никому, что и где… Допел, сказал: «Все!» — в такси, и все» (Шахрин). Сводить, доделывать остался Галанин, но об этом позже.

Мероприятие называлось «Рок на Рождество», Минск, январь 93-го. Попали случайно. Гройсман: «Я пошел на «Черный пес Петербург», за кулисами меня встречает один музыкант: «Привет, ты в Минск-то едешь?». Второй — то же самое, и я вижу, что все едут в Минск на «Рок на Рождество». А делает некто Иван Иваныч, я его вижу, он: «Здорово, Димастый!». А я: «Пошел ты!.. Как я с «Бригадой», так ты мне звонил и обзванивал, а как я с «Чайфом», так нет тебя»… Он руками замахал, и так совершенно случайно я вписываю «Чайф» в Минск».

Концерт ночной, никому рубиться до утра не охота, а «Чайф» оказался самой неизвестной командой, не считая минских… Пять утра, в зале пьяные люди спят, Гройсман решил: «Да и хрен с ним, не получилось и не получилось». Вышли чайфы и подняли зал на ноги, народ проснулся, затанцевал… Но самое интересное случилось после.

Входит в гримерку категорически пьяный человек, представляется: Игорь Пархута. И говорит, что его жена с Шахриным работала на «Роке чистой воды», зовут ее Галя. Та самая Галя, которую Шахрин не запомнил. Но она ребенка родила и не смогла прийти. И говорит Игорь:

— Чем я могу вам помочь? Гройсман возьми и ляпни:

— Материально. Игорь Пархута говорит:

— Сколько надо? Гройсман, прекрасно понимая, что нашему человеку по пьяни море по колено, заявляет:

— Лимон.

— Я дам… — сказал Игорь, и дает домашний телефон. — Позвоните завтра, пообедаем, Галя будет рада.

Гройсман ко всему происшедшему отнесся несерьезно, и это понятно. Пошли спать, проснулись, поели: «Что будем делать?» — «Спать». Поднимаются с Шахриным наверх, а в голове у обоих крутится, что обещали человеку позвонить. В общем, позвонили для отмывки совести, там Игорь: «Вы что тянете? Жена ждет!». Больше всего хотелось спать, но поехали.

Приятные, хорошие люди, накормили пампушками, сидели, шутили, Шахрин Галю вспомнил… И такая была хорошая атмосфера, что Гройсман про деньги забыл… Но поезд, стали собираться, вдруг Галя из-за спины вытаскивает две тысячи марок, по тем времена как раз миллион рублей. И говорит: «Мы подумали, если вам это поможет — пожалуйста. И ничего взамен не надо».

Шахрин еще и отказывался… «В 93-м году мы заработать такие деньги просто не могли, — Шахрин, — я начинаю отказываться, а Игорь говорит, что Галя сказала: надо помочь. И что им будет приятно потом видеть этот клип». Без бумаги, без отчета, без всего! Дима стал говорить, что они могут потом хотя бы отчитаться, куда деньги потратили, а Игорь и Галя сказали: «Ваше дело, тратьте, куда хотите, но мы даем на клип».

«По дороге обратно со мной случился приступ истерического смеха — говорит Гройсман, — я понял, что все крутые съездили за сорок тысяч рублей, а мы за миллион сорок!».

Чудо, как ему и полагается, произошло на Рождество. Его устроили Галя и Игорь Пархута. Оставалось послушать альбом, который так и сводился где-то у Галанина, решить, на какую песню снимать, и снять.

Банкетов после рождественского рока было три: спросонок, между сном и на дорожку; в поезде стали приходить в себя, тут и завыли. А водки — тю-тю… Три вагона похмельных музыкантов принялись мучительно искать, что бы тут выпить.

А старый алкаш Нифантьев впервые в жизни не пил, он развлекался: «Я всем наливал, все падали, а я тащился по страшной силе. И взял с собой бутылок десять водки с банкета, сели в поезд, эта компания орет: «Ой, плохо! Ой, выпить бы что-нибудь»… Я им говорю, что у меня есть водка, но выдавать буду по сто грамм… Сидел в купе, как король, и стал эту водку на батарее греть. Нагревал до состояния теплого чая, наливал по сто грамм в стакан и выдавал. Они орали: «Ты что с ней делаешь?!». Так провел с ними ночку»…

В январе 93-го проходил в Екатеринбурге странный фестиваль под названием «Зимняя пушка». То есть назывался он «Рок-арсенал», но на эмблеме была нарисована пушка, его и звали «Зимняя пушка».

Чайфы ждали Галанина, который должен был приехать с «Бригадой С» и привезти альбом. «А нам нравилось, как все звучало на дорожках, когда мы" уезжали» (Шахрин). Галанин привозит кассету, Шахрин слушает и впадает в ужас: ему очень не нравится. «Это был настолько непривычный для нас звук, что я обломался полностью. И говорю: все надо переделывать!».

Бросились звонить на студию, оттуда сообщили, что треки стерты, пересвести нельзя… Да еще Сукачев Шахрину радости добавил: «Гарик был у меня дома, я поставил, он сказал: «Зря вы с Галаниным связались». И тогда я понял, что Гарик нервничает оттого, что мы с Гройсманом работаем». Пытались говорить о каких-то переделках с Галаниным, он «сперва разруливал, а потом сказал: «Ничего менять не буду — я продюсер» (Гройсман).

И когда решили, что все пропало, стали происходить приятные неожиданности: «Люди слушали и говорили, что звук роскошный. И сейчас я понимаю, что альбом на самом деле для того времени звучит почти роскошно. Настолько мы были не готовы…» (Шахрин).

Вышел альбом в апреле на виниле. В названии шутливая профанация — чайфы объявили себя детьми гор, очевидно Уральских, которые на карте есть, но в жизни отыскать их довольно трудно — больно старые, стерлись совсем. Шутку развили — в конверт вкладывалась карта вымышленной республики «Чайф», отдельная земля со своим устройством, своими достопримечательностями… Выдумал ее Шахрин, нарисовал художник Корепанов. «И во всех интервью мы стали толкать идею о том, что мы горцы: Уральские горы есть, значит мы горцы! Но карта безумная» (Шахрин). На конверте — трое «горцев» в костюмах из спектакля «Ханума»…

Как потом выяснилось, костюмы были не грузинские, а чеченские. Выяснилось на юбилее «Десять лет «Наутилуса», чайфы решили сделать наусам подарок и взяли те же костюмы. Вышли в Москве играть, а на балконе чеченские люди с охраной, со связью… «Когда мы вышли, там повисла тишина, они решили, что сейчас будет стебалово.

Но когда они поняли, что мы искренне в этих костюмах стараемся, встали, стоя аплодировали, им было приятно видеть таких орлов, настоящих джигитов… Не опозорили костюмы… — Шахрин. — Но потом нам сказали, что люди очень напряглись, могли порезать за оскорбление национальных чувств чеченского народа»…

На альбоме так и остались трое в чеченских костюмах. Без Нифантьева. Сами чайфы говорят, что ничего принципиального либо идеологического в том факте не было, но люди, искушенные в рок-н-ролльных дрязгосплетениях, сразу поняли, что дело это просто так не кончится… Оно и не кончилось, но позже.

Приключения с альбомом продолжались: нужно клип снимать, а на какую песню, так и не решили. И тогда Гройсман сказал: «Нужно снимать «Не спеши». Чайфы в резкой форме отказались.

«К «Не спеши» у меня было очень странное отношение, я ее написал, потому что хотелось, чтобы была такая застольная песня, у родителей такие песни есть, а у нас нет, — рассказывает Шахрин. — Чтобы можно было хоть под гармошку, хоть под гитару ее петь… Я не хотел ее в альбом включать, а когда записали, народ начал тыкать в нее и говорить, что это хит. Но для меня это не было звучание группы, я думал, что первый клип должен адекватно показывать, что за группа «Чайф». Мы с Гройсманом спорили чуть ни до драки, в конце он сказал: «Деньги у меня, на эту дам, на другую не дам!». А еще убедил тем, что дал, как он сказал, послушать весь альбом Деденеву, тот ткнул пальцем в «Не спеши».

Тут Гройсман присочинил, посылал он Деденеву две песни, «Ой-йо» и «Не спеши», потом сам позвонил и сказал, что снимать будут «Не спеши». «Деденев сказал: «Гройсман, ты охерел? Это же просто чернуха». И тогда я сказал громкую фразу: «Боря, я тебя не прошу оценивать песню, я прошу снять клип» (Гройсман).

Выехали в Питер. «Съемки были ужасно организованы, впрочем, как и все на телевидении» (Шахрин). Пришли к восьми вечера, в одиннадцать их начали гримировать, к двенадцати вошли в павильон, где стояли недостроенные три фанерные стенки, декорация… К четырем ночи Шахрина происходящее стало нервировать, и он заявил Деденеву, что по его мнению снимается «Утренняя почта» образца 82-го года. Тот остановился, показал что-то остальным, и съемочная группа ушла из павильона. Чайфы сидят в одиночестве, ничего не происходит, мужики Володе говорят: «Что-то ты перестарался… Деньги заплатили, приехали сюда и сидим в пустом павильоне, время — пять утра!».

В полшестого появляется съемочная группа, как на фронт, строем: «Значит так, берем лавку, ставим сюда, садитесь!». «Чайф» садится. Лавку поворачивают туда-сюда, за окном пыхают всполохи, за час все снимают и опять уходят. «А до этого снимали какие-то дурацкие картинки, и было видно: режиссер не знает, что он снимает, мысли нет, — говорит Шахрин, — а тут посадил на лавку: «Играйте», — и сделал несколько планов этой лавки». Клип такой и вышел: скамейка, сидят мужики, песню играют.

«Когда я принес клип на телевидение, его показывали все каналы, и никто денег не взял, — это говорит Гройсман. — А я засунул его в каждую дырку, куда только можно было». «И песня сразу стала хитом, — это Шахрин, — единственное, чего я и боялся, произошло: многие предположили, что группа такая: мужики, гармошка, сурьезные такие песни поют… Пошли заявки, мы приезжаем на концерт — веселые бодряки скочут, рок-н-ролл играют и в конце встают с одним серьезным лицом, играют эту песню и уходят. Но зал ее пел»…

Не взирая на препоны, чинимые автором, песня дошла до слушателя. Зал до сих пор ее поет. Менты, которые охраняют концерт, забывают о толпе, поворачиваются и поют. Когда Шахрин с Бегуновым были в Чечне, там солдаты пели: «У нас дома детей Ханкала»… В Таджикистане пограничники пели ее, как гимн. Но самое большое удивление постигло Шахрина, когда однажды переключал каналы телевизора и увидел в Питере на стадионе военный праздник: десантники кирпичи ломали, показательные драки устраивали, потом встали в колонну и пошли. Десантная дивизия маршировала и сама себе пела: «Не спеши ты нас хоронить». В ритме марша…

«Я просто охерел!» — Шахрин.

«В 93-м осенью Дима делал концерты в легендарной Горбушке, полный зал народа, который и другие песни пел, но «Не спеши» хором и со вставанием. И действительно, популярность группы началась с 93-го, до этого для людей, не интересующихся этой музыкой, нас не было. Для нас самих резкого взлета не было, мы шли как по ступенькам, но наступил момент, когда явление сформировалось и стало заметно всем» (Шахрин).

Второй клип сняли в мае без проблем и практически без денег. «Не дай мне повод». Появился человек со Свердловской киностудии по фамилии Долинский, оператор комбинированных съемок, и предложил снять клип. С мультипликацией, со всеми делами, и за какие-то по тем временам очень смешные деньги. Мультипликации, правда, к концу стало совсем мало, но и ладно. Чайфы выехали километров за пятьдесят от Екатеринбурга на Ревдинский медеплавильный комбинат, есть там место, где вагонетки выезжают, выливают лаву, она наплывает, образуя лунный ландшафт, бесконечная вяло дымящаяся лава… И просто танцевали.

Причем в альбоме играл Сергей Воронов, гитарист из Crossroads, играл без гонорара, но с условием, чтобы на съемках, если они будут, его партии никто пальцами не изображал. А гитара играет… Так Бегунов другой стороной ее переворачивал и «пилил» по грифу с изнанки, без струн.

«Так сделали клип, который мне до сих пор очень нравится, — Шахрин, — он абсолютно точно попадает в настроение группы, в характер. Мы там не профессиональные танцоры, но делали все от души. Мы, может быть, не слишком профессиональные игроки, но рубимся всегда с удовольствием».

И в результате вышло два клипа. Очень просто…

(пить надо меньше)

Легенда, но красивая. Тем более, что произошла на самом деле. «Поколение» — это фестиваль «Поколе-ние-93», 24-го июля, чайфы были гостями. Московский фестиваль, мажорный, но интересна история тем, что закончился этот фестиваль банкетом на пароходе.

Тогда появилась реклама водки «Зверь», которая полностью соответствовала своему названию, люди с нее зверели, память отшибало полностью. «Бывает водка настоящая, а «Зверь» был весь паленый!» — Шахрин. Но «Зверь» был спонсором, и было его на этом пароходе не меряно. И были артисты самых разных направлений.

Утром, когда всех сгрузили с парохода, бредут чайфы по набережной, Бегунов говорит:

— А ведь я не помню, что вчера было…

Шахрин ему:

— Да как же, что ты!.. Сидели на палубе, за стол Пенкин подсел, и ты потом с ним в губы целовался…

Бегунов говорит:

— Пенкина помню, а как целовался, не помню.

— Да целовался, целовался, — толкует Шахрин, — даже и не сомневайся!

И Бегунов замолчал. Два дня молчал.

На самом деле он с Пенкиным не целовался. Тосты говорили, было, а до поцелуев не дошло. Но помнил Вовка, что Пенкин был, помнил, что говорили хорошо, а чем дело кончилось, не помнил. Звоночек.

К концу лета положение «Чайфа» в пространстве стало меняться, что чувствовалось: холодком потянуло из родного Питера, потеплело со стороны столицы. Дома, в Екатеринбурге, песня «Не спеши» у бывших рокеров вызывала раздражение, а рокеров не бывших там уже практически не оставалось. Эту песню не любили дома почти так же, как «Ой-йо». Что поделать — чужой успех в этом мире вызывает классовую ненависть вплоть до смертоубийства, до которого на сей раз, к счастью, не дошло.

А чайфам пришла идея записать рок-н-ролл. 17 сентября в драмтеатре на студии Новикова в один присест записали альбом «Оранжевое настроение». Поставили четыре микрофона, сели кругом, тут же вспоминали свои старые штуки, «на раз» проигрывали и писали. Они на самом деле заранее не знали, какие песни будут записывать, просто вспоминали и гнали.

Пригласили Желтовских, он на альте играл, барабана не было и не было баса. В три гитары Шахрин, Бегунов и Нифантьев, павильон маленький, Малой в углу стоял, у него даже микрофона не было. И Северин что-то подбрякивал слегка, подстукивал.

Закончили, Леха Жданов сказал: «Все». Бегунов сам по себе стал играть блюзовый квадрат. Поиграл, остальные подхватили, Бегунов вдруг запел гребенщиковский «Блюз простого человека»: «Вчера я шел домой, вокруг была весна»… Чайфы было подхватили, а не вспоминали заранее, слова перепутали, второй куплет неправильно спели, третий просто не вспомнили.

Но пока играли, Леха помаячил: «Пишется!». Оказалось, он не выключил магнитофон, так неожиданно для себя и Гребенщикова записали. «И мы между собой посчитали, что именно так негры в Гарлеме сыграли бы песню Гребенщикова, с тем же отношением. Мы поставили ее в альбом, написали: «Музыка народная, слова Гребенщикова». Без разрешения Борис Борисыча. Я подумал, что он не тот человек, который устроит скандал из этого дела. Пришли, уже имея пластинку на руках, во всем покаялись. Он послушал и сказал: «Замечательно», — рассказывает Шахрин. И вот еще: «Он точно понимает, что в музыке ни мелодия, ни слова не имеют значения, главное — ощущение, а у нас было ощущение именно этой песни».

Дима Гройсман к проекту отнесся скептически, фирма «Фили» и того скептичней. «Нам говорили: «Да вы, ребята, чего? Только что записали с роскошным звуком «Дети гор», и вдруг выпустим вот это вот непонятно что?! — Шахрин рассказывает, — но пленка у Димы была, он ее поставил актерам из театра Табакова, с которыми у нас уже давно были дружеские отношения, и те сказали: «Класс!»… И кому бы он ни ставил, все говорили, что это ништяк». Дима решился, и под шумок, без рекламы, без единого клипа выпустили пластинку, она до сих идет очень хорошо, на втором месте после «Детей гор».

Кстати, к концу лета Гройсман простился с «Бригадой С». «Надо отдать ему должное, Гарик даже с «Чайфом» мне во многом помогал, — рассказывает Дима, — по крайней мере, невмешательство с его стороны было стопроцентное. А потом Гарик стал немного ревновать. В 93-м популярность «Бригады» падала, концертов становилось все меньше, Гарик пил все больше. В общем, отношения стали портиться, и в один прекрасный день он мне позвонил и сказал: «Ты уволен».

Собственно, американских была одна штука, зато наших много.

В конце лета вместе с телекомпанией «4-й канал» сняли видеоверсию «Детей гор», организовали неплохо, а сняли как смогли. Кран, рельсы, декорации в свердловском ТЮЗе, три камеры, но все «убитые» SuperVHSKи. Как говорит Шахрин: «Работа по качеству неудачная, а так — хорошая»…

В это время как раз на пике были истории с «Белыми братьями», которые безостановочно конец света обещали, и чайфы решили, что в подробности вдаваться не будут, но если вдруг конец света, нужно оттянуться на славу. Пригласили свердловские группы и объяснили, что каждый выбирает свой любимый праздник и делает микрошоу минут на пятнадцать кто во что горазд. 13 ноября в честь возможного конца света отметили все праздники за одну ночь, и день колхозника, и Новый год; «Чайф» отмечал традиционный День пограничника, его отмечали регулярно с 91-го, когда Валера появился и стало три пограничника в группе. На «конце света» танцевали пограничный танец. С вышками, с собаками, которыми был один Бегунов в роли Джульбарса — в трусах и зеленой фуражке…

16 января «Чайф» выступил в Свердловской филармонии. Пригласили на фестиваль «Музыка из нового света», просили сыграть «нечто вроде рок-музыки». Пригласила дирекция филармонии, о чем еще до начала концерта пожалела — входит в зал народ, начинает лезть на спинки кресел, на камины декоративные вдоль стен… Дирекция стояла в дверях и с ужасом ждала, как разнесут сейчас зал по камушку… «Чайф» играл акустику, толпа подобралась миролюбивая, слезли с каминов, поставили горшочки-цветочки обратно, и все целое! А к чайфам подошел органист и сказал, что если они хотят с органом что-нибудь сыграть, он всегда к их услугам. Шахрин до сих пор соображает, что бы с органом сыграть, вот не придумал пока.

31 марта американская история — открывали генконсульство в Екатеринбурге. Чайфов пригласил консул. «Джордж Сигал был классный мужик, — Шахрин, — дома ходил в футболке Grateful Dead, наши пластинки любил, у нас были с ним очень хорошие отношения». А мероприятие пафосное, пригласительные чуть ли ни сам губернатор «по своим» раздавал, и когда при входе нарисовались наши четверо, их только что с собаками не ловили и все спрашивали: «А вы-то куда?»… А у них бумажки с надписью «Посол США приглашает Вас»… Они и говорили: «Да вот, посол пригласил».

Внутри пафоса еще больше, постный народ шампанским позвякивает; тогда чайфы из бумажек, которые там выдавали, понаделали самолетиков, и когда произносилось: «За мир!» — пускали по залу бумажных голубей. Натурально срывали мероприятие, официальные лица кривились, консул выскакивал в маленький коридорчик и шипел, давясь от хохота: «Great! Как ваши новые русские напрягаются… Yes!».

23 июня 1994 года в парке Вайнера чайфы устроили день именинника, именинником был Шахрин. Построили сцену, на ней декорацию квартиры, мебель притащили, усадили Вову за стол, приходили люди, поздравляли. Веселые бомбардировщики, «Чайф» (без Шахрина), «Агата Кристи», все тихо, без объявлений, для своих. Центр современного искусства преподнес два мешка муки, Вова с ними потом домой тащился, весь устряпался… И было бы ни к чему это частное, в общем-то, мероприятие упоминать, если бы не вышли люди из местного джип-клуба и не объявили, что, по их мнению, должен Шахрин ездить на джипе. И натурально, ключи от машины протягивают. Вот, говорят, «Форд Бронко-2». Только он не здесь, а в Москве стоит, оплачен, нужно забрать. Вова с каким-то постным лицом ключи принял. Он, кажется, чувствовал, что история с джипом просто так не кончится…

Поехали на празднование «25 лет «Машине времени». На Красной площади дождь, но полная площадь народа… Чайфы заказали шаферские ленты «Rock'n'roll forever» для каждого машиниста, каждому по ящику пива… Но не важно. Важно, что Шахрин с женой, которая с ним приехала, все ходили по улицам, высматривали «Форд Бронко-2» — что за машина такая?.. А Вове дали телефон человека, который выведет его на джип, звонил, никак не мог вызвонить… Тем временем празднование машинного юбилея перетекло в запись нового альбома, он назывался…

Название — это не строчки из песни, это посвящение Майку. Или от Майка… Шахрин: «Последний раз я видел Майка на фестивале в Череповце за полгода до его смерти. Его, как всегда, старательно поили, привыкли, что Майк должен быть пьян, вот и поили. Но были моменты, когда он был в сознании. С ним приятно было говорить. Я спросил про новые песни, он сказал, что написал пять штук, обещал на следующий день спеть. Но на следующий день он опять был в не очень хорошем состоянии, было ясно, что не сможет ни спеть, ни сыграть, а под рукой была какая-то программка, он на ней написал: «Пусть все будет так, как ты захочешь».

Потом из этих слов появилась песня «Семнадцать лет», потом название альбома. Лето 94-го, Москва, уже знакомая студия SNC, только жили теперь не «У Казаряна», а в гостинице «Маяк». Начали с легкого скандала: «В первый день молодой человек в студии, техник, начинает нас доставать: то не так, это не эдак… — рассказывает Шахрин. — И вечером он меня довел, хотя меня трудно вывести из себя, но тут была просто истерика — за что бы мы ни брались, он говорил, что это неправильно. А ему лет двадцать… Вечером пришел директор студии, я ему пожаловался. Он кивнул, на следующий день мы пришли, а человека нет, уволен. Я думаю, правильно. Это беда наших студий — все тебя учат. На Abbey road на наши вопросы, как писать гитару, как барабаны, нам говорили одно и то же: «Как угодно, законов нет. Как вам нравится»… А на наших студиях тебя сразу начинают учить».

Такая странная история. Но альбом писался с хорошим, светлым настроением, к тому же надвигалось двадцатилетие совместной Шахрина с Бегуновым деятельности, срок серьезный, отсюда, по их мнению, в альбоме легкий ностальгический шарм. Записывали, постоянно вспоминая о школьном ансамбле, хотели, чтобы альбом получился легкий, воздушный.

Впервые в жизни чайфы пытались сотворить некое звуковое витийство, аранжировки со вторыми, третьими планами, амплитуды рассчитывали, искали буддистские колокольчики, ставили микрофоны для стереоэффекта, вокруг них двигались с удалением и определенной скоростью… Записали совсем уж для «Чайфа» безумный номер «Песня рыб», двадцатичетырехсекундный трек «по мотивам» спектакля «Смертельный номер» в театре Табакова. Его очень долго записывали, ставили в зеленом театре на «SNC» микрофон, кричали: «Ту-у», — а эхо отдавало обратно; все без искусственной реверберации, все естественное; и Галанин кричит: «Не ешь, не ешь»…

За легкость им и прилетело… «Фили» решили выпустить сингл, выбрали четыре песни, разослали на радиостанции, пластинка должна была выйти через месяц, но по доброй традиции отъехала к Новому году. О сингле много писали. Исходя из четырех песен, появился термин «Чайф» времен «Пусть все будет»… — легкость до неприличия, лиричность с перебором, «сопли в шоколаде»… Все критики, специализирующиеся на рок-н-ролле, сингл не приняли, и когда вышел альбом, его уже и слушать-то не хотели.

Но к удивлению заинтересованных лиц оказалось, что мнение критики совершенно не влияет на дела группы. Шахрин: «У нас нет критиков, мнение которых было бы действительно весомо. На Западе человек написал в журнале «Q» свое мнение, и выросли тиражи, ди-джеи стали крутить запись, люди — прислушиваться… У нас нет таких критиков. Пишет — ну и пишет, его личное дело».

А пока писали альбом, Шахрин все пытался выяснить судьбу джипа. И его можно понять. Особенно если учесть, что сам Вова ездил на «Москвиче-401», в народе — «Штирлиц», ездил без прав и без опыта вождения. «Я честно пытался подойти к людям из милиции, но они говорили: «Тебе зачем, ты на «Москвиче», — рассказывает Шахрин. — Я говорил: «А вдруг остановят?» Они смотрели косо и говорили, что им в голову не придет «Москвич» старый останавливать, для них он все равно, что велосипед… А его дедушка подарил, фамильная машина, на нем дед, отец и я ездили, он до сих пор стоит на даче, запчастей полгаража дедушка за жизнь накопил, машина — ровесница рок-н-ролла, 1957 года. Меня просили продать, но я говорю, что это не продается».

Реликвия реликвией, но ездить на ней хлопотно. И пригласили как-то чайфов на сходку джип-клуба, поехали Спирин на «Победе» и Шахрин на «Москвиче», а там люди по воде, по грязи, по отвесным горкам на полноприводных тачках гоняют… «Я этим делом просто заболел» (Шахрин). И написал единственную в своей жизни полноценно коммерческую вещь «Джип-бип-па-па». Специально для клуба. И получил дареного коня, пусть в виде ключей…

Человек нашелся, поехали в московский джип-клуб забирать машину. Шахрин по дороге сообщает, что ключи у него в ка'рмане, а человек говорит, что их можно выбросить, их условно подарили, просто какие-то ключи… Но машина есть. Подъезжают к джип-клубу во Дворце пионеров, идут во двор, им говорят, что стоит там серенький в полосочку. Идут, Вова видит — у джипа крыла нет. Ближе — капота тоже нет. И двигателя нет, стоит пустая жестянка… Ему говорят, что джип оставляли, но они его на запчасти продали… А еще говорят, чтобы Вова не огорчался, «Форд Бронко-2» вообще машина плохонькая… Но продается тут рядом неплохой «Мицубиси Паджеро»… «И тогда я увидел в первый раз этот зеленый джип», — Шахрин до сих пор аж светится. Правда, цена была выше подарочной, но Вова умеет торговаться…

Вечером купил огненной воды, собрались в холле, налили, появляется Северин: «Чего гуляете?». Я говорю: «Ты что, не заметил внизу? Ну, зеленая стоит!» Он плечами показывает: «Ничего там нет». У меня падает рюмка, с четвертого этажа лечу на улицу — стоит. За спиной Валера говорит: «Шутка!»… Шутка в Валерином стиле, шутит он редко, но кроваво» (Шахрин).

Бегунов бросил пить.

Необходимые пояснения к главе «Событие»

Событие это в истории «Чайфа» фундаментальное, в некотором смысле потрясающее основы. А пояснения необходимы потому, что событие обросло легендами, у каждого члена группы своя версия, и все они вместе — правда. Но и ложь.

Шахрин уверен, что виной всему история с Пенкиным, Бегунов отнекивается. Нифантьев, сам к тому времени давно завязавший, уверяет, что в этом деле поучаствовал: «В Твери он упал, потом проснулся и рассказал про погибшего дружка, который во сне стал его звать. Туда, к себе… Бегунов очнулся и говорит: «Антоха, он меня зовет»… Когда протрезвел, я ему говорю: «Вовян, надо предпринимать срочные меры, Пенкин-то ладно, но это звоночек, когда зовут друзья, которых пятнадцать лет в живых нет». И после этого он пошел». «Тогда я был напуган на самом деле», — говорит Бегунов. Но не пошел.

Гройсман уверен, что Вовка из-за него на такой шаг решился, и вот после какой истории. Снимали программу «Акустика из Рубикона», особняк, после концерта столы, Бегунов заказывает бутылку водки и укладывает ее минут в пятнадцать. Гройсман озирает поле битвы и понимает, что Бегунов пьет один. Бегунов заказывает вторую и убирает ее за те же пятнадцать минут. И третью заказывает. Гройсман, который считает, что работа заканчивается, когда группа с точки уехала, подзывает официантку: «Придумывайте, что угодно, но водку ему больше не наливать». Официантка ничего лучше не находит, как сказать, что директор водку запретил, Бегунов на дыбы:

— Ты мне запрещаешь? Ты мне кто, папа, мама?! — но самый крупный аргумент у него был такой:

— Я что, учитель русского языка?

«Но водки ему не дали, и уехал он в страшной обиде, — Гройсман. — Встретились месяца через два, и оказалось, что он бросил. С того времени не пьет». Комментарий героя повествования: «Насчет истории, которую Димка рассказывает, так там было не две бутылки. У меня же годы тренировок, меня Антон многому научил: где две бутылки, там всегда была третья, которую выпивали в подъезде, а потом входили, как положено».

Вот тебе и учитель русского языка…

Пил Бегунов опасно для жизни. Чтобы надраться, нужно было три копейки на трамвай. Доехать до ближайших друзей, а там… «У меня во всей стране столько собутыльников — это кердык какой-то! — ухмыляется Вовка. — Отсюда лозунг: «Друзей много, а печень одна».

Завязал сам: «Был пятидневный запой, совершенно неуправляемый, когда я понял, что вообще не контролирую себя. Пять суток бреда… И я со страшного бодуна пошел к соседу, мы выпили красного вина с мясом и поехали лечиться к человеку по фамилии Довженко. Потому что во всех конторах условие: две недели не пить, а для меня это была фантазия несбыточная. А тут место, куда можно пьяным приходить».

После записи Одесса, начало августа, благодать. Устроители сказали, что Одесса — это уже заграница, для иностранцев все дорого, поживите, поэтому с украинскими паспортами. Галанину дали паспорт с фамилией Шершень, а Шахрину с украинской фамилией Пастернак. А он с женой, она тоже Пастернак. И когда входили Вовка с Ленкой в гостиницу, наблюдательные одесские администраторы спрашивали с подозрением:

— Вы Пастернаки?

— Да, мы Пастернаки… — гордо отвечали Шахрины.

А «Чайф» как раз был группой слегка мексиканской, потому что трудился за счет первого в жизни спонсора — пиво «Дос Экое». У каждого на спине написано: «Дос Экое». А тут Шевчук. И давай ругаться: «Нельзя мексиканское пиво рекламировать, надо наше «Жигулевское» рекламировать!». Шахрин пытался возражать, что согласен рекламировать «Жигулевское», если они денег дадут. Юра обиделся, сказал, что они буржуи, сел в белый «Мерседес» и уехал.

Буржуи поехали в «Рафике».

(клип ужасов)

Октябрь, 1994. Уфа, клип «Семнадцать лет». Клипмейкера звали «Муха» — Мухамедзянов Виталик, нашел его Гройсман.

Дима в тот момент был менеджером двух коллективов на постоянной основе — «Чайф» и «СерьГа», и у «Алисы» временно, на проект «Черная метка». Кинчев свел его с Мухой, который очень славные комиксы рисовал и хотел кому-нибудь клип снять. «А так как познакомил с ним Костя, я сказал: «Муха, сделай клип на «Черную метку». БЕС-ПЛАТ-НО». Если я его принимаю, сразу заказываю для «Чайфа» и «СерьГи». Так появились «Черная метка», у «Чайфа» — «Семнадцать лет» и «Ой-йо», у Га-ланина — «А что нам надо» и «Собачий вальс» (Гройсман).

«Димка хотел снять «Ой-йо», — это уже Шахрин, — хотя она не из этого альбома. Но я уже внимательно относился к тому, что говорил Димка, были вещи, которые сперва казались нелогичными, но потом оказывалось, что он прав».

Уфа, осень, холод собачий, режиссер загоняет всех на крышу девятиэтажки и говорит: «Нужно поймать режим, снимем на фоне заката». Ждали, когда настанет волшебный миг, люди с фонограммой сидели на чердаке, потому что на крыше магнитофон замерзал, отказывался работать. Потом дали команду, чайфы минут пять попрыгали по крыше и, трясясь от холода, поехали домой. Остальное снимали без них. Шок случился, когда момент на крыше получился черно-белым. Шахрин: «Мы Муху готовы были убить, хотя на черно-белом соплей не видно, которые с нас свисали».

Премьера породила редкий момент полного и всеобщего единения: клип не понравился всем и полностью. Шахрин: «Я был дико недоволен. Меня раздражало все, раздражал герой, который почему-то на Шевчука похож, все потом говорили, что у нас Шевчук в окно к какой-то бабе лезет… Раздражали на герое тапочки по три рубля»…

Гройсман: «Я в ужасе на Муху наехал, делал страшные глаза и яростно пытался его запугать. Это у меня получилось, и он клип переделал. Стало получше, во всяком случае, я уже мог выпустить его на экран, но все равно мне казалось, что дело безысходное».

Если Гройсман считал, что после переделки клип выпускать на экран можно, Шахрин считал как раз наоборот. Ему не нравилось даже то, что клип нравится публике. «Я сказал, что мы не работаем на потребу публике, а Дима отвечал, что это не кино, а реклама компакта. Вот когда мы будем в состоянии потратиться на клип как на некое произведение, это будет совсем другое дело, — вздыхает Шахрин. — Пока мы до этих времен не дожили. Я считаю, что клипов группы «Чайф» еще не было. А к тем, которые были, мы отношения не имеем, я так считаю. Если есть претензии ко мне как к актеру, я готов их выслушать, хотя здесь я непрофессионал».

Муха понял, что клип не понравился, второй делал долго, месяцев пять. Шахрин: «Там есть минус по придумке, когда картинка иллюстрирует текст, но смотрится неплохо. Муха комиксы рисует, клип мультяшный, эстетика близкая; во всяком случае, клип песне не помешал».

(ускоренная перемотка)

Успех, которого не ждали, клипы принесли, в конечном итоге Муха свое дело сделал. Зимой с «Ой-йо» происходит второй взлет, «17 лет» становится просто популярной, 27 января в Горбушке презентация альбома «Пусть все будет так, как ты захочешь», хотя компакты, как положено, к презентации не поспели.

Примерно в это же время Шахрин в Екатеринбурге на «Радио СИ» открывает передачу «В Тулу со своим самоваром». «Прямой эфир в вечернее время, я, собираясь на передачу, брал с полки пластинки, которые мне хотелось бы сегодня послушать. И поговорить о чем-то под эту музыку. Дальше — просто: люди писали письма, поговорить уже было о чем. Была хорошая, своя аудитория… Вот тогда я понял, что кроме как строить, петь и на гитаре играть, я еще что-то могу. Могу один в студии сидеть и знать, что там не пустота, с той стороны».

Кстати, телевизионных «Семена и Феликса» свернули еще в 93-м, стало понятно, что на уровне баловства побаловались, а дальше на халяву делать нельзя. «Телевидение — страшная вещь, там очень многое зависит не от тебя, а от других людей. Мы придумывали, на площадке все нормально, на экране плохо. И мы решили это дело похоронить» (Шахрин).

В апреле — первый концерт «Грачи прилетели». Возникла идея сделать такое студенческое гуляние в честь весны, большая площадка, дешевые билеты и приглашенная группа, которая в Екатеринбурге еще не выступала. «Название я придумал такое, потому что есть в нем что-то позитивное, со знаком плюс. Пригласили «СерьГу», волновались, потому что давно не играли во Дворце спорта, но зал был полон, фойе полное, и на улице народ остался» (Шахрин).

Весной Настя Полева делает в Е-бурге презентацию альбома «Невеста», чайфы играют «Танец на цыпочках». Мелодия Настина, но «по блюзу» и пол поменяли: «Этот танец танцуют все мальчики моего роста»… У Насти его танцуют девочки. Шахрин роста как раз подходящего, вывел на сцену двух девиц по два метра высотой и между ними горестно пританцовывал… «Мы записали эту песню, она не опубликована, но в загашнике есть. Звучит хорошо, смешно и печально» (Шахрин).

Летом на Свердловской киностудии — клип на песню «Город мой». Делал некий Петя. Ну, не стоит об этом.

Летом ушел из группы Леха Жданов, звукорежиссер. «Нам было очень жаль, при всех его закидонах, звукарь он хороший, — Шахрин. — Леха пошел в продюсеры, сказал, что возьмет группу и через полгода сделает из нее супергруппу. Переубедить его было невозможно, он очень странный аргумент приводил: «У меня высшее образование, а я сижу, кручу ручки на пульте». Как будто за ручками должен сидеть человек с восемью классами…».

А год юбилейный, десять лет «Чайфу», под такое дело прошел самый грандиозный в истории группы тур. Помог, за что Гройсман до сих пор чрезвычайно ему признателен, Александр Горожанкин, директор телекомпании «Вид». Вместе с «СерьГой» проехали три города в Украине и двадцать один в России, от Москвы до Барнаула. «Все как у настоящих дядьков» — два трейлера с аппаратом, Дворцы спорта, сорок киловатт звука, хороший свет, двадцать два человека обслуживающего персонала, свой автобус Мерседес с туалетом, с видаком, с двумя телевизорами… Длился тур почти два месяца. «Очень дружно проехали, было весело, были аншлаги, единственное, на Украине не очень хорошие сборы, но тогда там было совсем плохо с деньгами» (Гройсман). «Вот только после этого тура концерты в домах культуры казались дерьмом после шоколада» (Шахрин).

Осенью на студии Вити Зайцева записали «Оранжевое наст-роение-2». Все, как в прошлый раз, но с акустическим басом и барабанами. И с накладкой — пригласили квартет скрипичный — «Я еще раз убедился, как они плохо играют. Они должны были играть в «Дуле с маком», и когда наконец они выучили ноты, ритмически добиться мы ничего не могли, свинг для них просто не существует. Но записали как-то…» (Шахрин).

Так и год прошел.

(Антон)

В декабре 95-го успели записать на «Новик-рекордз» одну песню, «Не со мной ты», поехали снимать клип, один из лучших за всю историю группы. Режиссером был Терри, Игорь Перин, старинный знакомец еще по свердловскому рок-клубу, где он был в команде помощников «Наутилуса». И еще играл в группе «Вафельный стаканчик», хотя это была не группа, а мистификация. На съемочной площадке все свои, свердловские, атмосфера великолепная, и происходившее вне кадра было куда смешнее, чем сам клип. Разыгрывали какие-то сценки, Бегунов, одетый грузчиком, изображал законспирированного генерала космических войск, в кадре подносил даме вещи, делал паскудное лицо и говорил: «Что вы делаете сегодня вечером? Может, в кабак поедем?»… Барышня прыскала, и все снимали заново. Северин вошел в образ героя-любовника и в клипе видно, как он говорит даме: «С…ка!»… А Шахрину потом говорили: «У тебя профессия бармена в руках, можешь деньги зарабатывать».

Но запись нигде не вышла. После съемок «Чайф» простился с Антоном.

Желание расстаться было обоюдное, но казалось важным, кто сделает первый шаг. Как сказано, в 92-м Антон пришел на роль наемного музыканта, но уже в 93-м «фактически стал полноценным членом группы, предлагал много идей, отношения были очень хорошие» (Шахрин). Потом стали портиться. Проект «Инсаров», созданный еще в 90-м, Нифантьев не распустил, к 95-му работа в нем заметно активизировалась. «Мне «Чай-фа» не хватало, мне хотелось делать свое, а тут я был только аранжировщиком, этого было мало», — говорит Антон, но даже не это главное: «Я всегда хотел быть «Я — Нифантьев». А у меня это не получалось. Третьим я быть никогда не хотел, я мог быть хотя бы вторым, но не третьим». Вторым в «Чайфе» был Бегунов — куда денешься?..

«Началась «наутилусовская» болезнь, когда все нормально, но человек все время чем-то недоволен, — это уже Шахрин, — все ему не нравится, но самое ужасное — он начал плохо говорить о песнях. Это для меня очень негативный момент. Песни — они как живые существа, мы их создаем, а потом они дают нам возможность писать новые песни. Говорить о них плохо можно на репетиции в плане «что и как переделать», а он говорил везде».

«К концу года я созрел в мысли, что не хочу работать с Антоном, — опять Шахрин, — и когда сказал это Бегунову, он ответил, что давно понял то же самое, но не решался мне говорить. Разговоры неприятные я ни на кого не перекладываю, мы с ним разговаривали, я сказал: «Антон, ведь ты бы все равно ушел», — и он сказал: «Да, только не сейчас».

Нифантьев: «Это было скорее увольнение, хотя я сам к этому вел».

Бегунов: «Антон — очень печальная страница, он дольше всех с нами был, мы жили вместе, это огромный кусок жизни. Но когда мы грасставались, я понял, что мы ему не только не близки, а больше того».

Шахрин: «Все равно, мы много соли вместе съели, так давно друг друга знали… Отношения были родственные, как с тещей, с которой можно ругаться, но она все равно теща, никуда не денешься, идешь на день рождения с цветами… Я и сейчас к нему отношусь как к родственнику, но работать с этим родственником не хочу».

(физиономия)

Но на сей раз Шахрин подобрал басовую кандидатуру заранее.

«Славу я увидел еще до Нового года в баре «У дяди Вани» и подумал: «О! А этот человек играет на бас-гитаре… — рассказывает Шахрин. — Я знал, что он уезжал в Европу работать и вернулся, потому что там никакой особой работы нет. И я предложил: пусть, если хочет, выучит пару песен, попробуем. Просто попробуем. Он сказал: «Хорошо». Через два дня мы встретились, Слава достал тетрадь, в которой были ноты почти всех наших песен. Почти всех! За два дня он не мог этого сделать и на мой вопрос сказал: «Я почему-то знал, что мне будет это приглашение, я всегда хотел играть в группе «Чайф»… Он не врал, потому что физически невозможно за такое время снять шестьдесят песен!».

Попробовали репетировать, Славе говорили песню, он открывал тетрадку и играл с листа. Шахрин косился на Валеру, тот маячил: «Хорошо»… Тут Антона и уволили.

Детство Слава Двинин провел в городке Первоуральске, в одном подъезде с Настей Полевой. С Настей дружила его старшая сестра, она училась в музыкальной школе, в доме стояло пианино, но Славу не интересовало. В шесть лет он хотел стать Гитлером, потом просто немцем — понравился фильм «Семнадцать мгновений весны»… Потом хотел стать грузином, они много денег зарабатывают; грузины торговали земляными орешками на базаре…

Музыка поманила с началом полового созревания — первая гитара со сломанным грифом, замазанным эпоксидной смолой — ансамбль Дворца пионеров — школьный ансамбль… «Танцы, халтуры играл, как ни странно, на пианино, сам разобрался, ноты сам изучал. А мы были уже рокеры, ездили в Свердловск динамики покупать, но не купили, потому что динамики были дорогие. Мы поехали в Билимбай и сняли рупора с вокзала. Один дежурил, двое карабкались на столб…» (Двинин).

В конце 10-го класса, в 83-м, дал Славе один доброжелатель совет учиться музыке дальше. Съездили в Свердловск, в училище им. Чайковского, где Слава понял, что шансов у него нет никаких. Тут другой доброжелатель посоветовал идти на контрабас, там все время недобор. Через неделю Двинин взял напрокат контрабас и начал по нему смычком душераздирающе водить. Сдал экзамен на четверку. Как он дальше экзамены сдавал — отдельная история, но позже в характеристике прочитал: «Принят за большое желание учиться».

Через год армия, общий вагон, Москва, Образцово-показательный оркестр внутренних войск. В части маститые музыканты с высшим образованием, а Двинин с первым курсом музучилища мыл полы, чистил инструменты и играл на халтурах. После присяги на Красной площади… За два года три парада на той же площади, похоронил Слава человек пятьдесят, среди которых и Устинов, и Черненко… «У Устинова было та-ак холодно, — рассказывает Двинин, — а мы в генеральских сапогах на картонной подошве… Надевали газеты под кителя, целлофан под фуражку. С Черненко было проще, весна, а Устинов запомнился. Ну и всякие главные пожарники, они помирали, а мы их хоронили. Побывал на всех кладбищах города Москвы, и закрытых и открытых. На фестивале молодежи и студентов играл, там нас выдавали за «Оркестр высших технических училищ»…

В 86-м дембель, опять Чайник, эстрадное отделение, играл в рок-клубе с Огоньковым и Ольгой Арефьевой, работал в ДК «МЖК», где «Чайф» репетировал, там с ними и познакомился. Но в рок-н-ролле не прижился, работал в кабаке, потом вдруг уехал в Армению, курорт Джирмуг. «Чужая страна, дурные деньги, я зову жену, она едет, и в феврале 88-го война, Карабах. И я в войне. И все против нас обозлились. Кое-как мы оттуда смотались… И я понял, что со мной все, я кабацкий музыкант. Купил синтезатор, на нем играл. И потерял интерес ко всему, к жизни. Кабак…» (Двинин).

Вдруг Слава попадает в «Ассоциацию», проект Лехи Могилевского, на тот момент состоявший из только что распущенного Бутусовым «Hay». Двинин приободрился, а его решили «махнуть» на Вадика Шавкунова, басиста «Насти». И махнули, оказался Слава у Насти Полевой, соседки бывшей. Только она так его и не вспомнила. Или вид такой сделала. Репетировали на базе «Чайфа», как раз Антон из поезда вышел, и Шахрин Славу попросил подыграть, но появился Привалов, не вышло, хотя Двинину уже казалось, что «это «жу» неспроста».

В конце 91-го продал Слава гитару, ушел от Насти в брокеры. Потом опять кабак. Потом Европа, первая попавшаяся страна Дания. Играл на улице. И дело, в общем-то шло, ездил каждый год до 95-го, потом понял, что больше не может. Просто не может, и все. Остался не у дел. Но ходили тихие слухи, что Шахрин к Славе будто бы примеряется, доходили до Славы по принципу «один звукооператор говорил». Город-то маленький.

«И я почему-то купил все кассеты «Чайфа», которые нашел, взял тетрадку и альбома четыре на ноты перевел» (Двинин). Иначе говоря, встреча в баре «У дяди Вани» была во всех смыслах и со всех сторон неслучайной. И успешной — Двинин влился в группу просто, быстро и вовремя.

«Впереди был новый альбом, — Шахрин, — нужно было постараться сделать что-то другое, уйти из под штампа «Чайф» времен «Пусть все будет»…