Итак, в январе 76-го в десятый «Б» класс средней школы № 36 пришел новичок по фамилии Бегунов. В дурацком пиджачке, в галстуке с возмутительным узлом, стриженый, ушастый. На первом же уроке начал руку тянуть, за что получил кличку «Фонарь». А на уроке биологии заметил у мальчишек, среди которых был волосатый хыппи по фамилии Шахрин, пластинку Леннона «Walls and Bridges». Влез в разговор и сообщил, что тоже музыкой занимается, попал на репетицию школьного ансамбля…
Не пугайся, читатель, автор не сошел с ума, он помнит, что однажды все это уже написал. Но с появлением Бегунова начался отсчет времени группы «Чайф». Время считало, считало, и вышло на сей момент ровно двадцать четыре года. Почти четвертак.
Считаем дальше: Шахрин с Решетниковым встретились на площадке «ВИЗ» по пути на толкучку зимой 83-го. Шахрин спел Решетникову «Треугольник». 17 лет назад.
29 сентября 1985 года — концерт в ДК МЖК группы «Чай-Ф» -15 лет.
Давно это было. Тогда здравствовал еще Свердловский рок. Какие группы были!.. Если б кто-то на заседании рок-клуба весной 86-го, когда решалось, пускать ли «Чайф» на сцену во время фестиваля, сказал, что четырнадцать лет спустя выживет из этих групп один «Чайф», вот была бы хохма!..
Вопрос: почему выжил именно "Чайф»?
Можно, конечно, в виде ответа привести какой-нибудь афоризм Бегунова. Такой, например: «Чайф» выжил благодаря личной тупости и запасу твердолобости, чтобы биться в эту дурацкую стену». Ответ, но далеко не полный. Дать ответ исчерпывающий, скорее всего, невозможно. Выжил, потому что выжил, потому что «Чайф» — это «Чайф».
А что такое «Чайф»? Тут опять начинается арифметика. Любой умник при взгляде на чайфов приходит к совершенному убеждению, что эти парни должны ему, умнику, быть понятны, как дважды два — четыре. Вот она, универсальная формула:
ДВАЖДЫ ДВА = ЧЕТЫРЕ.
Произведя в уме данное исчисление, умник обыкновенно отваливает, удовлетворенно урча мозгами. Или, допустим, пишет статью в журнал, содержание которой в большей или меньшей степени равняется той же формуле. И совсем немногие, а среди умников бывают и такие, пытаются хоть немного присмотреться к объекту исчисления, после чего начинают раздражаться. Потому что не сходится. Дважды два — налицо, четыре не получается.
В конечном счете, эти тоже отваливают, но злые. Вопрос остается: что такое «Чайф»? При попытке выколотить ответ из участников мероприятия получаем нечто сбивчивое, типа «группа товарищей» (Северин) или «коллектив музыкантов» (Двинин). Как всегда, с задачей лучше всех справляется Бегунов: «Как я могу сказать, что такое «Чайф», если я в нем? Я в нем то живу, то работаю, а то я сам — он»…
Шахрин тоже пытался что-то сказать, вздыхал и морщил лоб. Смолчал. Старая Бовина привычка — дышать и морщить лоб. Он вообще мало изменился, это заметно на репетициях, когда чайфы играют сами для себя, тогда Шахрин начинает привставать на цыпочки, тянуться к микрофону, как некогда Бегунов на уроке биологии… А Бегунов на репетиции все так же хамит и на гитаре шутки шутит.
Рокеры… В 85-м, в январе, прибежал Шахрин к Бегунову после знаменитого сейшна в ДК Воровского и выпалил: «Видел я этих рокеров, они такие же, как мы, без хвоста!». Пятнадцать лет прошло, и все…
(действующие лица)
«Мы живем компактным кругом лиц,
я и сам несносен временами».
В. Бегунов
ГРОЗНЫЙ — Гройсман Дмитрий, 1963 года рождения, директор.
В жизни «Чайфа» уже 8 лет занимает место огромное, но активно претендует на то, чтобы занимать места еще больше. В момент его появления поговаривали, что «Шахрин на Гройсмана запал» (Нифантьев); что это значит, сказать трудно; видимо, так оно и есть. В рок-н-ролле директор — фигура обыкновенно непостоянная и часто ругаемая, ругают директора не за что-то конкретное, а по должности. Диму поначалу тоже пытались ругать, что приводило к эксцессам, как-то в Москве один из музыкантов высказался на предмет «кто он такой», после чего был схвачен Шахриным за грудки со словами: «Диму я съесть не дам!»… Кто именно был тот музыкант, вопрос спорный: Нифантьев утверждает, что Северин, Валерка с Володей говорят, что как раз Нифантьева Шахрин и тряс. Но и неважно, куда существеннее, что «съесть Диму» Шахрин действительно не дал.
«Гройсман — очень сложный человек, но умный, подлюка! Мельчайшую ерунду он раздувает до того, что становится даже интересно слушать, любая херня событием становится. Временами совершает детские поступки, а иногда проявляет такую зрелость, что за ним сразу чувствуется вековая мудрость еврейского народа» (Бегунов).
«Он ничего не понимает в музыке, он понимает в чем-то другом, невидимом, — говорит Двинин, — он предчувствует, сбудется или не сбудется».
«У Димки в машине магнитофон — чтоб хуже звучал, я не видел такого, — это уже Шахрин. — И дома круглая дрянь за тридцать долларов, на Горбушке купил… Для меня это было странно: как же так, это твоя работа!.. Но Димка в нашей компании единственный, кто может судить как среднестатистический российский слушатель. И потом, у него генетический нюх на деньги. И уникальный дар убеждения: что другим группам удавалось благодаря финансам, нам удавалось потому, что Гройсман находил нужную интонацию в разговоре».
Сам Дима свою деятельность называет «синдром Чебурашки» — «это когда ты ног не чувствуешь, ты их стер по самую задницу и ходить не можешь, нечем». Что делать, должность такая…
ИЛЮХА — Спирин Илья, 1967 года рождения, тоже директор.
Директор, но какой-то другой. Члены группы иногда развлекаются выдумыванием дефиниций для директоров, что и неважно.
Учился Илья у Гройсмана: «Дима говорил: «Администратор — гад. Музыканты хорошие, а директор — гад, так и должно быть. Музыканта должны любить, музыкант не должен бороться с организатором за номер в гостинице, за питание убогое, за машину… Жизнь такая — кто-то должен ругаться». А я в группу попал, когда она мне нравилась и сильно; она для меня осталась группой лиц, которые играют музыку, которая мне нравится».
Бегунов: «Илья, я считаю, гений, потому что в своре этих придурков он умудрился ни разу ни с кем не поругаться. Он даже Гройсмана иногда ставит в тупик. Когда кто-то светлые замки строит, Спирин превращается в тупое, ничего не понимающее существо и задает вопрос: «Объясни, как это будет? Я не понимаю, объясни». И приходится спускаться с небес».
Шахрин: «Илья в туре делает все. Он может быть очень жестким, человек в этом деле битый, знает, что слово в шоу-бизнесе не стоит ничего… Для Ильи ничего не значит, что мы вчера с устроителями водку пили — вчера пили, а сегодня два пункта контракта не выполнены. В других группах тур-менеджер
— козел отпущения, он всегда во всем виноват: в гостинице тараканы
— виноват, кто-то на ужин что-то съел и обделался — виноват, самолет задерживается — виноват… А Илья свой».
И вот еще что: в шоу-бизнесе самые броские люди — администраторы. Нужно как-то держаться с артистами наравне, вот и одеваются круто, говорят громче всех… Спирин держится в тени и всегда очень внимательно контролирует глазами происходящее. И восточными единоборствами занимается. Директор.
Валерка — Северин Валерий, 1958 года рождения, барабанщик.
Классический барабанщик. Следует заметить, что среди музыкантских анекдотов три четверти посвящены барабанщикам, даже и в этом смысле Валерка — совершенный барабанщик, про него в группе баек больше, чем про Бегунова.
Статен, в лице что-то нордическое. В жизни больше всего гордится тем, что ему за сорок, а он нигде не работает, потому что деятельность в «Чайфе» работой не считает. «Это не работа, это игра. Не отдых, но и не работа. Мне за сорок, и я не работаю, я играю». В свободное от игры время любит лежать на диване, в свободное от дивана время играет на компьютере. «Вся жизнь — игра!».
В команде часто выполняет роль миротворца, который чужие нервы берет на себя: «Поездки, концерты, все накапливается, и нужно быть готовым в какой-то момент стать в группе громоотводом, — это Бегунов. — Отсюда все шутки над Валеркой, он же понимает, что мы его любим, но он барабанщик… Бывает, перешкаливает, жмешь Валерку, жмешь, думаешь: «Как же он терпит-то?»… Но нужно быть готовым к тому, что в какой-то момент ты станешь таким же объектом. С ним очень кайфово».
Валерка все понимает, он любит группу: «Ближе-то у меня в этой жизни нет никого. Раньше были какие-то друзья, потом все разъехалось… «Чайф» для меня — самая главная часть жизни, то к чему я стремился, и вот оно случилось. Повезло»
Славка — Двинин Вячеслав, 1966 года рождения, басист.
Непрост, и это мягко говоря. Держится в тени и роль свою объясняет так: «Я сам по себе молчун. Не из-за того, что про всех гадости думаю, не из-за того, что не люблю поговорить. Я считаю, есть ситуации, когда ты должен занимать определенное место, лидер в коллективе один, остальные должны быть помощниками. Не прислуживать, а по принципу «Take on me» — «Обопрись на меня».
Молчун, но иногда говорит очень интересные вещи. «Чайф» — это семья. И мафия. Туда очень трудно вписаться, но я понял одно: нужно воспринимать их такими, какие они есть, и быть самим собой. Рано или поздно тебя все равно оценят, поймут. Это семья, членом которой я стал, и я рад, что меня усыновила именно эта семья, есть, оказывается, люди, у которых в головах примерно тоже самое, из которых что-то лезет».
Славка Двинин — самый музыкантский музыкант во всей компании. Почему? Потому что музыкант.
Петрович — Елизаров Владимир, 1955 года рождения, звукорежиссер.
На пути «Чайфа» Петрович возникал со времен почти библейских и всегда в роли эталона. Еще Ханхалаев привлек его в качестве «человека опытного» по той простой причине, что Елизаров действительно опытный. Музыкальное училище, консерватория, список групп, который нужно отдельно распечатывать, достаточно упомянуть «Наутилус» и два собственных проекта «Внуки Энгельса» и «East of Eaden». Петрович, кстати, был преподавателем в музыкальном училище им. Чайковского, студентом у него был Славка Двинин, Петрович ему оценки ставил… «Чайф» он записывал: «Лучший город Европы» и «Четвертый стул» (последний совместно с Алексеем «Палычем» Хоменко), ездил с ним в Чехословакию, занимался композицией в странном месте под названием «Дамская лавка»…
Шахрин: «Петровичу мы предложили записать «Реальный мир», потом говорим: может, и на концертах покрутишь? Он согласился и уже четвертый год крутит». Понятно, что Елизаров, который когда-то преподавал гитару в музыкальном училище, привыкал к «Чайфу» непросто, но и с их стороны было то же: «С Петровичем нужно было много времени, чтобы научиться работать, он дает много нам, мы даем ему, нужно было научиться ладить. В конце концов, он понял, что нельзя нас «в лоб» учить, как на гитарах играть и какая аранжировка правильная. Мы упрямые, мы будем играть вопреки» (Бегунов).
«Это ребята правильные во всем, — говорит Петрович. — Публику обмануть невозможно, как себя ни надувай. А они просто хорошие музыканты». Последнюю фразу можно было бы не писать, если б не вышла она из уст Елизарова. Потому что в этом плане Петрович строг, за долгую жизнь в муз. искусстве переиграл с таким количеством музыкантов, что по мере перечисления оно кажется неправдоподобным, в его исполнении фраза становится небанальна.
(сравнительное описание)
«Если уж вообще всегда вместе -
это тоже работа тяжелая».
В. Бегунов
И неразлучные двое — Шахрин и Бегунов. За долгие годы совместного бытия они слились друг с другом, как два китайца Инь и Янь, как гегелевские противоположности, которые вечно ведут борьбу за свое единство.
Они удивительно разные, эти двое. По Шахрину можно проверять часы; по Бегунову трудно проверить, день сейчас или ночь, ибо днем он спит, а ночью бодрствует. По нему трудно проверить, какое на дворе время года, ибо одет Бегунов всегда как-то неопределенно-демисезонно.
У Шахрина на лице написано, что он «правильный». У Бегунова написано нечто противоположное. И то и другое впечатление бывает настолько сильным, что окажись в группе, допустим, два Шахрина, было бы приторно; окажись два Бегунова, это была бы не группа, а банда. Шахрин — человек сосредоточенный, собранный и целеустремленный; Бегунов тоже стремителен, но стремится во все стороны одновременно и сам порой удивляется, если удается хоть куда-то попасть. Шахрин точен, в выражениях сдержан; Бегунов — не хам, но похамить любит.
«Без Вовки у нас все было бы слишком правильно, — это Шахрин, — он наш маленький элемент безумия, который должен быть. Иногда такое говорит на концерте, у меня волосы дыбом встают, хочется гитару поставить и уйти. Но потом я думаю: никто же больше такой херни не скажет… Бегунов — не мое отражение, не «наоборот», он что-то другое. Он абсолютный раздолбай, но мне с ним надежно. У него есть то, чего я не могу. Я так не могу».
«У нас еще и в жизни сложилось так удачно, что когда я существую, он спит, и мы не надоедаем друг другу, — это уже Бегунов, — а когда он существует, я как раз вырубаюсь. Я ночную жизнь провожу, с кем-то встречаюсь и все такое, а Вовка днем по радиостанциям бегает».
Шахрин: «Я человек домашний, меня на самом деле тусовка мало интересует, меня больше интересует, чтобы очаг был, юрта, вигвам какой-то. Мне нравится состояние внутреннего комфорта, когда мне хорошо. На гастролях больше всего в жизни мечтаю лечь на диван дома, жене голову на колени, и чтобы меня за ухом почесывали. Не хочу я номер с джакузи, мне нужно, чтобы за ухом чесали. И поэтому почти домашняя ситуация в группе меня устраивает».
Шахрин — гармонизатор действительности. Мир переделать нельзя, это он понимает, но можно переделать ту часть окружающей среды, которая к тебе ближе, этим он и занимается. А почему пишет песни, сам не знает. Мало того, «часто бывает, я не понимаю, про что песня; сперва она написана, а потом начинаешь понимать» (Шахрин). И еще с ним бывает редкое и ценное для каждого пишущего удивление, когда напарываешься на собственный старый текст и думаешь: «Ух ты, неужели я это написал?».
«При том что он гениально безграмотный человек! — Бегунов говорит. — Он мне однажды записку в двери оставил — в трех предложениях восемнадцать ошибок, я жене дал почитать — она полчаса понять не могла, о чем речь». И это тоже правда, Шахрин уверяет, что у него «врожденная безграмотность»: «Я дома то и дело кричу из-за компьютера: «Лена! Как это слово пишется?» В ответ хохот, дочь с женой представить не могут, что в нем вообще можно ошибку сделать»… Бегунов пишет без ошибок. «Кстати, Бегунов — мастер литературного жанра анонимки, — это Шахрин, — он их пишет гениально, и если в гримерке подворачивается печатная машинка, он тут же клепает анонимки на окружающих и всем их раздает».
Ребята, скажем так, разные. Единственное, в чем схожи, это в отношении друг к другу. Они друзья, Вован и Вовка. Хотя далеко не сразу разобрались, что так оно и есть. Бегунов: «Все-таки это дружба. Но понимание это пришло непросто и небыстро. Учитывая, что прожили вместе всю жизнь, я узнал, что он друг, совсем недавно. Было столько друзей, и таких, что мне казалось, будто я без них умру, а Вовка всегда был «сбоку припека». Никогда я не думал, что он имеет для меня такое огромное значение. Но мы потому и терпим друг друга, что ему недостает части меня, а мне — части его».
«Дважды два — не четыре,
а что-нибудь еще»…
В. Шкловский. «Энергия заблуждения»
Дело было в августе 98-го, городу Екатеринбургу исполнялось 275 лет, дата не шибко круглая, но местные власти созидали из нее грандиозный (в их понимании) юбилей. Кроме прочего, на Центральном стадионе мыслился концерт — Кулио, Крис Норман, Бони Тайлер и почему-то «Чайф». Акция намечалась помпезная, огромную сцену везли из Эстонии (?), цена билетов, мягко говоря, недемократичная, и так дальше в том же разрезе. «Понятно было, что деньги огромные, и в какую-то ерунду вбухиваются» (Шахрин). Чайфы мероприятию не радовались и досаду свою не скрывали. Хотелось, раз уж День города, устроить и для себя, и для горожан что-то приличное. Решили устроить. Есть на улице Малышева напротив Центральной гостиницы угол, кирпичная стена под желтой краской. Съездили, переговорили с дворником, чья территория, он не возражал; спросили, можно ли через забор розеточку перекинуть — можно. Закидали в свои машины репетиционный аппарат, гитары, барабаны и поехали после обеда на Малышева. Там поставили два джипа по бокам, шахринский и бегуновский, забросили на них колонки, между джипами на асфальте расставились, настроились и погнали…
Без рекламы, без объявлений, без журналистов, публика — кто мимо шел…
Сперва стояло человек тридцать молодых ребят, смотрели, как какая-то группа разворачивается. Не сообразили, что «Чайф» — аппаратик жиденький, ни охраны, ни видеокамер, и вообще «тут вам не Дворец спорта»… Заиграли, прохожие стали на шум подтягиваться, песне к пятой набралось сотни три с половиной — роллеры, пенсионеры, мальчишки на заборе, пара пьяных, ребята с пивом, девчонки с сигаретами, ребенок лет трех очень упорно танцевал… И звук негромкий, как когда-то на танцах, и троллейбусы по кольцу выруливают…
Играли час с небольшим, и ничего, раскачали публику. Народ молодой привык на концертах петь и орать, а посреди улицы терялся, стремно стоял; потом расходился, и покрикивать начал, и посвистывать, подпевать. Были в толпе лица с подозрением во взглядах: «А чего это они играют? Или не они?». Нет, Бегунов с сигаретой в зубах, Шахрин перед микрофоном почему-то на резиновом коврике — электричества боится, что ли?.. Двинин с пятистрункой, Северин с двумя рабочими барабанами… «Это внеплановый концерт на кухне, Это подзарядка наших батарей"…
Пели, хохмили, Бегунов анекдоты рассказывал (приличные), потом Шахрин сказал: «Извините, ребята, с праздником вас, а нам надо на концерт ехать». Быстро свернулись, забросили аппарат в джипы, поехали на стадион играть с Кулио. «А там официоз, все неразумно организовано…» (Бегунов).
В арсенале психотерапевтов есть формула: «Не пытайтесь сделать так, чтобы другим было хорошо. Сделайте так, чтобы вам было хорошо, тогда и другим с вами будет хорошо».
По этой формуле живет группа «Чайф». Они пытаются делать так, чтобы им самим было хорошо. А если еще и другим по кайфу, так нам же лучше. Но это большой-большой чайфовский секрет. (Не говорите никому!)
И это все о том же, об арифметике. Дважды два — никак не четыре. А «Чайф» — это «Чайф», а не таблица умножения. Дальше пусть говорит Бегунов:
«Так, как я вижу мир, его не видит никто. И как бы плохо я на гитаре ни играл, так плохо играю только я. Как бы плохо Вовка стихи ни писал, так плохо может писать только он. И будь человек трижды талантливый, он все равно не влезет в Вовкину шкуру и не напишет то, что пишет Вовка. И если нас не будет, значит кто-то это не напишет и не сыграет».
Сказанного достаточно.