Человеческое, слишком человеческое

Глава 13

— И последнее, что интересует телезрителей, Икари-сан… Как вы относитесь к тому, что ваш поступок расколол общество?

Хорошо, что это был последний вопрос, потому как у меня зверски чесались раны. К тому же, честно говоря, мне было сугубо наплевать на то, как там общество раскололось — вдоль, по диагонали или в клеточку. Это все, может, и важно для пиарщиков и Кацураги, но меня беспокоит все же другое.

— Никак, Киришима-сан.

Я почти видел раздосадованную физиономию капитана, хоть ее и скрывали мощные прожектора камер. Ну, простите уж — если я сейчас начну нести ахинею про социальные факторы, это будет выглядеть тупее тупого, впрочем, как и вся эта затея с интервью.

— То есть, вы не чувствуете ответственности за резонанс?

«Ага, на трупы террористов мы уже походя плюнули, можно и о резонансе пообщаться». Черт, Мана, ну почему прислали тебя?

— Это от меня не зависит, Киришима-сан, и я не вижу смысла уделять этому внимание.

Мана кивнула:

— Вы сосредоточены на деле, зрители понимают это, но…

О, да. И я понимаю — они хотят знать, что я раскаиваюсь, хоть и поступил вроде как правильно. Как же, как же. Рискнул десятками жизней — это ужасно. А знали бы они настоящую причину… Они такие интересные и противоречивые, такие странные в своих желаниях видеть мир с послушными Евами, незаметными блэйд раннерами, жестокими сюжетами из космоса. А теперь оправдался худший страх: тренированный ликвидатор Ев легко сделал шажок к убийству людей.

И добро бы все так отреагировали: «ах, какой подлец, на электрический стул его!» Так нет же, нашлись и другие, и нашлись в немалых количествах. Вон, вместо желчи и паники в новостях даже отдельный сюжет решили сделать.

«Да чтоб вас всех там».

— Киришима-сан, я занимался своим делом. Мне угрожали, угрожали другим людям…

— Да-да, конечно, мы уже обсудили это! — мягко улыбнулась Мана. — И я рада, что наше общение заканчивается именно так — заверением, что вы все же истинный профессионал. Спасибо вам за уделенное время и скорейшего выздоровления!

«Хм. Я кого-то в чем-то заверил?», — подумал я и на всякий случай вежливо кивнул.

Она повернулась к камере:

— До сих пор находящийся в больнице старший лейтенант Икари Синдзи — самый противоречивый герой последних дней. Надеюсь, уважаемые зрители, вы получили те ответы, которые получила я. С вами была Киришима Мана, всего доброго!

У нее родинка возле глаза. Вот ведь, и не замечал никогда.

Осветители погасли и с шуршанием поплыли к оператору, а тот уже вовсю суетился, сворачивая систему камер. Я же все это наблюдал, сосредоточенно пытаясь проморгаться: в глазах здорово саднило, как от доброй горсти пыли. Вот терпеть не могу этого — что в кинотеатре, что под осветителями вечно так.

— Спасибо, вам Синдзи, все прошло очень хорошо.

Очаровашка Мана улыбалась мне самой приятной улыбкой, и я невольно попробовал ответить тем же — ну что за заразительная гримаска, а? Мне хочется курить, во рту кисло, все тело болит, а я ухмыляюсь, как идиот. И вообще, мне уже часов десять стоит быть дома, потому что там я однозначно нужнее.

И все равно я улыбаюсь.

— Серьезно?

— Ага. Вы хорошо держались, — сказала она и посмотрела на подбегающую с разных сторон кавалерию: Сорью и Кацураги выбрались из своих кресел и теперь спешили ко мне. Капитан в кадре уже побывала, а вот Аске по сюжету уделили роль персонажа второго плана, так что в ближайшем будущем меня, видимо, ждала ненависть.

— Нормально так, — подвела итог Кацураги, подчеркнуто избегая смотреть на Ману. — Отдохни с полчасика и оба поднимайтесь в управление. Есть дело.

Я моргнул: что значит — «нормально так»? Мне-то казалось, я запорол все и вся тупыми репликами о том, что ни о чем не думаю, ничего не знаю и вообще — убью всех, кто помешает правой борьбе. «Дела…» — глубокомысленно заключил я, наблюдая, как капитан выходит из палаты, прикладывая к уху телефон.

— Синдзи, давайте я вам кое-что объясню.

— Уж вы постарайтесь.

Это Мана и Аска. И я такой — дурак дураком, словно и не при мне разговор. Девушка с телевидения сделала вид, что не заметила тона рыжей собеседницы, которую, собственно, в собеседницы никто и не звал.

— А здесь есть кафетерий?

— Да, Мана. Тут в двух шагах.

Я с сомнением взвесил в руке трость и снова приставил ее к кровати. Или наномашины оправдывают свою сумасшедшую цену, или мне надо понемногу разрабатывать порванные мышцы — хоть так, хоть эдак, третья нога мне без надобности.

— Встанете сами?

— Еще как.

Ноги оказались подозрительно легкими, — чертова наркота, — и вполне рабочими. В простреленном бедре зашевелился муравейник, но шаги получались, и слава технике. «Еще бы. Пятнадцать киломашин в час, из которых только половина настроена на латание сердца. Почти что ударная восстановительная доза».

Я шел между двумя девушками — милочкой и колючкой — и пытался сообразить, что они уже не поделили. А еще — почему меня так оперативно ставят на ноги, какого дьявола прискакало телевидение, зачем Кацураги хочет меня видеть…

И главное: как там Рей?

«Быстрее. Надо тут все быстрее закончить. Я вообще хотел получить бинты, безопасные обезболивающие, что-то от сердца и — домой, домой, якобы вылеживаться. Но…».

— Я пойду возьму кофе, — сказала Мана. — Вам, наверное, синтетический чай, Синдзи?

— Кофе, — сказал я под потяжелевшим взглядом Аски. — Проверим наномашины на прочность.

Аска вообще, по-моему, решила изображать материализованную неловкость ситуации, и это начинало доставать — уже по-серьезному. Детский сад, только с пушкой и накрашенными губками. «А она ведь вчера даже скорую опередила», — вспомнил я и решил, что, по логике, сейчас должен испытывать умиление и где-то даже благодарность. А вот, тем не менее, — ничего подобного.

«Я, мать вашу, домой хочу. Я просто хочу домой».

— Синдзи, на случай, если тебе еще интересно, я откопала зацепку на беглецов.

Нет, право же, какой тон. Жаль, я не в настроении для маленькой войны.

— Какую?

— Кого-то, похожего на Нагису, видели в «бездне» модуля стратопорта.

Интересно. Тут есть пара нюансов, и оба связаны с тем, что стратопорт — это страшно важный узел нашего мегаполиса. Ну, а тему с «покушением» на меня Аска игнорирует, да еще и подчеркнуто, и вот это в самом деле интересно, куда интереснее, даже чем след седого маньяка.

— А что там с тем ховеркаром? Нашли?

— Пф! — Аска рывком откинулась назад и сложила руки на груди. — Я тебе что, муниципальная полиция?

Ну надо же, как экспрессивно. И взгляд вот этот вот — с задранным носиком — нечего мне тут демонстрировать. В общем, Мана со стаканчиками подошла вовремя, избавив меня от нотаций на тему и без.

— Вы еще не знаете подробностей покушения? — спросила Киришима и поднесла к губам кофе.

Пила она по-детски, обхватив чашку обеими руками, и я невольно ощутил себя семпаем в окружении младших школьниц. Причем семпаем крайне раздосадованным: Аска сейчас Мане врежет. Дескать, нефиг, это все было обычное происшествие, ну подумаешь, подстрелили оперативника. С кем не бывает. Вот Евы — это да, это серьезная тема.

— Нет, Мана. Но вы хотели что-то объяснить, — напомнил я, упреждая Аску, которая, судя по гримасе, готовилась сказать именно то, чего я боялся.

— А, да.

Киришима убрала локон со лба и посмотрела в сторону. Начало уже хорошее — страшно представить, что я сейчас услышу.

— Изначально планировалось дать совсем другой сюжет. Совсем другие акценты.

Я взглянул на Аску: рыжая прищурилась и изучала журналистку с плохо скрытым интересом. А еще в голубых глазах была искорка торжества — видимо, Мана только что подтвердила какие-то умозаключения немки.

— И? — произнес я, сообразив, что пауза затягивается.

— Это должна была быть «чернуха», Синдзи. Якобы анализ действий блэйд раннеров, их склонности к риску, — и ваш случай планировалось изобразить как апогей безответственности.

Девушке было грустно. Она сто лет уже вкалывает в этом бизнесе, но все равно ей неловко. Наверное, утренние шоу все же добрее аналитических передач и заказушных роликов в новостях.

— Дайте угадаю. А сам Синдзи — генетический фрик.

А вот это уже называется «презрение» — не надо быть физиономистом, чтобы истолковать Аскиной мордочку. Так скривить такие губы — это годы и годы опыта, помноженного на женское обаяние.

— Это должно было идти намеком, — кивнула Мана и посмотрела, наконец, мне в глаза — эдакий взгляд «снизу вверх». Не в смысле высоты, а по настроению.

Самое забавное, что если вспомнить моего папочку, то я должен с гордостью носить звание генетического фрика. А если же подумать серьезно, то как раз этот сюжет смотрелся бы весьма логично, а вот проведывание «противоречивого героя» в больничке — нет.

— Это же не ваша инициатива — сделать Синдзи добрым и пушистым?

Что-то Аска заигралась в плохого следователя, пора уже и мне в дело вступать, а то как-то скверно все оборачивается. Хотя вопрос она опять задала интересный.

— Изначально меня это вообще не касалось.

Ох ты ж, вон оно как…

— Мана?

— Да, Синдзи. Меня пригласил наш выпускающий продюсер и спросил об отношении к вам. И только потом речь зашла о сюжете, о том, как поменялись планы…

Перепуганная девочка в кресле приемной. Красивые ножки, а через руку переброшен скромный дождевик, каких тысячи в этом городе — так начался мой первый день новой жизни. А еще она плакала и дала мне свой номер телефона. Как же она ко мне относится?

А еще я не могу до сих пор вспомнить: включил ли я поддержание температуры воды в ванной или нет?

— То есть, вам поручили сделать «белый» сюжет?

— Не совсем, Сорью-сан. Просто такой, который вызовет симпатию к старшему лейтенанту.

Вот так. Вот почему больница, вот почему крупным планом инжекторы наномашин, капельницы и прочая медтехника. Даже подобрали журналистку, которая отнесется с сочувствием ко мне, — специально, небось, искали. Кому-то очень надо, чтобы все это выглядело необычайно мило и непосредственно.

— А вы-то сами как к его действиям относитесь?

«Забавно. Ты вообще на чьей стороне, Аска?»

На своей, понял я тут же. Этой рыжей стерве приспичило то ли Ману раскатать, то ли меня достать: ясно ведь, что теле-девочка ничего хорошего о резне не скажет. А я — такой весь чувствительный — расстроюсь и прильну к спасительному сарказму своей напарницы, лишь бы себя не ненавидеть. Только вот проблема-то: вчерашний вечер меня слегка поменял.

Или я вчера просто поставил точку в переменах?

Никогда не думал, что так бывает: ты лежишь, помпы вкачивают в тебя плазму, напичканную крошечными роботами, перед тобой проклятый потолок палаты, а в голове все рушится, весь мир валится карточным домиком, и ты сквозь бесконечный водопад карт видишь, что, оказывается, есть что-то настоящее. Какой-то свет. Что-то такое, от чего щемит в душе, от чего хочется упасть на колени и позорно разрыдаться — и это что-то стоит и человеческих жизней, — твоей в том числе, — и загубленной карьеры, и прочей мишуры.

Потому как Ева не должна сносить свой базовый инстинкт выживания.

Потому как даже человек…

«Черт, тем более человек такого никогда не сделает!»

Или сделает? Чем я занимаюсь, если не убиваю себя ради нее?

И всего одна итоговая мысль. Вот такая: «Она того стоит».

— …наверное, у него не было другого выбора.

Так, видимо, я залип серьезно, раз тут обо мне уже в третьем лице.

— Ну да, ну да, — сказала Аска, косясь на меня. — Скажите еще, что он имел возможность прямо-таки все обдумать.

— Имел. Вы же сами и сказали — «временной спазм».

А Мана молодец. Мало того, что так меня защищает, так еще и Аске нарезает по развернутой программе. В общем, продюсер телеканала не ошибся с выбором, когда послал сюда именно ее.

— Я думаю, что сам Синдзи вряд ли может нас беспристрастно рассудить, — тут рыжая честно попыталась улыбнуться вежливо. — Так что спор бессмыслен. Вроде как.

«Это она в смысле „я победила“».

Надо сказать бы что-то, но не хочется. Слишком уж пристально моя бывшая утренняя мечта меня изучает. О, кстати, вот я и подумал: «бывшая»… Нет, ну это уж слишком пристальный взгляд. Да ну, вряд ли.

— Понятно, — сказала наконец Мана. — Вам, кажется, к капитану надо?

— Да, — сказал, наконец, я и с удивлением обнаружил, что молчать-то я молчал, а вот кофе всю чашку выдул. Вкусовые ощущения тут же вернулись, и я немедленно об этом пожалел. — Спасибо, что зашли, Мана.

— Ну что вы, Синдзи, я же по работе. А вот…

Это та самая озорная улыбка. Как по утрам.

— …как насчет поужинать вместе как-нибудь?

А, черт.

Это, конечно, клево — я герой дня, весь такой противоречивый и условно порицаемый, такого грех не затащить на свидание. И вот пойми эту Ману — что ей нужно от моего общества.

— Простите, Мана, но я могу пойти на свидание только со своей напарницей.

Улыбаться я еще продолжал, а сам уже сообразил, что сейчас Аска с прибалдевшим лицом сверлит мне висок, а телеведущая расплывается в глуповато-расстроенной улыбочке. «Ах, ну да. Если фраза двусмысленна, девушки склонны видеть там именно тот смысл».

— Э, собственно… — протянул я.

— Да ладно, я все поняла!

— Ничего вы поняли, — буркнула Аска. — Я его разве что в туалет не вожу. Соображения безопасности.

Ну, теперь мы все светски поулыбаемся недоразумению, мне стоит сказать еще какую-нибудь двусмысленность — теперь уже нарочно и с намеком, типа, шучу я так.

— Когда все это закончится, мы обязательно куда-нибудь сходим, Мана.

«Да, болван, ты уже обещал ей позвонить», — напомнил мне чей-то голос, подозрительно похожий на голос Аски. То ли интонациями похожий, то ли словом «болван», с которым мне, пожалуй, стоит свыкнуться. Мы похихикали — в смысле, в основном хихикала Мана — и на том разошлись. Я провожал ее взглядом, усиленно старался держать этот самый взгляд как можно выше, и думал о том, что милая веселая девушка снова влипла в большую игру, и опять ее течением прибило ко мне.

Радует одно: на сей раз никого не убили у нее на глазах.

— Не вздумай морочить Киришиме голову, — сказала Аска, вколачивая кнопку вызова лифта. — Лично прослежу, чтобы сходил с ней куда-нибудь.

— А мне-то показалось, что она тебе не понравилась. Померещилось?

Рыжая мотнула головой.

— Нет. Мне ты не нравишься.

«Открытие прямо, смотрите». Я заковылял в подошедший лифт — серо-голубую коробку с выедающим глаза освещением — и облокотился на стену. Вот и ответ. Весь треп был рассчитан на единственного зрителя, все ради меня, так сказать. Мое ж ты солнышко, Аска.

— Тебя за несколько часов вернули в строй с полпути на тот свет, — сказала Сорью. — А вот мозгами твоими заниматься никто не спешит. Хотя пост-травма…

— Ну, спасибо тебе за заботу, — прервал ее я. — Сарказм — твое второе «я», психолог-тян.

— Если тебя не тормошить, ты закиснешь — в совести своей, в сомнениях.

Она стояла ко мне спиной, изучая помаргивающую сенсорную панель. То ли опять в депрессию впала, то ли еще какая странность. «Тебя бы саму потормошить».

— Это ты опять на ночь мое личное дело читала?

Она обернулась и с кривой, но чертовски задорной ухмылкой поинтересовалась:

— А тебе по ошибке лишних пол-литра желчи не влили случаем?

Я хмыкнул в ответ и вяло попытался подобрать ответную гадость, когда заметил, что ее пайта сильно съехала влево — или кобура стянула, или еще что — и стало видно неплохой такой синяк над ключицей.

— Куда пялимся? — Аска одернула одежду, пряча кровоподтек.

— Это что это у тебя там?

— Это у меня там кожа, — деловитым тоном сообщила она. — Заводит? Лифт, девушка, неполадки в одежде…

— Неполадки у тебя на коже, Аска. Откуда синяк?

— Засос.

Я пожал плечами:

— Ну, не хочешь говорить — как хочешь. Врать-то зачем?

Она подозрительно уставилась на меня:

— Это ты в каком, болван, смысле?..

Весь оставшийся до капитанского кабинета путь Сорью посвятила намекам на то, что личная жизнь у нее есть, и ее мало только по одной причине, и именно этой причине вряд ли стоит сомневаться… Ну, и так далее. Как на мой вкус, она слегка даже увлеклась — ну нашла себе паренька на легкий разовый разврат, ну провела неплохо время, пока я не отзвонился. К чему меня развлекать по этому поводу — я не в курсе.

Хм, а ведь я своим звонком ее от радостей жизни оторвал. Почему-то представилась недолгая посиделка в ресторане отеля, потом представилась спальня в ее номере, и на этом я ход своих мыслей пресек.

«Да. Каждый вчера проводил время по-своему».

В кабинет Мисато-сан я вошел с мыслями о том, как бы так, не привлекая внимание, купить побольше «регеногеля». По всему выходило, что придется вытаскивать из запасов свой «черный» счет, который я старался не особо афишировать. Кажется, уже года полтора им не пользовался, только пополнял. Заодно будет повод узнать, сколько у меня там.

— Усаживайтесь.

Кацураги пристально изучила мою физиономию, сделала какой-то свой вывод и отвернулась к ожившему факсу. Сигаретный дым клубился у каждого источника света, так что я жадно задышал: легкие настойчиво требовали курева. Система очистки в кабинете то ли не справлялась с этим безобразием, то ли кэп ее подкрутила.

— Итак. У нас есть куча проблем — и неожиданная подмога.

«Первое — это обо мне, могла бы и прямо сказать: „куча дерьма“, — чего уж там. Второе — о телеканалах. Поддержка центрального муниципального медиаресурса — это круто, приятно, что они решили именно так себе рейтинги поднять».

— Представители «Ньюронетикс» и «Гехирн» обратились в управление с неофициальным заявлением, — сказала Кацураги, задумчиво перебирая пальцем пачку листов. — Они хотят оказать всяческую поддержку в борьбе с «Чистотой».

Ого. И что бы это?..

— А почему в управление? — поинтересовалась Аска, и я только сейчас понял, что меня озадачило во фразе капитана. — Вот в полицию…

— А это уже и в самом деле интересно, Сорью.

Кацураги подкатила кресло поближе к столу, вставила в рот сигарету и щелкнула зажигалкой. «Ну что за драматические эффекты? Или она и впрямь размышляет?».

— Они дали понять, что можно раскрутить очень интересную схему, которая выгодна и нам, и им, — капитан упорно изучала тлеющий кончик сигареты, и я наконец уверился, что она до сих пор колеблется. Что-то там было такое в этих разговорах с бизнес-акулами.

— А так бывает, кэп? — спросил я.

— Оказывается, да. Смотрите, — Кацураги развернула свой монитор к нам и потыкала в клавиатуру. — Вот это — данные о побегах Ев за два последних года. Пункт приписки беглеца, обстоятельства и вся прочая хрень. Вот тут — информация о колониях, где есть, по данным полиции, постоянная резидентура «Чистоты». А теперь смотрим на обе таблички сразу и офигеваем.

Я переводил взгляд с одной стороны экрана на другую — и в самом деле чувствовал себя каким-то первопроходцем: Дубхе, Бенетнаш, Сиррах, Садалмелик, Пацаев, Пульхерима… Названия совпадали с поразительной точностью, и по всему выходило, что крейсерские маршруты регулярно приносили на Землю беглецов из тех областей космоса, где регулярно действовала «Чистота».

— Хотите вытянуть тему притеснений Ев?

Аска, прищурившись, изучала таблицы, видимо, разыскивая ошибку, но уже по тону было понятно, что затея хоть чем-то оправдать беглецов ей не по нутру. Вся ее рыжая сущность явно протестовала против какого-либо сдвига акцентов.

— Не то, чтобы хочу. Но это неожиданно выгодно для нас.

Я поднял взгляд на капитана:

— С чего это? Если это правда, то в мире без «Чистоты» мы окажемся на обочине.

— Возможно, — уклончиво сообщила Кацураги. — Но фашисты все равно не единственная причина бегства, так что блэйд раннеров списать не выйдет. Эмоциональные «ноль-ноль» — наша твердая гарантия.

— И все равно, — хмыкнула Аска. — Эта вся ерунда о репрессиях против Ев не объясняет, почему корпорации обратились к нам.

Объясняет, еще как объясняет, Веснушка-тян. Или это противоречивая ночка тебе так по мозгам дала? Если управление начнет трубить о борьбе с самой причиной бегства Ев, это станет такой победой, что нас начнут носить на руках. Да, поерепенятся, да, будут недовольные — вон, ты, рыжая, уже записалась, — да, это рискованные рывок в сторону… Все — да. Но это грамотный пиар-ход.

К тому же, у меня дома сейчас в ванной лежит живой пример того, что Евы сбегают по разным причинам, и если причина бегства не так уж плоха, то не станет синтетик убивать людей. Исключим жестокость — лишимся части проблем.

«Рей…»

Я усилием воли прогнал прочь мысли о ней. Не надо. Пока — не надо. Я скоро узнаю должное и смогу помочь ей уже по-настоящему.

— Хорошо-хорошо! — Аска подняла руки, и я понял, что Кацураги вместо долгих пояснений все это время просто выразительно глядела на немку. — Все поняла. А куда деть таких дрянных людишек, которые считают само существование Ев ошибкой? Их мнение спрашивали?

— А причем тут это? Имей себе свое мнение. Это твоя личная проблема, пока ты не станешь фашиствующим бандитом. Ты же детские центры не взрываешь и в лаборатории по водопроводу кислоту не запускаешь.

О как, меня развезло. Что-то она меня достала уже.

— Пф! Синдзи, наша работа — ликвидировать беглых синтетиков, а не оправдывать их действия поступками людей.

— Наша «работа», — саркастически сказала Кацураги, — защищать человечество от угрозы Евангелионов. Это так, на случай, если кто-то забыл, Сорью.

Аска пошла пятнами, но сдержалась. Так тебе, рыжая, и надо. Устав помнить неплохо было бы. После неловкого молчания, наполненного дымом, шорохом кулеров и напряжением, немка наконец произнесла:

— Понятно. Какие будут приказы?

Мисато-сан сквозь табачный дым изучила выражение ее лица, разыскивая там какие-то признаки неповиновения или бунта, и, очевидно, осталась довольна. Чего нельзя сказать обо мне. Уж своему напарнику Аска устроит продолжение дебатов.

— К твоему сведению, Сорью, у нас есть еще один мотив с ними работать.

— Еще один? — удивился я.

— Конечно. Ты что, серьезно считаешь, что я побегу жать ручку твоему отцу только из-за пиара и красивого туманного будущего?

Какое сложное предложение — и теперь у Аски праздник злорадства: помянули моего фатера, мою тупость и легковерность. Одним предложением. О, да, кэп ехидна и многозначительна.

— Понял. И что это будет?

— Информация о сговоре корпораций, которую мы выбьем из «Чистоты».

Ага, теперь понятно. Майя знала об этом, значит, это общее место в их среде. Есть утечки из корпораций? Возможно. Информаторы? Да, почти наверняка: многие диверсии против производств синтетиков в колониях не могли обойтись без «кротов». Значит, если удастся прижать их…

— А можно поподробнее насчет правового механизма? Все же «выбить» — это как-то…

Это Аска. Хоть исподволь, но бреши в неприятной смене стратегии она ищет. Или и впрямь интересуется?

— Легко. Корпорации уже сделали ход, прижали медиаресурсы. И теперь все ресурсы пиара пойдут на пачканье «Чистоты»… Пачканье «Чистоты». Ха.

Каламбур капитану явно понравился. Мне, впрочем, тоже — и по безыскусному юмору, и по смыслу. Собственно, теперь визит Маны стал на свое логичное место.

— Дальше, — Кацураги подняла руку, пресекая попытку немки встрять. — Дальше будет суд в представительстве ООН. Послезавтра. Основной свидетель обвинения — наш маленький герой «Ньюронетикс».

Я машинально кивнул. Ну еще бы — именно мне предлагали сделку, именно меня пытались якобы склонить к сливу информации, именно я остановил жестокую бойню в «Ньюронетикс». Да-да, именно «остановил бойню», а не «учинил бойню» — вот как все меняется в верхах быстро. Низы еще будут с причмокиванием глотать эту новую кашку, а тут уже все спланировано. Кому не понравится — вперед, возражайте.

А еще что-то мне тоскливо. Врать ведь придется — на весь мир.

«Она того стоит. Просто помни это».

Да. Но все же — на весь мир, суд ведь ооновский… Стоп.

— Капитан? Вы сказали — суд при ООН? Трибунал?

— Именно.

Сорью подалась вперед:

— Капитан, мать вашу! Вы что, хотите, чтобы мы получили право на экстерминацию?! Экстерминацию людей?

Капитан только кивнула, изучая Аску ледяным взглядом, а я вот свою напарницу где-то даже понимал. Трибунал слушает дела с одним возможным приговором — «вне закона», а заодно принимает решение, кто займется уничтожением виновных. Очень хороший механизм: нет апелляций, нет доследствия, нет амнистии. И нет частных случаев — всех под один гребень.

«Вне закона».

— Сорью. У нас нет шанса получить их данные, если мы не станем претендовать на роль экзекуторов. Иначе все данные уплывут в полицию. А знаешь, куда дальше?

Знает она. Управление потому и создали таким — со смешанным финансированием и премиальным принципом, чтобы не уподобляться некоторым.

— Раз мы друг друга поняли, то порядок теперь такой, — подвела итог Кацураги. — До завтра оба свободны. Жилой блок Синдзи усиленно охраняется, так что будь добр, прежде чем реагировать на сомнительные вызовы, — зови своих наблюдателей…

Я кивнул. Усиленная охрана — это конечно, замечательно. Что-то мне подсказывает, что едва публично огласят процесс, у моего модуля есть реальный шанс серьезно пострадать. Однако жизнь мне это усложнит — ой как серьезно.

— … Далее. Все твои данные уходят в Трибунал, так что будь готов к неудобным вопросам. Про Ибуки в том числе, — Кацураги помолчала, а потом с досадой опустила ладони на стопки бумаг. — Черт, ну какого дьявола тебя вообще что-то с связывает с этими недоносками?

Готов подписаться под вашим негодованием, кэп. Но черта с два вы бы получили этот процесс, если бы именно Майя не пришла именно за мной. Так что я, пожалуй, не стану реагировать.

«Осколки шлема. Последний момент, когда я видел ее лицо. И каждый осколок словно бы замедляется, послушный спазму моего восприятия. А потом — игла. И вот те убийства».

Это иронично. Стоило мне взглянуть по-новому на мир, найти в нем — и в себе — что-то большее, чем повседневная пустота, стоило оправдать этим отобранные жизни, как мне тут же вскоре подсунут право убивать — уже по закону. А ведь подсунут, «Чистота» не отвертится. Они вряд ли даже адвокатов пришлют — никто так не делает, слишком уж очевидны те случаи, которые разбирает Трибунал. Одних только частных судебных решений по «акциям» уродов хватит с головой, чтобы их похоронить. Так что, брат, не обольщайся: не быть тебе коронным свидетелем.

Я понял, что даже хочу получить это право. Рей — это Рей, мне еще предстоит думать — много думать, как построить свой мир рядом с этой Евой, но вот та организация, которая так искалечила Майю, которая… Я, в общем, определенно буду рад поучаствовать в ее уничтожении.

«Да ты маньяк, брат. Готов получать удовольствие от убийств? Никого себе не напоминаешь?»

— Что-то еще, капитан? — я встал. Не без труда, но встал. Алые глаза Каору Нагисы медленно таяли перед моим взглядом.

— Да, — вдруг сказала Аска. — Что-то еще. Что с нашим делом?

— А что с вашим делом? — полюбопытствовала капитан, давя окурок в пепельнице.

— Вы меня выписали в Токио-3 нянчиться с вашим свидетелем или чтобы я ликвидировала опасных синтетиков?

— Это подождет два дня.

Капитан прямо на глазах превращается в какого-то долбаного политика, и я, пожалуй, понимаю Сорью. Или все еще хорошо помню, что натворил Нагиса.

— Простите, капитан, но Аска права. На свободе два опаснейших синтетика…

Аска покосилась на меня с видом «иди ты на хер со своей подмогой» и резко оборвала:

— Вообще-то три синтетика, Синдзи.

«А, черт… Черт, черт, черт!»

В остальном препирательстве я участвовал чисто формально — оговорка чуть не убила меня. Дьявол, и правда, похоже, крепко засел в мелочах. Опомнился я только на парковке. Аска смотрела в сторону, на взлетающий ховеркар — Винс всегда так стартовал: с разбега, как на довоенном самолете. Ветер трепал ее волосы, а она и не думала натягивать капюшон, только придерживала тонкими пальцами лезущую в лицо прядь. У края парила тяжеловооруженная машина полиции — «летающая крепость», и на ее дверце лихим росчерком шла аббревиатура «виндикаторов», спецназа по защите свидетелей. Вплетенные в иегролифы мечи-тати выглядели очень символично и как бы укоряли меня: это все читается как «честь», «опека» и «правда».

Мои эскортные мальчики, короче говоря. И Веснушка-тян мне больше не нужна.

— Куда?

Аска обернулась:

— Слетаю к стратопорту, пороюсь, что там.

У нее усталые глаза, да и вообще она сдала. Я поковырял тростью покрытие и кивнул:

— Понятно.

— Ты давай, вылеживайся. Пей свои таблетки, может, ты мне понадобишься завтра.

Ну, конечно — она свое докажет. И, может, даже кого-то отыщет. Мне вдруг остро захотелось оказаться с ней в «бездне» — под гнилым светом слабых ламп, в облаках зловония, чтобы вокруг гремели допотопные системы очистки и варварская музыка, чтобы люди огрызались и показывали ножи, чтобы далеко впереди маячил призраком силуэт беглой Евы… В прошлой жизни мне иногда очень не хватало локтя — я просто не понимал, что это за чувство.

А самое прикольное, что в это же время на другом конце изгаженного мира Аска прыгала между гидропонных бассейнов, чертыхалась и тоже не могла сообразить, что ж такое, почему так неправильно все.

— Обязательно, Аска. Удачи.

Она кивнула и пошла к запасной машине управления. Сейчас выкрутит там кондиционер, включит наконец свои марши, которых я так и не слышал, и… Эх.

Наверное, если бы не Рей, я бы сейчас совершил очень глупый поступок.

«Ты просто любишь свою работу, болван».

Я улыбнулся. Да, Аска. Наверное.

Парни из спецназа вели меня по правилам: один поднимался впереди, выцеливая своим «комбо» следующий пролет. Собственно, такая скрупулезность в протоколах была излишней: имплантаты в управлении «виндикаторов» ставят серьезные, тамошний народ, как я слышал, может всадить в соперника весь магазин безо всякой подготовки оружия — вот оно еще за спиной в магнитных захватах, а вот оно уже дымит раскаленным стволом.

Короче, я старательно забивал себе голову посторонними вещами, потому что мне все чаще попадались на лестнице плохо затертые следы крови. Старший сержант сзади сипел своей маской, и все во мне отдавалось болезненным пульсом — и дыхание «виндикаторов», и стук моей трости, и шум жилого модуля. А может, это так скребутся у меня в сердце наномашины.

Хотелось бы верить, да, хотелось бы.

— Икари-сан, мы должны проверить квартиру.

Так. Вдох-выдох. Это не то чтобы неожиданно, но куда круче оговорки с количеством беглых Ев. Я медленно обернулся к бдительному спецназовцу. Тот, что поднялся на пролет выше, — их главный, — тоже нетерпеливо нацелил на меня свою лупоглазую маску.

— Не стоит.

— Протокол четко…

— Не стоит, — сказал я с нажимом. — Я блэйд раннер, у меня там развернут МВТ.

Старший сержант посмотрел на босса, и у того из-под козырька шлема опустился на глаз сканирующий довесок — микроволновой преобразователь, наверное. Сейчас моя дверь выглядит для него, как яркая витрина, и в стены от нее ведут тончайшие нити света.

— Подтверждаю, установлена высшая защита, — просипел лейтенант и крутанул кистью: дескать, сворачиваемся. — Всего доброго, Икари-сан. Получили коды вызова?

Я помахал брелоком на запястье.

«Виндикаторы» развернулись и загремели вниз по лестнице. Я уже совсем было обернулся к двери, чтобы открыть ее, когда мне на руку легла тяжелая перчатка.

— Большая честь опекать вас, старлей.

Он больше ничего не сказал, не стал даже ответа ждать — просто пожал мне предплечье и потопал за своей командой. Ну, еще бы. Сам победитель террористов, во всем белом и сияющем. Наверное, я сварился бы от отвращения к себе, если бы это было по-прежнему важно.

Дверь. Коридор. Ванная.

Я так и не вытер пол, тут очень тяжелый запах, но зато тут тепло, вода подогревалась — или, вернее, не вода, а темно-оранжевая жидкость, сквозь которую даже ее тела не рассмотреть. Выдохнув сквозь зубы, я прикоснулся к ее шее, отыскивая там надежду.

«Она спит. Очень крепко спит».

Я сел в засохшую лужу крови, туда, где сидел вчера, и ощутил тепло внутри — слабое, делающее слабым меня самого. Я был бы рад и просто этому теплу, но вместе с ним пришло еще и понимание того, что все сделано правильно.

«Она того стоит».

Ее пальцы, сжавшие искореженный металл, шевельнулись, и я вскочил. Успел. Ее веки медленно поднимались, ноздри тянули первый глубокий вдох. Это все было не по-человечески, это была чудовищно слабая Ева…

— И-икари.

Я улыбался. Ничего лучше я еще в этой жизни не видел. И не слышал.

— С возвращением, Аянами.

У меня уже болели щеки, сводило скулы от этой идиотской улыбки, а в глазах что-то было совсем нехорошо, и сквозь эту дрожащую пелену я увидел, как к моему лицу тянется рука — сжатый кулачок с выставленным указательным пальцем.

Я замер, а руку свело судорогой, и она с плеском упала в воду. Рей опустила взгляд, изучая поверхность вонючей жидкости, а я протер глаза.

— Ты еще слабая, — сказал я. — Давай тебя помоем, и пока полежишь просто в воде. Потом закажу «регеногеля».

Она серьезно посмотрела на меня, а потом кивнула.

А еще я вспомнил, где видел этот ее жест.