Из дневника И. К. Монастырской
Временами он куда-то исчезает. Обычно уже к вечеру. Был на виду, крутился — и вдруг его нет, как сквозь землю. Причем надолго — час, полтора. Малов однажды обыскался, облазил все вокруг — впустую. Объявился только к ужину. И как ни в чем не бывало. Я не удержалась, спросила, где его черти носят. Он только слюну сглотнул… Странно, однако. Все равно узнаю.
Что с Ларисой? Молчит. Лежит и молчит. Светопреставление. Подаю голос. Без ответа. Ну, как знаешь. Коконом завиваюсь в одеяло, отгораживаюсь спиной. В палатке тишь, без благодати. Сон не идет и, чувствую, не скоро придет. Не привыкла я так, без ларисиного отчета. Говори же! Наконец слышу: «Он про тебя спрашивал». И вековая пауза.
Перевариваю, соображаю. О чем таком он мог спросить, что она сразу сникла? Или достаточно было упомянуть мое имя? Не паникуй, подружка, не бери в голову. Его интерес ко мне совсем не тот, какой ты думаешь. Отходи, отмокай, давай пошепчемся. Ты ведь тоже не уснешь.
Все-таки я мудрая. Лариса — это Лариса. Переворачивается, осторожно жмется к моей спине, дышит в ухо. «Я ему про тот случай с гюрзой. Помнишь? Еще бы шаг, и она бы меня цапнула. Хорошо, говорю, что у Иры палка была. Назвала тебя, а он: «Вы давно знакомы?» Разъяснила в двух словах и дальше. Он перебивает, снова про тебя. Я ему о своих страхах, а он о тебе. Ну, думаю, раз такое дело, мне с тобой говорить не о чем. Повернулась и пошла… Ты не сердись только. Я на тебя тоже не сержусь».
Лариса заснула первой. Я потом.
Донимают сны. Один совсем кошмарный. Сама за собой подглядывала. Иду по дороге, впереди женщина, вроде бы знакомая. Присматриваюсь и холодею: так это же я! Смотрю жадно, интересно ведь, хоть и жутко, за собой со стороны понаблюдать. Крадусь следом и дрожу: вдруг оглянется. И точно, голову уже поворачивает, сейчас увидит… Проснулась.
После шести он и Лариса направились в соседнее ущелье. Это близко, только перевалить через гребень. Но пока взберешься — килограмма два потеряешь. Охотников до таких прогулок мало. Это как раз тот случай. когда охота хуже неволи. А у них что за охота?
Минут двадцать они карабкались по склону. Просматриваются отлично. Эквилибристы под куполом цирка. Побросав все, мы стоим, глазеем. У Малова так даже челюсть отвисла, рот нараспашку. Какое-никакое, а зрелище, развлечение. Вот он ей руку тянет, подтаскивает, показывает, куда ногу ставить. Нам издали виднее, тоже подсказать хочется, переживаем. Спортивный азарт.
Вру, азарт не спортивный, с другим душком. «Что они там забыли?» Это Алевтина Ивановна. Невинно так спрашивает, будто только что из яйца вылупилась. «А вы догоните, спросите», — советует АСУ. Густо запахло коммуналкой. Ух какая большая замочная скважина!
Женщин в лагере трое. Алевтина Ивановна самая древняя, ей за пятьдесят, девица. До неприличия хорошо сохранилась, любопытна, как пионер, замучила всех «почемушками». Когда скалолазы вернулись (с цветами, разумеется), наша девица с обидой: «Так вы по цветы ходили. Почему не сказали, я бы тоже»… АСУ аж поперхнулся. «В следующий раз вас непременно пригласят, мадам. У вас все еще впереди».
Лариса букеты на стол. Пышет жаром (от ходьбы, конечно), сияет (от впечатлений, конечно).
Ничего не хочется делать. Писать тоже. Малов: «Плохо выглядите. Температура как?» Заставил сидеть с градусником.
Завтра — к арчовнику, вылечусь.
От Ильи ничего, надо бы послать весточку.