Следователь. Что все-таки в нем настораживало вас?
Монастырская. Выражение лица. Оно часто менялось.
Следователь. Но это же несерьезно.
Монастырская. Для вас несерьезно, а меня от его хамелеонства в дрожь бросало. Не просто менялось — это были совершенно разные лица. Вернее, лицо одно и то же, но словно оно принадлежало разным людям — то одному, то другому, потом третьему. Даже объяснить трудно, ничего подобного я в жизни не наблюдала. Понятно, когда человек меняет маски — это маскарад. А представьте, если бы маска начала менять людей. Вот такой у него был маскарад. Спятить можно.
Следователь. И когда вы это в нем обнаружили?
Монастырская. Точно не помню. В первые дни ничего подобного не было, это уже позже с ним стало что-то твориться.
Следователь. Но другие, насколько я знаю, не замечали.
Монастырская. А никто к нему и не присматривался. Каждый был занят собой.
Следователь. Может, все же дело не в нем, а в вас — появились предвзятость, мнительность?
Монастырская. Не отрицаю: я жила в постоянном напряжении, издергалась, стала подозрительной, злой, от всех ждала каких-то пакостей, от него тоже. В таком состоянии могла, конечно, и нафантазировать, но не настолько же. И сейчас еще как вспомню эти его рожи…