Эти три дня были не из тех, что тянутся как вечность. Эти три дня пролетели быстро.
По утрам я сидел в отделе, а к полудню отправлялся в управление прослушивать в маленькой комнатушке магнитофонные записи за прошлую ночь и утро. Все единодушно решили, что мне нет смысла скучать рядом с помощниками дежурного всю смену, тем более, что целые сутки я все равно сидеть не мог. Добрые и любезные коллеги, помощники дежурного, отмечали время, когда сообщалось что-нибудь такое, что могло меня заинтересовать, и таким образом прослушивание занимает у меня не больше часа.
Утром последнего дня, из отпущенных Шефом, я встречаюсь с ювелиром. Он работает в небольшой мастерской, где ремонтируют также часы.
Ювелир завел меня за барьер, чтобы клиенты в очереди не слышали, о чем мы говорим.
Заключение он уже написал, и я быстро пробегаю его глазами.
— Дымчатый топаз, — читаю я. — Что значит дымчатый топаз?
— То самое и значит, — ювелир морщит лоб.
— Драгоценный камень?
— Так называемый полудрагоценный.
— Кольцо даже не из серебра. А мне показалось дорогим и красивым.
— Я думаю, что его сделал кто-нибудь из народных умельцев. Тонкая работа. Мельхиор вместо серебра взят умышленно, потому что прочнее, а цвет такой же.
— Сколько такое кольцо может стоить?
— Не меньше двухсот.
— Ого!
— Это вам не какой-нибудь искусственный корунд, это настоящий минерал. И цена его непрерывно растет.
— В Риге я мог бы купить такое кольцо?
Ювелир пожимает плечами.
— В комиссионке случается встретить даже индийскую слоновую кость, — говорит он.
— Я имел в виду не комиссионный магазин.
— По-моему, кольцо оригинальное, потому что вряд ли у одного мастера могут оказаться два топаза одинаковой величины, одинаковой шлифовки и одинаковой окраски. Для каждого камня мастер рисует свой эскиз оправы, хотя элементы орнамента могут повторяться.
— Где это кольцо изготовлено?
— Утверждать я не берусь, но думаю, в Крыму. Мне рассказывали, что во время шторма в Коктебеле на берег моря выбрасывает сердолик, яшму и агат — так же, как у нас на побережье в Курземе — янтарь. Попадаются там и топазы. И кроме того, в орнаменте есть что-то татарское, хотя спиральные пирамиды можно увидеть и у других степных народов.
Слово «Крым» в течение последних дней я слышу уже второй раз.
В отделе меня ждал ответ от московских дактилоскопистов.
«На Ваш запрос № 215/275 сообщаем, что таких отпечатков пальцев в картотеке не имеется».
Ребята Артура реставрировали лицо женщины. Артур по телефону рассказывает мне, что это было не так уж трудно.
Рисунок уже перефотографирован, могу за ним хоть сейчас ехать в лабораторию.
Фотоснимок мне нужен, потому что к вечеру третьего дня мой список пропавших женщин снова увеличился — до шести человек. Мать Кристины Томниеце, правда, получила от дочери письмо, но мне надо видеть саму Кристину Томниеце — письмо могло быть написано и за неделю до отправки.
Артур был прав с самого начала — на фотографии я вижу действительно молодую женщину со скуластым монгольским лицом, большими, чуть раскосыми глазами и чувственными губами.
Лестница в доме, где живет мать Кристины Томниеце, очень узкая, хотя квартира безупречна. По поведению матери видно, что милиция ей больше не нужна.
— Вы всегда приходите незваными? — она сердита. Может, дочь написала все, что думает о своей матери, и это было не очень лестно? Или, может, дочь написала, что находится там, где мать меньше всего хотела бы ее видеть?
— Покажите, пожалуйста, какую-нибудь фотографию вашей дочери! — Я не намерен пускаться в дискуссии.
Мать приносит целый альбом, и я имею возможность полюбоваться Кристиной с раннего детства до цветущей молодости. Нет, не ее я ищу: у нее узкое личико.
Чувствую, что мать хочет меня о чем-то спросить, но не решается.
Следующий адрес — жена уже нашлась. Нарочно уехала к дальней родственнице, чтобы муж побегал, разыскивая.
Еще один адрес. Разглядывают фотографии — я показываю ее вместе с портретами других женщин, чтобы исключить ошибку, — нет, это не она.
Еще адрес.
Еще.
И конечная цель моего пути — гостиница «Рига», где живет Мумин Бейвандов. Оказывается, он не кавказец, а таджик. Ему лет тридцать. Меня удивляет его поведение — то кажется, что он вышел из хрустального дворца с короной на голове, то наоборот — выполз из пещеры, кутаясь в невыделанную шкуру.
Как и полагается настоящему выходцу из Средней Азии, он беспрерывно пьет зеленый чай.
— Это у вас невеста пропала?
— Во, во! У мэна! Нашли?
— Еще нет.
— Ах, беда! Такой нэвеста! Такой нэвеста! Садысь, натшалник, пей тшай! Я здэсь год буду жит, всю жизнь буду жит, а она найду! Сама высокий, волосы шорный. Сама как мимоза. Ты болшой натшалник, а, натшалник? Ты же можешь узнават, уехал она из Рига в другой город или нэт. Когда билэт продают самолет, фамилии по паспорту пишут? Лакомова Тамара Викторовна. Ты болшой натшалник, тэбе в аэропорт дадут спысок смотрэт. Ящик коньяк дам! Не хочешь натура, дэньги дам! Тэбе это такой ерунда — смотреть спысык.
— Постоянное место жительства Лакомовой?
— Не знаю, натшалник! Зачем адрес? Отвезу к сибе жит. На Памир. Она в Крым жил, в Ялта… На троллейбус надо ехат, потом пешком налэво в гора.
— Может, какая-нибудь из этих? — я кладу рядом с цветастым чайником набор своих фотографий.
Бейвандов смотрит долго.
— Есть?
— Нет, — мотает головой Бейвандов. — Но эти тоже красивый.
Докладную о проделанной работе я пишу дома, потому что Шеф не терпит, когда работают после пяти. Он считает, что пользы от работника, который не торчит сверхурочно, намного больше: сверхурочник на следующее утро не работник. По существу Шеф прав. При одном условии — нас надо выключать, как электроутюги или плитки. В противном случае гнать нас домой не имеет смысла, так как, получив задание, мы как бы выключаемся и остаемся под напряжением, где бы ни находились. Но сегодня мне меньше всего хочется дразнить Шефа, потому что в докладной о проделанной работе я могу блеснуть разве что прекрасным литературным стилем. Вот и вся ценность.
Обнаруживаю, что я не записал год рождения Лакомовой. Не желая портить общее впечатление о докладной, звоню в гостиницу дежурной по этажу и прошу позвать к телефону Мумина Бейвандова.
— Он уже уехал.
— Куда?
— Не знаю… Наверное, к себе домой… В Таджикистан или еще куда…
— Невеста нашлась?
— По-моему, нет.
— И давно он уехал?
— Часа два назад. Сначала полетит в Москву, а потом дальше, потому что на прямой самолет нельзя было достать билет.
Я раздумываю. Почему великая любовь Бейвандова испарилась со скоростью эфира? Сообразил, что в таком большом городе искать бесполезно? Понял, что невеста не вернется к нему? Быть может, получил известие, что она уже дома, в Ялте?
Я еще не закончил докладную, когда позвонила Гита.
— Юрис? — Интонация безличная.
— Привет!
— Юрис, у меня к тебе большая просьба.
— Постараюсь ее исполнить.
Мы оба вежливы и сдержанны.
— Ты даже не спросил, что за просьба, а уже обещаешь выполнить?
— Ты не способна на подлости.
— А вдруг я изменилась, мы так давно не виделись.
— Двести двадцать четыре дня.
— Ты считаешь дни?
Как тепло это прозвучало, а я, как всегда в такие моменты, оказываюсь недотепой, и тепло мгновенно исчезает. Одновременно с моим ответом.
— Я сказал наугад.
— Ах так… Мне надо взять у тебя книгу. Помнишь, я ее привезла из Кишинева. О лекарственных растениях. В серой матерчатой обложке. Когда укладывалась, забыла.
Тогда весь пол был завален книгами, я помогал Гите их упаковывать и сносить вниз, к грузовику, который нанял Гитин отец на своей работе. Родители Гиты, наконец, добились, чего хотели. Я для их дочери был неподходящей парой, они найдут подходящего.
Я тогда нарочно упрямился. У Гиты иногда вздрагивали губы. Ее мать расхаживала по квартире, распахивала дверцы шкафов и совала повсюду нос.
Находя что-нибудь подходящее, она восклицала: «Это тоже наше!» — и приказывала мужу тащить вниз к машине, однако я подозревал, что она тут шныряла не только из-за вещей. Она боялась, что у одного из нас истощится гордое упрямство, и тогда снова придется таскать вещи, но уже вверх по лестнице. Но упрямства у нас хватило, как хватило его на суде и до него.
— Мне кажется, что книга стоит на верхней полке в заднем ряду.
Я обшарил всю книжную полку, но ничего не нашел.
— Там нет ни одной серой книги.
— Может, она коричневая. Знаешь, мне она очень нужна!
Гита по специальности фармацевт, и ей эта книга о ромашках, наверно, действительно очень нужна. Я шарю снова. И опять напрасно.
— Честное слово, не могу найти.
— У тебя на этой полке нет порядка!
— Конечно, нет.
— Найди молодую красивую хозяйку.
— Два раза в одну яму не падают.
— Разве ты еще не успел влюбиться?
— Успел. Хочешь знать сколько раз?
— Нет.
— Как ты думаешь, кто из нас сейчас больше упрямится — ты или я?
— Мне нужна только книга, пожалуйста, будь добр, найди!
Последний раз осыпаю на свою голову пыль с книжной полки.
— Нет!
— Есть! Просто я не могу тебе объяснить, какая у нее обложка, хотя она у меня стоит перед глазами.
— Слушай, приходи и ищи сама!
Гита колеблется. Во всяком случае пауза затянулась.
— Удобно ли… Я, конечно, предварительно позвоню…
— Вот это не забудь.
— Ну, тогда прощай!..
— Спокойной ночи!
— Тебе тоже!
Хожу и со злостью поглядываю на книжную полку. Она стоит в неудобном месте, в полутьме, поэтому названия на корешках книг невозможно прочесть. Куда этот научный труд мог запропаститься? В беспорядке на книжной полке есть все же известная система и обычно я все-таки нахожу нужное.
— Лейтенант Добен, зайдите ко мне!.
— Слушаюсь, товарищ полковник.
— Присаживайтесь, Добен!
Так начался день, который перевернул вверх ногами все мои предположения. Хотя я все еще оставался в уверенности, что погибшая женщина — рижанка, мне надо было расширить район поисков.
— На вашем месте, Добен, я объехал бы гостиницы, — прочитав мой отчет, сказал Шеф. — По телефону не звоните, а поезжайте и поговорите!
— Если будет свободная машина.
— Разрешаю взять свою. Она, по крайней мере, без милицейских знаков по бокам. Если бы я жил в гостинице, я не пришел бы в восторг, увидев у подъезда милицейскую машину. У вас, Добен, есть интересные мысли. — Полковник заглянул в докладную. — Вы усмотрели связь между разыскиваемой женщиной, Лакомовой, Бейвандовым и кольцом. А как быть с кремом для лица Театрального общества? Сперва проверьте гостиницы и заодно поищите Лакомову!
Единственным преимуществом черной «волги» является то, что выходя из нее чувствуешь себя более важной персоной, чем ты есть на самом деле, и прохожие взирают на тебя, как на чиновника по особо важным поручениям. Я, правда, не вкусил этого уважения в полной мере, так как не взял с собой портфель.
Мы начали с гостиниц в Пардаугаве и понемногу приближались к центру. Администраторам я задаю два вопроса:
— Не прописана ли в гостинице Лакомова Тамара Викторовна?
— Не вспомните ли вы какую-нибудь из этих девушек? — и показываю фотографии.
В гостинице для туристов, где я по ошибке обратился к уборщице, потому что она уселась в кресло администратора, в ответ на мой первый вопрос я услышал восклицание:
— А как же! Ее теперь уже и милиция ищет?
— Кого? — В дверях служебного помещения показалась администратор.
— Лакомову, — сказал я.
— Ее уж которое утро ищет какой-то чернявый тип, — рассказывает администратор. — Но здесь она не живет.
— И сегодня он искал?
— Нет, сегодня его еще не видели.
Несомненно, речь шла о Мумине Бейвандове. Бейвандов несколько дней подряд в поисках своей невесты объезжал все гостиницы так же старательно, как теперь это делали мы. Как мне рассказывали администраторы, он всегда приезжал на разных частных машинах.
Проезжая мимо управления милиции, я попросил остановиться: вдруг помощники дежурного отметили что-нибудь интересное для меня. Тогда не придется снова трястись сюда на трамвае.
На поданной мне записке было написано: «Авдеенко Алла Александровна. Гостиница «Феникс». Не вернулась.»
— Кто звонил? — спросил я.
— Из гостиницы. Спрашивали, что делать с вещами.
«Феникс» — старая гостиница недалеко от железнодорожного вокзала. Она, должно быть, всегда была очень дешевой. В ней нет холла, администратор сидит за окошком, которое выходит на простую лестничную клетку. Единственное удобство — телефон-автомат в конце лестницы, единственное украшение — стеклянная входная дверь, через которую видны пешеходы и автомобили.
Меня ведут по коридору, по одну сторону которого расположены номера.
Очень маленький одноместный номер с окном во двор. Низкий шкаф, узкая кровать, письменный стол и стул.
— Чемодан был брошен на кровать, но уборщица положила его на шкаф. Эта женщина ни разу здесь не ночевала. Она приехала утром, занесла чемоданы, позвонила кому-то и ушла. После этого ни разу не появлялась.
— Когда она приехала?
— Пятнадцатого утром. Около восьми или…
В чемодане паспорт, коричневая замшевая юбочка и что-то размером с яблоко, завернутое в газету.
Авдеенко Алла Александровна, украинка, социальное происхождение из служащих, двадцати шести лет, паспорт выдан в Киеве.
С последнего места жительства Авдеенко выписалась шесть месяцев назад. Это был Усть-Алимск. Если память мне не изменяет, этот пока еще строящийся город находится на берегу какого-то притока Ангары. Второй штамп свидетельствует о том, что примерно в то же время Авдеенко уволилась с Усть-Алимского горно-обогатительного комбината.
— У вас камеры хранения нет? — спросил я.
— В том-то и дело, что нет.
С фотографии в паспорте на меня смотрит девушка с косами и плотно сжатыми губами.
Беру сверток. На ощупь кажется, что внутри — леденцы. Крупные леденцы.
В газету завернут туго перевязанный кожаный мешочек, а в нем — кусочки какого-то невзрачного камня. Темно-красные, тусклые, примерно одной формы.
Я еще не знаю, что это за камешки, но думаю, что такое количество камней одинаковой формы в качестве сувениров не возят. А может возят?
— Оформим документы об изъятии чемодана… Вы сказали, что она звонила?
— Звонила и долго заставляла отгадывать, кто звонит… Но больше я ничего не слышала. Да, она еще что-то записала на листке.
— Может, адрес?
— Может, номер телефона, может, адрес. Я не видела.
Через час я снова в «Фениксе» и снова расспрашиваю администраторшу и уборщицу. Долго. Основательна. Потому что теперь я знаю, что в мешочке не простые камешки, а рубины — очень редкие и драгоценные камни. Необработанные рубины, которые надо отшлифовать, и как мне объяснил ювелир, это сделать можно только на заводе, а не в домашних условиях.