Он подошёл к окну и посмотрел вниз, на огромный город. Низкие белёные дома тянулись широким полукругом к побережью Атлантики.

На берегу моря возвышалась огромная мечеть Хасана II; к северо-западу краны и причалы порта казались тенями, частично скрытыми за высотным отелем. Кэррадин ненавидел Редмонд. Он презирал её характер и манеру поведения. Она превращала намеренное невежество в повседневные предрассудки с единственной целью – вызвать возмущение, истерию и страх. Она жаждала славы. После исламистского теракта-смертника на улицах Лондона она призвала к…

«интернирование» для мусульман-мужчин в возрасте до сорока лет. Передал колонку в

В бульварной газете, с помощью которой она распространяла свои токсичные взгляды, она выступала за использование военных кораблей для предотвращения пересечения Средиземного моря беженцами, многие из которых спасались от ужасов Сирии и Йемена.

Когда её риторика стала слишком мерзкой даже для чопорных редакторов «Четвёртой власти», Редмонд достаточно было просто взглянуть на другой берег океана, чтобы найти в Соединённых Штатах множество правых СМИ, жаждущих донести её предрассудки до невежественных и обездоленных. Всего за несколько дней Редмонд собиралась переехать в Соединённые Штаты и работать на Fox News, когда её захватила «Resurrection». Кэррадин знал, что если он откроет Twitter или перейдёт на сам Fox, его захлестнёт волна партийной желчи и ненависти. На каждого, кто был потрясён убийством Редмонд, найдётся другой, открыто празднующий; на каждого, кто аплодирует «Resurrection» за борьбу с головорезами и троллями альтернативных правых, найдётся кто-то – как и сам Кэррадин – кто понимал, что насилие лишь усугубит ситуацию.

Я отвернулся от окна и начал распаковывать вещи. Запечатанный конверт лежал наверху чемодана. Он вытащил его и положил на кровать. Чтобы прочистить голову, он сделал пятьдесят отжиманий, принял душ и переоделся в чистую одежду. Что бы ни было в пакете, он знал, что теперь может сам себя оговорить, передавая документы подозреваемому члену террористической организации. Убийство в Редмонде изменило правила игры. Его превратили – без предварительного согласия – в рядового бойца в глобальной борьбе с Воскрешением. К чёрту Службу; Кэррадину нужно было сделать то, что он должен был сделать. Он взял пакет и пощупал его в руках. Он мог различить края паспорта, очертания документа.

Он на мгновение замешкался, а затем разрезал скотч ножом от открывалки для бутылок из мини-бара и засунул руку в упаковку.

Это был британский паспорт, как и обещал Мантис. Кэррадайн открыл его с обратной стороны. С удостоверения личности на него смотрела фотография Бартока, идентичная той, что была у него в бумажнике. Барток была идентифицирована как «Мария Консуэла Родригес», гражданка Великобритании, родившаяся 8 июня 1983 года. Кредитная карта банка Santander выпала из паспорта и упала на пол. Внизу было написано имя «MS M RODRIGUEZ». Обратная сторона карты была без подписи.

Кэррадайн засунул руку в пакет и вытащил прямоугольный конверт поменьше. Конверт был запечатан. На нём не было ни имени, ни адреса, только слово «LASZLO» печатными буквами. На этот раз он не стал брать нож. Он разорвал конверт руками.

Внутри находился один лист белой бумаги формата А4, сложенный вдвое. Письмо было напечатано на машинке.

ЕСЛИ ЭТО СООБЩЕНИЕ НАЙДЕТ ВАС, ЭТО ЧУДО. ДОВЕРЬТЕСЬ ЧЕЛОВЕКУ, КОТОРЫЙ

ДАЕТ ЭТО ВАМ.

ВЫ НЕ В БЕЗОПАСНОСТИ. ОНИ УЖЕ ВЫЯСНИЛИ, ГДЕ ВЫ НАХОДИТЕСЬ. ЭТО ТОЛЬКО ВОПРОС ВРЕМЕНИ, КОГДА ОНИ ВАС НАЙДУТ.

Я НЕ МОГУ ВАМ ПОМОЧЬ, КРОМЕ ТОГО, ЧТО ДАРЮ ВАМ ЭТИ ДАРЫ. ВОСПОЛЬЗУЙТЕСЬ ИХ

МУДРО. НОМЕР — 0812.

Я ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ОТВЁЛ ТЕБЯ К МОРЕ.

OceanofPDF.com

10

Кэррадайн несколько раз перечитывал сообщение, пытаясь расшифровать язык Мантис. Он предположил, что 0812 — это пин-код кредитной карты, хотя сомневался, что Барток, если когда-нибудь найдёт её, рискнёт воспользоваться им больше одного раза; это означало бы раскрыть её местонахождение любому, кто отслеживает счёт. «Человек, который отвёз тебя к морю».

Звучало романтично, но Кэррадайн опасался делать поспешные выводы без более веских доказательств. Однако тон письма, несомненно, был личным. Мантис, казалось, дистанцировался от Службы, чтобы предупредить. Кто такие «ОНИ»? Служба? Агентство? Русские? Практически все правоохранительные органы и разведслужбы мира охотились за активистами движения «Возрождение»; все они хотели бы заполучить Лару Барток. Единственным недвусмысленным разделом, который показался ему недвусмысленным, был первый абзац, подкреплявший мысль о том, что Мантис нанял Кэррадайна добросовестно и честно признался в трудностях поиска «ЛАСЛО».

В его номере был сейф. Кэррадин попросил на стойке регистрации прислать ему скотч. Я запечатал письмо, кредитную карту и паспорт обратно в пакет и положил его в сейф. Как только он закончил, услышал писк телефона. Мантис наконец-то ответил.

Рад, что ты благополучно добрался. Встреча состоится в отеле Four Seasons сегодня вечером. Дай знать, как всё пройдёт.

Кэррадин понял, что ему нужно пойти в отель Four Seasons и оставить деньги для «Абдуллы Азиза» на стойке регистрации. Задача была довольно простой, но он всё же волновался. Он вынул 2000 евро из сумки, добавил ещё тысячу из кошелька и написал на конверте имя Азиза.

Он посмотрел на карту Касабланки. Отель «Four Seasons» находился в восточной части города, рядом с кучей баров и ресторанов на

Корниш. Идти было слишком далеко, но Кэррадин отправился пешком, намереваясь поймать такси по дороге. Он ничего не взял с собой, кроме кошелька, телефона и конверта с деньгами. На нём была тёмно-синяя льняная куртка, и он шёл, застёгивая бумажник и конверт во внутренние карманы. Было всё ещё очень жарко, но он не хотел снимать куртку и рисковать, что её схватит какой-нибудь предприимчивый вор.

Он быстро оказался в лабиринте узких, обветшалых улочек старой медины к западу от порта. Это был Марокко, каким он его себе представлял: низкие кирпичные дома, окрашенные в бледно-зелёные, синие и жёлтые цвета, с закрытыми окнами и осыпающейся штукатуркой. Он достал телефон и начал фотографировать в угасающем вечернем свете, писатель внутри него понимал, что детали того, что он видит – деревянные телеги, нагруженные свежими фруктами и специями; старушки, обмахивающиеся веером в затенённых дверных проёмах; оборванные дети, гоняющие футбольный мяч на улице – могут когда-нибудь пригодиться ему. Одновременно он работал над своим прикрытием. На тот небольшой шанс, что за ним следят, у С.К. Кэррадина был карт-бланш на шпионаж, чтобы быть замеченным за фотографированием и черканьем заметок, слоняться по вестибюлям пятизвёздочных отелей или встречаться с контактом в фешенебельном ресторане. Если бы его попросили объяснить, почему он нёс с собой 3000 евро наличными, он мог бы сказать, что не полностью доверял сейфу в отеле и предпочитал носить личные вещи с собой. Его легенда была безупречной. В конце концов, именно поэтому его и наняла компания Mantis.

Кэррадайн выстраивал фотографию ржавеющего грузовика, груженного арбузами, когда увидел на экране сообщение WhatsApp от Мантиса.

Планы изменились. Встреча в отеле Sheraton, а не в 4 Seasons. Приносим извинения за неудобства.

Он подумал, не стал ли он жертвой хитроумной шутки. Рамон остановился в «Шератоне». Был ли этот испанец Мантисом связным? Кэррадин надеялся, что это место — просто странное совпадение, следствие обилия первоклассных отелей в Касабланке, но не мог отделаться от шестого предчувствия, что Рамон и Мантис как-то связаны друг с другом. Возможно, Мантис подстроил им посадку одним рейсом, чтобы Рамон мог за ним присматривать? Узнать было невозможно.

Кэррадин оглядел улицу. Он стоял на краю оживлённой рыночной площади, в воздухе витал запах мяты и горящего угля. Узкие извилистые улочки старого города закружили его; он понятия не имел, смотрит ли на север, юг, восток или запад. Он воспользовался телефоном, чтобы определить своё местоположение, и начал идти в направлении отеля «Шератон», в конце концов найдя выход с базара через старые стены Медины. Двадцать минут спустя Кэррадин стоял на ступенях отеля. Было около восьми часов. Скучающий охранник в форме показал, что ему следует пройти через металлоискатель. Кэррадин так и сделал. Несмотря на то, что при его проходе зазвучал сигнал тревоги, охранник в перчатках и с пластиковым жезлом в руке махнул ему рукой.

Вестибюль отеля представлял собой огромный мраморный атриум, украшенный пальмами и широкими мраморными колоннами. С мезонина открывался вид на первый этаж. Уборщица натирала вазу у окна, выходящего на улицу. Кэррадин знал, что Рамон, возможно, потягивает предобеденный мохито или чашку кофе в одном из уголков вестибюля. Он не хотел, чтобы испанец заметил его и завел разговор. Он не доверял ему и был уверен, что жизнерадостность Рамона – лишь маска, скрывающая его вспыльчивый, возможно, даже жестокий характер. Ему пришло в голову, что он оказался втянут именно в тот сценарий, о котором он много раз писал в своих романах. Шпион…

Будь то дилетант или нет, всегда существовал риск столкнуться с другом или знакомым в полевых условиях. Кэррадин быстро подготовил легенду, на случай, если его опознают, и направился к стойке регистрации.

Если бы он драматизировал эту сцену в одном из своих романов, он бы лучше передал чувство трепета, которое испытывал его главный герой, приступая к выполнению своего первого задания от имени Службы. На самом деле, Кэррадайн счёл задачу почти лёгкой, но до неловкости. Я обратился к младшему…

и, следовательно, потенциально наименее опытный из трёх сотрудниц, тепло улыбнулся ей, объяснил, что хочет оставить посылку для одной из постоялиц отеля, и передал ей конверт. Администратор узнала имя гостя «Абдулла Азиз», положила конверт в ячейку под стойкой и не спросила у Кэррадайна его имени. Он так и не увидел Рамона или кого-либо ещё, кто мог бы предположительно быть ожидающим Азизом. Всё было очень просто.

Через десять минут Кэррадин вернулся на десятый этаж своего отеля, наслаждаясь прохладой кондиционера, и отправил сообщение Мантису, сообщая, что «встреча прошла успешно». Вскоре Мантис ответил Кэррадину, что «все довольны тем, как всё прошло». Несмотря на успешное выполнение задания, Кэррадин испытал неожиданный укол разочарования и раздражения от того, что его не проверили более тщательно. Возможно, дело было в назойливом чувстве, что всё не совсем так, как казалось. Он не полностью доверял Мантису. Он испытывал глубочайшие подозрения по отношению к Рамону. Прочитав записку внутри пакета, он заподозрил, что существует заговор с целью похищения Лары Барток, возможно, даже её убийства. Если это так, не используется ли он как невольная пешка?

Он принял второй душ, спустился к бару, заказал водку с мартини и попытался убедить себя, что его сомнения – всего лишь плод воображения писателя с богатым воображением. Мужчина, сидевший через два стула от него, пользовался таким резким лосьоном после бритья, что он начал перебивать вкус мартини. Кэррадайн заказал второй и отнёс его к столику на безопасном расстоянии от бара. Проходя через зал с водкой с мартини в одной руке и пачкой сигарет в другой, он понял, что представляет себя в роли главного героя шпионской истории, ничем не отличающейся от тех, что он написал на страницах своих книг или видел сотни раз в кино.

Он сел и попытался установить связь между Мантисом, Рамоном и Бартоком. Кэррадайн признал, что он был агентом поддержки, которому необходима была информация, а не полноценным шпионом, владеющим всей разведывательной информацией о «ЛАСЛО». В связи с этим Мантис не был обязан сообщать ему всё, что знал. К тому же, Служба не была обязана сообщать Кэррадайну, что Рамон был отправлен следить за ним. Более того, были все основания полагать, что Рамон был просто чрезмерно дружелюбным пассажиром, с которым Кэррадайн случайно столкнулся в самолёте. Ему не было представлено никаких доказательств того, что Рамон был «Абдуллой Азизом», и маловероятно, что Мантис хотел, чтобы тот платил Рамону за его услуги.

Единственное, что Кэррадин знал наверняка, — это то, что Барток находится в бегах. Мантис хотел защитить её по пока неясным причинам, но не мог покинуть Лондон, чтобы сделать это. Поэтому он нанял Кэррадина для помощи в её поисках.

Кэррадайн уставился на оливку без косточки на дне стакана. Всё это казалось бессмысленным. Водка притупила, а не обострила его ум. Он был…

активировался в качестве агента поддержки менее чем на двадцать четыре часа и уже почувствовал себя потерянным в пустыне зеркал.

Он расплатился и вышел. Перед отелем стояло такси. Кэррадин сел в машину и попросил отвезти его на Корниш. Я предложил водителю сигарету, и тот сунул её незажжённой в нишу за рычагом переключения передач. Насытившись алкоголем, Кэррадин сидел на заднем сиденье и писал отцу, пытаясь забыть о своих обязанностях перед Службой и отбросить сомнения насчёт Мантиса и Рамона. Я наслаждался сепией марокканского вечера и движением такси, переходящего с улицы на улицу. Он хотел убедить себя, что в информации, почерпнутой из письма, нет никакого глубокого смысла, что на улицах Касабланки не плетётся тёмный заговор. Но это было невозможно. Он понимал – как понимаешь, что дружба обречена, а любовь подходит к концу, – что-то не так. Он был уверен, что им манипулируют. Он был уверен, что его послали в Марокко с какой-то целью, которая ему пока не была ясна. Шансы найти Бартока были настолько малы, что слова предостережения, содержащиеся в письме Мантиса, – «ОНО

«ТОЛЬКО ВОПРОС ВРЕМЕНИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОНИ ТЕБЯ НАЙДУТ» – казалось Кэррадайну таким же туманным и в то же время пугающим, как строки из художественного произведения. Так зачем же ему дали такое задание?

Такси остановилось у светофора. К окну подошел пожилой нищий, прижавшись лицом к стеклу. Водитель выругался по-арабски, когда нищий постучал в окно, умоляя Кэррадайна дать ему денег. Он пошарил в кармане брюк в поисках мелочи и уже собирался опустить стекло и передать деньги нищему, когда такси резко понеслось по улице.

Кэррадайн обернулся и увидел, что мужчина упал.

'Останавливаться!' Я крикнул. ' Проблема! Арретез! '

Водитель проигнорировал его, повернул направо и направился на север, к морю. Через заднее стекло Кэррадин видел, как нищему помогают подняться на ноги.

«Он упал», — сказал он по-французски, думая о Редмонде и его бездействии.

«Они все терпят неудачу», — ответил водитель. «Ils tombent tous».

'Перетягивать!'

Просьба Кэррадайна снова была проигнорирована. «Я хочу вернуться», — сказал он, сетуя на то, что его французский недостаточно хорош, чтобы заставить себя

правильно понято. «Верни меня к старику».

« Нет », — ответил водитель. Он хотел получить свою плату за проезд, он хотел отвезти туриста на набережную Корниш. «Вы не вернётесь, сэр», — сказал он, теперь уже по-английски. «Вы никогда не сможете вернуться».

OceanofPDF.com

11

К тому времени, как Кэррадин уговорил водителя остановиться, было уже слишком поздно. Они отъехали слишком далеко от упавшего. В знак раздражения Кэррадин расплатился с ним без чаевых и прошёл оставшуюся милю пешком.

Я нашёл ресторан на набережной Корниш, где продолжил пить. В дополнение к двум мартини он купил бутылку местного белого вина, а затем водку с тоником в баре напротив. Попав в компанию бизнесменов из Дижона, которые знали заведение неподалёку, Кэррадин оказался за столиком переполненного ночного клуба на берегу океана, попивая «Куба либре» до пяти утра. В конце концов, на рассвете он добрался до своего отеля, избавившись от тревог и успокоившись.

Он проснулся в полдень и заказал обслуживание номеров, выпив две таблетки ибупрофена со стаканом свежевыжатого апельсинового сока, а затем три чашки черного кофе, любезно предоставленные кофемашиной Nespresso в его номере. На третьем этаже отеля был спа-центр. Кэррадин забронировал хаммам , выведя с потом ночные токсины в кафельной парной, прежде чем заснуть в кресле под звуки свирели и пения птиц. К четырем часам он вернулся в свой номер, проглотил еще две таблетки ибупрофена и неспешно раскаялся в слишком большой порции текилы, которую осушил на краю танцпола, и в целой пачке сигарет, которую ему каким-то образом удалось выкурить менее чем за семь часов музыки и забытых разговоров. Он был практически уверен, что в какой-то момент раннего утра съел огромное количество жареных креветок.

Мантис написала сообщение как раз в тот момент, когда Кэррадин собирался идти к Блейну.

Яссин опаздывал, но собирался встретиться с ним на первом этаже ресторана как можно ближе к девяти. Раздражённый необходимостью ждать ещё час, Кэррадин попытался вздремнуть, но не смог. Он слишком устал, чтобы сосредоточиться на книге, которую читал.

Читая, он заказал в баре мартини, который превосходил все ожидания, и слушал местный джазовый квартет, превосходящий американские стандарты, сидя под огромным постером с репродукцией Хамфри Богарта и Ингрид Бергман. Незадолго до половины девятого Кэррадин вернулся в свой номер, забрал французский перевод своего романа и взял такси до ресторана.

Было уже совсем темно. У «Блейна» не было чёткой вывески. Кэррадин несколько минут бродил взад-вперёд по бульвару Д’Анфа, наконец найдя вход на углу плохо освещённой улицы, заставленной закрытыми ставнями домами и пыльными припаркованными машинами. В дверях стоял бритоголовый марокканец в чёрном костюме, который сидел на нём как куб. Он оглядел Кэррадина с ног до головы, кивком пригласил его войти, не сказав ни слова. Кэррадин поднялся по лестнице на второй этаж. Мартини начал действовать, но он не чувствовал облегчения от тягостного похмелья, лишь желание хорошо поужинать и вернуться в постель.

Он вошёл в хорошо освещённый зал с низким потолком, обитый мебелью в белых и серых тонах. В воздухе стоял сильный запах фруктового табака. Женщина ходила между столиками, напевая арабские любовные песни с помощью беспроводного микрофона и запрограммированного синтезатора. Музыка играла очень громко. Часть зала была занята почти исключительно ярко накрашенными, хорошо одетыми марокканками лет двадцати – чуть за тридцать. Они сидели поодиночке или группами по два-три человека за столиками в глубине зала. Когда он вошёл, они уставились на Кэррадайна.

Он решил, что это проститутки, и избегал зрительного контакта. Рядом в серых креслах сидели мужчины, которые ужинали и курили сигары.

Официант резал лимон у барной стойки. Кэррадин спросил по-французски, может ли он зарезервировать столик на двоих. Официант, казалось, не понял, давая понять, что тот должен обратиться к пожилому мужчине, стоявшему в центре зала. Мужчина в серых брюках и белой рубашке, которую явно не хватало стирки в стиральной машине, провел Кэррадина к столику на улице, рядом с большим телевизором, транслировавшим футбольный матч между «Реалом» и испанской командой. Кэррадин себя не узнал. Арабский комментарий к игре был неразборчив из-за шума музыки. Молодой араб в саубе сидел напротив, смотрел матч и курил кальян. Он не узнал Кэррадина.

Появился официант, неся сковороду с длинной ручкой, выстеленную фольгой и наполненную горячими углями. Я положил несколько углей на...

фольгу с трубки, используя металлические щипцы. Привлекательная женщина в обтягивающей блузке и короткой чёрной кожаной юбке сидела за соседним столиком Кэррадайна, увлечённая своим мобильным телефоном. Она подняла глаза и провокационно улыбнулась, когда он сел. Когда он положил роман на стол, она специально наклонила голову и посмотрела на него, пытаясь прочитать название на корешке. При других обстоятельствах Кэррадайн, возможно, заговорил бы с ней, но он отвернулся.

Вскоре он получил сообщение от Mantis, в котором говорилось, что Яссин не рассчитывает приехать в Blaine's раньше десяти часов. На этот раз задержка его устраивала. Он был голоден и заказал тажин из баранины. Он появился через пять минут в обожженном терракотовом горшке с порцией картофеля фри поверх мяса. Кэррадин задался вопросом, был ли это традиционный способ подачи тажина в Касабланке или же до шеф-повара дошли слухи, что он британец. В любом случае, он все это связал, запил пивом и вернулся в более-менее обычное состояние. Менеджер убрал тажин и принес Кэррадину тарелку фруктов — «за счет заведения» — а также второе пиво. У Кэррадина была прямая видимость верхней части лестницы, и он не спускал глаз с Яссина, наблюдая за игрой.

Матч только что закончился со счетом 2:2, когда наверху лестницы появился худой мужчина с усами, украдкой оглядывающий зал.

Несколько женщин, сидевших у бара, жестами пригласили его присоединиться. Но мужчина, лысый и в очках, не проявил никакого интереса. Вместо этого он повернулся и посмотрел в сторону телевизора. Кэррадин был единственным белым мужчиной с Запада в ресторане. Мужчина сразу же заметил его, молча подняв руку в знак приветствия, когда тот подошел к столику.

«Я узнал вас по свадьбе в Лондоне».

Кэррадин встал и пожал Яссину руку. Ему пришлось говорить громко, чтобы перекричать какофонию музыки.

«Свадьба была в Шотландии», — ответил он.

Контактное лицо Мантиса нервно улыбнулось и сел спиной к комнате.

«Меня зовут Ясин, — сказал он. — Извините за опоздание».

Голос у него был низкий, хриплый, а щеки впалые и бледные. Кэррадин предположил, что он заядлый курильщик.

«Все в порядке, — сказал он. — Кит».

Кэррадин налил Ясину воды в стакан. Молодой араб, курящий кальян, давно ушёл, но женщина в чёрной кожаной юбке всё ещё сидела за соседним столиком. Кэррадин заметил, что она краем глаза поглядывает на Ясина.

«Зачем мы здесь встретились?» — спросил марокканец, разворачивая салфетку на коленях.

Кэррадайн был сбит с толку этим вопросом. Возможно, Яссин был оскорблён громом музыки или резким запахом табака.

«Мне сказали, что это то, чего вы хотели», — сказал он.

«Кем? В Лондоне?»

«Вилки».

Официант, который только что нес раскалённый хлеб, подошёл к столику и заговорил с Ясином по-арабски. Много лет назад Кэррадин был в Танзании с Би-би-си и сидел в вольере на закате, наблюдая, как антилопы, зебры и жирафы собираются у водопоя. Дикие животные казались напряжёнными и нервными, постоянно оглядываясь, чтобы не напасть на хищников, и убегали от малейшего шороха или движения. Он вспомнил об этом, наблюдая за Ясином. Я подозревал, что контакт Мантиса был не просто сусликом Службы, а полностью оплаченным агентом, постоянно терзаемым страхом быть пойманным.

«Выпей», — сказал он, пытаясь успокоить Яссина. Марокканец объяснил, что уже заказал у официанта чай, но осушил стакан воды одним глотком. Затем он снял пиджак и положил его рядом с собой на серое кресло. На нём была полосатая зелёная рубашка с плотно накрахмаленным белым воротником. Кэррадайн заметил, что подмышки у него мокрые от пота.

«Я принес тебе книгу», — сказал он.

«Хорошо». Яссин достал из куртки пачку сигарет.

Кэррадайн одолжил у менеджера зажигалку и передал ее через стол.

«Вот», — сказал он. Они встретились взглядами, когда пламя подпрыгнуло.

'Спасибо.'

Яссин выпустил струйку дыма в потолок и громко вдохнул через нос, раздувая ноздри и выдыхая, словно выполняя упражнение йоги, чтобы справиться с тревогой. Музыка в гостиной играла чуть тише, инструменты Кэррадин не смог распознать.

под быстрый электронный ритм. Яссин на мгновение обернулся, чтобы взглянуть в зал. В этот момент женщина за соседним столиком попыталась поймать взгляд Кэррадайна. Он опустил взгляд и заметил, что из её клатча торчит второй мобильный телефон.

«Как поживает наш общий друг?» — спросил Яссин, принимая стакан мятного чая.

Кэррадайн предположил, что речь идет о Богомоле.

«С ним все в порядке».

«И вы сейчас здесь живёте? В Касабланке?» «Вы пишете книгу?»

«Нет-нет». Кэррадайн задумался, много или мало рассказал ему Мантис. «Я просто проездом. Направляюсь в Марракеш».

«И вы всегда занимались подобной работой? Вы пишете книги для Си Кэррадайна или это просто прикрытие, и кто-то другой пишет их за вас?»

Кэррадин был поражён тем, что кто-то мог представить себе такую карьеру, и рассмеялся, ответив: «Я их пишу. Это моя обычная работа».

CK — это всего лишь псевдоним. Моё настоящее имя — Кристофер Альфред Кэррадин.

«Все зовут меня «Кит».

'Я понимаю.'

Яссин продолжал курить сигарету и так пристально изучал лицо Кэррадайна, что ему стало немного не по себе.

«Почему бы мне не подарить вам книгу?» — предложил я.

«Это была бы хорошая идея».

Кэррадайн передал роман через стол. Марокканец не стал его открывать и даже не взглянул на обложку, а вместо этого тут же приподнял пиджак и положил книгу на серый стул.

«Это все, что ты мне принёс?» — спросил я.

«Боюсь, что да». Кэррадайн подумал, что, возможно, он недостаточно внимательно слушал инструкции Мантиса. Может быть, часть денег, которые ему дали, предназначалась Ясину, а не таинственному Абдулле Азизу?

«Нет, именно этого я и ожидал», — ответил Яссин.

Марокканец затушил сигарету и откусил кусочек дыни с тарелки с фруктами. Кэррадин увидел, как женщина за соседним столиком потянулась за вторым мобильным телефоном, выхватив его из сумочки.

«Что наш друг думает о политической ситуации?» — спросил Яссин.

«Какая политическая ситуация?»

«Смерть этой женщины в Англии. Журналистки. Которая ненавидела мусульман?»

«О. Лиза Редмонд». Это имя словно эхо гонялось за Кэррадайном из города в город. «Я узнал об этом только вчера. У меня не было возможности поговорить с Лондоном».

Легкость, с которой Кэррадайн начал использовать термин «Лондон», говорила как о его желании выглядеть профессионалом, так и о стремлении адаптироваться к языку тайного мира. Он чувствовал себя при этом смущённым, почти до абсурда, но в то же время ему было странно и волнительно говорить реальными словами, которыми его персонажи говорили лишь в художественной литературе.

«Это первое убийство подобного рода в Лондоне, совершённое компанией Resurrection. Я прав?»

«Всё верно. До сих пор у нас были только избиения, поджоги, нападения в ресторанах и на публичных собраниях. Что-то в этом роде».

«И что вы с этим делаете?»

«Простите?» — Кэррадайн не смог сдержать смеха. «А что я делаю? Я всего лишь писатель, Ясин. Писатели не живут в реальном мире».

«И все же вы здесь».

«И все же я здесь».

Они молчали. Кэррадин начал подозревать, что сидит перед гораздо более проницательным и вдумчивым человеком, чем ему поначалу казалось. Я попытался сменить тему.

«Чем вы зарабатываете на жизнь?» Женщина за соседним столиком тихо разговаривала по телефону. Яссин насадил на шпажку кусочек банана и помахал вилкой перед лицом, прежде чем ответить.

«Я не хочу об этом говорить», — сказал он. «Давайте не будем уходить от этой темы. Мне интересно узнать о „Воскресении“. Что, по-вашему, произойдёт дальше? Чем, по-вашему, всё это закончится».

Кэррадин понял, что его просят выступить от имени Службы. Человек Мантиса хотел узнать партийную линию в Лондоне, что думают на Даунинг-стрит и Воксхолл-Кросс. Кэррадин с радостью поддержал эту идею.

«Мы все выжидаем», — сказал он. «Мы все живём сегодняшним днём, не зная, что принесёт будущее». Яссин, похоже, счёл этот ответ расплывчатым и неопределённым. Кэррадин постарался быть более конкретным: «Мне скоро исполнится тридцать шесть. Моя страна находится в состоянии перманентного

«Конфликт длится уже почти сорок лет. От Фолклендских островов до Сирии Великобритания всегда воевала. Но нас это никогда не касалось».

'Что ты имеешь в виду?'

«Я имею в виду, что мы могли жить своей повседневной жизнью, не думая о сражениях, которые британские солдаты вели на нашей стороне, не беспокоясь о том, что наши собственные жизни могут быть под угрозой. Мы не осознавали, что происходит. За последние несколько лет всё изменилось».

«Каким образом, пожалуйста?»

«Война вышла на улицы».

«Это звучит очень драматично. Полагаю, я разговариваю с писателем, поэтому я должен был этого ожидать».

Кэррадайну начинал нравиться Яссин. Две женщины, обе в обтягивающих платьях и на высоких каблуках, поднялись по лестнице, взглянули в зеркало рядом с барной стойкой и направились к столику в дальнем конце зала. Одна из них была очень красива, с длинными тёмными волосами, и Кэррадайну на мгновение показалось, что он увидел Лару Барток.

Но это просто его воображение играло с ним шутки. Она была слишком смуглой, её черты лица слишком угловатыми.

«Это не должно звучать драматично», — сказал он, оглядываясь на Ясина. «Если вы идёте по улице в Лондоне или Манчестере, вы в любой момент понимаете, что может взорваться бомба, что какой-нибудь маньяк на фургоне может прорваться сквозь толпу и скосить пятьдесят невинных мирных жителей».

Кэррадин видел огромные бетонные заграждения рядом со своим отелем, защищавшие широкий пешеходный бульвар в Касабланке именно для этой цели. «Раньше такого никогда не было. Конечно, у нас была ИРА. Испанцы жили бок о бок с ЭТА. Но экзистенциальная угроза была совершенно иной».

Яссин снял очки и провел рукой по острому куполу головы.

«Это слово, пожалуйста. Я не понимаю…»

Кэррадайн объяснил, что он имел в виду под «экзистенциальным», и понял, что говорит слишком быстро и слишком подробно. Он почувствовал внезапную головную боль где-то глубоко в мозгу и потянулся за тюбиком ибупрофена, который носил с собой в куртке.

«Вы испытываете дискомфорт?» — спросил Яссин, когда Кэррадин проглотил две таблетки.

«Не о чем беспокоиться». Ощущение было такое, словно ему за глаза поднесли раскаленные угли для кальяна и кто-то раздувал их.

«Я пытался объяснить, что «Воскрешение» усилило атмосферу тревоги и страха. Люди знают, что инцидент может произойти в любой момент. На людей нападали у баров и ночных клубов. На концертах. Их похищали прямо на улице. Если вы окажетесь не в том месте и не в то время, вы можете стать жертвой политического насилия. Раньше так не было».

Яссин кивнул. «Да, — сказал он. — Должно быть, американцы уже давно чувствуют то же самое. Живут в обществе, где в руках у стольких людей столько оружия. Массовый расстрел может произойти в любой момент».

«Именно. И американцы научились к этому приспосабливаться, так же как мы постепенно учимся приспосабливаться к угрозе со стороны террористов-смертников, джихадистов и левых радикалов».

Официант кальяна прошёл позади кресла Кэррадайна, неся кастрюлю с раскалёнными углями. Он чувствовал жар углей на затылке; это было похоже на порыв горячего воздуха, который встретил его, когда он выходил из самолёта накануне днём.

«А теперь эту Лизу Редмонд убили». Яссин насадил на шпажку последний кусочек фрукта, говоря это. «Воскрешение всё изменило, не так ли?»

«Каким образом?»

«Убийство стало нормой для этих людей. Нормой для них, нормой для их врагов. Насилие теперь стало нормой. Люди черпали мужество в агрессии других. Они видели, как те действовали, и верят, что могут поступать так же».

«Именно это и произошло в Америке», — ответил Кэррадайн. «Ненависть вырвалась наружу. Теперь то же самое происходит и в моей собственной стране».

«К счастью, не в моём». Яссин жестом показал официанту, что хотел бы второй стакан чая. Кэррадин недоумевал, почему марокканец задерживается. Книгу передали. Их дела были завершены. Возможно, ему нужно было продлить встречу, чтобы она не показалась подозрительной тем, кто мог бы о ней узнать.

«Как вы думаете, почему?» — спросил я.

«Контроль», — ответил Яссин. «Лидерство». Кэррадин быстро взглянул на женщину за соседним столиком. К ней присоединился мужчина. Его рука задержалась в

пояснице. «Мы приняли меры, чтобы искоренить джихадизм на корню, прежде чем он успеет расцвести. Такие группы хорошо инфильтрованы, и – как вы знаете по своей работе в Лондоне – мы делимся большим количеством конфиденциальной информации с нашими друзьями в Европе и за её пределами». Кэррадин начал понимать, почему Яссин представлял интерес для Мантиса. Похоже, у него были хорошие связи в политических и разведывательных кругах.

«Наша правящая семья стратегически расставила представителей крупных городов на руководящие и влиятельные должности, чтобы каждый регион чувствовал себя представленным справедливо. Более того, мы позаботились о том, чтобы наши молодые мужчины и женщины получали правильное образование…»

При других обстоятельствах Кэррадин продолжал бы слушать, не отвлекаясь, но он услышал смех, доносившийся с лестницы. Сидя лицом к Яссину, Кэррадин заглянул через плечо марокканца и увидел двух молодых женщин – одну в дизайнерской футболке и обтягивающих джинсах, другую в длинной розовой джилабе – поднимающихся по лестнице на второй этаж. В нескольких шагах за ними шёл мужчина с длинными волосами, завязанными в пучок на макушке, и говорил громко с латиноамериканским акцентом. Раскатистый смех испанца был достаточно громким, чтобы перекрыть музыку, звучавшую в гостиной.

Это был Рамон.

OceanofPDF.com

12

Кэррадайн не высовывался. Он знал, что присутствие Рамона в ресторане было не случайностью, и проклинал себя за то, что порекомендовал ему «Блейн» в такси. Испанец, казалось, был пьян и возбуждён, говоря на громком, невнятном французском, стоя у бара с женщинами. Обе были привлекательны, элегантно одеты и, судя по всему, сопровождали его не по причине его обаяния. Если повезёт, менеджер проведёт их к столику в противоположной части зала, и Кэррадину не придётся с ними разговаривать. Он не хотел проделывать этот трюк с представлением Яссина.

«Вы кого-нибудь узнаёте?»

«Нет-нет». Кэррадайн не осознавал, что его реакция была столь заметной. «Мне показалось, что я увидел знакомого человека. Ложная тревога».

«Чёрт возьми! Кит, чувак! Какого хера ты здесь делаешь?»

Неподходящего момента и быть не могло. Рамон кричал через весь зал. Кэррадин виновато посмотрел на Яссина, приподнялся со своего места и повернулся к бару.

«Рад тебя видеть, чувак!» — кричал Рамон, перекрывая музыку, и махал рукой. Кэррадайн извинился и вышел из-за стола. Проскользнув мимо официанта, который нес кальян через весь зал, он подошёл к Рамону и пожал ему руку. Тот тут же сжал его в таких крепких объятиях, что пот с одежды испанца капнул на плечи и шею Кэррадайна.

«Я так и думал, что найду тебя здесь, мужик! Как дела?»

«Я просто тихо ужинаю с другом».

«Верно!» — Рамон обнял обеих женщин за талии. Он был похож на предпринимателя из «Формулы-1», позирующего для фотографии в паддоке.

«Хочешь присоединиться к нам?»

Кэррадайн чувствовал запах алкоголя, длившегося несколько часов. Он чувствовал, как женщины смотрят на него, оценивая как потенциальную добычу.

«Нет. Нет, спасибо. Вы любезны, что спросили». Он изобразил карикатуру на чопорного, неодобрительного англичанина. «Мы просто занимаемся бизнесом. У меня вчера был отличный вечер, и…»

«Деловые дела?» — Рамон произнёс слово «бизнес» как «бизнес». «Я думал, ты писатель, приятель?» Испанец взглянул на массивные наручные часы, спрятанные в густых волосах на предплечье. «А почему ты занимаешься делами в Касабланке в одиннадцать часов вечера?»

Кэррадину не дали возможности сформулировать ответ.

«Привет, девчонки», — продолжил Рамон. «Этот парень — известный писатель. В Англии».

Кит Кэррадин. CK, верно? Не Дж. К. Роулинг. CK Кэррадин. «Вы его знаете?»

Обе женщины вежливо улыбнулись, но явно демонстрируя своё незнание творчества Кэррадайна . Кэррадайн улыбнулся в ответ. Одна из них…

девушка в розовой джилабе – была необыкновенно красива.

«Послушай», — сказал он. «Мне нужно вернуться к другу. Может быть, я присоединюсь к тебе, когда он уйдёт?»

Предложение, похоже, удовлетворило все стороны.

«Ладно, хорошо, отлично». Рамон хлопнул Кэррадайна по спине, словно пытаясь вытащить из трахеи застрявший кусочек еды. «Мы сейчас подойдем». Он указал на столик рядом с барной стойкой.

Женщина в розовой джилабе бросила на Кэррадайна пронзительный взгляд и подошла к своему месту. «Подойди, поздоровайся».

Кэррадин обернулся и жестом показал Яссину, что ему нужно в туалет. В этот момент мимо него прошла женщина с длинными чёрными волосами, которую он ранее принял за Лару Барток. Она села на место позади Яссина, которое до этого занимал молодой араб, курящий кальян. Кэррадин пробрался в толпу, оставил горничной двадцать дирхамов на чай и взял палочку Juicy Fruit с металлической тарелки у двери. Когда он вернулся в зал, мужчина в клетчатой рубашке ходил между столиками, напевая арабскую версию «Careless Whisper». Кэррадин услышал раскатистый смех Рамона сквозь усиленный звук музыки. Он подошёл к столику и увидел, что Яссин проверяет свой мобильный телефон.

К его разочарованию, на экране появилась фотография Бартока.

Кэррадайн был уверен, что это одна из фотографий, которые Мантис показывал ему в Лондоне, но Яссин смахнул её, прежде чем он успел рассмотреть её поближе. Увиденное настолько встревожило Кэррадайна, что первые несколько минут, сел, он молчал. Яссин положил телефон на стол.

«Думаю, я тоже пойду в туалет», — сказал он.

Когда марокканец встал, Кэррадайн заметил, как он пристально смотрит на женщину с длинными чёрными волосами. Его интерес к ней был настолько очевиден, что она ответила ему взглядом. Неужели Яссин тоже принял её за «Марию Родригес»?

Вероятность такого совпадения казалась маловероятной — если только сразу нескольким оперативникам Службы в регионе не было поручено найти ее?

Кэррадайн вспомнил слова Мантиса в Лиссон-Гроув: «Бартока искали и другие офицеры и агенты поддержки». Яссин мог быть одним из них.

Марокканец подошёл к бару. Телефон он не взял. Неужели он намеренно оставил его на столе, чтобы устроить ловушку? Узнать было невозможно.

Кэррадайн понял, что нужно действовать быстро. Прикоснувшись к экрану, чтобы он не загорелся, я наклонился вперёд. Тем же движением он взял бутылку со стола и налил себе стакан воды. Он заметил, что Яссин движется боковым зрением, проходя мимо бара. Он не хотел, чтобы тот увидел, что собирается сделать.

Как только марокканец скрылся из виду, Кэррадин взял телефон. Я нажал кнопку в основании телефона, и на экране появился главный экран с арабской вязью. Рука Кэррадина слегка дрожала, пока он изучал экран. Его раздражала неспособность совладать с собой. Он пытался вспомнить логотип приложения «Фото», по ошибке открывая Facebook Messenger, Instagram и Safari, прежде чем нажал на разноцветный цветок, который наконец-то открыл ему «Фотоплёнку».

Он поднял взгляд в сторону туалета. Ясина нигде не было видно. Он молился, чтобы там была очередь, чтобы марокканец столкнулся с другом или его задержала женщина, которая пыталась его забрать. Он опустил взгляд на телефон и открыл фотоплёнку.

На экране отображалась мозаика из фотографий Лары Барток, идентичных тем, что Мантис показывал ему в Лиссон-Гроув. Кэррадин видел ту же фотографию, что была у него в бумажнике, ту, что использовалась в…

Паспорт Родригеса. Он нажал на фотографию Бартока, стоящего рядом с бородатым мужчиной с доской для сёрфинга, затем закрыл фотоплёнку, вернулся на главный экран и заблокировал телефон.

Его тело покраснело от пота. Он поднял взгляд и увидел Яссина, возвращающегося из ванной. Когда марокканец прошёл мимо таблетки, Кэррадин поставил телефон на прежнее место на столе и отпил воды. Руки его неудержимо дрожали. Он решил сесть на них, сделав несколько глубоких вдохов, понимая, что ему удалось незаметно получить доступ к телефону, но удивляясь тому, как не удалось скрыть свою тревогу.

«Твой друг хорошо проводит время», — сказал Яссин, садясь.

Я воспользовалась одеколоном в ванной. Запах напомнил Кэррадайну зал прилёта в аэропорту Касабланки. «Откуда он?»

«Испания, — ответил он, покачиваясь вперёд на руках. — Или Америка. Я так и не смог понять».

«А девочки?»

«Может быть, это его сестры?»

Кэррадайн намеревался пошутить, но Яссин воспринял это как шутку, покровительственно нахмурившись и дав понять, что, по его мнению, Кэррадайн наивен.

«Откуда вы его знаете, скажите, пожалуйста?»

Кэррадин объяснил, что познакомился с Рамоном в самолете и ехал с ним в такси из аэропорта.

«Знаете ли вы также человека, который сидит с ним?»

Кэррадайн был застигнут врасплох. Он не заметил, что к их столику присоединился четвёртый человек.

«Я больше никого не видел», — сказал он. «Кто там?»

«Кто-то, кого я узнал. Кто-то, кто мне не нравится».

Кэррадайн всматривался в зал, пытаясь найти столик Рамона. Он видел только красивую женщину в розовой хилабе и голову Рамона сбоку.

«Вы его узнали?»

Яссин закурил сигарету.

«Мне он известен, да. Правительству. Он утверждает, что он американский дипломат».

Кэррадайн понял эвфемизм и ощутил странное ощущение скольжения и потери равновесия.

«Он из Агентства?»

Яссин согласился. В этот момент все сомнения Кэррадина относительно Рамона окончательно оформились. Он тоже закурил сигарету, чтобы скрыть своё беспокойство.

«А мой испанский друг? Тот волосатый. Ты его раньше видел?»

«Никогда», — ответил Яссин. «Поверьте мне. Я бы запомнил такого человека».

Так кто же он такой? И зачем он встречался с сотрудником Агентства в Касабланке? Кэррадин теперь был уверен, что за ним следят.

«Ты выглядишь обеспокоенным».

Он попытался отогнать свои тревоги глотком вина.

«Я в порядке», — сказал он. «В полном порядке». Кэррадин, желая найти оправдание перемене в настроении, сфабриковал ложь с потолка. «Честно говоря, головная боль только что вернулась. Мне нужно принять ещё одну таблетку».

«Мне очень жаль это слышать». Яссин тут же жестом потребовал счёт. Казалось, он только и ждал повода закончить встречу. «Почему бы нам не обсудить это вечером? Может, вам лучше вернуться в отель и отдохнуть?»

Кэррадайн услышал, как бульдожий рев Рамона разнёсся по залу. Он вспомнил всех вымышленных сотрудников ЦРУ, о которых писал в своих книгах – патриотов, предателей, убийц, святых, – и понял, что впервые находится всего в одном шаге от знакомства с настоящими людьми.

Менеджер принёс счёт. Кэррадин понимал, что оплата ужина — обязанность Службы. Яссин не возражал. Он заплатил наличными, оставил щедрые чаевые и сохранил чек для Мантиса.

«Прежде чем мы уйдём, — сказал Ясин. — У меня для тебя кое-что есть».

Марокканец надел куртку. Он сунул руку в боковой карман и достал небольшой прямоугольный предмет, который передал Кэррадайну, пожимая ему руку. Кэррадайн, не отрывая взгляда, взял то, что Яссин ему дал, и положил это в задний карман.

«Это для нашего общего друга?» — спросил я. Жар и пот, вызванные недавним беспокойством, внезапно вернулись, словно лихорадка. Мантис ничего не сказал о том, что Яссин даст ему что-нибудь, чтобы он мог привезти в Лондон.

«Для нашего друга — да».

Кэррадайн ощупал предмет между пальцами. Он был уверен, что это какая-то флешка. В то же время Яссин поднял...

Роман Только тогда он взглянул на него внимательнее и увидел имя CK

На обложке напечатано изображение Кэррадина.

«Подождите», — сказал он. «Это ваша книга?»

«Один из моих», — ответил Кэррадайн.

Яссин направился к бару, качая головой.

«Вы должны меня простить, — сказал он. — Я не понял».

«Все в порядке».

«Вы подписали?»

Кэррадин недоумевал, почему Яссин так обеспокоен тем, что у него есть подписанный экземпляр романа, предназначенный лишь для шифровки. Возвращая зажигалку менеджеру, он попросил ручку. Услышав разговор за столом Рамона, Кэррадин положил книгу на стойку, открыв её на титульном листе.

«Кому мне это передать?» — спросил я.

«Просто ваша подпись, пожалуйста».

Кэррадайн расписался и передал книгу Яссину. Любой, кто находился в радиусе нескольких метров от бара, мог наблюдать за происходящим.

«Что ж, было очень приятно познакомиться, Кит», — сказал он. Они пожали друг другу руки, и Яссин ясно дал понять, что не хочет, чтобы они одновременно покинули ресторан.

«Ты тоже», — ответил Кэррадайн.

Яссин внезапно сделал шаг вперед.

«Этот человек», — прошептал он, кивнув в сторону стола Рамона.

'Который из?'

«Тот, о котором я говорил, — сказал он. — Американец».

'Продолжать.'

«Будь с ним осторожен». В его глазах читалось предчувствие. «Будь очень, очень осторожен».

OceanofPDF.com

13

Кэррадайн остро ощущал свою изоляцию. Полная женщина, сидевшая за соседним столиком, подняла на него взгляд и улыбнулась. Он достал сигарету и повернулся к бару. Он чувствовал себя человеком, стоящим в одиночестве на вечеринке, которому не с кем поговорить. Певица напевала конец очередной любовной песни, растягивая последние ноты. Вокруг него мужчины средних лет заключали сделки с женщинами вдвое моложе себя за бокалами дешёвого шампанского и нетронутыми фруктами. В каждом углу зала курили кальян и сигареты; Кэррадайн наблюдал, как один из официантов взял фольгированный мундштук кальяна, перевернул его и стряхнул облачко пепла на землю. Скрытность, дисциплинированность его натуры противоречили жажде интриг. Разумнее было бы тихонько выскользнуть из ресторана и вернуться на такси в отель. Но он хотел узнать правду о Рамоне. Кто он такой и почему преследует его? Кэррадин также хотел увидеть своего американского связного, чтобы попытаться выяснить характер их отношений. Он понимал, что потенциально подвергает себя риску, встречаясь с человеком, подозреваемым в работе на Агентство, но в силу своих физических особенностей был не в состоянии уйти, не выяснив хотя бы, было ли предупреждение Ясина обоснованным.

Он подошёл к столику Рамона. Женщина в розовой джилабе быстро говорила по-французски. Её подруга рассмеялась чему-то, что она сказала, и тщательно поправила тушь. Рамон был подавлен, его энтузиазм и дружелюбие куда-то испарились. Я поднял взгляд. Кэррадайн увидел в его глазах тот же холодный, безжалостный взгляд, что и в такси. На этот раз не будет ни медвежьих объятий, ни похлопывания по спине.

«Я просто хотел попрощаться, прежде чем уеду», — сказал он.

Американец обернулся. Обе женщины с интересом смотрели на Кэррадайна. У них была добыча на ночь, но одинокий английский турист…

возможно, стоит сохранить про запас для будущих вечеров.

«Как дела?» — равнодушно спросил Рамон. Он указал рукой через стол. «Это мой новый друг, Себастьян. Себастьян, познакомься с Китом Кэррадайном».

Американец встал. «Привет. Себастьян Халс. Приятно познакомиться».

Халс был сорокапятилетним мужчиной с квадратной челюстью, недавно подстриженными каштановыми волосами и голубыми глазами. Занятия боксом привили Кэррадину привычку оценивать людей по силовому потенциалу и физической форме. Сшитый на заказ льняной костюм Халса напоминал выпускника Лиги плюща Восточного побережья, и в нём было что-то непринуждённое и отдохнувшее. Однако он выглядел так, будто мог постоять за себя в драке. Кэррадин не удивился бы, если бы он когда-то служил в армии.

«Ты тоже», — сказал он. «Новый друг?»

«Да». Кэррадайну показалось, или Рамон действительно звучал неуверенно?

«Мы только сегодня вечером встретились в моём отеле. Выпили пару коктейлей и сказали ему, что вы рекомендовали это место…»

«Отличное место», — добавил Халс.

Встреча казалась вполне правдоподобной, но Кэррадайн с подозрением отнесся к словам Яссина об американце. Если Халс был агентом Агентства, мог ли он организовать встречу с Рамоном, чтобы узнать о нём побольше?

Учитывая, что они встретились в отеле «Шератон», вполне возможно, что он был

«Абдулла Азиз»?

«Послушайте, я не хочу вас перебивать», — сказал он. Это замечание было выражением как врождённой вежливости Кэррадайна, так и его желания не попасть в паутину, которую Халс мог для него плести. «Могу оставить вас в покое».

По лицу Рамона было видно, что он надеется, что Кэррадин действительно ускользнёт. У Халса были другие планы.

«Нет, пожалуйста, присоединяйтесь к нам и выпейте», — сказал он. «У тебя нет девушки с собой?»

Он взглянул в сторону женщины с избыточным весом, которая недавно улыбнулась Кэррадайну. «Вон там одна. Не могу понять, то ли она такая, то ли на шестом месяце беременности».

Рамон хмыкнул, нехотя усмехнувшись. Две женщины за столом, похоже, не поняли, что сказал Халс. Я их представил.

«Это Марьям. Это Сальма. Девочки, это мистер Кэррадин».

«Кит», — сказал Кэррадайн, пожимая прохладную, ухоженную руку Сальмы, пока она поправляла свою джилабу. «А откуда вы знаете друг друга?»

Наивный вопрос, за который Халс наградил его вполне грубым взглядом. Очевидно, женщины занимались своим делом в баре отеля «Шератон».

«Мы встречались сегодня вечером», — многозначительно ответил он.

«Да, совершенно верно», — добавил Рамон.

Перед Сальмой стояла наполовину пустая бутылка шампанского, а в нескольких футах от того места, где стоял Кэррадин, стоял пустой стул.

Он не чувствовал, что сможет уйти, не потеряв лица.

«Если вы не против, — сказал он. — Я просто выпью немного».

Пока он угощал Кэррадайна полбокала дешёвого шампанского, он разгадал динамику отношений между двумя мужчинами. Изящный и уверенный в себе, Себастьян Халс излучал весь тот класс и образованность, к которым Рамон, несомненно, стремился, но которых, по идее, никогда не достигнет. Американец был воплощением обаяния, задавая все нужные вопросы сквозь дымку лосьона после бритья и дорогостоящее обучение. Вы были опубликованы в Соединенные Штаты? Вам понравилось в Калифорнии? Какова нынешняя политическая ситуация? ситуация в Америке выглядит так же плохо снаружи, как и изнутри?

В то же время обе женщины высматривали его внимание. Если Рамон был кошельком, то Халс – банкоматом. Он был с ними заботлив, щедро осыпал их шампанским, даже предложил Мариам и Сальме навестить его в Нью-Йорке. Кэррадин знал, что им это будет не под силу: даже если они смогут позволить себе перелет, получение виз в Соединенные Штаты займет месяцы. Короче говоря, Халс в конечном итоге стал ограничивать стиль Рамона. Кэррадин заметил обручальное кольцо на левой руке и заподозрил, что американец переносится из постели в постель на волне харизмы и ужинов при свечах. Евангелист легкой, кивающей улыбки, стального взгляда, который длился чуть дольше, чем нужно, он был одновременно совершенно обаятельным и совершенно отталкивающим.

«Ну и как вам Касабланка?» — спросил я.

«Ему это нравится», — ответил Рамон от имени Кэррадайна, возвращая себе характерную напыщенность. «Наш водитель отвёз его в лес. Бедняга думал, что ему там конец».

«Это не совсем так», — сказал Кэррадайн, задаваясь вопросом, не оговорился ли он, упомянув «наш водитель». «Я не волновался».

«И?» — спросил Халс.

«И что?» — спросил Кэррадайн.

«Что вы думаете об этом месте?»

Халс задавал один и тот же вопрос уже второй раз. Либо он обладал талантом притворяться, что интересуется вещами, которые ему были безразличны, либо подозревал Кэррадайна и проверял его прикрытие.

«Мне нравится», — ответил он. «Больше, чем я ожидал. Я планирую написать книгу, действие которой частично разворачивается в Марокко. Думал, что в итоге напишу о Марракеше, Фесе и Танжере. Не думал, что меня заинтересует Касабланка».

«Так зачем вы сюда пришли?»

Возможно, это было похмелье, а возможно, после просмотра фотографий Бартока на телефоне Яссина, но Кэррадин начал чувствовать себя не в своей тарелке. В какой-то почти роковой момент он не смог придумать подходящий ответ.

«За воды», — сказал он, уверенный, что Халс узнает знаменитую фразу Богарта. «Меня дезинформировали».

«Что это? Я не понимаю».

Повисло неловкое молчание. Кэррадайн объяснился.

«Это Касабланка !» — сказал он. «Я цитировал фильм. Я пишу шпионские романы, политические триллеры. Этот город так знаменит. Он обладает таким непреодолимым свойством…

...'

«Неизбежный», — повторил Халс, медленно покачав головой, словно намекая на претенциозность Кэррадайна. «Что за слово! Не слышал его с тех пор, как меня в колледже заставляли читать «Улисса» …»

Кэррадайн задался вопросом, употребил ли он это слово в правильном контексте.

«Я здесь всего на две ночи, — сказал он. — Гуляю, фотографирую, делаю заметки...»

«А потом я захожу сюда и вижу, как ты ужинаешь с Мохаммедом Убакиром», — сказал Халс, пристально глядя на него. «Из всех джин-баров во всех городах мира...»

«Значит, вы видели «Касабланку »!» — ответил Кэррадайн, чувствуя, как его внутренности разрываются от беспокойства.

«Да. Я смотрел «Касабланку» . А кто не смотрел?»

Рамон высказал свое мнение.

«Чем он занимается, этот твой друг?»

«Кто?» — ответил Кэррадин, пытаясь выиграть время.

«Убакир», — многозначительно ответил Халс.

Кэррадин бросился искать прикрытие.

«Мохаммед? Он работает в государственном секторе. Друг моего друга. Свяжитесь со мной, чтобы я мог задать ему несколько вопросов о жизни в Марокко».

«Правда?» — Халс сделал паузу, достаточную для того, чтобы дать понять, что он знает, что Кэррадин лжёт. — «Так чем же он занимается в государственном секторе?»

«Чем он занимается ?» — американец пристально посмотрел на него. «Я не уверен на сто процентов. Что-то в политике? Что-то в финансах? Эти ребята говорят на другом языке. Я никогда не понимаю разницы между управляющим хедж-фондом, взаимным трастом и выкупом с использованием заёмных средств. «А вы?» — Халс, казалось, наслаждался видом того, как Кэррадайн всё глубже и глубже закапывается в яму. «Мы толком не вникали в его работу. В основном говорили о книгах. Об исламистском терроре. О возрождении».

Рамон метнул взгляд через стол. Словно Кэррадайн использовал кодовое слово, на которое он был готов ответить. «Воскрешение?» — спросил он.

«И что скажете?»

«Ничего», — ответил Халс. Он не хотел, чтобы Рамон прерывал его.

«Ничего», — повторил Кэррадин и улыбнулся Халсу, пытаясь смягчить их разговор.

«Значит, вы знаете здесь людей? У вас есть связи?» — спросил американец.

«Несколько». Кэррадин воспользовался возможностью рассказать о литературном фестивале, вкратце изложив то, что ему было известно об истории мероприятия, и попытавшись вовлечь Халса в разговор о литературе. Выяснилось, что он прочитал книгу Кэтрин Пэджет, с которой Кэррадин должен был встретиться на панельной дискуссии через два дня. Кэррадин предложил организовать бесплатные билеты, если Халс захочет съездить в Марракеш.

«Возможно, я так и сделаю», — сказал он. «Возможно, я так и сделаю».

На другой стороне стола внезапно возникла какая-то оживленная деятельность.

Сальма делала селфи с Марьям. Они пририсовывали к лицам бабочек из Snapchat и хихикали, глядя на результат. Кэррадин придумал идею.

Если бы ему удалось каким-то образом раздобыть фотографию Рамона и Хулса, он мог бы отправить её в Mantis и попросить Лондон проверить их. Но как это сделать, не вызывая подозрений?

«Нам стоит присоединиться к ним», — сказал он, доставая свой телефон, включая камеру и глядя на Халса. Видя, что возражений нет, Кэррадин перевернул объектив, отвёл телефон на расстояние вытянутой руки и ухмыльнулся. «Скажи «сыр»».

К своему удивлению, Халс позволил Кэррадину сделать несколько снимков, сияя в камеру улыбкой кумира дневных сцен. Воодушевленный этим, Кэррадин направил камеру на девушек и сделал несколько снимков Рамона, сидящего между ними.

«Я хорошо выгляжу?» — спросила Марьям по-французски.

«Ты прекрасно выглядишь», — ответил Кэррадайн и получил в ответ подмигивание. «Почему никто не хочет мою фотографию ? »

« Хочу твою фотографию!» — воскликнула Сальма, поправляя розовую джилабу и поднимая телефон. Семидесятилетний марокканский бизнесмен за соседним столиком закурил кубинскую сигару размером с крылатую ракету. Запах табака разнесся по залу, пока Сальма фотографировала Кэррадайна и Халса с поднятыми бокалами и застывшими улыбками.

«Чувак, как же здорово вдыхать запах этой сигареты!» — воскликнул Рамон. — «Прекрасно!»

Что это? Ромео и Джульетта? Монте-Кристо? Мне так и хочется покурить.

«Ради этой ерунды я бы рискнул заболеть раком».

Он хотел пошутить, но никто не рассмеялся. Кэррадин был занят, наблюдая, как Сальма фотографирует. Я обнял Халса за спину. На его плечах лежали годы работы в спортзале.

«Мы закончили?» — спросил американец, и в его голосе внезапно послышалась резкость. «На этом хватит».

Трудно было понять, было ли причиной раздражения Халса кокетство Сальмы или тот факт, что Кэррадин его сфотографировал.

«Не выкладывайте это в социальные сети, хорошо?» — сказал он девушкам на кратком, но беглом французском.

« Конечно », — ответила Сальма.

Рамон, похоже, тоже был обеспокоен внезапной переменой настроения Халса. Как будто боясь расстроить его ещё больше, я предложил американцу сигарету…

Он отказался и заказал ещё одну бутылку шампанского. Кэррадин почувствовал, что пора уходить. Он был измотан и хотел поскорее вернуться в отель. Фотосъёмка была хорошей ночной работой.

«Не дарите мне ничего», — сказал он. «Я уйду».

На этот раз возражений не последовало. Когда Кэррадайн встал, Халс с властным видом положил руку на бедро Сальмы. Свет отразился от его обручального кольца.

Сняв куртку со спинки стула, Кэррадин предложил оставить немного денег на выпивку, но Рамон отмахнулся.

«В следующий раз, чувак, — сказал он. — В следующий раз приведи нас. И спасибо, что порекомендовал это место».

Когда Кэррадайн отошел от стола, флешка вдавилась ему в ногу. Поблагодарив Рамона за щедрость, он поцеловал обеих женщин в щеку и пожал руку Халсу.

«У тебя есть карточка?» — спросил американец.

Тот же вопрос Мантис задал ему неделю назад. Кэррадин был в «Райманс» и распечатал пятьсот экземпляров. Я передал один Халсу.

«А как насчет тебя?» — спросил он.

«Я?» — Человек из агентства улыбнулся Кэррадайну, словно тот был слишком доверчив. — «Не бери его сегодня со мной. Должно быть, оставил их в отеле».

Оставалось только уйти. Кэррадин спустился вниз, дал швейцару пятьдесят дирхамов на чай и вышел на улицу.

Бульвар д'Анфа был пустынен. Он шёл по дороге, в воздухе витал сильный запах мочи. Кэррадин знал, что сейчас произойдёт. Телефон Халса пропитают водой, электронные письма будут проанализированы, все звонки и сообщения, сделанные и отправленные Кэррадином за последние полгода, будут перепроверены на предмет связи со Службой. Вторжение в его личную жизнь было непростительным, но та приватность, которой он когда-то наслаждался, теперь осталась в прошлом. Кэррадину нечего было бояться, что Халс узнает о его отношениях с Мантисом; их переписка в WhatsApp была открытой и зашифрованной. Более того, ничто в его поведении в интернете не указывало на интерес к Бартоку. Его беспокоил Убакир. Если «Яссин» был источником информации не только для Мантиса, но и для американцев, Кэррадин неизбежно попадёт под подозрение. Он нащупал флешку, переложив её в боковой карман куртки, недоумевая, какого чёрта Мантис не предупредил его, что ему придётся выступить в роли курьера.

Кэррадин закурил сигарету, пытаясь собраться с мыслями. Он остановился у кофейни «Старбакс» примерно в двадцати метрах от Блейна. Швейцар пристально смотрел на него. Мимо проехало такси, но оно было занято. Кэррадин открыл Uber и заказал поездку на «Мерседесе» в шести минутах езды на авеню Ницца.

Через несколько секунд на бульвар д'Анфа выехало такси с включенным маячком.

Кэррадин выругался и пропустил его, пройдя дальше по улице так, чтобы

Швейцар его не видел. Он проверил Uber и обнаружил, что его машина была ещё в шести минутах езды, а значок машины описывал круги на 360 градусов на улице Афир. Он уже собирался отменить поездку, когда машина выровнялась и начала движение. Он воспользовался этим, чтобы просмотреть фотографии Рамона и Себастьяна, обрезав Сальму и Марьям. Три из них он отправил Мантису в WhatsApp с сообщением: «Весёлый вечер у Блейна».

«Вы узнаете кого-нибудь из этих людей?», но рядом с сообщением появилась только одна серая галочка, указывающая на то, что оно еще не дошло до телефона Мантиса.

Через несколько мгновений к нему подъехал «Мерседес», и он поехал обратно в свой отель.

Кэррадайн пролежал в темноте своей комнаты больше получаса, взвинченный и неспособный заснуть, когда экран его телефона загорелся, наполнив комнату бледно-голубым светом. Я сел в кровати.

Послание Мантиса было столь же простым, сколь и зловещим.

Ты слишком много на себя взял. Спасибо за вечер, но не беспокойся о Марии. Другие с этим справятся. Просто наслаждайся фестивалем, отдохни, возвращайся домой отдохнувшим и допиши книгу! Было интересно познакомиться. Всего наилучшего в будущем, Р.

OceanofPDF.com

14

Кэррадайн не знал, стоит ли ему отвечать на сообщение Мантиса, и есть ли в этом вообще смысл. Было ясно, что его уволили. Отправка фотографий была серьёзной ошибкой. Либо Служба теперь хотела защитить его, понимая, что он не в своей тарелке, либо, что более вероятно, опасалась, что он может поставить под угрозу операцию, в которой каким-то образом были замешаны Рамон и Халс.

Кэррадайн испытал гнев и унижение, столь сильные, как никогда прежде за всю свою трудовую жизнь. Служба доверилась ему, а он показал себя безрассудным дилетантом. Он начал сочинять ответ с вопросом, что делать с флешкой и посылкой для Марии, но понимал, что это сообщение будет бесполезным. Как только он вернётся в Лондон, его, скорее всего, заберут, отвезут в Мантис и попросят объясниться. Служба захочет вернуть вещи. Тот факт, что он уже открыл посылку, только усугублял ситуацию.

Он был измотан. Долгая ночь запоя, путаница с фотографиями Бартока на телефоне Убакира, а также последовавшая встреча с Халсом и Рамоном усугубили ситуацию. Кэррадин открыл ноутбук и попытался получить доступ к содержимому флешки, но она была зашифрована и не открывалась. Он принял снотворное и ждал, когда потеряет сознание. Оставалось только отправиться в Марракеш, принять участие в фестивале и вернуться домой. Его карьера агента поддержки, аналога Моэма и Грина, и его попытка следовать примеру отца, закончились позором.

OceanofPDF.com

15

Отиса Евклида перемещали трижды.

Первые два месяца плена он провёл в хижине в Национальном лесу Флэтхед, примерно в 320 километрах к северу от Миссулы. Его туда отвезли Иван Симаков, Лара Барток и Зак Кёртис. За ним присматривала сменяющаяся команда из двух волонтёров организации «Воскрешение», которым было поручено кормить его, следить за тем, чтобы он не пытался сбежать, и снимать его на видео в пропагандистских целях.

Когда зима в Монтане стала слишком суровой, Эвклидиса отвезли на юг, в уединённый дом недалеко от Раунд-Рока, штат Техас, где его держали в звукоизолированной мансарде четыре недели. Видеозапись, на которой Эвклидис осуждает свои политические взгляды и называет своих последователей «клоунами» и «неудачниками».

широко транслировалось. К тому времени Симаков и Барток оставили его в руках Томаса Фраттуры и женились на двух активистках «Воскресения», которые предоставили им дом. Они быстро поняли, что Евклидис лгал в своих заснятых на видео заявлениях и по-прежнему придерживался предрассудков, которые так разгневали «Воскресение». Среди своих тюремщиков Евклидис снискал репутацию обаятельного и умного человека. Было очевидно, что он был быстрее Фраттуры и любил расставлять знаки препинания, как он сам выразился, в своих «высокомерных леволиберальных самовосхвалениях». Несколько раз волонтёры «Воскресения» записывали на видео разговоры между Евклидисом и Фраттурой, которые позже были уничтожены, когда Симаков пришёл к выводу, что Фраттуру выставили дураком.

«Как вы можете называть себя феминисткой, если защищаете право мусульманских мужчин заворачивать своих жён в чёрные простыни, когда они идут по улице?» Фраттура не смогла сформулировать ответ. «Что

«Современно» ли это? Я гей с чернокожим парнем, но ваши драгоценные гендерные и расовые признаки настолько извращены, что вы считаете нормальным похитить меня на улице с оружием и держать в плену.

Шесть месяцев только потому, что мы не согласны по вопросам абортов и изменения климата. Кто здесь на самом деле опасен, Томас? «Ты или я?»

В конечном итоге Fracture оставил Euclidis в руках Рэймонда Пауэрса, бывшего британского госслужащего, связанного с Momentum, который связался с Симаковым в даркнете и отправился в США в качестве добровольца.

Пауэрс перевёз Эвклидиса в съёмный дом его бразильской подруги в пригороде Индианаполиса, где подвал был переоборудован в небольшую звукоизолированную тюрьму с минимальной вентиляцией. Комната была слишком низкой, чтобы Эвклидис мог встать в полный рост, и его круглосуточно приковывали цепью к батарее.

Примерно через три недели после прибытия Эвклидиса в дом у него развилась почечная инфекция. Вместо того чтобы рисковать и везти его в больницу или оставлять на улице на попечение прохожего, Пауэрс и его девушка Барбара Сальгадо решили оставить его в подвале с запасом еды, воды и антибиотиков. Состояние их здоровья ухудшалось, и они, упаковав свои немногочисленные вещи в автомобиль GMC Yukon, отправились в международный аэропорт Индианаполиса, откуда вылетели в Лондон через Ньюарк.

Две недели спустя, на той же неделе, когда в Москве был убит Иван Симаков, Рэймонд Пауэрс был арестован британской полицией по обвинению в преднамеренном нанесении тяжких телесных повреждений. Он был приговорён к трём годам лишения свободы.

Под стражей в тюрьме HMP Пентонвилл. Сальгадо, подвергавшаяся физическому насилию на протяжении всего их брака, оправилась от полученных травм и вернулась в Бразилию. Она не сообщила британским властям о местонахождении Отиса Эуклидиса. Дом в Индианаполисе пустовал более года.

OceanofPDF.com

16

Кэррадин проснулся в девять с тяжёлой головой, спустился в бассейн, проплыл тридцать кругов и сидел в сауне, думая о Ларе Барток. У него всё ещё была её фотография. У него всё ещё были паспорт и кредитная карта Родригеса. Мантис не знал, что Кэррадин опознал в ней бывшую девушку Ивана Симакова. Он также не знал, что видел фотографии Барток в телефоне Убакира.

За завтраком он решил продолжить её поиски. К чёрту Мантис и его сообщение в WhatsApp. Эта идея стала навязчивой. Если Кэррадайн найдёт её и сможет передать документы, выданные ему Службой, Барток будет спасён, а его репутация восстановлена. Он не хотел возвращаться к обыденной работе, к той же рутине сурка изо дня в день, не создав хотя бы видимости борьбы.

Он вернулся в свою комнату и собрал вещи. Он достал вещи из сейфа, недоумевая, почему Мантис больше не прислал никаких сообщений. Неужели он знал о флешке и ожидал, что Кэррадин её доставит?

Возможно, он полагался на то, что Кэррадин прилетит домой из Марракеша и передаст его. В конце концов, какой ещё выход был у него?

Он взял такси, чтобы добраться до вокзала Gare des Voyageurs. Вагоны первого класса были переполнены, поэтому Кэррадин купил билет второго класса, сидя на чемодане в тени платформы, пока пассажиры, направлявшиеся в Марракеш, начали толпиться вокруг него. Он был одним из всего лишь полудюжины иностранцев на вокзале. Две француженки лет двадцати, хихикая, делали селфи в нескольких футах от него. Испанская пара, примерно их возраста, ждала на южной стороне платформы, обе погруженные в книги.

На противоположном конце, где Кэррадайн ожидал прибытия вагонов первого класса, пожилой мужчина в панаме разговаривал с сотрудником станции. Кэррадайн подхватил мысль, что он…

Британский или американский офицер, посланный следить за ним, знал, что, исходя из опыта зарубежных операций по наблюдению, для такой работы нанимали местных жителей. Поэтому он никак не мог знать, следят за ним или нет. За пятнадцать минут до прибытия поезда на платформе уже собралось не менее семидесяти марокканцев, и любой из них мог следить за ним.

Поезд опоздал на полчаса. В давке на посадку Кэррадин оказался в первых рядах толпы пассажиров, каждый из которых рвался вперёд, чтобы занять место. В вагоне было невыносимо жарко, и люди не давали друг другу пощады, толкаясь и проталкиваясь. Кэррадин всё ещё был охвачен мрачным раздражением и проталкивался вперёд, пока ему не удалось сесть у окна за столик, занятый супружеской парой и двумя маленькими детьми. Отец багажа вежливо кивнул Кэррадину, когда тот убрал свою верхнюю багажную полку. Пассажиры, которым не удалось найти место, плотно сгрудились в проходах, пытаясь удержать равновесие, когда поезд тронулся.

Вагон был заполнен в основном молодыми марокканцами, которые общались по-арабски и общались по мобильным телефонам. Через проход мужчина с аккуратными усами открыл портфель и с усердием листал страницы досье. Кэррадин поддался параноидальному чувству, что за ним следят, но не мог точно сказать, кто за ним наблюдает и сколько именно человек ему поручено это делать.

Рядом стояла привлекательная женщина лет тридцати и постоянно улыбалась ему, но он не мог понять, была ли она ловушкой, расставленной марокканской разведкой, или просто хорошенькой девушкой, проводящей время, флиртуя с иностранцем.

В мимолетный миг страха ему показалось, что он увидел лицо Халса в задней части вагона, но, взглянув ещё раз, он убедился, что это просто игра его воображения. Засыпая в удушающей полуденной жаре, Кэррадин подумал, что американцы, скорее всего, организовали для него группу, которая будет ждать на вокзале в Марракеше. В конце концов, он вряд ли собирался спрыгнуть с поезда по пути. Агентство доставило его именно туда, куда им было нужно.

Резкий рывок поезда разбудил его больше часа спустя. Ему снилась Лиза Редмонд. Кэррадин посмотрел через стол и увидел, что семья марокканцев ушла. Напротив него сидел

Пожилой мужчина в панаме стоял на платформе в Касабланке. Кэррадайн был удивлён, увидев его; он предполагал, что тот едет первым классом. Молодая женщина в вуали села у окна и слушала музыку в наушниках. Мужчина читал книгу в мягкой обложке и жевал кончик ручки. Он приветствовал Кэррадина быстрым кивком. Книга оказалась романом Лоренса Даррелла, название которого – « Nunquam » – Кэррадайн не узнал. Ему было около шестидесяти пяти, с редкими седыми волосами, которые от жары слиплись. Перед ним стояли бутылка воды, два перезрелых банана и нераспечатанная пачка печенья «Bonne Maman».

На вокзале «Гар-де-Вояжер» еды не было, за исключением закусочной, где продавали орехи и чипсы. Кэррадин купил пачку Pringles и бутылку воды, которые были в его чемодане. После дневного сна он проголодался.

Он уже собирался встать и принести их, когда мужчина опустил книгу и коснулся пачки печенья.

«Хотите?»

Он выглядел, во всех отношениях, как хорошо образованный, отставной англичанин определенного класса и происхождения, но акцент у него был центральноевропейский, возможно, чешский или венгерский.

«Если у вас есть запасной, спасибо».

Мужчина слегка самодовольно улыбнулся и раскрыл пачку печенья. У него были большие, толстые руки с нелепо ухоженными ногтями. На мизинце левой руки красовались старинные наручные часы с перстнем-печаткой. Кэррадин решил, что он живёт в достатке: бледно-голубая хлопковая рубашка и бежевый льняной пиджак были высокого качества, а туфли – по крайней мере, те, что Кэррадин заметил под столом –

дорогие итальянские туфли.

«Вы едете аж в Марракеш?» — спросил мужчина, протягивая пакет. Примечательно, что он не предложил печенье ни бородатому марокканцу, ни женщине в вуали, сидевшей рядом с Кэррадином. Этой незначительной детали оказалось достаточно, чтобы и без того параноидальный Кэррадин решил, что на него обратили особое внимание, и что их встреча не была случайностью.

«Я», — ответил он, взяв две. «А ты?»

«В самом деле. Думаю, нам ещё два часа пути».

«Так далеко?»

Кэррадин не хотел разговаривать, но его прижало к окну без возможности сбежать. Выяснилось, что разговор о цене двух бисквитов был крайне нудным и охватывал взгляды мужчины на всё – от Брексита до сложности найти бутылку французского вина по разумной цене в Марокко. Кэррадин страдал в вежливом молчании, изредка отвлекаясь, чтобы полюбоваться кактусами у железнодорожных путей или понаблюдать за ослом, трясущимся повозкой в небольшом сельском поселении. Только когда поезд проезжал через предгорья Атласских гор, всё ещё в сорока-пятидесяти милях от Марракеша, мужчина – по имени Карел – начал расспрашивать Кэррадина о причинах его поездки в Марракеш.

«Я писатель», — сказал он, ожидая хотя бы толики энтузиазма по этому поводу, учитывая, что Карел читал Лоуренса Даррелла. Вместо этого он ответил: «Правда?» — ровным монотонным голосом. С тем же успехом Кэррадин мог бы сказать, что он специалист центра оперативного управления в какой-нибудь пригородной бухгалтерской фирме.

«О чем же тогда вы пишете?»

Кэррадайн был в безразличном настроении, негодуя, что старик отнимает у него столько времени. Он устал от шпионов и хотел забыть, зачем Мантис его нанял, но понимал, что не может лгать о своём прикрытии.

«Шпионаж».

«Ага. Полагаю, лучшего места, чем Касабланка, для этого не найти».

«Лучшего места нет», — ответил Кэррадин.

Разговор был внезапно прерван объявлением по громкой связи на французском и арабском языках. Поезд прибывает в Марракеш через полчаса. Кэррадин воспользовался возможностью встать из-за стола и пройти в хвост поезда, где выкурил сигарету с несколькими студентами из Танжера. Когда он вернулся, женщина в вуали уже ушла, а место рядом с ним пустовало. Карел читал газету. Садясь, Кэррадин увидел, что это был номер газеты « Le Monde» .

На первой полосе была фотография Лизы Редмонд, а заголовок предполагал, что «Воскрешение» «перешло черту в Соединенном Королевстве».

Карел сложил бумагу и посмотрел на Кэррадайна.

«Ага. Ты вернулся».

«Просто вышел покурить».

«Ужасный результат с этим журналистом».

Кэррадайна вдруг осенило, что весь их разговор до этого момента был выдуман. Единственной целью Карела, с которым он сидел, было вытянуть из него историю о похищении в Редмонде. У него не было никаких доказательств этой теории, кроме собственной разрастающейся паранойи и той неторопливости, с которой Карел начал с ним разговор. Но по чьему приказу он работал? Халса? Мантиса? Или кого-то совершенно другого?

«Да», — выдавил я из себя. «Ужасно».

«Будут последствия».

'Что ты имеешь в виду?'

«Они найдут того, кто это сделал, и нападут на его семьи».

Кэррадайн был ошеломлён. Он оглядел вагон, чтобы убедиться, что кто-нибудь не заметил его замечание.

«Простите? Вы хотите сказать, что британское правительство собирается начать убивать людей?»

«Я ничего подобного не говорил».

«Должно быть, я неправильно понял».

«Не британское правительство. Русское. Это хорошо понимают знающие люди».

«Знаете что?»

«Москва систематически убивает семьи и близких известных членов «Воскресенья».

Кэррадин слышал подобное обвинение не в первый раз. Российское правительство имело репутацию государства, угрожавшего родителям и братьям сёстрам убитых исламистских террористов, даже готового их убить. Он не рассматривал возможность того, что эта политика распространится и на Воскрешение.

«Зачем Москве беспокоиться о Редмонде?» — задался я вопросом.

— Дело не в этом. — Карел положил газету на стол. — Полагаю, вы знаете, что случилось с Иваном Симаковым?

Словно по вагону прошёл призрак. Кэррадайн чувствовал, как Карел пристально изучает его лицо. Имя Симакова было упомянуто, несомненно, намеренно: тот, кто послал Карела, знал, что Кэррадайн ищет Лару Барток.

«А что с ним?»

«Взорван русскими. Взрыв в Москве был представлен как человеческая ошибка, но они точно знали, что делают…»

«Согласен», — сказал Кэррадайн. Он всегда считал, что Симакова убила российская разведка.

«То же самое относится и к его родителям».

'Что ты имеешь в виду?'

В вагоне дул тёплый ветерок. Карел съел один из разваливающихся бананов. Он использовал сброшенную кожуру, чтобы прижать страницы газеты.

«Я на пенсии, — сказал он. — Я говорю по-венгерски, по-немецки, по-английски, по-французски и по-русски. Я посвящаю своё время самообразованию. За свою жизнь я встречал интересных людей — политиков, журналистов, чиновников, учёных.

И эти люди рассказывают мне интересные вещи». Старик говорил так вяло и самодовольно, что это едва не отбило у Кэррадайна желание копнуть глубже. «Они также присылают мне статьи. Книги, ссылки на сайты и тому подобное».

«Но что, если...»

Кэррадайн хотел задать вопрос, но Карел поднял руку, заставив его замолчать, выставив вперёд указательный палец. Он выглядел как судья в крикете, выдающий аут загнанному в угол бэтсмену.

«Вам достаточно взглянуть на улики. Родители Ивана Симакова погибли в автокатастрофе на окраине Москвы. Других транспортных средств в аварии не было. Причиной аварии была названа механическая неисправность, несмотря на то, что их Renault был выпущен с завода менее двух лет назад».

Кэррадин знал, что родители Симакова погибли в автокатастрофе. Он не считал это доказательством преступного сговора.

«Вам известно имя Роберт Милн?»

Кэррадайн ответил отрицательно.

«Меня это удивляет», — Карел произнес свой обычный снисходительный тон. «Милн был британским разведчиком, который утратил веру».

Вступил в «Возрождение». Обрёл новую веру, унижая правых, с которыми был не согласен политически. Говорят, он угрожал застрелить малолетнего внука одного из высокопоставленных деятелей Национальной стрелковой ассоциации. Что он применил пытку водой к члену Ку-клукс-клана. Скорее, я бы сказал, к предполагаемому члену. Обаятельный парень. «Некоторые считают, что в результате американцы напали на семью Милна».

Поезд резко дернулся в сторону. Кэррадина на мгновение отбросило к окну. Он схватился за подлокотник, чтобы удержать равновесие.

« Американцы тоже в этом замешаны?»

Карел пожал плечами. «Милн организовал нападение в Вашингтоне, округ Колумбия, когда в лицо адвокату, работавшему на конгрессмена-республиканца, обвиняемого в получении взяток от крупных фармацевтических компаний, плеснули кислотой. Четыре недели спустя брата Милна похитили из его квартиры».

— в Салкомбе или Падстоу, по-моему, в одном из английских приморских городов — и убит».

Кэррадайн выглянул в окно. Он не поверил словам Карела. Этот человек, скорее всего, был фантазёром, выдумщиком небылиц и теорий заговора. Американское разведывательное сообщество не одобрит политику государственных убийств семей предполагаемых активистов «Возрождения», как не одобрит переселение Лэнгли в пустыню Гоби. Это было бы политическим и моральным самоубийством.

«Если это политика, направленная на то, чтобы удержать людей от вступления в Resurrection, почему об этом мало что слышно?» — спросил я.

Поезд проходил через пригороды Марракеша. В своём романтическом воображении Кэррадин ожидал увидеть глинобитные хижины и верблюдов, мечети и базары, но окраины города оказались пустошами бетонных домов и заваленными мусором дорогами. Карел снова пожал плечами. У него была привычка, свойственная высокомерному человеку, рассуждать о том, что общество погрязло в пучине невежества и лени, которые причиняют ему великие страдания; что его собственная философия – Единственно Истинный Путь; и что лишь вопрос времени, когда человечество это осознает и разделит мировоззрение Карела.

«Об этом много говорили, — ответил он. — Много писали. Но, возможно, не в интересах британских СМИ обвинять свои правительства в преднамеренных убийствах собственного гражданского населения».

«Подождите», — сказал Кэррадайн тоном, который, как он надеялся, передал бы его презрение к теории Карела. «Вы полагаете, что британцы тоже замешаны?»

«Я никогда не говорил, что в этом замешана Британия». Карел пристально посмотрел на него. «Но откуда мне знать? У Агентства, конечно же, были планы пытать или убивать членов семей любого, кто совершит атаку «Воскрешения» на американской земле. Будет очень интересно посмотреть, что случится с молодым Отисом Эвклидисом, если его постигнет та же участь, что и…» Карел развернул газету, обращаясь к фотографии на первой полосе, чтобы вспомнить имя. «…та же участь, что и у этой бедной женщины,

Лиза Редмонд, чьё единственное преступление, насколько я могу судить, заключалось в написании нескольких незрелых, реакционных статей об исламе и Brexit, а также в периодической критике московского режима. Если Эвклидиса найдут мёртвым, можете быть уверены, что они займутся похитителями. Вероятно, они уже знают, кто его похитил. В конце концов, эти люди не дилетанты.

Как всегда, слушая фантазёров и провокаторов, Кэррадин ощутил нарастающую неуверенность в себе. Что-то в поведении Карела убедило его в необходимости более глубокого изучения выдвигаемых им обвинений.

«Все в порядке?» — спросил Карел.

«Абсолютно», — ответил Кэррадин.

Он мечтал связаться с Убакиром, спросить его напрямую, что ему известно о Себастьяне Халсе. Почему марокканец предупредил его, когда тот выходил из «Блейнса»? Что он знал об американце? Остальные пассажиры начали собирать свои вещи и выстраиваться в проходе.

Кэррадайн пробормотал: «Нет, они не дураки», когда Карел встал, оставив газету и банановую кожуру на столе.

'Что вы сказали?'

«Ничего», — ответил Кэррадин.

Карел выглядел расстроенным. «Ну что ж, приятного вам визита в Марракеш».

«Хорошо. Ты тоже». Кэррадайн подумал, не обменяться ли им номерами. «У тебя есть визитка?» — спросил я. Он достал из бумажника свою и протянул Карелу. Он хотел сфотографировать старика, но не мог придумать, как это сделать.

«Да», — ответил Карел. Он сунул руку в нагрудный карман пиджака и вытащил штампованную визитку. На лицевой стороне было напечатано имя КАРЕЛ М. ТРАПП. Кэррадайн подумал о Мантисе и предположил, что это «Трапп».

Это был псевдоним в том же стиле. Я перевернул карточку. На обратной стороне была чёрно-белая фотография чего-то похожего на лист лотоса.

«Спасибо», — сказал он. «Было бы здорово поддерживать связь».

'Действительно.'

Карел достал свою панаму с багажной полки и надел её на голову. Он вежливо улыбнулся и направился к двери на платформе. Кэррадайн потянулся за своими сумками, поставил их на стол и сел. Поезд медленно двигался по платформе, наконец…

Резко остановился. Женщина рядом с Кэррадайном потеряла равновесие. Я схватил её за руку. Она поблагодарила его по-французски и благодарно улыбнулась.

Выйдя на улицу в полуденную жару, Кэррадин не мог отделаться от мысли, что Карел что-то задумал. Симаков. Милн. Редмонд.

Имена были словно перекличка покойников. Барток мог быть следующим в списке.

Если это так, то не использовали ли Кэррадайна как марионетку? Что, если Мантис оказался не тем, кем намеревался быть? Что, если Служба послала CK

Кэррадайн отправился в Марокко не для того, чтобы спасти Лару Барток, а чтобы помочь в ее убийстве?

OceanofPDF.com

«Мне не нравится ваш американский друг. Я ему не доверяю. Как его зовут?»

«Халс», — сказал Сомервилль. «Себастьян Халс. Он из Агентства».

«Расскажите мне что-нибудь, чего я еще не знал».

«Он преследовал Кэррадайна в Марокко».

«Я тоже это знал».

Они шли рядом с безопасным домом. Барток был в солнцезащитных очках. с низко надвинутой на голову шляпой. Сомервилль не ела уже больше шесть часов и мне захотелось выкурить сигарету.

«Что случилось с Китом после того, как он покинул лодку?» — спросил Барток.

«Боюсь, я не вправе это утверждать».

'Почему нет?'

«Потому что мы еще не знаем всех фактов».

Барток снял солнцезащитные очки. Она хотела, чтобы он мог видеть отчаяние, которое она чувствовала.

«Я тебе не верю. Ты же прекрасно знаешь, что с ним случилось. Ты все факты, вся информация, но вы отказываетесь мне рассказать».

«Лара … »

«Где он?» «Что с ним случилось?»

«Давайте вернемся в квартиру».

Она сунула солнцезащитные очки в карман пальто и отвернулась.

Сила воли Сомервилля сломалась, и он, наконец, поддался желанию сигарету, только чтобы сунуть руку в куртку и обнаружить, что он оставил пачку дома.

«Давайте закончим интервью, сделаем это», — сказал он. «После этого я смогу вам рассказать. все, что вам нужно знать о Кэррадине.

«Всё, что я хочу знать, а не просто то, что мне нужно знать», — сказала она. «Ты не контролировать это».

Он был поражен, увидев слезу на ее глазах. Барток вытер ее и повернулся в сторону безопасного дома.

«Хорошо», — ответил он. «Я отвечу на все ваши вопросы».

«Все они», — сказала она. «Давайте сделаем это».

OceanofPDF.com




ТОЛЬКО ДЛЯ СЕКРЕТНОЙ РАЗВЕДКИ / РЕМЕШОК 1

ЗАЯВЛЕНИЕ ЛАРЫ БАРТОК («ЛАСЛО»)

ОФИЦЕР: JWS/STH – ЧАПЕЛ-СТРИТ

ССЫЛКА: ВОСКРЕСЕНИЕ/СИМАКОВ/КЭРРАДАЙН

ФАЙЛ: RE2768X

ЧАСТЬ 3 из 5

Я оставила Ивана [Симакова] в Нью-Йорке. Один день я была там. На следующий меня не было. Я не объяснилась. Я не написала ему письма и не объяснила причину. Я знала, что если скажу ему, что уезжаю, он попытается мне помешать. Неожиданность была моим единственным шансом сбежать и начать новую жизнь. Иногда я сожалею о сделанном выборе. Я никогда не жалела об этом выборе. Его поведение стало невыносимым. Он много пил. Он изменял мне с другими женщинами. Однажды во время ссоры он ударил меня.

Я не чувствовал, что смогу пойти

или свяжитесь

Я никому не доверял – даже

чтобы защитить меня. У меня были деньги, у меня были паспорта, некоторые из которых были вам известны, некоторые — нет. Я достаточно хорошо знал, на что способны Служба и Агентство, пытаясь найти меня, поэтому поначалу мне не составило особого труда исчезнуть и попытаться начать всё заново.

Как вы знаете, я отправилась в Мексику. Я всегда руководствовалась одним и тем же принципом: лучше жить в городах, где гарантирована некая анонимность, чем появляться, скажем, в небольшом сообществе, где меня могли бы заметить, если бы я попыталась вписаться в компанию. Я нашла мужчин. Не серьёзных, а любовников, которым я была нужна лишь для своего кратковременного удовольствия. Если мужчина начинал ожидать от меня большего, я отшивала его. Я была безжалостна. У этих мужчин были квартиры, дома, места, куда я могла пойти, если мне вдруг нужно было куда-то уехать. Я жила в отелях, хостелах, квартирах, а однажды даже в домике на пляже в Канкуне. Я никогда не оставалась на одном месте дольше нескольких недель. Поначалу я наслаждалась этой свободой. Я не скучала ни по «Ивану», ни по «Воскресению». Я чувствовала, что сбежала из тюрьмы, которую сама же и создала. Я была свободной женщиной – или, по крайней мере, настолько свободной, насколько это вообще возможно для человека в моей ситуации.

Затем я узнал о гибели родственников активистов «Воскресения» в России. Я прочитал о семье Ивана. Мне захотелось связаться с ним, протянуть руку помощи и утешить его. Я знал, что это российский метод, и, конечно же, заметно, что, хотя число акций «Воскресения» по всему миру продолжало расти в последние два года, в Москве, Санкт-Петербурге и…

В других местах Российской Федерации они прекратились.

Москва получила то, чего хотела. Если вам всё равно, что думает другая сторона, если у вас нет моральных принципов или чувства общей человеческой ответственности, возможно всё. Это один из уроков, которые мы усвоили за последние несколько лет, верно? Лжецы и задиры из альтернативных правых, апологеты Национальной стрелковой ассоциации, обжоры корпоративного мира обрели новый голос, новую поддержку со стороны широких масс. Они воодушевились. Они подумали: «Мы можем делать, что хотим. Мы можем распространять ложь, мы можем распространять ненависть, мы можем распространять страх. Нам плевать на последствия». Москва лишь добавила к этому садистский оттенок: «Мы получаем удовольствие от уничтожения наших врагов и накопления власти».

Когда я услышала новость о гибели самого Ивана, я не поверила. Я закричала. Не помню ничего, кроме того, как упала на колени и проплакала несколько часов. Моё горе было безутешным. Я знала, что Иван стал военизированным деятелем, что он планирует нападения, взрывы и так далее. Я не думала, что он будет настолько глуп, чтобы попытаться создать собственное устройство.

У него были люди для этого. Люди, которых он знал и которые могли помочь в таких делах. Погибнуть при изготовлении самодельной бомбы – это было трагично, глупо и унизительно. Поэтому я, конечно же, винил русских. В какой-то момент мне показалось, что за этим стоят и Агентство, и Москва. Агентство, или Москва, или даже Служба. Кто знает? В тайном мире любой способен на всё.

Я также сожалею о Заке Кёртисе. Мы работали вместе. Я хорошо его знал. Он был порядочным человеком с добрыми намерениями. Он был лучшим из нас. Есть вещи, которые я сделал, выбор, действия, которые я предпринял в те первые месяцы движения, о которых я сожалею. Я не был ангелом. Одна из газет сравнила меня с Ульрикой Майнхоф, что было нелепым и ленивым журналистским подходом. Я никогда не был членом военизированной организации. Я никогда не стрелял из пистолета и не подкладывал бомбу. Но я был злобным, порой жестоким. Зак был лучше этого.

Чистее. Он присоединился к «Воскресению», потому что верил в силу индивидуального поступка. Я верил, что один человек может изменить мир своими поступками, пусть даже и незначительными.

У Зака была любимая аналогия. Он говорил: «Воскрешение будет похоже на воздействие камер видеонаблюдения на преступников».

Если вор знает, что его ограбление магазина или нападение на беззащитную пожилую женщину будет зафиксировано камерой видеонаблюдения и передано в полицию для судебного преследования, он прекращает грабить магазин. Он не нападает на пожилую женщину.

Внезапно он становится ответственным . «Он начинает думать о своём поведении и исправляться ». Это всё, чего хотел Зак. Изменённое поведение. Большая ответственность. Вы скажете, что я был наивен, возможно, даже заблуждался, но я действительно думал, что со временем

Воскрешение принесло бы своего рода возвращение к элементарной человеческой порядочности.

Мы говорили о Ките. Это я могу сказать вам с абсолютной уверенностью. До Марракеша я никогда не слышал о CK.

Кэррадайн. Я никогда не читал его книг и не видел фильма, снятого по его роману. Он шутил, что фильм…

«апокалиптически плохо». Его работа и карьера прошли мимо меня. Я ничего не знал о нём лично. Это правда. Я не общался с Робертом Мантисом больше года. Вы предположили, что Мантис мог мне о нём рассказать. Как он мог?

Как это возможно? Никто из вас не имел ни малейшего представления, где я.

OceanofPDF.com

17

Организаторы фестиваля отправили Кэррадину адрес риада в самом сердце старого города. Он должен был остановиться на две ночи. Хотя его таксист утверждал, что родился и вырос в Марракеше, быстро стало ясно, что он не ориентируется и ещё меньше представляет себе, где находится отель. Трижды пересек Медину, Кэррадин в конце концов воспользовался своим iPhone, чтобы точно определить местоположение риада – здания в Касбе. В машине не было кондиционера, и к тому времени, как он прибыл по адресу, он был весь в поту. Известный американский писатель стучался в неприметную деревянную дверь, наполовину скрытую между пекарней и импровизированным киоском, торгующим чистящими средствами. Кэррадин рассчитался с водителем. Он едва успел вытащить сумки из багажника, как такси с визгом уехало, оставив его стоять на обочине шумной, пыльной улицы под ярким послеполуденным солнцем. Кэррадин перешел дорогу и последовал за американцем в здание, закрыв за собой дверь.

Это был настоящий оазис. В мгновение ока шум и жара Касбы стихли. Кэррадин прошёл по узкому коридору к стойке регистрации, где молодой марокканец обслуживал гостя. Оба говорили по-арабски. Присмотревшись, Кэррадин узнал в госте ирландского писателя Майкла Маккенну, получившего престижную премию за свою последнюю книгу. Из боковой двери появился приветливый француз средних лет с аккуратно подстриженной козлиной бородкой и представился владельцем отеля.

Через пять минут Кэррадайна зарегистрировали и проводили в его номер на краю красивого, вымощенного плиткой дворика с фонтаном в центре. Единственными звуками были пение птиц и шум падающей воды. Он оставил сумки в номере и осмотрел остальную часть здания, пройдя под рядом изысканно резных мавританских аркад, открывающих вид на темные, уединенные комнаты, обставленные кожей и красным деревом. Женщина в темно-зеленом бикини…

Он потягивал мятный чай под зонтиком у длинного прямоугольного бассейна. По обеим сторонам бассейна росли апельсиновые деревья с плодами. Под ними аккуратными рядами стояли обеденные столы, покрытые белыми льняными скатертями. Кэррадин чувствовал себя так, словно попал в туристический буклет для сверхбогатых.

«Наслаждаетесь?»

Я обернулся. Вопрос был адресован другому гостю, знаменитому историку с копной крашеных светлых волос, которого Кэррадин узнал по телевизору. За ним, стоя небольшой группой на краю выложенной плиткой колоннады, стояли ещё несколько писателей и учёных с фотоаппаратами и бутылками воды в руках. Кэррадин предположил, что они вернулись с экскурсии. В обычных обстоятельствах он бы подошёл к ним и представился, но после всего, что произошло в Касабланке, он почувствовал странную отчуждённость от своих коллег-писателей. Писатель или шпион? Он не был ни тем, ни другим.

Он вернулся в свою комнату и начал распаковывать вещи.

Он проснулся полчаса спустя, полностью одетым, заснув на кровати. Он посмотрел на часы. Было почти шесть часов. Я искал сейф в номере, чтобы оставить флешку и посылку для Бартока, но не доверял маленькому металлическому ящику в шкафу с простым ключом. Если бы он попал под подозрение, его номер обыскали бы, а конверт нашли бы за считанные минуты. Приняв душ и переодевшись, Кэррадин вместо этого отнес посылку и флешку на стойку регистрации и оставил их вместе со своим паспортом в сейфе отеля. Сотрудник выдал ему чек на вещи, которые он положил в бумажник. Я выпил эспрессо в обеденной зоне, прежде чем покинуть риад, чтобы исследовать Марракеш. Он хотел найти Барток, даже если его надежды найти ее были ничтожно малы. Мантис рассчитывала на то, что она появится на фестивале, но также была малая вероятность того, что Барток выйдет на прогулку вечером, когда спадет сильная жара марокканского дня, и рискнет быть замеченной, когда будет искать место, где можно поесть.

Выйдя на улицу, в хаос Касбы, Кэррадин осознал масштаб стоящей перед ним задачи. Во всех направлениях двигались сотни пешеходов; это было похоже на вид на переполненный железнодорожный вокзал.

Час пик. Тротуары были настолько переполнены, улицы настолько забиты машинами, автобусами и велосипедами, что разглядеть лицо Барток было бы невозможно, даже если бы она оказалась в Медине. Почти все женщины Кэррадайна, которых он видел, – как местные, так и иностранки – были покрыты шалями или шляпами. Барток знала, что за ней охотятся, и, возможно, именно поэтому выбрала мусульманскую страну: она могла скрыть свою внешность от объективов далёких дронов и спутников, а также от любопытных глаз тех, кто, как Кэррадайн, был послан на её поиски.

Он бродил по Касбе больше часа. Он увидел мать в вуали и её детей в лохмотьях, просящих милостыню на обочине дороги. Рядом с ними стояла табличка с надписью на французском и английском языках:

« Сирийская семья нуждается в помощи ». Он увидел богато украшенную зелёно-белую повозку, которую тащила по забитым улицам голодная лошадь, молодую пару, целующуюся на заднем сиденье. Он заметил расписанные вручную чайники и деревянные шахматы, группы женщин, сидящих на пластиковых стульях и предлагающих туристам татуировки хной. Однако он не увидел ЛАСЛО.

Кэррадин дважды доставал крошечную, мятую фотографию Бартока, чтобы вспомнить его лицо; он уже начал сомневаться, что узнает её, даже если она встретится ему на фестивале на следующий день. Около половины восьмого он отказался от своих бесплодных поисков и устроился в ресторане на краю площади Ферблантье, открытой площади к югу от Касбы, полной детей, играющих в последних лучах солнца. Он заказал спагетти болоньезе с итальянской страницы иллюстрированного меню и быстро разгадал кроссворд для «Таймс» на своём iPhone.

Как раз когда Кэррадайну принесли еду, за соседний столик села пожилая пара, положив шляпы, путеводители и фотоаппарат Leica на ближайший к нему стул. Женщина, поразительно красивая, улыбнулась, открывая меню. Её муж отлучился в туалет, и она заказала ему пиво. Она достала брошюру литературного фестиваля и начала её листать.

«Ты уходишь?» — спросил Кэррадайн, перегнувшись через щель между их столиками.

'Прошу прощения?'

Он отложил вилку и повысил голос, перекрывая вопли призыва к молитве. У женщины был английский акцент, и на голове у неё был шёлковый платок.

«Вы собираетесь на литературный фестиваль?»

«Мы!» — ответила она. «А ты?»

Выяснилось, что женщина, представившаяся Элеонор Лэнг, была адвокатом на пенсии из Кентербери, которая путешествовала по западному Средиземноморью вместе со своим мужем Патриком. В Рамсгите у них была яхта, пришвартованная в марине Рабата, и они завершали трёхнедельную поездку в Марокко, которая включала в себя посещение Шефшауэна, Феса и Атласских гор. Патрик, энергично пожав руку Кэррадайну по возвращении за стол переговоров, был как минимум на десять лет старше Элеоноры и обладал лёгким обаянием и приятной внешностью человека, вероятно, заработавшего за свою жизнь немало денег и потратившего их как минимум на двух жён. Внешне он сильно напоминал Кэррадайну пожилого Кэри Гранта.

«Кит — писатель, который завтра выступит на фестивале», — сказала ему Элинор. Кэррадайн же возился со своим болонским соусом.

«Правда? Какие романы вы пишете?»

Они проболтали больше получаса, постепенно придвигая стулья друг к другу и делясь рекомендациями о местах для посещения в Медине. Кэррадин объяснил, что выступит на панельной дискуссии в два часа следующего дня. Элеанор заявила, что скачает всё, что когда-либо написала – «С моим Kindle это так просто!» – и пообещала, что они придут на её мероприятие.

«Тебе действительно не обязательно этого делать, — сказал ей Кэррадин. — В Марракеше можно заняться тысячами более интересных дел».

«Чепуха! У нас днём так жарко, правда, дорогая? Было бы здорово посидеть под кондиционером и послушать умную беседу».

«Дома ей этого почти не дают», — сказал Патрик, протягивая руку Элеоноре.

Кэррадин вспомнил о браке своих родителей. Время от времени он встречал пары, которые, казалось, были настолько довольны обществом друг друга, что ему хотелось завести собственные отношения.

«Где вы остановились?» — спросил я.

«Королевский Мансур».

Он не удивился. «Leica» была по последнему слову техники; Элеонора и Патрик носили свои наручные часы Omega; их яхта, Oyster 575, была построена по индивидуальному заказу тремя годами ранее. Они могли позволить себе пятьсот долларов за ночь в «Мансуре».

«Слышал, это приятно», – сказал он и выслушал Патрика, рассказывающего о своей карьере в рекламе и «второй инкарнации» в качестве застройщика. Разговор показался Кэррадину первым искренним, непринужденным общением с тех пор, как он покинул Лондон. Сначала ему пришло в голову, что это могли быть сотрудники службы безопасности, присланные присматривать за ним, и что встреча в ресторане была не случайной. Однако Элинор и Патрик казались такими расслабленными и счастливыми, а их легенда – такой неопровержимой, что Кэррадин быстро отбросил все сомнения. Было почти восемь тридцать, когда он оплатил счет и попрощался. Они обменялись номерами и договорились встретиться после дискуссии на следующий день.

«Вы можете подписать одну из своих книг для моей дочери», — сказал Патрик.

«С радостью», — ответил Кэррадин.

«Она одинока», — сказала Элеонора, многозначительно подмигнув, как мачеха. «Доктор, живёт в Хайбери».

Кэррадайн вышел на площадь. Стемнело, и стрижи проносились над крышами в лунном свете. Он пошёл обратно к риаду, быстро заблудившись в извилистых улочках базара. Мопеды настигали его с обеих сторон, жужжа и виляя по узким переулкам. Он научился держаться одной стороны улицы и верить, что водители будут объезжать его, так же как они объезжали других пешеходов, бродящих мимо ювелирных магазинов, продавцов ковров и парикмахерских, выстроившихся вдоль базара. Мужчины, толкающие металлические тележки, доверху нагруженные коробками, внезапно появлялись из переулков, гремя и подпрыгивая на неровных полосах. Стоял постоянный шум двигателей и разговоров, пахло выхлопными газами и горящим углем, смешанным с мятой, тмином и навозом. Кэррадайн всматривался в лица проходящих женщин, но не видел никого, кто был бы похож на Бартока. Большинство марокканских женщин шли в сопровождении мужчин или в составе больших групп; за час он увидел всего двух или трех женщин-туристок, гуляющих в одиночку.

Наконец он вышел на большую открытую площадку, вдоль одной стороны которой тянулись ярко освещённые киоски с апельсиновым соком и свежими фруктами. Кэррадин предположил, что он добрался до Джемаа-эль-Фна, большой площади у западного края рынка.

который он заметил ранее из такси. Под чёрным небом, освещённым осколком полумесяца, раздавался барабанный бой; казалось, тысячи людей, заполнивших площадь, влекомые на пир или древний фестиваль. Центральная часть площади была заполнена ресторанами под открытым небом, где посетителям предлагали еду за столиками на козлах под белым светом. Если Барток была в Марракеше, она могла бы прийти сюда поесть, будучи уверенной в относительной анонимности. Каждый из столиков на козлах был заполнен посетителями: некоторые из них были туристами с ограниченным бюджетом, другие – марокканскими семьями и компаниями друзей, пирующими с жареной рыбой и сэндвичами мергез . Кэррадин проходил мимо столов, заваленных бараньими головами и сырой печенью, и киосков, продающих улиток, облитых чесночным маслом. Под непрекращающийся бой барабанов и завывающие флейты он пробирался сквозь густую толпу, ошеломлённый ночным цирком Джема-эль-Фна, ослеплённый мерцанием мобильных телефонов и костров, отбрасывающим зловещий свет на лица, и действуя на него, словно в наркотическом сне. С тех пор, как он встретил Мантис, Кэррадин словно перенёсся в параллельный мир, в другой способ восприятия себя и окружающего мира; мир, который был ему так же чужд, как глава из «Тысячи и одной ночи» или берберская поэма, передаваемая из поколения в поколение, а теперь повторяемая стариком с бородой, сидящим перед ним на рваном ковре и собирающим монеты у прохожих, нараспев произнося свои древние слова.

Кэррадин сидел на скамейке у стены на краю Медины. Он купил пол-литровую бутылку воды в ларьке на площади и выпил её, покуривая сигарету. Он посмотрел на часы. Было уже десять часов, но город не собирался останавливаться. Тротуары всё ещё были полны пешеходов, входящих и выходящих из Медины; движение на дороге, ведущей на север, в Гелиз, было почти бампер к бамперу. Он встал со скамейки, уступая место монаху, пожилому человеку с лицом, покрытым шрамами и сухим, как песок. Когда он шёл по авеню Мухаммеда V, мальчишки пяти-шести лет, сидевшие одни на тротуаре без взрослых, открыто предлагали ему сигареты и пластиковые пачки салфеток, выпрашивая мелочь, когда он проходил мимо. Кэррадин отдавал им мелочь, которую находил в карманах, их благодарность была для него так же ужасна, как и их одиночество.

Час спустя, сделав широкий круг, который привёл его к закрытому бетонному торговому центру в Гелизе, Кэррадин потушил последнюю сигарету и начал искать такси. Он должен был появиться в

Фестиваль должен был состояться менее чем через двенадцать часов, и он ничего не сделал для подготовки к нему. Он ни разу не видел никого, похожего на Бартока, и не был уверен, что увидит его на следующий день. В конце концов, эта женщина так умело ускользала от поимки, что Службе пришлось прибегнуть к помощи таких дилетантов, как он сам и Мохаммед Убакир, чтобы попытаться её найти.

К черту! Прямо напротив него, на другой стороне дороги, стоял Убакир. Мужчина, которого он знал как «Яссин», смотрел в телефон, разговаривая с женщиной средних лет в жёлтой вуали и бледно-голубом кафтане . Судя по языку их тела, она была близкой подругой или родственницей; возможно, женой Убакира. Кэррадин спрятался за апельсиновым деревом на обочине улицы. Рядом с подругой Убакира остановилось такси. Она открыла пассажирскую дверь и вошла в машину, оставив Убакира одного на улице. Кэррадин крикнул через дорогу.

«Ясин!»

Убакир поднял взгляд и прищурился, словно ему было трудно сфокусировать взгляд на Кэррадайне. На мгновение показалось, что агент Мантиса собирается проигнорировать его, но в конце концов он медленно, растерянно поднял руку, узнавая Кэррадайна, и проводил его взглядом.

«Мистер Кит, — сказал он. — Что вы здесь делаете?»

«Я собирался задать тебе тот же вопрос. Пойдем выпьем».

OceanofPDF.com

18

Они зашли в кафе на следующем углу. Там было пусто, если не считать двух стариков, игравших в домино за столиком на дальней стороне террасы. Кэррадин заказал колу, а Убакир – чёрный кофе. На нём была почти такая же одежда, как в «Блейне»: тёмные хлопковые брюки и полосатая рубашка с простым белым воротничком. Стекла его очков были заляпаны жиром и пылью. Убакир протёр их бумажной салфеткой. Он выглядел очень усталым.

«Вы приехали в Марракеш на фестиваль», — сказал он.

Кэррадайн воспринял это как утверждение, а не как вопрос.

«Всё верно. А ты? Лондон ничего не говорил о твоём приезде сюда».

Кэррадин решил сыграть роль, которую Убакир отвел ему в «Касабланке»: роль опытного писателя-шпиона, посланного Службой для расследования

«Ясин».

«Неужели нет?» — удивился марокканец. — «Возможно, мне стоило об этом упомянуть».

'Все в порядке.'

«Вы тоже ищете женщину?»

Кэррадайн закурил. Он не ожидал, что Убакир будет столь откровенен в поисках Бартока. Тем не менее, он продолжал строить планы, размышляя, знал ли марокканец о связях Бартока с Симаковым и «Воскрешением».

«Её ищут повсюду», — сказал он. «Вполне вероятно, что она появится на литературном фестивале. Удалось ли вам что-нибудь найти?»

Убакир отпил глоток черного кофе, затерявшись взглядом в чашке.

'Никто.'

«Не беспокойся об этом. Я тоже».

Марокканец поднял глаза и благодарно улыбнулся, проведя рукой по лысой макушке.

«Ты знаешь, что будет завтра?» — спросил я.

Кэррадайн тянул время. «Какую часть?»

«Конверт. Посылка для женщины. Ты отдашь её мне на фестивале, да?»

Это было подтверждением увольнения Кэррадина. Он почувствовал нарастающее раздражение и досаду. Почему Мантис не сказал ему лично, что ему нужно передать паспорт и кредитную карту? Я проверил его телефон. И действительно, его ждало сообщение в WhatsApp.

Яссин собирается прийти на вашу лекцию завтра. Не могли бы вы передать ему посылку, которую я вам отправил? Очень важно, чтобы вы это сделали. Надеюсь, на фестивале всё пройдёт хорошо. Ещё раз спасибо за вашу помощь.

Кэррадайн опустил трубку. Если он сделает так, как просила Мантис, а потом случайно найдёт Бартока, у него больше не будет возможности ей помочь.

Ему пришлось продолжать игнорировать приказы Службы, чтобы поступать так, как он считал правильным.

«Ты выглядишь обеспокоенным», — сказал Убакир.

Кэррадин выдавил улыбку. «Я просто устал», — сказал он.

« Ты устал!»

Внезапно гнев Убакира вспыхнул. Он допил кофе и сердито поставил чашку на стол.

«Я рискую своей жизнью ради вас. Своей семьей. Своей работой. Я не ожидал, что буду заниматься такой работой, когда согласился помочь вашей стране».

Кэррадайн оказался в необычном положении, притворяясь добросовестным сотрудником британской разведки, пытающимся успокоить агента Службы от имени человека, который только что уволил его за некомпетентность.

«Ясин», — сказал он, размышляя, стоило ли называть Убакира

«Мохаммед». «Пожалуйста. Мы понимаем, на какой риск вы идёте. Служба очень благодарна вам за жертвы, которые вы приносите. Поверьте, я знаю, какое напряжение вы испытываете».

«Но это ты жалуешься на усталость...»

Кэррадайн сжал предплечье марокканца, пытаясь его успокоить.

«Простите. Было смешно с моей стороны говорить о собственной усталости, когда вы находитесь в состоянии стресса». Он был так же ошеломлён своей способностью разыгрывать

роль агента-курьера, озадаченного готовностью Убакира сдаться. «Чем мы можем вам помочь? Хотите вернуться в Рабат?»

Гордость марокканца не позволила ему поддаться предложению Кэррадайна. Покачав головой, он скрестил руки на груди и посмотрел на улицу.

«Я в порядке, — сказал он. — Меня просто беспокоит американец, вот и всё».

«Вы имеете в виду мужчину в «Блейнсе»?»

«Да, конечно, я имею в виду мужчину из магазина Blaine’s. Я видел его в Марракеше».

Кэррадину снова пришлось скрыть свое смятение.

«Вы видели его сегодня?»

«Вилки. Сегодня вечером, в Медине. Он сидел в кафе один. Что ты об этом думаешь?»

Кэррадайн не знал, что с этим делать. У Себастьяна Халса могло быть с десяток разных причин оказаться в городе. Приехал ли он в Марракеш специально, чтобы последовать за ним, или у него были другие планы? Кэррадайн также гадал, что стало с Рамоном. Работали ли они вместе, или Халс оставил его в Касабланке? Он хотел бы знать, почему Мантис его уволил. Было бы гораздо проще признаться Убакиру, что он играет роль, к которой не был ни обучен, ни одобрен, но гордость не позволяла ему этого.

«Он тебя видел?»

Убакир откинулся на спинку стула, скрестил руки и сказал: «Конечно, нет».

Я был осторожен. Я использовал свои навыки.

«Хорошо. Уверен, что ты это сделал». Кэррадайн потушил сигарету, раздумывая, что сказать дальше. В голове промелькнуло: «Зачем ты меня о нём предупредил?»

«Это было в моем отчете», — Убакир выглядел оскорбленным. «Два месяца назад».

«Я не вижу всех ваших отчётов». Ложь далась ему так же легко, как включение света. «Продукт, который вы нам присылаете, считается очень конфиденциальным. Информация разведки доступна только моему начальству».

Кэррадин редко видел мужчину, который так старательно скрывал свою радость.

Убакир покачнулся набок, пытаясь сдержать улыбку, и повернулся, чтобы заказать вторую чашку кофе.

«Хотите что-нибудь?» — сияюще улыбнулся я.

«Не для меня, спасибо».

Хозяин кафе подтвердил получение заказа и пошел на кухню.

Загрузка...