Человек между

Он не мог найти ответа, все еще находясь в полусне, но с каждой минутой понимая, почему Мантис был так очарован Ларой Барток.

Они поспешили обратно к машине. Она вытащила из багажника сумку, которую Кэррадин упаковал, и положила её к своим ногам на переднее сиденье. Кэррадин поделился едой с Рафиком и вскоре снова уснул. В семидесяти милях от Рабата он проснулся и обнаружил, что Барток вынул SIM-карту из экземпляра «Анны Карениной» и вставляет её в, судя по всему, совершенно новый телефон.

«Откуда у тебя телефон?» — спросил я.

«Рафик тоже».

«Он купил его только что?»

«Нет. Раньше. В Марракеше».

Он достал из телефона список записанных им номеров, объяснив, что важно, чтобы отец мог связаться с ним в случае чрезвычайной ситуации. Произнеся это, он понял, что дозвониться домой, конечно же, невозможно. Любая достойная разведка скрыла бы номер его отца.

«Буду ли я беспокоиться о тебе?» — спросила она.

«Дело не в этом», — Кэррадин не хотел придавать слишком большого значения ситуации.

Он был очень близок с отцом и чувствовал ответственность за его счастье и благополучие. Но Уильям Кэррадин был крепким орешком, у него был круг добрых друзей, которые присматривали за ним. «Это только на случай чрезвычайной ситуации. Я его единственный родственник в Великобритании. У него нет братьев и сестёр. У нас тоже нет. Моя мать давно умерла».

«Мне жаль это слышать».

«Он не заметит моего отсутствия несколько дней. Я позвоню ему, когда приедем в Гибралтар».

Именно тогда Кэррадин увидел облако пыли впереди, примерно в четырёхстах метрах от машины. Рафик сбавил скорость, когда другие машины перед ним резко затормозили. Барток спросил, что происходит, и тот ответил:

«Авария» по-французски, когда «Рено» проезжал мимо. Две машины подъехали

На большой скорости они съехали с шоссе и помчались по пустыне, один из них приземлился на крышу, а другой сложился почти пополам у основания опоры. Две другие машины остановились на обочине дороги.

«Мы должны помочь», — сказал Кэррадин.

«Кит, мы не можем», — сказал ему Барток.

Он обернулся и увидел, как из припаркованных машин вышли двое. Она была права. Другие наверняка были там и могли вызвать скорую. Если они вернутся, приедет полиция, и их могут опознать. Рафик постепенно набирал скорость, и об аварии вскоре забыли. Однако нервы Кэррадайна были на пределе – клубы пыли, перевернутые, разбитые машины. Он пытался стереть увиденное из памяти.

Он знал, что были нанесены серьезные увечья, возможно, даже кто-то умер, и это знание действовало на него как предзнаменование грядущих событий.

«Ты в порядке?» — спросил Барток, повернувшись и положив руку ему на ногу.

«Всё отлично», — сказал он и забрал листок бумаги, на котором записал цифры. «Сколько ещё до Рабата?»

«Прошло меньше часа».

Было уже больше семи. Остальные гости риада, должно быть, уже проснулись и завтракали у бассейна. Прорвались ли русские и потребовали встречи с ним? Возможно, они подкупили ночного администратора, чтобы тот разрешил им обыскать номер Кэррадайна. Если бы они это сделали, то теперь у них были бы его ноутбук и телефон, что дало бы им доступ к переписке в WhatsApp с Мантисом.

«Вы считаете, что Стивен Грэм работал за спиной Москвы?»

Барток не расслышал вопрос и попросил Кэррадайна повторить его.

Он так и сделал.

«Я же тебе уже говорила», — ответила она. «Думаю, он знал, что они придут за мной. Он хотел меня спасти». Кэррадайн посмотрел на пыльную дорогу. «Почему ты спрашиваешь об этом?» — спросила она.

«Мой телефон в моей комнате. Если русские увидят, что Мантис со мной общался, они поймут, что он их предал».

Рафик проезжал мимо пригорода Касабланки на пределе скорости. Барток отстегнул ремень безопасности и перебрался на заднее сиденье, чтобы продолжить разговор.

«Мы ничего не можем с этим поделать», — сказала она. Её духи подтолкнули его к этому, запах, который он обожал. «Он сделал свой выбор. Возможно, он спас мне жизнь, послав тебя. Но я не могу его защитить».

'Нет.'

«Ты хочешь предупредить его после того, что он с тобой сделал?»

Кэррадайн обнаружил, что его злоба на Мантиса утихла. Он не был склонен таить на него обиду. Он понимал, почему «Стивен Грэм» выдал себя за британского шпиона, чтобы завербовать его. Отправка его в Марокко на поиски «Марии» была актом любви.

«Что будет с Богомолом, если они узнают?»

Барток склонила голову.

«Он точно потеряет работу», — сказала она. Она подняла взгляд и встретилась глазами с Кэррадайном. «Возможно, даже хуже».

Он достал список телефонных номеров. Помимо контактов отца, он записал номера своего редактора, литературного агента и двух старых школьных друзей. Рядом с последним номером на листке было нацарапано «РМ».

«Это он?» — спросил Барток.

«Это он».

Затем она сделала нечто совершенно неожиданное. Взяв листок бумаги, она оторвала нижнюю часть, на которой Кэррадайн написал номер Мантиса, скомкала его в шарик, открыла окно и выбросила его из машины.

«Вот и всё», — сказала она. «Теперь тебе больше не нужно чувствовать себя ответственной за него».

OceanofPDF.com

30

Меньше чем через час они достигли окраины Рабата.

«Нам понадобится где-то остановиться», — сказал Кэррадин.

Он наивно полагал, что Барток и Рафик уже договорились. Но это оказалось не так.

«Есть идеи?» — спросила она.

«Я никого не знаю в Рабате», — ответил он. «Хотите заглянуть в британское посольство?»

«Очень смешно», — сказала она.

Хотя он и намеревался пошутить, эта мысль приобрела определённую логику. Если бы Кэррадин смог связаться с начальником местной автозаправочной станции и рассказать ему об угрозе Бартоку, посольство могло бы предоставить ему убежище.

«Подожди», — сказал он. Я думал, как это преподнести. Он не хотел показаться опрометчивым. «А что, если Служба понятия не имеет, что задумали русские и американцы?»

«Вы считаете это вероятным?»

В голосе Бартока слышалась нотка шутливости, которой он раньше не слышал. Патриот в Кэррадайне, та его часть, которая настолько верила в свою страну, что хотела работать на «Мантис», не могла допустить мысли о том, что сотрудники разведки его страны замешаны в темном деле убийства. Возможно, это было связано с краткой карьерой его отца в Службе, но он всегда считал, что британцы придерживаются более высоких моральных ценностей, чем те, что были в Вашингтоне и Москве.

«Возможно», — сказал он.

Она презрительно рассмеялась. «И, возможно, они всё знают и предпочитают закрывать глаза на целенаправленные убийства невинных мирных жителей. Возможно, они сами в этом замешаны. Мы не можем знать».

Кэррадайн снова заподозрил, что Барток что-то скрывает.

«Что вы мне не говорите?» — спросил я.

Она быстро взглянула на него, словно интуитивно постигла скрытую истину.

'Что ты имеешь в виду?'

«Как будто ты что-то знаешь. Ты знаешь настоящую причину, по которой мы не можем пойти в посольство».

« Настоящая причина?» Он видел, что она устала и вот-вот выйдет из себя.

«Настоящая причина в том, что я участвовала в похищении Отиса Эвклидиса. Настоящая причина в том, что я участвовала в операциях «Воскрешения» в США и Европе. Настоящая причина в том, что я была девушкой Ивана Симакова». Кэррадайн был ошеломлён её участием в исчезновении Эвклидиса. Он видел по её лицу, что она совершила поступки, о которых сожалела, поступки, которых теперь стыдилась. «У меня нет друзей. У меня только враги, Кит. Если ты со мной, ты должен это знать. Если нас поймают, тебя обвинят в том, что ты помогла беглецу избежать правосудия».

«Я рискну». Кэррадайн зашёл слишком далеко, чтобы ответить как-то иначе. «Не думаю, что Служба хотела бы твоей смерти», — сказал он. «Не думаю, что они обрадуются, узнав, что их ближайший политический союзник заключил сделку с Москвой».

Барток замешкался. Кэррадайн снова увидел тайну, которую она не собиралась раскрывать. Она повернулась к нему.

«Тогда давай, думай об этом!» — её гнев лопнул. Все тревоги и страдания её жизни в бегах вдруг предстали перед ним: мир, в котором она никогда не чувствовала себя в безопасности, ни в чём не была уверена, никому не могла доверять. «Мне всё равно, что ты думаешь. Ты можешь быть прав, можешь быть неправ. Возможно, британская Секретная служба готова пожертвовать хорошими отношениями с Америкой, чтобы сделать для меня что-то хорошее. Но я сомневаюсь в этом».

Давайте посмотрим правде в глаза. Вы пишете об этом мире, Си Кэррадайн, но очень мало знаете о том, как он на самом деле мыслит и как работает». Эго Кэррадайна приняло удар, столь же чистый и эффективный, как апперкот, которым он сбил русского с ног. «Я должен доверять своему собственному суждению, своему опыту. Я должен суметь выжить . Вы помогаете мне в этом, и – поверьте мне, пожалуйста.

– Я вам безмерно благодарен. Если вы хотите оставить меня здесь, в Рабате, я вас не осудю. Возвращайтесь в Марракеш. Возвращайтесь к своему телефону с его цифрами, к своему ноутбуку с его словами. Забирайте чемодан.

и улететь домой. Если бы я был на вашем месте и мог всё это сделать, поверьте, я бы это сделал. Я бы не остался здесь. Я бы не стал так рисковать. Я бы выбрал жизнь в Лондоне.

«Я доставлю тебя в Гибралтар», — ответил Кэррадайн, взяв её руку и сжав запястье. Он совсем не был уверен в правильности решения, принятого на фоне кажущегося безразличия Бартока к его беде, но не хотел уходить или подводить её. «Мы сядем на корабль и вытащим тебя из Марокко. А потом я уйду».

«Когда ты благополучно окажешься в Гибралтаре, я вернусь к своей жизни в Лондоне».

OceanofPDF.com

31

Затем они подъехали к блокпосту.

Кэррадин первым узнал об этом, когда Рафик выругался себе под нос и сбавил скорость. На главной дороге, ведущей в Рабат, образовалась пробка примерно из сорока автомобилей, выстроившихся в двух полосах. Кэррадин видел несколько полицейских машин во главе очереди с мигающими сиренами и полицейских в форме, стоящих в разных точках дороги.

«Черт», — сказал он.

«Не волнуйся, — сказал ему Барток. — Возможно, это не для нас. Арабы любят препятствия».

Они медленно продвигались вперёд. На улице было жарко. Кэррадин вспотел. Я закрыл окно и попросил Рафика включить кондиционер. В машине быстро стало холодно, как в холодильнике.

«Расскажите мне о Патрике и Элеоноре», — попросила она.

Кэррадайн предположил, что Барток пытается отвлечься от происходящего. Рафик проехал вперёд на расстояние двух машин и затормозил.

«Они пара на пенсии. Элеанор раньше была юристом. Патрик, я бы сказал, лет на пятнадцать старше её, он немного похож на Кэри Гранта. Очень лёгкий в общении, очень обаятельный. Возможно, дамский угодник на пенсии. Мне понравилась твоя фотография, когда я её ему показал».

Барток улыбнулся: «Продолжай».

Рафик продвинулся еще на десять футов.

«Они живут в Кенте, в восточной части Англии...»

«Я знаю, где Кент».

«У них прекрасная яхта. «Аталанта» . Сделана на заказ. Мне показывали её фотографии в «Мансуре». Думаю, вам будет удобно».

«Как вы с ними познакомились?»

Кэррадин вспомнил свой первый вечер в Марракеше, когда он рыскал по базару в поисках LASZLO. Казалось, это было целую вечность назад.

«Я ужинал в Касбе. Площадь Ферблантье. Они сидели за соседним столиком».

Барток повернулся к нему. Вдали завыла сирена.

«Они сидели там, когда вы приехали?»

Кэррадайн понял, почему она выглядела такой встревоженной. Она подумала, что его обманули.

«Нет», — быстро ответил он. «Они пришли за мной».

Она посмотрела на очередь из машин, явно раздраженная.

«Господи Иисусе, Кит».

Я наклонился к ней. Рафик на мгновение повернулся и взглянул на него.

«Я знаю, о чём ты думаешь, — сказал он, пытаясь доказать свою правоту. — Это переделанные гусеницы, московские нелегалы, сотрудники Агентства, которые следят за мной. Это не так, уверяю тебя».

«Как вы можете быть в этом уверены?»

«Инстинкт. Здравый смысл».

«Блестяще!» — воскликнула она с сарказмом. «Значит, у нас всё в порядке. Чутьё — как у писателя? — подсказывает , что Патрик, похожий на Кэри Гранта, и Элеанор, которая раньше была юристом, — обычные люди.

«Это те же самые инстинкты, которые подсказали вам доверять Роберту Мантису?»

Кэррадайн вышел из себя.

«Хочешь, чтобы я ушёл? Мне просто оставить тебя здесь? Так лучше? Ты этого хочешь?»

Барток попытался ответить, но тот перебил её. Рафик попросил их говорить тише, пока он двигался вперёд.

« Pas maintenant », — рявкнул Кэррадайн и повернулся к Бартоку. «Я пытаюсь вам помочь. Я пытаюсь оказать вам услугу. Как вы думаете, каковы шансы того, что Патрик и Элеонора выдадут себя за пару миллионеров с Oyster 575, с той ничтожной вероятностью, что один из шести миллионов британский писатель триллеров спросит, может ли он доплыть с ними до побережья Марокко в сопровождении своей призрачной подружки?»

«Так ты им и сказал?» — ответил Барток. Её тревога исчезла так же быстро, как и появилась, до такой степени, что теперь она, казалось, почти забавлялась.

«Конечно, я им так и сказал!» — сказал он. «Мы так и договаривались».

« Призрачная девушка?»

Кэррадайн проигнорировал её попытку разрядить обстановку. Он всё ещё был в ярости.

«Более того, — сказал он, — сколько вы знаете разведывательных служб, которые могут потратить тысячу долларов за ночь на Royal Mansour? Если Патрик — шпион, а Элеонора — ответ Кента Мате Хари, почему бы им не остановиться в Radisson и не сэкономить правительству Её Величества целое состояние?»

Рафик был почти в самом начале очереди. Кэррадин понял, что Барток его больше не слушает. Это ещё больше разозлило его. Она быстро заговорила с Рафиком по-французски, так быстро, что Кэррадин с трудом понимал, что она говорит. Он попросил её повторить.

«Хорошо», — сказала она. «Повторяю». Было ясно, что она уже забыла об их ссоре и была полностью сосредоточена на переговорах о проезде через блокпост. «Вот ситуация, если они зададут какие-нибудь вопросы». Она кивнула в сторону охранников. «Мы пара. А не фантомная пара». Кэррадайну: быстрая улыбка, словно мы целуемся и миримся. «Мы жили в Airbnb в Марракеше, понятно? Рафик везёт нас в Рабат. Мы никогда раньше с ним не встречались. Завтра мы летим домой в Лондон».

Кэррадайн откинулся на спинку сиденья, смирившись с тем, что Барток возьмет ситуацию под контроль.

Он запомнил её простую ложь, мысленно повторяя её, пока полицейский в синей форме подходил к двери Рафика. Он жестом велел Рафику опустить стекло. Барток пристально посмотрела на полицейского и улыбнулась той улыбкой, которая действовала на мужчин с тех пор, как ей было лет четырнадцать. Рафик опустил стекло.

« Ас-Салам Алейкум ».

« Ва-Алейкум Салам ».

Полицейский продолжал говорить с Рафиком по-арабски. Он заглянул в машину и кивнул Бартоку. Барток улыбнулся в ответ. Он отошёл вправо и посмотрел на Кэррадина. Кэррадин попытался улыбнуться с заднего сиденья, но всё ещё злился.

«Откуда вы, пожалуйста?» — спросил полицейский через окно.

«Мы из Лондона», — уверенно ответил Барток. Они говорили по-английски.

«Откуда вы сегодня пришли?»

«Из Марракеша», — ответили они хором.

Полицейский посмотрел на сумку у ног Бартока. Кэррадин с ужасом ждал момента, когда их попросят предъявить паспорта. Рафик позировал.

что-то прозвучало как вопрос, что-то указывающее на дальнейшее продвижение по дороге.

Полицейский не отреагировал. Вместо этого он постучал по окну Кэррадайна и показал, что тот должен его опустить. Кэррадайн повиновался, дрожащими пальцами потянувшись к выключателю.

«Как вас зовут?»

О Боже .

«Кристофер», — ответил Кэррадин.

«Мистер Кристофер?»

Стоит ли ему лгать? Если бы его попросили предъявить паспорт, в имени Кэррадина было достаточно двусмысленности, чтобы полицейский не смог обвинить его в намеренном введении полиции в заблуждение.

«Всё верно. Кристофер Альфред». Он не хотел произносить фамилию.

«Кэррадайн».

«Кристофер Альфред?»

«Форкс». Барток начинал нервничать. Возможно, ему не стоило уклоняться от ответа. Возможно, стоило сказать: «Кристофер Кэррадин» и рискнуть.

«Скажите, пожалуйста, чем вы занимаетесь в Рабате, мистер Кристофер Альфред?»

«Туризм», — ответил Кэррадин.

«Вы организуете туризм?»

«Нет-нет», — вопрос на мгновение озадачил Кэррадина.

«Мы туристы. Я еду в Марокко со своей девушкой».

«Призрачная девушка», — пробормотал Барток.

Полицейский поднял глаза и посмотрел вдоль ряда машин. Сердце Кэррадайна колотилось так часто, что он опасался, что это как-то отразится на его внешности. Он чувствовал, как его грудь вздымалась.

«Хорошо, наслаждайся», — ответил полицейский. Не оглядываясь, он направился к следующей машине в очереди. Стоявший перед Рафиком офицер махнул рукой, указывая машине дорогу.

Никто не издал ни звука, когда Рафик включил первую передачу и отъехал от заграждения. Кэррадин чувствовал себя так, будто выдержал допрос опытных следователей. Барток выглядела спокойной и невозмутимой, как модель, которую фотографируют в фотостудии. Лишь когда они отъехали на безопасное расстояние, за закрытыми окнами, она прошептала: «Слава богу!» и шлепнула Рафика по бедру.

«Вы были великолепны», — сказала она по-французски, обращаясь к Кэррадайну.

«Кристофер Альфред! Туризм! Фантастический ответ».

«Тренировка дала о себе знать», — ответил Кэррадайн, слегка сбитый с толку тем, что его ответ вызвал такой энтузиазм. «У меня большой опыт в таких ситуациях, когда решается вопрос жизни и смерти».

«Я знала, что этот аргумент сработает», — сказала она.

Кэррадайн был в замешательстве. «Что?» — спросил он.

«Меня этому научили». Он понял, что она имела в виду их ссору в машине. «Мы собирались попасть в ситуацию, в которой оба были напряжены, да?»

«Вилки».

«Как выглядит виновный человек? Он выглядит спокойным, пытается казаться, будто ему всё безразлично. Но это спокойствие его выдаёт».

«Не уверен, что понимаю», — ответил Кэррадин. Они свернули с дороги и направлялись в центр Рабата.

«Кто станет ссориться со своей девушкой, стоя в очереди на проверку полицией?»

«Невиновный человек», — ответил Кэррадин.

«Именно. У меня было опущено окно. Может быть, этот полицейский услышал, как ты на меня кричишь. Может быть, он видит, что ты выглядишь рассеянным и раздражённым из-за своей девушки на переднем сиденье. А твоя девушка на переднем сиденье хмурится? Кокетливо улыбается красивому молодому человеку в красивой полицейской форме…?»

«Кто научил тебя так думать?» — спросил Кэррадайн. Он никогда не слышал о подобном методе, но был поражён его простотой.

«Я прочитал это в книге», — ответил Барток и спросил, может ли она выкурить одну из его сигарет.

OceanofPDF.com

32

Вскоре после восьми часов Рафик высадил их на Гар-де-Рабат-Виль, главном железнодорожном вокзале в центре города. Барток заплатила и поблагодарила его за всё, что он и его семья сделали для неё; Кэррадайн видел, как на её глазах стояли слёзы, когда они обнимались в машине. Они вытащили сумки из багажника и забарабанили по крыше, когда Рафик отъезжал.

«Давайте зайдем внутрь», — сказал он.

Они вошли на станцию и провели там всего несколько минут, когда к ним подошел молодой бородатый мужчина в белой джилабе, держа в руках самодельную брошюру с фотокопиями цветных фотографий двухкомнатной квартиры на берегу моря.

«Здесь очень чисто, очень аккуратно и очень дёшево», — сказал он. «Как долго вы хотите остаться?»

Кэррадин сказал ему, что квартира им понадобится всего на одну ночь. Барток пытался выяснить, является ли он владельцем квартиры, но молодой человек…

чьё имя было Абдул, был уклончив в ответах. В машине они обсуждали важность поиска жилья без компьютерной системы бронирования. Им почти наверняка придётся показать хозяину венгерский паспорт Бартока, а возможно, и Кэррадайна. Они надеялись, что тот, кто зарегистрирует их данные, зарегистрирует их и передаст властям только после отъезда «Аталанты» .

Абдул вывел их из участка. Он сказал, что у него машина припаркована неподалёку, и они вместе поедут к квартире. Кэррадин чувствовал себя неловко, но понимал, что у них нет выбора: несомненно, на каждом этапе сделки будут задействованы третьи лица. Его и Бартока можно было перебрасывать с места на место, от одного человека к другому, пока они, наконец, не доберутся до квартиры. В Марокко возможно всё. Главное — не показываться на улице слишком долго. Барток панически боялся спутникового наблюдения, тем более теперь, когда Агентство…

Кэррадин был у них на прицеле. Всегда существовала вероятность, что их заметит кто-нибудь из прохожих.

Абдул провёл их через оживлённую улицу к большой открытой площади, окружённой деревьями и усеянной скамейками. Вдалеке трубач искал мелодию из «Мишель». Певчие птицы щебетали в кронах деревьев, пролетая под ними. Кэррадайну всё казалось чище, чётче, функциональнее, чем Марракеш; у меня сложилось впечатление, что это европейский город, более богатый, чем любой другой город, который я посетил в Марокко. Рабат был столицей страны, резиденцией короля, полной полицейских и дипломатов, министров и шпионов. В результате Кэррадайн чувствовал себя беззащитным; казалось, будто в любой момент за углом может появиться друг из Лондона.

«Мне не нравится этот город», — прошептал Барток, когда Абдул повёл их к кондитерской на другой стороне площади. «Чем раньше мы доберёмся до квартиры, тем лучше».

'И я нет.'

У Абдула были другие идеи.

«Подождите здесь, пожалуйста», — сказал он им, приглашая почётных гостей сесть за один из столиков снаружи кондитерской. Там посетители ели пирожные и пили кофе в лучах позднего утра.

«Почему?» — спросил Кэррадайн.

«Я получу машину».

Они переглянулись. Было невероятно, чтобы Абдул был кем-то иным, кроме того человека, за которого себя выдавал, но никто из них не хотел торчать в таком публичном месте.

«Поторопись, — сказал ему Кэррадин. — Нам бы очень хотелось немного отдохнуть».

«Конечно, месье», — марокканец низко поклонился и поспешил за угол.

«Это всегда так?» — спросил Кэррадин.

«Не всегда».

«Давайте выпьем по чашке кофе», — предложил я.

«Да», — ответил Барток. «И отправь сообщение на лодку».

Она достала телефон. Кэррадин передал ей листок бумаги. Она вбила номер Патрика и Элинор в контакты.

«Вы хотите написать им сообщение или мне поговорить с ними?» — спросил Кэррадин.

«Текст. Всегда», — сказала она.

Он знал, что разведка может идентифицировать человека по голосу, так же как знал, что спутник-шпион, вращающийся вокруг Марокко на высоте восьмисот километров, оснащён камерами, достаточно мощными, чтобы прочесть заголовок газеты за соседним столиком. Однако у Кэррадина никогда не было оснований полагать, что эти технологии могут быть использованы против него самого или кого-то из его знакомых; это были всего лишь уловки в его книгах, детали в сотне голливудских сериалов и фильмов. Над их столом висел навес, который одновременно защищал от солнца и от всевидящего неба.

Барток все еще был в длинном черном парике, Кэррадин — в солнцезащитных очках и панаме, которую он купил на базаре.

«Я вернусь через минуту», — сказал ему Барток, вставая и входя в дом.

Кэррадин предположил, что она пошла в туалет. У их столика остановился официант. Кэррадин заказал кофе с молоком для Бартока и эспрессо для себя. Он тосковал по телефону и ноутбуку и чувствовал, как пуповина отделяет его от прежней жизни: он бы многое отдал, чтобы проверить почту, сообщения в WhatsApp, просто чтобы прочитать утренний выпуск «Таймс» .

Вместо этого у него был лишь доисторический Nokia, с помощью которого он мог отправить Патрику и Элеоноре простое текстовое сообщение, старательно набранное на допотопной клавиатуре.

Привет. Мы добрались до Рабата. Прекрасно проводим время и с нетерпением ждём встречи с тобой завтра утром. По глупости потерял телефон, поэтому пользуюсь временным номером. 8 утра ещё подойдёт? Лилия очень рада увидеть Аталанту, как и я!

Кэррадайн нажал кнопку «Отправить» и положил телефон на стол. Официант вернулся с кофе. Эспрессо, как принято в Марокко, подали с небольшой бутылочкой воды. Кэррадайн открыл её и выпил всё содержимое, не потрудившись разлить. Трубач играл мелодию из « Крёстного отца» , пока дети бегали среди рожковых деревьев перед кондитерской. Столик Кэррадайна находился на оживлённом углу площади. Прохожие постоянно проходили мимо. Один из них, монах, пожилой нищий, переходил от стола к столу, протягивая руку, измученную артритом, и просил денег. Все посетители по очереди его игнорировали. Кэррадайн наклонился за бумажником, который был застёгнут в боковой карман портфеля. У него были потёртые десяти- и двадцатидирхамовые купюры – эквивалент пары евро – которые он мог бы отдать пожилому человеку. Он достал деньги и сел, пока нищий шаркал.

к нему. Барток вернулся к столу как раз в тот момент, когда он вкладывал деньги в исхудавшую руку мужчины. Она ничего не сказала, но улыбнулась нищему, который горячо поблагодарил Кэррадайна и поплелся прочь.

«Телефон у тебя?» — спросила она.

Кэррадайн взглянул на стол. Он сразу понял, что его украли.

'Ебать.'

«Что такое?» Барток тоже это понял. Он понял это по её реакции.

«Мобильный. Мобильный телефон. Ты трубку взял?»

Она очень медленно покачала головой, пытаясь осознать произошедшее.

«Я наклонился на десять секунд, чтобы достать свой кошелек...»

Нищий ли его забрал? Конечно, нет. Сообщник? Скорее всего, какой-то предприимчивый вор стащил его, пробираясь в потоке прохожих мимо столика.

«Господи, Кит…»

Они обыскали пол под столом. Кэррадин обыскал себя.

Он спросил молодую маму за соседним столиком, не видела ли она, как кто-то брал телефон. Она покачала головой, словно не желая вмешиваться в чужую беду.

«Что было на SIM-карте?»

Барток не ответил ему. Она замолчала. Кэррадайн не мог понять, раздражало ли её только его рассеянность или же SIM-карта

Содержала важную информацию, на которую она полагалась месяцами. Каждый полезный номер, каждое ценное сообщение исчезли в мгновение ока.

Вскоре Абдул вернулся в кондитерскую. Кэррадин рассказал ему о краже.

Молодой марокканец выразил свое сочувствие, но не предложил ничего в плане практических решений; он хотел только, чтобы гости проводили его в апартаменты, которые уже были для них приготовлены.

Кэррадайн, закинув сумку на плечо, шёл за Бартоком и Абдулом, направлявшимися к машине. Он был в ярости на себя. Раздражение и смущение, которые он испытал, когда Барток рассказал ему о Мантисе, вернулись с новой силой. Возможно, он не был создан для той роли, которую сам себе отвёл. Впервые с момента прибытия в Марокко Кэррадайн с ностальгией подумал о доме, о простой жизни писателя, которая так его разочаровывала. Он не был склонен к жалости к себе; он также не хотел бы щёлкнуть пальцами и каким-то образом отстраниться от

Сложности Рабата и Лары Барток. Однако он устал жить на грани безумия. Я задавался вопросом, как Барток справлялась так долго, и мог лишь предполагать, что у неё были периоды, когда она была в полной безопасности и анонимности. Я предполагал, что она потеряла связь со старыми друзьями из Венгрии или Нью-Йорка, но, возможно, это было не так. Были ли у неё парни? Кэррадин не мог представить, как она сможет построить или поддерживать отношения с другим мужчиной, живя так, как жила. Он предполагал, что она выбирает мужчин, когда ею овладевает желание, а затем уходит, прежде чем любовь успевает взять верх. Но что он мог знать? Ему было ясно только одно: его собственная жизнь, такой сложной и опасной, какой она стала, – ничто по сравнению со сложностью его собственной.

Наблюдая за Бартоком, разговаривающим с Абдулом, он почувствовал к ней глубокую симпатию, и эта волна сочувствия вознаградила его улыбкой, когда она открыла пассажирскую дверь ожидающей машины и села в неё. Его грехи, по-видимому, были забыты. Украденный телефон был вчерашней новостью. Кэррадин пришёл в себя и присоединился к ней в машине, страстно желая доказать Бартоку, да и себе самому, что сможет благополучно доставить их в Гибралтар. Он проделал долгий путь, отделавшись лишь уязвлённым самолюбием и распухшей правой рукой. Если Абдул поможет им, и они смогут затаиться в квартире, у него были все шансы благополучно покинуть Рабат утром.

OceanofPDF.com

33

Бородатый мужчина, стоявший на переполненной платформе Оксфорд-Серкус в час пик, нес потертый кожаный портфель и сложенный зонтик. Когда он вошел на станцию, лил сильный дождь, и его редеющие волосы прилипли к голове. Стивен Грэм был человеком, у которого было много забот. ЛАСЛО

Да, её нашли, но никто не видел её ни единой шкуры в течение двадцати четырёх часов. Рамон Басора расслабился, связался с американцами…

И поплатился жизнью. Кит Кэррадин исчез. Наспех собранный карточный домик Грэма рухнул. У него было зловещее предчувствие, что следующим будет он.

Грэм вернулся со встречи с Петренко. Скорее, это была не встреча, а допрос. Москва хотела узнать, что известно «Роберту Мантису» о поисках Лары Барток. Знал ли он, что её видели в Марокко? Имел ли он какие-либо дела с неким «С.К. Кэррадином», британским писателем, участвовавшим в литературной конференции в Марракеше? Грэм отрицал, что ему что-либо известно, парируя вопросы Петренко: работает ли Кит Кэррадин на… Служба? У него романтические отношения с Барток? – насколько это было возможно. Если бы Москва узнала, что он пытался защитить ЛАСЛО, они бы его убили. Если бы Петренко ушёл со встречи, полагая, что Грэм намеренно пытался сорвать санкционированную Кремлём операцию по поиску Лары Барток, ему конец.

Что он мог им сказать? Что он влюблён в бывшую девушку Ивана Симакова? Что ни одна женщина никогда не вызывала у него таких чувств, как Лара? Что их краткие отношения были самыми возвышенными и полноценными в его жизни? Они сочтут его глупцом, потерявшим рассудок.

Разговор состоялся в отеле «Лэнгхэм». Петренко, мастер допросов, изображал доверенного человека, старого друга, уставшего от жизни шпиона. Он скрывал свои подозрения в отношении Грэма за шутливыми репликами, представляясь…

Вопросы, которые были не совсем вопросами, обвинения, которые почти угрожали. Грэм чувствовал, что выжил, пока Петренко не упомянул Рамона. Именно тогда он понял, что загнан в угол. Если он хочет остаться в живых, он знал, что ему придётся чем-то пожертвовать.

Итак, да, он признал, что отправил Басру в Касабланку. Нет, это не имело никакого отношения к Ласло. Да, я слышал, что Басру нашли мёртвым в его гостиничном номере, предположительно от передозировки наркотиков. Нет, он понятия не имел, были ли к смерти причастны третьи лица. Грэм объяснил, что у него был агент в Марокко – некий Абдулла Азиз, – с которым он поручил Рамону встретиться в отеле «Шератон». Сам Грэм не поехал в Касабланку лично, поскольку был слишком занят другими проектами в Лондоне.

В номере отеля было жарко. Грэм спросил, можно ли открыть окно. Пока он открывал окно, Петренко взял со столика у кровати чёрно-белую фотографию с камеры видеонаблюдения. Он показал её Грэму.

«Вы знаете этого человека?»

Человеком на фотографии был Себастьян Халс. Грэм не мог вспомнить, насколько мало или много Москва знала об этом американце. Я старался сохранять бесстрастное выражение лица. Стоило ли ему притвориться невежественным? Стоило ли сказать, что он узнал в Халсе человека ЦРУ в Марокко? В конце концов, я остановился на правдивой версии.

«Ушёл. Его зовут Халс. Он работает на американцев. Он остановился в отеле «Шератон». Он подружился с Рамоном в баре, пригласил его на ужин, выдавая себя за бизнесмена из Нью-Йорка».

Петренко, казалось, был удивлён прямотой этого ответа. Его задумчивая улыбка вселила в Грэма надежду.

«Вы хотите сказать, что Халс подозревал, что Рамон работает на нас?»

«Не могу сказать. Я так и предполагал. Я сказал ему прекратить общение. Следующее, что я помню, — Рамона везли в морг в Касабланке».

Я вспомнил, как получил сообщение от Кэррадайна, фотографии Халса и Рамона в магазине «Блейнс». Он хотел упростить ситуацию, уволить Кэррадайна, чтобы тот больше не играл никакой роли.

«И вы все еще не можете сказать, кто или что могло заставить его нанести этот визит в морг?»

На лице Петренко мелькнула тень улыбки. Грэм колебался. Выбор был между Халсом и Москвой. Он вряд ли мог обвинить в убийстве своих; лучше было переложить вину на кого-то другого.

«Я ставлю на Агентство», — сказал он. «Но Рамон всегда был чудаком. Слишком падок на быстрых женщин, на роскошную жизнь. Разве они не говорили, что в его номере были следы кокаина?»

«Так и было», — ответил Петренко. «Были».

Далёкий грохот приближающегося поезда. Стивен Грэм пробирался вперёд, проталкиваясь сквозь толпу. Он ждал, пока ему удастся сесть. Он был измотан после долгого разговора, а бёдра ныли после утренней пробежки.

Прямо за ним стояли двое мужчин. Когда поезд с грохотом проезжал через туннель, один из них положил руку ему на поясницу. Другой схватил Грэма за правую руку.

Он знал, что они собираются сделать. Я прошёл тот же курс подготовки; он санкционировал те же удары. Надо отдать им должное, они идеально рассчитали свои движения. Обернувшись, Грэм увидел, что на ближайшем из двух мужчин была бейсболка и, судя по всему, накладная борода. Ему не дали ни времени среагировать, ни возможности пригнуться или отойти в сторону.

С ним было покончено.

OceanofPDF.com

34

Квартира представляла собой просторную двухкомнатную квартиру на первом этаже дома с видом на океан. Если бы Кэррадин с силой прыгнул с крыши, он бы мог отправить камень в Атлантический океан.

В доме было всё в их распоряжении. Здание принадлежало женщине средних лет, которая жила через лестничную площадку с матерью и двумя дочерьми-подростками. Семья встретила Кэррадайн и Бартока как давно потерянных родственников, показывая им окрестности с энтузиазмом и пылом торговцев коврами на базаре. Им предложили горячую еду и стирку, советы по достопримечательностям и даже подбросили утром до аэропорта. Кэррадайн объяснила, что они уезжают на рассвете и уже заказала такси у подруги.

Когда хозяйка квартиры спросила, будут ли они делить одну комнату, Барток взял Кэррадайн за руку и блаженно улыбнулся в сторону ее пожилой матери.

«Спасибо, но мы не женаты», — сказала она на безупречном французском. «А пока мы предпочитаем спать в разных кроватях».

«Конечно, мадемуазель», — ответила хозяйка, и её лицо выражало восхищение столь старомодными сексуальными нравами. Девочки-подростки выглядели ошеломлёнными.

«Если бы мы могли сегодня вечером немного поесть, это было бы замечательно»,

Барток продолжил. Щёки Кэррадайна покраснели от смущения.

«Может быть, кускус?» «Какой-нибудь салат?»

Ничего особенного. Хозяйка квартиры лишь попросила их насладиться обществом друг друга, а затем закрыла дверь, чтобы молодая пара могла побыть наедине. Однако через несколько минут она вернулась в квартиру и спросила, не может ли кто-нибудь из них предоставить ей паспорт.

Кэррадин принёс свой, как они и договаривались, и наблюдал, как хозяйка старательно переписывает его данные – на арабском – в регистрационный бланк. Тем временем Барток погрузился в то, что она назвала

«более женственная» из двух спален — большая комната с розовой обивкой и подушками с цветочным узором — закрыв дверь, пока она распаковывала вещи и принимала душ. Кэррадин принял предложение хозяйки выпить чаю и выпил его на небольшом закрытом балконе в своей комнате, куря сигарету из окна. Движение было постоянным в обоих направлениях, и в комнате было шумно, но он был рад находиться в месте, которое они оба считали безопасным и относительно анонимным. По счастливой случайности они оказались в квартире, которую не просматривали соседние здания. Мужчина продавал гранаты с лотка под окном Кэррадина. По ту сторону Корниша, на пустыре, отделяющем береговую линию от дороги, семья жила в палатке, окруженной бочками из-под нефти и обдуваемой атлантическим ветром. В остальном они были вне поля зрения посторонних. Все было влажным на ощупь: простыни на кровати Кэррадина, полотенца в ванной; даже сахар в маленьких пакетиках, которые хозяйка положила рядом с чайником. Он снова подумал о риаде, об организаторах фестиваля, гадающих, что с ним стало, но прикинул, что пройдёт не меньше сорока восьми часов, прежде чем кто-нибудь поднимет тревогу. В квартире не было ни телевизора, ни радио, а значит, не было никакой возможности следить за развитием событий в Варшаве. Кэррадайн поспорил сам с собой, что осада уже закончилась бы. Вопрос был лишь в числе погибших.

Допив чай, он принял душ. Потолок был настолько низким, что ему пришлось сесть на пластиковый табурет, обливаясь тёплой водой. Он побрился, переоделся в чистую одежду, рискнул обрызгаться лосьоном после бритья и постучал в дверь Бартока.

«Входите!» — сказала она.

Она лежала на двуспальной кровати в джинсовых шортах и футболке. Её светлые волосы были влажными и взъерошенными после душа. В комнате пахло духами и тёплым морским воздухом.

«Ты хорошо упаковал мою сумку», — сказала она, дрыгнув ногой в воздухе. Он увидел, что она читает книгу.

«Много практики», — ответил Кэррадин.

Он мечтал, чтобы они были вместе, чтобы они могли провести остаток дня и ночи в постели, коротая долгие часы, пока не настанет время отплывать на пароход. В любой другой ситуации, с любой другой женщиной он бы попытал счастья.

«О чем ты думаешь?» — спросила она.

«Ничего особенного». Он подошёл к окну и увидел тот же вид, на который смотрел, попивая чай. «У нас много времени, которое нужно убить».

«Много», — сказала она.

«Хорошая книга?»

«Я уже читал это раньше».

Она швырнула его через всю комнату. Кэррадайн поймал его, словно муху, когда оно пролетело у него за поясом. Это был французский перевод « Под покровом небес» .

«Ах, обреченная любовь», — сказал он, стараясь говорить утонченно.

«Жену зовут Кит».

Я притворился разъярённым. «Правда?» Я пролистал страницы, пытаясь найти имя.

«Правда», — ответил Барток.

«Разве они не умирают в Марокко?» На спине была фотография Дебры Уингер на руках у Джона Малковича. «Она заболевает. Или он заболевает. Не помню точно».

«Не порти это».

«Мне казалось, ты говорил, что уже читал это раньше».

'Много лет назад.'

Кэррадайн отбросил её назад. На этот раз книга отскочила от края матраса и приземлилась на пол. Барток наклонился к кровати, чтобы поднять её. Футболка задралась на спине. Кэррадайн украдкой взглянул на её талию, загорелую и гибкую, со светлыми волосами у основания позвоночника. Она подняла глаза и поймала его взгляд, и на мгновение время между ними остановилось.

Диапазон дверного звонка. Они продолжали смотреть друг на друга. Кэррадин направился к двери. Вошла хозяйка с подносом, полным тарелок и столовых приборов. Она извинилась за то, что прерывает их, и сказала, что еда почти готова. Одна из дочерей-подростков вошла следом за ней, держа в руках миску салата и фрукты. Кэррадин заметил, с каким уважением они относились к Бартоку, глядя на неё так, словно она была высокопоставленной особой.

Через несколько минут семья оставила их в традиционной гостиной в задней части квартиры, отделанной плиткой, где перед ними стояли тарелки с куриным кускусом, сыром и салатом из пасты.

«Хочешь спуститься к пристани и посмотреть, есть ли там твои друзья?»

спросил Барток.

«Вместе?» — ответил Кэррадин.

«Нет, нет».

Ее ответ был быстрым и пренебрежительным, как будто сама мысль о том, что она может ходить по Рабату на виду, была абсурдной.

«Думаю, мне не стоит идти», — сказал он. «Даже одному. Если меня кто-нибудь подберёт, рано или поздно он найдёт и тебя».

«Только если ты сломаешься на допросе».

Кэррадайн видел её улыбку, когда он накладывал кускус в миску. «Я бы тебя бросил, не раздумывая», — сказал он. «Держу пари, за твою голову назначена награда».

На набережной Корниш всё больше двигалось движение. Он всё ещё думал о потерянном моменте в спальне. Однако настроение Бартока, похоже, изменилось.

«Я не хочу, чтобы ты скучал», — сказала она. «Ты можешь пойти погулять. Это было бы прекрасно».

«Я совершенно счастлив».

«Ты кажешься мне человеком, попавшим в ловушку, Кит. Как птица в клетке».

«Правда?» Он был одновременно польщён этим описанием и поражён тем, что она интуитивно угадала его внутреннее беспокойство. «Сейчас я так не чувствую».

«Нет, пожалуй, нет. Зачем кому-то делать то, что сделали вы?»

«Я не понимаю», — сказал он.

«Стань шпионом».

«Но я не шпион». Он знал, что она имела в виду его работу на «Богомол», но не хотел притворяться тем, кем не являлся.

«Я это поняла», — ответила она. «Но многие люди не согласились бы работать на благо своей страны, как ты. Это было старомодно».

Патриотизм. Чувство долга. Конечно, вы не могли знать, что Стивен Грэм был таким неудачником, но это неважно. Вы действовали из лучших побуждений.

Ты хотел помочь. В тебе жила жажда приключений, неугомонность.

«Довольна ли тебя твоя жизнь, Кит?»

Прошло несколько секунд, прежде чем Кэррадин ответил на вопрос.

«В каком-то смысле, — ответил он, застигнутый врасплох прямотой Бартока. — Мне очень повезло. Я сам себе хозяин. Я устанавливаю свои правила. Никто не смеет указывать мне, во сколько приходить на работу и когда идти домой».

«Это важно для тебя? Не хочешь, чтобы тебе говорили, что делать?»

Это было похоже на то, как будто тебя разглядывает кто-то, кто еще не решил, нравится он ему или нет.

«Мне так нравится, — сказал он. — Но за это приходится платить. Я начал понимать, что моя жизнь очень одинока. У меня нет коллег, нет встреч, нет команды…»

«Нужно себя мотивировать...»

'Именно так.'

Он съел немного кускуса.

«Вы женаты?» — спросил Барток.

Кэррадайн чуть не выплюнул еду. «Нет!» — сказал он. «Почему так много вопросов?»

«Я только начинаю узнавать тебя», — сказала она, коснувшись губ.

«Но ты же знаешь, что я не женат...»

«Правда ли?»

Он понял, что эта тема между ними никогда не поднималась.

«Ну, я не такой», — сказал он.

«У тебя есть девушка?»

Она болтала о пустяках или пыталась прояснить романтический контекст? Кэррадин не мог понять. Он привязал кусок хлеба и сказал, что в Лондоне ни с кем не встречается.

«А что за пределами Лондона?»

«Нигде». Овца, привязанная в соседнем дворе, издала мучительный крик.

«Возможно, это наш ужин», — сказал он. «А ты? У тебя кто-то был в Марракеше?»

Барток затрясся всем телом, изображая дискомфорт.

«Нет. Иван прикончил меня людьми. После него я был побеждён».

«Ты хочешь сказать, что все еще любишь его?»

Кэррадайн боялся ответа. Мысль о том, что эта прекрасная, обворожительная женщина будет держать вечную свечу за мученика Симакова, изматывала его.

«Нет!» — воскликнула она с недоверием. «Я пыталась сказать...» Она замялась. «Я пыталась сказать, что он настолько меня разочаровал, что я потеряла всякую веру в мужчин».

«Каким образом?»

«В том смысле, что он начинал как человек, которым я восхищался. Идеалист, боец.

Он был умён, изобретателен и полон энергии. Но он стал тщеславным и злым. «Он предал принципы, на которых стоял».

«Кто именно?»

Помимо удовольствия сидеть и разговаривать с Бартоком, Кэррадин осознавал, как ему повезло. Возможность поговорить с человеком, который так близко знал Ивана Симакова, была редкой. Это было словно слушать черновик исторического произведения.

«„Воскрешение“ задумывалось как ненасильственная организация, направленная против конкретных людей. Мы всегда говорили, что у Ивана не будет никакой руководящей структуры, никакой подобной роли. Но он быстро зациклился на идее, что единственный способ изменить людей — это бороться с ними. Я с этим категорически не согласен. Я также видел, как он культивировал свою славу. Это стало навязчивой идеей, которая теперь, конечно же, привела к тому, что Ивана стали считать — ошибочно, конечно — каким-то божеством. Он был совсем другим. Он был таким, как все мы. Он был одновременно хорошим и плохим, и чем-то средним. Никто из нас не святой, Кит».

«Говори за себя».

Она цокнула и игриво толкнула его рукой. Они доели. Кэррадин предложил Бартоку сигарету. Он прикурил, открыв окно на улицу.

«Что он к тебе чувствовал?» — спросил я. Он осознавал, что постоянно, почти не отрывая взгляда, смотрит на её шею.

«Думаю, он меня любил», — сказала она. Она скромничала. Симаков явно был ею одержим. «Думаю, он продолжал меня любить. По крайней мере, так я слышала от его друзей примерно в то время, когда его убили. В каком-то смысле я до сих пор чувствую себя ответственной за его смерть».

'Почему?'

«Потому что, думаю, моя потеря разозлила его. Мне хотелось выплеснуть на него свой гнев. Он стал ещё более жестоким, более политизированным в своём поведении. Своими заявлениями он подстрекал активистов «Возрождения» к всё большему насилию. «Его поездка в Россию была безрассудной».

Всё это было правдой. Кэррадин помнил период, предшествовавший смерти Симакова, период, когда он сам начал терять веру в то, что изначально заставило столь многих людей на Западе сочувствовать «Воскресению». Он рассказал о своём отношении к движению и рассказал Бартоку, что был свидетелем похищения Лизы Редмонд. Она расспрашивала его с пристрастием к судебной экспертизе, словно ностальгируя по своим дням на передовой.

Следующие два часа они просидели в приёмной, курили и разговаривали, пока Барток не сказал, что ей нужно поспать. Кэррадин знал, что она хочет побыть одна, и пошёл к нему в комнату, где безуспешно пытался задремать. Когда он постучал в её дверь в восемь часов, она не ответила. Он съел немного оставшейся еды и целый час читал книгу, запивая её «Джонни Уокером» и размышляя, стоило ли ему принять предложение Бартока отправиться на пристань искать Патрика и Элеонору. Что, если бы планы изменились? Что, если бы они решили уехать из Рабата без них? Они могли бы отправить сообщение на украденный мобильный, но было уже слишком поздно.

Вскоре после десяти Кэррадин услышал, как Барток ходит по её комнате. Он спросил через закрытую дверь, не хочет ли она поесть, но она ответила, что не голодна.

«Я подожду до утра, — сказала она. — Я просто отдохну».

Он подумал, не сказал ли он что-то во время их долгого обеденного разговора, что расстроило её. Возможно, она думала о нём в романтическом ключе, но передумала. Разногласия между ними, возможность того, что они могут стать любовниками, похоже, исчезли.

Кэррадин пожелал ей спокойной ночи и вернулся в свою комнату. Вскоре после этого хозяйка постучала в дверь квартиры и вручила ему поднос, на котором поставила небольшой чайник чая, два стакана и немного пахлавы. Он поблагодарил её и отнёс поднос в её комнату, не потрудившись потревожить Лару ещё раз. Он пришёл к выводу, что одиночество – её естественное состояние; она не привыкла проводить так много времени в непосредственной близости с другим человеком. Возможно, она не хотела, чтобы Кэррадин подумал, что у них завяжутся отношения; возможно, она просто не торопилась с ним. Он не был уверен.

Он поднёс поднос к окну и посмотрел на пляж. Ветер с завыванием дул с Атлантики, трепля шатающуюся палатку на пустыре перед его комнатой. Тонкие облака пожелтевшего песка и пыли кружились вдоль набережной. Хозяйка постелила на поднос чистый лист газеты. Кэррадин положил кусочек сахара в стакан, налил чай и поднял тарелку с пахлавой. Он уже собирался откусить небольшой бисквит, пропитанный мёдом, когда его взгляд упал на газету. Он отставил тарелку в сторону и повернул поднос на девяносто градусов. Он был исписан арабской вязью. На нём была чёрно-белая

Фотография бородатого мужчины, спрятанная в тексте. Его лицо невозможно было спутать. Это был Рамон.

Кэррадайн присмотрелся внимательнее, гадая, не обманывают ли его глаза снова. Я изучил фотографию внимательнее. Он не мог понять, что писали о Рамоне и почему его лицо появилось в марокканской ежедневной газете. Была ли это какая-то деловая новость или что-то более зловещее?

Взяв ключи от квартиры, Кэррадин вышел на улицу, пересёк лестничную площадку и постучал в дверь хозяйки. Она ответила не сразу. Открывая дверь, она поправляла вуаль.

«Извините, что беспокою вас так поздно», — сказал Кэррадин.

«Без проблем», — ответила она на ломаном английском.

Он сунул ей газету.

«Этот человек». Он указал на фотографию Рамона. Газета была слегка мятой и липкой. Когда Кэррадайн постучал пальцем по лицу Рамона, на переносице у него остался след. «Можете рассказать, о чём эта история? Можете перевести?»

На ужасный миг он подумал: а вдруг хозяйка неграмотна и не сможет сделать то, о чём он просил? Неужели он только что унизил её?

Неужели ей придётся будить одну из девочек-подростков, чтобы попросить её перевести? И всё же, немного поколебавшись, она взяла газету и начала читать статью.

«Там сказано, что он был испанским туристом». Она нахмурилась, глядя на текст, словно в нём были грамматические ошибки или содержание, которое её оскорбляло.

«Посещение Касабланки. Он умер».

Кэррадайн каким-то образом знал, что она это скажет.

«Умер? Как ?»

«Говорят, наркотики. Передозировка кокаина. Он остановился в отеле «Шератон».

Кэррадайн молча стоял, переваривая услышанное. Он был настолько потрясён, что больше не задавал вопросов, лишь поблагодарил хозяйку и вернулся в свою комнату. Он налил себе стакан виски, раздумывая, не разбудить ли Бартока. Но какой в этом смысл? Это только расстроит её. Он мог лишь предположить, что Рамона убили. Неужели он случайно принял передозировку кокаина? Совпадение его смерти с Халсом и русскими на свободе было слишком…

Старк. И всё же, какие у него были доказательства нечестной игры? Какой цели послужило убийство Рамона? Кэррадин знал наверняка только одно: утром им нужно убраться из Рабата. Если русские собирались преследовать кого-то, связанного с ЛАСЛО, то он был следующим в списке.

Он выпил стакан воды, принял снотворное и завел будильник на пять.

Солнце должно было взойти в половине седьмого. Он договорился с Ларой покинуть квартиру под покровом темноты и быть на пристани с первыми лучами солнца.

Следующие полчаса он пролежал на кровати, полностью одетый, прислушиваясь к жужжанию кондиционера и тихому гулу проезжающих машин. Отгоняя от себя образы мёртвого Рамона, он ждал, когда уснёт.

OceanofPDF.com

35

Его разбудили полицейские огни.

На окнах в комнате Кэррадайна не было занавесок. Ярко-оранжевый луч мерцал по стенам. Сначала он подумал, что находится в последней стадии сна. Затем он увидел свет и почувствовал, как сердце ёкнуло, словно от электрического разряда. Он встал с кровати и подошёл к балконному окну, стараясь не привлекать к себе внимания.

Я присел и заглянул в окно. На противоположной стороне набережной Корниш стояли две полицейские машины. Трое полицейских, одетых в ту же форму, что и люди на блокпосту, стояли на тротуаре под финиковой пальмой. Они смотрели в сторону океана. Один из них разговаривал по рации.

Игра окончена. Их нашли. Полиция, расследующая смерть Рамона Басоры, установила связь с Кэррадином и задержала его.

Хозяйка их предала. Штурм квартиры был лишь вопросом времени. Кэррадайн подумал, не видел ли Барток свет. Он вышел в коридор и постучал в её дверь. Ответа не было. Он постучал ещё раз, на этот раз громче. И снова никакого ответа. Неужели она уже сбежала? Он повернул ручку и вошёл.

Она спала на кровати, совершенно голая, если не считать белой простыни, прикрывавшей её икры и заднюю часть бёдер. Она была потрясающе красива.

Кэррадин чувствовал, что вторгся в ее личное пространство, но ему нужно было ее разбудить.

Он опустился на колени возле кровати и нежно коснулся ее плеча.

«Что такое?» — сонно спросила она.

Она перевернулась и улыбнулась. Казалось, она ждала его. Казалось, она ничуть не смущалась своей наготы.

«Снаружи, — сказал он. — Полиция».

Барток тут же обернул ее простыней и сел.

«Здесь?» — ответила она. Она подошла к окну. Свет был закутан одеялом. Она посмотрела на Корниш через узкую щель в ткани. «Как долго они там?»

Кэррадайн рассказал ей, что свет разбудил его всего несколько минут назад.

«Который час?» — спросила она, посмотрев, носят ли он часы.

«Почти пять».

'Ждать.'

Она что-то увидела. Он стоял позади неё и смотрел через ту же узкую щель. Его грудь прижималась к её спине; он чувствовал тепло её тела, её форму.

'Что это такое?'

«Они идут на пляж».

Барток чуть сильнее откинул одеяло. Кэррадин отступил в сторону. Одна из машин уехала, оставив лишь один полицейский маяк, луч которого, словно сигнал маяка, скользил по пляжу по часовой стрелке. Фары машины были направлены в сторону океана.

Кэррадайн понял, что происходит. Полицейские выгоняли семью из палатки. Один из них выводил женщину на каменистый берег, а второй полицейский с фонариком собирал их вещи. Ребёнка, не старше трёх-четырёх лет, нес на руках мужчина в шортах и тёмной футболке. Он положил ребёнка на одну из бочек с нефтью.

«Они не для нас», — сказал он. «Извини, что разбудил тебя».

«Всё в порядке». Барток на мгновение коснулся его руки кончиками пальцев. Она отпустила одеяло, и в комнате стало почти совсем темно. «Всё равно нам пора вставать».

Он рассказал ей о Рамоне. Она удивилась, но не шокировалась. Они приняли душ, собрались и понесли сумки к двери. Пока Кэррадайн оставлял ключи на столике в прихожей, мать хозяйки выглянула из соседней квартиры и пожелала им всего наилучшего.

— Merci pour tout , — прошептал Барток.

« Oui, merci », — сказал Кэррадайн, и они вышли на улицу.

Вторая полицейская машина уехала. Палатку убрали с пляжа, оставив лишь разбросанные масляные бочки и чёрное пятно потухшего пожара. Набережная Корниш была безлюдна, за исключением редких

Проезжала машина. Они стояли под балконом номера Кэррадайна, ожидая такси, больше десяти минут и уже почти потеряли надежду, когда из-за угла выехал помятый бежевый «Мерседес» и остановился, чтобы их забрать.

Несговорчивый пожилой водитель говорил по-французски на непонятном языке. Им пришлось объяснять ему дорогу к пристани, используя смесь английского, французского и жестов. Они доехали до конца Корниша и свернули на дорогу, проходившую под стенами старой Медины. Кэррадайн видел огни пристани к северу, за рекой Бурегрег. Он молился, чтобы Аталанта всё ещё была в доке, а Патрик и Элеонора крепко спали на своих койках. Он указывал на мост, который должен был переправить их через узкую реку к пристани, когда стало ясно, что водитель отказывается их везти.

« Нет. Не ехать», — сказал он, отплевываясь за рулем. « Pas permit ».

« Почему? » — спросил Кэррадайн.

«Нельзя! Pas possible! Là! »

У подножия моста была кольцевая развязка. Водитель развернулся и поехал обратно в том направлении, откуда приехал.

« Присутствует !» — сказал Кэррадайн, начиная раздражаться. «Куда мы идем?»

Было ужасно зависеть от милости угрюмого старика, который отказывался везти их куда им было нужно. Кэррадин достал пятидесятидирхамовую купюру и помахал ею перед водителем в качестве взятки, но тот всё равно отказался возвращаться. Барток объяснил, что, скорее всего, существует местный закон, запрещающий таксистам покидать город; он лишится прав, если пересечёт мост. В подтверждение своих слов, старик остановился на светофоре, а затем резко повернул направо на парковку у реки.

« Бато », — выплюнул он. Казалось, рот у него был набит жевательным табаком.

' Лодка .'

Только после того, как он произнес это слово еще три раза, Кэррадин понял, что им приказали переправиться на лодке через пролив.

Понимая, что у него нет иного выбора, кроме как подчиниться, он заплатил водителю и вытащил багаж из багажника. Двое мужчин спали на невысокой ограде, тянувшейся вдоль парковки. Один из них сел и помахал Кэррадину, когда такси отъехало. В воздухе витал запах рыбьих потрохов и солёной воды.

«Вы можете переправить нас?» — спросил Барток.

Мужчина пожал плечами, словно давая понять, что ещё слишком рано для переправы. Место высадки находилось менее чем в двухстах метрах на противоположном берегу; они могли бы переплыть реку за пару минут.

«Сколько?» — спросил Кэррадайн по-французски.

В конце концов, мужчина уступил, и они сошлись на грабительской цене за короткую переправу. Кэррадин отнёс сумки к деревянному причалу, покрытому рыболовными сетями и бухтами верёвки. Рядом были пришвартованы две лодки. В воздухе стоял тот же резкий запах выброшенной на берег рыбы. Лодочник показал, что им следует перебраться в самую дальнюю из двух лодок. Было темно, и трудно было определить расстояние между объектами: в какой-то момент Барток на мгновение потерял равновесие, наступив ногой на шатающуюся деревянную доску.

Кэррадайн поддержал её, помогая спуститься в лодку, и взял за руку, когда она ступила на узкое сиденье на корме. Он передал сумки одну за другой лодочнику, который держал одно из весл в свободной руке.

«Береги ноги», — предупредил Барток, когда Кэррадин приготовился сесть в лодку. «Она мокрая».

Он метил в точку рядом с ней, но неизбежно ощутил, как его нога угодила в лужу. Он сидел на сиденье, пока лодочник отталкивался, опираясь ногой на деревянную распорку. Наблюдая за медленным движением вёсел, глядя на тёмный пролив и далёкие огни Медины, слушая плеск воды о борта лодки, Кэррадайн знал, что обычно это был бы момент для блокнота. Но он был так сосредоточен на цели – добраться до пристани – и так отвлечён своей тоской по Бартоку, что профессиональные обязанности казались принадлежащими совершенно другому человеку.

Через три минуты они пересекли пролив. Лодочник высадил их на причале на стороне Бурегрега, где находится Мелла. Солнце уже вставало. Они выкурили сигарету у ряда подвесных моторов, прикреплённых к стене в дальнем конце причала. Они проголодались и хотели позавтракать, но поблизости не было ни кафе, ни ресторанов, лишь пустые современные многоквартирные дома, тянущиеся на восток, в сторону пристани.

Они пересекли узкую полоску пустыря и пошли по пустынной дороге, когда из далёкой Медины доносился призыв к молитве. На улице не было ни припаркованных машин, ни ранних пешеходов, направляющихся в мечеть или прогуливающихся на рассвете. Кэррадин вспомнил безлюдную съёмочную площадку на заднем дворе киностудии и почувствовал, что вот-вот из неё выскочит отряд полицейских.

из заброшенного здания и выскочить вперёд, чтобы арестовать их. Он пытался отвлечься, думая о Патрике и Элеоноре. Им нужно было убедиться в искренности его отношений с «Лилией» и в отсутствии скрытых мотивов за внезапным желанием Кэррадайна покинуть Марокко на лодке. В то же время Бартоку предстояло пройти таможню и иммиграционный контроль, используя паспорт Худака. Если бы стало известно, что она в бегах или что Кэррадайн исчез из риада, им бы пришёл конец.

«Нам придется притвориться, что мы вместе», — сказал он.

'Я знаю это.'

«Я сказала, что мы встречаемся уже около полугода. Они рассчитывают, что мы будем жить в одной каюте».

«Я тоже это знаю», — она озорно улыбнулась Кэррадайну.

«Просто я не думаю, что они поверят, что я встречаюсь с рожденным свыше христианином…»

Было неловко поднимать эту тему. Он пожалел, что не промолчал. Барток избавил его от мучений.

«Не волнуйся, — сказала она. — Не обязательно вести себя как англичанка. Разве я похожа на женщину, которая будет ждать свадьбы, чтобы переспать с тобой? Мы можем поселиться в одной каюте, и это нормально».

Следующие тридцать секунд Кэррадайн размышлял о том, что Барток имел в виду под словом «нормально». Он не хотел ввязываться в долгий разговор о том, как им следует себя вести в присутствии Патрика и Элеоноры. Он предполагал, что Барток сыграет свою роль убедительно, и ему не придётся слишком кардинально менять своё поведение. В шпионаже было принято изображать пару, хотя Кэррадайн никогда не писал об операциях подобного рода в своих произведениях. Следовательно, у него не было причин слишком глубоко задумываться о механике такого обмана. Он был уверен, что язык тела сыграет свою роль, как и определённая непринуждённость в обществе Бартока. Но, возможно, он преувеличивал, и поводов для беспокойства не было.

Завернув за угол в конце улицы Кэррадайн, он увидел верхушки мачт и современное кафе под открытым небом на террасе с видом на пристань для яхт. Он слышал звон фалов и крики чаек на ветру. За одним из столиков сидел мужчина, увлечённый разговором по мобильному телефону. Он стоял к ним спиной и, казалось, был взволнован.

Неясно, был ли это клиент или сотрудник, пришедший на работу раньше времени. При ближайшем рассмотрении он оказался Патриком Лэнгом.

«Я говорю вам…» Кэррадайн услышал обрывки его разговора.

«Они прибудут сегодня утром. В любой момент. Вчера вечером нам пришло сообщение...»

Барток взял Кэррадайна за руку и потянул его назад, почувствовав опасность. В этот момент Патрик повернулся на стуле и увидел, что они идут к нему. Понизив голос, он быстро завершил разговор и встал, чтобы поприветствовать их.

«Вот ты где! Я как раз о тебе говорил».

Он выглядел растерянным, как будто его поймали на лжи.

Кэррадин задался вопросом, с кем, черт возьми, он разговаривал.

«Привет», — сказал он. «Извините, что мы пришли рано».

Патрик сунул телефон в задний карман, провёл рукой по волосам и кивнул Бартоку. На воротнике его канареечно-жёлтой рубашки-поло висели солнцезащитные очки. Он выглядел рассеянным и взвинченным, что было совершенно нетипично.

«Да», — ответил он. «Ты не ответила на моё сообщение».

«Мы потеряли ещё один телефон». Кэррадайн понимал, что поворачивать назад уже поздно. Если Патрик предупредил Халса или русских о своём прибытии, им конец. «Это моя девушка, — сказал он. — Знаменитая Лилия».

Патрик восстановил равновесие и демонстративно поддался чарам Бартока, поцеловав его руку, как будто призрак Кэри Гранта действительно жил внутри него.

«Рад познакомиться», — сказал он, предлагая взять её сумку. «Кит сказал, что ты очень красивая, и он не обманул». «Что случилось с телефоном?»

Кэррадин объяснил, что мобильный телефон украли, и извинился за то, что не подтвердил их приезд. Патрик отмахнулся от извинений и заказал у официантки три капучино. Его всё более расслабленный вид создавал у Кэррадина ощущение, что в любой момент их может окружить марокканская полиция.

«Так вы венгр?»

«Родился и вырос», — ответил Барток. Если она и относилась к нему с подозрением, то ничем этого не показывала. Вместо этого Кэррадайну устроили двадцатиминутный мастер-класс по разочарованию, пока Барток рассказывал о своём детстве в Будапеште, работе частным репетитором в Лондоне и о своей давней любви к лодкам и океану.

«Когда Кит сказала мне, что вы пригласили нас покататься с вами на вашей прекрасной яхте, это был самый счастливый момент», — сказала она, коснувшись запястья Патрика и говоря с нежностью, которая почти убедила Кэррадайна в её правдивости. «Мы изменили наши рейсы, чтобы вернуться домой из Гибралтара. Вы так щедры. Вы оба такие добрые».

Они спокойно позавтракали. Кэррадин решил, что Патрик разговаривал по телефону с кем-то из родственников, и беспокоиться не о чем. Закончив с едой, Патрик предложил им спуститься к лодке, где их ждала Элеонора.

Кэррадайн оплатил счёт, взвалил сумки на плечи и вышел следом за ним из кафе. Барток ни разу не бросил на Кэррадайна взгляда, выражающего сочувствие, и не показал, что получает удовольствие от их общего обмана. Она вжилась в образ Лилии Хадак исключительно ради выживания и будет играть эту роль лишь столько, сколько потребуется.

«Мы вас устроим, а потом вам придется идти в иммиграционную службу».

Патрик объявил. Они спускались по трапу к сети понтонов у входа в марину. Молодая пара с двумя маленькими детьми прошла мимо них в противоположном направлении, кивнув Кэррадину, осматривающему марину. Патрик указал вперед на «Аталанту» , шестьдесят футов тика и стеклопластика, расположившуюся между двумя гигантскими дворцами джина, зарегистрированными в Катаре, с командой в выглаженной белой форме, скребущей палубы. Она была произведением искусства, сияющим в лучах раннего утреннего солнца. Красный флаг развевался на корме, колыхаясь на легком ветерке. Барток ахнула, когда она ступила на борт, пройдя по узкому трапу, соединяющему яхту с понтоном.

«Необычайно», — сказала она.

Во второй раз за это утро Кэррадайна охватило внезапное головокружительное чувство, что они попали в ловушку. Рулевые колеса располагались по левому и правому борту кокпита, защищённого большой брезентовой крышей. Люк в дальнем конце вёл во внутреннее пространство яхты. Элеонора сидела на краю мастер-каюты за деревянным столом, уставленным остатками классического британского завтрака: треугольниками недоеденных тостов, баночками мармайта и оксфордского мармелада, миниатюрными пакетиками кукурузных хлопьев и отрубей. Это было словно мимолётное видение дома.

«Смотрите, кого я нашёл», — крикнул Патрик с наигранной радостью, спускаясь по ступенькам. «Они пришли рано».

Элеанор была одета в темно-синие льняные брюки и бретонский свитер. Пижама и халат с лейблом «White Company» висели на спинке кожаного сиденья рядом с ней. Она сняла очки в полукруглой оправе. Патрик, впервые увидев его в кафе, казался растерянным и уклончивым, но в поведении Элеанор тоже произошла заметная перемена. Она выглядела усталой, от неё исходило нетерпение и волнение. Кэррадайн подумал, не произошла ли утренняя ссора.

«Привет», — сказала она, пожимая ей руку, но не приближаясь для поцелуя.

«Должно быть, это и есть таинственная Лилия».

Кэррадайн был уверен, что уловил проблеск настороженности в первом взгляде Элинор на Бартока. Знала ли она правду о ней? Барток оставался в образе, блаженно улыбаясь. Какая красивая лодка. Вы так любезны. Пригласите нас. Было ли это воображением Кэррадайна, или Элинор искала трещину в своей броне, крошечную улику, которая убедила бы её в том, что их, казалось бы, невинная команда добровольцев – это беглецы от закона? Стоя в каюте и наблюдая, как две женщины неловко и нерешительно привыкают друг к другу, он убеждал себя сохранять спокойствие; любая настороженность, которую он заметил в настроении Элинор, скорее всего, была следствием ссоры или естественной настороженностью жены, которая оберегает мужа и прекрасно понимает, что Лилия Хадак – прекрасная молодая женщина.

«Ваша лодка совсем не такая, как я ожидал», — сказал он, ставя сумку на землю и оглядывая ультрасовременное навигационное оборудование, полки с книгами издательства Everyman, отделанные деревом проходы, ведущие на корму.

«Она нам очень подходит», — ответил Патрик, когда Элеонора прошла мимо него.

«Мы с мужем спим здесь», — сказала она, указывая на две отдельные каюты — одну в носовой части, другую по левому борту — обе с неубранными кроватями. Она словно наглядно демонстрировала напряжение, царившее в их браке.

«Все это так современно», — заметил Барток, явно пытаясь придумать что-то, чтобы заполнить тишину.

«О да, Патрик любит все эти современные удобства», — холодно ответила Элинор.

Она показала им ванную комнату по правому борту, прежде чем вернуться в главную каюту. «Вы будете спать здесь», — сказала она, ведя их через хорошо оборудованный камбуз к главной каюте на корме.

Под кабиной пилотов находилась большая двуспальная кровать, а за матовой стеклянной дверью, похоже, находилась ванная комната. Именно в этой комнате Кэррадин и Барток должны были провести следующие три дня. «Там есть душ, много горячей воды. Надеюсь, вам будет удобно».

«Очень», — сказал Кэррадайн, одновременно чувствуя себя так, будто он выиграл джекпот, и в то же время столкнулся с одной из самых неловких романтических связей в своей жизни.

«Вот как работает телевизор», — продолжила Элеонора, с заметной силой ударив по кнопке на тумбочке. Из шкафа на камбузной стороне каюты поднялся плоский телевизор. «Последнее изобретение. Судя по всему».

Возможно, Элеонора была раздражена тем, что ей пришлось уступить каюту гостям. Канал был настроен на испанский Eurosport. Велосипедисты в лайкре и аэродинамических шлемах гоняли по велодрому.

«Так почему бы тебе не обосноваться? Увидимся, когда увидимся».

Две женщины обменялись настороженными улыбками, когда Элеонора повернулась, чтобы уйти.

«Прекрасно», — сказал Барток. «Спасибо большое».

Кэррадайн заглянул в иллюминатор. Он увидел Патрика, идущего обратно к кафе и снова возбуждённо говорящего по мобильному телефону.

С кем, чёрт возьми, он разговаривал? С любовницей? С дочерью? С Халсом?

«Хорошее место», — сказал Барток, не замечая беспокойства Кэррадайна.

«Очень», — сказал он, закрывая дверь каюты. Он сел на край двуспальной кровати. «Хорошее жильё».

Комментарии о велоспорте были достаточно громкими, чтобы замаскировать их разговор.

«С ней все в порядке?» — спросил Барток, кивнув в сторону главной каюты.

«Я думал, они поссорились», — прошептал он.

«Верно». Она прошла в дальний конец комнаты, выглядывая в тот же иллюминатор. Кэррадин предположил, что Патрик уже слишком далеко, чтобы его заметили. «Ты очень умный человек, Кит Кэррадин».

«Я?» — спросил он. «Почему?»

«Нашли нам такой прекрасный способ сбежать».

Барток повернулся и посмотрел на него. Она коснулась потолка каюты и мягкой стены рядом с собой, словно пытаясь привыкнуть к очередному из длинной череды странных, недолговечных жилищ. Помимо беспокойства о Патрике, Кэррадин понимал, что им ещё нужно пройти иммиграционный контроль. Он достал паспорт и положил его на кровать.

«Пойдем вместе или тебе будет легче сделать это одной?»

Сначала Барток, казалось, не понял, о чём он спрашивает. Затем она кивнула и села рядом с ним на кровать.

«Я хочу пойти с тобой», — сказала она.

Внезапно она наклонилась вперёд, целуя его. Интенсивность поцелуя, его неожиданность лишили Кэррадайна всякой мысли о том, что она могла действовать из практической необходимости. Его нежность была настолько приятной, что он схватил её за талию и прижал к себе. Ни малейшей частичкой сознания он не верил, что Барток участвует в спектакле, что она пытается создать иллюзию романтики. Он чувствовал её желание, её возбуждение, так же как и своё собственное.

«Зачем это было?» — спросил он.

«За всё», — ответила она, снова нежно и ласково поцеловав его в щёку. «А теперь пойдём и сделаем то, что должны».

OceanofPDF.com

36

Они шли по мощёной дороге к группе сборных домов, возвышавшихся над входом в марину. Над головой проехал трамвай, направляясь к мосту, соединяющему Меллу со старым городом Рабат. В окне заброшенного ресторана был виден телевизор, показывающий марокканский репортаж об осаде Варшавы. Кэррадайн постучал в окно в надежде, что его впустят, но ответа не последовало. Было ещё нет девяти часов, и уже очень жарко. Барток надел шляпу, чтобы защититься от солнца.

«Так быть не должно», — сказала она, указывая на телевизор. Изображение застыло на виде Сейма с высоты птичьего полёта, который, казалось, был объят пламенем. «Широкие жесты. Масштабные атаки. В результате погибли невинные люди. Эти люди ничем не отличаются от террористов, чеченцев или ИГИЛ».

Кэррадин взял ее за руку.

«Если меня арестуют или откажут в выезде из Марокко, — сказала она, — я хочу, чтобы вы поехали без меня».

«Этого не произойдет».

«Я серьезно, Кит». Она остановилась и повернулась к нему, коснувшись его лица.

Кэррадин задавалась вопросом, действует ли она в интересах кого-то из тех, кто случайно наблюдал за ней: проходящего мимо сотрудника иммиграционной службы; Элеоноры на палубе «Аталанты» . «Они могут сказать, что мой въездной штамп слишком старый. Они могут захотеть узнать, почему я так долго нахожусь в Марокко».

«Когда вы приехали?» — спросил Кэррадайн. Он не подумал посмотреть даты в паспорте Худака.

«Пять месяцев назад».

Казалось, прошло не так много времени. Неужели она не могла решить эту проблему?

«Просто скажите, что вы выздоравливаете после болезни, и я прилетел из Лондона, чтобы забрать вас».

«Они могут мне не поверить. Пять месяцев — это долгий срок».

Кэррадайн был обеспокоен её внезапной неуверенностью в себе. Он впервые видел, как Барток проявил хоть какие-то признаки неуверенности в себе.

«Просто расскажите правду. Допустим, вы сняли квартиру в Марракеше. Я приехал, чтобы выступить на литературном фестивале. Нам предложили уплыть на лодке, принадлежащей паре, которой нравятся мои книги. Всё просто».

Она сжала его руку, словно пытаясь убедить себя в правоте Кэррадина.

«Хорошо», — сказала она. Они снова пошли. До здания таможни было меньше ста метров. «Как скажете».

Он вдруг вспомнил их ссору в машине накануне.

«Это один из твоих трюков?» — спросил я.

Барток ощетинился.

'Что ты имеешь в виду?'

«Вчера в машине вы спровоцировали ссору. Вы действительно обеспокоены этим или просто пытаетесь создать такое впечатление у тех, кто может за вами наблюдать?»

Она отпустила его руку. Кэррадайн понял, что совершил ошибку. Он усомнился в искренности её поведения именно в тот момент, когда она решила продемонстрировать ему более уязвимую сторону своей натуры.

«Я волнуюсь», — сказала она. «Я всё время волнуюсь».

Он увидел состояние постоянного беспокойства, в котором она жила.

Она скрывала это под маской доброго юмора и дружелюбия, но месяцы, проведенные в бегах, дали о себе знать.

«Извините», — сказал он, раздражённый тем, что неправильно оценил ситуацию. Он обнял её за талию. «Мы справимся. Они не знают, кто вы. Они вас не узнают. В Лондоне ещё рано беспокоиться, что я не вышел на связь. Нас там не будут ждать».

«Вы этого не знаете. Вы не можете этого гарантировать».

Паспортный стол представлял собой неприметный деревянный сарай, ненамного больше комнаты Кэррадайна в риаде. Трое сотрудников в форме сидели за столами, заваленными пепельницами и бумагами. В воздухе висел табачный дым; естественного света не было. Кэррадайн постучал в открытую дверь и…

Вошел. Барток снял шляпу, когда самый близкий и самый молодой из иммиграционных офицеров поднял взгляд от своего стола.

« Да? »

Кэррадин объяснил по-французски, что они остановились на борту Atalanta , Oyster 575, пришвартованного в марине. Капитан, Патрик Лэнг, и его жена Элеонора уже прошли иммиграционный контроль. Кэррадин был их другом, гражданином Великобритании, направлявшимся в Венгрию со своей девушкой Лилией Худак. Они хотели пройти паспортный контроль и отправиться в Гибралтар.

Сотрудник иммиграционной службы внимательно осмотрел их. Он пристально посмотрел на Бартока.

Кэррадин была уверена, что её узнали. Поэтому, чтобы убедиться в этом, офицер обратился к своему коллеге за столом в дальнем конце сарая.

«Махмуд».

Пожилой мужчина с густой бородой, одетый в такую же светло-голубую форму, подозвал Кэррадайна и Бартока.

«Откуда вы, пожалуйста?» — спросил он по-английски.

«Из Марракеша», — ответил Барток.

Мужчина посмотрел на нее с отстраненным выражением, как будто ожидал, что Кэррадин ответит на вопрос.

«А что вы делали в Марракеше?»

«Моей девушке не очень хорошо», — ответил Кэррадин. Он понимал, что лжёт марокканскому офицеру, имевшему право арестовать и посадить его в тюрьму. «Она подхватила вирус в Лондоне. Она выздоравливала в Марракеше».

Стул за его спиной скрипнул, металл скрежетнул по жёсткому деревянному полу. Молодой чиновник, разговаривавший с ними у двери, встал и подошёл к ним. Он сел рядом с Махмудом и уставился на Кэррадайна, очевидно, намеренно намереваясь вывести его из равновесия.

«Что значит «подхватил вирус»?»

Барток сделал полшага вперёд и пересказал слова Кэррадайна, на этот раз по-французски. Махмуд снова посмотрел на неё так, словно считал ниже своего достоинства официально обращаться к женщине.

«Тебе плохо?» — спросил я.

«Я в порядке». Барток улыбнулся расслабленной, летней улыбкой. Кэррадин изнемог от жары. В хижине не было кондиционера, только вентилятор.

угол комнаты, что не влияло на качество густого, задымленного воздуха.

'А ты?'

Махмуд адресовал вопрос Кэррадину. По какой-то причине, которую он впоследствии не смог объяснить, Кэррадин полез в задний карман брюк и достал паспорт. Намереваясь передать его через стол, он вместо этого выронил его. Паспорт пролетел через стол и упал на пол позади двух чиновников.

«Вот дерьмо!» — воскликнул я. — «Извините».

Третий мужчина, сидевший за столом в центре хижины, оглянулся и хмыкнул. Непонятно было, смеётся ли он над произошедшим или выражает какое-то неодобрение. Махмуд медленно повернулся и наклонился на стуле, поднимая с пола паспорт.

«Я спросил не об этом, — сказал он. — Я спросил, что вы делаете здесь, в Рабате».

Пока Кэррадайн отвечал на вопрос, Махмуд передал паспорт молодому офицеру, который начал изучать его с криминалистическим вниманием. В марине пронеслась чайка.

«Я писатель. Меня пригласили на литературный фестиваль в Марракеше. Мы поехали вместе…»

Молодой чиновник прервал его.

«Но вы прилетели в Касабланку».

Кэррадин чувствовал, что его допрашивают адвокаты с многолетним опытом. Реалистичное замечание загнало его в ловушку лжи, от которой, безусловно, не было никакой возможности освободиться.

«Да, я приехал в Касабланку, потому что пишу книгу, действие которой частично происходит в Марокко. Лилия присоединилась ко мне…»

Очередная ложь. Махмуд что-то записывал, пока слушал. Может быть, он вёл запись разговора, чтобы позже использовать её как доказательство против них?

«Лилия?» — спросил он.

«Это я», — ответил Барток.

Кэррадин подумал, не чья ли это неудачная шутка. Чиновники уже знали, что перед ними Лара Барток. Они прекрасно знали, что «Лилия Худак» — это псевдоним.

«А вы из Венгрии?»

«Да», — сказала она.

Повисла гнетущая тишина. Молодой чиновник медленно перелистывал страницы паспорта Кэррадайна. Махмуд что-то записывал в блокнот. Он поднял глаза и задал вопрос по-арабски своему коллеге за столом в центре хижины. Кэррадайн с изумлением увидел, как Барток развернулась на каблуках и посмотрела в окно, по-видимому, совершенно беззаботно.

«Это ваш первый визит в Марокко?»

«Так и есть», — ответил Кэррадайн.

Он гадал, в какую сеть Махмуд пытается его затянуть. Я ненавидел ложь. Он ненавидел ловушки, которые они ему расставляли.

«И все же за все это время вы ни разу не навестили эту прекрасную женщину?»

Конечно. Это была простая, зияющая дыра в их наспех сочинённой легенде. Кэррадайн делал всё возможное, чтобы её заполнить, импровизируя при ответе.

«Хм, мы как бы расстались на какое-то время». Он попытался сделать вид, будто офицер слишком глубоко лезет в его личную жизнь, и с удовольствием посмотрел на него и увидел, как Барток опустил подбородок к его груди, словно пытаясь забыть болезненный эпизод в истории их в остальном счастливых отношений.

«Из-за этого нам было трудно сюда приехать».

«Понятно», — ответил Махмуд.

Снова повисло долгое молчание. Кэррадин не мог понять, поверили ли его истории.

«Итак, теперь вы отправляетесь в Гибралтар, на…» — Махмуд взял лист бумаги со стола и неправильно произнес название яхты — «… Атлантида ?»

« Аталанта . Совершенно верно».

«Ваш паспорт, пожалуйста, мисс Хадак».

Барток улыбнулся и, потянувшись к её сумке, протянул паспорт Махмуду. Он уставился на обложку, словно впервые видел подобный документ. Он перевернул её и посмотрел на оборот, покачивая головой и хмуро скривив губы.

'Венгерский?'

«Вилки».

Марокканец листал страницы в поисках иммиграционного штампа. Кэррадин чувствовал, что всё его будущее зависит от следующих десяти секунд.

Он понятия не имел, была ли печать Бартока настоящей или поддельной, была ли запись о въезде Лилии Худак в Марокко, или все ли таможенные и иммиграционные служащие

в стране было дано указание разыскать женщину, соответствующую ее описанию.

«Вы меняете прическу», — заметил Махмуд, указав на то, что на фотографии Худака Барток был изображен с рыжим каре до плеч.

«Да», — ответила она. «Тебе этот больше нравится?»

«Мне кажется, здесь всё выглядит неплохо», — ответил Махмуд и прижал короткий палец к фотографии. Улыбнувшись про себя, он передал паспорт тому же чиновнику, который ранее переписал данные Кэррадайна.

«А почему у вас нет британского паспорта?»

Кэррадайн предположил, что это вопрос с подвохом. К хижине подъехала машина. Он был уверен, что это группа сотрудников Агентства, которая едет их забрать.

«Я не понимаю», — ответил Барток.

Махмуд посмотрел на Кэррадайна. Его лицо было бесстрастным, когда он спросил: «Почему бы тебе не жениться на этой женщине?»

Кэррадайн выдавил из себя смешок.

«Я думаю об этом». Впервые он начал верить, что они, возможно, в безопасности. «Лилии нравится быть венгеркой. Это прекрасная страна».

«Тогда, возможно, вам стоит получить венгерский паспорт».

«Может быть, мне стоит это сделать».

Он почувствовал прилив облегчения. Они были дома и в безопасности. Все его тревоги и волнения были напрасны.

Затем Махмуд открыл ящик своего стола.

Он достал маленький черный аппарат и передал его молодому чиновнику.

Кэррадин сразу понял, что это такое. Он видел подобные устройства в паспортных столах по всему миру. Молодой чиновник подключил устройство к компьютеру и включил его. Изнутри засиял зловещий синий свет.

Я взял паспорт Кэррадайна. Открыв его на странице с удостоверением личности, он просканировал её на свету, повернулся к компьютеру и изучил экран.

В небольшом окошке появилось несколько строк арабского текста. Махмуд, казалось, пытался прочитать его, находясь в нескольких футах от него. Процесс длился так долго, что Кэррадин начал подозревать, что где-то в глубинах марокканской иммиграционной системы возникла какая-то аномалия. Неужели на его паспорте поставили флажок? Молодой чиновник сказал что-то по-арабски, вынул паспорт Кэррадина из автомата, поставил штамп о выезде на чистую страницу, что-то написал на листке бумаги и передал ему.

«Все в порядке», — сказал он.

Затем молодой чиновник открыл паспорт Худака и проделал ту же процедуру. Он поднёс страницу с удостоверением личности к синему фонарю, поднёс к компьютеру, проверил информацию в небольшом поле, поставил выездной штамп на ту же страницу, где была въездная виза, выданная пятью месяцами ранее, и вернул паспорт Бартоку.

«Приятного путешествия в Гибралтар». Махмуд сиял, словно знал, что избавил Кэррадайна от личных мучений. «Хорошей погоды в ближайшие три дня. Удачного плавания».

«Я так и слышал», — ответил он.

Барток положил паспорт в сумочку, крепко сжал руку Кэррадайна, поздравляя его с отлично выполненной работой. Затем они вышли из хижины на яркий утренний солнечный свет и направились обратно к лодке.

OceanofPDF.com

37

Патрик готовился к отплытию. Когда Кэррадайн увидел, как он возится в кокпите, последние остатки его тревоги об истинных намерениях Патрика и Элеоноры рассеялись. Если бы Халс или русские собирались прийти за ними, они бы наверняка уже это сделали. Электрический кабель был отсоединен от панели на понтоне, а булинь спущен в глубину марины. Кэррадайн и не думал о том, насколько серьёзным будет двухдневное плавание в компании пожилой пары, которая в любой момент могла заболеть или стать жертвой несчастного случая, который потребовал бы от него взять на себя управление 58-футовой, современной яхтой, по самым скромным подсчётам оцениваемой в миллион фунтов. Он хотел только трёх: как можно скорее покинуть Марокко, добраться до Гибралтара, чтобы связаться с отцом, и найти способ защитить Барток от угроз в её адрес.

Он распаковывал вещи в каюте, когда услышал далёкий стук, который становился всё громче. Сначала Кэррадин подумал, что это шум дождя, падающего на крышу салона. Он выглянул наружу, но увидел только чистое голубое небо и яркое солнце за кабиной.

Затем я услышал лай собаки, шорох лап по деревянным понтонам и понял, что сейчас произойдет.

Двое полицейских в форме, со сторожевыми собаками, истекающими слюной и натянутыми на поводках, направлялись к Аталанте . Кэррадин испытал тот же леденящий ужас, который он испытал всего несколько часов назад, глядя на полицейские машины с другой стороны набережной.

'Элеонора!'

Патрик был на палубе. Кэррадайн поднялся по трапу в кокпит и увидел, что немецкие овчарки уже на корме. Одна из них начала лаять при виде Кэррадайна. Человеку, державшему поводок, пришлось силой дернуть её назад, пока он говорил с Патриком по-английски.

«Мы поднимаемся на борт», — сказал он. «Идём на осмотр».

Кэррадайн не знал, был ли обыск связан с Бартоком или это была просто случайная таможенная проверка на яхте, зарегистрированной за рубежом. Более крупная из двух собак продолжала лаять, и её хозяин отругал её. Патрик указал поисковой группе подняться на борт и объяснил Кэррадайну, что происходит.

«Они ищут наркотики и контрабанду людей. Лучше всего оставаться здесь. Они сделают то, что должны».

«Я скажу Лилии».

Кэррадин спустился в салон и заклеил дверь каюты скотчем. Барток складывал одежду в ящик.

«Что происходит?» — спросила она.

«Собаки. Они сейчас сюда придут. Ты же не несёшь с собой травку или что-нибудь ещё?»

Она посмотрела на него с недоверием. «Ты шутишь ?»

Кэррадайн выдавил из себя улыбку облегчения, но не мог отделаться от гнетущего ощущения, что сделал что-то не так или допустил ошибку, за которую им теперь придётся расплачиваться. Проходя через камбуз, он слышал, как собаки носятся по палубе над головой, яростно, возбуждённо хрипло дыша. Одна из них спустилась в салон на руках у таможенника и была отпущена в шлюпку. Немецкая овчарка кружилась у ног Кэррадайна, обнюхивая его ботинки и лодыжки, прежде чем поспешить на нос. Элеонора вышла в коридор и отскочила назад, когда собака залаяла на неё.

«Возьмите их под контроль!» — крикнула она сначала по-английски, а затем на ломаном школьном французском. Кэррадин обратился к офицеру, попросив его надеть поводок на немецкую немецкую овчарку. Тот отказался, дав понять, что животное может вести поиски, только если ему позволят свободно перемещаться по всей лодке.

«Вы британец?» — спросил он.

«Вилки».

«Ты с девушкой?»

Кэррадайн подумал, что ослышался. Затем вопрос вернулся к нему, и он понял, что офицер знал о Барток. Была ли она под подозрением или её просто видели входящей в паспортный стол час назад?

«Какая девушка?» — спросил он.

'Венгерский.'

«Да. Я с ней».

«Где она, пожалуйста?»

Немецкая овчарка промчалась мимо Кэррадайна через камбуз в главную спальню. Кэррадайн и офицер последовали за ним.

Барток наклонился в углу комнаты, подбадривая собаку серией радостных криков и шепота.

«Вот именно! Что ты чувствуешь? Хороший мальчик, хороший мальчик!»

Кэррадайн посмотрел на офицера, который, казалось, был больше заинтересован Бартоком, чем обыском.

«Привет!» — сказала она, выпрямляясь, чтобы поприветствовать его. « Ассаляму алейкум».

«Ва-алейкум салам».

Немецкая овчарка что-то нашла. Она рылась лапой в шкафу у ближней стороны двуспальной кровати. У Кэррадайна перевернулось в животе. Собака начала лаять.

«Могу ли я открыть, пожалуйста?»

Кэррадин дал понять, что офицер может производить обыск в любом месте по своему усмотрению.

Он быстро взглянул на Барток, которая взглядом показала, что не знает, что привлекло внимание собаки. Офицер открыл шкаф и заглянул внутрь. Затем лай стих.

«Что это, скажите, пожалуйста?»

Он вытащил чёрный парик Бартока. Он выглядел нелепо, болтаясь у него в руке, словно реквизит в школьной пьесе. Ложь мгновенно пришла Кэррадайну в голову. Он уже собирался сказать: «Мы были на костюмированном балу в Марракеше», но Барток опередил его.

«У меня был рак», — сказала она по-английски. « Ты был раком ».

Офицер был явно смущён. Ему было лет тридцать пять, он был красив и в хорошей физической форме; видеть человека, обладающего такой очевидной властью, таким неловким было почти трогательно. Он почтительно положил парик на сторону кровати Кэррадайна, пробормотав извинения.

«Мне очень жаль это слышать». Барток коснулся её коротко стриженных светлых волос, словно показывая, что они отросли после лучевой терапии. «Надеюсь, вы скоро поправитесь».

«О, ей гораздо лучше», — вмешался Кэррадайн, стыдясь того, что использует болезнь, убившую его мать, для обмана.

«Мы сейчас пойдем», — сказал охранник и вывел немецкую овчарку из каюты.

Патрик сидел в кабине с Элеонор. Второй таможенник вернулся к понтону. Вскоре за ним последовал и его коллега.

Уходя, он помахал Бартоку рукой.

«Они что-нибудь нашли?» — спросил Патрик.

«Только труп в моей ручной клади», — ответил Кэррадин.

«И героин», — добавил Барток. «Надеюсь, всё было в порядке?»

Патрик улыбнулся. Элеонора — нет.

Через двадцать минут «Аталанта» вышла в открытое море.

OceanofPDF.com

«Похоже, вам повезло, дети», — сказал Халс.

«Дети?» — ответил Барток.

'Если вы понимаете, о чем я.'

«Правда ли?»

«Давайте не будем играть в игры».

«Повезло?» — спросила она с удивлением в голосе. «Вы бы сказали, что то, что случилось с Повезло ли мне? Потерял свободу. Свою личность. «И это ты называешь удачей?»

Сомервилль устал от их поединков. Он вышел на улицу и... Наконец, он выкурил единственную сигарету, которую позволял себе каждый день. На Чапел-стрит он намеревался позвонить по телефону, проверяя, что происходит. Российское наблюдение. В одном из окон было замечено движение. на противоположной стороне дороги – занавес, закрывающий два этажа наверху – но нет Пешеходов не было, ни дворников, ни фургонов, следящих за порядком. Я думал о Кэррадайн, затушив сигарету ботинком, вернулся внутри.

«Что-нибудь?» — спросил его Халс.

«Ничего», — ответил Сомервилль.

Барток возвращался из ванной. Там стояла банка с увлажняющий крем рядом с раковиной и она принесла в комнату запах цитрусовых, потирая руки, она втирала крем в кожу.

«Вас все устраивает, господа?» — спросила она, по-видимому, с более светлое настроение.

Сомервилль улыбнулся, наблюдая, как она садится.

«Почти», — ответил Халс.

«Только почти?»

«Вы собирались рассказать нам об Аталанте », — сказал он.

«И ты собирался рассказать мне о Ките».

Это было сказано Сомервиллю, который покачал головой и показал, что Барток был Его записывали. Он включил диктофон. Микрофон был включён.

«Потом», — сказал он. «Сначала Лэнги. Расскажите нам, что произошло на лодка.'

OceanofPDF.com

ТОЛЬКО ДЛЯ СЕКРЕТНОЙ РАЗВЕДКИ / РЕМЕШОК 1

ЗАЯВЛЕНИЕ ЛАРЫ БАРТОК («ЛАСЛО»)

ОФИЦЕР: JWS/STH – ЧАПЕЛ-СТРИТ

ССЫЛКА: ВОСКРЕСЕНИЕ/СИМАКОВ/КЭРРАДАЙН

ФАЙЛ: RE2768X

ЧАСТЬ 5 из 5

Поездка на лодке стала для меня самым счастливым временем с момента переезда в Нью-Йорк.

Я был с человеком, которому доверял, человеком, которого уважал. У нас были прекрасные беседы, мы стали очень близки. Кит временами беспокоился в Рабате, но он начал получать удовольствие от того, что с ним происходило. Мы оба были рады уехать на Аталанте . Мы чувствовали, что победили, понимаете? Киту было немного скучно от однообразия его жизни в Лондоне, писать каждый день, никаких нормальных отношений, а также заботиться о своем отце [JWS: Уильям Кэррадайн], который был нездоров. То, что случилось с ним в Марокко, было чем-то из ряда вон выходящим. Ему нравилось быть частью истории, большей, чем его собственная жизнь. Его отца вынудили уволиться с работы из-за предательства Филби. Вы знали об этом? Филби подружился с ним, взял его под свое крыло, научил его всему, что знал сам, а затем выдал отца Кита КГБ.

Было много мужчин и женщин, подобных ему, молодых шпионов в начале своей карьеры, которых раскрыли, как только их личности стали известны в Москве.

Думаю, Кит воспринял происходящее как возможность показать, на что способна его семья, каким мог бы стать Билл Кэррадайн, если бы его не обманул один из своих. В этом смысле Кит искупал свою вину. А мне очень нравился мир шпионажа!

Мой шампунь, мой паспорт в соли и то, как я бережно обращалась с телефонами и SIM-картами. Для меня это было привычным, но не для него. Он был как ребёнок в шпионском магазине. Это было очень трогательно.

Конечно, пока он рассказывал о своей жизни и семье, я рассказала ему об Иване, о своей роли в ранних операциях «Воскрешения», о том, как я жила после отъезда из Нью-Йорка. Он знал, что Стивен Грэм был в меня влюблен, что он увез меня в пляжный домик, который снял для нас в Мексике, что мы провели вместе выходные у океана. Он расспрашивал меня о моём детстве в Венгрии, и, конечно же, по привычке я рассказала ему свои истории, которые всегда рассказывала, – некоторые из них были правдой, некоторые – вымыслом. Мне часто казалось, что я должна оградить его от слишком многого, потому что я понимала, что могу в любой момент причинить ему боль. Я хотела быть с ним, но в глубине души знала, что это никогда не осуществится.

Как вы знаете, я с подозрением относилась к Патрику и Элеоноре. Мне особенно нравилась Элеонора, и я думаю, что Патрик, возможно, не всегда был ей верен. Он был тщеславен, высокомерен, как будто жизнь всегда давалась ему слишком легко. Она намекнула, что у него роман, что объясняло его странное поведение в марине, когда мы только приехали. Он постоянно разговаривал по телефону, предположительно, со своей любовницей. Мне хотелось рассказать Элеоноре больше о своей жизни. Мы много разговаривали. Она была ужасной поваром!

Конечно, они понятия не имели, кто я. Кит отлично притворялся, и нам было легко вести себя так, будто мы парень и девушка, ведь мы стали любовниками.

Я беспокоился, что Кит слишком беспокоился о моей безопасности. У него была одна черта характера – потребность быть рыцарем в сияющих доспехах. Я заметил, что это свойственно многим английским мужчинам. Поэтому мне приходилось быть с ним безжалостным. Мне приходилось быть жестоким, чтобы быть добрым. Я пытался найти способ дать ему понять, что рано или поздно всему этому придёт конец.

OceanofPDF.com

38

Лара и Кэррадин сошли на берег на бранч в марине Пуэрто-де-Барбате. Они провели в море два дня и две ночи, питаясь мясными нарезками и салатом, и оба мечтали о хорошей чашке кофе и ветчине. Иберико и возможность размять ноги. Решение отложить прибытие в Гибралтар на сорок восемь часов было принято Элеонорой; она хотела взять арендованную машину в национальном парке Ла Брена, чтобы посетить болота Барбате. Изменение маршрута в последнюю минуту не показалось Кэррадину подозрительным, поскольку он не имел права спорить с Патриком и Элеонор после того, как они проявили к нему такую щедрость и гостеприимство. Более того, Гибралтар не мог предложить Бартоку никаких решений. Когда они остались одни в своей каюте, Кэррадин пытался убедить её сдаться британским властям. Она отказалась. Она смирилась со своим статусом беглянки, настаивая на том, чтобы Кэррадин вернулся в Лондон и забыл о ней.

Он не хотел. В первую ночь после отъезда из Рабата они переспали; он был в состоянии безумной влюбленности и хотел продолжать видеться с ней. Я полагаю, что Лара чувствовала то же самое, и что, пытаясь уговорить его вернуться домой, она лишь показывала, как сильно он ей дорог. Она объяснила, что хочет защитить его от сложностей жизни в бегах.

Всё ещё покачиваясь в такт океанским волнам, они, взявшись за руки, прошли через пристань к небольшому тапас-бару, где заказали яичницу, пататас бравас и хамон . Патрик ненадолго присоединился к ним, прежде чем вернуться на лодку, чтобы починить сломанный люк; Элеонора уехала в город, чтобы сделать причёску.

«Рано или поздно они поймут, что с нами случилось», — сказал Кэррадайн, допивая вторую чашку кофе.

«Может быть, — ответил Барток. — Может быть, и нет».

Возможно, это была девятнадцатая версия разговора, который они вели каждый день с тех пор, как покинули Марокко.

«Куда ты пойдешь?» — спросил я. «Что ты будешь делать?»

«Это не должно вас беспокоить».

«Я хочу, чтобы это касалось меня».

Она поцеловала его в щеку, проведя рукой по его подбородку. Им больше не нужно было притворяться любовниками; между ними возникла естественная близость. Кэррадайн мечтал о том, как тайно переправит Бартока в Великобританию, чтобы жить с ним в его квартире и начать новую жизнь в Лондоне. Он знал, что преступления, в которых её обвиняют в Америке – вооружённое нападение, похищение человека, подстрекательство к насилию – скорее всего, приведут к её экстрадиции в Соединённые Штаты в течение нескольких недель. Он хотел верить, что сможет организовать публичную защиту, убедить журналистов и вещателей добиваться её освобождения, утверждая, что Барток действовал под давлением Ивана Симакова и заслуживает второго шанса. Он понимал, что подобные надуманные идеи – просто фантазия, но не мог заставить себя взглянуть правде в глаза: их приключение закончилось. Глядя через стол на женщину, которая так его околдовала, Кэррадайн понял, что у него есть только два варианта: остаться с ней, бросив жизнь и карьеру в Лондоне, или вернуться домой. Выбора не было. Ему придётся вернуться в Ланкастер-Гейт и вспомнить всё, что случилось с ним в Марокко, как мимолётный сон.

«Тебе следует позвонить отцу», — сказала она.

«Вилки».

На дальней стене тапас-бара был прикручен старый таксофон Téléfonica. Кэррадин задал очевидный вопрос.

«Разве его номер не засекречен? Если я позвоню, они смогут его отследить».

«Сомневаюсь», — ответил Барток.

Оглядываясь назад, Кэррадин понял, что это был первый знак того, что должно было произойти.

Два часа спустя он уже мыл палубу и окна, пока Патрик засыпал. Шкипер устал после ночного плавания в одиночку и отправился в свою койку. День выдался ещё один невыносимо жаркий, и в марине кипела жизнь. Элеонора ещё не вернулась из местного городка. Лара читала книгу под палубой.

Сразу после полудня она заглянула в кокпит и сказала Кэррадайну, что идёт на берег за газетой. Он уже достаточно хорошо её знал, чтобы понять, что она хочет пойти одна. Она несла мягкую сумку, которую нашла в своей квартире, куда сложила грязную одежду, постельное бельё и полотенца. В марине была прачечная. Они договорились встретиться там и найти место в городе, где можно было бы пообедать поздно вечером. Кэррадайн ещё не звонил отцу, но планировал сделать это, как только они окажутся на безопасном расстоянии от марины.

Лара согласилась, что это более разумный ход действий.

Незадолго до двух часов дня Элеонора вернулась из местного городка, пахнущая кофе и лаком для волос. Патрик ещё спал. Она, казалось, была удивлена, увидев Кэррадайна.

«О. Я думал, ты в городе. Я видел Лили в такси».

Она стала называть Бартока «Лили». За короткое время женщины сблизились. В голосе Элинор слышалась нотка раздражения, словно она укоряла Кэррадайна за грех, которого он не совершал.

«Она пошла одна», — сказал он, недоумевая, почему Барток взял такси, если она сказала, что просто ищет газету. «Я встречусь с ней через минуту».

«Ага». Элеанор нахмурилась. Кэррадайн почувствовал неладное. «Это действительно показалось странным», — сказала она. «Она проехала прямо мимо меня. Тебя нигде не было видно. Я думала, вы, влюблённые пташки, поссорились».

«Почему вы так подумали?»

«Потому что она плакала».

Он понял, что Барток исчез. Кэррадин почувствовал себя не в своей тарелке. Он спросил, в каком направлении ехало такси, когда проехало мимо неё.

«Полагаю, уехала из города», — ответила Элеонора. «Далеко отсюда».

'Вы уверены?'

— Думаю, да. — Выражение её лица смягчилось. — Из-за чего вы спорили, дорогой?

Кэррадайн оказался в абсурдном положении, подтверждая слова Элинор о том, что произошла ужасная ссора. Что ещё я мог сказать? Что Лили была не «Лилией», а беглецом от правосудия, за голову которого назначена награда?

Что она ускользнула в Андалусию, даже не попрощавшись?

Что Кэррадин лгал им несколько дней, пользуясь их гостеприимством и потенциально подвергая их безопасность риску? Лгать было проще.

«Просто наши отношения, как у парня и девушки», — сказал он, оцепенев от осознания предательства Бартока. «Дай мне секунду, ладно?»

Он спустился в каюту и увидел их неубранную постель. Всего несколько часов назад они занимались любовью, сплетаясь телами друг друга, окутанные гулом мотора и шипением моря. Он открыл шкаф и сразу увидел, что Лара забрала большую часть своих вещей. Даже нелепый парик исчез. Часть ее грязной одежды лежала в мешке для белья, прислоненном к куче спасательных жилетов; она взяла одно из полотенец «Аталанты» , чтобы наполнить мешок. Кэррадайн открыл ящик в дальнем конце каюты. Неудивительно, что паспорт Лилии Хадак исчез. Серебряной закладки в стиле ар-деко больше не было там, где ее оставил Барток, зажатой между страницами « Анны Карениной» . Это была полная уборка.

Кэррадин вышел на камбуз. Патрик проснулся. Он слышал, как тот разговаривает с Элеонор в кокпите. Было очевидно, что она рассказала ему о ссоре, потому что, поднимаясь по трапу, Кэррадин спросил: «Ты в порядке, а они?»

«Я в порядке», — ответил он, хотя на самом деле он был опустошен.

«Что слышно от Лили?» — спросила Элинор.

«У него нет телефона», — ответил Патрик.

«Нет», — подтвердил Кэррадин. «Я ничего о ней не слышал».

Он объяснил, что собирается поехать в город, чтобы найти её и извиниться за случившееся. Патрик сказал: «Не волнуйся, такие вещи случаются постоянно», и Элинор согласилась, добавив: «У вас двоих всё будет хорошо».

Вы оба прекрасные люди». Кэррадин чувствовал себя ужасно из-за того, что обманул их. Он обнаружил, что ужасно зол на Барток. Она унизила его, измотала.

Он пошёл в прачечную. Пожилая испанка доставала простыни из сушильной машины и складывала их в пластиковую корзину. На ней был фартук и бейдж. Кроме неё, вокруг никого не было.

« Прошу прощения », — сказал Кэррадайн на том плохом испанском языке, который он помнил.

« Алло? » — ответила женщина.

Прежде чем он успел ответить, она, казалось, узнала его, положив руку ему на локоть.

« Мистер Кит?»

' Ага .'

Она бросилась в подсобку. В прачечной было очень жарко. Огромные машины создавали парниковую влажность с запахом стирального порошка и искусственной сосны. Кэррадин вспотел и открыл дверь, надеясь, что горячий летний ветер хотя бы смягчит его клаустрофобию.

«Вот», — сказала женщина по-испански, выходя из служебного помещения с большим пластиковым пакетом и конвертом в руках.

Сначала Кэррадайн подумал, что это счёт за стирку. Потом заглянул внутрь. Рубашки и полотенца были выстираны и сложены. Он поискал одежду Бартока среди своей, но, конечно же, ничего не нашёл.

«Для вас», — сказала женщина на этот раз по-английски. «Письмо».

Кэррадайн открыл конверт.

Мой дорогой Кит

Простите меня за это. Мы едва знакомы, но у меня такое чувство, будто я знаю друг друга. Ты всю мою жизнь. Ты спас мне жизнь. Я не знаю, как отплатить тебе, кроме как уйти. Ты с миром. Ты не должен идти со мной. Ты не должен думать о том, чтобы попытаться найти меня. Это Единственный выход. Поверьте мне. Это лучше.

У Кэррадайна пересохло в горле. Он видел, что письмо было написано в спешке. Некоторые слова были зачёркнуты, другие подчёркнуты. Первые несколько предложений были написаны наискосок. Он отвернулся от пожилой дамы, чувствуя, что она пристально смотрит на него.

Возвращайся в Лондон, забудь обо мне. Я пойду туда, куда нужно, и постараюсь сделать то же самое.

Но, пожалуйста, знайте вот что. Насколько сильно человек может любить другого человека после... Зная его так недолго, я люблю тебя. Мне очень понравилось то, что произошло между нами. Аталанта. Я никогда этого не забуду. Я никогда тебя не забуду.

Лара

OceanofPDF.com

39

Кэррадайн ждал простыни. Это всё, что он мог сделать. Пожилая женщина гладила их, складывала и сочувственно смотрела на него, когда он вышел на улицу, в раскалённый полдень.

Он вернулся в Аталанту и объяснил, что Лилия поехала в аэропорт в Гибралтаре и забронировала билет на рейс домой в Лондон.

«Как ты узнал?» — спросил Патрик.

Кэррадайн находился в таком шоке, что даже не думал, что его версия событий будет подвергнута сомнению.

«Она написала мне электронное письмо», — сказал он. Ложь теперь давалась ему так же легко, как чашка кофе. «В городе есть интернет-кафе».

Было решено, что Кэррадин тоже покинет корабль. Патрик и Элеонора были опечалены его уходом, но понимали, что он хочет вернуться в Лондон, чтобы попытаться спасти отношения.

«Это всё такой шок», — сказала Элинор. «Вы казались такими счастливыми вместе».

«Мы были очень счастливы», — сказал Кэррадайн.

Он спустился в каюту и собрал вещи. Я постелила чистые простыни и наволочки на кровать и вымыла ванную старым полотенцем с камбуза. Он словно стирал из памяти всё, что было между ними: душ, который они приняли вместе в первое утро в море; вид обнажённого тела Бартока, залитого лунным светом, когда она выскользнула из постели глубокой ночью; её взгляд, устремлённый на него, когда она наносила макияж в зеркало в ванной. Всё это было фантазией, порожденной воображением Кэррадайна, настолько мимолётной и нереальной, что он сомневался в своей способности поверить в это в ближайшие месяцы и годы. Он поднялся на палубу и увидел, как Элеонора чинит разбитую фарфоровую кружку с помощью тюбика суперклея и ватных палочек. Патрик ел тортилью и пил «Маху» на солнце.

Кэррадин попросил их адрес в Англии, чтобы он мог написать им, поблагодарить и извиниться за столь сдержанное завершение поездки.

«Я знаю, что Лилии нравилось знакомиться с тобой и проводить с тобой время», — сказал он, злясь на себя за то, что оправдывал ее.

«Конечно», — сказала Элеонора, обнимая его.

«Всё будет в порядке», — сказал Патрик, пожимая ему руку. «Дай нам знать, как всё пройдёт».

Кэррадин сел на автобус до аэропорта Севильи, проверил электронную почту на общедоступном компьютере и поискал в британской и американской прессе какие-либо упоминания о смерти Рамона Басоры. Я ничего не нашёл. Ожидая шквала сообщений с вопросами о его самочувствии, он обнаружил лишь письмо от своего агента с вопросом о том, как прошёл фестиваль («Надеюсь, тебя не съела заживо Кэтрин Пэджет»), приглашение на презентацию книги и сообщение от управляющего риадом, сообщавшее, что его телефон и ноутбук были найдены под матрасом и хранятся в сейфе отеля вместе с картой памяти. Кэррадин был рад, что Халс или русские их не забрали, и отправил ответ, в котором говорилось, что он оплатит расходы на доставку вещей в его лондонскую квартиру.

Он позвонил отцу из зала вылета. Хотя он выразил удивление, что Кэррадин не ответил на сообщение, отправленное им двумя днями ранее, он в остальном не заметил исчезновения сына.

«Откуда вы звоните?» — спросил я.

«Севилья», — ответил Кэррадайн, наконец-то с облегчением рассказав правду о своём местонахождении. «Остановился недалеко от Кадиса по пути домой».

«Кадис? Серьёзно?» «Я был там с твоей матерью». Кэррадайн был в таком плачевном состоянии, что почувствовал, как к нему подступают слёзы. Отец и сын, оба преданные и униженные тайным миром. «Отвёл её на нудистский пляж. Всё бывает в первый раз. И в последний тоже».

Рейс в Лутон отправлялся в семь часов. Кэррадин купил экземпляры «Таймс» и «Гардиан» и сидел в кафе, съедая сэндвич . Он с трепетом просматривал обе первые полосы, ожидая увидеть увеличенную фотографию своего автора рядом с фотографией Лары Барток под заголовком об их таинственном исчезновении из Медины. Вместо этого, перелистывая страницу за страницей, он не находил никаких упоминаний о том, что произошло в Марракеше, только подробные отчеты об осаде Воскресенья в Варшаве, которую прекратили польские силы BOA. Здания парламентов по всему миру были заблокированы. Пентагон был эвакуирован после бомбы.

Паника. В Будапеште мужчина и женщина были застрелены, по ошибке принятые за них вооружёнными активистами «Возрождения». Движение переросло в международный терроризм, который может вспыхнуть в любой момент, сея хаос и страх как среди правительств, так и среди граждан.

Читая отчёты, Кэррадин начал чувствовать, что то, что случилось с ним в Марокко, случилось с другим мужчиной. Он не улетел из Марракеша среди ночи. Он не остался в квартире в Рабате. Он не проскользнул на яхту с английскими номерами и не провёл две ночи в море с красавицей, которая исчезла из его жизни так же быстро, как и появилась. Всё это было таким же нереальным и причудливым, как фильм-нуар с Бартоком в роли роковой женщины. Ни разу его не похлопал по плечу офицер Гражданской гвардии в штатском , и представитель правительства Её Величества в Гибралтаре не попросил тихо покинуть аэропорт. Оставалось лишь горечь утраты Лары, острое разочарование от того, что он увидел обещание любви и потерял его в мгновение ока.

Самолет прибыл вовремя. Он поймал такси в аэропорту Лутона, застряв в пробке из-за ночных работ на трассе М1, и добрался домой уже за полночь. Кэррадин открыл дверь своей квартиры, ожидая встретить толпу сотрудников Особого отдела, но вместо этого почувствовал лишь запах соседской стряпни и записку от Ассоциации арендаторов, сообщавшую о переносе даты годового общего собрания на октябрь. Он обыскал каждую комнату в поисках следов вторжения, но не обнаружил никого, кто бы прятался в гостевой спальне или ждал его в кабинете. Я открыл несколько окон, чтобы проветрить тёплый, застоявшийся воздух лондонского лета, и выкурил сигарету на кухне, гадая, что стало с Ларой, и жалея, что не остался в Испании искать её.

Только засыпая, он вспомнил нечто важное: он договорился встретиться со Стивеном Грэмом на следующий день.

Кэррадайн вошёл в кабинет и заглянул в дневник. Прошло ровно тринадцать дней с момента его встречи с Богомолом в Лиссон-Гроув. Грэм ожидал, что Кэррадайн расскажет ему о поездке в Марокко.

Он не знал, стоит ли проводить встречу. Грэм хотел бы поговорить с ним о Бартоке. Он хотел бы узнать, что произошло в Марракеше. По всей вероятности, он отправил сообщение в WhatsApp на телефон Кэррадайна, подтверждая, что встреча состоится.

Пока телефон лежал в сейфе риада, напротив сообщения отображалась серая галочка. Что бы подумал Грэм?

Кэррадайн вернулся в постель. Я скучал по шуму океана, по плеску волн в каюте. Вместо этого по Бэйсуотер-роуд неслись машины, а в соседней квартире ссорились женатые соседи. Он пытался представить, какую выгоду ему принесёт встреча с Грэмом и продолжение работы на Службу. У него не было сил лгать о случившемся. Придётся рассказать ему всё: о Рабате, о русских, об Аталанте . Стоит ли Кэррадайну в качестве разменной монеты пригрозить разоблачением «Роберта Мантиса» как русского агента? Это было бы самоубийством: те же люди, что пришли за Бартоком в Марракеше, несомненно, придут и за ним. Возможно, они всё равно сделают это, схватив его на улице в ближайшие дни в надежде узнать, что стало с ЛАСЛО. Поразмыслив, Кэррадайн решил, что это наиболее вероятный и самый тревожный исход. Русские знали, кто он такой. Они знали, что К.К. Кэррадин каким-то образом способствовал побегу Бартока из Марокко. В связи с этим ему понадобится помощь Грэма, чтобы избавиться от них. Если эта стратегия провалится, у него не останется иного выбора, кроме как обратиться в Службу и рассказать им всё, что ему известно.