Человек с рублем (ноябрь 2008)

Все говорят: мелкие предприниматели, мелкие предприниматели. Ото всех мы слышали про них, а сами ни разу не видели…

- Мы, как клопы, в темноте, мы призраки. В этом году я буду отмечать юбилей: десять лет в одном бизнесе. До этого работал в большой компании, мы производили промышленную упаковку. В кризисном 98 году выполняли заказ для некоего завода, я привез директору эскиз и раскрой. Поговорили. Тогда как раз я собирался уходить - надоело, образно говоря, вычерпывать воду из пробитой лодки. И директор предложил: «Давай ты будешь продавать мою продукцию». Ну я и стал продавать - скромненький, маленький, незаметный.

Все девять человек, которые со мной трудятся, - это безысходка. Полнейшая безысходка… Палыч. Когда я пригласил его работать в девяносто девятом году, это был никому не нужный пенсионер, который пытался стать фермером и в Рязанской области замутить разведение свиней. А я с его дочерью учился в университете. Он из Душанбе, физик-теоретик, вся семья оттуда бежала, когда там русскоязычным начали глотки резать. Палыч, между прочим, поработав со мной восемь лет, купил себе новую иномарочку, дочери комнатку в коммуналке сладил. Ленька, его напарник, пять лет назад откинулся с «Матросской Тишины» и вообще на фиг был никому не нужен, а сейчас больше меня продает. Изабеллу Викторовну, тещу Леньки, взяли бухгалтером. Борис, ее сын от первого брака, - у нас водитель. Потом со склада ко мне ушли кладовщики. У них зарплата маленькая, вычеты непонятные, деньги скидывают на карточку, которую можно обналичить только в трех банкоматах по Москве, еще и за обналичку своей же зарплаты с них проценты берут. Они все время спрашивали: «Ну когда ты нас к себе заберешь?»

Говорят, что всегда нужны какие-то начальные средства, бизнес-план, связи. У меня были только долги. Мы не брали никаких кредитов. Тем кормились, что поднимали с земли.

Сначала я начал окучивать строительные рынки. Распечатывал на стареньком принтере рекламные материалы, отдавал эти картинки со своими координатами. В течение года почти никакой прибыли не было, я считал удачной неделю, когда продавал двадцать единиц товара. Знаешь, есть такой эпизод в одном из шоу Бенни Хилла? Он играет пузатого богатого старикана, который, покачиваясь в кресле-качалке, говорит своему инфантильному потомку: «Сынок, я сделал свой капитал на том, что просто отминусовал посредников». Все просто: убрать посредников. Началась работа напрямую со строителями, с проектными организациями.

- Да, кстати, Сергей, а что вы продаете-то?

- Значит так, это называется «светильники промышленного, административного, складского назначения». Помнишь сказку про солдата, который заколдованные яблоки продавал? У него такая фраза была: «Я как эту Раиску увижу, так сразу блеват и кидат». Вот и я как произнес сейчас слово «светильники», так меня сразу «блеват и кидат». Я занимаюсь этим вынужденно, чтобы накормить родных и близких.

- У нашего малого бизнеса есть такое странное свойство - ему все время помогают. Эти мероприятия, направленные на спасение малого бизнеса от притеснений, сильно напоминают какие-то поиски Святого Грааля. Очень важные действия, явно имеющие сакральное значение для тех, кто этим занимается, бесконечно протяженные во времени… При том они вряд ли могут завершиться успехом, да никто того и не ждет, ибо тут главное - не победа, а участие. Все время какие-то форумы, выступления, Хакамада…

- Да никто меня не притесняет. Хочешь, чтобы тебя не прессовали, - будь невидимым, неслышимым, никому не интересным. Пойми, ты приходишь в рамках какой-то программы в инкубатор малого бизнеса, говоришь: «Я хочу открыть пекарню!» И тут тебе обламываются кредиты, льготная аренда, связи. Человек не задумывается над тем, что, взяв все это, он подписывает контракт с власть имущими. Когда по этому контракту приходит пора платить, он становится дойной коровой. Или его зачищают, освобождая территорию для выпаса более дойной коровы. Тогда он орет до крови в глотке про притеснение. А мне экономически выгодно и безопасно быть невидимкой. Я как то дерьмо в проруби, которое не тонет, но и не всплывает. Я не тону, потому что есть для этого необходимый ресурс, а не всплываю, потому что мне это не нужно. Я хорошо помню 90-е, за плечами армия и отнюдь не шоколадная, по утрам работа дворником во время учебы в университете, студенческие строяки за полярным кругом, бичи, зэки… Все это мне дало пищу для размышлений. Всегда выгоднее - не имидж крепить, а быть для власти невидимкой, пигмеем, капитаном Немо.

Под офис я себе снял двухкомнатную квартиру в Свиблово, на Енисейской улице. Жилой сектор, он в полтора раза дешевле, чем офисные помещения. И двое моих новых сотрудников прямо там живут, спят. Один - в одной комнате, другой - в соседней. Аренду я оплачиваю. Они утром встали, попили чай, оказались на рабочем месте.

- Два мужика?

- Нет. Женщина лет сорока и мальчик, институт недавно закончил. Родственники, тетка и племянник, ну, на самом деле - седьмая вода на киселе. Они - из деревни, куда я когда-то летом ездил отдыхать. Знаешь, там реально крепостничество. У них ушлый бывший агроном сначала скупил их колхоз, а потом и весь район. Система такая - перераздал кредиты направо и налево. В результате в каждом доме холодильники эти огромные, «Индезит», погребов уже ни у кого нет. Спутниковыми тарелками все облеплено, у всех интернет, по две машины в семье. А зарплаты никакие. Ольга, которая у меня сейчас занимается продажами, сказала, что последняя зарплата, которую она получила, работая на току в сезон, - 200 рублей. Это - деньгами. Остальные крохи ей выдали зерном. Это зажиточная Ростовская область, казачество, не какая-нибудь изнасилованная колхозами и обезлюженная индустриализацией Тульская губерния. Вопрос - что она там будет делать? В сентябре, когда я сказал: «Приезжай!», она через день приехала.

А ее односельчане будут батрачить до скончания жизни, чтобы отработать те холодильники. И дети их еще будут работать. Уйти невозможно, потому что тогда абсолютно все имущество отберут, и переезжать придется с мешочком личных вещей. Половина деревни, чтобы расплатиться, едет в Москву на заработки, здесь они работают в пекарнях, сторожами на стройках, живут по девять человек в вагончике-бытовке. Ко мне приехал Степан Николаевич, у которого я дом снимал, просит: «Возьми к себе моего сына! Он не пьет, не колется, красный диплом Зерноградского университета, с компьютером на ты». И теперь его сын у меня трудится, я ему на день рожденья сделал подарок - личный ноутбук: путь замастырит интернет-магазин.

Тут стоит отвлечься и заметить, что индивидуальный предприниматель, который скромен в потребностях и сдержан в тратах, платит налоги, считает каждую копейку и, если понадобится, строго спросит… - совсем не герой нашего времени. Очень редкое явление - гордость собственника. Есть гордость наемного работника. (То есть гордость собственника тоже есть, но она начинается уже с каких-то очень серьезных доходов.) Молодые преуспевающие люди, знакомясь на party, сообщают о себе: «Виктор, „Евразхолдинг“» - «Леонид, „Сосьете Женераль“». Имена тут же забываются, корпорация - нет, и спустя месяц участники будут вспоминать друг о друге: «Тот, в майке „Шевиньон“, из „Евразхолдинга“, который потом в гараже заснул». Попади в такое окружение Сергей, его персона вызвала бы легкое любопытство, возможно - сострадание, и уж точно - никакой зависти. Хотя, казалось бы, он - сам себе хозяин, а Викторы и Леониды - всего лишь наемные служащие, и каждого, если понадобится, завтра выгонят взашей. Однако же, что такое - единица? Голос единицы тоньше писка… Но если в фирму сгрудились малые…

Безопасно, приятно и как-то естественно - быть винтиком большого и счастливого коллектива. Радость корпоративных праздников. Пафосность и лицемерие, беспорядочность в тратах. Начальство, которое никоим образом не выбирают, а назначают наверху в ходе каких-то внутренних процессов, знать о которых нам не надо, да не очень-то и интересно. Вот недавно по телевизору показывали юношу лет двадцати пяти, который поучал профессиональных историков: «Мы должны принимать только те версии событий, которые рисуют нашу страну в наиболее выгодном свете». Это смешно для каждого, кто ни разу не слышал слов: «История нашей компании, согласно нашей корпоративной легенде…»

Такое впечатление, что мы боролись за одно, а напоролись совсем на другое. Эстетика нашего потребительского рая подозрительно напоминает фильм «Светлый путь». Толпы трудящихся, которые на выходные, стройными рядами, создавая чудовищные пробки, движутся в сторону «Меги», «Метро» или «Ашана», а потом оседают в «Кофе-хаусах» и «Япошках». Самые благополучные районы наших самых благополучных городов - пафосны, сияют витринами, но при этом не очень-то уютны и не очень-то удобны. У нас нет знакомого мясника, булочника, нет любимого кафе, где, как только появишься, спрашивают о здоровье супруги и кладут меню на любимый столик у окна, в то время как в Европе…

Впрочем, об этом можно размышлять бесконечно. Возвращаемся назад. Светильники, Сергей, Свиблово.

- Я в шесть встаю и к восьми отвожу ребенка в детский сад. Потом я ставлю машину у себя на Мичуринском проспекте и еду в офис в Свиблово. Общественным транспортом, естественно. Потому что я на метро буду ехать час, а на машине - два.

В нашем офисе каждый должен себя кормить, каждый, кроме бухгалтера и водителей, занимается продажами. Армейский принцип: «Лопата устает, а ты - нет». И сам я - продающий директор, как бывает играющий тренер. Я утром смотрю по компьютеру, какие заказы прошли, что оплачено, мы загружаем то, что готовы принять на стройплощадках. Водители отправляются в поля и эти светильники развозят. У нас машинки на базе девятки, каблучки эти трехкубовые, которые и в центр и везде пролезут. А если водитель не занят перевозками товаров, он садится и по всей Москве ищет строения, которые находятся на определенной стадии готовности. И в этот момент он тупо вбрасывает на объект каталог.

Я смотрю в будущее нормально. Потому что 28 тысяч каталогов разбросано по стране с нашими координатами. И если раньше я гонялся за любым клиентом и стоял перед ним в позе готовности, то теперь я уже выбираю, с кем работать, а кому отказать.

Не гоняюсь за крупными заказчиками. Крупные - это всегда прогиб по ценам, отсрочка платежа, товарные кредиты без обеспечения, да и конкуренты всегда готовы прислать налоговичков, пожарников, сэсников. Для меня естественнее руководить крошечным, разумным предприятием с человеческим лицом. И как можно быстрее освобождать свой расчетный счет в банке от денежных средств. Всю прибыль сразу загоняем на завод в качестве предоплаты, а потом я всегда могу оттуда взять товар. Это я кредитую завод, а не он меня. А завод обанкротиться не может - там слишком большой и массивный запущен маховик: два производства, множество представительств по России и за бугром, очень серьезные контракты.

Мне удалось за эти 10 лет ни разу не задержать людям зарплату. Ежеквартально я ее индексирую в соответствии с реальной инфляцией. Мне не страшен кризис.

- Еще один вопрос, совершенно из другой оперы… Ты ездишь в метро, много по городу мотаешься. Внешность у тебя очень фактурная. Тебе в кино не предлагали сниматься?

- Такое случалось, кажется, дважды. Один раз уже не помню для какого проекта, а второй - предлагали поработать в массовке для фильма про молодого Александра Невского. Играть тевтона там какого-то, пса-рыцаря.

Я ведь - немец. На какую-то часть. У меня пра-пра-пра-прадед был немцем шведского происхождения. Я даже знаю, что он умер в Москве от туберкулеза и похоронен на одном из немецких кладбищ. Его звали Генрихом. Не приемлю я генетически это российское раздолбайство.

Я хожу, как студент, в джинсах, езжу на машине, которая стоит полторы тысячи долларов. Зато моя жена не боится гулять по улицам. На одном этаже с нами некий бизнесмен живет, так у него четыре месяца подряд телохранители охраняли квартиру, днем и ночью стояли на нашей лестничной площадке, никуда не могли отлучиться и мочились в мусоропровод. А одна из крупных компаний, которая занималась тем же, примерно, что и мы, в этом году обанкротилась. Люди перестали отдавать себе отчет в том, где кончается прибыль, а где начинаются заемные средства. А мы - пигмеи, мы остались.