Человек со шрамом

Глава 3. «Это был черт»

Еще не было и шести, а старший сержант уже мчался в сторону Малых Грабениц. Он хотел до приезда поручика Левандовского заняться таинственным мотоциклистом, который согласно показаниям Феликсяка в тот вечер якобы ехал к деревне Лебки. Жителей этой деревни, и в особенности владельцев мотоциклов, следовало опросить с утра, перед тем, как они уйдут на работу в поле. Однако Феликсяк только предполагал, что это был мотоцикл, он вполне мог слышать шум автомобиля или трактора.

Лебки — деревня поменьше Грабениц, ведь Грабеницы, хоть и именуются Малыми, на самом деле довольно большое село. В Лебках имеется семь мотоциклов и два тягача. И ни одной автомашины. Но все владельцы этих машин дружно утверждали, что никто из них никуда не выезжал накануне вечером. Более того, никто не заметил и «чужого» мотоциклиста, который проезжал бы в это время через деревню.

Зато интересную деталь сообщили сержанту сестры Ирена и Ханна Гацувны. Девушки около половины десятого вечера возвращались от подруги. Жили они на самом краю деревни и, подходя к своему дому, услышали вдруг треск мотоцикла, который ехал со стороны Малых Грабениц. Им захотелось посмотреть, кто едет, они вышли на середину дороги, однако света фар так и не увидели. Согласно версии обеих девушек мотоциклист, не доезжая до Лебков, свернул на проселочную дорогу, по которой можно было добраться до деревни Униково, а оттуда выехать на Цехановское шоссе.

Девушки утверждали, что если бы мотоцикл ехал с зажженной фарой, то они непременно должны были бы его увидеть, ведь шум мотора слышался совсем близко, а дорога в этом месте прямая и открытая. Ни деревьев, ни кустарников.

Недолго думая, старший сержант свернул на проселочную дорогу, ведущую в Униково, — она начиналась на расстоянии каких-нибудь ста метров от Лебков. Следов там было видимо-невидимо: отпечатки велосипедных шин, тракторных гусениц и мотоциклов. Дождя почти неделю не было, поэтому оказалось невозможным отличить старые следы от тех, что появились в минувшую ночь. Не принесли ничего нового и расспросы в самом Уникове. На шоссе Покрытки—Недзбож—Униково—Черухи всегда было довольно интенсивное движение. Там проходили рейсовые автобусы, грузовые машины целыми днями свозили свеклу на сахарный завод в Цеханов, проезжало множество других машин и мотоциклов. Жители Уникова могли лишь подтвердить, что за минувшую ночь мимо них проехало несколько десятков мотоциклов. Но какие? Откуда и куда? На эти вопросы никто не мог ответить.

В Грабеницах сержант Хшановский по очереди обошел всех владельцев мотоциклов. Не ограничившись вчерашней беседой с людьми, столпившимися у магазина, он решил поговорить с каждым хозяином мотоцикла с глазу на глаз. Выяснилось, однако, что никто из них не покидал дома после восьми часов вечера. То же самое подтвердили и другие жители деревни, ни один мотоцикл не появлялся вечером на единственной деревенской улице. Таким образом, вопрос о неведомом мотоциклисте так и остался невыясненным. Непонятно, почему этот человек, выезжая из самих Грабениц или из окрестностей деревни, описал дугу? Если он направлялся в Цеханов, то путь его должен был пройти через Лебки. Если же он хотел выехать на магистраль Покрытки—Черухи, то самая близкая и удобная дорога вела как раз через Грабеницы и Недзбож. Чего ради нужно было нестись ночью по проселочному тракту, к тому же (а это уж совсем непонятно) с погашенной фарой? Даже если рефлектор неисправен. Здравый смысл подсказывал, что владелец мотоцикла мог бы выбрать более удобную дорогу.

Однако, если предположить, что на мотоцикле ехал убийца, стремившийся как можно скорее покинуть место преступления, все становится на место. Тогда и выбор пути, и погашенная фара находят свое объяснение.

Около восьми часов утра в Грабеницы прибыл поручик Левандовский со своими людьми, вместе с ними — представители уездного правления кооператива. Одновременно приехала «неотложка», которая увезла тело убитой в цехановскую больницу на вскрытие.

Офицер милиции прежде всего тщательно обыскал магазин и квартиру погибшей. Помимо кучки серебра на прилавке, удалось обнаружить еще несколько монет, закатившихся под полки с товарами. Больше в магазине денег не было. В квартире же Антонины Михаляк, в сумочке убитой и в шкафу под стопкой белья нашли еще тысячу девятьсот сорок семь злотых и сберегательную книжку с вкладом на восемнадцать тысяч злотых. Последний вклад был сделан месяц назад. Однако сумму в сорок семь тысяч восемьсот злотых, указанную в банковском счете, обнаружить нигде не удалось. Что исчезло из магазина — можно было установить, лишь сняв остатки, чем и собирались заняться представители правления кооператива.

Поручик выслушал рапорт сержанта о таинственном мотоцикле и, подумав, заметил:

— Конечно, может, вы и правы. Преступник действительно мог спрятать мотоцикл где-нибудь поблизости и, совершив преступление, убраться восвояси. Самое удивительное: этот человек прекрасно знал, что в магазине — крупная сумма денег, которых завтра не будет. Явно у преступника какие-то связи с местным населением, с Малыми Грабеницами или же с Недзбожем. В конце концов после ограбления преступник мог умчаться к Лебкам, а оттуда, сделав круг, вновь вернуться в Грабеницы.

— Нет. Мне удалось установить, что вечером здесь вчера никто мотоциклом не пользовался. Отъезд или возвращение мотоциклиста не ускользнули бы от внимания соседей.

— А в Недзбоже?

— Там проверить труднее, — признался сержант. — Ведь тракт Покрытки—Черухи — магистраль оживленная. На мотоцикл или автомашину никто внимания не обратит.

— Значит, убийцу нужно искать прежде всего в Недзбоже. Выясните, сержант, не одалживал ли там кто-нибудь вчера свой мотоцикл. Практика показывает, что преступники чаще всего пользуются ворованными или одолженными средствами транспорта. Не исключено, что бандит позаимствовал машину где-нибудь в другой деревне или в самом Цеханове. Но, возможно, ехал и на своей собственной. Если он не профессионал, а любитель, вряд ли мог продумать все детали. Хотя маршрут своего бегства он разработал очень ловко. Отправляйтесь сейчас в Недзбож и проверьте по списку всех владельцев мотоциклов и автомашин, узнайте, какими именно пользовались вчера. Попробуем также получить оттиски покрышек на дороге от Лебков до Уникова. И если это окажутся покрышки каких-нибудь недзбожских мотоциклов, то это будет если не веским доказательством, то хотя бы серьезной уликой.

Сержант Хшановский собрался было выполнять приказ, но тут произошло нечто, в корне изменившее ход следствия. К офицеру милиции подошла жительница деревни гражданка Мария Гженда, она вела за руку испуганную девочку.

— Вот малышку свою привела, — сказала пани Гженда, — она с самого утра невесть что болтает. В школу ее не пустила, вдруг, думаю, вам пригодится то, что ребенок рассказывает. Ну-ка расскажи дядям о черте, которого ты вчера видела.

Но девочка молчала, словно воды в рот набрала.

Поручик Левандовский полез в карман и вытащил оттуда горсть конфет. По опыту он знал, что, отправляясь на дело, не надо пренебрегать показаниями детей, а завоевывать их доверие можно с помощью сладостей. Дети, конечно, не во всем способны разобраться, зато они наблюдательны, и их показания часто помогают следствию. И, прежде чем приступить к расспросам, он протянул девочке конфету. Однако та не двинулась с места.

— Возьми же, раз пан тебя угощает, — вмешалась мать.

Девочка взяла конфету, развернула бумажку и сунула леденец в рот.

— Вкусно? — поинтересовался поручик.

— Угу, — промурлыкала девчушка и неожиданно сказала: — А папа мне привозил такие же из Цеханова. Только у тех были зеленые фантики.

— В следующий раз постараюсь купить в зеленых фантиках, — серьезно пообещал Левандовский. И, стараясь ободрить ребенка, спросил: — А как же тебя зовут?

— Ханочка Гженда.

Девочка становилась все смелее.

— Так ты, Ханочка, вчера видела черта?

— Двух чертей, — серьезно ответила девочка.

— А откуда ты знаешь, что это были черти?

— Потому что такие же ходили с ряжеными на рождество.

— Ага, понятно, — кивнул офицер. — Наверное, это и в самом деле были черти. А где ты их видела?

— Они стояли около магазина пани Михаляк и смотрели в окно.

— А ты сама что там делала?

— Я домой шла. Я была у Паулины в Недзбоже.

— Ханка вернулась домой около девяти часов, — пояснила мать. — Я даже всыпать ей собиралась за это, да отец не дал. Еще раз такое выкинет — покажу ей, где раки зимуют.

— А мы сначала с Паулинкой играли, а потом стали уроки делать. Когда кончили уроки, уже совсем темно было. Учительница такие трудные задачи задала! Велела нарисовать в тетрадке трапецию.

— Трапецию? — подхватил старший сержант Хшановский. — Это действительно очень трудно, — убежденно сказал он. — Может, еще и равнобедренную?

— Не знаю, — искренне призналась Ханочка.

— Уж и детей мучают… — буркнул сержант. Ему явно не по душе была учебная программа недзбожской начальной школы.

— Возьми еще, — поручик протянул девочке конфету.

На этот раз Ханочка не заставила себя долго упрашивать.

— Так как же ты этих чертей увидела?

— Я возвращалась от Паулинки по дороге. Было темно, и я немножко боялась. Смотрю, в магазине окошки светятся, два черта стоят и в окошко заглядывают. Я испугалась и припустилась домой.

— Правда, — подтвердила мать. — Ханка примчалась домой запыхавшись. И за ужином не хотела есть.

— А ты рассказала маме про чертей?

— Нет, сразу не рассказала. Я боялась.

— Кого боялась? Маму?

— Мама ругалась, почему я поздно пришла домой. Но боялась я чертей — не хотела, чтоб они мне приснились.

— Ага, — с пониманием подхватил поручик. — Но они тебе не приснились?

— Нет, — ответила девочка.

— Значит, и не приснятся. Их уже нет тут. Так что ты, Ханочка, можешь смело рассказать, как они выглядели.

— Теперь могу, — согласилась девочка. — Я утром сразу же рассказала маме про чертей. Это они утащили пани Михаляк в ад.

— Езус Мария! — пани Гженда даже перекрестилась. — Чего только она не болтает! Пани Михаляк умерла, ее ангелы забрали.

— Но вчера за ней черти приходили, — упрямо твердила девочка.

Пани Гженда собиралась одернуть дочь, но поручик сделал ей знак, чтобы она не вмешивалась в его разговор с дочерью.

— Ты права, Ханочка, это были черти, — согласился Левандовский. — И их было двое. А как они выглядели?

— Один был высокий, а другой — низенький.

— Совсем маленький? Как ты?

— Такой, как мамочка. Может, немножко повыше. И весь черный.

— Весь черный?

— С черным лицом. Ни носа, ни глаз, одна чернота. Волос тоже не было, и на голове тоже что-то черное.

— Может быть, шапка?

— Черти шапок не носят.

— Ах, ну да, — вовремя спохватился поручик. Он прервал разговор с девочкой и что-то шепнул старшему сержанту. Тот вышел из комнаты.

— Ну а второй черт какой был?

— Такой высокий, со светлыми волосами.

— А его лицо помнишь?

— Я видела только глаза и волосы. Пониже — черное пятно, ни рта, ни носа не было.

— А как эти черти были одеты?

— Оба в куртках. Как у Стаха, только посветлее.

— Кто такой Стах? — на этот раз поручик обратился к матери девочки.

— Стах — мой старший сын, — объяснила пани Гженда. — Семнадцатый год мальчишке.

— А в какой куртке он ходит?

— Отец купил ему черную капроновую куртку на «молнии». Сколько раз я ему говорила, чтобы поберег ее для праздника, да разве он меня послушает? Он бы и спал в ней, если ему волю дать.

— Черти были в сапогах?

— Не знаю. Я сразу убежала. Испугалась.

— Еще бы! Я бы тоже этих чертей испугался, — признался поручик. — А в окне ты видела свет?

— Да. В магазине все лампочки горели.

— А черти заглядывали в окно? Оба?

— Только тот, большой. Черный стоял немножко подальше.

В этот момент вернулся Хшановский. Он протянул поручику черный чулок.

— Ну-ка посмотри на меня, Ханочка, — попросил офицер милиции. — Похож я на того маленького черта? — И поручик натянул на голову принесенный сержантом чулок.

Девочка в испуге отпрянула.

— Да-а, очень похожи, — пролепетала она.

Поручик сдернул чулок и вернул его Хшановскому.

— Расскажи-ка мне еще, Ханочка, про того высокого черта. Ты видела, какие у него глаза, лоб, волосы? Ну-ка вспомни.

Ханка задумалась.

— Я сразу убежала. Но волосы у него такие белые, а на лбу царапина.

— Царапина?

Девчушка приложила палец ко лбу над левым глазом.

— Вот здесь, — сказала она, — у него такая красная полоска. Как будто он сильно, до крови, об забор ударился.

— Ты его хорошо разглядела?

— Он у самого окна стоял. Я хорошо видела, — твердо сказала девочка.

Левандовский снова угостил ее конфетой и поблагодарил Марию Гженду за то, что привела дочку. Эти сведения, сказал он, могут быть очень полезны при поисках убийцы.

Когда женщина вышла, поручик обратился к сержанту:

— Мне кажется, девчушка говорила правду. Да и откуда бы ей знать о «человеке со шрамом»? Сначала мне не хотелось ей верить. Ведь до сих пор этот преступник никогда не убивал своих жертв. Но все остальное сходится: низенький, с черным чулком на голове и высокий блондин со шрамом над левым глазом.

— Может быть, Михаляк не хотела отдавать денег и поэтому они ее убили?

— Сомневаюсь. Ведь их было двое. Уж как-нибудь они и без убийства справились бы с одной женщиной. Не знаю, слышали ли вы о том, как человек со шрамом совершил налет на дом приходского священника в Вербовской Воле. Священник тоже не хотел отдавать денег. Тогда они его так отдубасили ножкой от стула, что он недели три провалялся в больнице. Перед уходом они связали ксендза и заткнули ему рот кляпом. А деньги сами отыскали в канцелярии прихода, в столе. Им стало известно, что ксендз в тот день продал свою машину за шестьдесят с лишним тысяч злотых и что он пока держит деньги дома. Но все-таки они не убили свою жертву.

— Может, потому, что это был ксендз?

— Ну да, как же! А беззащитную женщину без колебаний пристрелили? Кстати, врач подтвердил, что выстрел был сделан с расстояния трех метров и несколько сверху. Это свидетельствует о том, что Михаляк сидела на стуле и никакой борьбы не было.

«Человек со шрамом»! Старший сержант видел папку с такой надписью в уездном отделении милиции в Цеханове. Однако сам он до сих пор еще ни разу не сталкивался с этим неуловимым бандитом. Более двух лет «человек со шрамом» держал в страхе как Цехановский, так и прилегающие к нему уезды. Действовал он всегда одинаково. В день, когда в магазине или у кого-нибудь из богатых хозяев либо у приходских священников появлялась крупная сумма денег, туда неожиданно врывались два замаскированных бандита, У низенького на голове всегда был черный чулок, закрывавший лицо. Высокий ходил с непокрытой головой и в черной маске, закрывавшей глаза. Волосы у него были светлые, на лбу, над левым глазом, виднелся большой красный шрам.

Несмотря на запоминающуюся внешность, преступник каким-то чудодейственным образом ускользал от всех милицейских облав. За два года он вместе со своим помощником совершил более двадцати налетов и похитил (насколько это возможно было установить, ведь люди не всегда называют истинную сумму убытков) без малого миллион злотых.

Главарем, очевидно, был тот, высокий. Его сообщник всегда держался позади и никогда не подавал голоса. Приказы своего шефа он выполнял молча. Оба они имели при себе огнестрельное оружие. Причем «человек со шрамом» иногда стрелял. Но только для острастки, до сих пор налеты обходились без убийств. Антонина Михаляк — его первая жертва. Но бывало и так, что бандит избивал тех, кто не хотел расставаться с деньгами. Так, однажды он зверски избил богатого крестьянина, в доме которого надеялся найти пятьдесят тысяч злотых, вырученных за сахарную свеклу. Но бандита ждало разочарование: часть денег была уже положена на сберегательную книжку.

Стала известна также одна из его зловещих шуток, которая могла кончиться для невинной жертвы трагически. Некий ксендз снял со сберкнижки в Цеханове несколько десятков тысяч злотых, чтобы уплатить за ремонт костела и своего дома. В тот же вечер к нему явились бандиты. Однако ксендз, то ли предчувствуя что-то, то ли попросту задержавшись в Цеханове, заночевал у знакомых в городе. В доме находился лишь викарий, даже экономка ксендза ушла посплетничать к кумушкам.

Обозленные неудачей, бандиты избили ни в чем не повинного викария и забрали у него девятьсот злотых. Но перед уходом они показали викарию ручную гранату и велели ему стать на колени, а голову сунуть в печь. Перепуганный викарий исполнил этот приказ (следует добавить, что дело происходило летом и печь была нетоплена), и тогда высокий бандит объявил, что он положит на спину викария гранату, если она свалится на пол — произойдет взрыв. И действительно, викарий почувствовал, как они положили ему что-то на спину. Бандиты исчезли, а священнослужитель, умирая от страха и усталости, так и стоял, засунув голову в печь, пока не услышал удивленный голос экономки:

— Что это вы ищете там, в печке? И зачем положили себе на спину яйцо?

Стоит ли говорить, что бедный викарий поплатился за хулиганскую выходку бандитов тяжелой болезнью.

Одно обстоятельство в этом деле поражало офицеров милиции, проводивших следствие. Осведомленность бандита была поистине фантастической. Он действовал почти без промаха. А то, что несколько налетов кончились неудачно, объяснялось простой случайностью.

Для поимки бандита применяли разные способы. Неоднократно устраивали засады. Причем «наживку» даже не посвящали в курс дела. Милиция осторожно выясняла, кто и когда получал значительные суммы денег, и устраивала засады по соседству с домом владельца, но бандиты там ни разу и не появились. Организовывали засады и в сельских магазинах. Укрывшись в комнатке за лавкой, милиционеры иногда целыми днями поджидали злоумышленников. В Каргошине, например, милицейский пост продержали пять дней. И что же — «человек со шрамом» явился туда через неделю, забрал всего пятнадцать тысяч злотых, но объявил заведующему магазином, что «нанес ему визит» только для того, чтобы дать милиционерам повод вновь посетить эту деревню, «где они так приятно провели время в клетушке за лавкой». Ни до, ни после этого случая никто не видел начальника уездного отделения милиции в такой ярости.

В другую деревню — Жечки-Вулька, где был пункт сдачи скота, бандиты явились средь бела дня. Они выстрелили раза два в воздух и велели перепуганным крестьянам возвращаться домой, прихватив с собой всю скотину. А потом забрали деньги, предназначенные для закупки скота, всего более ста шестидесяти тысяч злотых. Прежде чем начать операцию, они перерезали телефонный провод. А потом с похищенными деньгами вскочили на одну из подвод — подводу впоследствии нашли в ближайшем лесу. Немедленно организовали облаву с участием затребованного из Варшавы подкрепления. Облава не дала никаких результатов. Бандиты как в воду канули.

Уездное отделение милиции даже выдвинуло версию, что на самом деле в шайке гораздо больше людей. Помимо тех двух, уже известных бандитов, в нее входят еще и информаторы. Они осуществляют разведку и собирают сведения в районах. Иначе откуда бы у этой парочки такая прекрасная информация, позволяющая им действовать наверняка? Однако и эту теорию пока не удалось обосновать.

Бандиты главным образом облюбовали Цехановский уезд. Почти все налеты были совершены именно здесь, и лишь несколько — в соседних уездах. Потому-то весь накопившийся по этому делу материал воеводское управление и сосредоточило в Цеханове.

Дела этого работники следственного аппарата боялись как огня. Ничего, кроме неприятностей и разносов, оно не сулило. Поэтому каждый, кто так или иначе сталкивался с делом под грифом «Человек со шрамом», стремился как можно скорее передать его под любым предлогом другому.

Теперь, после показаний маленькой Ханки, настроение поручика Левандовского заметно ухудшилось. Он не без основания предчувствовал, что капитан Жвирский, которого недавно «осчастливили», вручив ему пухлые папки с этим знаменитым делом, тотчас же подбросит ему это «кукушкино яйцо».

Зато старший сержант Хшановский очень гордился. Честь его «подопечных» была спасена. Преступник оказался из района, который милицейский пост в Домброве Закостельной не обслуживал. Однако не успел он выразить поручику свою радость, как Левандовский с ходу опрокинул на него ушат холодной воды:

— Соберите, сержант, в Недзбоже те сведения, о которых я говорил. Не исключено, что бандит живет в одной из этих деревушек. А то, что он до сих пор почему-то обходил ваш район, может служить лишь подтверждением известной поговорки: «Хороший вор на своей улице не крадет». Может быть, он вас не беспокоил именно потому, а теперь не устоял перед соблазном, ведь в кассе магазина у него под боком лежали сорок семь тысяч злотых. Будучи своим человеком в этих местах, он предпочел не рисковать — боялся, вдруг Антонина Михаляк его узнает — и убил ее.

— Пан поручик, — пробовал возразить Хшановский. — Я служу в Домброве Закостельной почти восемь лет. Каждого человека тут знаю. Нет здесь такого, со шрамом над левым глазом.

— Это еще неизвестно. К тому же вовсе не доказано, что в этих местах живет именно тот, высокий, со шрамом. А может быть, как раз тот, что поменьше ростом, ведь его лица никто не видел?

Старший сержант ничего не ответил. Хочешь не хочешь, а пришлось ему сесть на мотоцикл и отправиться в Недзбож. Он вернулся часа через три без особых результатов. Жители Недзбожа, как и крестьяне других деревень, целыми днями копали в поле картофель. Поднимались они затемно и вечером, усталые, ложились спать пораньше. Никто из них не совершал вечерних прогулок на мотоцикле, никто никому не одалживал своей машины. И не было у них ни времени, ни желания разглядывать тех, кто проезжал на мотоцикле вдоль деревни.

Тем временем поручик Левандовский тоже не сидел сложа руки. Он побеседовал со многими жителями Малых Грабениц, набросал десятка полтора рабочих заметок, составил протоколы. Но что толку? Следствие не сдвинулось с мертвой точки.

Уже сгущались сумерки, когда милицейская «варшава» двинулась обратно в Цеханов, а старший сержант Хшановский вместе с капралом Кацпереком возвратились к себе в Домброву Закостельную.