Чему быть, того не миновать

Глава 13

Торговый центр был приятно оживлен движением выходных дней, перемещающимся быстро мимо выставки фотографий. Большинство людей шествовали, не обращая ни на что внимание кроме того, чтобы дойти к новой паре джинсов или замороженному мокко. Именно так мы и проживали наши жизни в большинстве времени — если что-то не останавливало нас, чтобы понять, что жизнь является мимолетной — слишком занятые деталями существования, чтобы признать вещи, из которых и складывается наша сущность, наша душа. Нет, я не была подавлена, просто на меня нахлынул момент самосозерцания, и когда я стояла перед фотографией Накиты, сделанной в тихой больнице ночью, я надеялась, что никто не заметил, что это действие происходило в другом штате. Она делала этот снимок под углом, заставляя огни пылать почти так, как я все видела когда, обращалась к будущему. Но у нее все это было… ну как если бы вы смотрели с близкого расстояния…

— Она размыла это намеренно? — спросил мой отец сзади, и я подскочила, чуть не разлив молочный коктейль. Джош купил его для меня прежде, чем извинившись, скрыться на соседнем фуд-корте. Ему понравилась мои фотографии, но после пяти минут он был перенасыщен этим зрелищем. Барнабас и Накита были в самоволке, но я полагала, что они находились где-то рядом, избегая моей матери, как большинство нормальных людей. Да, моя мама. Она появилась сегодня утром без предупреждения, заявив, что будет здесь, на шоу в торговом центре, но я думаю, что она направлялась в Калифорнийский центр заключения несовершеннолетних, куда ее вызвали по моему поводу, и была перенаправлена, спасибо, Богу, Барнабасу, серафимам, и, возможно, Грэйс.

— Боже, я не знаю, что в голове у Накиты, когда она фотографирует, — ответила я. — Она просто наводит и нажимает. На все.

— Да, но ты раньше была такой же, — мой отец добродушно положил свою руку мне на плече, и я закатила глаза. Я стянула его за руку со своего плеча и потащила его дальше, прежде чем он заметил, что эти фотографии сделаны в другом штате. Вытянув шею, он попытался задержать на них взгляд.

— Что бы она ни делала, ей нужно продолжать это делать, — сказал он, щурясь через плечо. — Все ее работы уникальны… странное качество. Это — как будто я через нее впервые вижу горе, тревогу или радость.

— Правда?

— Да, — сказал он, затем наклонил голову, приподняв бровь. — Это не наша местная больница, не так ли?

— Я не заметила. — Взволнованная, я остановилась возле последней фотографии Накиты, погружаясь в легкий шок. Я не имела понятия, когда она успела это снять. Эта фотография завоевала высшую награду согласно небольшой наклейке на уголке, и была выставлена на аукцион. Но это не то, от чего я была напряжена. На фотографии была я со спины, когда я шла по темному тротуару с опущенной головой, обхватив себя руками. Это было возле дома Шу ночью, и там были шары, тянущиеся позади меня как пузыри. Их было, по крайней мере, пятьдесят. Дерьмо, там были ангелы-хранители, следящие за мной, и я даже не знала об этом?

— Хм, ты хочешь увидеть мои? — пробурчала озадаченно я, потянув отца за руку, чтобы отвести его туда, где стояла моя мать с модным клатчем в руке перед моими тремя фотографиями, как будто мои фотографии были единственными здесь. Но отец не двигался, его взгляд был прикован к черно-белой фотографии Накиты со мной в окружении ангелов.

— Как она это сделала? — спросил он с зависшем над шарами пальцем. — Думаешь, это две фотографии наложились друг на друга?

— Наверное, — отмахнулась я, становясь все более раздражительной. Они следили за мной, чтобы оценивать меня как хранителя? Барнабас думал, что ангелы-хранители, несмотря на их небольшие размеры, были сильнее, чем даже серафимы. Кто знает… Кто-то однажды сказал мне, что херувимы сидел рядом с престолом Божиим, но чем больше я слышала об этом от «экспертов», тем больше я понимала, что никто об этом ничего не знает наверняка.

Медленно плечи отца поникли, и глаза его сделались печальными, когда он посмотрел на изображение. Я заколебалась, а потом, зная, что он не сдвинется с места, пока не удовлетворит свое любопытство, я отступила назад, чтобы встать с ним рядом и попытаться посмотреть, на что он смотрит — не на то, что было под стеклом, а на то, что было в уме человека, делающего этот снимок.

Черно-белое изображение добавило снимку туманной остроты, и казалось, что бремя всего мира было на мне. Я вспомнила эту ночь. Накита прекрасно передала мое беспокойство в необходимости исправить то, что я тогда сломала. И когда я посмотрела на снимок, казалось, что эта усталость снова нахлынула на меня. Накита была хороша. Действительно хороша.

— Тебе было так непросто? — прошептал мой отец с мягкой боль во взгляде. — Я думал, что ты была счастлива здесь. Если ты хочешь, то можешь вернуться со своей матерью…

— Нет! — быстро перебила его я, обнимая его сбоку за талию и чуть не пролив свой коктейль. — Я счастлива. Мне здесь нравится. Мне нравится жить с тобой. Я чувствую… сосредоточенность, — я специально использовала одно из его любимых слов. — Просто это была ужасная ночь. Ты знаешь… парни. Но теперь все в порядке. — Я взглянула на Джоша на фуд-корте, к нему уже присоединился Барнабас. — Я даже не знала, что она поймала именно этот момент, — закончила я.

Папа посмотрел на маму, которая стояла перед моими фотографиями с таким выражением лица, как если бы они были портретом Моны Лизы. — Ну если ты уверена…

— На сто процентов, — задорно заверила я его, потом добавила: — Только не говори маме, хорошо? Она заставит меня носить эту странную одежду.

Он рассмеялся, глядя на мою короткую юбку, колготки, и верх, который настолько не вязался с остальными вещами, что в результате это все сработало, как ни странно. Большая часть напряженности, которая в нем появилась с момента появления моей мамы в городе, казалось, испарилась. Он смотрел на меня все утро, как будто он пытался понять, что именно изменилось. Я думаю, его подсознание почувствовало, что я снова жива, и он пытался найти более разумное объяснение тому, что вообще произошло. Улыбаясь, он обнял меня за плечо, и мы медленно двинулись к маме. Я завоевала поощрительную премию, и она чувствовала себя неимоверно гордой за меня. Именно в этом была моя мать — ее гордость, исходящая от нее больше, чем ее трехсотдолларовые духи.

— Это замечательно, Мадисон, — сказала она, отодвигая в сторону ручку, лежащую рядом с аукционным листом, и демонстративно доставая свою инкрустированную бирюзой, чтобы сделать очередное предложение цены. — Все еще снимаешь мечты? — добавила она, вспоминая мою тягу с детства фотографировать облака. Снимок не был каким-то специальным, просто фотография, чтобы выполнить задание урока.

— Спасибо, мама, — сказал я, обняв ее тоже, чтобы она не чувствовала ущемленной в моей любви. Я прижалась к ней, закрыв глаза и вдыхая запах влажного шелка. Ее объятия показались мне слишком сильными, слишком долгими. Она казалась обеспокоенной, ловя мой взгляд, когда я отстранилась от нее. Она выглядела так же в ее модной обуви, ее брюках со стрелками и ее шелковой блузке, ее волосы были уложены в консервативный кокон, и ее макияж был совершенным. Как обычно, она выделялась на фоне моего выбора одежды и повседневных брюк и рубашки папы, но я могла точно сказать, что она беспокоилась обо мне. Морщинки вокруг ее глаз вырвались из-под ее дорогих кремов, чтобы выдать ее.

— Я не могу поверить, что ты все-таки приехал из Флориды на выставку, мама, — сказал я, пытаясь заставить ее перестать пялиться на Барнабаса и Джоша.

Ее внимание снова вернулось ко мне, и на ее лице промелькнула быстрая неуверенная улыбка. — И пропустить это? Никогда. На этой неделе у меня не было ничего, кроме сбора средств для онко-больных, но люди, которые управляют организацией всего этого, знают лучше меня, что нужно делать. — Она убрала свою ручку, тщательно игнорируя моего отца, перемещаясь к снимку с черными крыльями.

— Я не говорила тебе, что у меня была пересадка на самолет в Аризоне? — добавила мама, кивая на «ворон». — Промежуточный рейс был отменен. Я чуть не попала на рейс в Сан-Диего вместо Иллинойса. Чертовы управляющие авиакомпаниями.

Я засуетилась, не зная, что сказать. — Ну, я рада, что ты здесь, — наконец сказала я. — Это действительно много значит для меня. — Я с жадностью проглотила остатки коктейля. Увидев это, мой папа скрыл улыбку, а мама хмуро обернулась на непроизвольно громкий звук моего глотка. Это был первый раз за месяц, когда я сама ела или пила перед отцом без принуждения. Я была все еще голодна и все время поглядывала на фуд-корт, где Барнабас с Джошем ждали меня с недоеденной картошкой фри на тарелке. Накита стояла с прищуренными глазами и упершись руками в бедра. Она и Барнабас спорили. Ничего нового.

Моя мама, всегда чувствительная к мальчикам, крутящимся вокруг ее единственной дочери, подняла брови на эту разношерстную троицу. Барнабас, конечно, был усладой для глаз, но именно Джош не сводил с меня полного надежд взгляда, даже когда он набивал картошкой свой рот. У меня заурчало в желудке. Казалось, он хотел наверстать упущенное время.

— Эй, ребята, не возражаете, если я поговорю с моими друзьями минутку? — спросила я, мечтая побыстрее добраться до фри, прежде чем Джош всю ее съест.

— Да, иди, — ответила мама, подозрительно глядя на Барнабаса. — Пригласи их присоединиться к нам за обедом, — добавила она, ее взгляд поднялся и задержался на моем амулете.

— Я спрошу, — попятилась я, заливаясь краской, и рука моего отца соскользнула с моего плеча. Он непринужденно поправил часы.

— Зарезервировано на двенадцать тридцать, — добавила мама. — Я думаю фургон, который я арендовала, вместит всех нас. Я хотела бы пообщаться с твоими новыми друзьями. — Она посмотрела на свои часы и пробормотала, — Одиннадцать семнадцать. — Вздохнув, она добавила: — Особенно с твоими парнями.

О Боже. Дайте мне яда. — Ты же познакомилась с Джошем, — сказал я осторожно, зная, что она говорит о Барнабасе.

— А кто этот молодой человек, который разговаривает с Ники? — спросила она.

— Она Накита, — поправила я ее, чувствуя прилив тревоги, когда Накита, казалось, сдулась от чего-то, что сказал Барнабас, ее гнев улетучился, оставляя только грусть. Что-то там происходило. Джош тоже выглядел понуро.

— И Барнабас не мой парень, — сказала я, и моя челюсть отвисла, когда Накита быстро обняла Барнабаса. — Он больше… — Я осеклась, моргая, когда Накита повернулась и пошла прочь, опустив голову и выглядя несчастной. — Он помог мне с несколькими вопросами, — сказала я отстраненно, напрягаясь всем телом. Что происходит?

Моя мать прочистила горло, и я обернулась, не обращая внимания на ее недоверчивый взгляд. — По-моему, он еще тот Казанова.

— Да-а-а-а, — безучастно протянула я, просто желая пойти и узнать, что случилось. — Хм, не возражаете, если я, э-э…

— Иди! — сказал мой отец, доставая свою обычную шариковую ручку Биг из кармана и перебивая ставку моей матери на мою унылую тусклую фотографию. Я услышала как моя мать фыркнула, когда я уже отвернулась и шла от них в направлении фуд-корта. Я не могла сдержать улыбку. Я знала, что не было ни одного шанса, чтоб они когда-нибудь снова были вместе, но здесь и сейчас между ними был мир, которого раньше не было, и мне было приятно, что сейчас они оба возле меня. Сосредоточились, как сказал бы мой отец.

Погрузившись с головой в свои мысли, я выбросила пустой стаканчик, и почувствовала блаженство, присоединяясь к Барнабасу и Джошу. Глядя, как я окунаю фри в кетчуп, Джош одарил меня понимающей улыбкой.

— Мэдисон, у твоей мамы взгляд… придирчивый, — сказал он, и я фыркнула.

— Я могу представить, почему ты не ладишь с ней, — добавил Джош, и я плюхнулась в свое кресло.

— С ней все в порядке, — ответила я, выпрямляя спину, чтобы мама не хмурилась. — Она просто хочет быть уверенной, что я в безопасности.

Барнабас отвел взгляд от магазина, в который вошла Накита. — Я не смогу пойти на обед, — сказал он сердито.

Мои брови взметнулись вверх. — Ты все слышал?

Джош налил больше кетчупа. — Ага. Он слышал весь ваш разговор. Сидеть с ним — это как сидеть с агентом ФБР. Я, однако, хотел бы пойти на ланч. — Он забросил в рот фри, едва избегая попадения кетчупа на себя. — Я уже договорился со своей мамой, — добавил он с полным ртом.

Я проследила за темным пристальным взглядом Барнабаса вглубь зала. Он думал о Наките. — Я, э-э, говорила с Полом сегодня утром, — сказала я, и Барнабас перевел свое внимание на меня. Что-то, что могло быть тревогой, пронеслось через него, и я подняла руку в успокоительном жесте.

— У нас все хорошо, — успокоила его я. — Рон вытащил свой меч из пола внутреннего дворика и ничего не помнит о том, что Пол помогал нам прошлой ночью.

— Отлично, хорошо. — Тон Барнабаса был спокойным, но язык его тела не соответствовал этому. — Я тоже общался с Полом, — добавил он, уставившись на стол.

— Правда? — Я надеялась, что Накита в порядке. Это было не похоже на нее, чтоб она… вот так уходила. Она была на седьмом небе от счастья, с тех пор, как выяснила, что я осталась хранителем и что можно изменить ход вещей.

Тягостная тишина повисла за нашим столом. Джош смотрел на Барнабаса, а жнец старательно пытался игнорировать его, глядя на свой амулет. Обычный плоский камень светился, и я увидела в нем намек на огненно-желтый. Желтый, как при переходе к красному.

— Что происходит? — спросила я, вспомнив в начале сердитое, а потом печальное настроение Накиты.

— Просто скажи ей, Барни, — подтолкнул его Джош, заработав злой мимолетный взгляд от жнеца.

— Скажи мне, что? — теряла я терпение.

Однако, Барнабас сидел со сжатыми в тонкую линию губами, плотно сцепив руки на столе. Я могла видеть мою мать за его спиной, наблюдающую за нами.

Джош отхлебнул от своего напитка. — Барнабас хочет вернуться к Рону, — сказал он, искоса глядя на Барнабаса.

Мои губы приоткрылись, и я подалась вперед. — Прости, что?

Мой громкий возглас тут же привлек внимание моей мамы, но папа поймал ее за локоть и потянул прочь, предоставив нам конфиденциальность, которую я заслуживаю, но она до сих пор почему-то не понимала этого.

— К Рону? — сказала я тише, но не менее яростно.

Выражение лица Барнабаса перешло от злого к несчастному. Его темные глаза смотрели на меня умоляюще, он потянулся к моим рукам, и я отдернула их. Неудивительно, что Накита разозлилась.

— Это не так, — выдавил он виновато, — и я не хочу возвращаться к Рону. Я хочу вернуться к Полу.

Пол?

Увидев, что мой гнев утихает, Барнабас наклонился. — Мэдисон, я поговорил с Полом сегодня утром после того, как серафим настроил твой амулет. Он говорит, что Рон не помнит не только то, что он помогал нам, но еще и то, что я его тоже оставил когда-то. Рон думает, что я все еще светлый жнец. Зачем, ты думаешь, серафим сделал это?

— Ты хочешь вернуться? — пискнула я, ненавидя, что мой голос был настолько высок. — Ты не веришь, что мы можем все изменить? После того, как я убедила серафимов дать нам попробовать?

— Нет! — Он покачал головой, взглянув на Джоша.

— Я верю. Но как же Пол? Он хочет помочь, и он не может сделать это самостоятельно. Ему нужен кто-то, чтобы помогать ему, как Джош у тебя.

Джош ухмыльнулся, запихивая фри в рот. — Я твой секретный агент, — промурчал он, явно наслаждаясь самим собой.

Я съежилась, облокотившись локтями об стол.

— Еще у тебя есть Накита, чтобы помочь тебе, — тихо сказал Барнабас, его голова почти касалась меня. — У Пола же нет никого. Я знаю Рона всю свою жизнь, и он будет использовать свои знания, чтобы обойти его. Пол собирается посылать тебе светлых жнецов, и кому-то придется лгать Рону об этом. — Он мягко усмехнулся, откинувшись назад с лукавым взглядом. — Если есть какая-то вещь, которую я могу безукоризненно делать, так это ложь. Я врал себе на протяжении веков. Я буду с тобой, если понадоблюсь, но пока я останусь с Полом и понаблюдаю за светлыми жнецами, которые могут искать новые ответы на старые вопросы, а затем прикрывать тех, кто придет к тебе за этими ответами.

Мое сердце ныло. — Хорошо, — прошептала я, чувствуя, как начинает расти комок в горле. Он уходил, но он уходил с определенной целью. Барнабас собирался быть светлым и темным одновременно. Он мог это сделать. Просить его остаться было бы эгоистичным. — Я буду скучать по тебе, — всхлипнула я, сдерживаясь, чтоб не заплакать.

— Эй! — сказал он, его легкое прикосновение к моей руке, казалось, согрело меня. — Мы все еще можем общаться, верно?

Я кивнула, несчастная, не смотря на то, что сейчас у меня было все, чего я хотела. Барнабас был со мной с момента, как я проснулась мертвая в морге, и его «до свиданья» было… сродни прощанию.

Барнабас встал, и я тревожно моргнула. — Я не умираю, — сказал он, наклонившись, чтобы обнять меня. — Но я буду скучать по тому, что ты все время выглядишь так, будто ты только что ранним утром слезла с постели.

Я закрыла глаза и почувствовала в нем божественное и его запах перьев и подсолнухов. Мои мысли обратились к Саре, некогда живущей своей жизнью с ним. На что это было бы похоже, я задавалась вопросом, чтобы быть рядом с этим божественным ангелом всю свою жизнь? Это было бы слишком для меня, и поэтому я позволяю ему уйти.

Он поднялся, и я улыбнулась ему. — Она любила тебя до последнего вздоха, не так ли? — вдруг спросила я.

Барнабас замер, соображая, что я говорю о Саре. — И после, — серьезно сказал он. — Иногда… я завидую вашим завершениям. Они ведь не всегда плохие. В большинстве случаев это только начало. — Он наклонил голову, глядя мимо меня. — Мне нужно идти.

Джош вытер руку и протянул кулак. — Удачи тебе на той стороне, братан, — сказал он, и оба стукнулись костяшками.

Комок в горле, казалось, поселился навсегда, и я сделала глубокий вдох. Если бы моя мама увидела меня в таком состоянии, она подумала бы, что я влюбилась в Барнабаса.

— А вообще, — сказал Барнабас, поворачиваясь, чтобы уйти, но задержавшись на миг взглядом не чем-то за моей спиной — я думаю, ты будешь слишком занята, чтобы скучать по мне.

Я обернулась. Накита стояла опять уверенная в себе с нахальным взглядом рядом с Демусом. Темный жнец, казалось, был смущен, но свет в его глазах, требовал ответов, которые он мог найти только со мной.

Я улыбнулась, глядя как Барнабас развернулся, и подол его плаща крутнулся, вторя его движение.

Джош хмыкнул, скомкав свою тарелку и салфетку в шарик. — Я думаю, что Накита привела тебе своего первого перебежчика, — сказал он, и я просто покачала головой, видя воинственное замешательство рыжеволосого ангела, стоящего рядом с Накитой.

Я поднялась, думая, что сегодняшний день может стать для моих родителей шокирующим. Хорошо, что Накита могла изменить воспоминания, если до этого дойдет. — Как ты думаешь, он ест морепродукты? — спросила я Джоша.

— Придется.

Барнабас уходил, но Демус, казалось, занимал его место. Наставление на путь истинный другого жнеца может быть забавным, поскольку он искал ответы. У меня было мое тело и мой амулет, и будущее, которое будет одновременно сложным и полезным, так как я буду работать один-на-один с небесами, показывая им, что коллективное сознание человечества руководило мной, что жизнь была так же важна, как и душа, и положить конец одному, чтобы спасти другое, не было правильным если свет и тьма смогут работать вместе, добившись взаимопонимания.

Свет и тьма, подумала я, теребя мой амулет. Хорошее и плохое, душа и тело, все вместе в смешанном беспорядке, который каким-то образом породил божественный смысл. Вполне довольная собой, я шла рядом с Джошем, размышляя, что будет завтра, какие души я смогу спасти. Сегодня, однако, я была просто собой, идя на обед с моими родителями и моими друзьями.

И со мной было все прекрасно.