Уже почти слишком стемнело, чтобы можно было увидеть, как Барнабас сложил крылья и мягко опустил меня на крышу моего дома; грозивший хлынуть дождь делал сумерки мрачнее, чем обычно. Чернота, укутывающая, словно одеяло, душила. Похоже, она просочилась из окна моей погруженной во тьму спальни, чтобы заполнить весь мир и превратить в одно большое ничего. Типа того, что я чувствовала внутри.
Мои волосы взлетели вверх, когда Барнабас убрал крылья, и я потянулась пригладить их, уловив отблеск его крыльев до того, как они исчезли. Он стоял рядом со мной опустив голову, ожидая, не захочу ли я заговорить.
Это был очень молчаливый полет — я думала о Наките, а он — кто-его-знает. Оставить ее, рыскающую по кладбищу в ожидании меня, было трудно и я думала, что возможно, предам ее, когда получу свое тело назад. Демус рыщет где-то по эту сторону небес, но пока он продолжает искать неверный резонанс у меня есть время перегруппироваться. Я собиралась потратить как минимум пять минут убеждая моего отца, что ничего не происходило и я оставалась в своей постели.
Вот опять это слово. Ничего. Ничего — это именно то, что я чувствовала. Пустоту внутри. После обретения вновь своего тела, пусть на мгновение, я вспомнила, что такое видеть, чувствовать… по-настоящему быть частью бытия. Сейчас же оболочка, которую давал мне мой амулет, не шла ни в какое сравнение с тем ощущением.
— Ты уверена, что хочешь, чтобы я ушел? — наконец произнес Барнабас, видя, что никто из нас не собирается покидать крышу.
Я кивнула, обхватила себя руками; легкая дрожь просочилась в меня после обволакивающего тепла в Бакстере.
— Это должно занять всего час, — сказала я, удивляясь, почему он приземлился здесь, а не на переднем дворе. — И я хочу знать, сможет ли Джош ускользнуть. Будет здорово, если он вернется вместе с нами.
Он, хотя бы, сможет порадоваться тому, что я нашла свое тело.
— Час. — Похоже, Барнабас был не в своей тарелке. Он бросил на меня мрачный взгляд, затем вновь уставился на затянутые тучами небеса. — Тогда, у меня есть время вернуться и забрать твой телефон. Нет причин оставлять его там, где он может вызвать воспоминания.
— Спасибо, — сказала я как можно искренне. Надеюсь, он это уловил. Не было никакой возможности объяснить папе, как телефон оказался в Калифорнии.
— Если, конечно, ты точно уверена, что не хочешь, чтобы я подождал тебя? — спросил Барнабас.
Я затрясла головой. Накита осталась одна. Подойдя к краю крыши, я присела, чтобы спрыгнуть на землю. Люси, золотистого ретривера соседей, во дворе не было. Я заколебалась, когда рядом прошуршали кроссовки Барнабаса, и посмотрела на его затененное лицо.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал Наките? — спросил Барнабас; в его глазах мелькнул отсвет уличного фонаря. — Она думает, ты уходишь. А ты? Ты хочешь, чтобы я ей солгал?
Моя депрессия разрослась еще больше, смешавшись с виной. Я не знала. Я хотела остаться, но если все, на что я гожусь — это убивать людей, то не могла.
— Скажи ей, что я еще думаю, — ответила я не в силах больше смотреть на него. — Скажи ей, что я горжусь и ею, и тобой, и что я хотела бы, чтобы все это сработало. Я хочу остаться. То есть захотела бы, если…
Барнабас не шелохнулся, но каким-то образом вдруг стал мрачнее.
— Что если серафимы не позволят тебе поступить по-твоему? Они же послали Демуса.
Как раз это-то меня и беспокоило, но я подарила ему фальшивую улыбку; мои ноги болтались где-то в темноте между небесами и землей.
— Эй! Я — темный хранитель времени. Что они могут? Убить меня? Так они уже это сделали.
Я отвела взгляд — это страх заставил меня опустить глаза. Они ведь могут отобрать мой амулет и позволить темным крыльям уничтожить меня. Душа без ауры — это законная добыча, а моя аура сейчас исходила из амулета. Но я не собиралась исполнять работу темного хранителя времени и посылать жнецов убивать людей, спасая их души только по той причине, что боялась. Даже если оно и так.
— Я поговорю с ней, — наконец сказал он, ясно увидев мой страх.
— Спасибо, Барнабас.
Я оттолкнулась и спрыгнула с крыши, согнув ноги в коленях, чтобы смягчить приземление. Посмотрела вверх, попробовав увидеть, как он улетает, но там не было ничего кроме голых, черных ветвей деревьев между мной и грузными тучами. Повесив голову я потащилась к входной двери пялясь на свои шнурки. Черепа и сердца. Может, мне пора повзрослеть.
Остатки самосохранения заставили меня помедлить прежде чем войти внутрь. Грейс сказала, что уладит всё с моим отцом, но все же было очень трудно взяться за дверную ручку и повернуть. Когда я коснулась ее, то почувствовала легкий укол, пронзивший мою ауру. Отдернув пальцы я принялась ждать, прислушиваясь к своим чувствам.
— Смахивает вроде как… Как будто за мной следят, — резюмировала я, когда почувствовала, что мой амулет стал нагреваться.
Я втянула в себя воздух и уставилась на трещину небесного серебра, вертикальной линией расколовшую ночь. Какой-то низенький, тощий человек шагнул сквозь нее сюда, и свет обрисовал его силуэт, его седоватые кудри и его пышные одежды.
— Рон, — я зашипела, выдохнув весь воздух из легких.
Светлый хранитель времени, во плоти стоял в темноте на лужайке перед моим домом. Моей первой мыслью было призвать Барнабаса пройти сквозь меня и умереть.
К чертям. Я могла бы остановить время. Мне не нужна помощь Банрабаса. К тому же, он, скорее всего, экранировал свой резонанс и не смог бы меня услышать.
Отставив ногу, я наблюдала, как Рон заканчивает проявляться.
— Тебе чего надо? — рявкнула я и он судорожно вздернул голову, похоже удивившись, что я его заметила. Краткий миг моего торжества в этой со всех сторон поганой ночи.
Маленький человечек быстро восстановил свой напыщенный вид, встряхнув волнистыми одеяниями, которые были бы больше уместны на съемочной площадке в Голливуде, чем где-нибудь в реальной жизни. Это он что ли думает, будто я нелепо одеваюсь?
— Узнать, что ты замышляешь? — спросил он, вложив в эти несколько слов больше желчи, чем, казалось, вообще было возможно. Боже помоги мне, он знает всё.
Я скрестила руки на груди. И плевать, если так я покажусь уязвимой. День выдался не самый лучший, тут уж нечего скрывать.
— Я пытаюсь не быть к тебе предвзятой, — весело заявила я. — Но, может, тебе лучше свалить до того как я позову на помощь и тебя упекут в тюрьму то, что ты такой извращенец.
Рон лишь улыбнулся все той же, приводящей в бешенство улыбкой.
— Ты научилась останавливать время. Поздравляю.
Забавно как не-поздравительно может звучать «поздравляю», когда он это произносит. Я оглянулась на свет у порога желая, чтобы Грейс заставила какую-нибудь из веток свалиться на Рона.
— Ага. Теперь что?
Рон шагнул ближе, задрав голову и подрастеряв самодовольство.
— У меня тут был жнец.
— Ну, я заметила. — Я качнулась назад к двери; мне это не нравилось.
— Ну, я и задумался — что же ты натворила… — он растягивал слова с тщательностью, с которой я заполняю тесты на контрольных.
— Тра-ля-ля, тра-ля-ля, — отрезала я и сделала ему ручкой жест балаболки. — Не начинай трындеть, Рон. Я ничего не делала.
Я повернулась, чтобы войти внутрь, и обмерла, когда Рон сграбастал меня за руку. Крутанувшись, я вырвалась из его хватки, потрясенная тем, что он прикоснулся ко мне.
— Отвали! — прикрикнула я с высоты двух ступенек; негромко, не желая объяснять папе, кто тут у нас. Сердце стукнуло и вновь замерло.
— Ты изменила метку резонанса, — заявил Рон глядя на меня с нескрываемой злостью. — Мой жнец не может найти ее.
Ах-ха-ха, подумала я. Мэдисон играет не по правилам! Но все, что просочилось из моих уст, это короткое:
— Хорошо.
— Ты добьешься того, что ее убьют! — воскликнул Рон.
Я прищурилась.
— Валяй, — бросила я. — Сделай видео. Залей в онлайн. Все, хватит, Рон. Иди домой.
— Ничего не хватит, — настаивал он, выглядя одновременно и злым и растерянным. — Она не мертва. Ты не позволяешь убить ее. Думаешь, я не знаю почему. Что ты хочешь сделать? Тебе не изменить суть вещей. Они то, что они есть.
Я вдохнула воздух, чувствуя, словно все разочарования целого дня навалились на меня разом. Но в то же время, они меня лишь злили. Я не собиралась перед ним распинаться. Дернув дверь, я проскользнула внутрь и скорчила рожу, когда он поднял ногу, чтобы подняться по ступенькам, перед тем как захлопнуть дверь у него под носом.
Выдохнув, я прислонилась к двери спиной. Я слышала, как мой отец разговаривает по телефону на кухне; в том, как он то повышал, то понижал голос угадывалось напряжение. Я оттолкнулась от двери и выглянула в узкое окошко рядом с дверью. Рон исчез. Спасибо тебе, Господи.
Дом выглядел тихим и нормальным, папа вышел из кухни с трубкой домашнего телефона прижатой к уху. Моей первой мыслью было, что он разговаривает с Джошем или мамой Джоша, стараясь выяснить, где я, но он показал мне большой палец, и я поняла: он думает, что мой «комендантский час» еще не наступил.
— Бев, она в порядке, — сказал он в ответ на что-то, и я сообразила, что он разговаривает с моей мамой. — Это звонок — просто чей-то розыгрыш.
Ох, елки. Копы из центра ювенальной юстиции добрались до нее. Встревоженная, я еще раз выглянула в окно — нет ли Рона, затем вошла, пытаясь услышать хотя бы конец разговора.
— Я сказал она в порядке, — сказал папа скосив на меня глаза. — Она сейчас наверху, спит, иначе я бы дал ей телефон, чтобы ты смогла убедиться сама.
Я потянулась к трубке, но он помотал головой. Почему мой отец лжет моей маме о том, где я?
— Бев, — сказал он и его голос приобрел ту твердость, которую я помнила с детских лет. — Послушай меня. Мэдисон в порядке. Я в порядке. Мы справляемся вполне хорошо, и я думаю это у тебя с этим проблемы. Я могу вырастить нашу дочь так же хорошо, как могла бы и ты. Она прекрасная девочка и я, честно говоря, понятия не имею, откуда ты набралась разных слухов. Я скажу ей, чтобы она позвонила тебе завтра. Я не стану ее будить только потому, что кто-то подергал тебя за поводок. Иди, прими валиум или еще что.
Мои глаза расширились, когда он прервал разговор и шумно выдохнул, глядя на телефон так, как будто хотел швырнуть его в стену.
— Мама? — спросила я, хотя это было очевидно.
— Она думает, что я не могу о тебе позаботиться, — ответил он; морщинки вокруг его глаз проступили резче — похоже он устал.
Тоска защемила мое сердце и, похоже, это отразилось во взгляде; сделав усилие, отец сменил выражение лица и улыбнулся, считая, что я думаю, будто он все еще расстроен и, скорее всего, будет пребывать в расстроенных чувствах следующие несколько дней.
— Пап, ты отлично обо мне заботишься, — сказала я, чувствуя себя потерянной, и обняла его со все нарастающим чувством вины. Моя смерть не была его виной, и я не вынесла, если бы он думал иначе.
Он сжал меня в объятиях, затем отступил назад.
— Спасибо, — мягко сказал он. — Позвони своей матери завтра. Поверь, сейчас тебе не захочется с ней разговаривать, — добавил он, собираясь отправиться на кухню, чтобы положить телефон на место. — Кто-то сказал ей, что ты на Западном Побережье, в тюрьме, обвиняешься в поджоге жилого дома.
— Правда? — спросила я, заставив себя рассмеяться и удивляясь тому, как этот звонок сумел миновать Грейс.
Папа аккуратно положил трубку телефона, но его пальцы тряслись и «клик» прозвучал необычно громко.
— Может быть, если бы твоя мать пожелала жить в двадцать первом веке и обзавелась определителем номера, то она бы не поддавалась на розыгрыши типа этого.
— Поверить не могу, до чего я устал, — сказал он, опуская руку, чтобы взглянуть на часы. — Я пытался тебе позвонить, но то ли у тебя кончились минуты, то ли села батарейка. — Его глаза встретились с моими; во взгляде плескалось раздражение. — Снова. — Добавил он.
Я не могла лгать ему в лицо, так что укрылась в холодильнике, притворившись, что ищу стакан яблочного сока. Я уговариваю около галлона каждую неделю.
— Э-э, да, должно быть батарейка, — сказал я, засунув голову в холодильник и вдыхая холодный воздух. — Я это… вроде как одолжила его Барнабасу.
— Мэдисон!
Его возглас щелкнул словно хлыст, и я высунулась из холодильника, не поднимая глаз.
— Уже завтра он снова будет у меня, — пообещала я.
— Пользуйся моим пока не вернешь свой, ладно? — сказал он, протягивая мне телефон. — Где вы с Джошем ели?
После моего розового слима было чудно держать в руках тяжелый черный телефон. Время на нем отличалось больше чем на два часа, но когда я посмотрела на него, цифры волшебным образом стали правильными.
— Э… В «The Low D», - ответила я, отчаянно стараясь припомнить нашу историю прикрытия. — Накита и Барнабас были там с нами. Мы устроили встречу после пробежки Джоша.
— Ты поела, верно?
— Сыта, как всегда, — улыбнувшись, я поставила стакан на стойку и налила себе немного сока.
Не говоря ничего, отец просто озабоченно рассматривал меня.
— Но могу перекусить еще чего-нибудь до того, как отправляться спать, — добавила я и, похоже, большая часть его беспокойства рассеялась. — Я могу завтра сходить к Наките? Мы сделали кучу фоток на встрече, и я хочу помочь ей их рассортировать.
— Конечно, но на этот раз сделай домашние дела до того, как уйдешь, — сказал он. — Меня может не быть здесь к тому времени, как ты проснешься. Завтра у меня финальное заседание в суде. Ненавижу эти десятидневные слушанья. В половине случаев они или начинаются во время выходных или заканчиваются на выходных. Не забудь помыть посуду. Отсортируй мусор, который можно переработать. И подмети дорожки к дому до того как уйдешь. На этот раз обе — переднюю и заднюю.
Это был обычный список, и я взбалтывала сок, надеясь, что он закончит до того, как мне придется пить.
— Да, папа, — почти простонала я.
Снова зевнув, он посмотрел на часы над плитой.
— Поверить не могу, что я так устал. Наверное, сегодня выпил маловато кофе.
— Я тоже собираюсь в постель, — сказала я, оставила мой сок на кухонной стойке и подарила отцу объятье на ночь. Его руки обняли меня, подарив чувство безопасности, и он чмокнул меня в макушку.
— Я серьезно насчет звонка твоей маме завтра, — мягко сказал он, не отпуская меня. — Она волнуется о тебе.
— Сделаю, — пообещала я.
Он отпустил меня и я отступила. Повернувшись, чтобы уйти он замешкался.
— От тебя пахнет дымом.
Я не знала, намекал ли он на пожар или на сигаретный угар полицейской станции, и я, запнувшись, ответила:
— Меня подвез до дома один из друзей Джоша. Машина провоняла.
Это папа принял, слабо улыбнувшись, и почесал макушку, спутав волосы.
— Когда снимала, с выдержкой не напортачила? — спросил он, имея в виду фотоснимки.
— Уж будь уверен, — радостно заверила я.
— Хочу посмотреть на снимки, когда ты закончишь, — сказал он, повернувшись, и прошаркал в холл. — И, я знаю, что впереди выходные, но не засиживайся допоздна, — добавил он с лестницы.
Я облегченно выдохнула и моя вера в Грейс возросла во сто раз. Черт, она была хороша в том, чтобы удерживать меня от неприятностей с отцом. Она и Джош — оба.
— Окей, — откликнулась я, а затем стояла, слушая, пока не захлопнулась дверь его спальни. Возможно, я смогу обернуться здесь быстрее, чем думала.
Дом был тих и я выплеснула свой яблочный сок, сполоснула стакан и заколебалась, открыв посудомоечную машину. Вздохнув, я вытащила поддон и начала разгружать его. Я могла бы остановить время и вот она я, опустошающая посудомойку. И было бы непохой идеей еще подмести дорожки до того, как я уйду.
Мягкое движение за окном кухни пронзило меня приступом страха и я вздернула голову, решив, что это Рон. Но это был Джош, стоящий между домом и зелеными насаждениями изгороди; виднелись его нос и глаза. Завидя мое облегчение он пропал из виду, а я уже была на пути к парадной двери, тихо ругая его за то, что он меня напугал.
— Джош, — прошептала я, открыв дверь, — я думала, мама запретила тебе выходить из дому.
— Ты не единственная, кто может тайком улизнуть из дома. Что случилось? У тебя проблемы? Моя мама пыталась дозвониться твоему папе, но звонок никак не проходил, словно телефон был отключен.
Я выдохнула, поблагодарив Грейс. Она обожала устраивать неполадки, чтобы держать меня подальше от неприятностей. Я потянула его внутрь, осмотрев улицу за его спиной — пустую и темную. Похоже, он приехал на велосипеде, потому что его машина никого не побеспокоила.
— Проходи, — тихо сказала я. — Мой папа наверху.
— Еще бы, — сказал Джош, глянув на часы. — Ты собираешься вернуться в Бакстер сегодня ночью, да?
Я кивнула, не вполне уверенная, что еще я надеялась сделать там, но зная, что все еще не закончено.
— Собираюсь кое за чем. Джош, ты не поверишь, что там случилось.
Он проследовал за мной и принялся расставлять тарелки, которые я ему протягивала. Джош знал мою кухню почти так же хорошо, как я сама, и он убирал их аккуратно, стараясь сильно не шуметь.
— Тебе запретили выходить? — спросил он серьезным тоном.
Я посмотрела на него из-за стопок посуды, озадаченно моргая, прежде чем до меня дошло.
— Ох. Нет, — сказала я. Домашний арест был меньшей из моих забот. — Грейс перевела часы назад. Папа думает, что сейчас еще нет и полуночи. Никаких запретов.
— Здорово, — сказал он, скользнув взглядом по часам над плитой, когда я их перезапустила. — Так чего тогда такая мрачная? — Его лицо выражало обеспокоенность. — Ох, нет. Мэдисон они же не… не мертвы, правда ведь?
Я коснулась цифровых часов и цифры перепрыгнули на правильное время. Я отдернула руку назад, когда это произошло, и уставилась на нее. Это было странно.
— Нет, — сказала я. — В доме начался пожар. Тамми и Джонни окей, но она сказала копам, что это я подожгла. Я провела большую часть ночи типа как в полицейском участке, глядя, как Грейс сажает батарейку моего телефона, чтобы они не смогли позвонить моему папе.
Джош недоверчиво хмыкнул и я повернулась, дернув плечами.
— Барнабас и Накита вытащили меня оттуда, и я научилась останавливать время и к тому же изменила ауру Тамми.
— Это здорово! — воскликнул Джош, но радостное выражение на его лице погасло, когда я не улыбнулась в ответ. — Разве нет?
— Серафимы послали темного жнеца скосить Тамми, — ответила я, чувствуя горечь от того, что все повторяется вновь. — Они отказались от меня. Ну и, конечно, Рон послал светлого жнеца остановить его. Это было нечто. Этой ночью он остановлен. В смысле, Рон. — Я бросила взгляд в направлении входной двери, как будто бы могла видеть ее сквозь стены. — Пытался выяснить, что я делаю.
Джош возился с чистым стаканом глядя широко распахнутыми глазами:
— И что он собирается делать?
— Я не знаю, — сказала я, открывая посудомойку, стоящую между нами. — Он хотя бы подтвердил, что не думает, будто я пытаюсь убить ее. — Нет, он просто думает, что я тупая. — Я остановила темного жнеца, которого послали серафимы. Его зовут Демус. Рыжий такой, — сказала я и мой взгляд затуманился.
— Что, он тебе нравится? — голос Джоша дал петуха и я переключила внимание на него.
— Он ангел, — объяснила я, пряча ту быструю улыбку, которая промелькнула на моих губах, когда я поняла, что он ревнует. — Тебя ведь это не беспокоит, ага?
— Что — ангел? Не, — ответил он, но его тон указывал на прямо противоположное.
— Джош…, - произнесла я, беспокоясь, что он может почувствовать себя не в своей тарелке и уйти. — Ангелы ничего так, но они вроде, как сильно напрягают, понимаешь?
— «Ага, но они умеют летать!
— Ой, брось уже, — перегнувшись через посудомоечную машину, чтобы взять столовое серебро, я ткнула его в плечо. — Мне нравишься ты, ясно? А не ангельский серийный убийца.
— Когда ты так это преподносишь… — протянул он, улыбаясь и я отвернулась, внезапно почувствовав себя нелегко.
Ангельский серийный убийца и я его босс. Когда Джош выяснит, как на самом деле обстоят дела, то может уйти, и тогда я окажусь еще большим фриком чем раньше. Щенячьи прелести, вот отстой-то.
Зажав столовое серебро в руке, я открыла ящик кончиком мизинца. Сегодняшняя ночь оказалась сплошной катастрофой. Я не могла затыкать дыры достаточно быстро, но вода почти добралась до моего подбородка. Раздосадованная, я отказалась от мысли рассортировать ложки от вилок, просто запихнула их внутрь и закрыла ящик. Скрестив руки на груди я прислонилась к кухонной стойке и уставилась на стену.
— Ты заставишь это сработать. Я знаю, ты сможешь, — мягко сказал Джош.
Посудомойка была пуста и, чувствуя нимб, я уселась за стол, положив голову на руки. Я не могла больше делать все это. Ложь, шныряние. Я пыталась изменить нечто такое, что никто раньше даже и не хотел менять — никто не видел в происходящем ничего неправильного. За исключением Барнабаса. Барнабас верил, что я смогу это сделать.
Голова опущена, я выдыхаю, чувствую, как дыхание покидает меня и мои легкие сжимаются. Я не могла больше дышать и это меня беспокоило. Я хотела быть нормальной, блин. Разве парень захочет встречаться с супергероиней которую никогда и спасать не надо? У парней есть гордость. А еще серафимы не верят в меня. Тамми меня ненавидит. Накита расстроена. Мои глаза увлажнились, и я не очень-то удивилась, когда потекла и упала слеза. Я не могу дышать, но все еще могу плакать? Почему же все настолько нечестно?
— Мэдисон?
Осторожное прикосновение Джоша к моему плечу сделало все еще хуже и я всхлипнула не глядя на него.
— Прости, — сказала я, сидя и утирая глаза. — Я не плачу, — заявила я, пытаясь убедить хотя бы саму себя, потому что не могла убедить его. — Все потому, что больше ничего не получается правильно.
Слабо улыбаясь Джош сел рядом.
— Все будет хорошо, — сказал он, найдя и сжав мою руку.
— Да не потому я плачу! — сказала я опустив лицо и слезы продолжали течь несмотря на то, что я из все сил старалась остановить их. — В смысле, Тамми важна, но…
Я не могла этого произнести. Это прозвучало бы слишком жалко по сравнению с проблемами Тамми, на которую охотился темный жнец. Один из моих темных жнецов.
— Тогда почему? — спросил Джош и я посмотрела на свою руку в его. Он держал ее, словно стараясь защитить и это было тяжело.
— Я… я нашла мое тело, — прошептала я, глядя на наши руки, сплетенные поверх соприкоснувшихся коленей. — Когда была в полицейском участке. Я почти добралась до него, почти полностью проникла в него, чтобы снова сделать своим, но пришел Барнабас и я его потеряла.
— Твое тело? — спросил Джон, засияв. — Мэдисон, это потрясающе! — воскликнул он и понизил голос: — Но почему ты расстроилась? Если ты нашла его один раз, то сможешь отыскать снова. Ты опять будешь совсем живой! Это же здорово!
— Это не здорово, — мрачно ответила я. — Никого больше это не порадовало. Они все хотят, чтобы я оставалась темным хранителем времени. А я не знаю почему! Я не так уж в этом хороша. Барнабас думает, будто я смогу изменить ход вещей, но раньше он был светлым жнецом. Накита думает, что это трата времени. А теперь серафимы злы на меня. Они считают, что я или не воспринимаю все всерьез или просто не понимаю, чем рискую.
Удрученная, я снова вытерла глаза и громко шмыгнула носом.
— Я рад, — сказал Джош, поддавшись вперед.
После этого я позволила себе всхлипнуть, кивнула головой и высвободила руку, чтобы вытереть себе лицо.
— Я устала от всего этого, — сказала я несколько громче, чем собиралась. — Я устала врать своему отцу. Устала бороться за то, чтобы меня понимали. Устала не спать и не есть. Я просто хочу прийти домой и быть нормальной!
Я посмотрела на него все еще мокрыми от слез глазами и увидела симпатию, но не понимание.
— Но…, - начал он и я встряхнула головой останавливая его.
— Накита в депрессии потому что я могу уйти и забыть о ней. Барнабас разочарован, потому что сейчас я дала ему что-то, во что он смог поверить после тысяч лет, когда он слишком боялся попытаться. Я уже начала понимать как все это работает, но каким-то образом это знание сделало все только хуже, а не легче. Я изменила ауру Тамми сегодня, — поделилась я не почувствовав при этом никакой радости. — И я остановила время. Я остановила время, Джош! И даже это мне безразлично.
— Конечно, нет, — сказал он, и я затрясла головой; по крайней мере, у меня получилось перестать реветь.
— Только в первый раз, — объяснила я, — в первый раз я почувствовала себя так, как будто что-то изменилось, но серафимы не дали мне шанса. Я могла бы делать эти штуки хранителя времени, если бы они только позволили мне их делать!
Внезапно я поняла, насколько близко мы оказались друг к другу. Он снова держал меня за руку и его колени, там, где они упирались в мои, были теплыми. Он слушал меня, и я едва не заплакала снова.
— Я скучаю по ужинам вместе с моим папой, — прошептала я. — Я скучаю по тому времени, когда просыпалась утром, смотрела на солнечные зайчики на стене и гадала на что будет похож сегодняшний день.
Я моргнула, слеза сорвалась и упала. Джош вытер ее и его рука, когда он снова взял мою, была влажной.
— Я скучаю по тому, чтобы быть нормальной, — выдохнула я, чувствуя себя опустошенной и думая о Поле, восходящем светлом хранителе времени. Конечно, неприглядным фактором было иметь Рона в качестве учителя, но у него был учитель, и жизнь, и, возможно, подружка, которая не знала, что однажды Пол станет гребаным хранителем времени, командующим ангелами. Он мог притвориться, что он такой же, как все вокруг.
— Большинство хранителей времени проживают свою жизнь, целую жизнь, прежде чем состариться и умереть, когда они уже могут отстраниться от всего и это нормально. А я все это пропустила.
Ладно, может я и переборщила с драматической сценкой, но Джош был единственным человеком которому я могла рассказать это и кто мог понять.
— Ты ничего не пропустишь, — сказал он и, прежде чем я поняла, что делает, он наклонился ко мне и поцеловал.
Во мне вспыхнула искра. Мои руки сжали его и я подвинула голову, чтобы наши губы соприкоснулись теснее. Мои глаза были закрыты, и я подвинулась — чуть-чуть — чувствуя пространство между нами. Электрический разряд пронзил меня до кончиков пальцев, когда я притянула Джоша ближе.
Неудобно было сидеть в такой позе, но в первый раз за день я чувствовала что-то кроме замешательства и отчаяния. Я не хотела, чтобы поцелуй заканчивался, но Джош медленно отстранился. Вернулись воспоминания о том, что такое сердцебиение и я открыла глаза. Я чувствовала себя запыхавшейся, чего, конечно, не могло быть. Джош улыбался, его глаза встретились с моими и замерли, заставив меня вновь почувствовать тепло.
— Ты хочешь свое тело, так? — спросил он так, как будто не он сам только что заставил снова почувствовать себя живой каждую часть меня. Я кивнула и он добавил: — Тогда иди, забери его.
Я встревоженно отпрянула назад.
— Ты в смысле, что я должна вернуть амулет? — спросила я чувствуя как во мне поднимается тревога. — Просто так отказаться от того, чтобы быть темным хранителем времени?
— Нет, вовсе нет, — он потянулся, и наши колени разъединились. — Но у Рона есть его тело, верно? Он живой и он при этом светлый хранитель. Так и что за беда? Хочешь тело. Идешь, берешь тело. Быть живой еще не означает сдаться, разве нет?
— Нет, — осторожно сказала я, вспоминая свой разговор с серафимом он греческом острове, когда я приняла эту должность. Тогда я спросила, могу ли взять амулет до тех пор пока не найду свое тело, а затем вернуть; и серафим сказал, что могу, если это то, что я хочу выбрать. И если сейчас я решу выбрать и то, и другое, как на это посмотрят?
Джон наклонился и удивил меня еще одним поцелуем, легким, почти дразнящим, взяв мои пальцы в свои.
— Просто иди и возьми его. А потом уже посмотрим, чем все обернется.
Я посмотрела на прихожую, думая об отце.
— Сейчас?
Джош встал, с улыбкой наблюдая за моим сопротивлением.
— Почему бы и нет? Если бы это был я, то заставил бы Барнабаса остановиться, чтобы забрать тело сразу, в первый раз, как его увидел. Они живут вечно, Мэдисон. Что они в этом понимают? Иди забери свое тело и я сделаю тебе сэндвич. Мы сможем поесть и быть нормальными. И когда мы уладим все с нормальностью, мы призовем Барнабаса и ты сможешь вернуться к спасению мира. Боже, Мэдисон, даже у супергероев есть настоящие жизни.
Это было именно то, чего я хотела, о чем я думала весь день и я уселась на стол, не в состоянии остановить биение моего фальшивого сердца. Он заставил все звучать так просто. Я этого хотела. В противоречие со всем, что все остальные думали, что я должна делать, потому что вернуть мое тело было глупейшей вещью из всех.
— Я собираюсь это сделать, — сказала я и его улыбка стала шире.
— Я знал, что ты так захочешь.
Он легонько ткнул меня в плечо. Это было не так мило как поцелуй, но я улыбнулась ему в ответ. Сделать что-то, что я чувствовала будет правильным, просто для разнообразия. А проклятые небеса, если они не захотят, чтобы все шло по-моему, тогда я просто верну амулет и пошли они все к чертям.
Воодушевление переполняло меня с головы до пят, почти такое же сильное, как во время поцелуя. Я бы чувствовала себя более удобно в кресле, чем сидя на уголке стола спиной ко входу в прихожую.
— Здесь, — удивился Джош. — Что если зайдет твой отец?
Он обеспокоенно передвинул поднос позади кофейника и я вытянула руку, надеясь, что он присядет рядом со мной.
— Я хочу, чтобы ты был со мной, когда я это сделаю, — сказала я болтая ногами под столом. — Ты в моей комнате после полуночи? Не выйдет. С тем же успехом можно попробовать моего папу завести корову. Крыша снаружи — тоже. Рон может все еще ошиваться где-то там.
— Хорошо, но мы могли бы пойти куда-нибудь еще, — сказал он, скрестив руки на груди и глядя на темную улицу за окном.
— Барнабас будет здесь через час, — нетерпеливо возразила я. — Сейчас уже все закрыто. Все будет нормально, Джош. В первый раз, когда я это делала, я была в полицейском участке. Кроме того, что ты думаешь должно произойти? Я проскользну в мое тело и всё готово!
Он скорчил гримасу и я протянула ему руку, ладонью вверх.
— Поцелуй на удачу? — спросила я, вновь чувствуя тепло внутри.
Я не могла дождаться, когда верну назад свое настоящее тело. Все, что я чувствовала с Джошем, проходило через фильтр амулета, а я хотела снова быть собой.
Джон усмехнулся, опустил руки и преодолел те несколько шагов, что нас разделяли.
— Поцелуй на удачу, — сказал он, одной рукой взял мою, ладонью другой оперся на стол между нами. Бросив последний взгляд на пустую прихожую из которой мог появиться мой отец, он наклонился над столом, наклонил голову и наши губы встретились.
Я вдохнула его, представляя, что могу чувствовать его ауру, проходящую сквозь меня. Мои глаза были закрыты и я наклонилась вперед, наши губы двигались друг напротив друга, а память подсказала сердцу сделать удар. «Хочу снова быть живой», подумала я, когда наши пальцы сплелись и все ушло.
Когда мы отодвинулись, его глаза открылись, и он снова стрельнул взглядом в сторону прихожей, перед тем как посмотреть на меня.
— Ты точно уверена? — спросил он, ставя стул лицом к дверному проему и усаживаясь.
Мое сердце продолжало биться, я пожала плечами, облизнула губы, пытаясь запечатлеть его в памяти.
— Скажи мне если услышишь, как он спускается, ладно?
Джош расслабленно положил руки на стол и кивнул:
— Ладно.
Боже, надеюсь, это сработает. Я чувствовала, что время на исходе. Улыбнувшись Джошу я закрыла глаза и переместила себя. Я ощущала, как он взял меня за руку и его пальцы легонько сжались. Было легко найти на просторах моего разума полотно настоящего и тесно переплетенные между собой нити каждой жизни, что в нем была. Я могла видеть голубую нить Джоша, тесно сплетенную с моей, Барнабаса и Накиту — близких в мыслях, но не в присутствии. Чувство тревоги загудело сильнее, когда я нашла нити, идущие, как я решила, из моего амулета и тянущие меня в будущее. И между ними было мягкое голубое и желтое свечение моего тела, застрявшего во времени, ожидающего меня.
— Я могу это сделать, — размеренно дыша я позволила моей тревоге уйти между вздохами.
Как нога примеряет искусно сделанную обувь, моя душа, задержавшись на миг, проскользнула в мое тело. Память о губах Джоша, прикасавшихся ко мне, сменил вкус соли. Гудение работающего холодильника стихло и стало шумом прибоя. Я задохнулась, когда узлом скрутило внутренности.
Джош кричал, но звук был далеким и нереальным. И в каком-то порыве ментальной релаксации я отпустила временную линию, позволив ей течь дальше, я позволила разуму отступить лишь на миг. Я не делала этого раньше, и все это было внове. Слегка преобразовав существование, я почувствовала, как мое тело возвращается, синхронизируясь со вселенной. Я была здесь и не собиралась отступать.
Мое сердце бешено заколотилось, когда я с ужасающей неожиданностью обнаружила, что сижу посреди просторной, залитой лунным светом комнаты. Я взглянула вниз на мое порванное платье; невероятно было чувствовать эту грязную ткань между двух запачканных кровью пальцев. Раз и готово. Я была в моем теле.
Меня охватило головокружение и я хватала ртом воздух, едва не забыв, что надо и выдыхать. Смех бурлил и рвался наружу, смешиваясь с криками чаек. Я могу дышать. Я могу дышать!
Рука потянулась к шее и я нащупала мой амулет. Свесив ноги я тут же отдернула ступни от холодного мраморного пола. Все движения были медленными и везде болело. Когда я посмотрела, на ноге не было бирки, но я вспомнила, что сорвала ее.
Боль в передней части головы заставила меня поднять руку и я, осторожно ощупала лоб, решив, что это скорее всего ушиб. Мои плечо и грудная клетка были повреждены. Я стянула засаленное, грязное платье с груди и, посмотрев вниз, увидела длинную ссадину там, где был ремень безопасности. Я и правда была в своем теле. Оно было моим!
— Я это сделала! — крикнула я, услышав эхо своего голоса и чаек снаружи, которые, кажется, передразнивали меня. Закашлявшись, я скорчилась на вельветовом ложе, держась за ребра; похоже они были не сильно повреждены.
— Я это сделала, — прошептала я, не заботясь о боли. Я преуспела, и скорее всего мой резонанс изменился, потому что теперь я снова в своем теле. Черные крылья, решила я, больше не проблема. Но затем моя торжествующая улыбка поблекла и медленно увяла. Я встала, двигаясь осторожно, чтобы убедиться, что могу стоять и подошла к ближайшей двери отчаянно оглядываясь в поисках вещи, в которой не нуждалась целых шесть месяцев. Я правда это сделала. Чтобы узнать вкус пудинга, как говорят, надо его отведать. В моем случае результатом стала банка. Мне нужно было в уборную, в худшем из возможных смыслов слова «нужно», и я понятия не имела где она.