Черная аура

«Поздним вечером несколько человек, включая Питера Андервуда, председателя Клуба Привидений; полковника Ральфа Морриса, отставного офицера индийской армии; Дэвида Каттера, пилоправа, чье хобби — прыжки с парашютом... поднялись наверх в комнату с призраками, закрыли дверь и молча сели в кружок. Стояла жуткая тишина...»

Деннис Бардене

«Кульминация видения наступила, когда голова женщины материализовалась на подушке кровати Юнга примерно в шестнадцати дюймах от его собственной. Один глаз призрака был открыт. Он уставился на изумленного психоаналитика».

Брэд Стайгер

«В двух словах: это невозможно».

Сэм Голдвин

Глава первая. Общество Эфирной Мандалы

Из воскресной «Глоуб Скетч»-. Репортаж Бена Баджа

К четырем часам зарядивший мелкий дождь нанес торговле непоправимый ущерб. Рынок опустел. Доносившиеся от фруктовых и овощных прилавков крики «Лучшие бананы!» стали более настойчивыми, но толпа покупателей разбежалась в поисках укрытия. Дальше по улице другие торговцы убирали свои пыльные книги в мягких обложках, пятнистые зеркала и треснувшие коронационные кружки.

Большинство местных покупателей уже разбрелись по домам, настала очередь плотных туристических колонн. Немцы спешили в конец улицы, полные решимости запечатлеть всё до последней сделки и, если получится, сфотографировать на этом фоне своих жен. Американцы с отвращением разворачивались, показывая неприличные жесты. Небольшая стайка французских юношей в военной форме сотрясала дверь паба, непонятно почему закрывшегося.

«Лучшие бананы (Чтоб ты подавился)!»; «Шесть помидоров — фунт (Чертов идиот)!»; фургон мороженщика столкнулся с повозкой цыганки-гадалки; кто-то поймал за руку лавочника, обнаружив в сдаче канадский четвертак¹ — в эту несчастливую субботу на всю Портобелло-роуд² приходилось два счастливых человека. И один из них торговал зонтиками.

Другой, Теккерей Фин, уверенно вышагивал по центру мостовой, не замечая ни прилавков, ни дождя. Его собственный нераскрытый зонт служил ему тростью, чей наконечник успел насадить где-то по пути гнилую помидорину, но он знал об этом не больше, чем о машине, которая гудела у него за спиной, подавая «музыкальные» сигналы.

Машина была в ярости. До этого ни один пешеход, слепой он, хромой или аристократ, не мог устоять перед славным гудком «Полковника Боги». Люди завсегда бросались врассыпную, а этот тощий верзила в нелепых брюках-гольф даже ухом не повел — он не только не «разбегался», наоборот, весело подхватил мелодию гудка и шел себе спокойно, насвистывая на ходу! Изумленный грузовик свернул в переулок, скрежеща передачей.

Теккерей Фин не был эксцентричным или ненаблюдательным. Если он и носил экстравагантную одежду, то только потому, что она помогала ему слиться в рыночной толпе с бельгийскими команчами, датскими арабами и гангстерами из Питерборо.

Он понимал, что здесь костюм эдвардианского гольфиста выглядел достаточно странным, чтобы не отличаться от толпы, но не настолько странным, чтобы вызвать зависть.

Что касается наблюдательности, он успел отметить для себя два важных объекта: френологический экспонат, выставленный в витрине антикварного магазина, и плакат, рекламирующий проницательность тринадцатилетнего мудреца с Востока. Он остановился, чтобы рассмотреть витрину магазина здорового питания.

Там он увидел грязные мешки с рисом, пучки водорослей, миску с коричневыми яйцами и небольшую кучку чахлых яблок. ВСЕ ВЫРАЩЕНО НА КОМПОСТЕ — гласила вывеска. В этом он не сомневался — каждое яйцо хранило засохшие следы доказательств.

На двери магазина кто-то очень мелкими буквами нацарапал: «Гитлер не ел мяса». Фин достал большую лупу и изучил «граффити».

— Первоклассное открытие, — пробормотал он.

— Ищешь забить³, чувак?

Возле него суетился какой-то низенький человечек с седыми космами и явно фальшивой бородой. Он тоже заглядывал в витрину и что-то бормотал себе под нос. Голос и выражение лица коротышки казались знакомыми.

— Ищешь забить? — Человечек поднял спичечный коробок и потряс им. Затем, поскольку Фин, казалось, все еще пребывал в неведении, он открыл коробок и показал коричневый кубик. — Хорошая дурь, чувак.

— Бикер, какого черта ты задумал? Ты меня не узнаешь?

Бикер подскочил на месте.

— Фин! Что вы здесь делаете?

— Тебе следовало бы рассмотреть лицо клиента, Бик. Вдруг это министр внутренних дел, а не я. Давай глянем, что там у тебя.

— Вы похожи на Бернарда Шоу, только без бороды.

— Шоуанский профиль? Польщен. — Фин взял кубик и поднес к глазам, чтобы получше рассмотреть. — Я вижу по этому, что ты заложил свою скрипку.

Бикер изобразил удивление.

— Как, черт возьми, вы догадались? — Затем он осмотрел кубик. — Не похоже на хэш⁴, да?

— Нет, как раз все выглядит так, как надо. Скрипичная канифоль. Узнаю тебя, Бикер. Самый жадный... извини, самый бережливый мошенник в Лондоне. Вместо того, чтобы просто выбросить кусок канифоли, ты режешь его и приносишь сюда, чтобы толкнуть туристам.

— Им это нравится, — оправдываясь, сказал старик. — Они были бы ужасно расстроены, проторчав весь день на Порто-белло-Роуд и не встретив ни одного стоящего торговца. В любом случае что такой, как вы, янки может понимать в туристах?

Фин слегка покраснел.

— Пойдем выпьем чаю. Кажется, в Лондоне это снова входит в моду.

Прожив в Лондоне два года, Фин начал чуть меньше чувствовать себя американцем. Поначалу он сторонился таких популярных у своих соотечественников мест, как Тауэр, театр «Амбассадор» или Портобелло-роуд и переходил на другую сторону улицы, когда хотел избежать встречи с каким-нибудь залетным обладателем сумки «Pan Am»⁵. Но проходили месяцы, а пышные лица под красочными лентами на шляпах продолжали безмолвно кричать ему: «Эй, вы ведь тоже американец?», и Фин почти готов был признаться себе, что так оно и есть.

Они нашли два местечка в ближайшем кафе у запотевшего окна. Подали чай.

— Значит, вас все еще интересует грязь старого доброго Лондона? — спросил Бикер, ставя чашку. Он вытер рот бумажной салфеткой, и с ней отлипло несколько искусственных волосков. — Всё там же — шерлокхолмствуете?

— Пытаюсь. Но пока на моем счету не так много дел. Совсем немного. Чуть-чуть. По правде говоря, всего один случай.

— Убийство Аарона Уоллиса? Я читал о нем.

Карьера Фина как детектива-любителя стартовала многообещающе несколько месяцев назад с убийства в запертой комнате. В надежде на новые случаи он продолжал размещать в газетах рекламные объявления:

Результат был плачевным: одно оскорбительное письмо, обвиняющее его в вивисекции. Одно письмо от человека, который доказал существование Бога, начертив круг, и захотел иметь друга по переписке. Похоже, Фин был таким же неудачником, как «ТИХИЙ, РЕСПЕКТАБЕЛЬНЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН... — из соседней колонки, который — ...ищет ночлег. Выпивка дополнительно». Оба объявления обещали стать нескончаемой сагой. Найдет ли Оставивший Карьеру когда-нибудь свою проблему? Получит ли Выпивка Дополнительно свой ночлег?

— Я все еще рассчитываю на свое объявление, а пока у меня созрела новая идея. Коли мне не везет с убийствами, может быть, стоит попрактиковаться в более скромных тайнах.

— Каких именно?

— Герметических, мистических. Оккультных. Какой тайной силой обладали древние? «Любая иррациональность» — как говорится в объявлении.

Для начала я должен объяснить, что привело меня сегодня на Портобелло-Роуд. Смотри. Видишь эту эстакаду? — Он ткнул пальцем в мутное окно. Почти над самым кафе висело брюхо огромного серого динозавра. Оно пересекало улицу, опираясь на толстые серые ноги, иначе говоря бетонные столбы.

— Вы имеете в виду путепровод через Уэствэй? Так, и что в нем такого?

— Честертон однажды предсказал, что люди в Ноттинг-Хилл будут биться насмерть против таких транспортных монстров. Сражение на Портобелло-роуд, сказал он, случится около 1994 года. Отважные воины с алебардами в нелепых доспехах, естественно, проиграют, но в конечном смысле одержат победу. Дух победит камень. И вот построили чудовище, о котором Честертон и не мечтал. И ни одна алебарда не поднялась против него. Где все эти пики, спетумы, протазаны, брандестоки, корсеки? Их было не больше, чем глеф⁶.

Они затихли на некоторое время в компании шумных туристов. Бикер продолжал выщипывать бороду.

— В общем, я пришел посмотреть на поле боя, — продолжал Фин. — Честертон считал, что бюрократия никогда не устоит перед силами воображения. Каким, должно быть, наивным он был! Бюрократия победила. Святых больше нет, как нет фанатиков, шутов или поэтов. Преступники-гении тоже вымерли.

— Ох, я даже не знаю... Великое ограбление поезда?

— Организованная банда. Преступное сообщество смотрит на часы, как офисные клерки. Такая же машина, как и полицейский аппарат, который борется с ними. Не удивлюсь, если и добычу они подсчитывают с помощью счетных машин.

Нет, преступник-мастер, как и любой другой мастер в своей гильдии, является фигурой средневековой. Он работает один, втайне. Может, он и не попадет в заголовки, зато и не попадется. Он — оккультный.

Фин откашлялся.

— Вероятно, моя мечта встретить преступника-мастера так и останется неосуществимой. Следовательно, я остаюсь детективом-подмастерьем. Однако я могу совершенствовать свое искусство в более низших сферах. Оккультные тайны — там много чего вокруг: целители-хилеры, телепаты, медиумы...

— Теперь я знаю, как вам помочь. — Бикер перестал чесаться, его борода превратилась в клочья. — Я сам был когда-то сценическим медиумом. Если вы хотите познать ремесло, я могу ввести вас в курс дела. Кого изволите разоблачать?

— Не разоблачать, просто понаблюдать. Когда ты был медиумом?

— Много лет назад. Волшебный Марвин, Человек с Гипнотическими Руками. Я делал номер с летающей женщиной, у меня неплохо поднимались в воздух столы и другие предметы на сцене, вы понимаете. Конечно, не так виртуозно, как в иллюзионных шоу. Я получал удовольствие, но это сделало мое лицо слишком узнаваемым. Через десять лет на севере я показал фокус с баком.

— Фокус с баком? Что это?

— Один из моих любимых. Вы приезжаете на бензозаправку, и все наблюдают, как вы заправляете топливный бак водой. Затем вы бросаете в него таблетку и запускаете двигатель. Пока вы возитесь с ним, к вам подходят и спрашивают, как это работает. «Мое маленькое изобретение» — говорите вы и рассказываете, как нефтяные гиганты гоняются за вашим патентом. Поэтому...

— Поэтому тебе нужны небольшие инвестиции, чтобы начать производство волшебной таблетки.

— Верно. И вот в середине моего питча⁷ подходит ко мне один молодой парень и говорит: «Я знаю вас. Вы — Волшебный Марвин. Я видел вас, когда мне было семь лет». Я был счастлив выбраться из этой глуши, отделавшись двумя-тремя выступлениями.

Фин заказал еще чаю.

— Я подумываю вступить в так называемое Общество Эфирной Мандалы. Кажется, их дом находится где-то здесь.

— Это у Ви Уэбб. Она очень сильная, Фин. Я знаю нескольких медиумов, которые хотели бы знать, как она это делает. Но она дорогая.

Сыщик кивнул.

— Я читал о ее группе в газете.

— У нее шикарная клиентура. Она работала с «духами», как и я. Однажды я поймал ее... ох... двадцать лет лет назад. Вместе с мужем. Он был марионеткой, всю работу делала она. Она уже тогда блистала, а сейчас, я слышал, стала еще лучше. Некоторые из моих партнеров по бизнесу почти уверены, что у нее есть товар.

— Что еще ты знаешь о ней и ее обществе?

Бикер пожал плечами.

— Ну, ходят разговоры... сплетни... — С лукавой улыбкой он добавил: — Вы же знаете этих старух-медиумов. Скажем, существует история о египетском проклятии.

Фин выпрямился.

— Проклятие! Ну-ка, ну-ка.

— Тот молодой парень, который... ну, слышали, наверное, наркоман? Короче, за точность я не ручаюсь, у него был этот священный амулет из какой-то египетской гробницы. Носил он его на шее. Ну и вот, оказалось, что на амулете лежало проклятие, и это проклятие убило его.

— Очаровательно!

— И это еще не все. Поговаривают, что отец пацана теперь тоже один из них. И весь юмор в том, что он нацепил на себя тот самый амулет.

— Думаешь, рекламный ход?

— Может быть. Я слышал, что придурки выламывают двери, чтобы попасть в клуб миссис Уэбб. Наверное, все хотят посмотреть, не нюхает ли чего папаша. Тем не менее она пытается сохранить эксклюзивную клиентуру. Вы должны получить приглашение, чтобы присоединиться.

— Тогда, пожалуй, я... — начал было Фин, но Бикер шикнул на него.

— Не оборачивайтесь, — шепнул он. — Сюда только что вошел один из этих дьяволов, о которых мы говорили. Стив Сонди. Сидит справа, второй столик. С толстяком.

Спустя мгновение Фин оглянулся. Стив Сонди был худым рыжеволосым мужчиной лет двадцати пяти. Его «некричащий» джинсовый костюм казался неуместным в этой пестрой толпе, чей вкус ограничивался джеллабами⁸и кожаными плащами до пят. Точно так же его длинные волосы цвета меди не сбегали буйными прядями до плеч по нынешней моде, а были разделены пробором посередине и подстрижены в аккуратный, отливающий блеском шлем. Довольно красивые, но по-идиотски правильные черты лица делали из Сонди витринного манекена с застывшей навеки рассеянной улыбкой.

Казалось, он только что рассказал своему спутнику анекдот. «Толстяк» был коренастым, но отнюдь не толстым для своего возраста поздней зрелости, при этом полные отвисшие щеки, подпрыгивающие при смехе, когда он держался за живот, придавали ему вид веселого монаха; чашку с чаем он поднял так, словно в руках у него была кружка, которой он собирался грохнуть по столу после того, как споет. Однако глаза над подбородком сияли мрачной серьезностью, а жесткие седые волосы зачесанные назад и свисавшие с воротника лыжной куртки, делали его похожим на патриарха.

— Теперь вы знаете, как выглядит поп-звезда.

— Что-то я сомневаюсь насчет его популярности, — заметил Фин. — Кроме нас никто не обратил на него внимания.

— Ну так ведь большинству его поклонников не исполнилось еще и тринадцати. Кажется, у него был всего один хит.

Они допили чай и вышли на улицу.

— У меня всегда возникает странное чувство, когда речь заходит о таких совпадениях, — сказал Бикер. — Помяни черта, и он тут как тут. Может, я экстрасенс?

— Но определенно их дом неподалеку. И все же, экстрасенс ты или нет, твои сплетни меня заинтересовали — в этом обществе есть все необходимые составляющие: деньги, наркотики, проклятие, странные манипуляции в темном зале для сеансов. Присутствует даже смерть. Безусловно, на это стоит потратить вечер, хотя бы ради трюков миссис Уэбб.

— Вам понадобится не один вечер, чтобы понять их. — Маленький мошенник ухмыльнулся. — Скажем, пять фунтов против одного, что трех сеансов вам не хватит.

— Пять так пять. Где ты будешь все это время?

Бикер протянул ему карточку.

— Позвоните мне, когда сдадитесь. — Он отошел прочь, чтобы потрясти спичечным коробком перед туристами, блуждающими по опустевшему рынку.

Фин вернулся к магазину здорового питания, чтобы еще раз поразмышлять о том факте, что Гитлер не ел мяса. Вот оно, столкновение двух оккультных традиций. Он мог представить себе яростные отрицания как со стороны нацистов, так и вегетарианцев. Однако обе системы уходили корнями в мистицизм девятнадцатого века...

Впрочем, как и почти все оккультные практики: френология, месмеризм, гомеопатия и особенно спиритизм. Все это казалось Фину шуткой, но, очевидно, викторианцы были правы, когда считали, что трагическое ходит рядом с комичным, и сотрясающийся от смеха зачастую выглядел как трясущийся от страха.

Он присмотрелся к «граффити» повнимательнее, ахнул и покрылся мурашками. Кто-то зачеркнул не ел и приписал не ест.

Глава вторая. Проходите в нашу гостиную

В Лондоне немало таких улиц, как Кавершам Гарденс, с террасами зеркально расположенных викторианских таунхаусов⁹. Таунхаусы, насколько знал Фин, всегда строились одной высоты, имели стандартную планировку и прилегали так плотно друг к другу, что напоминали белые клавиши рояля.

Но здесь было что-то не так. Когда Фин, стоявший в середине ряда С¹⁰, бросил взгляд вдоль линии домов, он заметил, что последний из них нарушал общий порядок: он был на этаж выше и пропорционально шире остальных. Фин из любопытства направился к нему и убедился, что именно этот особняк являлся предметом его поисков. Он обошел вокруг, чтобы получше осмотреть свою нестандартную находку.

Во всем остальном дом миссис Уэбб был истинно викторианским. Типичная ограда из железных прутьев с острыми шипами наверху и сухой ров перед домом для защиты от грабителей; на дне рва типичный вход для слуг; типичная парадная лестница, чтобы держать слуг строго внизу. За рядом домов располагался частный парк, обнесенный все той же оградой с железными шипами, а небольшие по размеру сады, разбитые позади домов, окружал двойной кордон из знакомых уже шипов и живой изгороди. Грабителю, прежде чем подобраться к дому с черного хода, пришлось бы взломать два замка — один в воротах парка, другой в садовой калитке.

Фин попытался зайти спереди. Когда он звонил в дверь, ему пришло в голову, что такие дома строились не только из соображений уединения, но и для абсолютной секретности. Даже миниатюрные балкончики наверху, казалось, были устроены так, чтобы закрывать окна.

Он позвонил по телефону, чтобы договориться о «собрании»¹¹, однако резкий женский голос сообщил ему, что в ближайшие нескольких недель ничего подобного не предвидится, зато есть возможность прослушать одну из регулярных лекций общества, на что Фин ответил, что с удовольствием посетил бы лекцию. В эту субботу преподобный Артур Стоунхаус будет говорить о «использовании психических сил». Фин должен был сделать добровольный взнос на сумму трех гиней и принести с собой любимую фотографию.

Дверь открыла обладательница голоса, полная молодая женщина в черном вязаном платье. Черный цвет контрастировал с ее бледным и, увы, прыщавым лицом. Она стремилась к суровому аскетизму, рассудил Фин, — ни косметики, ни украшений, кроме деревянной броши в виде креста. Прыщи несли на себе следы недавних пыток ногтями. Она представилась как мисс Эрнестина Джонсон, взяла деньги и протянула ему книгу посетителей. Затем поднялась с ним по длинной лестнице в небольшой лекционный зал.

Там уже сидело несколько десятков человек. Фин пристроился на откидное сидение сбоку, чтобы оглядывать толпу в поисках интересных типажей.

В итоге аудитория его разочаровала; таких зрителей он мог найти в любом кинотеатре. Несколько молодых пар, одетых в модную богемную одежду, какую не мог позволить себе ни один представитель богемы; дюжина напряженных молодых людей в очках с толстой оправой; пара холеных бизнесменов с женами в шляпах; в остальном же одинокие старики, сжимающие свои фотографии и заметно нервничающие.

— Дорогие друзья, — обратился оратор. — Пусть мой воротничок не пугает вас. Никаких проповедей, обещаю вам. — В ответ на его зверскую ухмылку кто-то хихикнул.

Преподобному Стоунхаусу было около пятидесяти лет; он имел худощавое телосложение и голову с последними остатками волос. Клерикальный воротничок-стойка болтался у него на шее свободно, словно и впрямь это был собачий ошейник. Плоское личико отливало желтизной, и этот ровный цвет пчелиного воска простирался до самой макушки его головы. Три или четыре пряди черных волос были зачесаны поперек проплешины, представляя собой рисунок или чертеж: здесь проходит линия волос.

Его верхние резцы были не только длинными и кривыми, но и раздвинутыми, как клыки бобра. Они показывались над нижней губой при малейшей улыбке и в моменты ликования превращали его в комическое чудовище.

— Некоторые из вас, возможно, скептически относятся к психическим силам. «Что это?» — спросите вы. «Кто ими обладает?» и «Почему меня это должно волновать?» И будете совершенно правы, отвечу я. Здоровый скептицизм всегда в почете. В конце концов, уверовали бы мы, не прояви апостол Фома глубокого сомнения? Конечно, Фома имел непредубежденный ум. Когда ему открылись доказательства, он принял их. Таково, дорогие друзья, истинное и доброе сердце скептицизма. Вы можете сказать: «Видеть значит верить», и я соглашусь с вами. Но я говорю: «Тогда зрите. И веруйте!»

Стоунхаус привычным движением ухватился за кафедру.

— Итак, что же тут можно увидеть? Реальны ли психические силы? Или все мы являемся кучкой обманутых чудаков и дурачков, поверивших в это?

Так вот, ученый не попросил бы вас поверить в микробы, не позволив вам прильнуть к микроскопу. Поэтому я не буду просить вас поверить в психические силы без демонстрации. Через некоторое время миссис Уэбб предъявит вам неоспоримые доказательства существования психических сил в пределах этой комнаты.

Вначале позвольте мне рассказать вам историю с призраком. Около ста лет назад в Индии жил известный судья по имени сэр Эдмунд Хорни. Он договорился с одним редактором газеты, что тот зайдет к нему домой вечером, чтобы забрать судебные решения сэра Эдмунда, вынесенные им за день, для публикации на следующее утро.

Фин слышал эту историю раньше. Редактор появляется внезапно посреди ночи в спальне сэра Эдмунда. Судья в ярости приказывает ему убираться прочь, пока он не разбудил леди Хорни. Он отдает ему судебные решения, и редактор уходит, не говоря ни слова. Леди X. просыпается, и судья рассказывает ей о странном визите. Они отмечают время — три часа. На следующее утро редактор был найден мертвым в своем кабинете, который он не покидал всю ночь.

Пока Стоунхаус рассказывал, сыщик оглядел комнату. Стены были выкрашены в двойной землисто-салатовой гамме. На окнах висели шторы из бледно-зеленого бархата. В тусклом свете голых лампочек он не заметил ничего изящного или просто привлекательного.

Обернувшись, он увидел, что комната имеет пять стен. По непонятной причине один задний угол был скошен диагональной перегородкой, в которой находилась дверь.

— ...умер ровно в три часа.

Священник сделал паузу, чтобы аудитория прониклась сказанным.

— Психические переживания того или иного рода происходят почти с каждым из нас. Вам может казаться, что вы уже бывали в каком-то месте раньше; вы предчувствуете, что может сказать тот или иной человек еще до того, как он скажет это. Вы можете подумать о ком-то, и в следующий момент этот кто-то входит в дверь. — Фин представил Бикера в кафе: «Сюда только что вошел один из этих дьяволов...» — Он наперед знал все, что скажет Стоунхаус, поэтому отключился, позволяя психическим вибрациям омывать его, и ждал демонстрации.

— ...психические вибрации... просто другое название для жизненного принципа... человек может иметь то, что мы называем «талантом»... наука не может объяснить... прочтите эманации психической силы с фотографии.

А теперь — демонстрация. У всех с собой снимок?

Карточки были у всех. Мисс Джонсон собрала их на поднос и отнесла его в переднюю часть комнаты.

— Наш духовный лидер, миссис Виола Уэбб.

Она появилась откуда-то с задних рядов, где, вероятно, сидела все это время: мужеподобная, крепко сбитая женщина лет пятидесяти. Ее тяжелая поступь сотрясала пол и заставляла ее прямое коричневое платье развеваться следом. Только вблизи Фин смог рассмотреть черты ее лица. Но еще когда он отмечал жесткие скулы, твердый подбородок и глубоко посаженные глаза, оно, казалось, немного изменило свое выражение. Черта или две смягчились, появилась улыбка, и строгая деловая женщина превратилась в милую, слегка рассеянную старушку. Войдя в этот образ, она начала всплескивать руками и поправлять перманент, словно не ожидала обнаружить себя в окружении стольких людей.

Но ее темные глаза цепко и внимательно изучали их.

— Сейчас, минутку. Я совершенно растерялась и не знаю, как поступить. Может, преподобный Стоунхаус расскажет вам о нашем учебном курсе, пока я прихожу в себя?

Галантный клирик выполнил свою коммерческую функцию, объяснив, что пусть не всех можно попросить присоединиться к обществу и жить здесь персонально, зато они могут воспользоваться членством в «духовном партнерстве», системе домашнего обучения, которая...

Наконец миссис Уэбб была готова. Она взяла фотографию с подноса и внимательно изучила ее. Затем, держа ее так, чтобы все видели, она обошла зал по кругу.

— Это фотография мальчика в светло-голубом джемпере. Его дедушка здесь с нами... Вы, сэр! — Она положила руку на плечо старика в конце второго ряда.

— Как, ради всего святого?..

— Имя мальчика начинается на Джей¹²? Джеймс или Джон. Сейчас он старше; этой фотографии всего несколько месяцев... он старше всего на несколько месяцев... Я чувствую сильную вибрацию от Джей... но это его имя? Ваше? Да, вас зовут Джеймс. И его назвали в вашу честь? А, его второе имя Джеймс. Правильно?

— Почти во всех нюансах, — пробормотал старик. — Правда...

— Все слышали? Человек сказал, во всех нюансах правда.

Она вернула ему фотографию и взяла с подноса другую. Действуя по той же методике: вытянуть информацию из владельца, аккуратно ошеломить его молниеносными догадками и словесной эквилибристикой, хватаясь за любую реакцию и делая акцент на выгодном для себя варианте, — она отработала почти дюжину фотографий. Если это была вершина ее возможностей, то Фин зря терял время.

— Моя психическая энергия, как ни печально, на сегодняшний вечер почти исчерпана. Я могу попробовать еще, но только один раз.

Она подняла предмет, в котором Фин узнал свою «любимую фотографию» — гравюру, на которой был изображен Уильям Хаскиссон¹³.

— А вот и необычный гость в нашей компании. Джентльмен из девятнадцатого века! — Фин попытался выглядеть вежливо заинтересованным вместе с остальными, но что-то в выражении его лица привлекло ее внимание. Она подошла к нему и похлопала тяжелой рукой по плечу.

— Ваша гравюра, полагаю?

— Да, истинно так.

— Может быть, предок? Или просто маленькая шутка? Ах, да. Уловка. — Румянец Фина послужил для всех признанием.

— Ну, — сказала она, — шутить я умею не хуже других. Дайте подумать. Вы знаете имя этого джентльмена? Так, первое Р... возможно, П... нет, я вижу, это Джордж или Уильям. Уильям.

Он кивнул, и раздались аплодисменты. Представление закончилось всеобщей симпатией к миссис Уэбб и ненавистью к ловкачу Фину. Миссис Уэбб удалилась, остальные вышли в сопровождении преподобного Стоунхауса.

— Не омрачайтесь, мой мальчик, — сказал он, пожимая руку Фину. — Эта была всего лишь шутка. Без обид, надеюсь?

— Это была не шутка. Видите ли, творческое воображение мистера Хаскиссона является для меня постоянным примером. Как и его трагическая гибель.

— Послушайте! О ком вы вообще говорите?

— Я думал, что он станет национальным героем. Ведь это именно он руководил открытием первой пассажирской железной дороги в Британии. — Если бы Фин добавил, что в тот исторический момент Хаскиссон стал еще и первым в мире человеком, которого сбил пассажирский поезд, то это могло прозвучать как очередная шутка.

А еще одну ухмылку на лице Стоунхауса он бы не вынес.

* * *

Два последних дня перед сеансом Фин провел, зарывшись в книги по оккультизму. Телепатия, ясновидение, вещие сны, телекинез, аппорты¹⁴, предчувствия, эктоплазма и их орудия: планшетка, маятник, волшебная лоза и оргонный ящик¹⁵ — от всего этого клонило в сон. Медиумы, которые могли летать; медиумы, которые могли перемещать предметы, не касаясь их; медиумы, которые могли покидать свои физические тела. Десятки медиумов, которые могли предупредить президента Кеннеди не ехать в Даллас; десятки медиумов, которые могли раскрыть убийство, почувствовав вибрацию на месте преступления. Наконец, нашелся медиум, который однажды довел Сесила Б. Демилля¹⁶ до слез, а сейчас довел Теккерея Фина до приступов непреодолимой зевоты.

Деньги, — бесконечно кружилось в его голове. — Наркотики. Спиритические сеансы. Проклятие. И смерть.

Во время чтения он сделал для себя одно полезное открытие — секрет перформанса с фотографиями миссис Уэбб. «Эстрадные» телепаты, как он выяснил, часто использовали эту технику в ночных клубах. На самом деле это была классическая игра в «двадцать вопросов» — клиент отвечал «да» или «нет» по выражению лица или (рука на плече) следуя бессознательным движениям. Это называлось «чтением мышц»¹⁷.

В назначенный вечер мисс Джонсон снова встретила его в дверях. Казалось, она только что плакала, но с таким лицом, как у нее, невозможно было угадать точно — оно всегда выглядело опухшим, особенно глаза, и при любых обстоятельствах оставалось в плане эмоций совершенно бесцветным.

На этот раз пожертвование составило десять гиней. Мисс Джонсон провела его в гостиную на втором этаже, где остальные были заняты тем, что она назвала «коктейлями».

Комната оказалась просторной, но была загромождена мебелью словно перемещенной из пансиона. Там стояли три больших дивана и полдюжины глубоких кресел, среди которых затерялись столики и рояль. В одном из углов взгляд Фина уловил еще несколько непременных атрибутов пансиона: стопку журналов, проигрыватель и пагоду из коробок с настольными играми: не хватало только телевизора, зато интерьер дополняли аксминстерский ковер и светло-бежевая шелковая обивка. Если у миссис Уэбб и нет вкуса, размышлял он, то, по крайней мере, есть деньги, и их явно больше, чем можно было предположить с таким неизящным лекционным залом.

Первым человеком, попавшимся ему на глаза, была миссис Уэбб, чья мощная фигура в розовом шелке застыла у камина. Она разговаривала с двумя кукольного вида седовласыми дамами, которые кивали друг другу, как болванчики, после каждой фразы. Возле проигрывателя на диване, свернувшись калачиком, дремала или медитировала девушка в голубом. За роялем сидел крупный мужчина в черном костюме, с жесткой и черной, как смоль, бородой. Он уставился на клавиши, словно пытался понять их назначение. Рядом плешивый человек в пуловере с высоким воротом занимал его беседой, и когда последний оторвал локоть от крышки и повернулся, чтобы приветствовать вошедшего, Фин узнал в нем преподобного Стоунхауса.

— Мистер?.. — приоткрылись бобровые клыки.

— Фин. Теккерей Фин.

— Мы ведь с вами встречались? Кажется, на лекции?

— Да, около трех недель назад. Лекция получилась весьма поучительной, преподобный.

— Пожалуйста, для всех присутствующих здесь я просто Стоуни. Как вы понимаете, наши сеансы проходят в неформальной, почти семейной обстановке. Никаких сухих лекций.

Несколько минут они стояли молча, пока неловкая улыбка «Стоуни», вспыхнув, не поблекла.

— Ну, Теккерей, вас все еще интересует телепатия? Ряд экспериментов, в которых я принял участие, были весьма увлекательными... а, вот и миссис Уэбб.

Ее рукопожатие получилось крепким; темные немигающие глаза смотрели на него, смотрели пристально. Фин не мог избежать этого взгляда, столь же острого, как и шедший от нее запах сожженных перманентом волос.

— Очень рада, что вы пришли, мистер Фин. Я чувствую, сегодня вечером нас ждут уникальные проявления. Может, хотите что-нибудь выпить? Есть морковный сок, тоник из сельдерея — все, что пожелаете.

Он остановился на овощном муссе с запахом мыла и привкусом капусты. Старушки, которые беседовали с миссис Уэбб, были представлены ему как мисс Ада и мисс Эмили Блейз. После знакомства миссис Уэбб покинула их, чтобы встретить еще одного приглашенного. Когда она шла, подол вечернего платья колыхался ей вслед, и под ним проглядывали домашние туфли со стоптанными задниками.

— Представляете, — сказала мисс Эмили. — Представляете, мы вошли в контакт с нашим пaпá и братом, ушедшим год назад, и даже бедняжкой Бернардом Шоу.

— Нашим котом, — тем же голосом пояснила ее сестра-близнец.

— Поразительно! И он действительно говорил с вами?

— О да. Бернард Шоу был очень умным котом. Коточеловек, как мы его называли. Пока он был жив, я всегда чувствовала, что он хочет поговорить с нами. Но в кошачьем теле он не мог этого сделать, хотя понимал каждое слово.

— Совсем как человек, — добавила Ада.

— Лучше, чем некоторые люди.

— О да, намного, намного лучше.

Фин откашлялся.

— Когда он уме... ушел?

— Ровно за месяц до Алистера, да, Эмили?

— Да, ровно за месяц.

— Мы прямо в шоке все были.

— Такая утрата. Но на самом деле мы его совсем не потеряли. Мы связались с ним через нашу спиритическую доску дома.

— А потом миссис Уэбб связалась с ним для нас.

— Мы часто приходим сюда, но это так накладно.

— Эмили!

— Ну, ведь это так и есть. Не только пожертвования, еще дорога из Челтнема. Понимаете, не то чтобы это того не стоило, но...

Фин извинился и отошел в сторону, ища место, куда бы поставить стакан с капустной жижей. Миссис Уэбб трясла за руки молодую пару в куртках из оленьей кожи:

— Я так рада, что вы пришли снова, — сказала она им. — Я чувствую, нас ждут уникальные проявления.

Человек со слуховым аппаратом протянул Фину руку.

— Я Данк. Брюс Данк. Подполковник Королевских воздушных сил. В отставке, разумеется.

Мистер Данк был маленьким заносчивым человечком, чей блейзер и безвкусный галстук, несомненно, выдавали принадлежность к какому-то престижному учебному заведению. Не дотягивая до плеча Фина, он выглядел как школьник: черные волосы зачесаны назад, постоянные ужимки на лице при разговоре.

— Вы что, янки? Из каких краев?

— Нью-Йорк. Но сейчас худо-бедно обосновался в Лондоне.

— Не осуждаю вас. Нью-Йорк не самое лучшее место для приличных людей. Это все, знаете ли, из-за черномазых. Впусти их, и вся мораль рухнет. Сейчас и у нас этого дерьма хватает. Наркотики, секс, вседозволенность, аборты, порнография, платежный баланс катится к черту... Знаете, что Нострадамус сказал о Британии? Рассказать — у вас голова закружится. Я мигом, схожу только за томатным соком.

Как только Данк исчез, Фин тут же переключился на оказавшегося поблизости мужчину средних лет в западноафриканской рубашке-дашики пурпурно-розового цвета — «толстяка» из кафе.

— Лодердейл, — представился он. — Доктор Эндрю Лодердейл. Но зовите меня просто Док.

— Почему Док?

— Был в Америке некоторое время назад, и прозвище пристало ко мне. Во всяком случае, теперь оно более актуально. Как и Данк, я вышел в отставку.

— Доктором были по медицинской части?

— Нет, морская биология. После смерти сына год назад я бросил работу и присоединился к обществу. Я жил по всему миру, но только здесь обрел настоящий дом. Дом и семью. Того же беднягу Данка.

Фин поймал себя на том, что не сводит глаз с каменного украшения в виде скарабея, которое Док носил на шее.

— Кажется, я недавно читал о вас в газете.

— Значит, вы слышали о Дэйве? Все в порядке, я не против поговорить об этом. Я чувствую, что Дэйв совсем не умер и сейчас рядом со мной. — Он усмехнулся. — Только не позволяйте мне утомлять вас пространными рассуждениями. Я заметил, как вы только что избежали монолога Данка о черных.

— Так вот в чем все дело?

— Да, Данк все продумал. Согласно Нострадамусу и, насколько я знаю, Великой Пирамиде, грядет черное восстание, то бишь Армагеддон. Он, естественно, уверен, что силы белого превосходства в итоге восторжествуют, и я подозреваю, конечно, что он, Брюс Данк, наполовину мнит себя императором в этом новом мире. — Ирония Лодердейла была легкой и незлобной.

— Похоже, вы не согласны с его теорией.

— А кто бы согласился? Не поймите меня превратно, я люблю и уважаю Данка как человека. Мы все возлагали на него большие надежды. Если бы он очистил свой организм хотя бы частично от яда, то стал бы куда более симпатичным субъектом.

Я имею в виду не только ментальный яд. Сейчас он смешивает томатный сок с каким-то порошком из своего кармана. Мы изо всех сил пытались заставить его отказаться от джина и перейти на режим натуральных, органических продуктов, да только бесполезно. Между тем ему сорок пять, а выглядит он на десять лет старше. Вот мне пятьдесят пять, но, скажем, больше сорока пяти мне не дают.

Безрукавка Дока открывала его довольно мускулистые руки, во всем же остальном это был типичный помятый мужчина своих лет.

— Поразительно! — воскликнул Фин, устав за сегодняшний вечер употреблять это слово. — И всего этого вы достигли благодаря здоровой пище?

— Органической пище! Слушайте, десять лет назад врачи признали меня безнадежным. Сердце. — Он ударил себя в грудь, и скарабей подпрыгнул на шнурке. — У меня уже был один приступ, после чего они посоветовали мне бросить пить и курить. Я пошел еще дальше, и отказался от холестерина. Никаких яиц, мяса, молока и масла. Много цельнозерновых злаков, свежих фруктов и овощей. И вот я, ходячий труп, здесь! — Сравнение вызвало у него приступ грудного смеха, заставив скарабея снова подпрыгивать.

— Этот необычный амулет, который вы носите. Он из обсидиана, как я понимаю?

— Ну да. Египетский скарабей. Он принадлежал Дэйву. — Лодердейл поднес его к свету и повернул. — Видите на обороте? Эти иероглифы являются своего рода проклятием. Смерть носящему или что-то в этом духе.

Возникла неловкая пауза, затем Док снова рассмеялся.

— Вы не задали очевидного вопроса. Существует ли какая-нибудь связь между проклятьем и смертью Дэйва?

— А она существует?

— Вполне вероятно. Знаете, какое-то время я носил его, думая, что это убьет и меня тоже. По крайней мере, надеялся. Но теперь ясно, что это не работает — я ношу его просто как память о сыне. Вот такие дела.

Их прервала молодая пара в куртках из оленьей кожи с бахромой. Они представились Аланом и Джейн Форстер.

— Рада познакомиться с вами, — сказала Джейн. — Только не говорите мне, мистер Фин, свой знак. Погодите. Только не говорите мне... Вы Весы. Определенно.

— Она никогда не ошибается, — вставил Алан.

— Боюсь, я Близнецы, — Фин произнес это извиняющимся тоном.

— О! Но все равно это воздушный знак. Теперь вы, Док. Вы... Вы, очевидно, Овен.

— Нет, Рак.

Джейн уставилась на него.

— Вы уверены?

— Да, — буркнул он, смеясь. — Но вы опять близко. Овен и Рак — кардинальные знаки.

— Убедились? Она никогда не ошибается, — сказал напоследок Алан, когда Джейн потащила его прочь.

— Пойдем, дорогой, я хочу попробовать с этим пианистом.

— Непогрешимость, — сказал Фин, — это еще не все.

Док кивнул.

— Верно. Сам я не интересуюсь астрологией, да и к науке охладел. Моя голова полна идей, если это звучит не слишком напыщенно. Если Джейн счастлива, угадывая солнечные знаки, тем лучше для нее. Все это как-то совмещается, все эти вещи — быть человеком, быть счастливым. И поскольку я бросил науку, я больше не беспокоюсь о том, как это все сочетается. Пусть люди верят в то, что делает их счастливыми.

— И спиритизм делает вас счастливым?

— Я должен верить в это, — сказал Док. Выглядел он серьезным, — должен верить.

Миссис Уэбб объявила, что сеанс начнется через несколько минут.

— Боюсь, я не со всеми познакомился, — сказал Фин. — Кто этот Мефистофель за роялем?

— Профессор Мерихью Хакель, психолог. Несмотря на всю свою мрачную сатанинскую внешность, он не спиритуалист. На самом деле, он отчаянный скептик. Он присоединился к обществу только из-за возможности исследовать нас.

— И миссис Уэбб не против, чтобы скептические вибрации распространялись по всей комнате для сеансов?

— Очевидно, она все еще надеется обратить его. Лично я считаю это бесперспективным. И должен признать, что он оказывает здесь разрушительное влияние. Во-первых, мы, то есть я и он, почти не разговариваем.

— Почему, если это не секрет?

— Ничего секретного. — Бывший ученый выглядел задумчивым. — Просто он считает, что я вроде Иуды в научном мире, вот и все объяснения.

— Понятно. А кто эта девушка в углу?

— Нэнси Мичи. Пойдемте, я вас познакомлю. — Он окликнул ее, когда они приблизились, но спящая девушка не пошевелилась; глаза ее оставались закрытыми.

Она не была красива, как и большинство женщин прерафаэлитов, но обладала дивным очарованием призрака: чахоточная фигурка с прекрасными волосами. Ее лицо было наполовину затенено кудрями каштанового великолепия, щека покоилась на руке, а рука вытянулась вдоль изящного изгиба подлокотника дивана. Длинное голубое платье с тусклыми вкраплениями прозрачной зеленой ткани струилось по подушкам, словно повинуясь кисти прерафаэлитов. Ее голая грязная ступня с рубиновым кольцом на пальце была последним штрихом элегантности.

— Нэнси? — Док коснулся ее плеча, и она склонилась вперед, лицом вниз. — Нэнси!

Прямо как в кино, подумал Фин и посмотрел на ее спину в поисках рукояти украшенного драгоценными камнями стилета. Нэнси вздохнула и сделала несколько скребущих движений.

— Переживает ужасные часы, — объяснил Док, — как вы, должно быть, заметили по ее запавшим глазам с настоящими темными кругами. Нэнси, проснись.

Тем не менее, подумал Фин, обеспокоенным Док не выглядит.

Нэнси застонала, выпрямилась и начала чесать колено.

— Мы готовы начать, — сказала миссис Уэбб.

Девушка молча поднялась и прошаркала к двери. Остальная группа, возглавляемая этим лунатиком, покорно пересекла холл и вошла в комнату для сеансов.

Это был хорошо сохранившийся, отделанный панелями обеденный зал с круглым столом и тусклой люстрой. Когда все расселись, миссис Уэбб дала указания.

— Мы все возьмемся за руки, — инструктировала она,-сомкнув магический круг, по которому будет струится эфирная энергия. — Она отодвинула тяжелую коричневую занавеску, за которой открылся небольшой альков; находился он примерно в четырех футах от того места, где сидела миссис Уэбб. В нише стоял легкий карточный столик. Один за другим она брала лежащие на нем предметы и объясняла их предназначение.

— Есть множество способов, — продолжила она, — с помощью которых развоплощенные сущности тех, кто перешел в единство с эфириумом, могут говорить с нами. — Свет наложил глубокие тени вокруг ее глаз; когда она повернулась, чтобы взять колокольчик, тени двинулись следом по высоким скулам. — Иногда они могут быть довольно игривыми, а игривые сущности нуждаются в игрушках. Вот здесь у меня колокольчик... рупор, сделанный из бумаги... мандолина... и грифельная доска.

Игрушки займут их и отвлекут от опасных шалостей с миром живых. Вы, должно быть, знаете, как трудно сносить изобилие так называемых полтергейстов. Они любят дотрагиваться, щипаться, тянуть за волосы и даже наносить травмы. Сегодня вечером для нас нет никакой опасности, пока мы сохраняем круг неразрывным.

Просто для того, чтобы никто из вас не испугался в дальнейшем «странных» звуков, привожу звучание колокольчика и мандолины. — После прослушивания она передала собравшимся бумажный рупор для исследования (профессор Хакель внимательно осмотрел его и уточнил, что он сделан из картона) и показала грифельную доску. Держа за ручку, как ручное зеркальце, она покрутила ей, продемонстрировав, что обе стороны пусты.

Когда «игрушки» были возвращены в альков, она задернула занавеску и села.

— Я попрошу доктора Лодердейла и профессора Хакеля крепко взять меня за запястья и плотнее прижаться своими ногами к моим. Эфирная энергия иногда может быть исключительно сильной. Иногда под ее воздействием у меня выкручивало мышцы. Эрнестина, запри дверь и выключи, пожалуйста, свет.

Фин держал шершавую руку Джейн Форстер и взял потное запястье Эрнестины Джонсон, когда та вернулась за стол. Темная комната начала расширяться, словно раздувалась от прерывистого дыхания медиума. Других звуков не было.

Миссис Уэбб начала стонать, и Фин услышал, как зашуршал шелк ее платья. Внезапно она закричала, переходя на высокое контральто, и этот крик вызвал у него удушье. Затем наступили минуты гробовой тишины. Руки самого Фина вспотели, отчего он почувствовал себя пойманным в ловушку собственными руками. Черт, может, кто-то стоит сейчас у него за спиной в безмолвной темноте, почти вплотную, протягивая руки к горлу?..

— Да? — отозвалась миссис Уэбб. — Да? Да? Морис? Морис?

— Это Морис, — заговорила она утробным голосом. — Привет, моя дорогая. У меня для тебя очень много сообщений. Тут все хотят передать тебе привет. ПРИВЕТ!

Еще раз тряхнуло, и колокольчик зазвенел в нише.

— Здесь есть кто-нибудь по имени Алан?Алан Форрест?

Рука Джейн дернулась. Ее муж хрипло прошептал:

— Я Алан, Форстер.

Морис получил сообщение от матери Алана.

— Она говорит, что ты должен перестать есть мясо и носить шкуры животных, Алан. И что-то насчет магазина.

Алан пояснил, что унаследовал антикварный магазин от своей матери.

— Что-то насчет Риджент-стрит. В этом есть какой-нибудь смысл?

— Э-э, нет.

— Она говорит, Риджент-стрит — стол. Или стул.

Рука Джейн стукнула костяшками пальцев Фина по столу.

— Кресло эпохи Регентства! — воскликнула она. — То, что в витрине!

— Боже! Совершенно точно! У нас в витрине магазина выставлено кресло эпохи Регентства! — Судя по звуку, Алан подпрыгнул на стуле. — А что еще она говорит?

— Витрина, витрина, витрина. Сквозь тусклое стекло. -Морис, казалось, тянул время. — В окнах небесных темно, Алан. Не продавай это кресло темному человеку.

— Слушайте, слушайте, — раздался пронзительный голос Брюса Данка.

— Мужчина с темными волосами, — поправился Морис. -Он — принц-регент Тьмы. Ты слышишь? — Ударили струны мандолины.

— Да, мама. — Трудно было сказать, испугались Форстеры или испытали разочарование.

Морис передал послания для Эрнестины (от ее отца), Стоуни (от сестры) и профессора Хакеля (от Сократа). Данк немного поболтал со старым товарищем-летчиком, чья память была столь же расплывчатой, а словарный запас совершенно не военным.

Фин заскучал. Мандолина с колокольчиком — придумано, конечно, здорово (он подозревал нити и скрытую панель), но когда проявился дух индейского вождя с невообразимым именем Грозовой Гром, который имел сообщение для некоего Теккерея, у него возникло желание узнать, который час.

— Вождь Грозовой Гром приветствует тебя, Теккерей, от имени Великого Духа.

— Сердце мое возрадовалось, — ответил Фин. — Судя по имени, вождь принадлежит к племени куакиутль. Я прав?

— Истинно, Теккерей.

— Или, возможно, ютопи, — добавил Фин. — Да, это определенно имя ютопи. — Выдумав на ходу племя ютопи, он почувствовал себя вправе нести любую чушь от их имени.

— Э-э... все племена, как одно, живут в Счастливых Охотничьих Угодьях.

— Понятно. Только я сомневаюсь, что у куакиутль есть Счастливые Охотничьи Угодья, поскольку они, как вы, естественно, понимаете, являются племенем рыболовов. Однако, подозреваю, он известен им под другим именем.

— Ты говоришь истину. Все...

— Все имена, как одно, полагаю. Боже, это дело с этерическим полетом действительно сложное, не так ли? Иногда я удивляюсь, как духи могут помнить, кто они на самом деле.

— Но я знаю, кто ты такой, Теккерей, — медленно проговорил Грозовой Гром-Морис.

— О?

— Ты детектив. Ты нашел убийцу человека, который рисовал картины.

— Верно, Аарон Уоллис был художником. — Кто-то, подумал Фин, читал газеты.

— Аарон здесь. Он благодарит тебя за то, что ты сделал. Но вместе с тем он хочет предупредить тебя, что некоторые тайны лучше оставить в покое. Если ты зайдешь слишком далеко, то будешь опозорен в Суде Запредельного. Тебе понятно?

Какую тайну, промелькнуло у него в голове, скрывает Запредельное?

— Вполне.

— Аарон надеется, что ты подойдешь к этому вопросу с позиции верного умонастроения. С сердцем. Смотришь, ее-ришь, понимаешь. У тебя есть огромный потенциал психических сил, хотя ты этого не знаешь. Как ты поймал его убийцу, так ты поймаешь и другого.

За столом, казалось, все затаили дыхание.

— Поймаю? И убийцу кого же я должен поймать?

— Меня, — ответил голос. — Меня, Мориса Уэбба, убили!

— Будь я проклят! — прошептал Док.

Брюс Данк буркнул:

— Черномазые, не сойти мне с этого места.

Фин спросил Мориса, кто его убил.

—Я не могу сказать. Я знаю, но не могу сказать. Однако со временем ты все поймешь.

— В таком случае как вас убили? — спросил Фин.

— При помощи психического яда. Вот почему я хочу, чтобы ты использовал свои скрытые силы, чтобы отомстить за меня.

— А нельзя ли какую-нибудь подсказку?

Ответа не последовало. Вместо этого столик в нише начал раскачиваться и громко стучать. Миссис Уэбб снова закричала, затем раздался страшный грохот.

Своим натуральным голосом она спросила:

— Что? Что это? Эрнестина, не могла бы ты зажечь свет?

Прежде чем Эрнестина отпустила его руку, Фин услышал, как что-то упало на стол перед ним. Когда зажегся свет, он увидел, что это был рупор. Миссис Уэбб, обливаясь потом, все еще сидела, крепко держась за своих партнеров по кругу.

Хакель вскочил и отдернул занавески алькова. Маленький столик свалился набок. Профессор порылся в вещах на полу.

— Я ничего не понимаю, — сказал он, поднимая доску. Его борода и волосы, казалось, еще больше встопорщились; глаза дико вращались: — Кто, черт возьми, это написал?

На грифельной доске аккуратно мелом было выведено:

ФИН

Глава третья. Трюк с исчезновением

За травяным чаем в гостиной они провели тщательное «вскрытие».

— Мама говорила о тьме, — сказал Алан Форстер. — Я думаю, она имела в виду темное пятно на том кресле, эпохи Регентства.

— Кровь! — воскликнула Джейн. — Это может быть кровь! Как вы думаете, могли кого-нибудь убить в этом кресле? — Было очевидно, что она сильно завидовала внезапно обрушившейся на Фина известности.

Данк откашлялся.

— Кстати об убийствах, старина, вы действительно раскрыли одно из них? Вы должны мне все рассказать, я очень люблю читать об убийствах, когда нахожу на это время. Вообще меня многое интересует. Вы когда-нибудь читали хороший вестерн? Я помню в одном... — И еще некоторое время его кидало от ковбоев до прыжков с трамплина, от прыжков с трамплина до политических последствий монархических режимов. Закончилось все, как и прежде, Нострадамусом.

Док и Эрнестина загнали сыщика в угол, расспрашивая об убийстве, которое он раскрыл, и о том, которое еще раскроет.

— Обожаю загадочные убийства, — сказал Док. — Интересно, что там стряслось со стариком Уэббом?

— Старик... Вы его знали? — спросил Фин.

— Нет, я употребил слово «старик» в значении чего-то давнего, поскольку представляю его фигурой доисторической. Почти ископаемой.

— Я тоже ничего не знаю о нем, — добавила Эрнестина, — и не думаю, что кто-то в обществе знает, кроме миссис Уэбб. Извините, я вижу, пришел Стив. Пойду принесу еще чашку.

Когда она ушла, Док нахмурился.

— Мне интересно, не происходит ли здесь чего-нибудь странного, — сказал он.

— Мне тоже, — к ним присоединился Хакель. — Особенно этот инцидент с доской. Что-то здесь мутно, голову можно сломать.

Фин поставил нетронутый чай на каминную полку.

— Вы так думаете? Я считаю, что инцидент с доской достаточно прозрачный.

— Только не выдавайте мне секрет. — Хакель был раздражен. — Я хочу сам во всем разобраться. Но, кажется, мы действительно столкнулись с чем-то...

— Сверхъестественным? — предположил Док.

Раздражение Хакеля сменилось гневом. Его густые брови изобразили «без десяти два», и он почти прорычал:

— Черт! Это просто дьявольский трюк, как и все ее спецэффекты! И я собираюсь докопаться до сути этого преднамеренного мошенничества, даже если это будет последнее, что я сделаю! — Его медвежья лапа тряслась, проливая чай на блюдце. — Это не секретная панель, я проверял. Я чертовски крепко держал ее за правую руку и ногу. А как вы вели себя по другую сторону?

— Не сомневайтесь, я приклеился к ней намертво, — ответил Док. — Но даже если бы моя хватка ослабла, я не понимаю, как бы она могла написать что-то ровными, печатными буквами в полной темноте. Но и без этого как объяснить все остальное? Рупор, свалившийся на стол откуда-то сверху? Колокольчик?

Хакель пристально посмотрел на него.

— Я думаю, нас загипнотизировали. Внушили поверить в то, чего не было.

У Дока по непонятной причине не наблюдалось обычного добродушия.

— Ну конечно! Валите все на гипноз. Это же более вероятно, чем принять тот очевидный факт, что кто-то выходил из-за стола. Забавно, что вы всегда игнорируете очевидное, не правда ли, профессор? Такое впечатление, что тем самым вы хотите отвлечь внимание от истинного события.

— К чему вы клоните, Лодердейл? Карты на стол!

— Так, мальчики, мир. — Стоуни встал между ними. — У нас гость, и это никуда не годится. — Его изящные кисти легли на напряженные плечи буянов; казалось, следующим шагом он предложит им пожать друг другу руки.

Хакель отошел и сел за рояль. Выбив несколько примитивных аккордов типа «собачьего вальса», он начал играть, искусно подражая Телониусу Монку¹⁸. Док вышел из комнаты.

— Я должен извиниться, мистер Фин, — мягко произнес Стоуни. — Просто не знаю, что сегодня на всех нашло. Стив поссорился с Нэнси, а теперь еще и эти петухи. Боюсь, все наши разглагольствования о духовной гармонии оборачиваются пустым звуком, а?

— Может быть, нервы не выдержали из-за того, что детектив в доме? Кто-то чувствует за собой вину или что-то в этом роде.

— Вы действительно так считаете? Святые небеса!

— Нет, я так не считаю. В конце концов я всего лишь любитель. И здесь не для того, чтобы вынюхивать чьи-то секреты. За исключением некоторых секретов древних народов.

— Это доктор Лодердейл, правда. Таким грубым он становится всякий раз, когда бедняга Дэйв не выходит на контакт. К тому же профессор одержим попыткой уличить миссис Уэбб в мошеннической игре. Но, кажется, миссис Уэбб хочет поговорить с вами.

Она сидела на диване в углу, склонившись вперед, и что-то втолковывала Нэнси и Стиву, которые расположились подле нее на полу. Фин застал только последнюю фразу:

— ...неважно, ты не смеешь разговаривать с ней таким тоном. А, мистер Фин! Вы знакомы со Стивом?

Певец был хмур, но сейчас поднял глаза и рассеянно улыбнулся.

— Мистер Фин — частный детектив, — объяснила миссис Уэбб.

— Шпик! — сказал Стив и добавил без всякой иронии: — Потрясающе!

Фин сел на диван, а Стоуни придвинул стул.

— Мистер Фин, я уверена, что вы экстрасенс, — продолжила миссис Уэбб. — Возможно, вы этого не знаете, но у вас огромный потенциал. Я хотела бы попросить вас... мы хотели бы попросить вас стать полноправным членом Общества Эфирной Мандалы.

Значит, они не только покопались в моем прошлом, подумал он. Они проверили мой банковский счет. Он прервал размышления.

— Я... я действительно не знаю, что сказать. Я не уверен, что... достоин этого...

— Мы разбираемся в этом лучше, чем вы, поверьте.

— Но вы совершенно не знаете меня. — Он перевел взгляд на парочку, сидевшую на полу. Нэнси разглядывала узоры на ковре, Стив грыз костяшки пальцев и не сводил глаз с Нэнси. Никто из них не слушал, что он говорит. — Я даже не со всеми членами знаком.

— Мы думаем, что знаем достаточно. Естественно, предложение является предварительным. Если мы не приходим к единому мнению, ставим точку. Да, и не беспокойтесь о расходах. Позже Эрнестина вместе с вами займется финансами Общества. При этом вы свободны от обязательств.

— Тогда я с радостью соглашаюсь.

— Замечательно. Посвящение можно устроить прямо сейчас. Эрнестина, ты не можешь пригласить сюда Дока? Мы посвящаем мистера Фина.

Посвящаем мистера Фина. Он представил танцы обнаженных с факелами, испытание судом, выжигание клейма тайного общества...

В действительности все оказалось гораздо прозаичнее. Миссис Уэбб произнесла короткую речь, в которой изложила цели Общества Эфирной Мандалы («Единство с Единым»). Затем каждый поочередно подходил к Фину, клал руки ему на плечи и говорил: «Брат». Через пять минут все было кончено, и они поздравили его. Даже Стив ради такого события перестал глодать тыльную часть ладони и протянул новому члену свою руку. Было решено, что Фин переедет в дом на следующий день.

Миссис Уэбб проводила его до входной двери.

— Ждем вас завтра к обеду, — сказала она, — и захватите самое необходимое. Полноценный переезд можно организовать позже. — Она продолжала изображать «чокнутую», болтая об эфирных гармониях, пока они не подошли к двери. Там ее поведение резко изменилось.

— Теперь я могу сказать вам, мистер Фин, что вы — лжец.

— Пардон?

— Я знаю, что ваше сердце неискренне, и, надеюсь, что остальные думают то же самое. Тем не менее я убедила их, чтобы вы были с нами.

— Но зачем? Это как-то связано со смертью вашего мужа?

Она поморщилась.

— Полагаю, здесь Морис просто разыграл вас. Нет, все гораздо серьезнее. Кто-то ворует деньги Общества.

— Ворует деньги?

— Шшш, не так громко. — Она взглянула на лестницу. — Это продолжается уже некоторое время. За неделю пропало целых пятьдесят фунтов.

— И вы хотите, чтобы я провел расследование. Но вы, несомненно, достаточно хорошо изучив каждого, должны знать, кто на такое способен.

— Я не уверена...

— Вы хотели сказать, миссис Уэбб, что уверены. Но вам неловко говорить с незнакомцем.

Она вздохнула.

— Я пока ничего не хочу сказать. Я обнаружила, что цифры в книгах Эрнестины не сходятся. Там есть записи, которые, кажется, были подтерты. — Ее пухлые пальцы, несмотря на изнеженность, стиснули его запястье, как кандалы. — Не поймите меня превратно. Дело не в деньгах. Это предательство.

— Когда Эрнестина начала работать у вас?

— Около одиннадцати лет назад. Вскоре после того, как Морис... ушел. — Тиски ослабли, и она добавила: — Это предательство, поймите. Предательство.

* * *

— Чем убит? Тут какие-то помехи на линии.

— Психическим ядом, Бикер. Психическим ядом.

Фин услышал странный треск в трубке и принял его за астматический смех Бикера.

— Чего вы хотите от меня, приятель? Поискать в энциклопедии под буквой «П»?

— Для начала я хочу, чтобы ты разыскал свидетельство о смерти Мориса Уэбба.

— Зачем?

— Затем, что я не имею ни малейшего представления, где искать подобные вещи. Далее я хочу, чтобы ты собрал все мало-мальски известные сплетни об Обществе Эфирной Мандалы, особенно о финансовом положении его членов. Кстати, я теперь один из них. Я переезжаю туда сегодня.

— Поздравляю. Выяснить что-нибудь интересное на спиритическом сеансе успели?

— Кое-что. Мне нужно немного попрактиковаться, а потом я устрою тебе показательные выступления. Приходи в среду на ужин.

— О’кей. Больше говорить не могу. Мне нужно повидаться с некоторыми людьми по поводу бриллиантовых колечек, которые я упустил. Увидимся. Не теряйте, как говорится, духа.

* * *

Эрнестина подала обед в удручающе стерильной столовой на первом этаже. Окна с матовыми стеклами пропускали слишком мало света, поэтому ели они под люминесцентными лампами, как в каком-нибудь кафетерии Вулворта. Фрески с яблоками Грэнни Смит не привносили ничего нового, но отражали зеленый свет, подхваченный и усиленный длинным желто-зеленым пластиковым столом. Фин старался не думать о цветах гнилостного распада. Он предпочел бы принять пищу в теплых коричневых тонах комнаты для спиритических сеансов наверху, но круглый обеденный стол там явно предназначался для приема духовной пищи.

Еда была столь же удручающей, к тому же из не совсем очищенных продуктов. После ломтиков непромытой моркови шла чечевичная каша и вегетарианские сосиски, почти такие же мерзкие, как и натуральные. Вероятно, для стимуляции брожения весь набор поступил на дом с «силлабусом» из прокисшего козьего молока, взбитого с саха-ром-сырцом.

Фин позавидовал прозорливости Нэнси по поводу сегодняшнего постного меню. Приему пищи она, очевидно, предпочла уединение в каком-нибудь оргонном ящике в саду позади дома. Он позавидовал смелости Брюса Дайка, который, потыкав несколько раз в тарелку, притворился насытившимся, вздохнул и извинился.

— После такой трапезы требуется прогулка, — сказал он, поднимаясь. — Нужно сжечь старые жиры. — Уходя, он взглянул на часы, несомненно, прикидывая, сколько времени у него есть, чтобы сбегать в паб.

Сыщик был единственным «неправильно питавшимся» в компании тех, кто, казалось, наслаждался соевым соусом и чечевичным пюре. Ему оставалось только глотать и терпеть, как проглотил и терпел новое прозвище, которое придумала для него Эрнестина.

— Я подумала, что вы захотите капельку кофе, Тек, — сказала она. — Сами-то мы его не пьем, но я знаю, что американцы без него не могут. Поэтому сегодня утром я купила немного специально для вас без кофеина, растворимый.

— Я действительно не знаю, что сказать, — пробормотал он с полным ртом творога. Она тяжело поднялась, чтобы поставить чайник.

— Потрясающе вкусный обед! — крикнул ей вслед Док. — Я прямо-таки чувствую, как наполняюсь питательными веществами. — Он похлопал брюшко под свободной гавайской рубашкой. — А как вам, Теккерей? Разве это нехорошо?

— Еще как! — Жуя, Фин восхищался богатством английского языка в плане выбора тактичной формулировки. — Хорошо не то слово.

Бодрствующий сон опустился над ними. Стоуни читал тоненькую книжку. Хакель, к неодобрению окружающих, чистил яблоко. Миссис Уэбб извинилась и отправилась наверх писать мемуары.

Стив съел яблоко правильным способом, с кожурой (сердцевина, плодоножка, мякоть — все целиком) и поднялся, чтобы выйти. Тут же поднялся Док. Как два лунатика, они двинулись к арке, которая вела в холл, и чуть не столкнулись, проходя через нее.

— Только не говорите мне, что вам тоже в туалет.

— О, тогда я за вами, Док.

— Я мигом.

Док повернул налево и исчез в холле, а Стив остался ждать, привалившись к арке.

Эрнестина как раз выносила «кофе», когда раздался звонок в дверь.

— Я открою, — вздохнул Стоуни и заложил страницу пальцем. Держа книгу, как молитвенник, двумя руками, он выскользнул в холл и повернул направо.

Эрнестина подала Фину варево и молочник с обезжиренным молоком. Подобрав несколько тарелок, она вернулась в буфетную, после чего Хакель и Фин остались в комнате одни.

Психолог отложил свое наполовину очищенное яблоко и подошел поближе к стулу.

— Мистер Фин, — сказал он вполголоса, очевидно, чтобы Стив и Эрнестина не услышали. — Я хотел поговорить с вами со вчерашнего вечера. Если вы действительно детектив, то здесь для вас есть настоящая работа.

— Работа какого характера?

— Все это... — он взмахнул десертным ножом, — чудовищное мошенничество. Вы ведь понимаете, о чем я, не так ли?

— Разве? Мошенничество, может быть, но чудовищное? Вдруг это небольшой дружеский розыгрыш с самыми добрыми намерениями?

— Возьмем, к примеру, миссис Уэбб. Она сейчас наверху, работает над своей новой книгой мемуаров «Сияние во тьме»... Это уже третий том. Такое же нагромождение лжи, как и два предыдущих. Она дьявольски умна, фабрикуя доказательства задним числом, чтобы прослыть чудотворцем.

И даже во время сеансов она повсюду втыкает свои книги. Не далее как несколько недель назад доктор Лодердейл разговаривал со своим сыном. Дэйв сказал отцу, чтобы тот перестал носить этого «опасного» скарабея, и Лодердейл спросил его, откуда он знает, что амулет такой опасный.

«Для начала скажи мне, откуда ты это взял?» — спросил он. — «Я не помню, — ответил так называемый дух. — В этом месте много темного и запутанного. Но ты можешь прочитать об этом в книге миссис Уэбб». — Ну, и так далее. Как вам это нравится?!

— Значит, вы читали эту книгу?

— О да. Ее последняя, «И все-таки Голос». Отрывок, на который ссылается наш сомнительный дух, это просто байки, лубочная история о бродяге-цыгане, наглая выдумка. Меня не было рядом, когда мальчик приобрел амулет, но я присутствовал при его смерти. И все это чушь, что она была вызвана сверхъестественным образом. Абсолютно. Либо он сам придумал эту легенду, либо это сделали за него.

Фин отхлебнул метафорического кофе.

— А вы как думаете, откуда у него скарабей?

— Не знаю. Но я знаю, что вы должны разоблачить эту мадам мошенницу за то, кто она есть — упырь, пьющий кровь скорбящих. К примеру, она реально вцепилась своими когтями в доктора Лодердейла. Его больше не интересуют научные поиски истины. Взамен он довольствуется тем, что сидит сиднем, читает разную оккультную чепуху или просто размышляет.

— Размышляет? Или медитирует? Это с какой стороны посмотреть. Некоторые могли бы обвинить Ганди в том, что он слишком безучастен, а Будду, что он слишком задумчив, но это не значит, что так считали сами Ганди или Будда. Даже в научном поиске истины время от времени необходимо прекращать работу, чтобы просто немного отдохнуть.

Стиснутые зубы Хакеля показались сквозь бороду.

— Я понял вашу позицию, все нормально. Если вы собираетесь придираться к каждому слову...

— Я всего лишь хотел сказать, что Док мне совсем не кажется подавленным. Он совершенно жизнерадостен. — Фин улыбнулся. — Доволен!

— Вот вы где. Он доволен, И в этом месте! Он все еще думает, что у него есть спасительная нить, связывающая его с тем, кого он воображает духом своего сына. И страстно ненавидит любую правду, которая угрожает перерезать эту спасительную нить. Например, я рассказал ему, что думаю по поводу «бродяги-цыгана» и версии смерти Дэйва от проклятия. Я сказал, что его сын умер от передозировки героином. И нам не обязательно приплетать сюда проклятие, чтобы объяснить это.

И что — он с минуту смотрел на меня так, словно я был неизвестным представителем морской фауны, а потом сказал: «Профессор, я был бы вам очень признателен, если бы вы держали свой долбаный рот на замке по поводу моего сына».

С тех пор он избегает моего общества, а я, не стану отрицать, его. Когда мы беседуем... ну, каким образом, вы могли наблюдать вчера вечером. Не знаю. Если спиритизм так воздействует на серьезного ученого...

Хакель продолжал в том же духе еще некоторое время, обвиняя миссис Уэбб в мошенничестве, крупном и по мелочи. Он прервался только тогда, когда в комнату вошел Стоуни.

— Вы все еще ждете?! — бросил он, проходя мимо Стива в арку.

— Разве это похоже на что-то другое? Черт, я не железный. Он торчит там целых десять минут.

— У меня только что состоялся в дверях разговор с двумя вашими малолетними поклонницами. Две малышки, не старше двенадцати лет. Они требовали, чтобы я пропустил их к вам. Естественно, я отказал. Слушайте, почему бы вам не воспользоваться туалетом наверху?

Стив поморщился и тряхнул своими медными волосами.

— Я слишком долго терпел. Я едва могу пошевелиться, не говоря уже о том, чтобы подняться по лестнице.

Священник снова сел за свои заметки и книгу.

— Им нужна была прядь ваших волос или пуговица от рубашки, — крикнул он. — В общем, какой-то маленький фетиш. Невероятно!

Певец что-то промямлил о золотом сувенире и заковылял к туалету в конце холла. Там он начал дубасить в дверь.

— Господи, Док, можно побыстрее!

— Что это за книга? — спросил Фин.

Стоуни поднял ее:

— «Необыкновенный лозоходец» Адриана Мунка. Удивительная история о простолюдине, чья чувствительность аурических вибраций была настолько велика, что он мог определять пол будущего ребенка. Он держал прут над женщиной, и если тот опускался один раз, это был мальчик, два раза — девочка.

— А три раза — гермафродит, полагаю, — съязвил Хакель.

Стоуни показал им фронтиспис книги: мрачный фермер держал раздвоенный прут. Во всех мультфильмах про лозоходцев, которые видел Фин, прут неизменно клонило к земле, но на этом фото прут вел себя достаточно нейтрально. Подпись сообщала: «Джордж Пролп нашел подземную реку в пустыне Сахара».

— Пустыня Сахара? А похоже на Хэмпстед-Хит¹⁹.

— Ах, так и есть, — Стоуни пролистал книгу и зачитал длинный отрывок, поясняющий, что люди могут определять подземные источники воды, просто поводя лозой над картой местности.

— Я тоже занимался лозоходством, — признался Стоуни. — Ничего особенно выдающегося, но в Гайд-парке я получил несколько неожиданных результатов. Вы знаете, что там находилась чумная яма? Я пытался войти в контакт с душами некоторых жертв Великой Чумы. Он был неидеальным, но мне все же удалось принять кое-какие сообщения через лозу.

— Как именно это работает? — спросил Фин. Краем уха он слышал, как Стив все еще осаждает дверь в ванную.

— Очень похоже на стук по столу. Я уславливаюсь с духами посредством простого кода: один стук — «да», два стука — «нет». Но для передачи сообщения в полном объеме я пытаюсь работать по типу азбуки Морзе. Лоза начинает подергиваться в моих руках, а потом...

— Хватит пороть чушь, — сказал Хакель. — Вы прекрасно знаете, что сами двигаете прутом. Бессознательные движения.

— Может, и так. Но почему бы бессознательной части моего мозга не принимать эти сигналы по принципу радиоприемника.

Оставив их спорить, Фин подошел к арке и стал смотреть, как Стив в ярости колотит и пинает дверь ванной.

— Я мигом, — злорадствовал он. — Это «мигом» длится уже полчаса! Ну же, Док, я знаю, что вы там! Рядом со мной частный детектив, который любит вышибать двери!

Внезапно Стив перестал ломиться в дверь и с серьезным видом произнес:

— Я только что сообразил. Его сердце! Как вы думаете?..

Фин постучал в дверь.

— Доктор Лодердейл, с вами все в порядке? — Полная тишина, никаких звуков, кроме шума воды. Он повернул ручку и заметил под ней замочную скважину. — Где ключ от этой штуковины?

— Может, с той стороны. Я не знаю, где.

Хакель, Стоуни и Эрнестина вышли из столовой.

— Там Док, — объяснил Стив, готовясь пнуть дверь. — Кажется, с ним что-то случилось. Похоже, сердечный приступ.

Три сильных удара каблуком ботинка поцарапали, но не поколебали дверь.

— Ломать дверь нет необходимости, — сказал Хакель. — В буфетной вроде были какие-то ключи. Я сейчас принесу.

Вернувшись со связкой, он начал подбирать ключи. Четвертый ключ подошел. Фин толкнул дверь, ожидая наткнуться на что-то тяжелое, препятствующее открытию.

Один из кранов раковины был открыт. Сверху на стеклянной полочке лежал египетский скарабей.

Доктор Лодердейл исчез.

Глава четвертая. Черная аура

— Вы уверены, что он входил сюда, — спросил Фин, пытаясь открыть окно, — и больше не выходил?

— Что вы имеете в виду? Я видел, как он вошел сюда, и ни на секунду не отрывал глаз от двери. — Певец взял скарабея и осмотрел его. — Как вошел, так и не выходил. Через дверь точно.

— И в окно тоже. Оно заперто и имеет защиту от взлома. — Фин заглянул в ванну и приподнял крышку унитаза. — Думаю, будь я полицейским детективом, я бы обсыпал унитаз порошком для снятия отпечатков пальцев. Кто связал этот чехол для сиденья?

— Я, — сказала Эрнестина, — и что тут такого?..

— Ничего-ничего, просто детективы хватаются за любые соломинки, когда застревают.

— Значит, вы застряли? — спросил Стоуни.

— Нет. Ваша версия, профессор?

Профессора можно было и не спрашивать, поскольку следуя своей теории, он опустился на колени и начал простукивать пол, затем поднялся и повторил то же самое с кафельной плиткой на стенах.

— Секретная панель, — объяснил он, — она должна быть где-то здесь.

Стив прыснул, Стоуни, не желая толкаться в тесном помещении вместе с остальными, стоял в дверях, сложив руки на груди. У него за спиной Фин увидел ноги миссис Уэбб в домашних туфлях, медленно спускающиеся по черной лестнице.

Священник казался удивленным.

— Послушайте, профессор. С чего бы здесь быть секретной панели? Чтобы вылезти из ванной в буфетную да в холл? Для меня очевидно, что мы имеем дело не только с физическим...

— Это чудо! — выдохнула Эрнестина. — Астральная проекция! Док, похоже, переместил свое тело через сплошную стену.

— Вполне возможно, — быстро кивнул Стоуни. — Всем известно, что так называя твердая материя имеет значительные пустоты...

Его снова прервали — миссис Уэбб протиснулась мимо него в дверь.

— Что все это значит? — спросила она. — Я услышала страшный грохот и подумала, что кто-то хочет обрушить дом.

Эрнестина объяснила. Пока она говорила, глаза медиума сияли.

— Я так и знала, — торжественно произнесла она. — Я что-то почувствовала. Чье-то присутствие. Мне показалось, что какая-то душа пронеслась мимо моего стола, поднимаясь на более высокий уровень.

Фин обернулся и посмотрел на нее.

— Значит, вы что-то почувствовался правильно понял?

— Астральная проекция! — экзальтированно повторила Эрнестина, правда, внесла существенную корректировку: — Он, должно быть, переместил свое тело через потолок!

— Такой путь, конечно, нельзя исключать, — нахмурился Фин, — если только он не вышел в дверь.

Он вернулся под арку столовой к тому месту, где до этого стоял Стив. Справа без помех просматривалось все пространство холла до входной двери. Повернув голову влево, он увидел четыре возможных направления: три двери и выход на черную лестницу; парадная лестница находилась за углом, вне поля зрения.

— Вы не могли случайно ошибиться дверью? — Он прошелся по холлу, распахивая двери. — Кладовка со швабрами, кухня, комната отдыха. Судя по пыли, ими давно не пользовались.

— Мы собирались проводить здесь спиритические сеансы, — объяснила миссис Уэбб. — Вот почему мы сохранили кухню и комнату отдыха в передней части, которую могли бы использовать как общую спальню. Я хочу их как-то переделать, но у меня не хватает времени...

— Я вижу, у вас что-то замуровано здесь, за лестницей.

— Лестница в подвал, — сказала Эрнестина, — предыдущий владелец начал разгораживать дом на квартиры.

— И задняя дверь, смотрю, заперта.

— В последнее время приходится запирать ее на засов. — Стоуни шагнул вперед и отодвинул верхние засовы, пока Фин возился с нижними. — Несколько недель назад одна из юных фанаток Стива пыталась проникнуть сюда. Она легко вскрыла замок!

Фин открыл дверь и столкнулся лоб в лоб с Нэнси, протянувшей руку к звонку.

— Как вы узнали, что я здесь? — Закинув сумку на плечо, она вошла.

Фин посмотрел мимо нее в сад.

— Я просто почувствовал. Вы выходили из дома сегодня утром через эту дверь?

— Конечно. — Она сбросила оранжевое замшевое пальто и перекинула его через руку. — Стоуни выпустил меня. Мы всегда держим ее запертой, видите ли, потому что...

— Мне только что сказали. Ваш оргонный ящик, он где-то в саду?

— Да, вон там. — Она указала на небольшой сарай в углу сада. — Я уже несколько часов подзаряжаю свои оргоны. А что, собственно, происходит? Почему все толпятся в холле?

— Док исчез, — ответил Фин. — Вы случайно не видели его, проходящего сквозь заднюю стену? Прошу вернуться всех в столовую.

Когда все расселись, он достал блокнот и быстро накидал план:

— Итак, мы знаем, что Док пошел в ванную. Стив видел, как он вошел туда, но никто не видел, как он вышел. Если мы соглашаемся с этим фактом, я бы хотел, чтобы все взглянули на этот план и подумали. И еще, с вашего позволения, я хотел бы посмотреть наверху.

— Но зачем? — Эрнестина выглядела удивленной.

— Я хочу посмотреть, не мог ли Док подняться по черной лестнице так, чтобы Стив его не заметил. В любом случае не помешало бы обследовать весь дом.

— Я пойду с вами, — заявил Хакель, позвякивая ключами. — С чего начнем?

— Второй этаж? Я не рассчитываю найти его, вы же понимаете. К этому времени он мог легко спуститься вниз по парадной лестнице и выскользнуть через входную дверь.

— Ну, тогда я возвращаюсь к работе, — сказала миссис Уэбб. — У меня есть дела поважнее, чем слоняться по дому с нелепым поручением.

Она поднималась по лестнице, опережая Фина и Хакея на целый пролет.

— Я этого совсем не понимаю, — рассуждал Хакель. — Вот ни складу ни ладу с этим... этим трюком с исчезновением. — Он отер пот со лба. — Тут едва ли не магия.

— Другими словами: ни логики, ни смысла. Смысл здесь, полагаю, трагический. Профессор, мы должны сообщить в полицию.

Хакель погладил бороду.

— Вы действительно думаете, что все так серьезно? Сообщить нетрудно, но миссис Уэбб придет в ярость, должен вас предупредить.

— Наверное, вы правы. Да и что мы скажем полиции, кроме маловразумительного бреда?

Проверив гостиную, комнату для сеансов и две кладовки, двери которых выходили в холл, они поднялись на третий этаж. Здесь, по словам Хакеля, было три спальни, библиотека и туалет.

Библиотека больше напоминала зал. Фин пробежался по нескольким названиям и подошел к ближайшему окну.

— Оно выходит на фасад, — сказал он. — Наконец-то я понял, как устроен этот дом. Внизу под нами находится гостиная, а сверху лекционный зал. А на последнем этаже есть что-нибудь столь же вместительное?

— Кабинет миссис Уэбб. Может, взглянем на спальни?

Первая по счету принадлежала миссис Уэбб: вычурная, в розовых драпировках, она не являла собой образец опрятности. Широкие одежды и нижнее белье свисали с зеркала туалетного столика; стол был заставлен коробками, баночками и бутылочками с названиями, от которых веяло сельской местностью («Молочко для кожи из люцерны», «Крем от морщин из березового сока»); шкаф распирало от дорогих платьев; под кровать забилась меховая пелерина из лисы.

У Нэнси стены были черными, с большими астрологическими знаками, нанесенными флуоресцентной краской. Ее кровать с водяным матрацем, судя по следам на ковре, давно нуждалась в починке.

Комната Эрнестины была опрятной и прибранной, с полированным полом, некрашеными стенами и чем-то вроде армейской кровати. Ее платья выглядели как ручная работа, а свитера, предположил Фин, были связаны по рисунку из книги, стоявшей здесь же на полке. Единственным украшением комнаты служило деревянное распятие с гипсовой фигуркой Христа, раны которого кровоточили красной краской.

— Католичка? Или просто любовь ко всему мистическому? — спросил Фин.

— Она мистик, это точно. Утверждает, что у нее были видения. Я не удивлюсь, если они с миссис Уэбб в скором времени займутся видениями Дока.

Лекционный зал на четвертом этаже Фин достаточно хорошо изучил, но сейчас Хакель провел его через дверь в диагональной перегородке в маленькую треугольную комнату с одним окном и без мебели.

— Для индивидуальных медитаций, — пояснил он. — Они называют это место тихой комнатой.

Фин открыл французское окно и вышел на балкон.

— Близость улицы не делает комнату такой уж тихой. Хотя, наверное, для шума здесь немного высоковато.

Первая спальня на этом этаже принадлежала самому Хакелю и напоминала дешевый гостиничный номер. Костюмы в шкафу были такими же мрачными, как обложки пухлых книг на столе, где стояла плоская портативная пишущая машинка с небольшой стопкой отпечатанных заметок, озаглавленных «Массовые галлюцинации в культе спиритов».

— Мне не очень нравится название, — сказал Фин.

— Полагаю, вас расстраивает мысль о массовых галлюцинациях? — быстро предположил Хакель.

— О, нет. Но «культ спиритов» — это опасная линия, профессор.

— Опасная! Боже мой, вам не кажется, что вера в духов гораздо опаснее? Нужно ли мне напоминать вам, что верующие в Святого Духа сжигали людей на костре?

— Сейчас ставки совсем другие. Как и большинство людей, вы не видите, что безвредные чудаки действительно безвредны. Вы хотите организовать свою собственную инквизицию против них, но вы должны игнорировать их, а не распалять.

— Я уже слышал подобное раньше. Пусть они продолжают свое поклонение духам...

— Но в том-то и дело: спиритуалистам плевать на духов. Они не верят ни во что, кроме тела.

— Тела?

— Они поклоняются телу и любят его до того сильно, что не могут отпустить даже после смерти. И каждый раз им требуется воскрешать его для нового сеанса, новой игры.

Заметили закономерность в их ахинее? Они заменяют физическое тело астральным. Вместо еды оно питается силой мысли, вместо воздуха дышит эфиром, состоит не из протоплазмы, а из эктоплазмы, и так далее. Пишет на грифельных досках, разбрасывает предметы, играет на музыкальных инструментах. Другими словами, это обычное живое тело. Разве вы не видите? Они просто хотят жить вместе с ними.

— Отличная дискуссионная позиция. Но почему моя статья «опасная»?

— Потому что это показывает, что вы их совсем не понимаете. А это значит, что вам грозит опасность стать одним из них. Они видят это, даже если вы не видите; вот почему они позволяют вам ошиваться здесь. Поверьте мне, они испробуют любые средства, чтобы обратить вас. У меня такое ощущение, что маленький эксцесс Дока может быть частью их плана завладения.

— Я не понимаю всего этого, мистер Фин.

— Профессор, вы слишком доверяете своим пяти чувствам. Все, что вы не в силах объяснить, считается у вас «галлюцинацией». Это ваша слабость, и я уверен, что они — или некоторые из них — знают об этом. Вам не хватает единственного чувства, которое они не посмеют обмануть. Шестое чувство может спасти вас.

Они открыли дверь в соседнюю комнату, которая выглядела пустующей.

— Ну конечно, шестое чувство! — пробормотал Хакель. — И что же это, позвольте спросить?

Фин вздохнул.

— Чувство юмора. Чья это комната?

— Ваша, полагаю. Кто-то должен был показать ее вам раньше.

Следующей шла спальня Данка. На стене висели медные лошадки, у кровати скопилась изрядная стопка дешевого чтива в мягких обложках: вестерны некоего Латиго Хэнда, экзегеза²⁰ Нострадамуса и опус под названием «Негритянский зверь» без указания автора и пометки издателя. Под кроватью, откуда Данк, возможно, ждал атаки чернокожих убийц, держала оборону батарея пустых бутылок из-под бренди.

На пятом этаже располагались спальни Стоуни, Дока и Стива. Аккуратная келья Стоуни не содержала ничего более захватывающего, чем подставка из орехового дерева, на которой он держал свои воротнички. У Дока почти не было личных вещей, кроме одежды, небольшого запаса зародышей пшеницы и витаминов, а также фотографии угрюмого мальчика в рамке.

— Это Дэйв. Насколько я знаю, его мать погибла в авиакатастрофе, и Док худо-бедно воспитывал его один.

— Что за человек был Дэйв?

— Скрытный и отчасти параноид²¹. Всегда бесшумно подкрадывался и смотрел на каждого с таким же мрачным выражением лица, как здесь. — Хакель изучал фотографию. — Никто его особо не любил.

Когда они снова вышли в холл, Фин спросил:

— Интересно, зачем держать такого в Обществе?

— Кое-что предпринималось, чтобы избавиться от него, но в конечном счете это ни к чему не привело. А потом он умер.

— Может, все-таки кто-то избавился от Дэйва?

— Об этом не может быть и речи, — отрезал Хакель, однако его рука дрожала, когда он открывал дверь в комнату Стива.

Пространство комнаты было заполнено миниатюрными моделями аэропланов. Не менее дюжины из них, основных цветов, крепилось на растяжках к стенам.

Фин, опустив голову, нырнул между ними.

— Меня посещала мысль, что Стив может увлекаться моделированием.

Хакель скорчил гримасу.

— Уверен, у вас сложилась некая замысловатая фрейдистская теория по поводу Стива, верно? Фанатик, запирающийся на несколько часов со своими рукотворными птицами...

— Не совсем. Я видел, как он грыз свои руки вчера вечером. Грыз костяшки пальцев, отдирая засохший клей. Я делал то же самое, когда был ребенком. Однако я не ожидал увидеть такие архаичные модели. Стив действительно влюблен в старую технику, не так ли? И кропотлив.

Он склонился над чертежом, лежавшим на столе, отодвинув в сторону ворох из обрезков бальсового дерева и серебристой бумаги, чтобы получше рассмотреть его.

— Фоккер-триплан Первой мировой войны. Как сейчас помню: стрингеры и формообразователи, двугранные углы и аэролак...

Его воспоминания вслух прервались. Он выглядел задумчивым, но вовсе не ностальгирующим.

— Ведите дальше, профессор.

— Остался только кабинет миссис Уэбб, напротив через холл.

Яростный стук пишущей машинки доносился из-за двери. Но когда они открыли ее, машинистки не было видно.

Кабинет оказался просторным и уютным помещением, с низким диваном, удобными креслами у камина и тремя высокими французскими окнами. В дальнем конце до самого потолка тянулись полки с оккультной атрибутикой. Вокруг среднего окна кто-то воздвиг баррикаду из картотечных шкафов, увенчанных африканскими фиалками. Звуки машинки исходили оттуда, и Фин разглядел сквозь бархатную листву серо-бурый перманент миссис Уэбб.

Двое мужчин обогнули баррикаду и увидели ее, работающую за большим неприбранным столом.

— Вы что-то хотели, джентльмены? Подождите, сейчас я закончу абзац и уделю вам несколько минут перед сном.

Они подождали, пока она выпустит еще несколько очередей из своей машинки.

— Мы нигде не нашли Дока, — сказал профессор.

— Меня это не удивляет. Он ушел, — произнесла она с понимающей улыбкой. — Вознесся в вихре, как Илия²². Мы его больше не увидим, если только он не решит спуститься с астральной плоскости, а я не вижу причин, почему он должен это делать. О том, что это произойдет, я могла сказать вам еще несколько месяцев назад. Я заметила тогда, что цветовые эманации...

— Бросьте вы свои цветовые эманации! — не сдержался Хакель. — Разве это не типично заявлять о событии, которое уже свершилось, так, словно вы знали, что оно должно было случиться. Скажите честно, вы все это только что выдумали, так?

Она продолжала улыбаться.

— Нет, профессор, это не так. Авторитет миссис Безант²³и других, великого множества других, позволяет мне заявить, что цвет и качество ауры являются определяющими для личности и будущего состояния человека. В вашем теперешнем состоянии гнева, например, ваша аура будет ярко-красной, возможно, с зеленым оттенком зависти в ореоле. Аура доктора Лодердейла, к сожалению, была черной. Черный цвет означает полную смерть физического тела.

— Ох, я бессилен! — уходя, Хакель хлопнул дверью.

— Садитесь, мистер Фин, я хотела показать вам счета. Так, давайте посмотрим, куда я положила книгу на этот раз.

Действительно, куда? Письменный стол утопал в хаосе бумаг и раскрытых книг, к которому примешивались предметы с полок. Хрустальный шар на покрытой пылью бархатной подставке удерживал стопку машинописного текста с тем же налетом пыли, «волшебная лоза» служила неуклюжей закладкой, а телефонный аппарат обосновался на веере из замусоленных карт Таро. Миссис Уэбб погрузилась в этот канцелярский ужас и наконец всплыла на поверхность с тяжелым гроссбухом.

— Вот о чем я с вами говорила. Видите эти записи?

Фин посмотрел и пожал плечами.

— Вижу, только я не бухгалтер. — Он взял книгу и перевернул несколько страниц. — Насколько я понимаю, все записи делала Эрнестина?

— О, да. И она всегда разумно вела счета, пока я не проверила. Как вы можете видеть, ее цифры не сходятся. И некоторые, кажется, были подтерты. Я не знаю, что с этим делать.

— Ясно. Баланс превышен на сто фунтов. Тем не менее такой способ присвоения представляется не самым умным. Я уверен, что Эрнестина, если она действительно хорошо разбирается в счетах, придумала бы более надежный способ обокрасть вас.

Он встал, захлопнув книгу.

— Если вы не против, я возьму ее и изучу более тщательно. Хотя бы для того, чтобы выявить несходящиеся балансы. Но на самом деле вам требуется аудит, проведенный профессионалом. Ревизия всех квитанций и счетов. В принципе, учитывая размер вашей организации, удивительно, что вы не справляетесь со всей этой бухгалтерией.

Она сняла свой поношенный кардиган со спинки стула и накинула его на плечи.

— Не в этом дело, мистер Фин. Право, мне невдомек, почему я должна позволять «профессионалам» вмешиваться в наши дела? Где в этом доверие и любовь? Мы ведь не такая уж и «организация», правда?

Фин спустился в гостиную с книгой в руке, надеясь, что кто-нибудь заметит ее, зальется краской стыда и разом выложит перед ним все подробности своего преступления. Никто не взглянул ни на книгу, ни на самого Фина.

Нэнси сидела в кресле с прямой спинкой, позволяя Стиву расчесывать ее темные волосы. Эрнестина расположилась от них на максимально далеком расстоянии и постоянно наблюдала за ними. Остальные обсуждали инцидент с Доком.

— Садитесь, старина, в ногах правды нет, — предложил Данк, поблескивая осоловелыми глазками. — Мне только что в общих чертах рассказали об этом казусе с исчезновением. Ром, нет?

Стив посмотрел на него.

— Пожалуй, ром — это зло.

Хотя он произнес это тихо, слабослышащий человечек сразу ощетинился.

— Я могу выпить бренди в обед, — сказал Данк. — Но, клянусь Богом, никто не скажет, что я похож на педика.

— На кого же вы тогда похожи? — так же тихо спросил Стив, продолжая расчесывать волосы.

— Что? Что ты сказал? Сделай милость, повтори свое замечание, парень, и я...

Эрнестина вмешалась:

— Как не стыдно! Вы, драчуны! Когда всем нам, возможно, посчастливилось стать свидетелями чуда, вы не нашли ничего лучшего, как затеять свару.

— Возможно, нас ждет еще одно чудо, — сказал Стоуни. — Стив планирует устроить нам небольшую презентацию сегодня вечером, не так ли, Стив?

— Что такое? — Хакель выпрямился. — Я не слышал ни о какой презентации.

— О, ничего особенного, на самом деле, — Стив выглядел смущенным. — Рано еще о чем-то говорить, вдруг сорвется. Но я бы хотел, чтобы Док на это посмотрел.

Хакель рассмеялся.

— Забудьте. Согласно оракулу наверху, Док не вернется до Судного дня.

Как раз в этот момент щетка, должно быть, застряла в волосах, потому что Нэнси оскалила зубы и застонала.

Глава пятая. Скорпион Нисходящий

После ужина Фин раскрыл гроссбух на столе в своей промозглой комнате и начал размышлять. В этой идее было столько же расследования, сколько в здешнем кушанье еды. Такие пункты как «3 компл. занавесок, 43 ф. 18 п.» или «1 ц. риса в ч. в., 7 ф. 95 п.»²⁴ имели тенденцию достаточно часто повторяться, создавая эффект мантры или усыпляющих команд гипнотизера.

* * *

Настоящий Теккерей Фин, конечно, находился не в этом унылом доме и даже не в двадцатом веке. Он сидел у разожженного камина в комнате на Бейкер-стрит, объясняя другу свое решение недавней серии загадочных убийств.

— Взгляните на этого человека, на этого «Джека Потрошителя», — сказал он. — Что мы на самом деле знаем о нем? Полиция сообщает нам, что он убил шестерых женщин в последние месяцы 1888 года, последний раз 8 ноября. Жестокость его преступлений свидетельствует о безумии, в то время как незаурядное мастерство, с которым он калечил своих жертв, говорит о том, что он хирург. Полиция также установила, что он живет в Лондоне, хотя и не в Ист-Энде, где произошли совершенные им убийства.

— Боже мой! — возразил его собеседник. — В Лондоне, должно быть, тысячи хирургов.

— Это верно. Ноу нас имеется еще одна зацепка — в многочисленных письмах, отправленных в газеты и полицию, издевательских письмах, в которых он бравирует своими преступлениями. Ими он бросает вызов и предлагает привлечь его к ответственности.

Несомненно, у нашего Джека литературный склад ума, и ему приятно делать тайну из своей чудовищной деятельности. В Лондоне, конечно, практикует не одна тысяча хирургов, но хирургов-литераторов в нем не больше, чем несколько десятков. Тем самым мы сузили круг.

— Да, но кто же из этих нескольких десятков наш убийца?

Сыщик улыбнулся.

— У нас есть еще одна зацепка: седьмое убийство.

— Но ведь их было только шесть!

—Это и есть ключ к разгадке. Почему наш Потрошитель остановился? Какие перемены наступили в его жизни в ноябре 1888 года?

— Возможно, — предположил друг, — он умер или переехал в другой город.

— Но согласно медицинскому реестру ни один хирург не умер в том месяце, ни один хирург не вышел на пенсию и ни один хирург не оставил свою лондонскую практику. Нет, наш Потрошитель претерпел более глубокую метаморфозу, чем просто смена адреса, и эта метаморфоза изменила его.

— Вы имеете в виду, что теперь он... здоров?

— Я имею в виду, что теперь он женат. Очевидно, что его преступления носили характер страсти. Брак позволил ему обуздать свои болезненные порывы. Я взял на себя смелость проверить записи актов гражданского состояния и обнаружил единственного хирурга, который женился в ноябре 1888 года. Неслучайно он оказался литератором, пишущим рассказы о хитроумных убийствах. В двух из них он фактически ссылается на дату своего собственного брака. Говорящие факты, не правда ли?

Из-за шторы выступил инспектор полиции с наручниками наготове. Компаньон Фина вздрогнул и поднялся, трепеща всем телом. С лицом бледным, как полотно, он спросил:

— И как зовут этого хирурга?

— Ну, — протянул сыщик, — это же элементарно, Уотсон.

* * *

Вот вам и реальность. В наши дни полиция не стала бы вежливо дожидаться за шторой, пока сыщик-любитель сделает свои ослепительные выводы. Они ворвались бы внутрь с воем сирен и вспышками мигалок. Так как, без сомнения, понимали: что мог предложить любитель-одиночка с пенковой трубкой и рассуждениями против двадцати маленьких машин, вмещающих полновесных восемьдесят офицеров, когда все переговоры происходят тут же в радиоэфире.

Дедукцию? У них имелись компьютеры, способные обрабатывать огромное количество перфокарт с поразительной скоростью. Наблюдательность? У них имелись фотороботы, способные изобразить любое человеческое лицо с реалистичностью диснеевского мультфильма. Миры криминала и криминалистики шли рука об руку, зараженные эффективностью бизнеса.

Даже медиум спиритуалистов нуждается в бухгалтерских книгах. Возвращайся к работе, Фин.

Только он начал фокусироваться на «рисе в ч. в.» снова, как в дверь просунулась скользкая тюленья голова Брюса Данка.

— Стив готов начать, старина. В лекционном зале.

Когда они пересекали холл, Данк небрежно поинтересовался:

— Проверяли книги, да? Кто-то запустил руку в кассу?

— Возможно, — сказал Фин. От него не скрылось, что командир летного подразделения поправил приемник слухового аппарата, прежде чем расслышать ответ.

Стулья в лекционном зале группировались вокруг двери в «тихую комнату» и были развернуты в ее сторону. Несколько незнакомых седовласых старцев уже сидели на них, поблескивая стеклами очков в тусклом свете. Фин занял свое место в первом ряду (зарезервированном для этерианской элиты), кивнул Форстерам во втором ряду и сосчитал присутствующих. Один из элиты отсутствовал.

— Где Нэнси?

— Не знаю, — ответил Хакель. — Несколько минут назад она крутилась тут, а потом просто испарилась.

Стоуни прошептал:

— Кажется, она сказала, что ей нужно на свежий воздух. Представьте, она возвращается, а уже все кончилось. У меня есть ощущение, что для нас приготовили нечто особенное. Обидно было бы пропустить такое.

— Целая толпа. Презентация открытая?

— Приглашенная аудитория, — усмехнулся профессор. — Я бы сказал, целевая: для развешивания лапши. Вон тот, косоглазый — с виду репортер.

Эрнестина сидела отдельно от зрителей, охраняя вход в зал. В своем новом или скорее старом, но распущенном и заново связанном платье она выглядела еще более мрачной, чем обычно, да и угревой сыпи на лице заметно прибавилось. Что еще могло вывести ее из почти векового уныния, размышлял Фин, кроме созерцания окровавленного распятия? Не деньги, конечно. Секретарши в романах обычно обворовывают или шантажируют своих работодателей, но здесь была реальная или почти реальная жизнь.

Простая девушка, которая все эти годы вкалывала на миссис Уэбб, а теперь взвалившая на свой горб всех остальных, без проблеска красок в ее жизни — почему бы ей не украсть?

Когда он увидел, как она смотрит на Стива, у Фина нашелся ответ. Она попросту боготворила его, так же необъяснимо и болезненно, как эти несовершеннолетние дурехи. И признаться ему она мечтала не больше, чем попросить у миссис Уэбб денег на платье.

Миссис Уэбб встала и жестом привлекла внимание собравшихся.

— Десяти еще нет, — сказала она. — Но раз уж мы все здесь, думаю, Стив может начинать.

— Нэнси нет, — сказал он, не поднимая глаз. — Я не хочу начинать без нее.

Эрнестина с легким неодобрением вздохнула и поднялась.

— Прошу у всех прощения, я, пожалуй, пойду и немножко помедитирую.

— В кабинете зажжен камин, — сказала миссис Уэбб.

— О, прекрасно. Для меня этого вполне достаточно. — Тон Эрнестины не имел ничего общего с ее обычной скромной манерой и, прежде чем ее хозяйка смогла ответить, покинула зал.

— Что с ней такое? — спросил Стив. Он сидел, засунув руки в карманы модного белого костюма, закинув нога на ногу и внимательно изучая свой зеленый замшевый ботинок. Он впервые посмотрел вокруг себя и выглядел раздраженным.

— Нам всем нужно относиться чуточку терпимее к Эрнестине, — заметила миссис Уэбб. — Ты же знаешь, Стив, как она любит проводить вечера в тихой комнате. А сегодня вечером ты занял ее. Естественно, она чувствует себя немного ущемленной.

— Не понимаю, с чего ей вдруг понадобилось идти куда-то медитировать сегодня вечером. — Он встряхнул белыми лацканами поверх своей искрящейся зеленой футболки, пока миссис Уэбб объявляла о презентации.

— Стив собирается продемонстрировать нам пример энергии эфирных сил, генерируемых в состоянии транса. Я сама точно не знаю, что произойдет, но он уверяет меня, что это аппелирует к власти Вселенского Разума над материей. Сначала он пройдет в эту маленькую комнату — мы называем ее тихой комнатой, где человек медитирует и достигает состояния глубокого транса в абсолютном уединении. Он попросил меня запереть его и предупредить вас, чтобы вы по возможности вели себя тихо и не отвлекали его.

Прежде чем началось действо, профессору Хакелю предоставили возможность убедиться, что в этой странной треугольной комнате нет никаких хитроумных приспособлений или невидимых помощников. После чего Стив вошел внутрь, достал из кармана фонарик, лег на устланный ковром пол и закрыл глаза. Миссис Уэбб заперла дверь, а Хакель проверил, действительно ли она заперта.

— Просто я не хочу больше никаких таинственных исчезновений, — сказал он. — Засвидетельствуйте, на нем был скарабей.

Фин, вытянув шею, отметил, что репортер что-то записывает.

— Репортеры! — прошептал Стоуни с ядовитой миной. — Миссис Уэбб хотела обойтись без репортеров. Они всегда вносят непонятный сумбур. Но Стив настоял. Можно подумать...

Эрнестина появилась в дверях зала и позвала: «Стоуни! Телефон!»

Дюжина человек шикнула на нее. Стоуни попытался отмахнуться.

— Пусть перезвонят позже, — произнес он театральным шепотом.

— Это срочно, — сказала она непозволительно громко. — Мисс Эмили Блейз. Вы договаривались, ЭСВ-тест²⁵.

— Та-та-та! — Он причмокнул клыками. — Совсем забыл. Извините.

Когда они с Эрнестиной удалились, в дверь тихой комнаты постучали изнутри. Миссис Уэбб отперла ее.

— Я не могу войти в транс, — пожаловался Стив, — Устроили тут чертов балаган.

— Стоуни позвали к телефону. Может, попробуем еще раз?

Ритуал запирания и проверки повторился.

Текли минуты, тишину нарушало только поскрипывание пера репортерской авторучки.

Хакель встал, на цыпочках подошел к двери, вынул ключ и заглянул в замочную скважину. Он вернулся, качая головой.

— Он выключил там свет. Ничего не видно.

— Чего ждать-то? — прошептал репортер. — Прохождения сквозь стену или чего-то в этом роде?

— А кто говорит о прохождении сквозь стену? — огрызнулся Хакель, но в тишине это прозвучало как крик, за что он получил целую порцию шиканий.

Прошла еще минута. Потом кто-то поднял шум.

Входя в зал, Фин отметил, что шторы были раздвинуты, но вскоре забыл об этом факте. Теперь он внезапно всплыл в памяти, когда Алан Форстер указал на окно и сказал: «Смотрите!»

Света в зале было немного, но достаточно, чтобы разглядеть маленький балкон с блестящими железными перилами. Примерно в десяти футах от балкона, в воздухе, строго по центру перил, стоял Стив. Он осветил свое лицо фонариком; приковав взоры аудитории, он ухмыльнулся и иронично-церемонно отвесил поклон.

— Невозможно! — срывающим голосом произнес Хакель. — Я должен знать, как... — Своими толстыми пальцами он был готов растерзать оконную задвижку, но миссис Уэбб схватила его за руку.

— Он в трансе, глупец! Что бы вы ни собирались сделать, не открывайте это окно и не шумите. Его нельзя будить слишком рано.

Поп-певец плавно покачивался вверх-вниз, словно подвешенный на куске эластика. Он посветил фонариком на левую руку, показывая, что под ней нет никакой опоры — хотя какая там могла быть опора, никто себе не представлял.

— Он на чем-то стоит, — пробормотал Хакель. — Он висит на веревке. Он каким-то образом пробрался на балкон.

Эти теории были настолько беспомощными, что миссис Уэбб ответила на них фырканьем.

— Я больше этого не вынесу! — Хакель внезапно рванулся вперед, ударив кулаком прямо по стеклу в попытке выбить задвижку.

Неожиданно свет и Стив пропали. Не успел Хакель открыть окно, как раздался тяжелый звук, тугой протяжный звон, словно какой-то великан стукнул своей гигантской вилкой по столу. Наконец окно распахнулось, и они выскочили наружу.

— Кажется, он упал, — крикнул Хакель, перегнувшись через перила.

Далеко внизу виднелось какое-то крошечное белое пятно.

— Полагаю, это он, — сказал Фин, заглянув вниз. Затем он перевел взгляд на тускло освещенные окна кабинета наверху. — Я вызову «скорую».

Люди продолжали высыпать на маленький балкон через двустворчатое окно; Фин с трудом протиснулся сквозь толпу обратно внутрь и помчался наверх, в кабинет.

Единственный свет, казалось, исходил от гудящего в камине огня. На диване, наполовину скрытом тенью, сидела Эрнестина, скрестив ноги по-турецки. Голова Стоуни и телефонная трубка едва просматривались сквозь африканские фиалки.

— Чрезвычайная ситуация, Стоуни. Наберите «скорую», 999. Быстро. Стив сорвался.

— О нет! — Толстые ноги Эрнестины разъединились и отчаянно понесли ее к двери.

Стоуни выглядел мрачным, но спокойным.

— Отбой, мисс Блейз, простите. Я должен немедленно позвонить в «скорую помощь». — Набирая номер, он спросил: — Сорвался в каком смысле?

— В самом ужасном. С четвертого этажа — звук был такой, словно он ударился о железную ограду внизу.

Священник четко повторил все это службе скорой помощи. Фин тем временем включил свет и быстро осмотрел комнату. Если, как предполагалось, Стива удерживали на веревке, то Эрнестина и Стоуни, скорее всего, являлись его ассистентами. Оба находились возле окна, под которым разыгралась трагедия, если это была трагедия.

Письменный стол выглядел таким же, как раньше; Стоуни добавил к нему только пачку карточек для ЭСВ и печатный бланк, на котором, очевидно, делал пометки. Вероятно, мисс Блейз считывала с карточек информацию и транслировала свои отгадки по телефону, а Стоуни записывал их. Остальные предметы на столе вроде бы сохранили свое положение, но из-за беспорядка сказать наверняка было сложно.

Зная, что быстро сжечь веревку не так-то легко, он проверил камин. Внутри он не обнаружил ничего, кроме горящих поленьев. Для детектива самое главное, кажется, не забыть заглянуть под решетку. Он заглянул и увидел прямо под ней обрывок волокна (ага!), который тут же отправился в его бумажник. Чуть дальше лежала какая-то монета, но решетка уже раскалилась, а Стоуни закончил звонить.

По дороге вниз Фин осознал всю абсурдность ситуации. Никто не мог подвесить человека на веревке так, чтобы он оставался неподвижным более чем в четырех ярдах от дома — только с помощью большого крана.

На улице собралась толпа, обступив человеческую фигуру на невысокой ограде. Натриевый свет делал белый костюм фигуры янтарным, а пятна на нем ржаво-оранжевыми.

Голова и руки человека свесились за ограду; декоративные шипы пронзили грудь насквозь. Падая, тело ударилось с такой силой, что часть железных прутьев под ним согнулась. Длинные волосы, теперь скорее золотые, чем медные, свисали до середины ограды, напоминая мокрый кончик кисти. Кончик был действительно мокрым, отметил Фин; капли пигмента скатывались по нему и падали на тротуар.

Рука Стива дернулась.

— Он жив! — взвизгнула Эрнестина. Она сделала движение, словно хотела броситься к Стиву и снять его с шипов. — Он жив, жив... — Стоуни и Хакель сумели удержать ее.

Фин присел на корточки. Теперь он мог разглядеть кровь, идущую изо рта и носа Стива. Подошел еще один человек, но Фин предостерег:

— Не смейте двигать его... Предоставьте это дело медикам, они будут здесь через минуту.

— Я и не думал трогать его, — сказал косоглазый репортер. Он открыл блокнот и склонился над фигурой в белом. — Стиви, — мягко произнес он. — Ты слышишь меня, Стиви?

Фин был возмущен. Он уже собирался отогнать газетчика, как вдруг губы Стива зашевелились.

— Мама? — сказал он. — Mutti²⁶? Больно... кто-то сделал больно... — Говорил он едва различимо, фразы обрывались на полуслове.

— Тебя кто-то убил, мальчик? — спросил репортер.

— Убийство? Разве меня... — Стив слегка повернул голову, чтобы посмотреть на репортера, и, прилагая неимоверные усилия, отчетливо произнес: «Думаю, ему нужна четырехпенсовая марка».

Его голова откинулась назад. Больше он ничего не сказал, а когда приехала «скорая», его бессвязное бормотание никто уже не расслышал.

Толпа расступилась перед санитарами. Нэнси присоединилась к остальным. Она схватила Фина за руку и что-то пролепетала. Ее лицо, освещенное синими вспышками, не выражало никаких эмоций.

— Что вы сказали?

— Кто это там... на ограде?

— Боюсь, это Стив.

Она нетерпеливо отвернулась и спросила кого-то еще. Время от времени она мелькала в толпе, задавая один и тот же вопрос: «Кто это там на ограде?»

Работники «скорой помощи» с трудом сняли Стива с шипов. Один из них запутался ногой в какой-то веревке и отшвырнул ее в сторону. Когда Фин рассмотрел, что это было, он подобрал это и положил в карман.

Внезапно суета улеглась. Санитары уложили Стива на носилки, немного покрутились возле него и погрузили в машину. Один из них пошел отключать синий проблесковый маячок, пока другой информировал констебля. «Скорая» медленно отъехала.

— Пойдемте в дом, — предложил Фин остальным. — Думаю, полиция захочет задать нам несколько вопросов.

Нэнси, казалось, вышла из оцепенения.

— Легавые? Они что, припрутся сюда?!

Она вбежала в дом и стала подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Остальные вошли понуро, слишком подавленные, чтобы произносить длинные речи. «Кошмар, ужас» — это все, что они могли сказать друг другу.

Фин и репортер замыкали шествие.

— Вы слышали, слышали его последние слова? — наседал репортер. — Он сказал: «Больно... Кто-то сделал больно». Что это, если не убийство? Скажите, мой друг, где здесь телефон?

Глава шестая. Толкнули или сорвался?

— Посторонним, — убеждал Хакель сокамерников по узилищу, — полицейское расследование может показаться несколько хаотичным. Суета и неразбериха...

Всех теперь держали в гостиной; выводили по одному в холл и допрашивали в комнате для сеансов. Дом кишел полицейскими: они мерили комнаты, сновали вверх-вниз по лестницам, сталкивались в дверях и периодически шушукались в углах, уткнувшись в свои записные книжки. Все это продолжалось уже несколько часов.

— Но под хаосом, — продолжал Хакель, — явно прослеживаются очертания некоего стратегического плана. Поверьте мне, полиция точно знает, что делает, и не тратит усилий понапрасну. Тут представляется лучшим...

— Слушайте! — Стоуни смотрел в окно. — Эти два детектива, которые остались на улице, — у них, похоже, ожесточенная дискуссия.

Хакель улыбнулся.

— Диалектика. Логическая теория против хорошо известного «интуитивного предчувствия». Спорить о фактах бессмысленно, поэтому идет борьба интерпретаций.

— У них там, кажется, борьба в буквальном смысле.

Расследование не шло, как предполагал Хакель, к какому-то неизбежному результату; оно стояло на месте и буксовало. Детективы Тол и Блессинг уже были сыты по горло этим делом и друг другом.

Когда старший инспектор Гейлорд выскочил из машины, он застал их катающимися по земле. Там было всё: от осеняющих тычков локтями и интеллектуальных ударов коленями до исключительно гениальных идей в виде удушающих захватов и попыток выдавить глаза.

— О Господи. Принесите мне записные книжки этих идиотов и отправьте их по домам, — быстро распорядился он, разворачиваясь ястребоподобным профилем в другую сторону. — Чем, черт возьми, вы тут занимаетесь? И кто-нибудь объяснит мне, зачем этот человек измеряет дерево?

Он прошел в дом и направился к комнате для сеансов.

— Обычное расследование убийства. Тот факт, что в него вовлечены поп-звезда и его друзья-шизики, еще не говорит, что мы должны... Так, где показания? Здесь лежали показания, которые Гордон оставил для меня? Кто их взял?

Он вошел в гостиную, чтобы взглянуть на свидетелей, собранных в одном месте.

— Типичный хиппи-переросток, — пробормотал он, сурово разглядывая профессора Хакеля. — Это многое объясняет.

Вернувшись в комнату для сеансов, он занялся записными книжками драчунов. Детектив-сержант Тол подозревал хитроумный трюк, который дал осечку, трюк с веревками или зеркалами. Он и другие обыскали помещения, забрались на крышу, но не нашли ни одного зеркала, которое не было бы намертво установлено в мебели или прикручено к стене, не нашли даже фута веревки. Были обнаружены клубок вязальной шерсти (кабинет) и — многозначительно заканчивал он свои заметки — стопки «литературы», перевязанные бечевкой (подвал):

«К сведению: в подвале есть дубликатор и стопки брошюр. Информация (возможно) для 00. Предположительно, Комм. Фронт». 00 — это, конечно, особый отдел. Тол надеялся, что они накрыли подпольную типографию, где регулярно выпускали такие революционно-подрывные брошюры как «Что такое эктоплазма?» и «Аурический огонь».

Блессинг сразу же предположил, что имела место подлинная левитация. В своей неряшливой стенограмме по системе «спидрайтинг» он утверждал, что наблюдались вещи, не вполне объяснимые с точки зрения классической науки...

Затем шли показания. Все присутствующие в лекционном зале, кто четко различал Стива Сонди в окно, были единодушны: певец парил в воздухе в десяти футах от балкона, освещая свое лицо карманным фонариком. Кто-то наблюдал призрачную ауру вокруг его головы и плеч, кто-то — крылатых тварей со злобными лицами, а пожилой мистер Крбзски клялся, что видел красный магнитный луч, который тянулся от Стива к летающему серебряному диску...

Снаружи никто ничего не видел. Мисс Нэнси Мичи после обеда отправилась на прогулку. Мисс Эрнестина Джонсон и преподобный Артур Стоунхаус были наверху, в кабинете, где Тол обнаружил клубок вязальной шерсти.

Вещественные доказательства, то есть улики, свидетельствовали о том, что Стив Сонди открыл французское окно в маленькой треугольной комнате, вышел на балкон и ухватился за перила. Вполне возможно, что он перелез через них и встал на узкий (четырехдюймовый) выступ.

Но что потом? Могло ли зеркало отразить его в окне лекционного зала? Мог ли он раскачиваться на веревке, замирая на две-три минуты в конце своего раскачивания? Скользил ли он по проволоке, шел ли по натянутому канату? Где же тогда зеркало, веревка или проволока?

Хорошо, это была веревка, и ее сожгли в камине кабинета.

— Приведите мне мисс Эрнестину Джонсон, — попросил Гейлорд констебля в дверях.

Как только полная молодая женщина уселась перед ним, он сказал:

— Мисс Джонсон, я хотел бы побыстрее разобраться с этим делом. И вы могли бы оказать нам помощь; от вас требуется только признать, что эти ваши показания — сплошная ложь.

— Я... Я...

— Не надо. Не надо усложнять. Просто позвольте мне рассказать вам, как все было. Вы разработали план этой маленькой игры вместе с мистером Сонди. Вы спустили веревку из окна кабинета наверху, — того окна, расположенного прямо над балконом, где он стоял, — и он качнулся на этой веревке к соседнему балкону. Там, сразу за перилами, он встал и осветил фонариком лицо. При недостаточном свете складывалось впечатление, что он находится несколько дальше и висит в воздухе. Когда он собрался качнуться назад, что-то пошло не так. Либо он ослабил хватку и упал, либо вы позволили ему упасть. А теперь сэкономьте нам час работы, рассказав всю правду.

По ее реакции он понял, что действовал неправильно. Пока он говорил, ее робость исчезла, и теперь она спокойно смотрела на него.

— Старший инспектор, какую правду я должна вам рассказать? Я ничего не знаю — вот и вся правда.

У Гейлорда возникло ужасное подозрение, что так оно и есть.

— Ладно, давайте скажем просто, что это сделали не вы. — Он на мгновение задумался. — Вы очень религиозный человек, не так ли, мисс Джонсон? Если не сказать — богобоязненный?

— Я пытаюсь жить праведной жизнью.

— Предположим, вы заметили, как преподобный Стоунхаус делает что-то не совсем достойное. Мошенническое. Скажем, спускает веревку из окна, чтобы Сонди качнулся назад. Вы бы смогли проинформировать меня, увидев подобное?

— Да, конечно.

— Но смогли бы вы убедить себя поверить в увиденное? Шок мог быть настолько велик, что вы отказались бы верить собственным глазам. Вы, предположительно, медитировали, поэтому могли внушить себе, что это вам пригрезилось, иначе...

— Мои глаза были закрыты, по крайней мере, некоторое время, — сказала она. — Я не думаю, что смогла бы увидеть, как преподобный Стоунхаус спускает веревку, даже если бы он это сделал. От меня его заслоняли картотечные шкафы. Я только слышала, как он разговаривал по телефону, и видела его голову, возвышающуюся над комнатными растениями миссис Уэбб. Он стоял за письменным столом, повернувшись ко мне спиной.

— Но вы же были в трансе. Как вы можете быть уверены в том, что видели?

— Я знаю то, что знаю. У меня действительно было несколько разных стадий одного и того же видения, но... я уверена, что вам это будет неинтересно.

— Очень, очень интересно. Расскажите мне об этом «видении». — Он взял ручку.

— Там были цветы, выросшие прямо из ковра, повсюду. И потом из этих цветов возник собор. Потом...

Он отложил ручку.

— Большое спасибо, мисс Джонсон. Думаю, на сегодня это всё.

Стоунхаус был одет в пуловер с закатанным воротом, который делал его похожим на священника в пуловере с закатанным воротом. Манерность и чрезмерная тяга к цветистым фразам раздражали Гейлорда; он начал подозревать, не был ли Стоунхаус гомосексуалистом.

— Позвольте мне сразу перейти к делу, преподобный. Либо вы, либо мисс Джонсон спустили веревку этому мальчику. Что ж, допускаю, до определенного момента все это выглядело как невинная шутка, но что-то пошло не так. И теперь, когда он мертв, очень важно докопаться до истины. — Он поднял вверх исписанную страницу. — Вы абсолютно уверены в своих показаниях?

— Абсолютно уверен? Хм. Сейчас я уверен только в том, что для начала было бы неплохо предоставить мне возможность, как говорится, пробежаться по тексту, прежде чем я что-либо отвечу. Мало ли, знаете ли, упустишь что-нибудь от волнения.

Он взял показания и перечитал их, время от времени поблескивая длинными передними зубами что-то бормоча.

— Да, вроде все правильно.

— Во время инцидента вы разговаривали по телефону. Вы не отвлекались?

— Кажется, нет. Я проводил довольно ответственный эксперимент по передаче мысли на расстояние. Так называемое ЭСВ. Дама, звонившая из Челтнема, пыталась угадать, какие символы я вижу на специальных карточках. Видите ли...

— И вы стояли спиной к мисс Джонсон?

— В основном да. Но пару раз я все же оглянулся, чтобы убедиться, не нарушаю ли я своим разговором ее медитацию.

— И что она делала?

— Сидела в позе полулолотоса. Полулотос...

— Она сидела с открытыми глазами или закрытыми?

— Кажется, закрытыми. Точно не помню.

Гейлорд снова просмотрел показания.

— Сколько времени прошло с того момента, как вы увидели ее сидящей там, и до того, как вы узнали о происшествии?

— Может... минут десять. Право, я не уверен.

— Значит, за это время она могла спустить веревку из окна, у которого сидела?

Стоунхаус, казалось, обдумывал вопрос.

— Теоретически, полагаю, да. Но теоретически и я мог это сделать. Я, возможно, и не следил за ней, но то, что она не следила за мной — это почти наверняка.

— Если только вы не действовали сообща, а, преподобный?

Следующим свидетелем был высокий, слегка анемичный мужчина лет тридцати, одетый в костюм цвета соли с перцем невероятно старомодного покроя и державший в руках незажженную пенковую трубку. Когда он сел и положил трубку на стол, Гейлорд увидел, что на ней вырезана голова Дика Трейси²⁷ (в низко надвинутой на глаза шляпе с короткими полями).

— Итак, инспектор Гейлорд, мы снова встретились.

— Прекратите, Фин. Это дело куда серьезнее ваших чертовых шарад.

— Вы что, застряли? Как насчет консультации?

— Ваши консультации здесь ни к чему. У меня выработалась четкая версия. Покойного подвесили на веревке...

— Нет. Только не на веревке. Определенно это была не веревка. — Фин взял трубку и задумчиво пососал ее. — По двум причинам.

— А, ну конечно! Дедукции Шерлока Холмса вам уже все сказали, не так ли? Может, посвятите меня в тайну?

— Дедукция здесь ни при чем. Первое — веревка тут не может фигурировать по той простой причине, что ваши люди при обыске ее не нашли. Второе — я только что слышал, как двое ваших сотрудников шушукались в углу: на руках Стива нет следов от веревки, на теле также нет никаких признаков того, что его обматывали веревкой.

— Хорошо, веревка отпадает. Если только...

Фин кивнул.

— Если только это не была специальная мягкая веревка, от которой быстро избавились. Вот, только сейчас вспомнил. Я нашел это в камине кабинета. — Он достал кусочек волокнистого материала и бросил его на стол. — Похоже на фрагмент сожженной веревки.

— Вы должны были показать нам это раньше, Фин. Я приглашу кого-нибудь взглянуть.

— Я сунул это в карман машинально и совершенно забыл. Также в камине я заметил еще кое-что, но не смог дотянуться. Монета. Выглядела она как дореформенный²⁸пенни.

— Весьма существенно, — сказал старший инспектор. Он поговорил с человеком у двери, и тот привел еще одного человека с маленьким чемоданчиком.

— Вот, Эванс. Вы можете сказать, что это такое?

Мужчина принялся за работу с листом белой бумаги, щипчиками и большим самоподсвечивающимся увеличительным стеклом на треноге.

— Вязальная шерсть, — констатировал он через минуту. — Один конец немного обуглился. Анализ красителя мог бы установить...

— Этого достаточно, спасибо. Шерсть была найдена в камине кабинета, так что можешь определить это к списку других вещей, обнаруженным там. Кстати, анализ золы не производился?

— Пока нет, но вы сами можете убедиться — это древесная зола, сэр. Больше ничего интересного, кроме нескольких старых пенни. — Техник начал упаковывать свое оборудование.

— Минутку, Эванс. Насколько велики шансы сделать из вязальной шерсти веревку, чтобы она могла выдержать раскачивающегося человека, а потом сжечь ее?

Эванс почесал в затылке.

— Для такой задачи, конечно, нужно что-то более прочное. И в камине должен остаться фунт-другой сожженной шерсти. А этого как раз нет, сэр.

Под молчаливыми взорами он покинул комнату.

— А что вы думаете по поводу исчезновения доктора Лодердейла? — спросил Фин. — Не кажется ли вам, что оба эти «чуда» могут быть связаны?

— Я не хочу ничего слышать о Лодердейле. Ваши друзья из маленького чудесного шапито дружно поднимали эту тему в разговоре с инспектором Гордоном, и ему пришлось сказать им то, что я говорю вам сейчас — это не дело полиции. Тем не менее я хотел бы расспросить его на этот счет. Но какая тут может быть связь?

Фин откинулся назад и уставился на люстру.

— Я не знаю. Стив был вовлечен в оба инцидента. — Немного подумав, он продолжил: — Знаете, это мой случай. В этом месте мне следовало бы сказать что-то вроде «Любопытно с этими старыми пенни» или загадочно намекнуть на домашние туфли миссис Уэбб. И вот я не могу придумать ни одной блестящей, но сбивающей с толку фразы. — После небольшой паузы он добавил: — И все же — любопытно с этим египетским скарабеем.

— Стоп! — Гейлорд поднял руку, предупреждая словесный поток. — Я не желаю ничего слышать о скарабее. Огромное спасибо, но это только еще больше запутает мои мысли. Сделайте одолжение, возьмите этого скарабея на себя, хорошо?

— А вы займетесь твердыми фактами. И каковы же эти твердые факты?

— Вот они. — Полицейский окунулся в записи и вытащил схему.

— Мы знаем, что Сонди был в маленькой треугольной комнате. Мы знаем, что он касался оконной задвижки, а также перил балкона в месте, обозначенном точкой А и предполагаем, что там же он перелез через эти перила. Мы знаем, что дюжина свидетелей видела его в точке В или думала, что видела. Но мы не знаем, как он переместился из точки А в точку В.

Он тяжело вздохнул.

— Черт побери, Фин, он, должно быть, раскачивался на веревке или использовал зеркало. Ребята ищут. И мне становится страшно, во что нам придется поверить, если они ничего не найдут.

— Не думаю, что они что-то найдут, — сказал Фин.

— Но, черт возьми, он же не просто взял и перепрыгнул с одного балкона на другой. Они находятся в семи футах друг от друга — никто бы так не рискнул.

— Почему вы говорите «с одного балкона на другой», инспектор? Мы ясно видели его, знаете ли, в точке В. Это примерно в десяти футах от балкона.

— Истерия и заблуждение. Другого объяснения нет. Массы ожидали чуда, вот и увидели его.

— Это ваше личное мнение?

— У меня нет личного мнения, мистер Фин. Насколько я знаю, вы и остальные из этого цирка глотателей ореховых котлет употребляли ЛСД или чего-то там еще. И Сонди тоже. По-моему, это дело пахнет наркотиками. Я слышал много разных историй о мальчиках, которые думали, что умеют летать...

Фин встал и сунул пенковую трубку в карман пиджака.

— Нет ни одного подлинного свидетельства этому, — сказал он. — Но ведь ходят сотни глупых слухов. Раньше говорили, что дети хотят летать после курения травки. До этого говорили, что дети сходили сума и пытались летать, начитавшись комиксов о Супермене.

— Вы защищаете?..

— Отнюдь. На самом деле я считаю, что ЛСД для некоторых людей опасен. Но давайте отделим реальную опасность от вульгарных слухов. Вы должны понимать, что вульгарные слухи не решат этой проблемы в любом случае. Стив Сонди не «сидел на кислоте», его сбросили. Убили. И когда вы найдете Дока Лодердейла, мы, возможно, узнаем, почему.

Он решил сойти на этой линии, но последнее слово осталось за Гейлордом:

— Полагаю, вы отвели себе всего двадцать четыре часа на поимку убийцы?

Сойти не удалось. Все, что мог сделать Фин, — это дождаться, когда за ним захлопнется дверь, и только потом рассмеяться. Дежурный полицейский констебль позже рассказывал своему другу:

— Мерзость, я это называю. Его товарищ и единомышленник-чудак не далее как два часа назад умер, а ему весело.

— Вероятно, истерия, — предположил его друг, который проходил сэндвич-курс²⁹ по психологии толпы.

* * *

Толпа полицейских начала редеть. Фин и прочие этерианцы все еще сидели в гостиной, главным образом потому, что никто не потрудился сказать им, что они могут идти спать. Остальных свидетелей давно отпустили по домам — все, кроме косоглазого репортера, который дремал в глубоком кресле, просыпаясь всякий раз на звук открываемой двери.

Нэнси уже спала. Стоуни поочередно беседовал со своими друзьями и богом — но молился он так, чтобы его острый подбородок не упирался в грудь. Миссис Уэбб подняла ноги кверху, Данк в открытую и беззастенчиво прикладывался к карманной фляжке, а Фин чувствовал нарастающее утомление в глазах после долгих часов бодрствования.

И только у Эрнестины с профессором ближе к ночи развязались языки. Они живо обсуждали индийский трюк с веревкой, в то время как другие лишь изредка вставляли слово. Хакель, естественно, ратовал за массовый гипноз и вспомогательные средства в виде веревок, а Эрнестина отдавала предпочтение духам-помощникам.

— Не могу согласиться, — пробормотал Стоуни, очнувшись от беседы с Всевышним. — Но могу пройти половину пути с каждым из вас. Все мы знаем, что гипнотизер может дотронуться до кого-либо карандашом, сказав ему, что это раскаленная докрасна кочерга и показать волдырь в том месте, к которому прикоснулся.

Хакель и Эрнестина кивнули, пока что принимая аргумент.

— Но откуда нам знать, что это не раскаленная докрасна кочерга? В другой плоскости, я имею в виду. Четырехмерный объект в том же месте, что и карандаш, понимаете? — Очевидно, он почувствовал, что это все объясняет, поскольку тут же впал в благоговение.

Фин встал, чтобы потянуться, и вытащил пенковую трубку.

— Почему это должно быть массовым гипнозом, духами или четвертым измерением? — спросил он, зевая. — Сценические фокусники ежедневно творят чудеса, суды полны свидетелей, показания которых, данные под присягой, противоречат одно другому, а в каждой публичной библиотеке значительное место занимает отдел фантастики. Почему же мы не можем распознать трюк вне сцены, искреннее заблуждение вне зала суда или незапротоколированную ложь?

Миссис Уэбб внезапно встрепенулась.

— Мне кажется, это аморально — сидеть здесь, теоретизируя и препарируя после того, что произошло. Если мы хотим поговорить, давайте поговорим о Стиве и докторе Лодердейле.

— Вы правы, разумеется. — Фин резко вернулся в кресло. — Вы находите какую-то связь между исчезновением Дока и сме... уходом Стива?

— По-моему, связь абсолютная! — вмешалась Эрнестина. — Проклятие скарабея! Стив взял его себе после исчезновения Дока. Он... надел его, когда...

— Но где амулет сейчас? — спросила миссис Уэбб.

— Действительно, где? — Фин полез в карман за амулетом, но не нащупал его.

— Смотрите! — Эрнестина указала на какой-то предмет на полу, как раз там, где только что стоял Фин. — Скарабей!

— Как он здесь оказался? — недоумевала миссис Уэбб.

Фин хотел было признаться, что стоял прямо на том месте, когда вытащил свою трубку, что носил скарабея с собой уже некоторое время, но вместо этого решил послушать объяснения других.

— Он вернулся к нам, — заявил Стоуни.

— Стив, наверное, оставил его там для нас, — зачарованно сказала Эрнестина. — Для одного из нас.

Все, кроме Хакеля, убедили себя, что это было экстрасенсорное проявление высшего порядка. Спящие пробудились, и материализовавшийся скарабей указал на них. Через несколько минут это стало частью легенды.

— Лучше его поднять, — наконец произнесла миссис Уэбб.

— Пожалуй, ты права, старушка. — Данк потянулся за ним, но неохотно. Он был рад, что Стоуни опередил его.

— С этого момента он будет находиться у меня, — объявил священник и положил амулет в карман. — Пускай он обладает мощной энергией, я могу призвать еще более Могущественную Силу, если вы понимаете, что я имею в виду. — Зубы сверкнули в их сторону.

Такая смелость успокоила их, и они принялись обсуждать проклятие. Фин несколько минут не вступал в разговор, затем задал вопрос:

— Единственное, что мне непонятно, откуда вообще у Дэйва этот скарабей?

— Если хотите знать мое мнение, — хрипло произнес Данк, — это африканский джуджу³⁰. Парень, который дал ему это, имел нечто большее, чем просто примесь негритянской крови. В этом есть смысл, знаете ли. Египтяне были всего лишь кучкой черномазых в маскарадных костюмах, считаете, нет?

— Я считаю, что вам надо хорошенько проспаться, — холодно отрезала миссис Уэбб. Повернувшись к Фину, она объяснила: — Видите ли, Дэйв любил путешествовать. Раз в неделю или около того он уезжал в Халл или какой-нибудь другой отдаленный уголок страны, зачастую пуская в ход оттопыренный большой палец.

Как я понимаю, в одной из таких длительных поездок он познакомился с цыганским джентльменом. Цыган дал ему скарабея, — я уверена, что он обманом заставил Дэйва взять его, и лишь потом рассказал ему о проклятии.

Сам Дэйв не верил в проклятие, ни на секунду. Если бы он только знал! Теперь, увы, узнали мы, как оно реально, как трагически реально. Наука может говорить что угодно, но этот скарабей стал причиной смерти двух наших членов и дематериализации еще одного. Я очень жалею, что преподобный Стоунхаус подобрал его. Я получаю такие ужасные эманации от этого... предмета.

— Чепуха! За меня не бойтесь, — ухмыльнулся Стоуни. — Во власти Господа нашего заступиться за того, кто с ним, не так ли?

Разговор перешел в теологическую плоскость: допустил ли Бог зло во Вселенной и в состоянии ли он очистить ее?

В холле поднялась нервная суета. С лестницы то и дело доносились тяжелые шаги, без сомнения принадлежащие представителям закона. Люди быстро заполнили этажи, наводнили лестницы; хлопнула дверь. Прогрохотала очередная порция шагов, хлопнуло еще несколько дверей и, наконец, началось великое столпотворение. Когда дверь гостиной открылась, они услышали голос полицейского:

— ... твою мать. Они что, туда сразу не могли заглянуть?

Человек в форме спросил Фина, проводил его в сад за домом и передал старшему инспектору Гейлорду.

— Один из наших умников в поисках веревок и зеркал решил посмотреть в сарае, — сказал он. — Пойдемте взглянем.

Они нырнули под низкую притолоку и увидели нескольких мужчин с портативными лампами, работавших вокруг металлического ящика в углу. Ящик стоял вертикально, похожий на кабинку сортира с открытой металлической дверцей и квадратным окошком, вырезанным в стенке. В свете ламп, пробивавшемся сквозь него, они могли разглядеть, что ящик был сделан из нескольких слоев стекловолокна и листового металла.

Также они разглядели пользователя оргонных ванн. На низкой деревянной скамеечке внутри, неестественно откинувшись, сидел мужчина. Его рот был открыт, а глаза закрыты.

— Доктор Эндрю Лодердейл?

— Да, — ответил Фин.

— Просто замечательно! Вся наша работа теперь летит ко всем чертям, и мы можем спокойно начинать сначала.

Фин внимательно присмотрелся к шее сидящего.

— Все же вы добились некоторого прогресса, — заметил он. — Веревка, по крайней мере, нашлась.

Глава седьмая. Теория профессора

Гейлорд и Фин снова оказались напротив друг друга за круглым столом для спиритических сеансов.

— Я начну с того, что попрошу вас отчитаться о ваших передвижениях между часом и тремя пополудни.

— И я начну с того, что пятеро из нас видели доктора Лодердейла живым до половины третьего, а возможно, и позже. Это должно сократить временной отрезок. — Фин продолжал описывать сцену, как он ее помнил, с момента ухода Дока до момента обнаружения ванной комнаты пустой. — Часы Хакеля показывали тогда десять минут четвертого.

— Значит, вы, Хакель, мисс Джонсон, Стоунхаус и Сонди были вместе. А остальные?

— Миссис Уэбб поднялась в свой кабинет за минуту до ухода Дока. Данк отправился на прогулку — в паб, полагаю — ровно в тринадцать минут третьего. Уходя, он взглянул на часы, и я машинально отметил время на часах Хакеля.

Инспектор записал это.

— Вы что, не носите часов?

— Нет, я приучаю себя отбрасывать время. Я обнаружил, что если я могу забыть дни, то минуты и часы забываются сами.

— Задам глупый вопрос. Что делала мисс Нэнси Мичи?

— Боюсь, инспектор, у нее слабое алиби. Видите ли, она утверждает, что в это время сидела в оргонном ящике. В том самом.

— Понятно. — Это факт занял в записной книжке Гейлорда полстраницы. — Она случайно не упоминала, что видела рядом с собой тело?

— Нет, но Нэнси склонна к скрытности.

— Ладно, разберемся. Итак, кто имел зуб на Лодердейла?

— Хакель. Они, можно сказать, «собачились на людях». Хакель убежден, что Док затаил на него злобу, потому что он, Хакель, отвергает спиритизм. Я в этом сомневаюсь. И я не думаю, что Хакель всерьез недолюбливал Дока, как бы тот не восставал против него.

— Значит, вы не считаете, что Хакель мог желать его смерти?

— Я бы так не утверждал, инспектор. Я только сказал, что он не испытывает к нему неприязни.

— Кому отходят деньги Дока и много ли их там?

— Я слышал, что он много денег унаследовал от своей жены. Предположу, что все они отойдут в казну общества, которой управляет миссис Уэбб.

— Женщины — подружки, помощницы по хозяйству, домработницы?

— Не было, насколько мне известно.

Гейлорд отложил ручку.

— Был морским биологом, и вот тебе на. После смерти сына бросает все и присоединяется к обществу. Похоже ли это на правду? Случаются ли с учеными такие резкие перемены?

— С ними случаются уроки воздержания от несвоевременных выводов, — ответил Фин. — Он не показался мне переменившимся или переметнувшимся. Больше того... Больше того, что знаешь, не скажешь.

— Хорошо. — Инспектор пометил несколько пунктов в своих записях. — Одно я знаю точно. Лодердейл был убит в нескольких футах от этого ящика. Другими словами — внутри сарая. Поэтому наш круг подозреваемых должен включать всех, кто мог находиться там между половиной третьего и тремя часами дня. Мы можем на время забыть о его таинственном исчезновении и сосредоточиться на убийстве.

— Тогда это Нэнси Мичи, Брюс Данк, миссис Уэбб, Стив Сонди.

— Сонди отпадает, я думаю. Он находился в пределах видимости либо слышимости все это время в холле. И на вашем месте я бы добавил еще двух человек.

— О! Кого же?

— Стоуни пошел открывать входную дверь. Отсутствовал он минут десять. Уйма времени, чтобы добраться до сада на заднем дворе через улицу.

— Тогда есть еще Эрнестина. Мы предполагаем, что она была в буфетной — мыла посуду.

— И единственный выход — через столовую, где вы сидели.

— Нет, там есть окно, выходящее в сад за домом. А мы с Хакелем все время стояли к ней спиной и разговаривали. Я совершенно не могу гарантировать, что она там что-то мыла.

Гейлорд откинулся на спинку стула, прижимая к орлиному носу кулак, из которого торчала ручка.

— Подождите. Я понял, к чему вы ведете. Окно буфетной располагается очень близко к окну ванной комнаты, в пределах досягаемости от него. Вы намекаете, что мисс Джонсон?..

— Мы, спиритуалисты, говорим — лучше всего сохранять непредвзятость. Но ведь мы с Хакелем могли сговориться, чтобы обеспечить алиби друг другу, не так ли? Или Стив с миссис Уэбб. Или исчезновение могло быть вызвано сложным расположением зеркал. Доку удалось убедить Стива, что он заходит в ванную, хотя на самом деле...

— Выходил из нее! Ей-богу, Фин, вы неотразимы! А теперь не соблаговолите ли вы воспользоваться тем же приемом, чтобы все выглядело так, будто вы приходили сюда на допрос — у меня сегодня чертовски много работы.

— Смейтесь, если хотите, — сказал Фин, уходя. — Смеялись над всеми великими идеями и изобретениями. Смеялись над закисью азота.

Однако, как отметил констебль, Фин не смеялся, когда выходил из комнаты для спиритических сеансов. Он выглядел обеспокоенным.

* * *

После допросов этерианцы собрались в гостиной и выслушали речь старшего инспектора Гейлорда.

— Сейчас три часа ночи, — сказал он. — У вас у всех было время подумать. Если вы хотите что-то добавить к своим показаниям, то сейчас самое время это сделать. Некоторые из вас уже пересмотрели их. Мисс Мичи, в частности. Когда мы объяснили ей, что она едва ли могла находиться в оргонном ящике во время убийства, не будучи ни очевидцем, ни убийцей, она вспомнила все гораздо яснее. Ведь так?

Нэнси оставалась невозмутимой, словно привыкла к подобному виду прессинга.

— Она вспомнила один важный факт: в последний момент она не пошла заряжать свои оргоны, а вместо этого «отправилась на прогулку, но не могу точно сказать куда».

Гейлорд, очевидно, осознавая свое положение, принялся расхаживать по ковру.

— Меня интересует, видел ли ее мистер Данк? Он тоже собирался на прогулку. Нет, я забыл, он отменил ее. Теперь он вспоминает, что ходил в паб «Голова короля Карла» на Дрю-стрит. Прибыл около часа дня и оставался там до закрытия. Точно, мистер Данк?

— Точно-точно. — Лицо Брюса Данка блестело так же, как и его волосы, а глаза могли сейчас открываться только по одному. — Признаю свое пагубное пристрастие. Почему нет? У всех нас есть слабости. У меня тоже. Я пью и признаю это. Пью много. Очень много. Но — и вот здесь важный момент. Важный момент то, что я пью, но...

— То, что вы пили сегодня вечером, я знаю, мистер Данк. Я хочу знать, как вы умудрились пить в пабе в тот момент, когда всё еще находились в этом доме.

— Нет, подождите. Подождите. Дайте мне закончить. Дайте мне закончить. Я пью, но... Я признаю это... — Облегчив душу, Данк провалился в сон.

— Итак, миссис Уэбб.

— Инспектор, мы уже обсудили мой «рассказ», как вы изволили выразиться. Я работала наверху, услышала внизу грохот, и спустилась посмотреть. И я не могу доказать ни слова из этого. Все же я очень устала и хотела бы отправиться спать.

Гейлорд сдался. Полусонные этерианцы смотрели, как бобби собирают бумаги и уходят, а косоглазый репортер следует за ними.

Однако репортер не вышел из дома. Снова воспользовавшись телефоном в холле первого этажа, он открыл дверь и впустил нескольких коллег. Миссис Уэбб, подперев подбородок рукой, наблюдала, как очкарики в спортивных куртках проскакивают внутрь, а люди в синем неуклюже выбираются наружу.

— После львов шакалы, — пробормотала она. — Ну что ж, давайте покончим с этим.

Шакалы действовали быстро и беспощадно.

— Полиция считает, что смерть Стива наступила в результате несчастного случая. А что вы скажете, миссис Уэбб?

— Кто из вас Нэнси Митчи? Наша газета готова предложить вам эксклюзивный...

— Их было двое, не так ли? Кто этот второй несчастный?

— Вы один из непосредственных свидетелей? И вы говорите, что он действительно летал?

— Вы уже вызвали его духа?

— Что-то вроде коммуны, да?

— Не обижайтесь, профессор, но что вы делаете в компании?..

— Общество Эфирной Мандалы — все слова с заглавных букв?

— Ученый-ренегат, думаете вы?..

— ...под заголовком МОЯ ЖИЗНЬ СО СТИВОМ или, может быть, ДЕВУШКА СТИВА: МОЯ ТРАГЕДИЯ.

— Ученый-хиппи и...

— В каком смысле «летал»?

Кто-то сфотографировал спящего Данка, чей снимок позже появится под заголовком «Наркотический сон после смерти друга?» Кто-то предположил, что оргонный ящик определенным образом связан с работами Вильгельма Райха³¹. Кто-то записал сведения о мистере Таддеусе Финне, американском школьном учителе. Кто-то поинтересовался у Стоуни, не относит ли он себя к «священникам-рабочим»³²?

— Как здесь организованы спальные места? Практикуется ли свободная любовь?

— Как насчет наркотиков?

— Как насчет двойного самоубийства?

— Как вам такой заголовок: «НЭНСИ: „СТИВ ЖИВ!"»?

— Как насчет «голых» ритуалов?

— Как насчет пятисот фунтов? Я могу позвонить своему редактору...

Наконец миссис Уэбб сделала краткое заявление. По ее убеждению, до сегодняшнего дня произошло много такого, что не имеет объяснения с научной точки зрения и должно быть названо «сверхъестественным». Трагические смерти, возможно, вырвали из их рядов двух членов, но Общество Эфирной Мандалы (именно так — с заглавных букв!) продолжит свою работу. Эта работа заключается в объяснении необъяснимого, поиске высшего руководства и путешествии одиноких исследователей в то, что она назвала «внутренним пространством». Этерианцы гордятся тем, что на этом великом пути приобрели двух мучеников, и хотя печаль от потерь велика, Общество уверено, что Стив Сонди и доктор Эндрю Лодердейл ушли не навсегда. Просто временно утратили связь.

После этих слов миссис Уэбб отправилась спать, оставив в комнате, набитой репортерами, такую тишину, что те могли слышать шарканье ее домашних туфель по покрытой ковром лестнице. Большинство этерианцев последовали ее примеру, журналисты разошлись, и в комнате, кроме спящего наркомана, Фина, Хакеля и косоглазого, не осталось никого.

— На самом деле все очень просто, — говорил Хакель больше самому себе. — Люди не могут проходить сквозь стены или игнорировать гравитацию. Так что всему этому должно быть какое-то практическое объяснение. — Объяснения он не предложил.

Репортер спросил Фина, не собирается ли тот «расколоть» это дело.

— Не притворяйтесь анонимом, — продолжал он. — Я освещал ваше последнее дело об убийстве. Как по вашему мнению, Лодердейл мог быть убит Стивом? Линия «убийство-самоубийство»?

— Почему бы нет?

— Я слышал, что у Лодердейла с Нэнси были свидания. То есть свидания проходили там, у оргонного ящика. Или в нем.

Фин посмотрел на косоглазого, проверяя, не забрасывает ли тот удочку:

— Где вы слышали все это?

— Профессиональные сплетни. Вы же знаете. Довольно много ребят побывало здесь в разное время, делая специальные репортажи о спиритизме. Вы можете услышать всякое.

— Мы тоже, — вдруг произнес Хакель. Он начал по очереди хрустеть костяшками пальцев.

— Мы тоже слышим. И видим всякое... такое, — продолжал он, — невозможное. Полная чушь, на самом деле. — Казалось, он вышел из оцепенения. — Полная чушь! Знаете, как это было сделано? С помощью тонких черных проводов. Не существует ни одного так называемого чуда миссис Уэбб, которое нельзя было бы объяснить тонкими черными проводами. Тут и готовность ее аудитории быть облапошенной. Понимаете, они все были подготовлены. Она могла внушить им любые вещи. И хотела, чтобы я был таким же — ее ручная кукла-профессор, подтверждающая все, что у... Извините, мне пора некоторым образом в постель. Спокойной ночи, джентльмены.

Нов дверях он остановился.

— Иронично, не правда ли? Я имею в виду ее имя.

— Какое, Уэбб³³? — спросил репортер, когда Хакельушел.

— Тонкие черные провода, — объяснил Фин. — Бедный Хакель!

— Думаете, он сумасшедший?

— Он всегда был сумасшедший в том смысле, который вы имеете в виду. Я просто боюсь, что на сей раз он может оказаться прав. Боже мой, что с ним будет, если он найдет эти пресловутые тонкие черные провода: все его худшие опасения подтвердились!

Репортер перестал строчить и что-то вычеркнул.

— Позвольте я попробую понять вас напрямик: он сумасшедший, но на правильных рельсах?

— «На правильных рельсах» или «слетел с катушек» — для него не принципиально. В том смысле, что он фанатик. Мне нужно предостеречь его от слепого фанатизма. Я совершил ошибку, сказав ему, что он станет ярым приверженцем спиритизма. Теперь ему кажется, что против него имеется заговор с целью похитить его разум или что-то в этом роде.

— Я предпочел бы узнать от вас о заговоре с целью убийства.

— Но такового нет. Эти убийства не имеют никакого смысла вообще, как выдумка, фантом. Это убийства химеры.

Косящий глаз был направлен на него.

— Вы хотите сказать, что эти убийства скорее всего дело рук сумасшедшего? Положим, фанатика?

— Можно и так сказать. — Репортер записал это и ушел, прежде чем Фин успел взять свои слова обратно.

Сыщик не расстроился, что потерял аудиторию, потому что он также потерял себя — в теории, которая начала объясняться. Свои следующие слова он адресовал храпящему мистеру Данку.

— А если серьезно, родные мои, эти убийства не просто бессмысленные, это абсурд абсурднейший. Чепуха на постном масле. Они все равно что лимерик Макса Миллера:

В том-то и дело: ни складу ни ладу, как сказал бы Хакель. И со своей нелепой теорией он ближе к истине, чем мне представлялось, просто потому, что она нелепа. Безумна...

Да, можно сказать, что эти убийства — откровенное безумие...

Или вот, практическое объяснение — здесь, в доме, мы имеем случай мастерски сработанного очковтирательства.

Глава восьмая. Смерть и мистер Данк

Бикер менял адреса по нескольку раз в месяц, и это его устраивало. Новое пристанище располагалось в районе реконструкции в Килберне, на самом верху полуразрушенного склада. Снаружи все еще висела огромная цветная вывеска с рекламой Почечной Соли Доктора Манна (Часто подделываемая — Абсолютно неповторимая). Ее можно было оценить по достоинству издалека после того, как ряд домов, заслонявших ее, перестроили до основания.

Стены кабинета Бикера красили много раз, но только не в последнее время. Теперь краска отслаивалась, оставляя замысловатую топографию. Этот гном, юркий мошенник на доверии, редко смотрел на свои стены. Обычно он смотрел в окно (как раз над заглавной «М» в имени доктора), обдумывая новые надежные схемы. Вот и сейчас он смотрел в окно, пока Фин рассказывал о двух смертях в этерическом обществе.

— И это почти все, не считая юных плакальщиц, взявших в осаду дом, в возрасте которых приличествовало бы оплакивать потерянных кукол и умерших черепах. Потом, конечно, газеты все переврали, сообщая о массовых вознесениях и ритуальных убийствах...

— Ну что ж! — Бикер отвернулся от окна и принялся теребить свой последний шик — чингисхановские усы. — Вот вам, пожалуйста, и «преступник-мастер». Надеюсь, у вас хватит ума держаться от него подальше.

— Я не начну беспокоиться, пока не завладею этим скарабеем с чарами проклятия, — ответил сыщик. — Кстати, если ты и дальше будешь устраивать выкрутасы с этими усами, они отвалятся.

Руки Бикера моментально отлипли от усов.

— Как вы думаете, кто за всем этим стоит?

— Понятия не имею. Но именно по этой причине дело достойно изучения. Всю дорогу сюда, в автобусе, я пытался строить теории. Будет легче, однако, если мы упростим проблему. Вместо исчезнувшего из ванной и объявившегося в оргонном ящике Дока у меня появляется, к примеру, поверенный по имени Блитеринг, которого обнаружили мертвым в библиотеке собственного загородного дома. Видишь, проблема обретает знакомый вид.

Беднягу Блитеринга либо огрели кочергой по голове, либо он упал и ударился головой об угол (неважно чего). Мы знаем, что дворецкий принес ему виски и содовую в 00:20. Через некоторое время Блитеринга навестил таинственный визитер, который вошел через французское окно, наследив на грядке с георгинами. Могла ли смутная догадка явиться в лице его секретаря Симпсона, который, как известно, был влюблен в дочь Блитеринга, но не имел и гроша за душой? Или это распутный сын Гарольд, недавно вычеркнутый из завещания и на днях выставленный из Оксфорда (поезд в 00:18 — расписание поездов играет немаловажную роль)? Или это ненавистный сводный брат Блитеринга Мортимер, только что вернувшийся из Канады (00:21), где многие годы жил под вымышленным именем? Или же?..

— Господи! Я забыл вам сказать! — Возбуждение Бикера перешло в приступ икоты. В течение нескольких минут он был вынужден задерживать дыхание, в то время как новый спазм заставлял его усы драматически подергиваться, а Фин продолжал излагать другие теории. По второй версии лорд Суррогат был найден убитым на поле для гольфа; по третьей — достопочтенного Дж. Фентона Уорта вытолкнули из окна купе первого класса в 00:18, когда поезд мчался по туннелю...

— Ради бога, заткнитесь и слушайте! — Бикер наконец продышался. — Я порыл по поводу свидетельства о смерти Мориса Уэбба, как вы просили, и ничего не накопал. Поэтому начал расспрашивать всех вокруг. Короче, он...

Никакого выстрела не прозвучало и никакое тело не упало замертво на пол, когда Фин прыгнул к окну и увидел странную фигуру в пальто от Барберри, удаляющуюся прочь. Вместо этого Бикер закончил фразу.

— Повтори еще раз.

— Морис Уэбб вовсе не умер. Он исчез!

Фин выглядел разочарованным.

— О, будем считать, что ты пошутил. Вот я здесь, всерьез обдумываю версии убийства, а все, что ты можешь предложить, это старый до боли сюжетный прием.

— Но я говорю серьезно. Он...

— Всё. Больше ни слова. Говори все, что угодно, говори, что Морис Уэбб сублимировался в ноль часов восемнадцать минут, только не говори, что он жив.

— Но он исчез без всяких вопросов. Заметьте, без всяких — это значит не как Док Лодердейл. Он просто вышел за сигаретами лет одиннадцать назад, и больше не вернулся.

— Сигаретами? Он вышел за сигаретами? — тон Фина сменился на глубокомысленный. — Тогда дело представляется куда серьезнее, чем я думал. Какой марки они были?

— А?

— Случайно не египетский бленд?

Это вызвало у Бикера смех, обернувшийся очередным приступом икоты. В ожидании затишья Фин сварил кофе.

— Верится, конечно, с трудом, — сказал он, расставляя чашки. — Если Уэбб жив, то это банальный «труп в библиотеке». По всем литературным прецедентам нас ждет воскрешение одного из этерианцев в роли шантажиста или мстителя, не простившего какой-нибудь старой шпильки. Нет, было бы чересчур на такое надеяться. Но ты абсолютно уверен, что он исчез?

— Естественно, нет. Все, что я знаю, это то, что слышал от пары своих друзей торговцев. Но это надежный слух, им ни к чему пудрить мне мозги. Я к тому, что они могли сказать мне, что его уволокли черти, или он исчез из запертой комнаты, или...

— Запертой ванной комнаты. А еще, что он левитировал и упал. Но они не сказали бы тебе ничего правдоподобного. Они не стали бы выдумывать историю про мужа, бросившего свою жену. Ладно, теперь я верю.

— Значит, вы думаете, что это было бегство?

— Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом, а то я много чего надумаю, — ответил Фин. — Как бизнес?

Бикер пустился в пространные описания своих новых схем, которые намеревался реализовать в ближайшее время. Первая была связана с заимствованием редкой скрипки Фенелли у одного приятеля, вторая нуждалась всего лишь в вываренном бульонном гвозде и удостоверении палеонтолога, в то время как третья касалась услуг шести китайских официантов и одной недовольной молодой особы...

Фин, по правде говоря, не слушал. Перед его мысленным взором то и дело возникали образы Мориса Уэбба: Уэбб в блейзере и со слуховым аппаратом; Уэбб в клерикальном воротничке; Уэбб с бородой, проповедующий неверие; Уэбб — бродяга-цыган... Он даже представил Уэбба «морским биологом», ничего не сведущим в своей профессии...

Но почему не проследить дальше? Допустим, Уэбб вернулся с сигаретами, а миссис Уэбб, допустим, закатала его (с купленной пачкой «Плейере» в кармане) под свежий бетонный пол в подвале... или, скажем, Уэбб убил свою жену и изображает ее все эти одиннадцать лет...

— А у вас, Фин? Каковы шансы на успех? Вы уже разгадали маленькие секреты миссис Уэбб?

— Мне и самому хотелось бы это знать, Бик.

* * *

Сегодня Эрнестина была словно на иголках. Весь день и за ужином она либо огрызалась на любого, кто заговаривал с ней, либо отказывалась отвечать. На лбу у нее высыпала свежая порция прыщей, а обычно тусклые волосы выглядели безжизненными.

Ужин обернулся катастрофой даже по этерианским стандартам: подгоревший суп, недожаренный рис и соевые бургеры, которые подавались на стол холодными и липкими. Трапеза для нее завершилась упавшим на пол фруктовым салатом, после чего она наконец разрыдалась.

— Садитесь, моя дорогая, — ласково сказал Стоуни. — Было бы несправедливо с нашей стороны ожидать от вас слишком многого в такой день. Позвольте, я приберусь здесь, пока вы отдыхаете.

Истолковав это как сигнал, Фин предложил помыть посуду после ужина. Эрнестина отказалась, сначала мученическим тоном, затем из искреннего смущения, что ее сочли «размазней». В конце концов сошлись на том, что он будет вытирать посуду после того, как она ее помоет.

Полируя тарелку, Фин сделал вид, что его привлекло окно над раковиной.

— Кажется, днем отсюда можно видеть окно ванной комнаты?

— Полагаю, что да.

— Любопытно. Не заметили ли вы здесь чего-нибудь странного вчера во время обеда. Например, было ли открыто окно в ванной?

— Нет. Я имею в виду, не заметила, — сказала она, не отрывая взгляда от посуды.

— Мне представляется, что вы могли бы видеть, как кто-то забирается в то окно или выбирается из него, верно? Уж слишком оно близко. Фактически, кто бы там ни находился, вы, протянув руку, могли коснуться его — при условии, если зто окно легко открывается. Давайте проверим. — Он резко поднял раму и вытянул руку. — Все правильно, я могу даже достать до самого окна ванной. Если бы у меня был заранее приготовлен кусок нитки, я, вероятно, мог бы открыть и закрыть окно ванной отсюда, немного попрактиковавшись. Я имею в виду, что эти защищенные от взлома запоры не являются абсолютно защищенными, особенно если взломщик установит все изнутри. На самом деле, это просто. Вы продеваете вязальную спицу в ушко завертки и закрепляете обычную или, скажем, вязальную нитку так, что когда вы тянете, завертка поворачивается.

Если он и ожидал немедленной реакции, то был разочарован, — Эрнестина продолжала машинально скрести и мыть посуду. Фин закрыл окно и вернулся к работе. Реакция последовала через несколько минут.

— Нитка, — произнесла она. — Окна.

— Пардон?

— Полицейский говорил что-то насчет того, что я спустила веревку из кабинета для Стива, чтобы он мог взобраться на нее или что-то в этом роде. Он думает, что я могла... и вы тоже, не так ли? — Слезы стекали по ее тупому подбородку и капали в мыльную пену. — Со всеми вашими, этими всеми веревками и нитками, и чертовыми окнами!

— Простите. Я не хотел вас расстраивать, Эрнестина, — солгал он.

— Он... он также спрашивал меня о моих видениях. Они красивы, невероятно красивы. Он попросил рассказать о видении в кабинете. Но как только я начала рассказывать, он утратил интерес. Нитки и окна — вот его мир, да и ваш тоже. Вы все запутались в нитках... — Она прыснула, фыркнув сквозь слезы и выдувая из ноздри тонкий пузырь. — Вы все так связаны, так привязаны к этому миру, что неспособны увидеть настоящую красоту вокруг себя.

Фин снова извинился.

— Я ведь здесь новичок, — сказал он. — Вы совершенно правы насчет моей слепоты к другой реальности. Но я хочу учиться. Почему бы вам не рассказать мне о своих видениях? А я постараюсь выслушать и понять.

— Хорошо. Она на мгновение задумалась. Думаю, первое было в девять или десять лет. В дождливый день я сидела у окна со своей кошкой Лилой. Просто гладила ее и смотрела в окно.

И тут я обратила внимание на то, как струи дождя сбегают по стеклу. Они образовывали фигуры. Узоры. Как арки в готических соборах, только сплетаясь вместе и переливаясь друг в друга. Я не очень хорошо объясняю.

— На самом деле — потрясающе. Пожалуйста, продолжайте.

— Ну, потом выглянуло солнце, и оно засияло сквозь арки и шпили так ярко, что должно было бы резать глаза, но этого не случилось. Я смотрела прямо на него. Это было похоже на готический город из стекла и алмазных спиралей. И я могла видеть все это насквозь, до самого центра. Я видела пылающую душу Вселенной!

Фин убрал тарелку, которую полировал несколько минут, и взял следующую.

— А другие видения?

— После первого сразу несколько. Они у меня часто бывают теперь. Иногда я их вызываю, иногда они начинаются сами собой, когда я просто что-нибудь вяжу или читаю.

— А то, которое было вчера вечером в кабинете?

— Его вызвала я. Я стала смотреть на ковер. Узор сильно потускнел в отблесках огня. Я все время концентрировалась на том, чтобы смотреть сквозь него, понимаете? Потом он начал лопаться от цветов. Миллионы крошечных цветочков, словно яркие искры, взрываясь, превращались в прекрасных блондинок. И я увидела, как из них вырастает мой собор — огромный белый шпиль с маленькими виноградными лозами и всяким таким вокруг него, поднимающийся из этого моря цветов. А потом — о, это звучит глупо, — я увидела яркую красную вспышку и двух мужчин. Я думаю, что они, возможно, были развоплощенными, пытаясь достучаться до меня.

— Двух мужчин? Они что-нибудь сказали?

— Нет, но — и это звучит совсем по-идиотски — они танцевали танго. Вдвоем.

— Танго. Я понял. Как они выглядели?

— Они были темными. Темные костюмы и волосы. Они выглядели как посланцы тьмы. Знаете, я думаю, они пришли, чтобы забрать Стива.

Фин кивнул.

— Очевидно, так оно и было.

* * *

Когда Фин вышел из столовой, Стоуни разговаривал по телефону в холле первого этажа. Он быстро прикрыл трубку и спросил:

— Как она сейчас, бедняжка?

— Гораздо лучше. Все это, кажется, ужасно расстроило ее.

Стоуни кивнул.

— Не стоит удивляться. Знаете, она была просто без ума от Стива.

— Я так и предполагал. Он знал об этом?

— Вот вам и ответ. Стив просто игнорировал ее. Уверен, что у нее никогда бы не хватило смелости признаться ему... Алло? Да, оператор, я слушаю.

— Простите, не буду нарушать вашу приватность, — сказал Фин. — Я поднимусь наверх.

— Все нормально. Я как раз нуждаюсь в обществе. Вот уже двадцать минут как я жду соединения. Пытаюсь позвонить отцу Стива в Гамбург, чтобы, понимаете ли, сделать все необходимые приготовления. — Он вздохнул, глядя на часы. — Это довольно-таки срочно, поскольку я взял на себя смелость предварительно договориться с местным похоронным бюро. Если я не свяжусь с ним в ближайшее время, боюсь, господин Зонтаг может самостоятельно предпринять совсем иные шаги.

— Зонтаг? О, настоящая фамилия Стива, как я понимаю. Очень хорошо, что вы взяли на себя труд позаботиться о нем.

— Вовсе нет, на самом деле это мой долг... Алло? Герр Зонтаг? Говорит преподобный Артур Стоунхаус. Позвольте мне прежде всего расширить...

Фин проскользнул в гостиную. Там отиралось с полдюжины незнакомцев, не считая Форстеров, сестер Блейз и репортера с разнонаправленными глазами. Фин пристроился в тихом уголке, рядом с мисс Эмили Блейз.

— Какое шокирующее известие! — тут же воскликнула она. — Мы с Адой просто пришли в ужас, когда увидели утреннюю газету.

Ада оказалась рядом со своей копией и подалась вперед, чтобы присоединиться к разговору.

— Да, конечно, мы поняли, что случилось что-то ужасное, когда мистеру Стоунхаусу пришлось прервать ЭСВ-тест. А потом в утренней газете мы прочитали про весь этот ужас, который звучал так непонятно...

— В общем, сегодня после работы мы сели на первый поезд до Лондона, — закончила ее сестра, — чтобы убедиться, не сможем ли мы быть чем-нибудь полезны.

— И, естественно, удовлетворить собственное любопытство.

— Ада! Что за чушь ты несешь!

— Но ведь это правда. — Ада снова откинулась назад, явно наслаждаясь тем, что шокировала сестру.

— Что вы думаете о нас, мистер Фин?

После небольшой паузы Фин ответил:

— Ну, я всегда считал вас благородными дамами на пенсии, однако вы только что упомянули о работе. Не сочтите мой вопрос за бестактность, но что бы это могло быть?

— О, мы не зарабатываем на жизнь, — заверила его Эмили, — хотя в каком-то смысле мне бы этого хотелось. Алистер, наш дорогой брат, очень несправедливо поступил с нами в своем завещании. Он всегда так боялся, что мы «разбазарим» его деньги на наши проекты, поэтому оставил каждой лишь по небольшой ренте, а остальное передал в траст.

— Траст?

— Мы можем получить их только, как он выразился, в «особо экстренных случаях», например, на большой дом или если кто-то из нас решит выйти замуж, как будто индианки в нашем возрасте ищут себе мужей! Во всем остальном мы не получаем ни пенни, пока живем на этой земле. Ну разве это не глупость, мистер Фин? Боже мой, я совсем отклонилась от темы, верно? О чем я собиралась сказать?

— О своей работе, — напомнил он.

— А. Очень нужную, но совершенно неоплачиваемую работу мы делаем для КОР, — она расшифровала ему аббревиатуру, четко выговорив каждое слово по буквам, — Кон-грэс орфограффической риформы. — И еще мы ярые анти-вивисекционисты.

— Вы, должно быть, много сил, помимо всего этого, отдаете и Обществу Эфирной Мандалы. Не говоря уже о ваших ЭСВ-тестах.

— О Господи, разумеется. Они и в самом деле очень утомительны, но мистер Стоунхаус говорит, что у меня большие телепатические способности. У нас, у Ады и меня. Я верю, что такие способности как правило встречаются у близнецов, и это, конечно, правда, что мы с Адой зачастую угадываем потаенные мысли других. Я бы, естественно, не стала использовать свой дар в корыстных целях, но я надеюсь, что благодаря исследованиям мистера Стоунхауса мы хотя бы убедим мир, что феномен ЭСВ существует.

— Как работают ваши тесты? Есть ли в них что-нибудь от доктора Райна из Университета Дьюка³⁴?

— Да, безусловно. У нас тоже есть специальная колода карт с пятью символами: крест, круг, квадрат, звезда и волны (волнистые линии)³⁵. На одном конце провода мистер Стоунхаус тасует колоду и проходит по ней, открывая по очереди карту за картой. На другом, в Челтнеме, я пытаюсь мысленно представить себе символ той карты, на которую он смотрит. Затем я озвучиваю ему свою догадку, и он ее записывает.

Хакель придвинулся ближе, чтобы уловить последнюю часть разговора.

— Естественно, — объяснил он, — Стоунхаус просто говорит ей угадывать то, что ему выгодно.

— Он в любом случае не говорит, что угадывать. Он вообще ничего не говорит, кроме «да», когда слышит мою догадку.

— Ну, одно ясно, что дело темное, — возразил Хакель. — Потому что ЭСВ не просто не существует, оно невозможно!

— Вы слышали?! Служитель Евангелия — темнит! — Подбородок мисс Эмили задрожал, и это был не обычный пар-кинсонический тремор. — Этот человек практически святой! И сейчас он звонит отцу Стивена в Германию, чтобы выразить соболезнования. Не думаю, что вам пришло бы в голову сделать что-то подобное, профессор.

— И занимается организацией похорон, — добавил Фин, пытаясь увести разговор от спора.

— Слышите? — кивнула Эмили, и вслед за ней Ада. — Святой!

Хакель, наголову разбитый такой канонизацией противника, отступил и покинул их. Мисс Эмили обратила к Фину торжествующую улыбку.

— Мистер Фин, вы не знаете, кто занимается подготовкой?

— Нет, не слышал.

— О, я надеюсь, это бюро Роуздейл. Они так замечательно обошлись с нашим дорогим братом, правда, Ада? Так естественно он выглядел.

— Как он хотел.

— Так натурально. Он улыбался, мистер Фин...

Позже, когда близнецы ушли, Хакель снова навязал свое общество сыщику.

— Послушайте, Фин, вы не можете воспринимать всерьез эту ерунду с ЭСВ.

— Нет, если это ерунда.

— Я в том смысле, что это путь в никуда, понимаете? Эти чудаки пускаются на разного рода мелкие ухищрения. Они могли бы все это подготовить заранее. И даже то, как Стоуни произносит «да», может являться своеобразным кодом.

Фин улыбнулся.

— Я заметил, что вы называете их чудаками, при этом обвиняя в подлом обмане. Хотя я всегда считал, что чудаки прежде всего дурят самих себя.

— Конечно, но ведь эти несомненно дурят и других.

— Да. Любой, кто нашел универсальную истину, не против продвинуть ее с помощью конкретной лжи. Если он верит, что духи есть повсюду, он не видит ничего плохого в том, чтобы симулировать появление такого-то духа в такой-то комнате для сеансов. По-моему, именно так действует миссис Уэбб. Вы можете прочитать великую правду, сияющую в ее глазах, даже когда она проворачивает одну из своих маленьких афер.

— К слову, — сказал Хакель, — мы тут организовали небольшой сеанс, пока вы отсутствовали сегодня днем. Нэнси, Стоуни, я, миссис Уэбб и Эрнестина. У Эрнестины произошел наиочаровательнейший разговор с «Морисом»; он фактически обвинил ее в преступлении.

— Убийстве?

— Нет, скорее в краже. Давайте я попробую вспомнить его точные слова. Ага, «От этих стен исходит черная аура. Любовь и доверие покинули этот дом, свет погас в нем, наступила темнота». Тра-та-та, потом было что-то о смерти, скрывающейся в темноте, и проклятии древних, лежащем на тех, кто крадет из гробниц, что бы это ни значило. Я сразу подумал о скарабее, но «Морис», казалось, продолжал твердить о краже. — «Вор крадет не деньги, но свет», — произнес он пару раз. Затем спросил Эрнестину, не хочет ли она кое в чем признаться. На этом сеанс закончился. Она вскочила и выбежала из комнаты.

Сыщик кивнул.

— Это отчасти объясняет, почему она так нервничала сегодня вечером.

— Ну вот вам и универсальная истина миссис Уэбб, — осклабился Хакель. — Я думаю, ваша теория ошибочна: она бы не узнала истины, даже если бы та лягнула ее.

— Полагаете, нет? — По причинам, которые он не стал объяснять, эта мысль заставила лицо Фина исказиться, как будто он изо всех сил старался не выдать какую-то сильную эмоцию. Прежде чем он успел заговорить снова, из холла ступил Стоуни и присоединился к ним.

— Если вы закончили с телефоном, — бросил косоглазый и выбежал, оставив дверь открытой.

— Итак, все решено, — известил Стоуни. — Мы передаем останки Стива в похоронное бюро, где их подготовят к отправке в Германию. Похороны пройдут там. Очень жаль, право. Я уверен, что Стив предпочел бы быть похороненным в Англии, ведь здесь он прожил большую часть своей жизни. Но, безусловно, желание его отца надо уважать.

— Значит, Стив немец только по рождению и фамилии, — сказал Фин. — И он даже сменил последнюю. Состояли ли его родители в разводе?

— Совершенно верно, — ответил Хакель. — Типичное дитя распавшегося брака, без корней, погруженное в мистицизм...

— Он по-настоящему влился в общество, спаялся с нами, — признался Стоуни. — Он начал ходить на собрания около двух лет назад, стал регулярно посещать сеансы и так далее, пока мы не предложили ему присоединиться.

— Как мотылек на пламя. — Хакель развернулся и покинул компанию.

— Я должен искренне извиниться за резкие манеры профессора Хакеля, мистер Фин. Знаете, человек он в самом деле неплохой, и, думаю, мог бы обнаружить в себе великую веру, если бы только попустил себе верить.

Фин посмотрел на психолога, который сейчас сидел в кресле в дальнем углу, похрустывая костяшками пальцев.

— Полагаю, теперь его можно считать обнаружившим великую веру, — сказал он. — Мы с ним только что говорили о фанатизме, и я заметил, что он готов навесить ярлык фанатика на кого угодно, только не на себя. Тем не менее я редко встречал человека более одержимого, чем он... чем он представляется, во всяком случае.

Стоуни усмехнулся.

— Хотите сказать: «Нет бога, кроме науки, и Хакель пророк его?» Что-то в этом роде?

— Так или иначе. Странно встретить психолога, который не знает, что у него на уме. Хакель продолжает привлекать внимание к своему заблуждению, видя его в других.

— Привлекать внимание, говорите? Хм. Однако, осмелюсь предположить, все мы горазды делать заявления о соринке в глазах другого, не так ли? Даже у дезинкарнированных³⁶, кажется, есть свои слепые пятна. Сегодня Морис довольно пространно разглагольствовал о восьмой заповеди, ни разу не упомянув об убийстве Дока. В конце я спросил его, надеется ли он, что убийца скоро раскается и предстанет перед судом. Он сказал: «Убийце не хватит духу». В самом деле, довольно ироничный комментарий по поводу своего собственного статуса, как мне показалось.

Сыщик ухмыльнулся.

— Да, сегодня вечером Эмили Блейз сказала, что они с сестрой пришли в ужас, когда узнали эту новость. И я не могу не замечать привычку Брюса Данка заканчивать сентенции неизменным: «Нет?» и перекрикивать других своим: «Слушайте, слушайте!» Я подозреваю, что и сам делаю нечто подобное.

— «Я подозреваю», — повторил Стоуни. — Блестяще сказано.

Внезапно все разговоры прекратились, когда раздался звонок в дверь. Затем из холла донесся голос репортера:

— Добрый вечер, старший инспектор. Кого-то под замок?

Спустя минуту появился Гейлорд в сопровождении женщины в полицейской форме. Они не раздумывая направились к Нэнси и остановились возле нее. Репортер следовал за ними по пятам до тех пор, пока Гейлорд не обернулся и не заметил его.

— Это не арест, — бросил он ему. — Так что для начала можешь отвалить. — Затем, повернувшись к Нэнси: — Мы хотели бы задать вам еще несколько вопросов, мисс Мичи. Позвольте нам снова воспользоваться комнатой напротив.

Нэнси словно током ударило, когда женщина-полицейский взяла ее за руку.

— Она выглядит больной, — тихо проговорил Стоуни.

— Больной она будет выглядеть потом, — заявил косоглазый репортер, явно наслаждаясь драмой. — У нее, единственной из вас, нет алиби — дважды. — Косящий глаз подмигнул.

Фину захотелось одернуть косоглазого, но ничего моментального, кроме комплимента его отвратительному галстуку, в голову не пришло.

— Характерный у вас галстук. Палевые и бирюзовые полоски. Это какая-то известная государственная школа? Я спрашиваю просто потому, что мы, иностранцы, интересуемся английскими государственными школами.

— Нет, на самом деле это галстук Убийства Малдуна.

— Простите?

— Может быть, вы слышали об убийстве Малдуна? Нет? Так вот, Малдун был богатым финансистом, ему оторвало голову письмом-бомбой. Скотланд-Ярду понадобились недели, чтобы отследить его — отгадайте, докуда? Отмотали назад до секретарши. Она была тайной террористкой. Вот и вся история, если в двух словах.

Все мы, кто освещал эту историю, в любом случае должны были провести эти недели вместе. Поэтому, когда все закончилось, мы образовали клуб. Клуб Убийства Малдуна.

— Что, и членские взносы есть? — Фин, как и любой прагматичный американец, сразу перевел разговор на деньги.

— О, нет-нет. Ничего такого. Карман репортера извечно пуст, вы же знаете.

Прагматик изобразил удивление.

— Вот как? Ну, я думаю, что по крайней мере у одного из ваших членов на хлеб с маслом в кармане наберется.

Офицеры вернулись с Нэнси, пока репортер завоевывал популярность.

— Теперь мне хотелось бы поговорить с мистером Брюсом Данком, — объявил Гейлорд.

Только тогда все заметили, что Данк пропал.

Глава девятая. Потайной ход

На следующий день миссис Уэбб провела еще один сеанс, чтобы связаться с дезинкарнированными членами. Док, чье тело, как он того пожелал, ныне знакомило студентов-медиков с тайнами анатомии, сообщил, что чувствует себя прекрасно. С Дэйвом он пока не встречался, поскольку он (Док) все еще ждал в каком-то темном предбаннике, ведущем в Другую Реальность. Стив, тело которого спешно забальзамировали в похоронном бюро Роуздейл (чтобы успеть на ранний самолет), сказал, что хотя и соскучился по всем, музыка здесь «свинговая» и «клевая».

Нэнси чуть не испортила атмосферу своим хихиканьем. Когда голос Стива, транслируемый Морисом, булькнул и отключился, она громко промурлыкала: «До встречи, мачо-аллигачо»³⁷.

Но встретилась она с Фином — в гостиной. Нэнси, казалось, пребывала в приподнятом настроении и болтала без умолку, словно желая наверстать дни угрюмого молчания.

— Думаю, не так уж я, что называется, намертво срослась с этим местом, — разоткровенничалась она. — Вот Стив реально прикипел, а я нет. Я верю в бога, бессмертие, реинкарнацию и все такое, но не уверена, что у старушки Уэбб такие же флюиды, как у меня. Знаете, как только мы приехали сюда, она принялась шпионить за нами. Правда-правда. Под любым предлогом то и дело совала нос в наши комнаты, чтобы первым делом взглянуть на кровати — не дай бог что-нибудь не так с простынями. Однажды мы попытались наколоть ее и сделали это на полу. А прямо под нами в своей комнате спал Брюси Данк, так вот бедняжка Брюси на следующее утро весь завтрак болтал о полтергейсте. Нам обоим пришлось выйти из столовой, чтобы вдоволь посмеяться. Кстати, а где Брюси?

Она спросила так, будто только сейчас заметила его отсутствие.

— По-прежнему никаких следов, — ответил Фин. — Полиция все еще ищет. Возможно, именно поэтому возле дома поставлен констебль. На случай, если он вернется домой.

— Что, только для этого? А я-то думала, чтобы не дать этим крошкам-сондифанам разнести дом по кирпичику. Бедные дети. Если бы они только знали...

— Знали что? — Фин старался не показать, что подвинулся в кресле ближе.

Она мило покраснела, затем рассмеялась.

— Ну, у Стива, похоже, вставал, как у озабоченного, когда он вставал за микрофон, — произнесла она одним духом. — Но не здесь. Возможно, это были нехорошие флюиды или что-то другое, — миссис У со своим любимчиком преподобным, — только Стив начал избегать меня. Он «выдохся». Вот так. Впрочем, теперь это не имеет значения.

Какое-то время она грезила наяву, проводя обкусанным ногтем по парчовому узору своих брюк.

— Но не в этом несчастливом доме, — проговорила она наконец. — Несчастливом.

— Как вы думаете, что в нем не так?

— Не знаю. Слишком много старичья. Когда-то у них была своя жизнь, и теперь они не могут думать ни о чем другом, кроме как прожить ее снова, после того, как загнутся. Но я не хочу думать о смерти, черт возьми, я за жизнь. Вот почему мне нравится думать о Стиве, когда он был жив и счастлив, а не разговаривать с духом, отжигающим свинг.

— С претензией, что он ушел насовсем? Я это заметил.

Фин начал расценивать Нэнси как славную девушку: далеко не интеллектуалка, но и не глупая, только не всегда изящно выражается.

— Я слышал, что Стив несколько раз устраивал шуточные розыгрыши. Может, он не совсем серьезно относился к общению с духами? — предположил он.

Ее ответ удивил его.

— О, он был серьезен, все в порядке. Я знаю, пару раз он пошутил над Профом, но это были дзенские забавы. Легкая пощечина, которая отрезвляет и опускает на землю. Он хотел, чтобы Проф перестал думать и начал понимать. Один из любимых афоризмов Стива был таким: «Тигры гнева мудрее кляч наставления»³⁸. Если ты в этом разбираешься, ты знаешь Стива. В сущности, он был совершенно серьезен. Под кутикулой фривольности.

Кутикула фривольности? Афоризмы? Или словарный запас Нэнси внезапно расширился, или она почерпнула у кого-то. Фин начал подозревать источник, когда она добавила:

— Док рассказал мне о забавных дзенских притчах. Например, когда Мария-Антуанетта сказала: «Пусть едят пирожные», она, возможно, имела в виду это буквально, понимаете? Но, может быть, она имела в виду: «Дорога излишеств ведет к дворцу мудрости»³⁹. Они хотели набить свои животы, а она хотела, чтобы они испытали сладость в своих душах. Так что в душе она на самом деле была хорошей женщиной, понимаете?

Фин был склонен думать, что Нэнси упустила из виду суть рассказа Дока и, вероятно, поняла это просто как разъяренные тигры мудры.

— О чем вы там вдвоем шушукаетесь, как заговорщики? — Миссис Уэбб плюхнулась в соседнее кресло. — Фу-у! Я в ауте. В эти дни, чтобы привести Мориса к столу, требуется вся моя духовная энергия. Но оно того стоит, я надеюсь.

Им пришлось бы согласиться с ней, но выручила Эрнестина, объявив о чае.

* * *

Вечером зарядил дождь. После ужина Фин слонялся по дому и наконец засел в библиотеке, листая «Пенетралию» Эндрю Джексона Дэвиса. Провидец из Поукопси и основатель духовызывания со всем его стуканьем по столу, мало что мог сообщить ему сегодня вечером — меньше, чем стук дождя по окнам и звенящая тишина внутри.

Через час вошел Стоуни, отряхивая пылинки со своего церковного костюма.

— Так вот вы где. А мы гадаем, куда вы запропастились. Поедете с нами?

— Куда?

— Мы подумали все, что поедем и проведаем Стива, знаете ли. Миссис Уэбб упоминала об этом раньше, возможно, вы не слышали.

— Полагаю, нет. Да. Я поеду тоже. Если вы подождете, я переоденусь.

Как оказалось, ему не стоило торопиться, потому что остальные не спешили собираться в гостиной. Все выглядели подтянутыми и торжественными, даже Нэнси более-менее прибрала заколками волосы и надела темно-зеленый брючный костюм. Стоуни прикрыл свою духовную элегантность грязно-серым плащом. Хакель и Эрнестина спустились вниз в своем традиционном сугубо черном. Последней появилась миссис Уэбб в темном костюме, шляпе с вуалью и кожаных туфлях.

— Я хочу, чтобы все уяснили, что мы не совсем в трауре, — объяснила она. — Мы просто собираемся встретиться с гробовщиком. Я не хочу, чтобы он думал, что мы кучка фриков. Естественно, это не прощальная служба или какой-то другой ритуал, это только демонстрация нашей любви и ничего кроме.

— Нам лучше поторопиться, — сказал Стоуни, глядя на часы. — Уже почти десять, и, его, возможно, отправят сегодня ночью.

— Так скоро? — спросила миссис Уэбб. — Разве они не сказали, когда его отправляют?

— Конкретно нет. Видите ли, они стараются избежать огласки. Когда я разговаривал с людьми из Роуздейл, мне сказали, что опасаются появления в аэропорту стаи вопящих подростков.

— Что ж, тогда мы, пожалуй, поедем.

Форстеры приехали до прибытия такси; их желтый спортивный автомобиль пристроился в хвосте двух машин, и небольшой кортеж направился к похоронному бюро Роуздейл.

Фин устроился на откидном сиденье напротив миссис Уэбб и профессора Хакеля. Их лица были скрыты коричневыми тенями, но движущиеся полосы желтого света открывали их руки. Пухлые кисти миссис Уэбб покоились на сумочке совершенно расслабленно, профессор же вновь принялся отчаянно хрустеть костяшками пальцев. За весь путь никто не обронил ни слова, и только миссис Уэбб время от времени наклонялась вперед, чтобы взглянуть на счетчик, и откидывалась назад, неодобрительно хмыкая.

Процессия петляла по тихим пригородным улочкам и остановилась перед колоннами большого здания в псевдогеоргианском стиле. Мистер Смерт, гробовщик, отворил дверь. Это был худощавый, с постным выражением лица человек, в старомодном пенсне, волосы которого разделял прямой, как корешок книги, пробор. Узнав, кто они, мистер Смерт, казалось, расчувствовался до такой степени, что буквально начал заламывать руки.

— Господи, дорогие мои. Пожалуйста, не будем стоять в дверях, пройдемте внутрь, хорошо? И я попытаюсь объяснить. — Он провел их в тихую, небольшую и уютную, гостевую комнату и снова заломил руки.

— Дорогие мои... Собственно говоря... — пролепетал он. — Дело в том... Честное слово, не знаю, как вам об этом сказать. Дело в том, что вы опоздали. Боюсь, покойный уже убыл в аэропорт Хитроу. Мне действительно очень жаль.

Никто, казалось, не знал, что делать дальше.

— Не понимаю, почему нас не предупредили, — проворчала миссис Уэбб. — Мы рассчитывали увидеть его в последний раз.

Гробовщик повторно принес извинения.

— Видите ли, его отец хотел избежать неподобающей огласки — и мы, конечно, тоже. Если бы мы объявили время отправления, я уверен, в аэропорту прошла бы неуместная демонстрация.

— Безусловно, — кивнул Стоуни. — Мы всё понимаем.

Миссис Уэбб взяла сумочку и встала.

— А вот я не понимаю. Нас, по крайней мере, следовало бы известить. Ведь мы же не юные фанаты.

Хакелю на этот раз пришла в голову успокаивающая мысль.

— Вы забываете, весь вчерашний день у нас околачивался репортер. Подростковые демонстрации были бы ему просто бальзамом на душу. Одно неосторожное слово любого из нас...

— В таком случае всё в порядке. — Миссис Уэбб вздохнула. — Мы зря потратили время. Поехали домой.

Перед уходом Смерт предложил гостям чаю, но миссис Уэбб, обдумав это, направилась к выходу. В холле они прошли мимо двери с надписью «ЧАСОВНЯ», и Стоуни посетила идея.

— Прошу прощения, один момент. Прежде чем мы уйдем, я полагаю, вы не откажите мне справить в уединении молитву по душе Стива. Это займет не больше минуты.

— Конечно, — сказал Смерт и проводил его в часовню. — А я тем временем вызову по телефону такси.

Смерт явно чувствовал, что его долг по отношению к этерианцам исполнен не до конца, поэтому суетился возле них, занимая пустой болтовней, пока они ждали в передней. Погода, по общему мнению, была ужасной. С другой стороны, для февраля довольно сносно, не правда ли? Все согласились, что зима в этом году выдалась мягкой, и мистер Смерт надеялся, горячо надеялся, что так будет и дальше. Спиритизм? Он так и не смог окончательно определиться с этим вопросом, хотя предполагал, что это было нечто такое, даже нечто такое большое, что требовало рассмотрения со всех сторон.

Дверь часовни открылась, но это был не Стоуни. Вышел дородный помощник с лицом цвета сырой говядины. На нем был темный, плохо сидящий костюм, а в красном кулаке он сжимал то, что поначалу представлялось грязной половой тряпкой.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он, встряхивая тряпкой. — Кто-то оставил в часовне вот это.

Это был серый плащ Стоуни.

— Мидоуз, я не совсем понимаю. Преподобный джентльмен, должно быть, все еще в часовне, — он только что туда вошел.

— Даже не знаю. Сейчас там никого нет.

Все проследовали за Смертом в часовню. В узкой комнате стояли дюжина коротких скамей и драпированные бархатом козлы для гроба, но никакого преподобного джентльмена в ней не было.

— Я не понимаю, — снова сказал Смерт. — Преподобный Стоунхаус ушел через черный ход?

— Нет, сэр. Не мог он этого сделать, сэр. Мы с Генри работали на заднем дворе. Мы зашли, чтобы вынести гроб, и здесь никого не было. Потом мы увидели плащ, и я вернулся, чтобы принести его вам, сэр.

— Позвольте мне расспросить другого моего человека. — Вспотевший гробовщик повел их через занавешенный дверной проем, задержался только Фин. Сыщик первым делом быстро оглядел комнату, проверил за занавесями, заглянул под скамьи и даже приподнял край покрывала на козлах.

— Пыль к пыли, — пробормотал он и вышел вслед за остальными.

Второй вход в часовню вел к ярко освещенному крыльцу со стеклянным навесом. Крыльцо заканчивалось чем-то наподобие погрузочной платформы, где стоял припаркованный для загрузки черный фургон. Левая боковая дверь фургона была открыта — другой служащий траурного учреждения сидел в машине боком, спустив ноги на землю. Желтоватый лицом и худой, хотя не столь болезненной худобы, как хозяин, он ничем примечательным не выделялся, если не считать густой копны темных волос, свисающей на глаза. Он курил, но, заметив Смерта, быстро бросил сигарету на асфальт и наступил на нее. Его ровные белые зубы обнажились в гримасе, когда Смерт заговорил.

— Я видел это. Я видел это, Форбс. И фуражку ты не надел. Вы оба не надеваете фуражек. Сколько раз вам повторять?.. — Он двинулся вперед, чтобы поговорить с двумя помощниками наедине в том же истерическом тоне. Те неохотно надели свои черные матерчатые фуражки.

Этерианцы в растерянности попятились к двери, не понимая, участвовать ли им в допросе помощников или сохранять полный нейтралитет. Гробовщик тем временем продолжал вести себя так, словно вся проблема упиралась в ношение фуражки.

— Одно можно сказать точно, — подал голос Хакель. — Если он проходил здесь, кто-то из этих парней обязательно бы его увидел. Тот, кого зовут Форбс, тайком курил, поэтому, должно быть, не сводил глаз с двери, ожидая с минуты на минуту появления своего босса.

Фин согласился.

— Тем не менее никогда не знаешь наверняка. — Пока двое работников спорили с хозяином, он подошел к задней двери фургона и открыл ее. Внутри не было ничего, кроме отливающего бронзой гроба.

— Здесь никого нет. — Смерт подошел, чтобы захлопнуть дверь.- Надеюсь, вы не допускаете, что преподобный джентльмен может находится там?

— Простите. Но если, как утверждают ваши помощники, мистера Стоунхауса никто не видел уходящим, я подумал, что, возможно, пришло время его поискать.

— Алло, Билл! — позвал человек в фургоне. — Нам лучше пошевеливаться, если мы хотим пройти таможню до двенадцати.

Краснолицый сделал извиняющийся жест в адрес Смерта, сел в машину, и фургон тронулся. Гробовщик загнал своих подопечных обратно в часовню.

— Я действительно не совсем понимаю, — повторил он. — Однако я уверен, что этому должно быть какое-то вполне ординарное объяснение. — Он окинул взглядом убранство часовни, словно ожидая увидеть, что Стоуни выйдет из-за занавесей и даст простое объяснение. — Он мог упасть под скамью или...

— Однозначно нет, — прервал Фин. — Я уже проверил здесь. — Он обошел комнату по кругу, показывая, куда заглядывал. — Под скамьями... за этими портьерами... под этими козлами, также я заглянул за дверь, когда мы входили. В часовне его нет и не было на момент нашего прихода. Мистер Смерт, есть ли еще какие-нибудь выходы? Окна, вентиляторы, что-нибудь такое?

Гробовщик отрицательно покачал головой.

— Отверстия для вентиляции и отопления размером не более четырех дюймов. И дверь в часовню была все время у нас на виду, а дверь черного хода — у моих помощников.

— Они все время находились в часовне?

— Фактически нет, — нервно ответил Смерт.

— Фактически нет? — выпалил Хакель. — Как это понимать?

Гробовщик залился краской.

— Они заходили, чтобы вынести гроб. Тот, который вы видели в фургоне. — Он облизнул губы. — Гроб вашего друга, боюсь.

Нэнси начала опускаться на скамью.

— Что? Это был гроб Стива? — Теперь она сидела. — Почему вы нам не сказали?

— Видите ли, я полагал, что его уже отправили, когда встретил вас в дверях. К тому времени, когда я понял, что Медоуз и Форбс все еще здесь, было ясно, что это только расстроит вас, если правда откроется. Понимаете, у вас просто не было бы времени засвидетельствовать свое почтение. К тому же они могли опоздать с доставкой тела в аэропорт. Я приношу свои изви...

— Если вы произнесете это еще раз, я закричу, — прошипела Нэнси. — Черт возьми, самое малое, что вы могли бы сделать, — это позволить нам увидеть его перед отправлением.

— Здесь... действительно не было времени. Отец покойного хотел, чтобы его как можно скорее отправили домой. У меня не было никаких инструкций насчет посетителей, поэтому, естественно, я не стал открывать гроб для прощания.

— И все же интересно, был ли он открыт? — рассуждал Фин. — Давайте вспомним, что преподобный Стоунхаус провел с ним несколько минут наедине, прежде чем пришли ваши люди, чтобы забрать его. — Он подобрал плащ Стоуни и держал его, проверяя карманы. — Мог ли он залезть в гроб? Или его заставили?

— В самом деле! — Мистер Смерт пристально посмотрел на него. — Откуда у вас такие фантастические и неприемлемые идеи!

— Позже я назову и приемлемые варианты, — объяснил Фин. — Кроме того, я представляю, как поднимается крышка гроба, когда он стоит рядом... появляется рука... хватает его за запястье...

Смерт, чей высокий лоб отливал вишнево-красным, не смог произнести даже «В самом деле!» в ответ на это предположение.

— Слишком отдает Эдгаром По? — спросил Фин. — Тогда как вам схема Суинни Тодда: Стоуни проваливается через люк в подвал, где после расчленения куски тела можно постепенно разложить по гробам, как начинку мясных пирогов? Извините за натуралистичность, но мы должны изучить все возможности. Без сомнения, профессор хотел бы простучать пол и стены на предмет секретных панелей. А пока, я думаю, мы могли бы принять любезное предложение этого джентльмена выпить чаю.

Хакель задержался для исследования пола и стен на предмет трещин и пустот. Остальные, большей частью слишком ошеломленные, чтобы говорить, шмыгнули в уютную гостевую, где Смерт предложил им чаю с песочными пирожными и еще раз извинился.

Когда они вернулись домой, был уже почти час ночи. Констебль в дождевике все еще дежурил у двери. Нэнси хотела рассказать ему об исчезновении.

— Не валяй дурака, — сказала миссис Уэбб. — Тебе мало того, что у нас горе и полиция в доме? Не говоря уже о газетах.

Каждый встал на чью-то сторону в этом спонтанном диспуте, кроме Хакеля, который прошел внутрь, предоставив остальным спорить у крыльца. Почти сразу же он выскочил обратно с удивительной для грузного тела быстротой.

— Эй, вы там, — крикнул он полицейскому. — Вызовите срочно «скорую». Задействуйте рацию или что у вас там.

— В чем дело? — спросила миссис Уэбб уже на ходу.

— Стоуни. В парадном холле, без сознания. Кажется, он при смерти.

Люди часто ведут себя эксцентрично в чрезвычайных ситуациях, но поведение Фина было сродни безумию. Он моментально оказался в холле первого этажа и прошел мимо лежащего на полу человека без сознания, даже не взглянув на него.

— Обыщите его карманы, — бросил он через плечо, — пока не приехала «скорая». Посмотрите, нет ли у него скарабея.

— Хорошо, — сказал Хакель. — Куда это вы собрались?

— Взглянуть на кухонную швабру, конечно.

Глава десятая. Тайны спиритического сеанса

— Поразительно! — Стоуни намазал крошечный треугольник тоста маргарином из кукурузного масла. — Я непременно должен записать о своем опыте для Общества психических исследований. Уверен, им будет очень интересно. — На протяжении всего завтрака его донимали вопросами, так что тост пришлось отложить, и тот сиротливо остывал на тарелке. — Только что я был там, в часовне, а уже в следующую минуту молодчики из «скорой помощи» будили меня здесь, в холле. Удивительно!

— Что случилось после того, как вас отвезли в больницу? — спросил Фин.

— На самом деле ничего особенного. Врач произвел осмотр, сказал, что я в порядке, и меня отправили домой. — Стоуни усмехнулся. — Это ли не доказательство того, о чем я говорил ранее, а? О Могущественной Силе, следящей за мной.

— Что вы почувствовали в часовне? — спросила Эрнестина. — Вам кто-то послал знак?

— Ну, теперь, когда вы упомянули об этом, я и вправду почувствовал себя странно, войдя в часовню. Понимаете, там стоял бронзовый гроб. Он стоял на какой-то подставке, но... я почти физически ощущал, что он парит в воздухе.

— Что? — Хакель стукнул кулаком по столу. — Не пытаетесь ли вы?..

— Нет-нет, профессор. Я не говорю, что он парил, он оставлял впечатление парящего. В общем, в комнате тоже присутствовало что-то такое. Что-то необычное и одновременно знакомое. Почти как если бы я был в ней раньше.

Ну вот, и когда я увидел гроб, я подумал про себя: «Тут какая-то ошибка. Мистер Смерт, наверное, перепутал комнаты или что-то еще». Кажется, я даже повернулся, чтобы уйти, но... что-то потянуло меня назад.

Фин спросил о скарабее.

— Он был у меня с собой, когда я переодевался. Я отлично помню, как положил его в карман брюк. Я и думать о нем не думал, пока не вернулся домой из больницы и не разделся перед сном. Его там не было. Конечно, — добавил Стоуни, — это не обязательно являлось частью Опыта. Он вполне мог выпасть у меня из кармана в машине «скорой помощи» или еще где-нибудь.

— Сомневаюсь, — прокомментировал Фин. — Профессор Хакель обыскал ваши карманы как раз перед приездом «скорой».

— И я его не нашел, — добавил Хакель.

Стоуни тщательно обдумал эту новость.

— Может быть, в часовне?

— Возможно, его астральное тело находилось там, — заметил Фин, прикрывая зевок, — но я этого не заметил.

— Все загадочнее и загадочнее! — Стоуни закончил игры с тостом и отряхнул руки. — Кому он понадобился? Боюсь, сегодня утром мне не до еды. Какое переживание! В самом деле, я чувствую себя так, словно прошел через какое-то испытание или ордалии⁴⁰.

Хакель порылся в миске с мюсли.

— Что мне хотелось бы знать, так это то, как вам удалось пройти через черный ход часовни вчера вечером? Загипнотизировали тех двоих?

— Имейте совесть! — в один голос воскликнули Эрнести-на и миссис Уэбб.

— Черный ход? Боюсь, я не совсем понимаю.

Хакель начал излагать одну из своих свенгальских⁴¹ теорий. Фин отодвинул нетронутую миску мюсли, специфической пищи, обилие которой у него даже по утрам вызывало изжогу. Утро было вовсе не таким добрым по причине того, что он засиделся допоздна, читая книгу под названием «Ошибки в фактах и ошибки восприятия». «Ошибки» были написаны немецким философом по-английски, тяжелым вымученным слогом, истерзанным звездочками сносок и кинжалами примечаний. Фин сумел осилить двести страниц, и ничего лучше кофе не гарантировало ему победу над сном.

— Что вы делали в часовне? — спросил он Стоуни. — Вы вообще подходили к гробу?

— Я... право, затрудняюсь сказать. Я уже говорил, что посмотрел на него. Он казался... странным.

— Кто-нибудь мог ударить вас по голове?

— О нет. Доктор сказал, что на мне нет никаких следов. Он, кажется, решил, что я просто упал в обморок.

— Упал в обморок, — произнес Хакель. Капля молока украдкой стекала по его бороде. — Неужели вы думаете, что мы поверим в это. Почему бы не признаться прямо, что все это трюк от начала до конца?

— Трюк? Зачем мне это? — Стоуни усмехнулся. — Право, Хакель, у вас...

— Зачем? Зачем? Чтобы скрыть убийство, вот зачем!

— Мерихью, — предостерегла миссис Уэбб.

Стоуни перестал усмехаться и выглядел расстроенным.

— Надеюсь, вы не это имели в виду, профессор. И мне совершенно невдомек, с чего вы решили, что я хотел что-то там скрыть. Поверьте мне, я не планировал того, что случилось вчера вечером. И даже не испрашивал того, что случилось. И я ни сном ни духом, почему это случилось.

Фин вынужден был согласиться, что со стороны убийцы было бы глупо навлекать на себя подозрения. Сам факт, что Стоуни выжил после исчезновения, в то время как его предшественники-обладатели скарабея умерли, заставлял его выглядеть неоправданно виновным. Это было что угодно, только не дымовая завеса. Это не исключало его вины и не бросало на кого-то еще более тяжких подозрений. Короче говоря, это была бессмыслица. Или, напомнил он себе, злонамеренное очковтирательство.

Стоуни не оставлял попыток утихомирить психолога.

— Давайте не будем выдвигать диких обвинений против друг друга, хорошо? Если невозможно испросить у вас уважения, любви и доверия, то позвольте мне обратиться к вашему научному духу. Нас всех здесь интересует истина, и истина не в том, чтобы пререкаться между собой, а в том, чтобы изучить факты.

Эрнестина доела хлопья и посмотрела на миску Фина.

— Зря вы не едите это, Тек.

— Понимаю. Но здесь еды, вероятно, хватит, чтобы неделю кормить семью голодающих швейцарцев. Слушайте, а возьмите это себе.

— Если вы не против... — сказала она, зарываясь в миску.

— Я полагаю, — вступила в разговор миссис Уэбб, — о доказательствах. нам должен рассказать наш детектив. Мистер Фин, у вас есть какие-нибудь теории?

— Рановато пока для теорий, — ответил он. — Если честно, долго и отвлеченно теоретизировать я предпочитаю на закате. Но раз уж вы спрашиваете, могу упомянуть знаменитую формулу Шерлока Холмса для разгадки тайн. Она встречается почти в каждом детективном романе, написанном в этом столетии, и звучит так: «Всякий раз, когда мы исключаем возможное, остается один-единственный факт, каким бы невероятным он ни казался, который и есть истина».

— Как это справедливо, — произнес Стоуни.

— Справедливо для логики, но не всегда применимо для жизни. Допустим, существует пятьдесят или сто вариантов объяснения вашего исчезновения из той часовни, но ни один из них нельзя назвать абсолютно невероятным. Вас могли усыпить хлороформом и затолкать в гроб. Вас мог поразить внезапный приступ амнезии, и вы ушли тем же путем, каким пришли, а мы не запомнили этого, поскольку тоже страдали амнезией. Вас могли замаскировать под скамью...

Хакель выглядел так, словно собирался упомянуть гипноз или тонкие черные провода. Сыщик опередил его.

— Нет, формула Холмса не работает, за исключением простых, как раз тривиальных случаев. Кстати, я заметил, что сам Холмс никогда ей не пользовался.

— А у вас какая формула? — спросила Эрнестина, намазывая треугольный тост Стоуни зеленой травяной пастой.

Фин поднялся, чтобы уйти.

— У меня ее нет. Обычно я надеюсь на то, что убийца, сболтнув лишнего, сам выдаст себя перед свидетелями.

Из-под свода арки он добавил:

— Когда он этого не делает, я просто открываю последнюю главу и смотрю ответ. При условии отсутствия типографских ошибок, вариант беспроигрышный.

* * *

Поскольку сегодня была среда, Фина ждали домашние хлопоты, а именно ужин и спиритический сеанс. С ужином получилось быстро: он разложил ингредиенты для бефстроганова, приготовил зеленый салат и смешал желе из портвейна. Фину нравилась стряпня — когда это требовало трех ингредиентов, пятнадцати минут и одной кастрюли или когда этим занимался кто-то другой.

На подготовку к спиритическому сеансу ушло больше времени. Он переставлял мебель, подбирал реквизит и упражнялся до тех пор, пока не почувствовал ломоту и усталость. Миновала уже добрая половина дня, но еще оставалось время расслабиться, почитать и насладиться домашним уютом.

Его большую одноуровневую квартиру нельзя было назвать обставленной со вкусом: стены украшали только три картины, достойные внимания; из книг, недоступных ни одной из публичных библиотек, лишь не более дюжины в превосходных изданиях; каминная полка, усеянная не представляющими особой ценности и мало кому интересными своим неэстетическим видом камнями.

С другой стороны, квартиру ничто не связывало со спиритизмом и убийствами. Правда, миссис Доусон, которая приходила к нему убираться каждый день, радовалась массовому отравлению мышей на кухне, но все остальные убийцы были заперты на книжных полках.

Фин взял томик, помеченный как Змеи Исландии, и пролистал рассказ об отце Брауне, освежая в памяти некоторые полузабытые детали. В этом, как и во всех рассказах об отце Брауне, добро торжествовало, а зло отправлялось на виселицу. Книга вернулась на свое законное место рядом с Жизнью папессы Иоанны, и сыщик сел, чтобы предаться тягостным грезам.

Не существует какой-либо книги под названием «Змеи Исландии», где появляются рассказы Честертона об отце Брауне; верно и обратное. В одной из этих знаменитых тайн последнее звено обнаруживается благодаря абсурдными названиям на корешках книг: Змеи Исландии (таковых нет в природе), Жизнь папессы Иоанны (такой не было) и Религия Фридриха Великого (она у него отсутствовала). Заинтригованный этим наблюдением, Фин решил соорудить собственную библиотеку-фантом, спрятав...

Но, поразмыслив, он пришел к выводу, что под обложками с выдуманными названиями лучше всего прятать книги подлинно существующие. Поэтому он заново переплел те из них, которые категорически не любил одалживать друзьям. Сокровищница была надежно укрыта за ложными и отталкивающе скучными фасадами, демонстрирующими разносторонние экскурсы in vacua⁴²: «Жизнеописания» (под обложкой Ричард IV); «Путешествия» (Восточный райдинг); «Антропология» (Homo Dawsonii, или Пилтдаунский человек); «Математика» (Иррациональные целые числа) и «Спорт» (Олимпийские игры 1940 года)⁴³.

Однако ни в одной книге, реальной или сфабрикованной, он не мог найти решение своей нынешней проблемы: Тайны Исчезнувшего Скарабея.

— Хорошо, — промолвил он вслух. — Допустим, предмет служит проклятием и заставляет людей исчезнуть. Как, во имя черта, сатаны и нечистого духа, как мог он послужить проклятием самому себе? Это беспрецедентно! В конце концов, даже у магии есть правила. Заклятия должны налагаться по правилам заклятий. Никто не ходит вокруг целебных камней, не обращая прокаженных в хлеб. Чтобы найти конец золота в горшке с радугой, не обязательно встречаться с Ухом Дьявола⁴⁴. Даже волшебство должно быть по правилам...

— Тогда где он? Где этот проклятый жук?

Ответа не последовало и к семи часам, когда накрыли стол на троих. До прихода миссис Доусон и мистера Бикера оставалось лишь переодеться в костюм, рубашку и галстук более-менее сатанинского черного цвета.

* * *

Миссис Доусон отказалась от бренди под предлогом того, что уже чуток «лизнула».

—Лизнуть вы должны оба, — объяснил Фин. — Так нужно для моего спиритического сеанса, чтобы он сработал.

Бикер осушил стакан.

— Вот так. Теперь мы на равных. И у нас будет сеанс.

Фин убрал со стола и поставил лампу посередине. Затем с помощью Бикера он передвинул «шкафчик», большой платяной шкаф со снятой створкой, из угла комнаты ближе к спинке своего кресла, но чуть сбоку. Внутри шкафа находился небольшой круглый столик. Расставляя на нем свой реквизит, Фин по очереди демонстрировал и называл появлявшиеся предметы:

— Эта игрушечная укулеле⁴⁵ ни что иное как мандолина для спиритических сеансов. Это кажущийся спичечным коробком колокольчик. Это спиритическая труба-рупор, изготовленная по тому же образцу, что у миссис Уэбб и других известных медиумов. А это, хотя и выглядит как плоский леденец на палочке, завернутый в слюду, самая настоящая спиритическая грифельная доска. — Он покрутил ей перед ними туда-сюда и положил рядом с другими предметами. Затем он приколол скатерть на шкаф со стороны отсутствующей створки и занял свое место за столом. — Совместно с вами я постараюсь добиться проявлений не только с сеансов миссис Уэбб, но и некоторых других. Я хочу, чтобы вы, миссис Доусон, крепко схватили меня за правую руку и наступили ногой на мой правый ботинок. Мистер Бикер проделает то же с моей левой половиной. Как только погаснет лампа, пожалуйста, возьмите друг друга за руки и помните — круг не должен быть разорван.

По требованию медиума они беззвучно просидели в темноте, пока не досчитали до двухсот. После чего он прошептал:

— Это... ты?

Вновь наступила тишина, затем хриплый голос произнес с американским акцентом:

— Здесь есть кто-нибудь по имени миссис Доусон?

— Да?

Конечности Фина дернулись, словно были связаны нитками, каку марионетки.

— Я тот, кого ты убила. Я ищу... мести.

— Я никого не убивала!

— Мое земное тело лежит на кухне. Ты сбросила его в мусорный бачок, нажав на педаль⁴⁶...

Расслабленное хихиканье прервалось посередине звуками укулеле.

— Но я прощаю тебя, — сказал голос. — Да, ты можешь называть меня Микки. — Из шкафа донеслись потусторонний скрежет и глухие удары, спичечный коробок задребезжал. Руки и ноги Фина находились теперь в постоянном конвульсивном движении, так что его спутники с трудом сохраняли круг неразрывным.

За Микки последовали другие духи: двоюродный брат Юлия Цезаря, президент Миллард Филлмор, дублерша Теды Бары, индеец по имени Беспокойно Спящий, который утверждал, что является налоговым адвокатом Сидящего Быка. Все говорили таким же хриплым голосом (хрипота, по словам мисс псевдо-Бара, закрыла ей доступ в звуковое кино).

Ближе к концу спокойное течение сеанса нарушилось из-за того, что несколько духов, казалось, начали вести борьбу за контроль над ним.

— Есть ли здесь кто-нибудь по имени Альфред Лорд Теннисон? У меня сообщение от его портного...

— Убирайся вон из эфира, ты. Мы пытаемся провести серьезный сеанс. Это говорит Уинстон Черчилль.

— Не обращайте внимания на этих докучливых духов, ребята. Они получили дурное воспитание. Но серьезно, дамы и господа, я сегодня гулял по кладбищу...

— ПРОВАЛИВАЙТЕ ИЗ ЭФИРА. ВЫ, ОБА. Я ЗДЕСЬ КОМАНДУЮ.

— Ты? Ты не можешь командовать доской.

— ...и вокруг не было ни души. Нет, серьезно, самое забавное случилось со мной по дороге сюда сегодня вечером. Этот опустившийся дух остановил меня и сказал: «Извините, сэр. Могу я побеспокоить вас по поводу цены на чашечку чая?»

— Отойди от микрофона, понял?

— САМ ОТОЙДИ! — Из шкафа донеслось страшное буханье.

—Ладно, может быть, я и не Уинстон Черчилль, но я довольно хорошо изображал его, когда был...

— Итак, я повел его в кафе...

— ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ!

— ДАЙ МНЕ СЮДА ЧЕРТОВ МИКРОФОН ПОКА Я НЕ РЕИНКАРНИРОВАЛ ТЕБЯ.

— «Это наш самый темный час...»

— ...и показал меню. Чай, четыре пенса. Нет, серьезно...

— ВНИМАНИЕ! Я ЗАХВАТИЛ КОНТРОЛЬ НАД ЭТИМ СЕАНСОМ ВО ИМЯ НАРОДНОЙ РЕСПУБЛИКИ ЭТЕРИЯ! ДА ЗДРАВСТВУЮТ МЕРТВЫЕ!

Тревожные звуки из шкафа возросли до крещендо, затем оборвались. После короткой паузы заседающие поняли, что все это время в комнате левитировал слон: теперь животное потеряло свою силу и рухнуло на пол.

Рука Бикера тряслась, когда он включал свет.

— Я вас напугал? — раздался голос Фина. — Прошу прощения.

Платяной шкаф, который пришлось передвигать двум мужчинам, опрокинулся назад.

— Я все объясню через минуту. Но в данный момент я слышу спиритический стук от соседей снизу. Мне лучше спуститься и извиниться, и, возможно, чтобы загладить вину, придется еще подмести штукатурку.

Миссис Доусон, которая оставалась совершенно спокойной, когда шкаф упал на пол, вдруг заметно разволновалась.

— О, я надеюсь, до этого не дойдет, — засуетилась она. — Штукатурка очень дорогая. Лучше скажите им, что я что-то уронила... скажите им, что я уронила поднос.

Пока они ждали, Бикер порылся в содержимом шкафа. Гигантский леденец на палочке треснул, но прозрачная обертка была цела. Он перевернул его и увидел сообщение, написанное чернилами прямо на поверхности конфеты:

«С ТЕБЯ ПЯТЬ ФУНТОВ».

Фин вернулся, налил еще бренди и сел объяснять.

— Изюминка уэббовской техники давно уже не изюминка. Эвсапия Палладино использовала этот трюк в викторианские времена, а Марджери Крэндон — в двадцатые годы.

Помните, как я старался вырваться? Я максимально, как только мог, осложнил для себя эту задачу, возложив на вас контроль за моими руками и ногами. Но на самом деле все эти дерганья руками служили для того, чтобы отвлечь вас, пока я... Однако позвольте мне продемонстрировать.

Он вернул шкафу со столиком внутри вертикальное положение и занял свое место среди остальных, как и раньше, сомкнув круг. На этот раз они могли видеть, как сдвинулась импровизированная занавеска, когда столик внутри задребезжал и загрохотал. Но они также увидели, как нога Фина тянется к шкафу.

— Видите, ботинки без шнурков. Будучи не обнаруженными, домашние туфли мисс Уэбб легко сбрасываются. И то, что вы держите меня за руки для усложнения задачи, наоборот, ее значительно упрощает. Я готов к любому движению ногой.

Естественно, я не так ловок, как миссис Уэбб или великая Эвсапия. Они могут пихнуть ногой прямо себе за спину, в то время как мне пришлось немного схитрить, пристроив шкаф сбоку.

— Значит, это все? — спросил Бикер. — Вы коснулись стопой струн укулеле и толкнули спичечный коробок пальцами ноги?

— Правильно. Я верю, что миссис Уэбб действительно может подцепить колокольчик пальцами ноги и позвонить в него, но это плоды упорных тренировок.

Миссис Доусон выглядела озадаченной.

— Но как вы уронили шкаф? Вы не могли его опрокинуть, я держала вас за руку.

— В то время — да. Но раньше я отдернул от вас руку, помните? Это трюк Марджери Крэндон: я на секунду высвободил руку, толкнул шкаф, чтобы он наклонился, и подсунул под него ногу. Позже, когда я был готов, мне оставалось лишь приподнять ее.

— Но шкаф такой тяжелый!

— Да, и в этом особенное достоинство платяных шкафов. Тяжелые, но высокие. Как только они немного приподняты, их легко перевернуть.

— Что с этим? — спросил Бикер, поднимая леденец. — Только не говорите мне, что сняли с него обертку и сделали надпись в темноте пальцами ноги?

— Надпись? — переспросил сыщик. — Он взял «доску для вызова духов» и показал им, что обе стороны были пустыми. — Какую надпись? — Затем он передал доску Бикеру, который, естественно, перевернул ее, чтобы обнаружить надпись нетронутой.

Старый жучила запрокинул голову к потолку, моля небеса о снисхождении.

— Кхе! Я должен был догадаться — детский трюк! Вы держали ее так, чтобы была видна пустая сторона, и когда вы сделали вращательное движение рукой, чтобы показать нам другую сторону, вы незаметно повернули ручку на полоборота. — Он продемонстрировал, каким образом у леденца «появилась» надпись на обеих сторонах. — Я знаю об этом трюке с десяти лет. Что ж, думаю, это стоит пятерки.

Он тут же расплатился, погасив долговое обязательство.

— Я поставлю кофе, — сказала миссис Доусон. — Фин собрался было в пику этому заметить, что она гостья, но Бикер послал ему хмурый взгляд.

После того, как женщина вышла, мошенник произнес:

— Я тут повыуживал вокруг о ваших здешних приятелях. Улов знатный.

— Так?

— Как звать эту девочку? Ту, сексуальную?

— Нэнси. Она была девушкой Стива Сонди.

— И не только, как я слышал. Вам нужно присмотреться к ней. Мне сказали, что в прошлом году она была беременна, и никто не знал, кто этот счастливчик.

— Викарий, еще одна подходящая фигура. Говорят, он разглагольствует о святости и ведет себя так, будто слишком хорош, чтобы стать архиепископом Кентерберийским, и все это время он размышляет о миссис Уэбб. Я слышал, он ревностно следит за каждым поступающим пенни. Тоже стоящий внимания объект.

— Есть кто-нибудь еще, к кому я должен присмотреться?

— О да. Придурок из королевских ВВС, как его имя? Данк. Говорят, из ВВС он вылетел в пятьдесят шестом. Или его «вылетели».

— По причине?..

— Не знаю. Но это было на Ближнем Востоке. Кажется, в Египте. Я полагаю, тут либо вмешательство в местные дела, либо нелегальная торговля.

— Вот это уже интересно, — сказал Фин. — Египет — страна скарабеев-талисманов. Черт, мне интересно, «не вмешался» ли он в дела Дэйва Лодердейла?

* * *

Было уже поздно, когда Фин вернулся в дом этерианцев, — миссис Уэбб как раз начинала очередной сеанс. Очевидно, бизнес шел столь успешно, что она могла проводить по два заседания за вечер. Фин присоединился к кругу, чтобы посмотреть, как она хвастается перед новыми рекрутами своим свежайшим приобретением: душой Брюса Данка.

Перформанс был предсказуемым, но Фин проявил профессиональный интерес к тонкостям ее техники. Он понимал, каким убогим выглядело его собственное шоу по сравнению с этим представлением: зеленый змий был ему в помощь. Сейчас, держа миссис Уэбб за руку, он пытался через нее уловить определенные движения, когда она наклонилась вперед, чтобы выбросить ногу себе за спину. Он боролся с искушением отшвырнуть пустую туфлю медиума и все испортить (это снова заговорил зеленый змий), но призвал себя выслушать урок по «плетению небылиц».

После Стива и вождя Грозовой Гром в разговор вступил Морис, провозглашая наступление новой эры. Бедные унаследуют землю, и некоторые Выдающиеся Личности будут управлять нами так, как нами должно управлять. Странные вещи, происходившие в последнее время, и трагический уход Стива, Дока и мистера Данка — все это было частью Большого Плана, который вскоре будет раскрыт в этой самой комнате.

В конце на связь вышел Брюс Данк.

— Я очень счастлив здесь, — сообщил он. — Не беспокойтесь обо мне, друзья. Я бесконечно, безмерно счастлив, и я с теми, кого люблю. Конечно, я скучаю по всем вам, и это чудесно — разговаривать с вами так, будто я снова оказался среди вас, но здесь такой покой и красота, везде, повсюду...

Раздался звонок в дверь, сопровождаемый громким стуком. Эрнестина включила свет и спустилась вниз, чтобы открыть, в то время как миссис Уэбб, трепеща веками и отдуваясь после выхождения из транса, переключилась на беседу с новобранцами. Фин вышел из комнаты и поднялся вверх по лестнице, чтобы посмотреть вниз.

Полицейский доставил призрак Данка домой. Не щеголеватого Данка прежних времен, а плачущее, испачканное грязью, лепечущее существо, узнаваемое только по данковскому блейзеру. Даже он пострадал — был разорван в плече.

— Тысяча благодарностей, констебль, тысяча... — лепетал Данк. — Вы поступили очень благородно, я уверен. Никогда еще не был так чертовски ничтожен во всем... да, спасибо. Приятно, что вы заботитесь. Как будто кому-то есть до этого дело... Я хочу поблагодарить вас... — А слезы все катились и катились по грязи и щетине.

— Уложите его в постель, — сказал констебль.

— С ним все в порядке? — Эрнестина подхватила Данка, когда констебль отпустил его.

— Да, мы попросили полицейского медика осмотреть его. Ничего серьезного — полагаю, нужны всего лишь крепкий сон и горячая ванна. И постарайтесь в будущем удержать его от выпивки, мисс. Еще один подобный перегруз, и нам придется возвращать его домой через магистрат. Спокойной ночи, мисс.

Фин позвал профессора, и они вместе потащили Данка наверх, в постель.

— Я очень счастлив здесь, — передразнил Хакель. — Точно, мистер Данк? Точно-точно... Господи! Даже свой слуховой аппарат пропил.

Глава одиннадцатая. Нэнси идет на свидание

К утру действие эликсира доктора Джекила закончилось, и возрожденный мистер Данк, пританцовывая, вбежал в гостиную, чтобы принести свои извинения. Гладко выбритый и жизнерадостный, в свежем блейзере и с запасным слуховым аппаратом, с волосами, вновь щегольски зачесанными назад, этот исправившийся персонаж зашел в своем воскрешении так далеко, что нацепил бутоньерку. Крошечная красная роза, из букета на столике в прихожей, нисколько не завяла; она все еще была почти такого же цвета, как его глаза.

— Мне ужасно стыдно за прошлый вечер, старина, — обратился он к Фину. — Не знаю, как сказать, простите ли вы меня, но...

— Всё в порядке, не переживайте.

— Да не совсем. По крайней мере, со мной. Не знаю, что на меня нахлынуло — наверное, какие-то болезненные страхи. Я не трясусь насчет смерти, заметьте, но это немного шокирует, когда двое твоих братьев-этерианцев уходят так, в один день.

— Понимаю.

— Однако теперь я заново обрел крылья. С этого дня я завязываю, напрочь. Я многому научился с тех пор, как приехал сюда, — чувствую прилив новой энергии. Знаете, древние были правы.

— Древние?

— Нострадамус, к примеру. И Платон. Вот это был умище! Платон говорил, что на Атлантиде было идеальное общество. Свое место для каждого человека, и каждый человек на своем месте. Там было многое, о чем можно поговорить в наши дни, знаете ли. И древние понимали, что нельзя спрятаться от мира в бутылку с джином, нет?

Фин кивнул. На его лице появилось выражение заинтересованности, и он приготовился к предстоящей лекции.

— Вы правы.

— Они знали, я имею в виду, Платон знал, что вся эта так называемая реальность всего лишь тень, старина. Тень...

Через несколько минут лекция сама собой перешла к жизнеописанию Данка.

— Пришлось уйти из королевской авиации, — объяснил он. — Надо мной сгустились тучи.

Мысли Фина блуждали: авиация, тучи. Он видел тучи и самолеты, самолеты, рокочущие, как грозовые тучи, аэропланы Первой мировой войны, прячущиеся в тучах, целые военно-воздушные эскадрильи, летящие в условиях низкой облачности, приземлившиеся и брошенные... Он пропустил следующие слова Данка.

— ...потому что нужно было все это кому-то расхлебывать. А я был самым молодым. Скверная история. Лучше было бы мне не соваться в это дерьмо. В конце концов, какой у меня был резон воровать с этих чертовых складов? Не то чтобы я нуждался в деньгах. Всегда имел приличный доход. Вернее, имела моя жена.

Как-то обнаружил, что нигде не могу найти работу. Никакой квалификации, совсем. Начал выпивать; пил так, что выпивка шла больше во вред, чем на пользу. Предположим, мне было ненавистно жить на деньги Майры, — не то чтобы она была стеснена в средствах, нет, — и постепенно я начал ненавидеть саму Майру. Как бы то ни было, старина, меня довольно сильно подкосило, когда она умерла. Видите ли, мы жили в Девоне. Внезапно я остался один, один-одинешенек, впервые в своей жизни. В доме, который я ненавидел. Без единого друга.

Хм. Осмелюсь предположить, что все это звучит как самооправдание. В конце концов, благодаря Майре я остался на плаву. Я унаследовал все. Все, кроме... — Данк внезапно прервался; казалось, глаза его искали стакан, как ищут убежища.

— Кроме?..

— Кроме машины. Она оставила ее своему племяннику, просто в качестве багородного жеста. Я так понимаю, он восхищался ей или что-то в этом роде, примерно в то время, когда она составляла завещание.

Но, знаете, под парами джиновой лихорадки я начал размышлять об этой машине, пока не убедил себя, что она сделала это мне назло. Это было ак... актом предательства, понимаете?

Привез ее в Лондон, чтобы похоронить в семейном склепе, и встретил племянника на похоронах. Не нужно говорить вам, какой я оказался свиньей. Закатил скандал, настроил всех родственников против себя. Так что, старина, я действительно тогда был один как перст. Вернулся в Девон и — целый месяц без просыха. Однажды пытался покончить с собой.

И вот как-то утром я бросил воспаленный взгляд на письмо от миссис Уэбб. Поначалу, конечно, все это показалось мне чепухой. Общество Эфирной Мандалы, их цели духовного перерождения и все такое. Но в последней части было нечто, что произвело на меня впечатление. Миссис Уэбб сообщала, что получила послание от Майры. В нем говорилось: «Брюс, с Ровером никаких проблем, я прощаю». Только это. Просто «Брюс, с Ровером никаких проблем, я прощаю». Меня это потрясло, скажу я вам.

— Но почему? — спросил Фин. — У вас была собака?..

— Нет-нет. «Ровером» был ее Ровер. Ее машина! Она прощала меня за все, понимаете? Я опустился, коснулся дна, и вот приходит послание надежды и прощения. Я решил немедленно подать сигнал. И я никогда не оглядывался назад.

Вспомнив о своем недавнем конфузе, он добавил:

— О, время от времени я берусь за старое, но теперь я получил реальную основу для своей жизни. Утвержденную на непоколебимом фундаменте вечности — это Брюс Данк.

— Невероятно! — сказал Фин. — Я имею в виду послание.

— Хотя это правда. И оно привело меня сюда, и я ни на минуту не пожалел об этом. Наконец-то нашел время освежить в памяти знания по философии, прочитать подлинно великих умов: Платона, Ницше, Нострадамуса и так далее. Ведь у нас здесь чудесная библиотека, нет? Я говорил вам, что Нострадамус сказал про Общий рынок⁴⁷?

— Ах! Как вовремя вы вспомнили про библиотеку — я кое-что хотел там проверить. — Фин извинился и действительно отправился в библиотеку, пока Данк не озаботился поиском дневной заправки на стороне.

В библиотеке он наткнулся на Эрнестину, занимающуюся калистеникой⁴⁸. Она стояла, расставив ноги примерно на пол-ярда, руки по швам, и неуклюже раскачивалась из стороны в сторону.

— Я не помешал?

— Упражнение для глаз, — объяснила она, не прерывая занятия. — Я делаю его каждый день, пришлось только несколько дней пропустить из-за... всего. Я приступила к упражнениям пол года назад, и теперь мое зрение пришло в норму, без них. Без очков, то есть. Вон книга на столе.

Фин взял книгу под названием «Хорошее зрение без очков» и открыл ее на фотографии девушки в костюме двадцатых годов, улыбающейся и выполняющей то же упражнение, которое называлось «покачивание». На других снимках та же самая кокетка закатывала глаза (в сторону выщипанных бровей и светлых локонов) или пристально смотрела на собственный указательный палец. Это, подумал он, вероятно, объясняет, почему никто не носил очки после двадцатых.

Вслух он произнес:

— Поскольку вы занимаетесь, я быстро возьму нужную книгу и мышкой выскользну.

— Подождите. Мне все равно нужно с вами поговорить, и миссис Уэбб тоже. Я закончу через несколько минут.

Фин сел и прочитал все о системе естественных методов лечения зрения. Насколько он мог понять, в книге, казалось, утверждалось, что основными причинами всех дефектов зрения являются напряжение глаз и почему-то запор. Настоятельно рекомендовались клизмы и чтение в тряских вагонах, как универсальное лекарство от всех типов заболеваний глаз, от перенапряжения глазных мышц до катаракты.

— Теперь все. Я закончила. Не могли бы мы с вами подняться наверх, в кабинет?

Они застали миссис Уэбб предающейся воспоминаниям. Она сидела, упершись переносицей в сцепленные кисти рук. Подсвеченные солнцем сзади, вьющиеся завитки волос напоминали ореол. Спокойствие — говорила ее поза. Хепри, скарабей, пребывает в своем раю (только что откатил пылающий навозный шар в положение десяти часов утра). С миром полный порядок. Нарушали картину только звук захлопнувшегося ящика стола, когда они вошли, и стойкий запах сигаретного дыма.

— Садитесь, мистер Фин. Сегодня мы предлагаем вам ключ к вечному покою и блаженству.

— О?

— Этот ключ — Любящее Доверие. Я предупреждала вас, когда вы проходили обряд посвящения, что ваше членство будет предварительным. Другими словами, вы находились на испытательном сроке. Но теперь испытательный срок закончился, и вам предоставляется возможность связать свою душу с нашей, навсегда. Скажите: теперь, когда вы узнали наше общество и живете с нами — то ли это, чего вы хотели?

Пригвожденный темным лучом ее пристального взгляда, Фин едва ли знал что ответить.

— И что же влечет за собой связывание душ?

Она подняла лист бумаги, не глядя на него.

— Эта форма — декларация любящего доверия. В конце концов, любовь — это не что иное, как жертва. И в глазах привязанных к земле эта декларация может представлять собой некую великую жертву. Но мы знаем, что, подписывая ее, вы обмениваете нечто не имеющее реальной ценности на нечто бесконечно ценное. Вы даете нам сумму денег, необходимую для выполнения нашей предопределенной миссии на земле, и обретаете полноправное членство в братстве Высшей Универсальности. Вы понимаете?

— Да. Вы имеете в виду членские взносы. Вы хотите, чтобы я дал...

— Дать? Разве я сказала «дать»? Нет, я должна была сказать «одолжить». Вы одолжите нам земные деньги, но в Высшей Универсальности вам не придется даже давать взаймы. Потому что, вы, я и Эрнестина — все мы — владеем всем. Мы принадлежим друг другу, мистер Фин. Деньги, которые вы нам жертвуете, на самом деле не ваши, так как вы пришли в этот мир не с ними. Но в то же время они суть ваши, в том смысле, что все, что существует, суть ваша собственность. В конечном счете, мы ничего не оставляем себе, но получаем всё. Мы не владеем даже собственными душами, которые принадлежат Богу. Тем не менее, поскольку Бог внутри в нас и из нас, всех нас, мы владеем всей видимой и невидимой вселенной. Это проясняет ситуацию?

— Всеобъемлюще проясняет. — Он должен был что-то ответить. — И в то же время...

— Наши души охватывают Все и Вся, — вмешалась Эрнестина. — Понимаете, деньги — это всего лишь жалкий земной символ связующей силы эфирно-атомной заполненности. — Это звучало как цитата из книги, и, если вдуматься, цитата из книги, написанной миссис Уэбб.

Он взял «декларацию» и изучил ее. Несмотря на громкое название, это был всего лишь полулегальный документ, обязывающий его выплачивать Обществу более половины своего пожизненного дохода и составить завещание, согласно которому все его движимое и недвижимое имущество отходит Обществу, а указанные суммы будут переведены на имя миссис Виолы Уэбб.

— С юридической точки зрения в этом нет особого смысла, — заметил он. — Я мог бы полностью проигнорировать дарительные взносы, а новое завещание, как вам известно, отменит все предыдущие.

— Любящее доверие, — сказала миссис Уэбб, — работает в обоих направлениях. Вам вообще необязательно это подписывать. Или вы могли бы взять это с собой, перечитать, обдумать и изменить в любой момент, если вообще такой момент настанет. Мы не настаиваем, чтобы вы безоговорочно подписывали декларацию, пока не будете уверены.

С другой стороны, подумалось ему, это именно тот квазиправовой документ, который будет представлен в суде, если он умрет, не оставив завещания. А большинство людей, которые внезапно умирают, не оставляют завещаний.

Он подписал документ, и Эрнестина засвидетельствовала его подпись.

* * *

За обедом Нэнси была, как обычно, не в духе. Она по-новому распределила порции еды на своей тарелке, проигнорировала великолепное разъяснение Стоуни о роли космических сил в лозоходстве и передала солонку с морской солью только с третьего раза. Позже, когда ей захотелось «подышать свежим воздухом», Фин решил проследить за ней.

Слежка — это игровое поле частных детективов, сыщиков, шпиков и филёров. Фина возмущала необходимость делать это в принципе, он знал, что абсолютно не подходит для такой работы. Рост более шести футов мешал ему раствориться в толпе. У него не было ни шляпы с короткими полями, чтобы низко надвинуть ее на глаза, ни плаща с воротником, скрывающим лицо.

Он не любил стоять часами, делая вид, будто читает газету, потому что у него либо начинало сводить ноги, либо его по-настоящему затягивало то, что он читал (дюжина подозреваемых могла пройти мимо или даже натолкнуться на него, пока он узнавал о предполагаемой свадьбе футбольной звезды, посвящении в рыцари диск-жокея или спасении в горах отважного, угодившего в снежный плен, рэт-терьера). Он так и не нашел подходящей по размеру витрины магазина там, где она мало-мальски могла послужить зеркалом. Наконец ему никогда не удавалось выдавить из себя фразу «Следуйте за тем такси».

Сегодня был день жертв. Он помчался к себе в комнату, где его ждала заранее припасенная маскировка: плащ в клетку «глен» и в пару к нему шляпа (заправить под нее волосы, чтобы казались короче), пустой футляр для фотоаппарата и очки в массивной темной оправе с простыми стеклами. Куда бы в Лондоне ни отправилась Нэнси, рассуждал он, там обязательно будут толпы американских туристов.

Он сбежал вниз и выскочил из дома. Нэнси нигде не было видно.

«Она не могла далеко уйти, — подумал он. — Может, свернула за угол?» Он бросился к углу и посмотрел в обе стороны на длинную, свободную от пешеходов, улицу. Обернувшись, он увидел, что Нэнси только что вышла из дома.

Не слишком многообещающее начало. Фин отвернулся, притворившись, что фотографирует дом напротив. Нэнси неторопливо пошла в противоположную сторону, не оглядываясь. Сыщик поплелся следом, все еще возясь со своей воображаемой камерой. К счастью, пальто из ярко-красно-оранжевой замши делало ее достаточно заметной.

Миновав несколько перекрестков, они подошли к Лэдброук-Гроув. Здесь ее темп ускорился, и, с Фином, все еще следовавшем по пятам в двадцати футах, она остановила такси.

— А, была не была, — пробормотал он и метнулся на угол. Как в любом хорошем детективе, там стояло второе такси с работающим на холостом ходу мотором.

— Следуйте за тем такси, — приказал он, вкладывая в руку водителя новую пятифунтовую банкноту. — Нет, не за этим. Вон за тем, которое поворачивает.

— На отдых к нам, сэр? — спросил водитель, медленно трогая такси с места.

— Да, я... да, я здесь в отпуске.

— Сэр — янки, не так ли? Или канадец? — Они ехали следом, но такси Нэнси скрылось из виду за поворотом.

— Американец. Э-э, вы не могли бы держаться за этим такси так, чтобы его было видно?

— Для вас все что угодно, приятель. — Таксист как минимум не отказал себе в удовольствии.

Они догнали Нэнси у Ноттинг-Хилл Гейт, где она расплатилась с водителем и прошмыгнула на станцию метро. Фин был в ярде позади нее, когда она проходила через турникет мимо улыбающегося билетного контролера.

Как только она прошла, контролер перестал улыбаться и приготовился клацнуть своим компостером.

— Билет, пожалуйста!

Это выглядело безнадежно. Фин знал, что у него нет мелочи на билетный автомат, а у окошка кассы ждали своей очереди самое малое человек десять. Хорошо, что на свете существует туризм.

Фин шагнул к кассе и встал в начало очереди. У мужчины позади него отвисла челюсть, но турист игнорировал всех.

— Сорри, — громко и нарочито не по-лондонски сказал иностранец. — Мне нужен один билет туда до Чаринг-Кросс-Стейшн.

Он получил свой билет. Теперь было бы справедливо вернуть долг клиенту, пустившему его вперед. Фин спросил у него дорогу.

— Чаринг-Кросс? — просветлел лицом мужчина. — Спокойно садитесь на любой поезд, на котором будет написано «Илинг Бродвей».

Нэнси все еще стояла на платформе, ожидая поезда Центральной линии, следующего в восточном направлении. Сыщик повернулся спиной и играл с шоколадным автоматом, пока не подошел их поезд.

Где-то на платформе или в поезде Нэнси, должно быть, заметила его, потому что теперь слежка превратилась в погоню. Она вышла на Бонд-стрит и села в автобус. Фину пришлось гнаться за ним до светофора, чтобы войти, а затем с верхней ступеньки лесенки он разглядел, как она спешит назад по улице. Она села на другой автобус до Оксфорд-серкус, и ему пришлось ловить такси. Девушка вошла в один вход станции метро и вышла из другого; она сняла пальто и несла его так, чтобы была видна только голубая подкладка; она заглянула в дельфинарий на десять секунд, после чего указала на Фина полицейскому.

Турист не на шутку увлекся игрой и был не далек от катастрофы. Не сводя глаз с Нэнси, он объяснил констеблю, что, черт возьми, он просто хотел сфотографировать симпатичную девушку, и черта с два он хоть что-то имел против нее...

Нэнси совершила свой последний и блистательный manœuvre⁴⁹ на Саутгемптон-Роу. Пока такси обоих тащились в плотном потоке машин, она приказала водителю остановиться, но не вышла. Такси Фина остановилось сразу за ними, припарковавшись рядом с небольшой боковой пешеходной улочкой. Преследуемые ждали.

— Извините, но я должен выезжать на правую, — сказал водитель Фина. — Еще минута, и меня прижмут.

В этот момент Нэнси выскочила из машины и побежала по переулку. Фин бросился следом. Он не понимал ее плана, пока они не достигли конца улочки, а потом было уже слишком поздно.

Короткая пешеходная улочка перерезала две главные улицы, которые, пересекаясь, образовывали треугольник. Водитель Нэнси, следуя ее указаниям, дождался зеленого сигнала и поехал к пересечению. Пока она перебегала из пункта А в пункт В, такси объехало пункт А и через пункт С вернулось в пункт В. Там водитель подобрал ее и, не останавливаясь, ударил по газам. К тому времени, как Фин добрался до пункта В, машины с Нэнси и след простыл.

Для человека, который только что потратил более одиннадцати фунтов, чтобы в конечном итоге растерянно топтаться в Холборне в дурацкой экипировке, он довольно легко воспринял эту неудачу.

— По крайней мере, я знаю, что она отправилась не на прогулку, — без всякого смысла проговорил он, запихивая шляпу и очки в футляр для фотоаппарата. — Что бы она ни задумала, она осторожна. Так, а это что такое?

В книжном магазине меняли витрину. Убирали «Кухню, которую одобрил бы Пикассо», «Сексуальную самооборону» и «Дантиста фюрера». На смену им шел громадный стенд, составленный из десятков экземпляров одной книги. «И все-таки Голос» Виолы Уэбб.

В библиотеке этерианцев книга обязательно должна была присутствовать, но Фин все же решил купить ее. Он вышел с ней и ее предшественницей, «Незримые свидетели», чувствуя, что это была не такая уж напрасная поездка.

Он распаковал их в автобусе и взглянул на биографию на обороте предыдущей книги:

«Родившаяся в 1919 году, миссис Виола Уэбб... ранняя трагедия... подлинные чудеса... кинозвезды свидетельствуют... ученые бьются...»

Открыв наугад страницу, он прочитал:

Следующий этап моей жизни характеризовался серьезными сомнениями относительно смысла и цели этих присутствий, которые доктор Боген продолжал уверенно квалифицировать как автоиндуцированные галлюцинации. В отличие от Святой Иоанны, я начала сомневаться. Были ли мои чувственные образы просто порождениями моих собственных глубинных слоев памяти, искаженных слишком недавней дискарнацией Мориса, или это были испытания, посланные мне как индивидууму, достигшему сверхчувствительности, необходимой для восприятия аурических нарушений, и происходящие из сияющих высших слоев небесного потока? Вот в чем был вопрос.

Фин закрыл книгу и задался собственными вопросами: откуда взялся скарабей? Куда он делся? Откуда мог взяться такой предмет? Египет. Музей. Частная коллекция. Торговец египетскими древностями.

Он вышел из автобуса на следующей остановке, отыскал адрес в телефонной книге и взял такси до Южного Кенсингтона.

— Это Ригг-стрит, сэр. Какой там был номер?

— Я забыл. Но это короткая улица. Просто поищите антикварный магазин. — Пока Фин говорил, он увидел магазин. Ветхое кресло эпохи Регентства в витрине и витиеватые буквы на полотняном навесе «ПРИВЕТ, СТАРИНА!» означали, что так причудливо встречать могли только Форстеры.

Глава двенадцатая. Полуночное свидание

— Мистер Фин! Теккерей! Я не знал, что вы интересуетесь стариной, — сказал Алан Форстер. — Смотрите, что вам по вкусу? Я имею в виду, осматривайтесь. Не торопитесь.

Взгляд Фина, не найдя на чем бы остановиться, скользил от стен к потолку, от полок к стенам, неспешно исследуя лишенное всякой системы пространство. Выглядело это так, словно какой-то циклонический вихрь высосал все содержимое дюжины викторианских чердаков, отсеял наиболее ценное, а все остальное: каждый образец вышивки, перьевой картинки, воскового цветка и тарелки для торта — отдал на хранение в этот пыльный депозитарий. Чучело орла все еще парило над головой среди каретных фонарей; груда журнальных, обеденных и других неизвестного назначения столиков для гостиных приземлилась в углу за окованной медью маслобойкой. В другом месте он заметил аптекарские банки, коллекцию яиц и волшебный фонарь; без сомнения там были потайные ящики, полные резьбы по слоновой кости, кружевных подголовников, крючков для застегивания пуговиц, видов Брайтонского павильона, выполненных из морских раковин, и всего прочего, изобретенного викторианцами, дабы скоротать полвека колоссальной скуки.

— Подлинная викториана, — добавил Алан.

— Я уверен в этом, — сказал Фин. — Только, боюсь, клиент я никудышный. Всего лишь случайно оказался по соседству и решил заглянуть. Однако не позволяйте мне занимать ваше время. Вы, должно быть, что-то реставрируете.

— Как вы... О, запах. — Сладостный запах спелых бананов, источаемый шеллаком, был невыносим. — Пройдемте в подсобку, мы можем поговорить, пока я работаю. Джейн? Смотри кто здесь.

— Привет, — поздоровалась она, не поднимая глаз. Она сидела за небольшим полуразобранным столиком в углу и составляла гороскоп. Остальная часть тесного подсобного помещения была заполнена неказистой мебелью на разных стадиях сборки и реставрации. — Проходите оба сюда и поболтайте. Я как раз заканчиваю с натальной картой⁵⁰для своего друга.

Казалось, сесть было негде, и Фин пристроился на край стола, за которым работала Джейн. Алан вернулся к лакировке.

— Миссис Уэбб говорит, что вы детектив-экстрасенс, — проронил он через плечо. — Это правда?

— Где-то наполовину. Я детектив, но не уверен, что экстрасенс.

Джейн подняла глаза.

— Вы не верите в психические вибрации? — спросила она недоброжелательно и была готова встретить недоброжелательность.

— Вы всегда способны распознать неверящего, не правда ли? Могу также предложить такую интерпретацию: «Нет. Я подозреваю...»

— «...вас в колдовстве или в чем-то таком»?

— Нет, я подозреваю, что совсем немного есть на небе и земле, чего премудрости моей не снилось.

— Это звучит чертовски высокомерно.

— Полагаю, что так, но ничего не могу с этим поделать.

Алан взмахнул кистью.

— Но вы должны признать, что есть некоторые тайны, которые человек никогда не разгадает, — то, что неподвластно человеческому разуму.

Фин взял со стола книгу и пролистал страницы с эфемеридами⁵¹, показывающими положение планеты Марс с 1890 по 1990 год.

— Вы имеете в виду, например, тайны астрологии?

— Да, именно их. — Джейн почувствовала себя триумфатором. — Никакая ваша наука не может объяснить влияние планет и никогда не сможет!

— Я не претендую на понимание планетарных влияний, если таковые имеются. Я оставляю все подобные загадки на усмотрение человеческого разума астролога. То есть, если действительно существуют тайны, недоступные человеческому пониманию, зачем пытаться постичь их?

Его невежество вызвало у них улыбку. Алан сказал:

— Вы, наверное, не очень хорошо разбираетесь в астрологии? Держу пари, вы не знали, что мы согласовываем все наши важные решения со звездами, не так ли?

Сыщик решил пойти на мировую.

— Правда? Хм. Я знаю, что это очень древняя наука. Восходит, по крайней мере, к египтянам.

Казалось, они с легкостью помиловали его.

— Да, — сказала Джейн. — У древних было много тайн и наук, которые мы только сейчас начинаем понимать.

— Именно. — Алан отложил кисть и вытер руки. — Только сейчас выяснили, что Стоунхендж был компьютером, а Великая пирамида являлась своего рода машиной времени.

— Да, и что в Южной Америке есть аэродром древних цивилизаций.

Фин кивнул.

— Тем не менее то, что мы всё это выяснили, кое-что говорит о современности. Все равно удивительно. Я полагаю, что тогда древним египтянам не составило бы большого труда наложить проклятие на этого скарабея. — Он наблюдал за реакцией — тщетно.

— Об этом-то и речь! — сказал Алан. — Какие еще доказательства нам нужны, чтобы признать превосходство их науки?

Джейн согласилась.

— Они находились в прямом контакте с элементалями⁵². Основными силами Вселенной. Энергия, которая превращает звезды и множество мертвых химикалий в живое, одухотворенное существо.

Кивок и задумчивый взгляд говорили, что Фин все это понимает.

— Могу ли я утверждать, что никакие древнеегипетские артефакты никогда не попадались на вашем пути?

Алан рассмеялся.

— Даже если бы попадались, мы все равно не смогли бы себе этого позволить, Теккерей. Понимаете, все это так или иначе бьет по бюджету. Мы, слава богу, зарабатываем пять тысяч в год, остальные же деньги вложены в основном в акции. В любом случае, чтобы оценить египетские вещи, нужен настоящий специалист. В стране есть только несколько дилеров, которые плотно занимаются этой темой. И Британский музей, разумеется.

Фин снова попытался уловить реакцию.

— Вот что меня беспокоит. Ясно, что Дэйв Лодердейл должен был где-то достать этого скарабея. Сомневаюсь, что он поехал в Египет и раскопал его там. Так где же он его раскопал? И у кого?

Джейн привела в порядок гороскоп и пожевала карандаш.

— Если хотите знать мое мнение, он возник из этериума. Другими словами, из ничего. И я думаю, что туда он и вернулся.

— То есть он не был материальным, вы имеете виду? Драгоценность-призрак?

— Как один из вариантов, — ответил Алан. — Эктоплазменный макет настоящего скарабея, который, вероятно, все еще находится в египетской гробнице. Но мы предпочитаем называть это «послеобразом»⁵³.

— Он мне показался достаточно реальным, — сказал Фин.

— О, безусловно. Они выглядят и представляются настоящими — невозможно сказать, что они не настоящие. Тем не менее они являются послеобразами, символами, помещенными здесь, чтобы напоминать нам.

— Предупреждать, — поправила Джейн. — Покажи ему кольцо, Алан.

Он отпер угловой шкаф и достал кольцо из шкатулки.

— Вот что я имею в виду.

Фин осмотрел его.

— Обручальное кольцо начала века. Есть пробирное клеймо, 22-каратное золото. Инициалы Р. У Ф. Очень красивая гравировка, традиционная для того времени.

— Это точная копия обручального кольца моей матери, — пояснил Алан. — Анализ определил: золото и прочее — все подлинное. Но это не ее кольцо, по крайней мере, физически невозможно, чтобы оно было ее.

— Не ее?

— Это кольцо упало передо мной на стол во время спиритического сеанса этерианцев, на котором мы присутствовали первый раз. Примерно за две недели до этого прошли похороны моей матери, и на ее пальце было обручальное кольцо!

Фин поспешно вернул его обратно.

— Я не думаю, что есть хоть какой-то шанс, что это копия кольца вашей матери. Подделка?

— Нет, оно в точности такое же, как то, даже клеймо.

— Этого я и боялся, — сказал Фин. Форстеры просияли.

* * *

В тот вечер Фин пропустил сеанс и лег в постель с намерением пробиться сквозь джунгли «Незримых свидетелей». Через несколько минут он оставил попытки и переключился на «И все-таки Голос», где миссис Уэбб отказалась от чудовищного арго своей предыдущей работы ради простой внятной истории.

Дэйв мог один на несколько дней уехать в такие места как Плимут или Халл, кататься на аттракционах или бродить по деревням, как обычный бродяга. Его поведение дома было столь же непредсказуемым. Неоднократно у нас из комнат пропадали украшения и небольшие суммы денег. И хотя в то время никто из нас не обвинял его, я уверена, что именно Дэйв приложил руку к этим кражам.

Отнюдь не пытаясь скрыть свои проступки, Дэйв, казалось, наслаждался болью, которую он причинял всем нам, демонстративно совершая их. Однажды был найден труп соседской кошки с жестокими увечьями. Дэйв более чем прозрачно намекнул, что ответственность за это лежит на нем. После такого заявления одному из наших ассоциированных членов, мисс Эмили Блейз, стало плохо. Мисс Блейз никогда больше не разговаривала с Дэйвом, ни до, ни после его развоплощения.

Я решила больше не тянуть. Дэйва нужно было срочно изолировать от нашего сообщества. И все же, когда я сказала ему об этом, он заплакал и умолял меня оставить его в «семье», поскольку «вы единственные для меня родные люди». Ряд вопросов к пациенту в конечном итоге выявили тот факт, что в основе всего его извращенного поведения лежала первопричина — наркомания.

Я созвала общее собрание всех полноправных членов и большинства партнеров. Обсудив проблему Дэйва и испросив у Бесконечного Всего совета, мы приняли наше решение: Дэйв остается на испытательный срок, во время которого мы попытаемся избавить его от этого ужасного недуга.

Хотя Дэйв прилагал усилия, чтобы поправиться, наркотики, казалось, взяли верх. Вскоре он вернулся к своему прежнему поведению и добавил новый, злокачественный поворот: теперь, когда мы узнали, что он наркоман, он мог мучить нас этим фактом. Снова и снова он пугал нас свежими следами от уколов, угрожал самоубийством и кичился глубинами, которых достиг в своем падении. Именно тогда я заметила, что Дэйв, казалось, излучал черную ауру — хорошо известный признак неминуемой смерти.

Фин пропустил последующее объяснение цветов аур и еще несколько страниц бессвязных примеров других случаев черных аур, которые видела миссис Уэбб.

В один из январских дней Дэйв вернулся домой с очередной вечеринки с висящим на шее украшением — египетским скарабеем, вырезанным из камня. Он рассказал мне, как бродяга-джипси обманом заставил его принять это. Привожу дословно:

«Он сказал, что у него есть пара старых штиблет, которые ему не нужны, и уговорил меня взять их (на самом деле они мне тоже были не нужны, и позже я выбросил их). Но в тот момент мне в жилу было препираться, поэтому я взял их и примерил. В носке одной штиблетины мой палец уперся во что-то твердое — это был каменный жук. Когда я спросил цыгана, что он там делает, тот рассмеялся и сказал, что на скарабее лежит проклятие. Любой, кто будет им обладать, умрет ужасной смертью, если не успеет передать скарабея кому-то еще».

Многие из нас думали, что это не более чем гиперактивное воображение наркомана. Но поскольку смерть Дэйва была действительно ужасной, это не кажется таким уж неправдоподобным. Мы знаем, что английское «джипси» является производным от слова «египтянин», и по мнению некоторых, тайный язык цыган-джипси на самом деле является древним и герметичным языком жрецов Ра...

Подняв глаза, он увидел Нэнси, стоявшую в дверном проеме.

— Как там след... следствие? — запинаясь, спросила она.

— Как у вас дела? — в свою очередь справился он и добавил: — Вы выглядите бледной.

— Д-да. Странные вещи произошли... произошли сегодня.

— Какие вещи?

— Что? — Она села на стул, наклонилась вперед и начала ковырять лак на ногте большого пальца ноги.

— Вы сказали, что произошли странные вещи.

— А. Да, за мной следили. Зловещий мужчина в шляпе. — Ее взгляд не тянул на интригующе рентгеновский. Он был просто бессмысленным.

— Ну, вы симпатичная девушка. Представляю, как за вами увиваются толпы мужчин, особенно в шляпах.

— У меня есть кое-какая информация, — сказала она. — Типа для следствия.

После минутной паузы он спросил, что это за информация.

— У нас с Доком был интим, время от времени. И от случая к случаю.

— Что-то я слышал.

— Грязь какую-нибудь. Я подумала, что должна рассказать вам прежде, чем до вас дойдет эта грязь. Вы когда-нибудь замечали, как они выковыривают ее из своих носов и вытирают о днища стульев? Засохшую грязь на днище каждого стула? — Она принялась за ноготь второго пальца. И вдруг резко сменила тему: — Я говорила вам о письме?

— Нет. Что за письмо?

— Вот. — Она достала из кармана комбинезона испачканный сажей конверт. — Док вручил мне его и предупредил, чтобы я не читала, а когда кое-что произойдет, передала бы кому-нибудь. Каким-нибудь полицейским. Но я не могу, они действуют мне на нервы. Эти пустые глаза. Роботы. Некоторые из них бродят повсюду, подключенные к дистанционному управлению. Во всяком случае, здесь.

Пока он разглядывал лицевую сторону конверта, она вышла из комнаты.

«ТЕМ, КОГО ЭТО МОЖЕТ КАСАТЬСЯ». Он изучил клапан с помощью лупы, прежде чем открыть его. Край клапана был сморщен, как будто его подержали над паром и снова заклеили. Внутри лежало написанное от руки письмо на двух страницах:

Тети, кого это может касаться

К тому времени, как вы это про чтете, я буду мертв. Убит Морисом Уэббом, тем же человеком, который убил моего сына. Уэбб теперь использует другое имя. Я пока не уверен, как он себя называет, но знаю, что он член Общества Эфирной Мандалы.

Во-первых, немного о том, как я оказался замешан в этом. Дэйв, мой сын, родился 7августа 1949 года. Я не часто видел его ребенком, потому что мои океанологические исследования требовали экспедиций в отдаленные уголки, тогда как моя жена предпочитала оставаться с ним в Бристоле. Я был прикреплен к Бристольскому университету и преподавал там в течение нескольких лет. 1960 был одним из промежуточных годов⁵⁴, который я провел в Австралии. Причина, по которой я упоминаю все это, скоро станет ясна.

В 1963 году моя жена погибла в авиакатастрофе. После этого я практически полностью посвятил себя науке и, боюсь, еще реже виделся с Дэйвом, который тогда учился в школе-интернате.

Он закончил ее, поступил в университет, однако быстро утратил интерес. Просто плыл по течению. Как следствие пристрастился к героину, но в то время я этого не знал. Его собственные усилия вылечить себя в конце концов привели его в Общество Эфирной Мандалы, которым руководит миссис Виола Уэбб.

Писали мы друг другу урывками, и порой не виделись по несколько лет. Во время нашей последней встречи он признался в своей зависимости, но оговорился, что не хочет моей помощи в лечении.

Примерно год назад я получил от него длинное сбивчивое письмо, в котором он подробно рассказывал об обществе и просил (негласно) о помощи. Он писал:

«Здесь куча долбанутого народа, кое-кто более долбанутый, чем я, что о чем-то говорит. Все какие-то офигенные лунатики, не поймешь, кто привидение, а кто живой. Миссис Уэбб контролирует духа, которого называет Морис, подозреваю, это ее покойный муж. Он говорит нам те же вещи, что и другие духи. Иногда приходит мама. Она кажется живой. Живее тебя или меня. Она хочет, чтобы я завязал с этим (г-ном), и я реально стараюсь, но почему-то мне это не удается.

Делать что-нибудь так не в кайф, так в лом жить, иногда мне хочется по-настоящему соскочить, с концами, я имею в виду. Но и до этого я тоже никогда не дойду. Может, кто-то сделает мне одолжение.

Это не похоже на мир духов или людей. Это похоже на семью. Кроме старика Мориса (он единственный нормальный), остальные здесь — ребята «с вывертом»: зануды и идиоты. Иногда я теряю контроль и просто начинаю орать на них, постоянно чем-то терроризирую и, главное, не могу заставить себя остановиться. Я стянул несколько вещей из их комнатушек, покопался в разном «грязном бельишке», которое они держат в секрете, и вообще они познали у меня плохие времена. Короче, я для них здесь сплошной геморрой. Я напугал даже Мориса до полусмерти (или до смерти, не знаю, как там с этим у духов), когда спросил его о Солсбери. Он сразу заткнулся, я всегда все порчу. Если бы он захотел избавиться от меня, я бы не винил его».

Я начал проверять странное упоминание Дэйва о Солсбери. Поначалу это казалось ерундой, пока я не узнал, что Морис и Виола Уэбб были в Солсбери в августе 1960 года. Согласно объявлению в «Солсбери рекорд» они зарезервировали недельный ангажемент в местном кинотеатре с понедельника, 1 августа.

Вдруг я все понял. Начиная с его седьмого дня рождения, моя жена завела традицию устраивать Дэйву какое-нибудь «развлечение». Особенно он любил «магические» шоу, и я знаю, что моя жена была бы счастлива поехать в Солсбери, поскольку не могла отказать Дэйву в такого рода гостинце в его день рождения. В 1960 ему исполнилось одиннадцать лет. Хотя меня там в то время не было, я более чем уверен, что Дэйв видел выступление Уэббов в Солсбери.

Но как это могло повредить сеансу миссис Уэбб? Вскоре я узнал, что Морис Уэбб не был мертв: Сомерсет-хаус никакого свидетельства о его смерти никогда не выдавал. Эти два факта дополняют один вывод:

Дэйв видел и узнал Уэбба среди присутствующих этерианиев. Разоблачение «контроля» миссис Уэбб над духами могло погубить ее. Теперь я знал, что она или оба были убийцами Дэйва.

Затем я притворился обращенным и сам вступил в общество, чтобы найти Уэбба. По возрасту выбор был ограничен: проф. Мерихью Хакель, преп. Артур Стоунхаус и мистер Брюс Данк. Я получил три направления расследования:

1. Относительно прошлого всех троих. Где находился каждый из них в августе 1960 года? Стоунхаус, кажется, был викарием в Дербишире (но мог ли он вести двойную жизнь?). Жизнь Хакеля на тот период сплошное белое пятно. Данк утверждал, что в это время проходил службу в Королевских ВВС, но миссис Уэбб вскользь упомянула, что его вышвырнули оттуда в 1956.

2. Относительно загадочного «проклятия» скарабея. Я полагаю, что Дэйв, возможно, украл его из личных вещей кого-то в доме, или же Уэбб дал его ему, чтобы создать миф о «проклятии» до убийства. Хакель, как я понимаю, интересуется примитивными религиями; входят ли сюда религии древнего Египта? Данк служил в Египте. Разумеется, все трое могли купить скарабея в Англии.

3. Относительно подробностей смерти Дэйва. Из всего услышанного я вынес один твердый факт: профессор Хакель вошел в комнату, где Дэйв должен был сделать себе инъекцию. После минуты наедине с ним Хакель вышел, чтобы объявить, что Дэйв мертв.

Таким образом, Хакель — мой главный подозреваемый, тем не менее двое других пока не отброшены. Один из этих троих — определенно Уэбб.

Можно ли всерьез говорить, что Уэбб убил всего лишь затем, чтобы у медиума-мошенника не было проблем? Если нет, то у меня есть теория поинтереснее. Вполне возможно, что Уэббы получают приличный доход, торгуя наркотиками. Например, у меня есть основание..,

Здесь вторая страница заканчивалась, а следующие страницы или страница отсутствовали. Фин перечитал письмо еще раз, пытаясь разобраться в нем. Доказательства Дока не имели четкой структуры, его теория была фрагментированной. Это едва ли походило на работу научного ума. И если недостающая часть была такой же рыхлой, как эта, зачем кому-то ее изымать?

«Возможно, что Уэббы успешные наркоторговцы». Фин решил немедленно и тщательно обыскать комнату миссис Уэбб. Она, должно быть, все еще занята духовызывательством внизу или сидит наверху в своем кабинете, но даже если бы она находилась у себя в комнате, он мог бы притвориться, что ищет библиотеку. В доме было мертвенно тихо, когда он спускался по лестнице. Из-под двери комнаты миссис Уэбб пробивалась полоска света, но это не означало, что хозяйка внутри. Не далее как сегодня Эрнестина жаловалась медиуму, что «нажгли много света».

Он приоткрыл дверь и прислушался. Ни звука. Он вошел.

«Боже ты мой, — промелькнуло у него в голове. — И здесь всё как в театральном фарсе». Первая сцена — миссис Уэбб в постели. Ее розовые пластмассовые бигуди и ночной чепчик с рюшами едва видны поверх женского журнала. Пухлая рука тянется, чтобы стряхнуть пепел с сигареты в пепельницу, расположенную рядом, но промахивается.

Вторая сцена — изумление Стоуни, расправляющего брюки, висевшие на спинке стула. Одна рука взмывает ко рту, другая прикрывает вполне приличную промежность его трусов в пикантную полоску. Прочие детали костюма будто специально подобраны, чтобы вызвать смех на задних рядах: черные носки с подвязками, черный нагрудник, подшитый к римскому воротничку (традиционный антураж, позволяющий священникам экономить на рубашках), лысина, жилет с дырками.

— На что ты уставился? — спросила миссис Уэбб у Стоуни. Затем она опустила «Вуменс Плейс», чтобы самой уставиться на незваного гостя. — Мистер Фин!

— Что это значит? — выдавил сквозь пальцы священник.

— Извините, ошибся дверью, — пробормотал Фин, дернул ручку назад и поспешил обратно к себе в норку.

Несколькими минутами позже, полностью одетый, пламенно-румяный, отчаянно серьезный преподобный Стоунхаус нанес ему визит.

— Позвольте мне прежде всего напомнить, что такого рода шпионаж недопустим ни в этом доме, ни в этой стране, — начал он без обиняков.

— Приношу свои искренние извинения.

— Весьма похвально, мы принимаем ваши извинения. Далее, считаю, будет правильным представить в истинном свете то, чему вы стали свидетелем. Могу я присесть?

— Да, конечно.

Стоуни сел, сосредоточившись на стрелках своих штанин. Он набрал воздуха в грудь.

— Я не хотел бы, чтобы у вас сложилось ложное впечатление, будто миссис Уэбб и я живем во грехе. Далеко не так. Все это вполне законно, уверяю вас. Но по личным причинам моя супруга предпочитает пока держать это в тайне.

— Полиция знает?

Стоуни сглотнул.

— Господи, нет! Зачем полиции об этом знать? Послушайте, это не имеет ни малейшего отношения к их расследованиям, ни малейшего!

— Не уверен. Но их может здорово задеть одна мысль, что вы от них что-то скрываете. Юридически это называется сокрытием фактов. Понимаете, такое утаивание обязывает полицию думать о шантаже и как следствие вытекающих из него убийствах: вас шантажируют — вы убиваете. — Фин взял письмо Дока и демонстративно сложил листы, пока объяснял полицейскую концепцию, наблюдая за глазами Стоуни. Священник либо был невинен в отношении его содержания, либо был опытным игроком в покер.

— Рискну предположить, вы правы. Мне лучше «признаться» им во всем. Просто это не казалось чем-то, что они должны знать.

Фин вернул письмо в конверт.

— Не могли бы вы сказать мне, почему это секрет?

— Дело в том, что миссис Уэбб — моя супруга — считает, что мы пока ничего не должны говорить. Она боится, что наш брак может выглядеть как публичное предательство ее первого мужа. Все-таки она общается с ним на каждом сеансе — непонятно, как воспримут это другие заседающие. Черт возьми, я с самого начала хотел сделать это достоянием общественности! Тогда нам не потребовалось бы устраивать подобных сцен.

Когда сцена закончилась, Фин попробовал ненадолго заснуть. В чем, действительно, заключался «смысл всего этого»? Был ли Стоуни на самом деле Морисом Уэббом — и скрывал ли он это по ничтожнейшей и глупейшей из причин? Или была некая земная причина для такой секретности?

— Вот эта причина, — произнес он вслух. — Миссис Уэбб — двоемужница!

Глава тринадцатая. Второе прозрение

— Дэйв Лодердейл был убит, верно, — сказал старший инспектор Гейлорд, прочитав письмо Дока. — Но мы никогда, ничего и никому не предъявляли в вашем маленьком уютном обществе. Парень впрыснул себе смесь молока с сахаром и моющим средством для кухни. Достаточно распространенный способ среди пушеров⁵⁵, чтобы избавиться от проблемных торчков⁵⁶.

— Я знаю это, — ответил Фин. — Я читал Уильяма Берроуза — но, с другой стороны, все в обществе, вероятно, тоже читали его. И это не значит, что молоко, сахар и грубо говоря жидкое мыло трудно достать. Так почему же это должен быть толкач?

Гейлорд улыбнулся.

— Я этого не говорил. Вы не понимаете, Фин. Мы не расследуем смерти наркозависимых, как в данном случае. У нас — слава богу — таких полно в архиве. По всем открытый вердикт⁵⁷. Послушайте, этот Дэйв не стоял на учете; он играл с огнем. Это могло произойти в любой момент. Грязная игла, передозировка, эмболия. Самоубийство тоже нельзя исключать. Может быть, парень нарочно закачал эту дрянь себе в вену в поисках какого-то нового сверхулетного кайфа. Так что, при всей нашей огромной уверенности, что его убил его же пушер, мы не можем начать даже сбор доказательств в пользу того, что это было убийство.

Потрясенный Фин молчал. Наконец ему удалось вымолвить:

— Хорошо, давайте поговорим о двух других смертях. Я был прав насчет того, что Стив не находился под действием наркотиков, не так ли?

— Да, вы были правы. Вскрытие показало, что в этом плане все чисто. Похоже, у нас вырисовывается смерть в результате несчастного случая — падения во время так называемой левитации. Я все еще настаиваю, что это было падение с балкона, да еще на глазах кучи восприимчивых свидетелей.

— Включая меня, очевидно. Хорошо, вы нашли его отпечатки пальцев на перилах балкона, за которым мы наблюдали?

— Послушайте, мы уже однажды все это проходили. Я зачитаю вам соответствующие места из отчета. — Полицейский склонил свой орлиный профиль к открытой папке на столе. — Отпечатки, как я вам уже говорил, обнаружены в маленькой треугольной комнате, на задвижке французского окна этой комнаты и на перилах снаружи балкона. Он, вероятно, перелез через них со стороны, ближайшей к другому балкону — тому, за которым вы наблюдали.

— Который отстоит в семи футах от первого, — сказал Фин, вспомнив схему.

— Хм, да. Верно. С отпечатками всё. А, вот еще — на фонарике четкий набор отпечатков пальцев левой руки и ладони.

Фин вздохнул.

— Но никаких отпечатков пальцев на балконе, за которым мы наблюдали. Что заставляет меня недоумевать, почему вы продолжаете настаивать, что он был на том балконе. Ладно, неважно — а что со смертью Дока?

— Вы все это уже знаете. Его убили рядом с тем оргонным ящиком и затащили внутрь. Также мы нашли волокна веревки, которой его убили, зацепившиеся за грубую деревянную поверхность сарая. Недалеко от гвоздя. Это позволяет предположить, что убийство было непреднамеренным: убийца схватил подвернувшийся кусок веревки и удавил им. — Гейлорд на секунду задумался. — С другой стороны, зачем кому-то вешать трехфутовую веревку в сарае, если не для того, чтобы иметь ее под рукой во время убийства?

— Кому-то означает Нэнси или Данка.

— Нэнси говорит, что у нее нет алиби, — сказал Гейлорд, слегка оправдываясь.

— Это означает, что она либо идиотка, либо читала детективные романы, где так поступал один из персонажей с идеальным алиби. Тот, кто, скажем, спрашивал у полицейского точное время в момент совершения убийства. Вы действительно полагаете, что она пытается привлечь внимание к отсутствию у нее алиби?

— Я не знаю, Фин, честно. Может быть, она шизанутая. Или, может быть, она надеется держать рот на замке, пока все это как-нибудь не уляжется. Так бывает в реальной жизни.

— А Данк?

Старший инспектор начал рисовать квадраты, деля их на треугольники.

— Кто угодно, только не девушка, а? Я не виню вас, мой друг. Симпатичная, но она в картотеке, вы же понимаете.

— В картотеке? Вы хотите сказать, что у нее были приводы, и она состоит на учете?

Это, казалось, позабавило Гейлорда по непонятным для американца причинам.

— На особом учете. Как говорят в Бруклине, она поп’о-бовала жизнь, п'иятель. Те'тый калач. Это вам не ша'ады счелкать.

Фин заметил холодно:

— Я бы не хотел, чтобы англичанам нравилось столь вульгарно имитировать американский акцент. Вы лишь напоминаете голландцев, вот так напирая на гортанное «р», как сейчас. Кстати, последняя новость из Бруклина — он больше не является частью Нового Амстердама. Что с алиби Данка?

— Оно у него есть, все в порядке. Вы говорите, что он вышел из дома в два часа тринадцать минут пополудни. У нас есть три свидетеля, которые видели его в «Голове короля Карла» еще до половины третьего, и он оставался там до закрытия. Короче, они с трудом отобрали у него стакан в три пятнадцать.

— Что неудивительно. — Настроение Фина сразу улучшилось. — Идеальное алиби, а? Уже разрушили его?

— Я знаю, о чем вы думаете. Забудьте.

— Я думаю, он купил выпивку в половине третьего, отлучился в мужской туалет и отсутствовал какое-то неопределенное время, вернулся и сделал все, чтобы обратить на себя внимания в момент закрытия.

Гейлорд покраснел.

— Он действительно отлучался в туалет, но не больше, чем на пять-десять минут, по словам его собутыльников.

— Все теплее и теплее. Сколько времени нужно, чтобы дойти до «Головы короля Карла»? Скажем, минут пять. Две, будь у него велосипед. Уйма времени на самом деле, чтобы совершить убийство. И потом, мы все знаем, насколько хороши собутыльники в это время. Нет, инспектор, держа в уме список подозреваемых, я бы на всякий случай не забывал о Данке.

— О Данке... О! Данке шен. Спасибо за совет. Правда, мы еще никого не вычеркнули из нашего списка, даже вас.

— Согласен, — сказал Фин. — Я должен быть вашим главным подозреваемым. Ведь все началось сразу же, как только я присоединился к группе. Однажды я уже «проходил по делу» об убийстве. Вы подозреваете, что я неравнодушен к Нэнси — что дает мне мотив сразу для двух убийств. У меня есть железное алиби в обоих случаях. И теперь, пытаясь увести вас по ложному следу, я подсовываю вам фальшивку в виде письма.

— Последнее меня не слишком беспокоит, — буркнул Гейлорд, снова просматривая письмо. — Я, конечно, отправлю его на экспертизу, но я читал дневники Лодердейла и прочее. Это почти наверняка его почерк, и даже чувствуется его манера.

— Интересно, что было на третьей странице?

— Давайте посмотрим, насколько далеко мы сможем продвинуться в наших конструкциях. В последнем абзаце говорится о «получении приличного дохода с наркоторговли», затем он продолжает: «У меня есть основание». Тут напрашивается слово «полагать» или «подозревать», верно?

— Верно, инспектор.

— Как насчет «У меня есть основание подозревать это», то есть торговлю наркотиками, «потому что...» и приводятся доказательства. Моя конструкция говорит: Док Лодердейл был убит этерианцами, которые являются участниками наркобизнеса. «Продавцы и потребители».

— Ваша конструкция. — Фин покачал головой. — Ваша конструкция неверна. Шерлок Холмс ни за что бы не позволил тешить себя подобными конструкциями. Это даже не конструкция — это ни в какие ворота.

— Шерлок Холмс, помнится, сам был наркоманом.

— Послушайте...

— Нет, вы послушайте, Фин. Здесь точно завязаны наркотики. Смерть Дэйва Лодердейла характерна для наркосиндикатов. Стив Сонди сам экспериментировал с наркотиками, как он признался. А поскольку наркоманы часто суеверны, что может служить лучшим прикрытием для банды, чем мистическое общество? Вы не хуже меня знаете, как работают эти вещи. Возьмите «религию» Тимоти Лири⁵⁸ — используется как ширма для употребления запрещенных препаратов.

— Могу я быть откровенным, старший инспектор? Не будьте тупым копом. Похоже, у вас все продумано, и спиритические сеансы — всего лишь предлог для дюжины наркоманов собраться вместе в темной комнате. Но вы игнорируете разницу между Дэйвом, героиновым наркоманом, и Стивом, который попробовал немного травки (и то давным-давно). Опираясь на тот факт, что некоторые наркоманы являются мистиками, вы делаете вывод, что мистики должны быть наркоманами. Шаткая конструкция. Наконец, поскольку смерть Дэйва указывает на наркотическую зависимость, тем больше причин убить его каким-то другим способом, если мы говорим о наркодельцах. Зачем вызывать подозрения у отдела по борьбе с наркотиками, когда они могли утопить его в ванне?

— Он, похоже, не любил принимать ванну, — съязвил Гейлорд.

— Нравиться быть тупым копом? Ладно. — Сейчас Фин был на взводе и не мог скрыть это в своем голосе. — Например, эта фраза — «получают приличный доход, торгуя наркотиками». Разве это похоже на наркоманов и уличных толкачей? Вы когда-нибудь видели богатого торчка-клиента или миллионера-толкача? Настоящие деньги крутятся на другом конце, в контрабанде.

— Возможно, здесь вы правы.

— О, конечно. Могу предложить вам отличное дело о контрабанде. Стоуни исчез в похоронном бюро, где готовили гроб для отправки за границу. Поймал ли он кого-то, кто набивал его наркотиками? Или набивал его сам? И еще одно: сегодня я увидел на столике в холле письмо с иностранной почтовой маркой. Уверен, на ней была тропическая птица. Как вам Юго-Восточная Азия, например?

— Это очень занимательно. Скажите...

— Это ничуть ни занимательно. Никакой наркосиндикат не уничтожил бы третью страницу письма Дока, если только это не был наркосиндикат, управляемый тупыми копами. Зачем им уничтожать улики на третьей странице и оставлять улики или намеки на улики на второй? Забудьте о наркосиндикатах, и давайте вернемся к...

— К началу, — сказал полицейский, вздыхая.

— К убийству и возможному двоемужеству.

— Хм. Мы проверим, существуют ли записи о разводе и браке со Стоунхаусом. Но для меня это звучит как фантастическая история. Достопочтеннейший просто растерялся, пытаясь спасти свою репутацию.

— И как далеко он зайдет, чтобы спасти ее? Мне интересно, что бы случилось, если бы Дэйв вошел, как я, и впоследствии, например, угрожал шантажом?

Гейлорд с пол минуты размышлял над этим.

— Нет. Слишком много «если». Либо тут все официально, либо вообще никак, но даже если бы она была двоемужницей, стала бы она убивать, чтобы скрыть этот факт? Максимум что она получила бы — год тюрьмы. И дурная слава пошла бы только на пользу ее бизнесу. В чем дело? Вы выглядите раздавленным.

— Пфу-у, — Фин сделал глубокий вдох и с шумом выпустил воздух. Он огляделся вокруг. — Жуткие кабинеты предоставляют вам тут. Люминесцентные лампы, стальные столы, жесткая мебель... будто камера смертников в современной тюрьме. Все, что вам нужно — это мьюзек⁵⁹.

— Ладно, что вас беспокоит?

— Мы никуда не двигаемся. Наматываем круг за кругом с этими теориями. Скверно. В хороших детективах никогда...

— Завязывайте вы наконец со своим чертовым Шерлоком Холмсом!

— Мы продолжаем твердить о мотивах, хотя должны говорить о методах. Вот вопросы, на которые мы должны ответить, прежде чем спрыгнем с карусели и сделаем пару-другую уверенных шагов по прямой линии. — Перечисляя их, он поочередно прикладывал указательный палец правой руки к подушечкам пальцев левой. — Первое, как Дэйв получил эту инъекцию яда? Вколол ли ее Хакель? Или кто-то посторонний продал ему дозу? Второе, каким образом Док выбрался из дома? Помогло окно? Это указывает на Нэнси или Данка, или кого-то постороннего. Прокрался мимо Стива? Это указывает на Стоуни или миссис Уэбб. Наконец, сам Стив, который мог просто солгать. Эрнестина могла поколдовать с нитками и окном. Хорошо, вот наши подозреваемые: Нэнси, Данк, миссис Уэбб, Стоуни, Стив, Эрнестина — или кто-то за пределами группы. Третье, кто мог его задушить? Нэнси, Данк или кто-то за пределами группы.

— Я вижу, к чему это ведет, — сказал Гейлорд. — И мне это не нравится.

— Правильно. То же самое касается и других вопросов: кто мог удерживать Стива на веревке или чём-то еще? Кто мог убить его? Кто мог похитить Стоуни? И нельзя не отметить, как над всем этим витает тень кого-то постороннего.

— Чудесно. Вы только что выстроили потрясающее дело против Икса. Теперь почему бы вам не пойти и не поймать Икса для нас?

— Так тому и быть! — Фин резко поднялся со стула. — Морис Уэбб, Икс или кто бы он ни был, будет привлечен к ответственности! Знаете, это дело может стать моим первым... величайшим делом.

Он направился к двери, затем вернулся и снова сел.

— И еще одно. Вчера я следил за Нэнси, но она ухитрилась стряхнуть с себя хвост, то есть ускользнула от меня. Интересно, могла ли она встречаться с Иксом?

— Мы выясним это, Фин, и дадим вам знать. Но у меня есть одна маленькая просьба взамен.

— Просьба?

Гейлорд повернулся и уставился в окно, гордо задрав свой орлиный клюв.

— В параллельном отделе очень интересуется одним вашим другом по имени Монтегю, он же Монтгомери Бикер. Имен много. Вы оказали бы нам неоценимую услугу, как добропорядочный резидент⁶⁰, проявив гражданскую сознательность или, если хотите, профессиональную солидарность, если бы время от времени информировали нас о его передвижениях. Нам известно, что он замышляет что-то противоправное, поскольку мы, то есть наши коллеги, знаем мистера Бикера. Однако не так хорошо, как знаете его вы. Вот почему нам нужна ваша помощь. Просто скажите нам, что, по-ваше-му, он задумал. Над какой схемой развода работает в данное время и так далее.

Он повернулся, чтобы посмотреть на реакцию Фина.

Фин исчез.

* * *

«Хорошо, что я оставил дверь кабинета открытой. Свежий воздух, он, знаете ли, полезен». Фин был зол на себя так же, как и на Гейлорда. Теперь он сидел в автобусе и что-то бормотал.

«Если Бикер нужен полиции, то пусть останется для них всего лишь мелким жуликом, в конце концов... разве нет?

А если Бикер — Икс?

Бред!»

Именно Бикер познакомил его с Обществом Эфирной Мандалы, пробудил в нем интерес. После этого начали твориться чудеса... как будто Фина наняли специально, чтобы он сыграл роль безупречного свидетеля...

«Этому нет ни малейшего реального доказательства». Но тогда Бикер не стал бы совершать ошибок. Он был профессионалом. Хорош в фокусничестве, а тут безусловно были чудеса фокусничества...

Пожилая леди, сидевшая рядом с Фином, встала и пересела на дальнее сиденье. Другие пассажиры старались не смотреть на него. Он покраснел, уставился на сцену за окном и попытался забыть о Бикере, Иксе и убийстве.

Опустились сумерки. Автобус застрял в пробке в час пик на длинной улице с ярко освещенными, стерильными магазинами. Основные толпы, казалось, состояли из конторских служащих, — клерков и канцеляристов, — спешащих на автобусы и поезда, которые развезут их по домам; единственными «покупателями» были удрученного вида мужчины, разглядывающие в сверкающих витринах недоступные для них телевизоры и магнитофоны. Зачем, удивлялся он, насыщать такие депрессивные районы магазинами дорогой электроники (такие обычно размещали между книжным магазином с выгоревшими на солнце обложками порнографических журналов и «Резиновыми изделиями» с их единственным изделием — запылившимся грыжевым бандажом)?

Он поймал апельсиновую рыбку среди спешащих конторских служащих. Толпа расступилась, и он увидел, что это было пальто Нэнси. Теперь она шла далеко впереди, держа под руку невысокого мужчину, который мог быть Бикером. Правда, у мужчины были темные вьющиеся волосы, но у Бикера тоже могли виться — когда надо. Через мгновение они нырнут в поток.

Как только он поднялся со своего места, чтобы выйти, набравший ход автобус качнуло. За то время, пока Фин карабкался назад к окну, автобус каким-то образом успел проехать мимо них и через двадцать ярдов замер на светофоре.

Вот они идут под ручку — заговорщики. Нэнси и Бикер.

Бикер и Нэнси. С лицами (рассмотрел он, когда те приблизились) двух незнакомцев.

Как только Фин понял, что обознался, он тут же увидел дюжину причин для того, чтобы назвать себя болваном. Волосы женщины были черными, а не каштановыми. Мужчина оказался слишком высок для Бикера. Не говоря уже о других моментах.

— Я должен попробовать упражнения для глаз, — подумал он. И с этими словами Фин получил новый толчок прозрения.

Глава четырнадцатая. Второе мнение

— Доброе утро, парни. — Потирая руки, Данк вбежал гостиную, где Фин и Стоуни играли в лудо⁶¹. — Что? Интеллектуальные сражения?

— Меланхолия. В эти дни мы оба, можно сказать, заняты не своим делом. Стоуни только что признался мне, что вынужден отложить эксперименты по биолокации на неопределенный срок из-за... проблемы.

— Относительно. — Стоуни сверкнул бобровыми клыками и рассудительно добавил: — Конечно, моя работа не столь актуальна. Но миссис Уэбб, кажется, тоже выбита из колеи, вы не находите? Боюсь, это расследование влияет на ее здоровье. Она не железная, знаете ли.

— Чертовски печально все это. Чем быстрее они разберутся в этом бардаке, тем лучше, говорю я. Плохо для морального духа, — сказал Данк. — Кто-нибудь видел Хакеля сегодня утром? Подумал, может, нам тряхнуть стариной и сыграть партию-другую в настольный теннис, нет?

Фин проиграл свою последнюю партию в лудо.

— Бедный Хакель, похоже, он расстроен больше других. Спустился к завтраку, обвинил нас всех в сговоре и ушел, не притронувшись к еде.

Стоуни расставил фишки и отложил доску в сторону.

— В своей богатой на обвинения речи он сообщил нам, что смерти Дока и Стива являлись лишь частью заговора по выставлению его, Хакеля, посмешищем!

— Псих, — сказал Данк, мотнув головой. — Слишком много его так называемой науки, если вы спросите меня. Слишком много заглядывания и вмешательства в тайны природы. Человеку не положено знать...

— Мой дорогой Данк, я с этим более чем не согласен. Вы будете настаивать на том, что наука и мистическое понимание находятся в противоречии, но это совсем не так! Возьмите Исаака Ньютона — одного из величайших ученых, коих когда-либо знала история, но даже он не насмехался над алхимиками. Нет, наоборот, он серьезно отнесся к проблеме и попробовал свои силы в алхимии! На мой взгляд вина Хакеля заключается в том, что он считает, что существует некое фундаментальное разделение между наукой и верой. Возможно, вы совершаете ту же ошибку.

— Никогда в жизни не ошибался, — весело заявил Данк. — Партию в настольный теннис есть желающие? — Желающих не нашлось, поэтому он остался в своем кресле.

— До сих не понимаю этот утренний срыв профессора, — сказал Фин. — Конечно, мы все расстроены.

— Точно-точно. — Данк совсем не выглядел расстроенным. — Никто не знает, кто из нас может стать следующим, не так ли? Только потому, что эта штуковина куда-то тютю, не значит, что мы всё еще не под проклятием, нет?

— О, Боже. Вы так думаете? — Стони нахмурился, и кожа со всего его черепа собралась на лбу.

— Конечно, старина. Нас всех могут здесь укокошить, прежде чем все это закончится.

Эрнестина распахнула дверь.

— Идемте скорее! Там миссис Уэбб!

— Мертва? — выкрикнули они чуть ли не хором.

— Упала в обморок. Но выглядит она просто ужасно. Наверху, в кабинете. Идемте! — Они стремительно поднимались по лестнице, преодолевая сразу по две ступени.

— Будь проклят этот огромный домище! — задыхался Данк. — Чертовы ступени... никогда не закончатся!

Они обнаружили миссис Уэбб, упавшую лицом вниз на пишущую машинку. Когда Фин и Стоуни попытались поднять ее, женщину вырвало, она застонала и попыталась стряхнуть их.

— Яд, — простонала она.

— Виола! — Лицо Стоуни было бледным, а его узкий подбородок дрожал. — Боже мой! Я лучше вызову врача.

— Нет-нет-нет, — слабо проговорила она. — Никакого доктора. Я не... — Она зашлась в кашле. — Я не потерплю, чтобы возле меня копошился какой-то дурацкий аллопат⁶². Мне надо просто полежать.

В полусогнутом положении ее отбуксировали вниз, в спальню.

— Все же позвольте мне вызвать врача, пожалуйста, — взмолился Стоуни. — Моя дорогая, он не причинит вам вреда, только осмотрит. Если вас отравили...

— Психический яд, — сказала она и испытала новый позыв. Эрнестина принесла таз и держала его наготове. — Аллопатия бесполезна против сил... — Таз был использован по назначению.

— Не надо ничего говорить, — сказал Фин. — Просто лягте на спину и расслабьтесь. Давайте, Эрнестина, я вынесу это.

Через несколько минут, когда он принес опорожненный таз, спорщики достигли компромисса. Миссис Уэбб и слышать не желала ни о каком аллопате-неуче, но позволила бы дать себя осмотреть некоему доктору Джарвису. А пока она просто хочет, чтобы ее оставили в покое. Хорошо, Эрнестина может остаться с ней.

— Я этого и боялся, — огорченно сказал Стоуни, когда они вышли в холл. — Этот Джарвис — натуропат. Возможно, он даст ей что-нибудь, чтобы успокоить желудок, но это почти все. У меня нет иллюзий насчет природных лекарств. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы она обратилась к обычному врачу. Если это было отравление... Господи!

— Выше голову. — Данк хлопнул его по тощему плечу. — Знаете, природное лекарство лучше всего. Звякните этому Джарвису, и давайте посмотрим, что он может сделать, нет?

— Разве у меня есть выбор?

* * *

Фину пришлось отнести посылку на почту, чтобы с курьером ее доставили старшему инспектору Гейлорду. Он пропустил короткий визит доктора Джарвиса на дом. Вернувшись, он застал Стоуни и Данка в гостиной, и они всё ему рассказали. Стоуни был мрачнее, чем когда-либо, а Данк успокаивал: «Смотрите на вещи оптимистически, старина».

— О, она страшно довольна, — сказал Стоуни. — Но я все равно хотел бы услышать второе мнение⁶³.

— Что сделал... сказал доктор? — спросил Фин.

— Он просто подвесил над ней маятник, пробормотал что-то о «сублюксациях аурического метаболизма» и назначил все ту же ламинарию. Ушел с десятью гинеями.

— Послушайте, — буркнул Данк, нахмурившись, — я думал, вы доверяете аурическим вибрациям лозоходства, маятникам и тому подобному. Теперь вы говорите...

— Я говорю, что этого недостаточно, вот и все. Одно дело проводить эксперименты с биолокацией, но совсем другое позволить дорогому другу подвергнуть свою жизнь риску и стать подопытным кроликом. Доктор Джарвис сделал абсолютно то же самое в прошлый раз, и она все еще нездорова.

— В прошлый раз? — спросил Фин. — Значит, это не первое покушение?

— Третье. Вот что меня тревожит. У Джарвиса, подозреваю, добрые намерения, но он никак не вникнет в суть.

Данк по обыкновению выскользнул на обеденный моцион. У Фина созрел план, и теперь он посвящал в него Стоуни.

— Вы действительно думаете, что ее отравили? — начал он с вопроса.

— Я не знаю, что я думаю. У меня есть только твердое ощущение, что с ней что-то не так. Для меня не имеет значения причина, я отчаянно хочу, чтобы ее нашли и исправили.

— Мне кажется, я знаю врача, который может нам помочь. Лишь бы он согласился, а дальше мы сделаем из него антиаллопата. Таким образом, он сможет осмотреть миссис Уэбб, не вызывая у нее подозрений.

Стоуни был в восторге.

— Благослови вас господь, мой мальчик. Это действительно чрезвычайно любезно с вашей стороны. Как вы полагаете, он согласится?

— Давайте я сначала спрошу у него. Я позвоню из кабинета, чтобы никто не подслушал. Не могли бы вы держать всех подальше от той части холла некоторое время?

Стоуни был счастлив выполнить поручение. Он спустился вниз, чтобы посидеть у телефона в холле первого этажа, как бы ожидая звонка, в то время как сыщик поднялся в кабинет.

Эрнестина накрыла чехлом пишущую машинку, убрала ее в угол комнаты и прибрала стол. Несколько стопок машинописного текста были выровнены и сдвинуты на один край, в то время как духоскоп⁶⁴ переместился на противоположный, где занял место рядом с телефоном.

* * *

Фин позвонил своему приятелю-медику, который без энтузиазма отнесся к такой «децепции»⁶⁵.

— Прежде всего это неэтично.

— Я понимаю. Но это может спасти жизнь. Так что это никоим образом не входит в конфликт с вашей клятвой Гиппократа.

Короткая пауза.

— Ну не знаю... Что я там буду делать? Знахарство точно не по мой части, знаешь ли. Этот пациент обязательно увидит меня насквозь.

— Я думал об этом. Ты просто проводишь свой обычный осмотр и говоришь как можно меньше. С тобой будет мой помощник, который в курсе всей этой магической белиберды. Тебе ничего не придется делать.

Короткая пауза, вздох.

— Что ж, пожалуй, я смогу. Сегодня вечером в семь, хорошо?

— Прекрасно. Я думаю, мы будем обращаться к тебе «доктор Граве». Тогда я попрошу твоего помощника заехать за тобой в половине седьмого, удобно? Кстати, зовут Бикер. В его случае имя настоящее.

Затем он позвонил Бикеру и объяснил, что от него требуется. Пока они разговаривали, Фин нашел ключ от картотечного шкафа и начал просматривать папки.

— Мне понадобится суперэкипировка, — сказал Бикер.

— Отлично, отлично. Купи все, что тебе нужно, я оплачу. Но обязательно будь в «операционной» ровно в половине седьмого. Доктор делает это в качестве одолжения и рискует своей репутацией. Я хочу, чтобы для него все прошло не сложнее, чем... Святой Хепри!

— А? Вспомнили о чем-то еще?

— Нет. Просто краем глаза просматривал папки миссис Уэбб. Занятно.

— Папки клиентов? У многих медиумов такие есть. Они записывают то, что клиент говорит на первом сеансе, а потом через несколько месяцев клиенту повторяют это слово в слово и у того, случается, глаза лезут на лоб.

— Я заметил.

— Делают они и другие вещи. Один тип поставил жучок в приемную и прослушивал разговоры свои клиентов. А во время сеанса его подручные рылись в их пальто, висевших в гардеробной. Потом, в большинстве клиентских папок есть материалы от других медиумов. Своего рода глобальная разведывательная сеть — этакий корпоративный Интерпол.

Повесив трубку, Фин внимательно изучил папки. Каждая папка была помечена слегка завуалированным цифровым кодом. Фину потребовалось меньше минуты, чтобы понять, что «19-13-9-20-8-18-12» — это не что иное, как «Смит, Р. Л.», хотя можно было себя не обременять. Имя Смита и отдельные факты из жизни были четко напечатаны на информационных листах внутри:

Роберт Ллуэлин Смит, родился 18 сентября 1908 года. Инф-я, чтобы связ. с Мэри: бро Джим (Джеймси, брат) † утонул в детстве, несчастный случай во время куп-я; ма Кора (мать; † исп., 1918). Библиотекарь, на пенсии.

Далее следовал перечень дополнительных деталей и характеристик, некоторые были помечены галочками и датами, предположительно датами сеансов: Смит не курил, у него были проблемы со спиной, его мать была канадкой и т. д.

Фин проверил папки Стива Сонди и Артура Стоунхауса, лежавшие в том же ящике. Они насчитывали по пять листов каждая, содержали сведения о посещении сеансов и подробности разговоров. Очевидно, что миссис Уэбб не делала попыток актуализировать информацию после того, как клиент был хорошо зацеплен. Он вернул папки на место и попробовал другой ящик.

Папка Брюса Данка была пуста.

Царапины от скрепки указывали на то, что она не всегда была пустой, и здравый смысл подсказывал, что на Данка у миссис Уэбб должно накопиться пухлое досье. В том же ящике Фин проверил папки сестер Блейз и Форстеров. Пусто. Он открыл папки и поднес их к свету. Кроме уже знакомых царапин в папке Форстеров обнаружились более значимые «следы».

Какой-то предмет прикрепили к папке полосками скотча крест-накрест, но сейчас он был вырван. Предмет достаточно твердый, чтобы образовать радиальные складки на картоне, и относительно небольшой, чтобы поместиться между точками, расположенными в дюйме друг от друга, где клейкая лента соприкасалась с картоном. Словом, это был круглый предмет, по-видимому, обручальное кольцо.

Фин позвонил Гейлорду из телефонной будки. Использование телефонов-автоматов, как он уже успел заметить, являлось одним из тех упражнений, которые поддерживали в британцах оптимизм и стойкость («Блиц» был еще одним⁶⁶). Ему потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к рутине длинных очередей, сторонних подсоединений, неправильно набранных номеров, таксофонов, которые принимали деньги, но отказывали в обслуживании, отсутствующих справочников, справочников с вырванными страницами и трубками, которые разваливались в руке.

Однако сегодня главное почтовое отделение и погода общими усилиями любезно предоставили возможность сделать один телефонный звонок без помех. Фин сразу же дозвонился по нужному номеру, преодолев очередь в одного человека, и стоило ему оказаться в будке, как дождь прекратился.

Старший инспектор с интересом воспринял новость об «отравлении»:

— Знаете, мы могли бы получить ордер магистрата⁶⁷ и отправить ее в больницу, если вы действительно думаете, что это яд.

— О чрезвычайной ситуации пока говорить рано, инспектор. Если это яд, то медленно действующий. Я вызвал врача, чтобы осмотреть ее сегодня вечером, но предпочел бы раньше времени никого не будоражить, особенно отравителя. — Фин рассказал ему о пустых папках и поведал сагу об обручальном кольце.

— Мы тоже не сидели сложа руки, — сказал Гейлорд. — Сегодня мы отследили Нэнси Мичи до фортепианного отдела «Хэрродс». Она встречалась с неким Беном Дуди.

— Кем-кем?

— Членом музыкальной группы, которая много работала со Стивом Сонди.

— Что еще вы знаете о нем?

— Информации пока кот наплакал. Группа записывает саундтреки для телевизионной рекламы, в «Дарем Аген-си», как я понимаю. С Сонди был заключен контракт на исполнение нескольких песен о мужском дезодоранте для подмышек.

— Понятно. — Фин обдумывал это, пока автомат не начал пищать, требуя еще денег. Он скормил ему еще одну монету, но автомат был неумолим.

— Ладно, — пробормотал он, вешая трубку. — Гейлорд все равно бы не разрешил мне взять интервью у Бена Дуди. — Он взял справочник и стал искать «Дарем Агенси».

* * *

Бен Дуди оказался высоким смуглым юношей из тех, кому импонировали братья Маркс: носил усы Граучо и обладал шевелюрой Харпо. Он отошел, чтобы поговорить с Фином, который пристроился в углу большой студии, отряхивая мокрый зонт. Напротив группа мужчин и женщин танцевала на неподвижно стоявшем гоночном автомобиле и вокруг него. Водитель сидел совершенно статично, как истукан с приклеенной усмешкой. Пианино выдавало ритмичный аккомпанемент.

— Настоящий саунд мы вставим позже, — объяснил Дуди. — И голос за кадром.

— Почему именно гоночный автомобиль? Что там продается?

— Новый мужской дезодорант «Пит-стоп». Э-э, что вы хотели? У меня только пара минут. Сегодня мы записываем новый ролик.

— Я не займу у вас много времени, мистер Дуди. Видите ли, я пишу статью для американского музыкального журнала «Саундс Свелл». Мне будет интересно все, что вы можете рассказать о последних днях Стива Сонди. Что он говорил, делал и так далее.

Дуди почесал ухо.

— Что я могу вам рассказать? Стив плотно работал с нами последние несколько месяцев. Я не часто видел его за пределами студии. Мы вместе записывали рекламу «Пит-стопа», но последние два ролика придется заканчивать без него. Просто фоновая тема.

— Вы случайно не знаете кого-нибудь еще из оккультного общества, в котором он состоял?

Беснование актеров прекратилось. Они застыли на месте, пока кто-то невидимый регулировал свет. Затем человек с планшетом попросил Фина и Дуди сделать шаг назад, после чего светильники и большие отражающие панели были развернуты для создания нового эффекта. Фин обнаружил, что место их беседы сдвинулось в тесный закуток у двери, окруженный запасным оборудованием.

— Я понятия не имел, что делать рекламу настолько сложно. Итак, о чем я вас спрашивал? Да, вы встречали кого-нибудь еще из?..

— Я встречался несколько раз с девушкой Стива, Нэнси. Кажется, она одна из них.

— Насколько хорошо вы были знакомы?

— Настолько, чтобы просто поболтать.

«Просто» ненароком выдавало то, что подозревал Фин, и Гейлорд, вероятно, знал о тайном свидании.

— Не знаю, должен ли я спрашивать вас об этом... — Фин озабоченно вертел своим зонтиком, тыча в катушку силового кабеля на полу, целясь им, как винтовкой, в яркие верхние огни. Он прекрасно понимал, что не должен задавать этот вопрос, ибо журналист рисковал превратиться в ищейку.

— Спрашивать меня о чем?

— Спрашивать вас, — сказал Фин, и ткнул зонтиком в зеркальную поверхность ближайшей панели, проверяя ее на прочность, — знаете ли вы, что такое джанк⁶⁸ и как Нэнси связана с этим?

— Что? — Музыкант внезапно стал слышать хуже Бетховена.

— Ничего, неважно. Все равно мне не дадут это напечатать. Забудьте, право, что я затронул эту тему. Спасибо за вашу помощь, мистер Дуди. Она поистине бесценна. Да, еще кое-что. Сколько Стив зарабатывал на этих рекламных роликах?

— Прилично. Я не знаю точно, но, кажется, пятьдесят тысяч с ролика он имел. Может быть, больше.

— Так много? Тогда, несмотря на популярность, он, должно быть, нуждался в деньгах.

Дуди, казалось, задумался.

— Думаю, что так, да. Понимаете, раньше у него было много проблем. Нищенские контракты, эта сцена. Затем он попытался открыть собственную студию звукозаписи, потерял кучу денег на этом. Я думаю, здесь он зарабатывал достаточно, чтобы больше не размениваться на всякие дурацкие контракты.

— Вы бы сказали, что он умер богатым человеком?

— Сомневаюсь. Послушайте, мне пора идти.

Фин поблагодарил его и собрался уходить. У двери он оглянулся.

Дуди, казалось, теперь вовсе не торопился. Он стоял, яростно грызя ноготь, и наблюдал за танцующими. Мужчина с планшетом отбивал такт музыки и кричал на них.

— Покрути гаечным ключом, Дженни! Покрути, мать твою, гаечным ключом! Вот так. Теперь Питер подкатывает колесо... и пинает! И пинает! Замечательно!

* * *

Фин отворил дверь Бикеру и «доктору Граве». Под пальто у них были надеты белые медицинские халаты с символами Инь-Янь на карманах.

— Железки... на кусочках пластыря, — прошептал Бикер. — Как мы выглядим?

— Прекрасно. Ее снова тошнит.

Доктор кивнул.

— Где пациент, Те... мистер Фин?

Он провел их в комнату миссис Уэбб. Она сидела в постели, выглядя сейчас более румяной и здоровой, чем за весь день.

— Доктор Граве, да?! — Она бросила на него подозрительный взгляд. — Что же вы за доктор такой?

— Мадам, я..

— Доктор Граве — месмерический магнетизёр, — объяснил Бикер. — Он доктор месмерической медицины и член Восточного университета здоровья.

Это, казалось, удовлетворило ее, тем не менее она настояла, чтобы Фин и Эрнестина присутствовали во время осмотра.

Граве открыл свой чемоданчик и достал набор совершенно обычных диагностических инструментов. К каждому был приклеен игрушечный магнит. Под предлогом измерения различных «частот магнитных колебаний» и «потоков ауры» ему удалось прослушать ее сердце; измерить пульс, температуру и кровяное давление; заглянуть ей в горло, глаза и уши.

— Болит что-нибудь, — спросил он.

— Небольшие боли в животе.

— Понятно, — кивнул Бикер. — Месмерический яд, полагаю, доктор?

— Возможно, и так, да.

Глаза миссис Уэбб расширились.

— Боже мой! Это как раз то, что я пыталась всем сказать.

— Давайте посмотрим, где болит, — сказал Граве.

— Правильно. Тогда мы сможем извлечь яд с помощью этого. — Бикер поднял пару игрушечных стержневых магнитов.

Лже-шарлатан надавливал на живот своего пациента, пока не нашел чувствительное место. Когда помощник поднес к нему магниты, доктор отвернулся и заглянул в таз с рвотными массами миссис Уэбб.

Фин проводил мужчин до входной двери. Доктор Граве нацарапал рецепт и протянул ему.

— Заставь ее принимать эти таблетки — по одной три раза в день. Скажи ей, чтобы она их разжевала. Есть нельзя, пока рвота не прекратится, далее нужно воздержаться от употребления жареной пищи, специй, спиртных напитков, кофе и чая. Будет лучше, если она полностью ограничится пресной пищей: каша, молоко, что-либо подобное.

— Похоже на язву.

— Я не могу сказать, что это такое, без соответствующих тестов. Но думаю, у нее болезненная опухоль. Ей бы, по идее, нужно срочно ложиться в больницу. Если даже она почувствует себя лучше, обязательно будет новый приступ.

— Я посмотрю, что можно сделать. И — спасибо.

Он донесет вердикт доктора до Стоуни, который, сжавшись от страха, спрятался в гостиной, вероятно, играя в «Змеи и Лестницы»⁶⁹ с профессором. Но кое-что нужно было сделать сию минуту. Нэнси сидела в библиотеке и читала журнал мод.

— Нэнси?

— Ммм.

— Нэнси, почему вы вскрыли конверт с письмом Дока? Это был пар, не так ли? Почему уничтожили последнюю страницу? А, может, там было несколько страниц?

— Что?

— Думаю, вы меня слышали. Сегодня я уже прошел один сеанс глухоты — с вашим мистером Дуди. Вашим поставщиком — полагаю, так мне следует его называть.

Она продолжала тупо вглядываться в страницу журнала.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Тогда мне лучше объяснить. Вы избавили бы себя и всех остальных от массы хлопот, если бы сразу признались нам, что сидите на игле. Могу вообразить, что Док выразился в тех же категориях или намекнул на это в своем письме. Вот почему вы уничтожили третью страницу.

— У вас, я вижу, всё на мази, — сказала она, перелистнув страницу и слюнявя палец, чтобы перевернуть следующую.

— На мази, да. Это объясняет, почему у вас нет алиби на момент обоих убийств. Вернее, алиби у вас есть, но вам страшно рассказать о нем полиции. Не хотите рассказать мне?

— Нет. — Она перевернула еще одну страницу. — Ну, хорошо. Раз уж вы обо всем пронюхали... В тот обеденный перерыв я договорилась о встрече с Дудом, Беном Дуди. Он не появился — в половине случаев он не появлялся — поэтому я попыталась поймать его снова в тот же вечер. Весьма хлипкое алиби, верно? Я имею в виду, Дуд не слишком будет рваться подтвердить его, согласны?

— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я думаю, полиция вам поверит. Во-первых, они, вероятно, уже знают, что Дуди толкает, или скоро узнают. Во-вторых, не нужно обладать особым умом, чтобы догадаться, что вы единственный, кто мог уничтожить третью страницу письма Дока. Для вас лучше рассказать им все сейчас, а не потом.

— Я расскажу, — сказала она. — Что мне теперь терять?

Фин отправился к себе в комнату, чувствуя, как подступает тошнота, и в его животе родилась новая и неприятная теория. Полиция допросит Дуди, надавит на него и представит Нэнси алиби. Они перестанут ее подозревать как раз тогда, когда самое время начать это делать.

Дуди и Нэнси, пара убийц. Тесно связанная со всеми тремя жертвами. Дуди готовит дозу яда для Дэйва. Организовывает их взаимное алиби еще на два убийства. И убийственное, почти забивающее последний гвоздь доказательство: Дуди работает в той телевизионной студии. Работа в паре... как в парном танце...

— Двое мужчин, танцующих танго! Вердикт оглашен!

Глава пятнадцатая. Четвертое измерение

В два часа ночи сыщик все еще не спал. Он решил включить лампу и попробовать седативную прозу. Если бы «Голос» не подействовал на него, то рассказ о смерти Дэйва мог бы, по крайней мере, открыть ему нечто такое, что послужило основой для безумной теории Дока. Он нашел это место ближе к концу книги.

...чтобы сделать аурическое видение излишне трагически правдивым.

В тот роковой вечер, в начале февраля, большинство из нас отправились на Конференцию по спиритическим феноменам послушать лекцию. Дэйв остался дома с головной болью, а Нэнси присматривала за ним.

Когда мы вернулись домой, Дэйв и Нэнси встретили нас в парадном холле. Дэйв был в скверном настроении и сразу же начал нападать на нас, называя «благочестивыми лицемерами». Зазвонил телефон. Я задержалась, чтобы ответить на звонок, в то время как Дэйв проследовал за остальными в столовую, продолжая свою обвинительную речь.

На линии был Челтнем, звонила Эмили Блейз и сказала, что у нее только что возникло странное ощущение, что что-то не так. Даже разговаривая с ней, я слышала, как Дэйв буянит в столовой. В ответ я заметила ей, что «что-то не так» мягко сказано.

— Смотрите-ка все сюда! — заходился в крике Дэйв. — Вот он, настоящий тихий убийца. Белый и пушистый.

Ст... — Послышались звуки потасовки, и что-то тяжелое упало на пол.

Я немедленно повесила трубку и поспешила в столовую. Дэйв наткнулся на меня в арке, с проклятием оттолкнул в сторону и бросился в ванную. В столовой я увидела перевернутый стул и преподобного Стоунхауса, лежащего на полу в оцепенении. У профессора Хакеля шла носом кровь. Несомненно, эти два добропорядочных джентльмена пытались помешать Дэйву, как потом выяснилось, встретиться с Ангелом Смерти.

Увы. Позже профессор Хакель зашел в ванную и обнаружил Дэйва, скончавшегося от передозировки. Он, к счастью, умер мгновенно, едва успев открыть окно ванной, чтобы сделать последний вздох. Древнее проклятие пало на него, и я увидела в этой трагедии подтверждение того, что и так уже знала: аурические вибрации никогда не лгут. Отныне я больше не буду сомневаться в цветовом значении ауры.

Фин закрыл книгу. Было ли это простым совпадением, что мисс Эмили Блейз звонила из Челтнема, когда в Лондоне совершалось убийство? Она худо-бедно обеспечила алиби Стоуни в одном случае и миссис Уэбб в другом.

— И дважды самой себе, — добавил он вслух.

Ему не удастся заснуть, пока он не осмотрит столовую и ванную внизу. Занявшись ими, он мог попутно совершить налет на холодильник.

Мертвенный свет из столовой струился наружу. Фин тихо подошел к арке и заглянул внутрь. Хакель сидел в ярком пятне света, спиной к нему, сгорбившись в своем коричневом халате. В руках он держал стакан молока.

— Профессор? У вас тоже бессонница? — спросил Фин. — Боже.. Прошу прощения... Нет, позвольте мне вытереть это.

Когда молоко было убрано, он снова извинился.

— Не беспокойтесь. Я все равно бы его вылил. Козье! Просто лень было ставить чайник.

— Предоставьте это мне, профессор. Я сам подумывал о чашке чая, бутерброде или чем-то таком. Прекрасно понимаю вашу бессонницу. Это было нелегко для любого из нас, три убийства и...

— Три?

— Я расцениваю смерть Дэйва Лодердейла как преднамеренное отравление. Во всяком случае, его отец определенно так думал. — Фин кратко пересказал содержание письма Дока, не уточняя имени главного подозреваемого. — В главном, поскольку Док мертв, похоже, он оказался прав, не так ли? Извините, я поставлю чайник.

Он не торопясь принялся хозяйничать, давая Хакелю время привести мысли в порядок.

— Я только что прочитал описание этой сцены миссис Уэбб в ее последней книге. Конечно, она разговаривала по телефону, поэтому пропустила довольно много. Что за «потасовка» на самом деле произошла здесь в тот вечер, о которой она упоминает?

Пухлые пальцы Хакеля играли в «церковь и шпиль»⁷⁰на зеленом пластике.

— Право, трудно вспомнить. Это было так давно. Дайте-ка подумать... Вот. Молодой Лодердейл разбушевался и тряс у нас перед носом маленьким пакетиком с героином. Стоунхаус пытался отобрать у него этот пакетик. Собственно говоря, отобрал.

— Что он с ним сделал?

— Сделал, сделал... Он... он пытался... бросить его мне. Видите ли, перед этим Дэйв нападал на него, а потом напал в прямом смысле.

Фин решил дожать свидетеля.

— Стоуни случайно не положил его в карман?

Забрезжил свет.

— Да, теперь, когда вы упомянули об этом, он действительно положил его в карман. Теперь я вспомнил. Видите ли, мы все стояли в пальто, у нас просто не было времени их снять. Стоунхаус сначала машинально положил пакетик в карман пальто, а потом вынул. Вынул и тут же уронил. Я поднял его, и Дэвид развернул свои пушки на меня. И, боюсь, забрал пакетик обратно.

— Так, и где была Нэнси все это время?

— Она точно была с нами здесь, в столовой. Видите ли...

— Оп, чайник. Извините меня еще раз. — Фин заварил чай и поставил две чашки. Слава Ра, подумал он, Нэнси была в комнате. — Продолжайте, профессор.

— Она все время была с нами. Мы увидели ее с Дэвидом в холле возле парадной двери, когда вошли. Они вроде как обнимались, но отскочили друг от друга, как только дверь открылась.

— Стив видел это?

— Не знаю. Если и видел, то ничем таким не отметился.

— Как вы думаете, Дэйв вошел в дом сразу перед вами? Нэнси встречала его?

Хакель нахмурился.

— Нет, наоборот. Нэнси была в пальто, а Дэйв — нет. Я бы сказал, что это она вошла.

— Чудесно. Профессор, вы мне очень помогли. Я убежден, что если мне удастся выяснить, кто убил Дэйва, это подскажет мне, кто убил Дока и Стива. Как вы считаете, этот чай еще можно пить?

Трясущаяся лапища Хакеля выплеснула его в раковину.

* * *

На следующее утро Фин опросил остальных. Он начал с того, что помог Эрнестине вымыть посуду после завтрака. Все, что она могла вспомнить о том роковом вечере, это «была драка, там была драка. И маленький пакетик упал на пол».

Данк, припертый к стенке в библиотеке, был столь же неопределенным.

— Молодой негодяй ударил Стоуни и Хакеля, я помню это, — сказал он. — Я как раз собирался вмешаться, но парень развернулся и убежал, будем говорить, поджав хвост. — Данк ничего не помнил ни о падении пакетика на пол, ни о каких-либо других деталях. — Меня ведь занимали совершенно другие мысли. Майра лежала в земле уже несколько месяцев, а ее родственники все еще не разговаривали со мной. Я говорил вам, что свалял дурака на похоронах. Знаете, я хотел договориться, чтобы на могилу Майры приносили цветы, свежие цветы каждую неделю... но не мог заставить себя позвонить в похоронное бюро. Я даже боялся нечаянно столкнуться со старым Смертом...

— Смерт!

Под конец разговора Фин еле сдерживался, чтобы не разразиться безумным смехом. Удивительно, что он вышел из библиотеки, не подпрыгивая, и даже когда был один в холле, позволил себе лишь короткую ухмылку, неистовый шепот:

— Ура! Ура! Ура! Спасибо, ваша честь!

Несколькими минутами позже в комнате отдыха он склонил Стоуни на игру в дартс.

— Да, я немного помню тот вечер. Хотя стараюсь скорее забыть неприятности, если получается. Должен признаться, что все это начал я. Дэйв тряс своим наркотиком у меня перед носом, чтобы, понимаете ли, завести меня. Мне пришло в голову попытаться спасти его от самого себя, если понадобится, силой. Потом, конечно, я разозлился, и это, должно быть, было как-то связано с наркотиком. Из каких-то смешанных побуждений я выбил пакетик у него из рук. Тот упал на пол. Затем я попытался оттолкнуть Дэйва от пакетика и удержать, пока кто-то другой не подберет его с пола. Подобрал Хакель. Я очень сожалею, что мой план не сработал, и Дэйв наградил обоих оплеухами за наши заботы.

— Скажите, Нэнси находилась в комнате? Или вы не обратили внимания?

— Полагаю, да. Она все время была рядом, и этот позорный эпизод произошел у нее на глазах. Они с Дэйвом были в парадном холле, когда мы пришли. Казалось, она сама только что пришла. Или собиралась уходить. Так или иначе она была в пальто, если вы не знаете.

Фин не стал доигрывать в дартс и пошел в гостиную к Нэнси, чтобы выслушать ее версию.

— Дэйв и я стояли в холле на первом этаже, когда остальные вернулись домой, — сказала она. — Разговаривали. Потом произошла ссора, и началась драка. Один раз гниль⁷¹уронили на пол.

— Что такое гниль?

— Вы не знаете? Это как маленький чайный пакетик, только пластиковый.

— Пожалуйста, попытайтесь вспомнить каждую деталь того, что произошло. Кто дрался и как это началось?

— Хорошо. Короче, Дэйв дразнил гни... пакетиком Стоуни, но преподобный выбил стафф⁷² у него из руки. Затем он вроде как толкнул его, и тот уже не смог подобраться к пакетику. Я имею в виду, оттолкнул — Стоуни оттолкнул Дэйва. А потом профессор подобрал пакетик и положил в карман. В карман пальто. Все были в пальто.

— Вы уверены в этом? В карман с клапаном?

— Определенно. Потому что, когда Дэйв забирал пакетик обратно, он чуть не разорвал пальто пополам, вытаскивая его из кармана.

— Я не думаю, что Хакель будет держать такое пальто у себя.

— Да, по-моему, он сдал его в починку или куда-то еще.

— Отлично. Это все, что я хотел знать. — Фин встал, чтобы уйти.

— Что вы собираетесь делать дальше?

Он улыбнулся.

— Собираюсь сегодня заказать себе гроб.

— Себе гроб!

— Конечно. Теперь, когда все три убийства раскрыты, думается, я заработал в некотором смысле упокоение. Без сомнения, наш убийца будет не против.

— Вы раскрыли их?

— Ну, почти. Я пока не знаю, кто это сделал, впрочем, это рутинная вещь. Но один момент все еще озадачивает меня. Что вы с Дэйвом делали в тот вечер в парадном холле, когда дверь открылась?

И снова она отскочила, как, вероятно, отскочила тогда.

— Что?

— Хакель думает, что вы «обнимались». Я думаю, вы давали Дэйву его наркотик. Перед этим вы выходили, чтобы купить ему дозу, не так ли?

Это был хороший вопрос, и она на него не ответила.

* * *

Мистеру Смерту не нравилось, что его удерживали за столом и снова допрашивали. Он то и дело снимал пенсне и усердно протирал его, тем самым выражая свое недовольство.

— Я уже ответил на многочисленные вопросы полиции, — устало проговорил он. — В самом деле, мистер Пин...

— Фин. На этот раз мои вопросы касаются не только странного исчезновения преподобного Стоунхауса. Вопрос первый: Вы продадите мне гроб?

— Продать вам гроб... Позвольте, для каких нужд?

— Для моих собственных нужд. Я уверен, что вы продадите мне один, если скажу, что, во-первых, это почти наверняка поможет поймать убийцу, во-вторых, название вашей фирмы нигде не будет упомянуто, и, в-третьих, можно сделать среднедорогой. Мы договоримся?

Блеск в пенсне, казалось, изменился с враждебного на алчный.

— Допустим. Ваши следующие вопросы?

— Вопрос второй: не могли бы вы мне рассказать о вашем бывшем клиенте?

— Об этом не может быть и речи. Я никогда и ни с кем не обсуждаю своих клиентов. Между прочим, я собирался пообедать.

— Я хочу проверить только имя, больше ничего. Проходил ли по вашей фирме клиент по имени Р. У Форстер? Миссис Р. У Форстер? Похороны состоялись несколько месяцев назад.

— Миссис Регина Форстер, да. Я хорошо ее помню. Еще вопросы есть?

Фин поднялся.

— Последний. Могу я поговорить с двумя мужчинами, которые работали здесь в тот вечер, когда исчез преподобный Стоунхаус? Билл и Генри, кажется, их звали?

Смерт выглядел расстроенным.

— Форбс и Медоуз, вы имеете в виду. Генри Форбс на несколько дней приболел. А Уильяма Медоуза вы найдете сейчас в «Фолсолл Армз», пабе, расположенном чуть дальше по дороге. Он там обедает. Теперь, что с вашим гробом?

— Детали мы можем обсудить позже. Пока достаточно длины: шесть футов три дюйма или, по-теперешнему, если вы предпочитаете метрическую систему, ровно сто девяносто сантиметров. До свидания, мистер Смерт. Приятно иметь с вами дело.

В «Фолсолл Армз» Фин заметил красное лицо Билла Медоуза, склонившегося над пинтой пива и тарелкой с сэндвичами. Он снова представился и сразу перешел к делу.

— Вы и ваш коллега Генри предположительно были последними, кто видел преподобного Стоунхауса в часовне в тот вечер. Не могли бы вы рассказать мне в точности, что вы видели и слышали?

— Ничего. Мы с Генри собирались отвезти груз, и нашли его плащ на одной из скамей. Остальное вы знаете.

— Меня интересует немного другое. Что произошло после того, как вы покинули похоронное бюро в фургоне?

Билл посмотрел на сыщика поверх края своей кружки.

— На что вы намекаете? Мы поехали в этот чертов аэропорт, куда же еще. Сдали груз на таможне, со всеми бумагами и прочими делами, и сразу вернулись. А вам что нужно?

Фин попытался завоевать доверие собеседника и понизил голос.

— Небольшое дело о пропаже драгоценностей, — сказал он конфиденциальным тоном. — У преподобного Стоунхауса было с собой нечто вроде каменного жука. Ну, человек нашелся, жив-здоров, а вот жука мы пока не нашли. Я пытаюсь отследить его.

— Не смотрите на меня, приятель! Я не знаю...

— Конечно, вы не знаете. Дело в том, что это не просто камень. Видите ли, это была египетская реликвия, скарабей. Стоит, правда, не так уж и много. Но примечателен он тем, что на нем лежит древнее проклятие. Любому, кто владеет им, угрожает опасность. Опасность умереть насильственной смертью.

— Продолжайте! — Билл ухмыльнулся, осушая свою кружку. Фин купил ему еще одну.

— Нет, я серьезно. Я знаю, это звучит дико, но я сам видел, как это работает. Последние три человека, у которых он был до Стоунхауса, теперь мертвы. Одним из них был Стив Сонди. Догадываетесь, к чему я клоню?

Ухмылка Билла дрогнула и исчезла.

— Стив Сонди был «грузом», который мы доставили в аэропорт, — быстро проговорил он. — Провалиться мне на месте!

— Теперь вы понимаете, как важно найти человека, у которого он сейчас? Меня интересует только его физическое благополучие. Не может быть и речи о предъявлении обвинений, если он вернет скарабея.

— Смотрите сюда. — Билл выглядел серьезным. — Он у Генри. Клянусь, Генри взял его, и это факт. Я не суеверен, но с такими вещами никогда нельзя быть уверенным. Генри — вот, кто вам нужен. Он нашел его, когда наткнулся на плащ, понимаете? И показал мне уже в фургоне, как только мы отъехали.

«Симпатичный камушек, — говорит, — стоит, правда, недорого, но как сувенир на память сойдет. Пожалуй, оставлю его себе». Я сказал ему, что он сумасшедший, что из-за него у нас обоих будут серьезные неприятности. А он в ответ: «Высади-ка меня у дома, я спрячу эту штуку подальше, и ее никто не найдет».

Я не хотел, но высадил его. Генри живет в Харлсдене, недалеко от трассы. Он зашел в дом, а я сидел и ждал в фургоне минут десять. Потом посигналил ему. Мы уже опаздывали.

Тут он высовывает голову в окно и говорит: «Билл, тебе придется ехать одному. Со мной творится что-то неладное». У меня внутри так все и перевернулось. С тех пор на работу он не выходил. Мне ничего не оставалось, как отвезти груз в Хитроу, что я и сделал. Я ничего не рассказал об этом мистеру Смерту, иначе бы он из меня всю душу вынул, — он такой дотошный.

— Не очень мне нравится, как все это выглядит, — сказал Фин. — Вот так заболеть сразу, как Генри... Сколько у вас осталось времени до конца обеда? Не могли бы вы прямо сейчас отвезти меня к нему домой?

— Я отвезу вас. — Билл допил свою вторую пинту, рыгнул и стряхнул крошки с черного костюма. Затем он высморкался, поправил свою матерчатую фуражку и мотнул головой в сторону двери. — Я готов. Едем.

По трассе они ехали быстро, затем машина свернула на разбитую, извилистую улочку Харлсдена, где половина домов стояла с заколоченными окнами.

— Скоро это снесут и построят муниципальное жилье, — объяснил Билл. — Вот мы и приехали — Он остановился перед пустым магазином на углу и указал на верхние окна, — пожалуй, единственные из тех, что они видели, — окна с занавесками. — Ему чертовски повезло, что он живет в этом районе. Если его снесут, он получит муниципальную квартиру. Для некоторых отличный вариант.

Они звонили в дверь и ждали, стучали и ждали.

— Может, Генри того — вышел? — предположил Билл.

Фин достал из бумажника пластиковую кредитную карточку.

— В обычной ситуации я бы не стал этого делать, — объяснил он свои действия. — Но тут, кажется, экстренный случай. — Он просунул карточку между дверью и косяком, открывая пружинный затвор.

За дверью сразу начиналась узкая лестница с облупившимися стенами. На полу не было никаких писем, кроме изрядной кучи рекламных проспектов и предложений услуг мини-кэба⁷³.

— Смотрите, пару дней почту не забирали точно, — хмуро заметил Фин и начал путь наверх.

Как и во многих подобных квартирах, здесь наличествовало три комнаты: спереди большая спальня-гостиная, кухня поменьше сзади, и совсем крошечные ванная и туалет рядом с холлом. В квартире стоял запах разложения; они сразу же определили источник — мусорный педальный бачок, переполненный остатками гниющей пищи. За исключением бактерий на кухне и паука в ванной никаких других форм жизни здесь не присутствовало. И вдруг, как раз в тот момент, когда Фин потянулся к ручке двери гостиной, голос в глубине произнес:

— Надеюсь, вы не это имели в виду, доктор.

Сердца их замерли, но через секунду американский акцент и приглушенный тон были идентифицированы как работающий телевизор. Они открыли дверь и вошли.

Телевизионная картинка превратилась в абстрактный рисунок, ряд сгруппированных, заключенных друг в друга черных вопросительных знаков — как иллюстрация самой обстановки комнаты, которая вызывала один вопрос за другим: полупустой чайник с заваркой и наростом плесени; пепельница с несколькими окурками и одним неповрежденным столбиком табачного пепла; газовый камин, включенный на оптимальный режим; разобранная — на ночь — постель; нетронутый слой пыли на деревянных подлокотниках; осколки чайной чашки и высохшее звездообразное пятно ее содержимого на линолеуме.

Скарабей, брошенный на кофейном столике.

И никакого Генри Форбса.

— Что с ним случилось? — прошептал Билл.

— Вот это, — ответил Фин, поднимая скарабея за шнурок двумя пальцами. — Похоже, проклятие настигло бедного Генри как раз в тот момент, когда он сидел за чашечкой превосходного чая.

Обычно малиновое, как говядина, лицо Билла приобрело бледно-розовый оттенок.

— Мне нужно работать, — внезапно произнес он. — Помните, меня здесь с вами не было. Я ничего об этом не знаю.

— Не волнуйтесь. — Фин поднес камень к свету. Отполированная поверхность блестела, как жесткие крылья настоящего жука. — Я позабочусь об этом. — Прежде чем оглянуться назад, он услышал, как завелся мотор, включилась передача, и машина Билла уехала.

Сыщик битый час рылся в квартире, то и дело пуская в ход свою лупу. Ни на скарабее, ни на ручке чайника не было отпечатков пальцев — странно, но не трагично. Ни под кроватью, ни на шкафу не было чемодана — необычно, но не сказать, что необъяснимо. Зубная щетка Генри, казалось, исчезла вместе с ним — весьма оригинально, но все же не зловеще.

— В конце концов, — обратился Фин к скарабею, — он мог наливать чай в перчатках; помощники гробовщиков привыкают работать в перчатках и не замечают их. Возможно, у него никогда не было чемодана или он кому-то его одолжил. И он может быть беззубым — нет, я помню эти его белые ровные показывающиеся в улыбке... зубные протезы? А ты как думаешь?

Скарабей не ответил. Нажав на педаль, сыщик еще раз заглянул в мусорный бачок, после чего закрыл входную дверь квартиры Генри, шагнул на улицу и, насвистывая, отправился искать телефонную будку.

Глава шестнадцатая. Кладесь орфографической реформы

— Инспектор Гейлорд?

— Гейлорд слушает. Алло?

— Алло, — сказал третий голос на линии. — Это «Фунт изюма»?

— У телефона старший детектив-инспектор Гейлорд. Говорите.

— Это Теккерей Фин, инспектор. Я...

— Я пытаюсь дозвониться до магазина «Фунт изюма» мистера Перкина. Алло?

На второй попытке Фин узнал, что номер телефона Скотланд-Ярда не обслуживается. На третьей, однако, чудо современных систем связи сработало. Он смог поговорить с Гейлордом на полпути через Лондон, порадовав его сообщением о новом исчезновении.

— Дьявольщина! — выругался полицейский.

— Что ж, подходящее название для всего дела.

— Я сам начинаю верить в этого проклятого жука.

— Инспектор, могу вас заверить, что дни вашего проклятого жука сочтены. Он больше не потребует жертв — ну, разве только еще одной, а затем внезапно потеряет свои чары навсегда. Кстати, вы получил тот образец, который я вам послал?

— Получил. Лаборатория уже поработала с ним. Никаких металлических ядов, никаких летучих ядов, никакой щавелевой кислоты — ничего, кроме крови и завтрака. Они говорят, что миссис Уэбб либо наглоталась бритвенных лезвий, либо, что более вероятно, у нее язва. Или, возможно, рак.

— То же самое мне сообщили из анонимных медицинских источников. Есть еще новости?

— Есть. Мы проверили алиби Нэнси Мичи на момент совершения обоих убийств. Выглядят они достаточно убедительно, если только Дуди не врет.

— Для меня это не является неожиданным.

— И мы узнали, что Морис Уэбб...

— Молчание, инспектор, молчание. Позвольте мне попробовать догадаться самому. Вы обнаружили, что теория Дока насчет Мориса Уэбба неверна. Так?

Гейлорд кашлянул.

— Ну, так. И как вы это поняли?

— Все это есть в письме Дока. Его теория полностью основана на предположении, что Дэйв видел Уэбба в Солсбери 7 августа 1960 года, в свой одиннадцатый день рождения. Дэйв его не видел.

— Не видел? Почему?

— Потому что закон, энактированный в 1600-х годах, о запрете проведения театральных представлений по воскресеньям тогда еще не был отменен. Его отменили в 1972 году. Одиннадцатый день рождения Дэйва пришелся на воскресенье, так что он не мог видеть Уэббов в качестве своего ежегодного «гостинца». Все это есть в письме.

— Может быть. Конечно, Док должен был принять это во внимание. У Дэйва, наверное, и раньше были дни рождения по воскресениям.

— Да, его шестой был в воскресенье, но Док пишет, что гостинцы на дни рождения начались годом позже. Бедный Док! Вся эта работа по доказательству ложной теории! Не говоря уже о том, что тебя удавили, как щенка.

Гейлорд, помолчав, сказал:

— Может, Дэйв получил свой гостинец на следующий день?

— На следующий день Уэббов не было в Солсбери. Они зарезервировали ангажемент на неделю, с первого августа. Конечно, гостинец мог случиться на день раньше, но это делает историю Солсбери слабой и надуманной. Максимально разрушительной для сложной теории Дока. Я думаю, что Дэйв Лодердейл никогда не видел Мориса Уэбба.

— Полагаю, вы правы, — сказал Гейлорд. — По более веской причине. Уэбб жив и здоров, но он за границей.

— За границей? Где?

Как раз в этот момент таксофон шумно потребовал еще денег, зажевав ответ полицейского.

— Вы меня слышите? Я сказал...

— Не трудитесь, инспектор, я в силах догадаться. Вероятно, ответом служит тропическая птица на марке того письма. Что-то мы с вами сегодня долго. Мне нужно вернуться в дом, пока не стало слишком поздно.

— Слишком поздно? Слишком поздно, чтобы предотвратить еще одно убийство?

— Нет, слишком поздно для еще одного убийства. Абсолютно необходимо, чтобы произошло еще одно убийство. До свиданья, инспектор. — Фин быстро повесил трубку во избежание последующих вопросов. В конце концов, настоящие сыщики должны оставлять озадаченных полицейских с длинными гудками.

Затем он позвонил человеку в Британский музей, Отдел египетских древностей, и описал ему скарабея.

— Как вы думаете, это может быть похищенным имуществом?

— Несомненно, — сказал эксперт. — Сердечные скарабеи таких размера и качества, которые вы описываете, довольно редки. Их не может быть много в обращении.

— Почему «сердечный»?

— Египтяне обычно клали их в саваны мумий над сердцем. Позже они открыли само сердце и поместили камень внутрь. Вы знаете что-нибудь о египетской религии?

— Да, — ответил Фин. — Кое-что. Хепри, навозный жук, должен был каждый день катить солнце по небу.

— Верно. В их представлении навозник — это некий священный двигатель, управляющий всем в верхнем мире. И сердце, похоже, тоже воспринималось чем-то вроде двигателя, понимаете?

— А надпись на обороте?

— Конечно, мне бы хотелось взглянуть на нее, чтобы быть уверенным, но у нас в музее есть похожий образец большего размера и, я подозреваю, гораздо лучший. Датируется примерно 1300 годом до нашей эры. Надпись на обороте нашего скорее демотическая, чем иероглифическая, и я полагаю, что ваша во многом идентична ей.

— Случайно, это не проклятие?

— Нет, это цитата из Книги мертвых, в той или иной мере объясняющая, как сердце снова оживет в посмертии, или загробном мире. Вы говорите, что ваша надпись занимает десять строк; наша тоже, я уверен, что они идентичные. Знаете, несмотря на популярную идею, египтяне накладывали проклятия не чаще, чем мы, современная цивилизация.

— Я знаю, — сказал Фин. — Однако я должен был спросить. Как вы думаете, он мог пропасть из музея?

— Возможно. Посмотрите на обороте жука — нет ли там мазка краски с номером на нем.

Фин посмотрел.

— Нет, но видно, что тут что-то соскоблили и довольно грубо. О, может быть, у вас есть списки украденного имущества? Кража должна была произойти приблизительно год назад или немногим более того.

— Минуту. — Египтолог вернулся через несколько минут: — Похоже, это музей Гиллингтона в Блиндфорде. Украден одиннадцатого января прошлого года. Маленький музей, вероятно, без особых мер безопасности. Могу предположить, что кто-то просто поднял стекло и взял его.

— Блиндфорд, это где?

— Недалеко от Плимута, крошечная деревушка.

— Плимут? Прекрасно. Но как в крошечной деревушке оказался столь ценный экспонат, мистер Эндрюс?

— О, у них довольно приличная коллекция, хотя и небольшая. Я видел ее. Смею полагать, у вас в руках, мистер Фин, один из лучших сердечных скарабеев в Британии. Очень ценный.

— Насколько ценный?

— Я не могу судить. Такой запросто может стоить сто и даже сто десять фунтов!

* * *

По возвращении в общину Фин сразу поднялся наверх, чтобы навестить лежачую больную. Эрнестина читала ей мудрствования стародавней мадам Блаватской, но ему удалось добиться приватной аудиенции.

— Вы выяснили, кто мне давал яд? Обкрадывал меня и предавал?

— Не совсем, миссис Уэбб. Зато я выяснил некоторые вещи, о которых я, вероятно, по вашему представлению, не должен был знать. Например, о похоронном бюро Роуздейл.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Она уставилась в окно.

— Они снабжали вас информацией для ваших сеансов. Мне поподробнее?

Она стиснула свои мощные челюсти и ничего не сказала.

— Когда умерла жена Брюса Данка, он поссорился с родственниками на похоронах — организованных в Роуздейл. Ваши духи моментально обо всем прознали. Когда близнецы Блейз потеряли своего брата, ваши духи моментально прознали, что происходило на его похоронах — организованных в Роуздейл. И когда мать Алана Форстера умерла, обручальное кольцо с ее пальца...

— Вы ничего не знаете об аппортах, — огрызнулась она.

— Я знаю, что они являются духовными проявлениями материальных объектов, способных перемещаться космическими силами, проникать сквозь непроницаемое и так далее. Но в данном случае аппорт сделал крюк. По пути из завинченного гроба к вашему столу для спиритических сеансов он на некоторое время остановился в вашем картотечном шкафу в кабинете наверху. В любом случае не будет ошибкой предположить, что кто-то, работающий в Роуздейл, снял кольцо как раз перед тем, как гроб был закрыт.

— Пожалуйста. Я не очень хорошо себя чувствую. Как вы можете так мучить меня, мистер Фин?

— Я искренне сострадаю вам, поверьте. Но для нашего общего блага мне необходимо задать эти вопросы. Также я узнал, что ваш бывший муж, Морис Уэбб, жив. И живет, полагаю, в Солсбери. В том Солсбери, который, если не ошибаюсь, в Родезии⁷⁴.

Пожилая женщина, — определенно выглядевшая старше, чем за все эти дни, проведенные с Фином, — с полминуты смотрела на него, затем отвернулась и заплакала. Ее рыдания убедили его, что сыщики действительно, как многие говорили, подонки и ублюдки. Тем не менее, когда ее слезы иссякли, он продолжил.

— Миссис Уэбб, не хотите ли вы рассказать мне о Морисе?

— Он бросил меня почти двенадцать лет назад. Сначала я не могла в это поверить, в голове вертелась мысль, что с ним, должно быть, произошел какой-то ужасный несчастный случай: потерял сознание — попал в больницу — умер. Вместо того, чтобы, как те полоумные, бежать обзванивать полицейские участки и морги, я предпочла связаться с ним экстрасенсорными средствами. Позже, когда я узнала, что он жив, я развелась с ним.

— Но тогда же вы создали Мориса — «хозяина»⁷⁵ — как часть своего репертуара.

— Нет, все было не так, — упорствовала она и, высморкавшись, продолжила: — Я действительно общалась с ним, я никогда в этом не усомнюсь. Но я верю, что это, должно быть, его ка был материализован мною. Ка — это та часть души, которая может покинуть тело еще при жизни⁷⁶. Тем не менее это был настоящий Морис. Не сегодняшняя модификация, живущая в Родезии. Не Морис предатель. Но тот прежний, идеальный Морис, нежный и заботящийся...

О, я знаю, вы думаете, что я старая шарлатанка, обманывающая своих доверчивых клиентов. Но вы ничего не знаете о Другом Мире. Видите ли, у меня действительно есть сверхъестественные способности. Я действительно вхожу в состояние транса и разговариваю с теми, кто ушел из жизни. Просто иногда это бывает трудно. Силы так хрупки, так легко блокируются неверием. Время от времени мне нужна небольшая помощь. Информация, если хотите. Просто чтобы помочь мне преодолеть скептиков и посрамить моих врагов. Просто чтобы дать тем, кто верит, знак веры.

— Кто информатор в Роуздейл?

— У меня нет информатора в Роуздейл, мистер Фин. Позвольте мне рассказать вам, кто мои источники. Время от времени мне помогали другие медиумы. Люди, которые понимают мою проблему. У меня есть много источников в Другом Мире, которые говорят со мной и направляют меня, когда я одна.

— А источник информации о Роуздейл — кольцо?

— О, это подарок моего любимого эфирного существа. У меня есть основания полагать, что это дух усопшего представителя древней расы, возможно, древнего человека с Марса. Нет, вы можете смеяться, но я много раз разговаривала с ним, по телефону. Он и прислал мне кольцо.

— Мне кажется, я понял, — мягко сказал Фин. — И я конечно же верю в вашего марсианина.

* * *

За ужином бесчувственный детектив, казалось, пребывал в прекрасном расположении духа. Словоохотливый, одетый в красную рубашку с открытым воротом и нелепого вида оксфордские баги⁷⁷, он держался подальше от кровоточащих ран недавних трагедий, рассказывая о звучных нелепостях в историях со знаменитыми литературными сыщиками.

— Простой пример — блуждающее ранение доктора Ватсона, — говорил он. — Полагаю, все это знают. Или известный случай, когда Шерлок Холмс, исследуя следы велосипедных шин в болотной грязи, довольно ловко вычислил, в какую сторону ехал велосипед. Насколько помнится, его вывод основывался на том, что след задней шины всегда перекрывает след передней. Я никогда не понимал, как это помогло ему определить, двигался велосипед на запад или восток. Но даже у сыщика, с которого списан Холмс, гениального Огюста Дюпена, были свои неудачи...

После ужина компания перекочевала в гостиную, где Фин предложил провести спиритический сеанс с уиджей⁷⁸.

— Я знаю, что все вы с удовольствием примите в нем участие, — сказал он и, не дожидаясь единодушного одобрения, бросился в кабинет за доской и указателем.

Спиритическая доска открыто лежала на полке, а вот указатель, маленькую планшетку в форме сердечка на колесиках, пришлось извлекать из беспорядочной кучи, сдвинутой на край стола. Колесико, угодив в лоток, запуталось в скоплении резинок, и одна, особо толстая, намоталась на ось. Пока он разбирался с ней, — кропотливая работа, поскольку у миссис Уэбб, по-видимому, была привычка страдающего от безделья канцеляриста скручивать резинки вместе, — он осмотрел кучу целиком. Повинуясь порыву, он вытащил из нее волшебную лозу — раздвоенный ивовый прут — и прихватил с собой.

— Я едва не упал, спускаясь по лестнице с такой ношей, — сказал он, загоняя толпу в комнату для сеансов. — Эти баги, я мог бы спрятать в них пару коротких автоматов и один обрез. Тем не менее хотелось постаромоднее.

Нэнси кивнула.

— Угу, они вышли из моды год назад.

— Правда? А я думал лет сорок. Как быстро бегут года, когда ты приятно проводишь время. Вот мы и пришли. — Он свалил ношу на стол для сеансов. — На всякий случай прихватил еще волшебную лозу, поскольку надеялся, что Стоуни окажет нам любезность небольшой демонстрацией. Я, не поверите, никогда в жизни не видел, как пользуются рогулькой или проволокой.

Стоуни пытался отнекиваться, но общими усилиями его удалось уговорить.

— У меня нет уверенности, что это применимо в данных условиях, — наконец объяснил он свое нежелание — Требуется некоторое время, чтобы настроиться на фоновое излучение. Однако я покажу вам, как это работает, когда это действительно работает. — Он схватил рогульку за оба ответвления и вытянул прямо перед собой. — Видите? Концы надо держать вот так и сгибать, чтобы поддерживать натяжение спереди. Потом...

Лоза неволшебно сломалась, и Стоуни чуть не упал. Фин бросился на помощь.

— Оп, слишком перегнули. Ах вот в чем беда. — Фин поднял сломанный конец. — Кто-то в этом месте сделал зарубку. Хм, зарубки на обоих концах. Видимо, это и ослабило рогульку.

Священник, нахмурившись, осмотрел сломанный конец.

— Странно. Я никогда не замечал этого раньше. Зарублено для удобного хвата, полагаю, прежним владельцем. Видите ли, я покупаю только тот инструмент, который положительно проявил себя в практической биолокации. Однако странно, что он не сломался раньше.

— Может, кто-то пошутил? — предположил Фин.

— Все это очень занимательно, — вмешался Хакель. — Но если комедийная часть закончена, я бы хотел увидеть следующий акт.

— Кстати об актах, — сказал Фин. — Пользуясь случаем, я хотел бы пригласить всех на собственное небольшое представление. Точная дата пока неизвестна, но скоро я проведу сложный йогический эксперимент в Садах Кью⁷⁹.

— Эксперимент какого рода? — вопрос Хакеля прозвучал настороженно.

— Увидите. В свое время вы все узнаете. — Покончив с загадочным анонсом, Фин потер руки — Ну что ж. Пусть царствуют космические силы. Есть желающие записывать сообщения?

— Мой блокнот всегда со мной, — подала голос Эрнестина, поднимая блокнот для стенографии.

— Превосходно!

Хакель выглядел удивленным.

— О, превосходно. Всем хорошо известно, что слово ouija состоит из двух «да»: французского oui и немецкого ja, но мы ответственно и со всей тщательностью зафиксируем каждый слог несуразицы на бумаге. Я не могу придумать более подходящего названия для этой маленькой игры в подтасовку.

— Это, знаете ли, не совсем справедливо, — сказал Стоуни.

— Несправедливо, — согласился Данк. — В прошлый раз мы получили несколько чертовски интересных посланий. От этого эскимосского малого, Нукнука, и еще кого-то, не помню.

— Послушайте меня! — Хакель хлопнул ладонью по столу. — Мы спорили об этом сотни раз. Я устал объяснять, что перемещения указателя вызваны никак не потусторонними силами. Они вызваны движениями наших рук-незаметными бессознательными толчками, которые мы называем идеомоторными движениями.

Данк хихикнул.

— Я чертовски плохо разбираюсь в психологии идиотов, — сказал он. — Но я знаю, что доска работает!

— Совершенно верно, — откликнулся Стоуни. — Даже если допустить, что движения вызваны нашими руками, что направляет наши руки? Вы говорите, бессознательный разум. Но я заявляю, что бессознательный разум сам может обнаружить присутствие тонких эманаций...

— Я и говорю, давайте попробуем, — вмешался Фин. После реплики Данка «Правильно-правильно» они приступили к спиритическому сеансу. Эрнестина собрала обломки волшебной лозы, положила их на карточный столик в алькове и села, приготовившись записывать. Даже Хакель не отказался положить свою лапищу на указатель вместе с остальными.

Первым проявился дух убийцы президента Кеннеди, который представился мистером Джеблом. Данк спросил его, где он родился, — более чем намекая, что это Африка, — и Джебл ответил: Огайо. Изобразив рукой касание указателя, Фин попросил Джебла назвать столицу Огайо.

Крстср, сообщил указатель, затем Бостон.

По мере увеличения числа духов, выходящих на связь, росла и заинтересованность заседающих в получении сообщений и их расшифровке. Они быстро разобрались, усилиями Данка, что Норте нужно читать как Нострадамус, а Фгед — как христианское имя⁸⁰ снежного человека. Однако провансальский провидец и йети, казалось, игнорировали нормальный язык и предпочитали общаться на родном диалекте. К удивлению Хакеля, они впали в непроизносимую абракадабру, совершая бессмысленные спирали по алфавиту.

— У меня есть ощущение, что Дэйв здесь, — произнес Фин. — Дэйв, это ты?

Указатель заколебался, закрутился по спирали, ненадолго замер, а затем переместился в положение «Да».

— Ты можешь рассказать нам о своей смерти, Дэйв?

—Да.

— Что ты хочешь нам сообщить? Это было убийство?

— Да. Да. Да. — Указатель описывал небольшие дуги, тыча в «Да», пока не перешли к следующему вопросу.

— Что ты хочешь сообщить о своей смерти?

Медленно, с долгими паузами, указатель наконец выдал Стоунхак.

— Что это значит?

Ответа не последовало.

— Мне кажется, я знаю, — сказала Эрнестина.- Может, кто-то помнит, как однажды Дэйв на сеансе спросил Мориса о Солсбери? Что-то вроде «Свидимся в Солсбери», помните? Ну, потом мы все это обсуждали. Я помню, мы решили, что это как-то связано с Солсбери и тамошним священным местом.

— Стоунхендж! — Зализанная голова Данка подпрыгнула. — Без сомнения, он пытался сказать «Стоунхендж».

Нэнси задрала струящийся рукав, который норовил сползти и встать на пути указателя.

— Как насчет «хака»? — коротко спросила она.

— Я полагаю, — ответил Стоуни, — что хак⁸¹ был чем-то вроде древнего камнерезного орудия, возможно, зубила, каким пользовались во времена Стоунхенджа.

— Черта с два! — грубо возразила Нэнси. — Дэйв пытался назвать нам имена своих убийц: СТОУНи и ХАКель.

Пока изумленные мужчины искали что ответить, Фин взял слово:

— Почему бы нам не спросить самого Дэйва, что он имел в виду? Дэйв, ты пытался сообщить имя своего убийцы?

Молчание.

— Хорошо, ты говорил о Стоунхендже?

—Не занимайтесь ерундой. Если бы я хотел так сказать, я бы так и сказал. Меня дико утомляет, как всем вам невтерпеж найти мистический смысл в моих словах. Скажи я «Бат», все моментально бы решили, что я говорю о городе вблизи священного места в Гластонбери, но хоть бы одна душа подумала о ванной, в которой я склеил ласты^{2}63. Неужели вам трудно дать духу высказаться до конца?

После такой вспышки гнева у них заныли руки.

— Кто-то развлекается, — заподозрил Стоуни.

— Чья бы корова...

Фин еще раз попросил Дэйва назвать своего убийцу и перестать валять дурака.

— Ключи на столе.

— Чепуха! — ответил Хакель. — На столе нет ничего, кроме доски и наших рук.

— А если карточный столик? — Фин метнулся к алькову и перебрал лежавшие на карточном столике приспособления. — Ключей довольно много. — Повернувшись спиной, он расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. — Или имелись в виду оба стола? Давайте сложим всё это вместе и посмотрим, что нам удастся из этого извлечь. — Он перенес «ключи» на обеденный стол.

— Картонный рупор. Мандолина. Колокольчик. Сломанная волшебная лоза. Пустая грифельная доска. — Он продемонстрировал доску, девственно пустую с обеих сторон. — И уиджа. Итак, каким образом они указывают на нашего убийцу?

Эрнестина нахмурилась.

— Надеюсь, никто не обвиняет миссис Уэбб?

— Ну, это было бы слишком очевидно, — ответил Фин. — Я уверен, Дэйв не такой простак. Может быть, он хочет, чтобы мы смотрели на эти предметы как на символы.

— Грифельная доска и колокольчик могут отсылать к школам старого типа. Рупор имеет форму конуса, что может указывать на дурацкий колпак, веточка лозы — на розги. Доска с алфавитом на ней и указателем очевидным образом наводят на мысль об уроках английского языка и указке. Учитель? Профессор?

— Ой-ой-ой, я сдаюсь, — сказал Хакель. — Вот это действительно самое настоящее, самое откровенное труляля. Вы хотите мне сказать?..

— И в мыслях не было. Просто показываю, куда можно пристроить «ключи на столе».

— И все же, — заговорила Нэнси, — в этой идее что-то должно быть.

— Гораздо больше, чем мы извлекли. Колокольчик и мандолина — музыкальные инструменты. Джазовые певцы использовали мегафон как этот конический рупор. И, конечно, веточка лозы — это дирижерская палочка. Могут ли символы указывать на данс-бэнд 1930-х как на убийцу? Или, проще говоря, на музыканта?

— О, — произнесла Нэнси очень тихо.

Стоуни задумался.

— Действительно, нелегкая задача. Кто бы это мог быть? Профессор или музыкант?

— Почему же только они? — Фин поднял веточки волшебной лозы, соединяя их в рогульку. — Сей инструмент может указывать сразу в трех направлениях, как и наши ключи. Мандолина — итальянская, конический рупор напоминает колпаки еретиков, которых казнила римская церковь. Колокольчиками, полагаю, инквизиция выгоняла из жилищ и проклинала ведьм, а на грифельной доске писала ведовские грехи, чтобы все на площадях видели, за что их сжигают. — Он разломал веточки на части. — На таком вот хворосте. Мог ли убийца быть человеком, связанным с религией? Священнослужителем? Особенно, если он еще и водяной колдун?

Эрнестина высказала свое мнение:

— Но это также может указывать на еретика. То есть отвергающего веру. — Она посмотрела на Хакеля. — Профессор, который играет на пианино.

— Да хватит вешать на меня всех собак! — взорвался Хакель, вскакивая. — Я не верю в вашу чепуху, я профессор и я действительно играю на пианино. Ну и что? Я не убивал Дэвида Лодердейла. Человек, который убил его, сидит тут... разыгрывает из себя христову невесту!

Брови и клыки Стоуни пришли в движение, но язык онемел.

— Я точно могу сказать, как он этот сделал, — бушевал Хакель. — Он забрал у Дэвида пакетик с наркотиком и положил к себе в карман. А потом достал оттуда дубликат. Пакетик с ядом!

— Я... Я совершенно бессилен что-либо сказать, — выдохнул Стоуни. — Но вы заблуждаетесь, профессор. Вы, должно быть, заблуждаетесь.

Нэнси хотела что-то сказать, но Фин заговорил первым.

— Не слишком ли много значения вы придаете простым вещам? Я всего лишь предложил несколько объяснений нашей небольшой коллекции ключей, и все вы пришли к нездоровым выводам. Более того — ошибочным. К каким бы выводам вы пришли, если бы я поработал с подобными ключами? — Схватив карандаш и стенографический блокнот Эрнестины, он быстро написал печатными буквами, выделив жирным некоторые из них:

ГРИФЕЛЬНАЯДОСКА УИДЖА КОЛОКОЛЬЧИК В0ЛШЕБНАЯЛ03А КОНИЧЕСКИЙРУПОР МАНДОЛИНА

— Эрнестина что ли? — неуверенно спросила Нэнси.

— Я бы не спешил конкретизировать. Приступая к этому делу, я в первую очередь определил круг подозреваемых, или, как мы, детективы, любим говорить — «список подозреваемых». Поначалу в него входили все члены общества. Теперь в нем не осталось никого. Ни миссис Уэбб. Ни меня, естественно, тоже.

— Тогда кто, черт возьми, это сделал?! — спросил Данк, приглаживая свои напомаженные волосы. — И что означает весь этот чертов трёп про «ключи на столе»?

— Это не мои ключи, — заметил Фин. — Спросим Дэйва. — Он отодвинул атрибутику в сторону и дотронулся кончиками пальцев до планшетки. Когда другие сделали то же самое, он задал вопрос: — Дэйв, мы все еще теряемся. О каком ключе ты говоришь?

Покачиваясь, указатель написал: Грифельная доска.

Фин положил руку на грифельную доску. Когда он склонился над столом, какой-то предмет на шнурке выскользнул из-под его расстегнутой рубашки и стукнулся о столешницу. Позже остальные заметят, что это был скарабей, но сейчас все их внимание занимала грифельная доска. Фин медленно перевернул ее.

Надпись, выставленная на всеобщее обозрение, была сделана простыми печатными буквами. Эксперт по почерку, без колебания, мог бы свидетельствовать, что это была работа не Дэйва Лодердейла. Писала рука, которая до этого строчила в блокноте Эрнестины. Послание гласило: ХАКЕЛЬ ЛЖЕТ

Глава семнадцатая. Шокирующее знакомство

Это зимнее утро над Садами Кью было примечательно тем, что небо полностью отсутствовало — никаких отвлекающих факторов над верхушками деревьев в виде солнца, птиц, облаков или красок. Присутствовало лишь несколько мутноватых пятен, где такие детали были размыты, но они почти не улавливались привычным глазом. Дело не в привычке того или иного глаза заглядываться на пустоту вверху — лондонцы редко обольщаются в отношении погоды.

Однако посетители, которые в то утро игнорировали отсутствие синего цвета над Садами Кью, быстро заметили людей в синем у ворот сада. Тех, кто приходил в парк подурачиться в драчливой возне со своей собакой, уединиться с возлюбленным или почитать таблички с латинскими названиями деревьев, исключительно мало волновали небесные пейзажи или Констебли и, наоборот, вызывали пристальный интерес констебли и — потенциально — беглые арестанты.

— Похоже, опять какие-то налетчики сбежали из Скрабз⁸², — предположил кто-то, и слух пронесся среди любителей собак, латыни и промеж влюбленных.

Немногие из них просочились в отдаленный уголок парка, где должна была свершиться акция. Власти Кью неуклюже смирились с мыслью, что в их раю вырыли яму, и в нее опустился гроб, пока играла музыка и толпа расселась под шатром, чтобы лицезреть. Но никто не позволили бы этому случиться на виду у всех, будь то представитель человеческого общества или ботанический образец. Вместо этого весь цирк забился в самый глухой, заросший сорняками, угол, прикрытый линией тополей, и велел приглушить музыку, дабы не привлекать фургоны мороженщиков.

Под шатром в красно-белую полоску стояли шезлонги для этерианцев, их друзей, нескольких репортеров и тех немногих праздных наблюдателей, что вооружаются газетами и носят полицейские башмаки. Минуту назад рядом с креслом миссис Уэбб присел на корточки радиорепортер, держа в руке миниатюрный микрофон.

— Можете не сомневаться, — сказала она, — он умрет ужасной смертью. Йогу требуются годы и годы упорных тренировок, прежде чем хотя бы попытаться сделать нечто подобное. Дилетанты и дураки не должны заигрывать с силами, о которых ничего не знают.

Эрнестина не была столь категорична.

— Было бы благом для Общества, если бы он справился с этим, — рассудительно заметила она.- Но три дня кажутся слишком большим сроком.

— Огромное вам мерси, дамы. — Репортер остановил пленку, посмотрел на часы и быстро зашагал к воротам, уже думая о своих следующих интервью. До обеда он едва успевал втиснуть пробег молочников Лондон-Брайтон и человека, который утверждал, что патологически ненавидит вязы. К тому времени, когда он споткнулся об оттяжку небольшой марокканской палатки, он уже забыл об Обществе Эфирной Мандалы.

Небольшая палатка, расположенная в десяти ярдах от шатра, укрывала вырытую могилу и новый гроб, сделанный под бронзу, который предоставило похоронное бюро Роуздейл. Гроб целую неделю простоял в доме этерианцев — вплоть до вчерашнего вечера, когда Фин поспешил отвезти его в сварочный цех для внесения некоторых изменений в последний момент. Вход в палатку с откинутым пологом охранял констебль. Табличка рядом с полицейским предупреждала: «ОСТОРОЖНО, ПОГРЕБЕНИЕ ЗАЖИВО».

Было холодно. Привилегированная публика под шатром, поглядывая на свои часы, продолжала с завистью взирать на съемочную группу телевидения, которая табором караулила на лужайке, закутавшись в два-три слоя меховых одежд. Фин опаздывал, и репортер из лезерхедской «Ситизен» начал заключать пари на то, что он вообще не появится. Человек из «Псайкик Экспресс» размышлял, как легко они примут это пари, в то время как другие репортеры расправляли капюшоны своих дафлкотов⁸³, настраиваясь на сонное ожидание.

Миссис Уэбб поправила меховую шапку и очнулась от дремоты.

— Шезлонги сейчас в самую пору, — со свойственной ему язвительностью заметил Хакель. — Напоминает пересечение Атлантики в середине января.

— Вы только посмотрите, что делает ветер, — сказала Нэнси, имея в виду свои волосы, и переходя к Фину добавила: — Куда он вообще пропал?

Прочие этерианцы оправились от новизны ситуации, когда их насильно поместили сюда, в публичное пространство, как экспонаты гигантской выставки: Стоуни читал, Эрнестина упражняла зрение, сестры Блейз, оставив свои сумочки на стульях как ориентир, слонялись вокруг и раздавали листовки, осуждающие эксперименты на животных. Алан и Джейн Форстеры побрели к воротам, где, как им показалось, они слышали дребезжание фургона с мороженым. Данк прервал разговор с телевизионщиками на Нострадамусе, чтобы посмотреть им вслед.

— Мороженое! В такой день, как сегодня! — прокомментировал он. — Капелька бренди больше подходит, нет?

— Я ничего не говорил, — сказал телевизионщик и поднялся, чтобы еще раз измерить расстояние от своей камеры до палатки.

Тем временем камеры туристов почему-то защелкали быстрее. Для одного из владельцев собак это был единственный способ удержать своего питомца от жевания израсходованных кубиков молнии⁸⁴. Еще две собаки готовились затеять грызню; продавец воздушных шариков на всякий случай отошел от них подальше. Один поток людей теперь двигался от Пальмовой Оранжереи, другой — от ворот. Прибой человеческих голосов угрожал заглушить воинственную музыку, льющуюся из двух динамиков на шатре; белое море оберток от мороженого и скомканных агиток против вивисекции колыхалось на траве.

Прибыл Фин. Издалека он поначалу казался черной фигурой с тыквой вместо головы. По мере приближения, фигура превращалась в высокого человека в черном плаще-накидке и чрезмерно громоздком красном головном уборе. И наконец, когда человек подошел к микрофону и сбросил накидку, перед всеми предстал он, Теккерей Фин, индийский маг в вечернем костюме и массивном красном тюрбане с голубым драгоценным камнем.

— Что с ним делает помощник моего магнетизёра? — недоумевала миссис Уэбб. — И когда он успел отрастить бороду?

Кто-то из массовки тоже узнал Бикера, но не мог вспомнить имя этой щекастой физиономии...

Пока ассистенты наводили порядок в палатке, Фин включил микрофон. Его голос витал над маршем Сузы⁸⁵.

— Дамы и господа! Сегодня вам выпала честь стать свидетелями приема древней йоги, который еще никем и нигде не демонстрировался в западном мире! Погребение заживо*. При соблюдении самых жестких научных требований я войду в этот гроб, который вы видите позади меня, герметично запечатаю его снаружи и опущу в эту могилу! Я буду покрыт толщей утрамбованной земли весом в две тонны! В этом запечатанном гробу, в котором достаточно воздуха, чтобы человек прожил не более пяти часов, я проведу полноценных три дня и выйду из него невредимым!

А теперь доктор Эрленмайер, уважаемый консультант, объяснит медицинскую сторону этого сложного и опасного эксперимента.

Бикер, уже стоявший в белом медицинском халате, взял микрофон.

— Человеческому организму обычно требуется от двух до трех кубических футов обычной воздушной смеси в час. Но в йогическом трансе, когда дыхание и кровообращение останавливаются...

«Медицинская сторона» на самом деле была двухминутной преамбулой для создания интриги. Фин воспользовался ей, чтобы подойти к своим этерианским собратьям и обратиться к ним с последними наставлениями. Все три дня они должны были не сводить глаз с его могилы, дежуря по двое каждые четыре часа.

— Кто первый? — спросил он Эрнестину.

— Мистер Данк и Нэнси. Потом профессор и я. Миссис Уэбб участия не принимает. Она не выносит холода.

— О, дело не в этом, — сказала медиум, бросив на йога острый взгляд. — Я не против пожертвовать своим здоровьем, но зачем это делать ради какого-то цирка. Я надеюсь, вы понимаете, какой вред вы наносите нашему движению, мистер Фин. В случае вашей неудачи, мы станем посмешищем для всей страны, а если вы умрете, нас вообще посадят за решетку.

— Ну, а если я добьюсь успеха?

— Успех предназначен тому, у кого есть истинное видение. Вы не йог. Вы даже не очень хороший детектив. Уму непостижимо, обвинять профессора Хакеля!

— Я не обвинял. Обвинял Дэйв.

Она отвела взгляд.

— Неважно, вы преследовали своими инсинуациями почти всех нас, а это еще хуже.

— Преследовал? — Фин дотронулся до скарабея, который висел, как украшение, на его накрахмаленной манишке. — Возможно, для меня настал час развеять все инсинуации. Помимо прочего, данная экстрасенсорная демонстрация должна доказать невиновность Стоуни.

— Я слышал, мое имя поминают всуе? — Священник вытянул шею, обнажая клыки.

— Я всего лишь сказал, что данная демонстрация должна, в том числе, доказать вашу невиновность. Вы помните, что я говорил о проклятии скарабея? Согласитесь, картина представляется несколько нелогичной, когда скарабей, скажем, щадит вас, но убивает других владельцев. Я намерен показать, что никакого проклятия не существует. Я ношу скарабея во время своих похорон.

— Проклятия не существует? Позвольте вопрос — как вы это вычислили?

— У меня не так много времени, но давайте проследим историю скарабея с теми фактами, что мы о нем знаем. Он был у Дэйва, и тот умирает от яда. Следующий — Док, исчезает и найден задушенным. Стив носит его, парит в воздухе и разбивается насмерть.

Внимание этерианцев тем временем переключилось на белые перчатки Фина, где шел отсчет жертв.

— Он был у вас, вы исчезаете и вас находят без сознания. Пятый человек, у которого скарабей оказался, тоже исчез. Вы понимаете, к чему я клоню?

— Что это действительно проклятие? — предположила Нэнси.

— Нет. Что на самом деле проклятия никакого нет. Потому что правила нарушены. Среди жертв есть один лишний.

— Стоунхаус?

— Нет, Дэйв. Почему проклятие не убило его чудодейственным способом? Почему он был убит без свидетелей, в незапертой комнате, со свободно открывающимся окном, без прохождения сквозь стены, парения в воздухе и всего остального, столь же чудодейственного?

— В конце концов, даже у проклятий есть правила, — продолжил Фин. — Если проклятие одинаково чудодейственно в отношении всех, то что не так с Дэйвом? А то, что смерть Дэйва была убийством без продолжения, вот и все. Икс убил его, потому что не намеревался убивать дальше. Только когда Икс обнаружил, что ему придется убивать других, история о «проклятии» стала удобной, поэтому были устроены чудеса. Док неоправданно много узнал о смерти Дэйва, поэтому его пришлось убрать. Стив неоправданно много узнал о смерти Дока, поэтому... он тоже замолчал.

— Я никак в толк не возьму, — рассуждал Стоуни. — Вы хотите сказать, что я что-то узнал, поэтому была предпринята попытка заставить меня замолчать? Поскольку, могу вас заверить, я ничего не узнал, меня, естественно, не могли заставить замолчать.

— Стоуни, вы просто оказались не в том месте и не в то время. Было абсолютно необходимо отделаться от вас в часовне в тот конкретный вечер. Я не буду сейчас вдаваться в подробности, на это нет времени. Пока скажу лишь одно: у Икса появился шанс одновременно усложнить головоломку и отточить последние детали, попутно убрав вас с дороги.

— Но кто этот Икс? — спросила Эрнестина.

«Доктор Эрленмайер» закончил выступление, и из динамиков грянул марш «Под двойным орлом» в исполнении духового оркестра. Фин артистически изящно подошел к гробу, помахал рукой, улыбнулся и забрался внутрь.

Бикер и другие ассистенты опустили крышку, завинтили ее и заклеили стык широким скотчем. Потребовалась всего минута, чтобы опустить гроб в глубокую могилу. Как только с лопат упали первые комья земли, стуча по крышке, съемочная группа телевидения завершила эту часть своего документального фильма. Перед камерой возник молодой человек с микрофоном и грустно посмотрел в объектив.

— Итак, это свершилось. Мистер Фин в земле, но покоится ли он с миром? Ответ мы получим через три дня — символически сосчитаем до трех, и да поможет бог ему воскреснуть. Последний эксперимент Общества Эфирной Мандалы закончился трагедией. Дождемся ли мы на этот раз другого финала? Опять же, покажет только время. Но даже время не способно ответить на действительно важный вопрос об этих наших друзьях с фантазией: чего они хотят от нас — нашего уверования или наших денег?

Прозвучала команда: «Стоп, камера!», и группа начала собираться.

— Я буду ждать вас в шестичасовых новостях, — крикнул им Данк. Члены съемочной группы улыбнулись и кивнули, не потрудившись объяснить, что они не новостные репортеры, а документалисты, снимающие фильм «Выходные с экстраординарным». Завтра они отбудут во Францию, чтобы помочь другой секте отслеживать в небе сукуп волянт^{3}.

Невидимый оркестр закончил играть «Под двойным орлом», и начался демонтаж системы громкой связи. Случайные зеваки нестройно поплелись кто куда. Миссис Уэбб отправилась домой, проклиная американских охотников за рекламой. У Стоуни была намечена встреча за обедом.

Форстеры ушли, а сестры Блейз уткнулись в расписание поездов. Спустя полчаса после похорон толпа поредела наполовину.

Брюс Данк вернулся с обеда согревшимся и повеселевшим, с фляжкой в нагрудном кармане. Нэнси закурила латуковую сигарету⁸⁶ и откинулась назад, пуская дым носом и уставясь в небо.

— Тебе не обязательно оставаться, — сказала она Эрнестине.

— Я знаю. — Она развернула остаток вязания и разгладила его на колене. — Но здесь так тихо. Я все равно посижу часик.

— Ну, а с меня довольно, — произнес Хакель, поднимаясь со своего шезлонга. — Работа, работа, друзья, прежде всего. Совершенно не понимаю, почему я рассчитывал вернуться к четырем.

Бикер занял освободившийся шезлонг Хакеля и открыл книгу. Время от времени он отрывался от чтения и устремлял взгляд на ничем не примечательный участок дерна в нескольких ярдах от могилы. Сзади ему в затылок смотрели глаза, выглядывая поверх газеты. Потянулись голуби и старики — последние пришли, чтобы покормить первых. Прошел служащий парка, насаживая заостренной палкой одиночные островки мусора и не обращая внимания на море такого же мусора вокруг шатра.

К часу дня Данк уже спал, а Нэнси, зевая, красила ногти на ногах. Служащий парка бродил туда-сюда в отдалении. Несколько капель дождя упали на брезент. Уходящие догоняли ушедших; лишь дюжина самых стойких укрылась под шатром вместе сэтерианцами, Бикером и читателями газет.

Внезапно Бикер уронил книгу и быстро зашагал к тому месту, за которым наблюдал, где смотритель парка только что что-то проткнул своей пикой. В ту же секунду Билл Медоуз отбросил газету и указал вслед Бикеру.

— Это он, констебль! Это Генри!

Полицейский перестал фукать на собаку, обнюхивавшую могильный холмик, и поднял глаза. Потеряв шлем, он кинулся за маленьким человечком в белом халате, пытаясь короткими командами призвать его остановиться.

Ростом Бикер был вдвое меньше полицейского, находился не более чем в дюжине шагов от него и не двигался. Тем не менее констебль решил не рисковать и, с разбега вытянувшись в воздухе, захватом ног обеими руками повалил Бикера на землю.

— Стоять! Ты!..

— Проклятье!

Бикер медленно поднялся, изрыгая проклятья и держась за вывихнутое колено; констебль лежал на земле, чертыхаясь и потирая ушибленный локоть; двое мужчин в характерных спортивных пальто и твидовых шляпах детективов ринулись вперед на перехват своего клиента; испуганная собака быстро помочилась в потерянный шлем и улизнула. И все старания ни к чему не привели.

Билл сорвал с головы кепку и махал ею, словно полицейские находились в полумиле от него:

— Не его! Не его! Его!

Служащий парка тем временем удалялся все дальше и дальше. Теперь он перешел на бег. Казалось, он улыбался им в ответ, хотя, скорее всего, ровные белые зубы были стиснуты в гримасе паники. Еще до того, как погоня стартовала, он, должно быть, понял, что шансов мало — два детектива, констебль и старший полицейский чин (с беговой газетой в руке) недвусмысленно оживились по поводу его персоны. Генри замедлил бег и остановился.

Первыми до него добрались детективы. Гейлорд догнал их, когда они уже заломили руки мужчине. Один, казалось, пытался его куда-то вести, другой — изо всех сил удержать.

— Отличная работа, парни. — Гейлорд считал необходимым моральное поощрение. — Он уже что-нибудь сказал?

— Нет, сэр.

Генри потерял свою фуражку. Ему разрешили высвободить одну руку и убрать густую каштановую копну с глаз:

— Будьте вы прокляты!

— Тащите его туда, где он уронил свою палку.

Пленника доволокли до того места, за которым наблюдал Бикер.

— Эй! Ты! — сказал Гейлорд. — Ты какого хрена воткнул сюда эту затычку? — Он подцепил карандашом толстый, испачканный землей, шлепок замазки и приподнял его, обнажая конец пластиковой дренажной трубы. — Ты знаешь, что это такое?

— Я не буду ничего говорить.

— Это конец трубы, ведущей к могиле мистера Фина. То есть это вентиляционная труба. Другой ее конец соединен с отверстием в днище его гроба. Ты знал, что нужно искать где-то здесь, верно? В общем так, ты переоделся уборщиком и шарил вокруг своей палкой, пока не нашел выход трубы. Потом ты заткнул его. Я правильно объясняю?

Генри не ответил. Его провели к шатру, где, несмотря на парик и вставные челюсти, он был неожиданно представлен и официально опознан как преподобный Артур Стоунхаус.

Глава восемнадцатая. Завеса поднимается

Время превратит поражения в победы. Сегодня вечером поздние выпуски газет будут зубоскалить по поводу «убийцы в обществе спиритуалистов», а завтра, что ни говорите, все это даст грандиозный рекламный эффект. Отныне ни одна газета в Британии не напечатает название Общества Эфирной Мандалы с маленькой буквы, не употребит имя «Фин» с двумя «н». Реклама, плохая она или хорошая, генерирует мощные психические вибрации, и, питаясь ими, Общество будет расти.

Что касается роста миссис Уэбб, то во сне Морис убедит ее подчиниться ненавистному аллопатическому ножу. Ее операция на несколько лет отсрочит сладость, как она часто выражалась, окончательного развоплощенного единения с Абсолютным Всем.

Но сейчас боевой дух был подорван. С момента ареста Стоуни прошло несколько часов, и по городу поползли тревожные слухи. Этерианцы сидели в тусклом свете лекционного зала, ожидая, пока наступит меланхоличный вечер. У Данка разболелась голова, Нэнси лихорадило. Эрнестина была шокирована и сбита с толку, пытаясь понять, кто же такой «Тек» — полицейский шпион, посланный подставить Стоуни и дискредитировать спиритов, или детектив-экстрасенс, посланный Высшими Силами обезвредить ядовитого монстра. Раздраженные и злые, сестры Блейз вернулись в Челтнем. Сраженная горем и плачущая, миссис Уэбб слегла в постель.

Лекции ждали еще несколько человек: завсегдатаи лекций пожилого возраста, которые зашли, чтобы посочувствовать этерианцам и остались, чтобы выразить презрение лектору. Среди аудитории этого лектора не наблюдалось ни одной улыбки, чьим единственным подобием служила лишь ухмылка профессора Хакеля.

И все же появление оратора должно было вызвать улыбку. Его вечерний костюм выглядел так, будто в нем лежали (и в нем действительно лежали), а массивный тюрбан в форме тыквы слегка съехал набок. Вульгарный драгоценный камень из стекла, приколотый к тюрбану, мог быть третьим глазом, глазом, который никогда не закрывался, но и не переставал подмигивать.

— Друзья... — начал он. Раздался грубый смех, который прекратился, когда он добавил: — истины.

Я сказал, что мое погребение должно доказать невиновность Стоуни. Мне жаль, что все вы восприняли это как доказать, что он невиновен. Я имел в виду «доказать» буквально: доказать значит проверить. Исключение, всегда говорим мы, подтверждает правило. Оно показывает, что это правило ущербное. Моя проверка показала, что Стоуни ущербный человек.

Он начинал как мошенник, затем стал кладбищенским вором, а закончил тройным убийцей. Попутно он превратил группу миссис Уэбб в маленькую преуспевающую империю — стоимостью, полагаю, более полумиллиона — и, построив эту империю, женился на хозяйке.

Фину пришлось сделать паузу, чтобы дать залу возможность переварить шок от услышанного. После нескольких протестующих и несвязных реплик аудитории он продолжил.

— Под именем Генри Форбса Стоуни устроился на неполный рабочий день в похоронное бюро Роуздейл. В этом месте обслуживали похороны обеспеченье людей, и когда скорбящие собирались вместе для поминовения или похорон, они вели беседы.

Результаты этих бесед, несомненно, астральными путями подавались на стол для спиритических сеансов. Богатых наследников приглашали на сеансы и теперь определенная часть того, о чем они шептались на похоронах, продавалось им обратно в виде сообщений от духов. И все это благодаря Генри.

— Вы хотите сказать, что миссис Уэбб мошенница?! — вырвалось у потрясенной Эрнестины.

— Я вообще ни единым словом не затронул миссис Уэбб. Она работала медиумом в прямом смысле этого слова, то есть служила посредником, передавая тривиальную информацию от Генри к клиентам, и совсем не тривиальные суммы от клиентов к Генри. Как и большинство медиумов, она, безусловно, не всегда искренне действовала на своих сеансах, зато, — также как и многие, — по всей видимости, искренне верила в свои способности. Но позвольте мне поговорить об Артуре-Генри Форбсе-Стоунхаусе.

Дэйв стал первой угрозой империи. Он был не только наркоманом и вором, ему, казалось, нравилось заставлять страдать других, возможно, потому, что он сам страдал подобным образом. Дэйв имел своего рода извращенное хобби — копаться в чужом белье. То есть выведывал грязные, в его понимании, секреты, а потом угрожал оглаской, но не в целях шантажа, а просто для того, чтобы с интересом наблюдать, как люди будут изворачиваться.

Читая письма миссис Уэбб, он узнал, что ее первый муж, покойный «Морис» жив. Я бы добавил, и живет в Солсбери, Родезия. Дэйв намекнул на «Солсбери» во время сеанса, и я полагаю, что это, должно быть, напугало Стоуни.

Не то что бы этот секрет был опасен сам по себе. Но если Дэйв смог откопать Мориса, то остались ли еще скелеты, которых он не эксгумировал?

Дэйва нельзя было подкупить или запугать; у него было достаточно денег для его ужасных потребностей, а что может напугать человека, каждый день глядящего в лицо смерти? Но его очень легко можно было убить. Нет никого более уязвимого, чем наркоман. Сотни людей убивают каждую неделю, и никого толком это не интересует. Итак, Стоуни убивает его, и это было идеальное преступление.

— Что вы имеете в виду? — пробормотал Хакель. — Ведь если вы поймали его, как оно может быть идеальным?

Третий глаз подмигнул.

— Я не поймал его. Ему все сошло с рук. Я знаю, он имел массу причин убить Дэйва. И средство. И возможность. И я знаю, что он убил еще двоих. Но — отчасти «благодаря» вам, профессор — я не знаю,убил ли он Дэйва.

Фин вернулся к обстоятельствам смерти Дэйва.

— Финал этой истории выглядит так: Дэйв уходит в ванную с пакетиком яда, готовит его и вводит себе в вену. Следовательно, убийца — один из тех, кто прикасался к пакетику.

Мы можем исключить торговца, который продал его Нэнси, поскольку, по ее словам, он не знал, для кого тот предназначался. Остаются трое: сама Нэнси (которая принесла его в дом для Дэйва), Стоуни (который признает, что выбил пакетик из его руки) и вы, профессор (который признает, что прикасался к нему).

Вы говорите, что Стоуни положил наркотик в карман, позже подменив его пакетиком с ядом. Но Нэнси утверждает, что это, наоборот, сделали вы. Один из вас, должно быть, лжет.

Профессор, если я дам вам слово, что верю в вашу невиновность, то можем ли мы прямо сейчас рассчитывать на вашу откровенность?

Хакель потер лицо, будто счищая паутину.

— Я лгал, — тихо произнес он. — Нэнси была права. Стоунхаус выбил пакетик из руки Дэйва, и тот упал на пол. Я поднял его и сунул в карман, как говорится, подальше от греха. Но когда парень начал бить меня по-настоящему, рвать на мне пальто, я... я умыл руки.

И когда я достаточно ясно представил, куда ведет ваша линия допроса, я понял, что дела мои плохи. Уповая на то, что никто не вспомнит точные детали, я солгал.

Тыква Фина кивнула.

— Тогда выходит, это вы дали ему яд.

— Нет, я...

— Вы не знали, конечно, что это был яд. Стоуни произвел подмену в момент, когда якобы выбил пакетик из руки Дэйва.

Фин прочистил горло.

— Это выглядит как искусная престидижитация, но на самом деле здесь не требуется какая-то бешеная сноровка. Стоуни держал яд при себе, ожидая удобного случая совершить подмену. И Дэйв предоставил ему идеальную возможность.

Стоуни, спрятав яд в руке, выхватил пакетик с наркотиком, который держал Дэйв, одновременно позволив пакетику с ядом упасть на пол. Вполне естественно, что все посмотрели на то, что упало на пол, а не на героин, который в этот момент отправлялся в карман. И все потом в один голос будут клясться, что он «выбил» наркотик из руки Дэйва, почти не дотронувшись до самого пакетика. Умно, просто, смело. Идеальное преступление, как я уже сказал.

Профессор, когда я услышал от вас, что он положил пакетик с героином в карман, я на одно головокружительное мгновение подумал, что Стоуни невиновен. Ни один, кому хватило ума совершить то, что произошло дальше, не решился бы на такой очевидный финт с подменой. Но неважно.

Вторая угроза — Док. Почувствовав запах убийцы, он начал копать и, как и Дэйв, обнаружил, что Морис Уэбб жив. Стоуни снова запаниковал — Док был не невротическим юнцом, а скрупулезным, основательным ученым-исследователем, ищущим истину. Такой вряд ли сдастся, пока не найдет ее. Новая смерть требовала более тщательного плана.

Стоуни хотел зациклить нас на скарабее, поскольку и Дэйв, и Док носили его. Поэтому ему необходимо было сделать так, чтобы преступление выглядело сверхъестественным. Но для этого ему нужен был сообщник.

Данк икнул.

— Извините. Что за сообщник?

— У нас есть только слова Стива Сонди о том, что Док исчез из этой ванной, или точнее, что он вошел в нее.

— А? Он должен был это сделать! Я имею в виду... Боже милостивый!

— Док действительно вошел в нее, но только для того, чтобы положить скарабея на полку и открыть кран. Затем он вышел из дома через заднюю дверь — вот так просто. Стив запер ее за ним на засовы, запер ванную — и нагромоздил лжи.

— Невероятно! — воскликнул Хакель. — С какой стати им городить весь этот огород?

— Во-первых, я должен напомнить, что Стив, как вы ранее заметили, профессор, любил устраивать розыгрыши. Он хотел разыграть вас целой серией шуток, чтобы пощекотать вашу ахиллесову пяту, — твердолобый скептицизм, — пытаясь пробудить в вас — как я это, помнится, назвал — шестое чувство. Розыгрыш с исчезновением должен был стать первым в этой серии, вторым — левитация. Стоуни заключил с ним сделку: мальчик, ты помогаешь мне с исчезновением Дока, а я помогу тебе бросить вызов гравитации. Мальчик, естественно, не подозревал, что этот трюк закончится убийством.

— Минуточку, — остановил оратора Хакель. — Минутку. Каким образом Стоунхаус склонил доктора Лодердейла принять в этом участие?

— Сказав ему, что это больше, чем розыгрыш. Что-то вроде: «Послушайте, я должен сообщить вам нечто невероятно важное (или показать вам), но нас не должны видеть, как мы выходим из дома, чтобы поговорить об этом (или посмотреть на это). Разговор касается смерти Дэйва. В общем, пока Стив развлекается, показывая фокусы Хакелю, предлагаю незаметно выскользнуть в сад на несколько минут».

Итак, согласно плану Док выходит через заднюю дверь, огибает дом, подходит к парадной двери и звонит. Стоуни выходит на звонок, они идут в сарай и... и всё. Для человека, достаточно сильного, чтобы таскать гробы, это дело одной минуты.

— Один момент. — Улыбка Хакеля стала ироничной. — Похоже, многие вещи вы воспринимаете как должное в этом деле дверного звонка. Почему миссис Уэбб по его указанию не могла спуститься по черной лестнице, выйти на задний двор и задушить?

— Зачем нарушать идеальную картину, когда у тебя есть идеальный, ни о чем не подозревающий сообщник и почти идеальное алиби? Если бы ему нужна была помощь миссис Уэбб, он бы никоим образом не стал привлекать Стива.

Фин взял фонарик.

— Пора поговорить о последнем убийстве. Кажется, на улице достаточно темно, чтобы всё вам показать. Наблюдайте за окном, как в тот вечер, я буду левитировать для вас. Не открывайте окно и не выходите, пока я не дам отмашку.

Он вошел в крошечную тихую комнату и запер дверь. Заинтригованные зрители столпились у окна и ждали. Мгновение спустя появились освещенные голова и плечи Фина, висящие в темноте примерно в десяти футах по прямой от перил балкона. Хакель пробормотал что-то о проводах и распахнул окно.

— Стойте, — предупредил Фин. — Постойте секунду. Прошу прощения, что я так раскачиваюсь, но сегодня вечером дует сильный ветер. Я заподозрил этот способ, когда услышал от полиции, что на фонарике были найдены отпечатки левой руки Стива. Хотя все мы видели, что он держал его в правой руке. Ладно, выходите, будем знакомиться.

Те из зрителей, кто смог протиснуться на балкон, сразу поняли, что это был трюк с зеркалом. Фин вовсе не висел в пространстве. Он стоял на соседнем балконе.

— Видите? Он вообще не покидал балкон тихой комнаты, пока не упал. Но в тот раз он рисковал сильнее меня, потому что хотел осветить побольше своего тела. Для этого ему нужно было встать по ту сторону перил. Возвращайтесь назад, я покажу вам схему.

Вернувшись в лекционный зал через минуту, Фин установил огромный плакат:

— Стив перелез через перила в точке А и встал на узком выступе снаружи. Одной рукой он держался за перила, а другой светил фонариком. Мы все видели его в точке В.

— Где вы обнаружили зеркало? — спросила Нэнси.

— Нигде. Мне пришлось сконструировать его самому. Сейчас я покажу. — Он вышел на балкон и вернулся с зеркалом.

— Мы всё гадали «веревки или зеркала», но не догадались предположить «веревки и зеркала». Мне потребовалось время, чтобы изготовить эту копию, потому что я не столь искусен, как Стив, в создании моделей. Взгляните сюда: четыре фута в высоту, три в ширину, с небольшим балластом внизу, чтобы удерживать зеркало в вертикальном положении, а вот этой скобой, — он указал на штырь, торчащий из обрамления зеркала, — оно крепится к балкону под нужным углом.

— Подвешенное из окна кабинета, — с волнением произнес Хакель, — на тонких черных...

— Вязальных нитках, полагаю, так это правильно называется. Видите ли, профессор, каким бы большим ни было это зеркало, оно весит всего около фунта⁸⁷. Представление закончится и... — Фин внезапным движением скомкал зеркало в небольшой шарик. — И в огонь вместе с ними\ Сгорает за считанные секунды, я проверил.

Телевизионные студии часто используют такие переносные зеркала, потому что они легкие и быстро разбираются. Тонкая полимерная пленка с посеребренной поверхностью, натянутая на деревянную раму. Стив улучшил конструкцию, заменив раму на каркас из материалов моделей аэропланов, чтобы сделать ее легче — легко сминаемой и сгораемой. Я видел серебристые обрезки пленки на его рабочем столе, но не заметил там никаких серебристых аэропланов. Осенило меня после того, как я посетил студию, в которой он работал перед своей гибелью. Стив принес кусок пленки домой, сделал для нее легкую рамку, утяжелил ее несколькими монетами, и зеркало было готово.

Он установил его вместе со Стоуни днем. Когда левитация закончится, Стоуни должен был поднять зеркало в кабинет и сжечь его. Помните, Стив тянул время, изображая «трудности с вхождением в транс», пока Стоуни не вызвали наверх заранее организованным телефонным звонком.

Говоря о трансах, удача чуть не изменила им. Ведь именно тогда Эрнестина пришла в кабинет «помедитировать». Стоуни, должно быть, испугался, но, полагаясь на упражнения для глаз, решил «идти до конца».

При этих словах Эрнестина выпрямилась.

— Какое отношение к этому имеют упражнения для глаз?

— С тех пор как вы отказались от немодных очков, Эрнестина, боюсь, ваше зрение стало далеко не идеальным. Вы сделали неправильные записи в бухгалтерской книге, поскольку с трудом могли разобрать собственный почерк. Стоуни знал, что если он наденет парик «Генри» и выключит верхний свет, вы не поймете, кого видели на самом деле. Он угадал.

Почему, интересно, никто из нас не заострил внимания на вашем видении? Двое мужчин танцуют танго — что еще это может быть, как не один мужчина с зеркалом в человеческий рост?

— Замечательное объяснение, — сказал Данк. — Но тогда как же мальчик упал?

— Это очевидно, — вмешался профессор. — Стоуни скинул что-то тяжелое вниз и сбил его с карниза. Это «тяжелое» было подвешено на тонких чер...

— Нет, профессор. — Фин наклонился за кафедру и вытащил рогульку из орешника. — Не соблаговолите ли вы рассказать нам, что это такое, и показать, как это используется?

Хакель взялся за раздвоенные концы обеими руками.

— Это волшебная лоза, как все вы, наверное, догадались. Сначала берем ее вот так...

— Профессор, вы в буквальном смысле не с того конца взяли палку. Возьмите ее другим концом, и она станет орудием убийства.

Хакель развернул рогульку.

— Я все еще не понимаю.

— Представьте себе зарубки, сделанные на разветвлении, как на той рогульке, что я взял со стола кабинета, когда устраивал сеанс с доской. И представьте, что вы намотали на эти зарубки толстый жгут из скрученных вместе канцелярских резинок, взятых с того же стола. Одним словом, получили пращу. Проще говоря, рогатку. В качестве снаряда он использовал небольшой камень или каштан — любое, что можно подобрать с земли во дворе.

— Весьма слабое орудие, — сказал Хакель, возвращая рогульку. — Ни силы, ни точности.

— Этого и не требовалось. Апофеозом выступления Стива должна была стать демонстрация того, что обе его руки свободны. Стив отпускает перила и балансирует на каблуках — высоких каблуках своих нелепых ботинок. Легкий толчок, главное неожиданный, неминуемо низверг бы его с узкого выступа.

Что касается точности, то ярко освещенная мишень на расстоянии шести ярдов не требует многого. Уверен, Стоуни хорошо попрактиковался в парке.

И в убийствах хорошо попрактиковался тоже. Поэтому, когда в доме появился сыщик и стал вынюхивать, он решил по возможности не убивать его. Лучше пусть умрет «Генри», оборвав все ниточки, которые ведут в Роуздейл. Он уничтожил информацию из тех папок, от которых шли ниточки напрямую к похоронному бюро Роуздейл, и использовал скарабея, чтобы навести меня на ложный след, по которому я мог бы прийти к ложному выводу.

Именно Стоуни организовал визит в Роуздейл на то время, когда там должен был дежурить Генри. В часовню он вошел, имея в кармане все необходимое для превращения в «Генри»; воротничок священника и нагрудник были надеты поверх обычной рубашки и галстука. Черный костюм хорошо подходит как для священника, так и для помощника гробовщика. Очень удобно.

Словно быстро переодевающийся актер он вошел в одну дверь как преподобный Стоунхаус, сбросил плащ и изменил внешность, а в другую вышел как Генри Форбс. Он знал, что я могу заподозрить двух помощников, поэтому довел «след скарабея» до дома Генри и оборвал его там. Нетрудно заставить себя исчезнуть, когда ты не существуешь.

Затем снова став Стоуни, он вернулся домой. Констебль на посту представлял помеху, поэтому он вошел через сад, влез в кухонное окно, убрав, естественно, за собой всю грязь, которую принес на ногах. Дальше ему оставалось только проникнуть в парадный холл и «потерять сознание». Существует, пожалуй, не менее пятидесяти способов отключки — от задержки дыхания до самогипноза.

— Здесь я на вашей стороне, — сказал Хакель. — Но как вам вообще удалось разглядеть его двойную сущность?

— Поначалу я предположил, что он выбрался из часовни в гробу. Но вряд ли он мог позволить себе вылететь в нем в Германию, так что ему нужно было выбраться из гроба до момента прибытия груза в аэропорт. Сделать это он мог только будучи в сговоре с одним или обоими помощниками, а если такой сговор существовал, то вообще не требовалось никакого побега в гробу. Он мог просто уйти.

Затем, когда я забрел в комнату миссис Уэбб и застал его там, я отметил две вещи: во-первых, комбинацию «воротничок-нагрудник» удобно использовать, когда нужно, например, быстро переодеться. Во-вторых, он поднес руку ко рту. Жест смущенного мужчины, несомненно, но и жест человека, не вставившего зубные протезы. Я начал задаваться вопросом, смогу ли я узнать его без знаменитых «клыков» Стоуни. Действительно, заменив их парой ровных белых зубных протезов, он стал другим человеком.

Эрнестина, покрасневшая и раздраженная, сказала:

— Есть одна вещь, которую вы не потрудились объяснить. Как скарабей перенесся от Стива, когда он умер, на ковер в гостиной, где мы его нашли? По крайней мере, здесь вам придется признать, что произошло чудо.

Фин уже собирался объяснить, как вдруг почувствовал жар и раздражение остальных. Он уже лишил их большей части любимых чудес. Было бы жестоко продолжать.

— Я точно не уверен, — ответил он. — Возможно, есть некоторые вещи, которые нам не суждено понять, не в этом мире.

Верно-верно говорили кивающие головы по всему залу. Они неохотно пощадили Фина порцией жидких аплодисментов. Затем, предводимые Эрнестиной, все отправились на сеанс медитации в гостиную. Сыщик стоял один у своего помятого зеркала. Он начал медленно разматывать тюрбан, затем остановился, словно прислушиваясь к голосу духа.

Как раз в этот момент в своем кабинете в Скотланд-Ярде Гейлорд с помощью карандаша перематывал ленту пишущей машинки.

— Можно подумать, что Ярд нельзя нагреть, когда нам покупают пишущие машинки, — сказал старший инспектор. — Эти...

Он смолк, будто прислушиваясь к голосу духа.

— Бикер! Конечно, чертова задница! «Доктор» Фина! Бикер был у нас в руках, а мы его прошляпили. Черт бы побрал этого Фина. Интересно, чем он сейчас занимается?

* * *

Настоящий Теккерей Фин находился на борту корабля в нескольких тысячах миль отсюда и смотрел на капсулу космического аппарата. Перед открытым люком капсулы на железном полу белым контуром была обозначена распростертая фигура с большой головой.

— Это кажется невозможным, — рассказывал представитель космического агентства. — Кроме него в капсуле никого не было. Мы поддерживали с ней связь весь период орбитального полета вплоть до приземления. Но когда мы открыли люк капсулы, он выпал — прямо сюда — с украшенным драгоценными камнями кинжалом в спине. Кто мог это сделать?

Фин потянулся за своей пенковой трубкой.

— Позвольте мне объяснить, — сказал он. — Мы знаем, что убитый держал ручного барсука. Мы знаем, что он недавно приобрел две карты Корнуолла. И, самое главное, мы знаем, что он панически боялся шоколадных пирожных.

Потянувшись за трубкой, он подал сигнал. Повинуясь ему, инспектор полиции выступил из-за корпуса космического аппарата с наручниками наготове.