На последней ступеньке лестницы его ждал Домбоно. Холодов понятия не имел, кто это, но расшитое золотом одеяние, дорогое украшение на голове и тот факт, что он один стоял на лестнице, что стена копий начиналась только метра через два за его спиной — все это яснее ясного говорило о высоком положении бронзоволикого человека. По рассказам Пашки, именно он, после таинственной царицы-богини Мерое, считался могущественнейшим человеком в этой фантастической стране. И даже хирургом, заряжающим своими руками наподобие электроэнергии железные ножи.
— А вы — смелый человек! — вместо приветствия произнес Домбоно.
Он и в самом деле говорил на оксфордском диалекте, вот это да, а ведь Холодов счел это глупой шуточкой Савельева.
— Мы уважаем мужественных людей, — Домбоно глядел поверх головы Алексея на рвущийся к небу храм, на святая святых своего города. — Вы ведь сами понимаете, что должны умереть.
— Ну, не будьте столь самонадеянны, — Алексей опустил рюкзак на последнюю каменную ступеньку.
Ноги совсем ничего не чувствовали, коленки дрожали от напряжения, пот стекал по лицу. Двести ступеней туда, двести сюда, крутые такие ступеньки… тут уж тренировками такие восхождения не назовешь, разве что спортивными амбициями, причем никому не нужными. Да и не занимался он никогда большим спортом, ну, немного лыжи, немного теннис, плавание… Смехота, да и только, это ж не четыре сотни ступенек, да еще в ситуации, когда смерть жадно дышит в затылок!
Он глянул на Домбоно сквозь почти непроницаемую завесу пота, словно налипшую на глаза.
— Попить-то дали бы, что ли… — с английской невозмутимостью попросил он. Раз уж в сказочном городе с картинки из детской книжки верховный жрец говорит по-английски, мы тоже продолжим эти страшноватые переговоры на языке туманного Альбиона.
Домбоно даже не шелохнулся.
— Кто вы? — спросил он. — Как нашли дорогу в Мерое?
— Благодаря случаю, удаче, интуиции, с божьей помощью, если хотите… Я и сам, честно говоря, не знаю. Я просто шел и все, назло… Я чувствовал, нутром чуял: где-то там должна быть моя Вероника.
— А, так вы искали эту госпожу? Значит, это не было случайностью?
— Нет! Ника — моя невеста. После того как весь мир был потрясен таинственным исчезновением русских туристов, я полетел в Судан. Мы все думали о террористах.
— Но мы не террористы.
— А кто это знает?
— Мы — мирный народ.
— Ну, с этим тоже можно поспорить, — Холодов смахнул пот с лица. «Тяни время, — думал он. — Раз уж тебя сразу на копья не подняли, тяни время. Говори, парень, говори, заговаривай им зубы! Каждое слово — это лишняя секунда жизни!» — Что-то ничего мирного я не вижу в том, что своих гостей вы держите в клетках.
— Скоро и вы там окажетесь, — насмешливо протянул Домбоно.
— А чего еще от таких, как вы, ожидать? — площадь была черным-черна от людей, они сгрудились так кучно, что и пошевелиться бы не смогли. — Конечно, вы можете меня повесить в клетке с другими за компанию, а потом еще и подарить богу дождя… но ведь это не поможет выздороветь принцу Мин-Ра. В результате его парализует, он будет страдать от ужасных болей и в один далеко не самый прекрасный день скончается в муках…
«Говори, Холодов, говори, — понукал он себя. — Даже если ты порешь чушь несусветную! Рассказывай медицинские страшилки, за которые в Питере тебя погнали бы из клиники пинком под зад! Распиши ему эту разнесчастную остеому как рак костей; дай понять, что побегут метастазы по всему телу, в мозг попадут — давай, сочиняй жутковатую сказку, Холодов… Здесь только слова могут быть гарантом выживания…»
Домбоно мрачно глядел на Алексея. Его бронзовое лицо превратилось в маску древнего божка гнева.
— Откуда тебе известно про Мин-Ра? — тихо спросил он.
— Откуда, откуда… Паша Савельев рассказал. У мальчика смерть засела в бедре, и никто ее оттуда изгнать не может, — Холодов подошел к Домбоно. Рядом с могучим верховным жрецом он чувствовал себя немыслимо маленьким, ничтожным, карликом, хотя низкорослым себя никогда не считал при росте в 184 см. — Помочь сможет только операция.
— Мы прооперируем его, — спокойно отозвался Домбоно.
— Вы? Нет. Думаю, я имею честь беседовать с господином Домбоно? Савельев назвал вас главным хирургом, но он вечно у нас шуткует, даже если его будут укладывать на жертвенник, Пашка отпустит пару поганистых шуточек. Это он сам себя так успокаивает. Я же совсем другой… Я жутко боюсь, господин Домбоно, и я совсем не хочу умирать. Ваше предложение освободить узников, если операция удастся, все еще в силе?
— Это предложение нашей богини, — Домбоно невозмутимо поглядывал на пирамиду. — Лично я был против.
— Давайте все обсудим, — Алексей наклонился и взял свой рюкзак. И тут же море копий задрожало, пошло волной. Холодов покачал головой и слабо улыбнулся. — Да нет, бомбы у меня в сумке нет, не бойтесь. Домбоно, я — врач. Хирург-онколог. И я готов оперировать мальчика.
— Вы… — Домбоно испытующе глянул на него. Только на мгновение его лицо прояснилось, но тут же его заволокло тучами презрения. — Вы что, больше можете, чем мы?
— Я-то не раз уже удалял чертову остеому. В первую очередь у детей. Сегодня они скачут, как молоденькие ягнята.
«Так и продолжай, — похвалил себя Алексей. — Такой разговор он понимает. Это убедит его. Да, и как только такое возможно? По-английски чешет как англичанин, а думает как фараон какой-то?! Все это слишком безумно, чтобы быть правдой, но тем не менее факт! За моей спиной висят клетки. Ника за решеткой, словно дикий зверь какой-то».
— Идемте! — решительно произнес Домбоно. И царственно кивнул своей «армии». Стена железных наконечников отпрянула в стороны, открывая дорогу к огромным воротам, с двух сторон охраняемым сказочными золотыми существами: тела человечьи, головы птичьи, а лапы — львиные. — Уж пожалею вас, не буду гонять по лестнице. Проведу иным путем, — усмехнулся Домбоно.
«Вот он какой, дворец-то, — подумал Холодов. — Я все-таки добился своего! Ника, я добился своего! Они отведут меня к этой богине! Они не стали убивать меня! Через час-другой — самое большее — тебя вновь спустят на землю, выпустят из клетки! Твоя свобода — мое первое условие, иначе никого я оперировать не буду».
Внезапно Алексей почувствовал себя очень сильным. Почувствовал, какой властью обладает он надо всей Мерое. Над этим сказочным царством-государством.
«Будем надеяться, что это и в самом деле остеома, — подумал Алексей, идя вслед за Домбоно к дворцу. — Господи боже, сделай так, чтобы Пашка оказался прав. Если ж это и в самом деле рак костей… Ника, тогда нам не спастись. Тогда я бессилен…»
Перед входом во дворец он замер, оглядываясь на стены храма. Люди в клетках отсюда были практически совсем не видны, маленькие такие букашки… Но Алексей все равно знал, что сейчас все они стоят у решеток и смотрят на него. Савельев, вероятно, уже все рассказал им. Какой же невероятной надеждой живут они сейчас! С какой последней, отчаянной верой думают сейчас о нем!
Большая рука Домбоно опустилась ему на плечо. Алексею показалось, что его тело насквозь пронзило током. «Вот оно, то самое, о чем рассказывал Пашка, — понял он. — Загадочная сила. Да этот человек просто комок какой-то удивительной энергии».
— Спустите клетки вниз! — громко попросил Холодов.
— Нет.
— Вы что, столь мало цените своего будущего царя?
Домбоно не ответил. Он хлопнул его по плечу, довольно больно хлопнул, надо сказать, так что болью стрельнуло даже в голову Холодова. А затем повел во дворец.
Сколько времени прождал Холодов, промаялся между сияющими золотыми стенами с удивительными письменами и картинами, он бы и сам никогда не сказал — ему самому эти часы ожидания показались вечностью. Он стоял в огромном зале, поглощенный абсолютной тишиной. Настороженно оглядывался в поисках двери, но повсюду были только золотые стены… стены из фантастических романов и повестей. Казалось, они рассказывали историю Мерое… Тысячелетия счастья в горной долине, в благодатном чреве матери-земли.
Шаги Холодова были единственным звуком, жалкой попыткой порвать безукоризненное полотнище тишины.
Эти шаги бисером бились в уши. Самому Холодову они казались ударами молоточков внутри черепа. А потому он замер в ожидании невесть какого зрелища.
Наконец, незримая дверь в стене открылась. Появился Домбоно в ореоле загадочного света. За ним два жреца несли кровать. На ложе, замотанный в золотую пелену, лежал Мин-Ра. Лежал неподвижно… Неподвижность, стылая заторможенность казались в Мерое символами божественности… А еще тишина, эта ужасная, мертвая тишина!
Холодов вздрогнул. Ложе поставили в двух метрах от него; жрецы бесшумно удалились. Домбоно указал на детское тельце.
— Я повторю то, что уже говорил вашему товарищу: коснувшись сына Солнца, вы неразрывными нитями связываете свою жизнь с его жизнью.
Холодов молча кивнул головой. Судорога сдавила горло. «Давай, парень, — шепнул он. — Обследования, диагноз, приговор, можно оперировать или нет. Прогноз, от которого зависит наша жизнь. Жизнь Ники…»
— Это что такое? — наигранно возмутился он, а сердце ушло в пятки. — Это почему это парень на кровати лежит?! Пусть встает.
Домбоно глядел на Холодова так, как будто Алексей только что убил Мин-Ра. Мальчик не шевелился, только пальчики едва заметно подрагивали. Нервозно перебирали расшитую золотом пелену.
— Что такое? — громко повторил Холодов. — Парень должен встать.
— Но это невозможно! — Домбоно едва пришел в себя от ужаса. — Он и так еле жив от боли.
— Вот это я и хочу увидеть!
— Никто не должен видеть, как страдает сын Солнца!
— За исключением его врача. А я теперь — его врач!
Откуда-то издалека до него долетел голос… нереальный, звеняще-вибрирующий, металлический.
Звуки чужого языка, которые, возможно, звучат мелодией, когда рождает их не этот холодный голос. Языка, который он даже пытался учить вслед за Пашкой и Никой, но как видно, кишка оказалась тонка, хотя кое-что сейчас он начинал припоминать.
Домбоно скрестил руки на груди и повернулся к Холодову. В золотых одеждах запутался солнечный зайчик, такой яркий, что был способен ослепить глаза. А у золотой стены стояла женщина, подобная солнцу.
Мальчик на кровати взволнованно вздрогнул. Свет на стене погас. Холодов, обалдев, глядел туда, где только что стояла богиня Мерое. Теперь он видел лишь золотую стену, украшенную картинками из истории Мерое.
— Мин-Ра сейчас поднимется, — мрачно сообщил Домбоно. — Его жизнь связана с вашей жизнью…
— Это начинает надоедать! — отмахнулся от него Алексей. — А я уже сыт по горло древними ритуалами! Ваша царица кажется мне единственно разумным человеком в здешних краях. Я бы хотел поговорить с ней.
— Если она захочет…
— Вот уж ни за что не поверю, что матери неинтересно узнать, что с ее ребенком. Я ведь буду с ней говорить как врач, как медик…
Глаза Домбоно угрожающе сверкнули. «Ага, — усмехнулся Холодов. — Здесь все, как у нас, родимых. Такая же снедающая зависть врачей. Домбоно тут «главврач», его слово — закон. И вот является нежданный-негаданный нахал и говорит нечто, что ему не по вкусу. Вот вам и начало медицинских войн всех времен и народов. Что ж, в этом отношении Мерое очень даже современное государство. Передовое. И все врачи — братья, люто ненавидящие друг друга».
— Вы что, не видите? Он же встал! — сердито выкрикнул Домбоно.
Холодов торопливо повернулся. Мин-Ра стоял рядом с постелью из слоновой кости, голова и тело замотаны золотой пеленой. Рост у него был, как у четырнадцатилетнего подростка, мальчик с любопытством поглядывал на чужеземного врача.
— С ним можно говорить?
— Да сколько угодно. Мальчик понимает немного по-английски. Я сам учил его.
Еще один парадокс старинного города. Холодов подошел к принцу, с трудом державшемуся за спинку кровати.
— Я понятия не имею, как нужно разговаривать с принцами, — честно признался Холодов по-английски. Слава богу, английский он еще не успел забытть со времен специализированной школы. — Сколько тебе лет?
Домбоно вздрогнул. Чужеземец сказал Мин-Ра «ты»! Он разговаривает с принцем, как с уличным мальчишкой. Нет, этот наглец точно поплатится за свою дерзость головой.
— Много! — отозвался Мин-Ра. Это был голосок мальчика, старавшегося казаться взрослым. Холодов улыбнулся. В этот момент он позабыл о фантастическом городе Мерое, затаившем дыхание за стенами царского дворца, позабыл об оживших богах. Перед ним стоял мальчик, больной мальчик, страдавший от невыносимых мучений.
— Ходить-то можешь?
— Плохо.
— А ты попытайся. Если будет очень больно, сразу остановишься…
Мальчик сделал пару шагов. Покачнулся, потом замер, еще немного и упадет. Холодов подскочил к нему, подхватил на руки. «Вот я и прикоснулся к нему, — пронзило Алексея. — Вот и стала моя жизнь его жизнью, или наоборот. Отступать некуда».
— Больно?
— Да, — жалобно признался мальчик под золоченой пеленой.
— Тогда ложись, — Алексей подвел Мин-Ра к кровати и помог лечь. А потом принялся осматривать ногу мальчика.
Пашка, этот вечный герой-недоучка, завзятый циник и очень ранимый человек, оказался прав. «Эх, рентгеновский бы аппарат сюда», — тоскливо вздохнул Холодов.
— Что со мной? — спросил мальчик. — Мне отрежут ногу?
— И не надейся, — улыбнулся Алексей, а в голове все время упрямо пульсировала мысль: «Я должен видеть его лицо, я должен видеть его лицо. Я должен знать, кого буду резать. Я же не бездушный муляж оперировать собираюсь. Может, это и старомодно, но я должен видеть его лицо».
Рывком Алексей скинул золотую пелену с лица мальчика. За его спиной глухо застонал Домбоно. Большего оскорбления для бога Мерое и не бывает.
Пелена упала. Перед Холодовым лежал белокожий ребенок с голубыми глазами. Красивое личико, обрамленное белокурыми волосами.
— Я вылечу тебя, — вырвалось у Холодова. — Не бойся! А теперь я хочу поговорить с твоей мамой.
Светловолосая головка качнулась в знак согласия, голубые глазенки с восторгом смотрели на Алексея.
…— Господи, хоть бы он смог помочь этому Мин-Ра, — прошептал Савельев. Ника, услышав его слова, постаралась улыбнуться.
— Конечно, он сможет, — с затаенной гордостью произнесла она.
Если бы так было всегда…