Черная жемчужина

VI.

Бальтазар и Корнелиус, оба страшно бледные, растерянно смотрели друг на друга… Христиана!.. хорошенькая Христиана!.. их добрая, кроткая Христиана! воровка!.. Да нет, этого не может быть!.. И все-таки им припомнилось ее происхождение и обстоятельства, при которых она вступила в дом… Ведь она была цыганка… Бальтазар, точно опьяненный, упал на стул. Что же касается Корнелиуса, то ему казалось, что ему воткнули в сердце раскаленное железо и что он умирает от этого…

— Надо однако повидать эту Христиану, — сказал г. Трикамп, внезапно выводя их из оcтолбенения, — да осмотреть ее комнату!

— Ее комнату, — отвечал Бальтазар, пытаясь приподняться, — да вот ее комната! — И он указал на отверстие в перегородке.

— И вы не смогли догадаться обо всем? — улыбаясь, спросил полицейский.

— Однако, — сказал с чрезвычайным усилием Корнелиус, — она должна была слышать наши разговоры!

Схватив лампу, Трикамп быстро вышел, отворил дверь в соседнюю комнату и в сопровождении молодых людей вошел в комнату Христианы… Комната была пуста…

— Она убежала! — воскликнули все трое одновременно.

Трикамп одним движением руки удостоверился, что постель не смята и что ни в подушке, ни в тюфяке ничего не спрятано.

— Да она и не ложилась, — сказал он.

В то же время из передней донесся какой-то шум; дверь в залу внезапно распахнулась, и вошел агент, поставленный на страже г. Трикампом, подталкивая пред собой Христиану, которая казалась более изумленною, чем испуганною!..

— Г. Трикамп, — сказал агент, — вот эта молодая девушка хотела уйти, и я остановил ее, когда она намеревалась отодвинуть задвижку.

Христиана смотрела на них с таким естественным удивлением, что это подействовало на всех… кроме, впрочем, г. Трикампа…

— Да что же вам наконец от меня надо? — спросила она затворявшего за ней дверь агента. — Г. Бальтазар, скажите же ему, кто я такая!

— Откуда ты? — сказал Бальтазар.

— Сверху, — отвечала она. — Гудула очень боится грома, так как он все еще гремел, когда она пошла спать, она и попросила меня побыть с нею, и я спала в ее комнате, сидя на стуле. Проснувшись, я увидала, что погода разъяснилась, и я сошла вниз, чтобы лечь в постель. Я только что хотела удостовериться, не забыли ли вы запереть дверь, как вдруг этот господин остановил меня… Он-таки порядком напугал меня!..

— Вы лжете, — грубо возразил г. Трикамп. — Вы хотели отпереть дверь, чтоб уйти; и вы не ложились, чтобы не давать себе лишнего труда вновь одеваться и чтобы легче уловить минуту для бегства отсюда?

Христиана посмотрела на него с самым наивным видом.

— Бегства? Какого бегства?

— Ого! — пробормотал Трикамп. — В самоуверенности недостатка у нее нет!

— Поди сюда, — сказал Бальтазар, который дрожал как в лихорадке во время этого объяснения. — Поди сюда, и я тебе отвечу!..

Он взял за руку молодую девушку и потащил ее в кабинет.

— Боже милостивый! — воскликнула она на пороге. — Да кто же это наделал?

Эго восклицание дышало такою искренностью, что все поколебались на одно мгновение, но волнение г. Трикампа длилось недолго. Он подтащил Христиану к секретеру и, указав на взломанную крышку, грубо сказал ей:

— Это вы сделали!

— Я! — воскликнула Христиана, которая, по-видимому, не поняла сразу, что он хотел сказать.

Она тупо взглянула на Бальтазара, потом на Корнелиуса, потом перевела свой взгляд на секретер, увидала пустой ящик; и вдруг, как бы сразу поняв все, она отчаянно закричала:

— А! Так вы говорите, что я украла!..

Ни у кого не хватило духу ответить ей. Христиана сделала шаг к Бальтазару, который опустил глаза пред ее взглядом. Вдруг она, как бы задыхаясь, поднесла руку к сердцу, попробовала заговорить, произнесла несколько невнятных слов, среди которых только и можно было разобрать: «украла!.. я… украла!.. я!..» — и как мертвая упала на пол! Корнелиус бросился к ней и поднял ее, сжимая ее в своих объятиях.

— Нет! — воскликнул он. — Нет… это невозможно!.. Этот ребенок ни в чем не виноват!..

Он побежал в соседнюю комнату и положил молодую девушку на ее постель. Страшно взволнованный, Бальтазар последовал за ним; г. Трикамп, все так же улыбаясь, собирался пойти вслед за ним, когда один из агентов потянул его слегка за рукав…

— С вашего позволения, г. Трикамп, у нас уже есть небольшое сведение об этой молодой девушке.

— Что же это за сведение? — шепотом сказал г. Трикамп.

— Пока мой товарищ сторожил на улице, живущий напротив булочник рассказал ему, что сегодня вечером, незадолго до страшного удара грома, он увидал госпожу Христиану в выходящем на улицу окне большой комнаты. Она сунула какой-то пакет человеку в пальто и в большой шляпе…

— Пакет, — живо сказал Трикамп, — хорошо, превосходно!.. Запишите имя свидетеля и продолжайте наблюдать за входами в дом, но прежде всего отыщите мне экономку… она спит во втором этаже…

Агенты ушли, и г. Трикамп вошел в комнату Христианы.

Христиана лежала на постели все еще в обмороке, несмотря на все старания Корнелиуса привести ее в чувство. Даже и не взглянув на нее, г. Трикамп осмотрел комнату и, прежде всего, обратил свое внимание на отверстие из комнаты Бальтазара и на то, что обои с этой стороны были так же тщательно отделены, как и в той комнате. Он поставил стул на комод и, размерив расстояние, убедился, что с помощью этой импровизированной лестницы было очень легко влезть в отверстие.

По прошествии нескольких минут, посвящённых исследованию самого комода, он с улыбкой на губах вернулся к Бальтазару…

— В конце концов, — сказал тот, печально глядя на неподвижно лежащую похолодевшую девушку, — что нам доказывает, что это она совершила воровство?

— А вот что, — отвечал г. Трикамп, положив ему на руку одну из сорванных с медальона черных жемчужин…

— Где вы нашли ее? — спросил Бальтазар.

— Вот там, — отвечал полицейский.

Он указал на один из ящиков комода, сплошь наполненный вещами Христианы и нечаянно оставленный открытым.

Бальтазар бросился к комоду, перетряся все платья, все белье, перевернул все вверх дном и в этом ящике и в остальных, но напрасно… Медальона там не было. Он осмотрелся кругом; этот комод, постель и стол без ящика составляли всю меблировку комнаты Христианы. Ни сундуков, ни шкафов, ничего такого, куда можно было бы спрятать украденные вещи.

Тем временем молодая девушка пришла в себя. Она открыла глаза, обвела ими всех присутствовавших, а потом, вспомнив обо всем, она отвернулась к стене и, уткнувшись в подушки, горько зарыдала.

— А! — пробормотал г. Трикамп, — слезы… она сейчас сознается.

Он тихо наклонился к ней и самым кротким голосом сказал:

— Дитя мое, послушайтесь доброго движения вашего сердца!.. Признайтесь, что вы поддались искушению… Да, Боже ты мой! Нельзя же быть совершенством!.. А мы отнесемся к вам со всем уважением, которое заслуживает такая очаровательная девица… Так мы стало быть немного кокетливы… не правда ли?… Мы хотели прифрантиться?… Мы хотели кому-нибудь понравиться?..

— Да что вы говорите? — сказал Корнелиус…

— Тсс! Молодой человек, — возразил вполголоса Трикамп, — будьте уверены, что у нее есть сообщник.

И снова наклонившись к Христиане:

— Не правда ли, ведь это вы?..

— Ах, лучше убейте меня, — воскликнула, вдруг приподнявшись, Христиана, — но не повторяйте этого!

Возражение было так энергично, что г. Трикамп так и отскочил.

— Милостивый государь, — сказал ему Бальтазар, — будьте так добры оставить нас одних с нею, ваше присутствие действует на нее возбуждающим образом, без вас мы лучше поладим.

Г. Трикамп поклонился в знак согласия.

— Как вам будет угодно, но не доверяйтесь ей. Какая плутовка!

И он вышел.