Черная Жемчужина

Глава двадцать третья. Выбор пути

Кэйла вздохнула, отрываясь от разложенных по столу Скотта бумаг. Ни в одном из миров она даже на полшага не приблизилась к разгадке тайны, что так мучила и Денизе, и ученых-исследователей. Тайны, которая дала ей, Кэйле, новую – или, вернее сказать, еще одну – жизнь. Тайну появления Скверны, что уничтожила Старый мир.

Но не мог же мир просто в один миг измениться?

– Кэйла… Я хотел с тобой поговорить.

Она медленно выпрямилась, настороженная чересчур серьезным тоном Скотта. Всякий раз, стоило архивариусу заговорить об их совместной работе, его голос едва ли не звенел от возбуждения. В нем сквозила и страсть истинного исследователя, и восторженные нотки ребенка, столкнувшегося с чем-то неизведанным. Исключением были, пожалуй, разве что беседы о Скверне, но о ней они говорили только что… Значит, речь пойдет не об исследованиях.

– Я подумал… Ты столько времени проводишь в Архиве, и я вижу в тебе этот жадный интерес. Знаю, ты независимый исследователь, а значит, несмотря на юность, не привыкла работать на кого-то…

– Скотт…

Он взъерошил волосы энергичным жестом и затараторил так, что Кэйла едва поспевала за ходом его мысли.

– И Архив – точно не предел мечтаний для юной искательницы приключений, которая может позволить себе путешествовать по миру, заглянуть в каждый его уголок… Но ты так много времени проводишь здесь… Ах да, я повторяюсь…

– Скотт…

– В общем, как насчет полноценной работы в Архиве? Это немного не по правилам, ведь тебе всего семнадцать, но у нас есть специальные программы для молодежи. Я могу стать твоим куратором, ты – моим стажером.

– Я соврала.

Скотт наконец ее услышал и замолчал. Карие глаза удивленно округлились.

– Что, прости?

– Я соврала тебе в письме. Я не независимый исследователь, я работаю на своего дядю. Я сирота, а он… приютил меня. Дал мне работу.

И если не смысл жизни, то хотя бы дело, в которое она могла погрузиться с головой.

– Ох. Ясно.

Остаток дня прошел в каком-то неловком молчании. Погруженная в собственные мысли, Кэйла никак не могла сосредоточиться на работе. Ей нужно было не только перевести текст, с чем прекрасно справлялась черная жемчужина, спрятанная в ладони, но и сопоставить правильный перевод с заметками исследователей и внести необходимые правки. Сегодня эта задача казалась намного сложней.

Как будто специально Джошуа раньше вернулся домой, а потому ужинали они втроем. Как только все поели, Кэйла заговорила, торопливо роняя слова:

– Джошуа… Мне предложили полноценную работу в Архиве.

За столом повисла звенящая тишина.

– Как ты умудрилась?.. – изумленно начала Дарлин.

– Это важно? – перебила ее Кэйла.

Она не собиралась рассказывать кузине и Джошуа о черной жемчужине, которая проложила ей путь не только в Архив, но и вовсе в иной мир. Отныне и навеки эта тайна принадлежала только ей одной.

– Кэйла, зачем тебе там работать? – недоуменно воскликнул Джошуа. – Архивариусы – скучнейшие в мире клерки, которые не видят ничего, кроме своих бумаг!

– И своими собственными руками творят историю, – нахмурившись, с вызовом сказала Кэйла.

Ей стало обидно за архивариусов, и, конечно, за самого Скотта. Так вот какими их видели другие?

– Своими собственными? – фыркнул Джошуа. – А как насчет того, что объекты для изучения им поставляют независимые искатели и такие организации, как наша?

– Вот именно. Ваша… наша задача… – Кэйла совсем запуталась, к кому именно себя причислять, и начала сначала: – Задача искателя – просто добыть реликт. Но именно исследователей и архивариусов интересует, какая история лежит за ним.

– Я не понимаю, – растерялся Джошуа. – Тебе ведь так нравилась твоя работа…

– А что, если моя работа нравилась в первую очередь тебе?

Дарлин и Джошуа остолбенели. Прежде Кэйла никогда так ни с кем не говорила. Но то ли дело в новом цвете волос, который роднил ее с Денизе, то ли в том, как часто Кэйла находилась в ее теле и была ей, но в ней отныне (и, хотелось бы верить, навсегда) поселился дух девушки, знающей себе цену. Достойной уважения.

– Ты правда думаешь, что все это время я использовал тебя? – заглянув ей в глаза, тихо спросил Джошуа.

Кэйла помолчала, нервно теребя рукав кофты.

– Нет. Я так не думаю. Ты искренне заботился обо мне. Так, как умел. Мы оба использовали мою стойкость к воздействию Скверны в своих целей. Я делала это, чтобы спрятаться от боли в блуждании по руинам, в которые превратилась и моя собственная жизнь, в вечных поисках… сама не знаю, чего.

Джошуа быстрым движеним потер побледневшее лицо, но почти сразу же взял себя в руки.

– Ты поэтому перестала ездить в экспедиции?

Кэйла, закусив губу, кивнула.

– Какое-то время я помогала Скотту… мистеру Крамеру, старшему исследователю Архива. И поняла, что изучать историю прошлого нравится мне гораздо больше.

Блуждать по руинам и впрямь было захватывающе, но… приключений ей теперь хватало и в другом мире. Вот только сказать об этом Джошуа она не могла.

Кэйла поднялась из-за стола, все же ощущая свою вину перед дядей. Перед тем, кто опекал ее, кто не бросил, не оставил одну в этом жестоком порой мире.

– Кэйла… – Джошуа подошел ближе и мягко сжал ее плечи. –Если тебе казалось, что я давил на тебя из-за твоей особенности… Прости.

– Я не…

– Просто послушай. Что бы ты ни думала обо мне… Я поддержу любое твое решение.

Глядя ему в глаза, она медленно кивнула.

– Я решила, дядя. Я хочу воспользоваться предложением Скотта и, пусть и не сразу, но стать частью Архива.

– Хорошо.

Джошуа запечатлел на ее лбу отеческий поцелуй, заставив на мгновение задержать дыхание от странной внутренней боли.

***

Кэйла проснулась в Стоунверде, где все еще шли дожди, а в голове ее все еще звучали отголоски разговора с дядей, отчего-то кажущегося переломным. Теперь, когда она больше не работает на Джошуа, они станут видеться еще реже. Их пути разошлись окончательно… кроме того факта, конечно, что они по-прежнему жили в одном доме.

Джеральд сидел за столом. Кэйле вообще никогда не удавалось застать его спящим. Всякий раз, когда они путешествовали вместе, он просыпался до рассвета, а иногда казалось, что не спал вовсе.

Накануне вечером Кэйла показала Джеральду книги и свитки с магическими болезнями и проклятиями, которые обнаружила в доме Лана, и паладина всерьез заинтересовало написанное в них. Неудивительно – если Кэйла правильно поняла, они остались от старого и, по всей видимости, сильного колдуна Хелгеро, пропавшего в таинственной пещере, а значит, таили уникальные магические знания.

Вот и сейчас Джеральд изучал старинные фолианты, изредка бормоча себе что-то под нос – то ли запоминая, то ли удивляясь ранее неизвестному. Кэйла присоединилась к нему, как всегда, заинтригованная тем, о чем могли поведать ей древние – по меркам ее родного мира – книги. Исследование затянулось и Кэйла, скользя взглядом по строчкам и впитывая их смысл, не сразу заметила перемену в окружающем мире. Оторвала взгляд от книги, прислушиваясь.

Тишина. Дождь прекратился.

Жители Стоунверда выходили на улицу, изумленно, недоверчиво глядя вверх. Тучи расползлись, выглянуло робкое солнце. Украденное солнце вернулось на небо.

Еще одно открытие ждало Кэйлу, когда она приблизилась к стене, за которой прежде скрывался вход в райскую обитель Лана и Ильзы. Вместо портала – глухая стена, отозвавшаяся холодом и шероховатостью камня на ее прикосновение.

– Он решил остаться там, с Ильзой, под иллюзорным солнцем, – прошептала Кэйла.

– Идем, – помедлив, мягко сказал Джеральд. – Нам больше нечего делать в Стоунверде.

Книги он все-таки нехотя оставил. Честь паладина не позволяла прибрать к рукам чужое имущество, даже если оба хозяина – и Хелгоро, и Лан – больше никогда в этот дом не вернутся.

Они вышли на залитые солнцем улицы города. Горожане, оказавшиеся неподалеку, приветствовали их восторженными вскриками. Мелькали чужие лица, ладонь Кэйлы тонула в чужих руках, сияющие восхищением глаза впивались в нее взглядом. А она не чувствовала себя спасительницей Стоунверда, какой ее считали его жители.

Джеральд, казалось, видел, что творится у нее в душе. Как только они отъехали от города – все еще мокрого, омытого дождевыми слезами, но уже открывшего свои объятия солнечному свету, он сказал:

– Жизнь белой колдуньи – это вечная борьба. Не добра со злом, а прежде всего, с самой собой. Каждый день тебе предстоит делать нелегкий выбор. Ты прежняя знала это, но ты настоящая будто постигаешь уже пройденный путь с самого начала. И я вижу, как на тебя повлияла эта история.

– Ильза скоро умрет, – глухо сказала Кэйла, обличая в эти три слова всю свою горечь. Та подступала к горлу, мешая дышать. – Что я за колдунья такая, если не могу спасти всего одну человеческую жизнь? Жизнь девушки, которая слишком молода, чтобы умирать такой страшной смертью. Быть выжженной изнутри тьмой…

– Теневое проклятие смертельно и неотвратимо. В том, что Ильза заболела им, не твоя вина. Вина лежит на маге, который приручил тень, а затем выпустил ее на свободу. Такова жизнь – за чужие решения нередко приходится расплачиваться нам самим. Ильзе пришлось. У тебя не было шанса ее спасти… кроме одного. Но жизнь одной девушки против исковерканных жизней сотен людей…

Джеральд был прав насчет добра и зла – не все в этом мире так уж однозначно. Лан искренне хотел спасти свою любимую… и вот, к чему это привело. Можно ли назвать его воплощением добра, хотя его побуждения были светлыми? Нет. Воплощением зла? Тоже нет, хоть люди и пострадали из-за него.

Кэйла уже очень давно перестала воспринимать свое нахождение в мире Денизе как сон, как безумно интересную и сложную игру, в которой магия казалась чем-то исключительно светлым, волшебным, чудотворным. Теперь быть белой колдуньей – ее судьба, ее предназначение. Теперь только от нее зависит, какой запомнят люди Черную Жемчужину – справедливой или жестокой, чуткой или равнодушной… Спасительницей или разрушительницей чужих судеб.

Столкновение с аземой, ледяное дыхание смерти, мимолетно скользнувшее по ее щеке после злоупотребления магией крови, знакомство с обратной волной магии, трагическая история любви Лана и Ильзы – все это дало Кэйле понять, что ее путь белой колдуньи будет сложным, тернистым… опасным.

Как и то, что теперь, избавившись от всех иллюзий и предубеждений, она готова вступить на этот путь.