Даже после того, как видение рассеялось, Кэйла еще долго приходила в себя. Непросто осознать, что мир, который ты полюбила всем сердцем, несмотря на его опасности, подстерегающие едва ли не на каждом шагу, может погибнуть в любое мгновение. Что от него останется лишь пепелище, на котором однажды построят ее собственный, уже привычный мир.
– Что ты видела, Денизе?
Кэйла вздрогнула. Подумать только, поглощенная мрачными мыслями, она совершенно забыла о присутствии Джеральда. Какое-то время она медлила, не зная, как открыть паладину страшную правду о его собственном мире. И… так и не решилась. Ведь Денизе не зря призвала Кэйлу сюда. Она еще может все исправить.
Если только узнает, как.
– Скверну нужно остановить. Во что бы то ни стало, – слабо сказала она, поднимаясь.
Покачнулась, и крепкие руки тут же обхватили ее за талию, подняли, прижали к груди. На руках Джеральд донес Кэйлу до кровати, бережно опустил, едва не касаясь щекой ее разгоряченной щеки. Она вздохнула запах его волос и обессиленно прикрыла глаза.
– Я только… чуть-чуть… – Даже разговаривать было неимоверно трудно, но она все же нашла в себе силы сказать самое главное: – Не уходи.
– Не буду, – тихо ответил Джеральд. – Я рядом.
Весь последующий день Кэйла потратила на приготовления. Опустошила половину дома, рассовала колдовские атрибуты по седельным сумкам, навесив их на бедняжку Леди. Переночевать они решили в Венге, чтобы на рассвете отправиться в путь.
Джеральд ушел, чтобы приготовить все необходимое для долгого путешествия. Стены давили на Кэйлу, и без того изможденную бременем, что легло на ее плечи после видения. Страх, поселившийся в ней, рвал изнутри душу. Она не могла уснуть – не помогали даже колдовские травы.
Охватившее ее напряжение требовало выхода, и в самом разгаре ночи, взглянув на убывающую луну, Кэйла вдруг поняла, что именно ей необходимо. С неохотой покинув нагретую постель, в полутьме нашла кожаный чехол с ампулами крови. Открыла один из них, нанесла несколько заговоренных капель на свежий порез. И легла на кровать в ожидании.
Лунная пантера пришла со взмахом ресниц. Кэйла улыбнулась, увидев ее, стоящую у кровати. Серебристо-голубая призрачная шерсть, впитывая льющийся с окон лунный свет, заискрилась. Кэйла опустила руку, чтобы коснуться гладкой шкуры лунной пантеры и… стала ею.
И вновь догонялки с ветром под ласковым светом луны. Кэйла бежала, неистовая и быстрая, как молния, в безостановочном движении высвобождая страх, сковавший сердце – за них с Джеральдом, за пораженных Скверной; страх, что не сумеет оправдать чужих ожиданий и возложенных на нее надежд… Она ощущала небывалый прилив сил, мощь, которая перекатывалась под призрачной шкурой, тесным жгутом переплетаясь с мышцами потустороннего зверя. Внезапно вспомнились слова Денизе из дневника о различии колдовских сил, и в тот же миг Кэйла ясно осознала: она – лунная колдунья.
Луна питала ее силами куда большими, нежели солнце. Находясь в шкуре зверя, она ощущала себя непобедимой, неукротимой. Той, для кого не существует никаких преград.
Мелькали города и лица. Кэйла бежала, не разбирая дороги, невидимая для остальных. Мимо домов, мимо прохожих… Окрыленная свободой, неслась вперед, и только некий внутренний толчок, позыв заставил ее остановиться.
Сев на задние лапы, она недоуменно завертела головой по сторонам, пытаясь понять, где очутилась. Обычный город, размерами явно уступающий Венге, пустынные улицы. Царила глубокая ночь, свет горел лишь в нескольких окнах, несмело разбавляя темноту – устав от постоянного бдения, луна поспешила скрыться за завесой облаков.
Кэйлу влекло к одному из домов, в глубине которого тускло мерцал магический светильник. Приблизившись к окну, она положила лапы на холодное стекло и прильнула к нему носом. На первый взгляд, обычная картина: девочка лет восьми, лежащая на кровати и до ушей прикрытая одеялом. Однако кое-что ее смутило. Женщина – судя по сходству, определенно мама, прикорнувшая в кресле в углу комнаты вместо того, чтобы отправиться в свою спальню. Так обычно стерегут больных в палатах, в ожидании, когда они проснутся.
Однако еще большую тревогу внушала безликая черная тень, застывшая за спиной малютки. Что-то неправильное было в этой тени – помимо того, что она существовала сама по себе, отдельно от хозяина. Кэйла чувствовала исходящую от нее тяжелую энергию, похожую на молниевый разряд, неприятно царапающий внутренности.
Сначала она решила, что за спиной девочки стояла прирученная кем-то тень. Однако та была слишком неподвижна и казалась не чернильно-черной, как обычные или прирученные тени, а сумрачно-туманной, полупрозрачной. Сквозь нее Кэйла видела (пусть и слегка нечетко, не в мельчайших деталях) противоположную стену.
Заинтригованная картиной, которая открылась ее глазам, она исполнила свой коронный номер и заставила стену с окном стать прозрачной, легко преодолимой, как воздух. Прошла сквозь невидимый барьер и, усевшись у кровати спящей малышки, принялась ждать. Странная тень или не ощущала ее присутствия, или не видела в ней угрозы. Во всяком случае, ничто в облике тени не изменилось. Не изменилась и исходящая от нее энергия.
Кэйла знала, что ей нужно выспаться перед путешествием, но не могла оставить девочку и ее маму наедине с тенью. Чувство тревоги не отпускало, наоборот, усиливалось с каждой проведенной в доме минутой.
Она ощущала страх, поселившийся в сердце малышки, безотчетный ужас, душивший ее. Кошмары, осенило Кэйлу, ей снились кошмары. И тень, которая стояла за ее спиной, была к этому причастна. Кэйла мрачно взглянула на виновницу, подошла ближе и коснулась лапой. Окатило могильным холодом – таким сильным и колким, что на мгновение она задохнулась. Воздух в кошачьих легких оледенел, дышать стало нечем.
Стоило шагнуть назад, как она вновь обрела способность дышать. А тень стояла как ни в чем не бывало, казалось, даже не заметив вмешательства. Что бы это ни было, оно было невероятно сильным.
Ощущения Кэйлы словно передались спящей в кресле женщине. Вздрогнув, она открыла глаза. Чуть пошатываясь спросонья, подошла к кровати, склонилась над дочерью.
– Милая, просыпайся…
В ее голосе не было нежных ноток, свойственных матерям, который будят своих детей. Но было что-то другое – надежда, почти мольба.
– Лили, прошу тебя, просыпайся.
Лицо малышки оставалось безмятежным, хотя глазные яблоки под тонкими веками метались из стороны в сторону. Там, в мире сновидений, она была напугана. Тень пугала ее.
Поняв, что ее дочь не проснется, незнакомка беззвучно заплакала – подавшись вперед, обхватив себя руками за плечи. В ее лице было столько горя и беспросветного отчаяния, что у Кэйлы разрывалось сердце.
Ночь уходила, а вместе с луной таяли и ее силы. В обличье лунной пантеры она никак не могла помешать тени, забравшейся в сознание малышки, не могла ее прогнать. Развернувшись, Кэйла прошла сквозь стену и с тяжелым сердцем побрела прочь от дома, пропитанного страхом и отчаянием. Дошла до указателя и прочитала на нем: «Дорвуд».
Чтобы вернуться в тело Денизе, ей, как и в прошлый раз, потребовалось лишь незначительное мысленное усилие – своего рода приказ собственному сознанию. Однако контроль над ним она тут же потеряла – измученный чарами и событиями минувшего дня организм погружался в глубокие воды сна. Кэйла боролась столько, сколько могла. Хотелось проснуться и немедленно рассказать Джеральду об увиденном в ее ночном путешествии. Но в конце концов усталость взяла вверх, и она погрузилась в сон.
День, проведенный в родной реальности, показался бесконечностью. Кэйла торопила время, желая как можно скорее оказаться в мире-сновидении. Тревога не отпускала. Прежде ей казалось, что нет трагедии сильнее, чем потерять маму. Но там, по ту сторону сна, Скверна грозила уничтожить людей целого мира. Она должна была понять, как этого не допустить.
Кэйла не могла вернуть маму. Но могла сделать все возможное, чтобы ни один ребенок из мира Денизе свою маму не потерял.
***
В дверь настойчиво постучали. Кэйла не заметила, как задремала, а потому не сразу поняла, что находится уже в мире колдовском. Открыв Джеральду дверь, она попросила дать ей несколько минут. Их хватило, чтобы умыться, одеться и наскоро позавтракать. Паладин завьючил лошадей, и они наконец отправились в путь. Кэйла бросила прощальный взгляд на дом Денизе. Она не знала, когда вернется… и сумеет ли вернуться вообще.
По дороге Кэйла рассказала Джеральду о видении, что посетило ее прошлой ночью – о девочке, которая никак не желала проснуться, и тени, стоящей за ее спиной.
– Если это тот, о ком я думаю, то нам действительно стоит наведаться в Дорвуд.
– И кто же?
Джеральд пристально взглянул на нее.
– В одном из путешествий мы с тобой встретились с паломником, по его собственному признанию, видящим духов. Он и рассказал нам о спенджагре. Кажется, ты уже тогда вела дневник. Посмотри, может быть, найдешь что-то. Потому что я, к сожалению, не могу вспомнить ничего, кроме того, что этот дух может проникать в чужие сны и менять их по своему усмотрению. А в энергии задержавшихся в снах людей он черпает свою силу.
Кэйла кивнула, сделав себе мысленную зарубку. Она едва дождалась первого привала – казалось, невысказанные слова жгут ей горло. Сейчас, когда ее жизнь и жизнь всего мира висела на волоске, самое время открыться переменам. Но для этого она должна была сначала перестать лгать.
Джеральд расположился у костра, готовя нехитрый походной суп. Прикрыв глаза, Кэйла несколько мгновений собиралась с духом, а затем выпалила:
– Джеральд… Мне нужно кое-что тебе сказать.
Он поднял бровь, удивленный ее тоном.
– Эти провалы в памяти… Знаю, они очень тебя беспокоят. И прости, что лгала все это время. Просто я не знала, как сказать тебе правду… – Кэйла нервно усмехнулась. – Честно говоря, до сих пор не знаю.
Джеральд развернулся к ней всем телом. Произнес без малейшего осуждения в голосе.
– Просто скажи как есть.
– Я – не Денизе.
Все. Главное сказано.
Паладин смотрел удивленно и озадаченно, а ее уже было не остановить.
– Эта жемчужина на моей шее… Я нашла ее – я, Кэйла Честер. Надела на шею и в ту же ночь перенеслась сюда. Очутилась в теле Денизе, но не стала ею. Мой разум, мои мысли и воспоминания по-прежнему принадлежат мне. А Денизе… она ушла…
– Перенеслась? Ушла? Де… Прости, я не понимаю.
Кэйла медленно выдохнула, лихорадочно пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли.
– Денизе предчувствовала свою гибель, но не стала ее предотвращать. Не знаю, почему. Она писала, что ее душа уже принадлежит смерти, и, быть может, считала, что нарушит некий баланс, если спасет себя. Может, она тосковала по Эстебану и хотела воссоединиться с ним. – От ее взгляда не укрылось, как помрачнело лицо Джеральда. – А может, Денизе и пыталась, но ей не удалось обмануть смерть. Тогда она вложила все свои силы без остатка в черную жемчужину, которую я нашла спустя века. И с тех пор я существую в двух мирах – в своем и… в этом.
Джеральд потер ладонями виски. Трудно представить, каково ему было в эту минуту.
– Хочешь сказать, существует и другой мир, отличный от нашего?
– Нет. Не совсем. Тот мир, в котором я живу – это будущее твоего родного мира. Мира, в котором магии нет.
Паладин резко вздернул голову, с изумлением заглянул в ее лицо.
– Нет магии? Как это?
– В том виде, в котором ты привык наблюдать ее каждый день – нет, – с горечью сказала Кэйла. Помедлив, добавила: – У меня есть теория, что крохи магии в моем мире все же остались. У нас есть экстрасенсы, знахари, ведьмы и много необъяснимых вещей вроде призраков и странных происшествий. Но нет чар и нет магов. Есть много чего другого – интернет, телевидение, чудеса техники, но… знаешь, все это магию не заменит.
– Уму непостижимо, – прошептал Джеральд.
Кэйла тактично молчала, давая паладину хотя бы немного прийти в себя – осмыслить услышанное, которое наверняка кажется ему невозможным.
– Но что могло уничтожить магию? – воскликнул он.
– Скверна, – глухо ответила Кэйла. – Она губит все живое – не только чувства и воспоминания, но и силу. И, боюсь, с каждым днем будет становиться все хуже. Паутина, раскинутая над вашим миром, разрастется, пока совсем его не поглотит. Денизе… она видела печать смерти на лицах людей, и я увидела это. И я видела, как она должна была умереть.
– Как? – едва слышно спросил Джеральд.
– В хижине мага теней. Я умерла тогда вместе с ней… а потом очутилась в том дне снова. Это помогло мне предупредить тебя об опасности, не позволить нам обоим снова умереть. Тогда Денизе ушла, и осталась я. С наказом от нее – остановить то, что погубит людей ее родного мира.
– Скверну… – с закрытыми глазами прошептал Джеральд.
– Она не знала, о чем идет речь. Не успела это предвидеть. Но знаю я и… – Пальцы сами собой сжались в кулаки. – Я боюсь, что не справлюсь. Я – не Денизе, хоть и переняла большую часть данных ей Амерей сил, и сумела их в себе пробудить. Я – Кэйла Честер, я – самозванка.
Последние слова она произнесла уже шепотом.
– Не говори так, – хмуро взглянув на нее, вдруг бросил Джералд. – Кем бы ты ни была… Разве не ты спасла жителей Светлицы от аземы? Разве не ты избавила Стоунверд от голода и затопления? Ты рискуешь собой каждый день, очертя голову бросаешься на защиту незнакомых тебе людей. Денизе… Кэйла… Тебе и не нужно пытаться стать такой, какой была она. Ты вершишь свою собственную судьбу.
Между ними повисла тишина, нарушаемая лишь треском веток в костре. На лице Джеральда проступила печать утраты. Денизе ему – совсем не чужой человек. Может, и не друг, но напарник, соратник. Каково ему узнать, что той, с кем он бок о бок путешествовал и сражался на протяжении трех лет, больше нет? Что девушка, которую он считал живой, видел рядом едва ли не каждый день и преданно защищал, на самом деле уже давно мертва? Страшно даже представить, что он чувствовал сейчас.
И Кэйла – живое напоминание о той, кого больше нет.
– Это все объясняет, – опустошенно сказал Джеральд. – Я не мог понять, что в тебе изменилось, и почему. Ты стала другой, почти незнакомой. И я чувствовал, что изменилось что-то не только в тебе самой, но и… между нами. Иногда я ловил твой взгляд и не знал, как его трактовать. То, что мне рисовало воображение, никак не могло произойти в реальности.
– Почему? – тихо спросила Кэйла. – Из-за того, что Денизе так и не смогла отпустить Эстебана даже после его смерти?
Он медленно кивнул, не отрывая взгляда от языков пламени.
– Она покорила меня с первого дня нашего знакомства. Я был юным мальчишкой-паладином, который только открывал для себя мир после жизни в стенах крепости, она – уверенной в себе восемнадцатилетней белой колдуньей. У меня не было ни единого шанса. – Джеральд невесело усмехнулся. – Конечно, я влюбился как щенок. И конечно, Денизе всегда воспринимала меня лишь как телохранителя, который дал клятву Несущей Свет всегда защищать ее дочь. Через несколько недель после того, как я присягнул Денизе на верность, в ее жизни появился Эстебан – взрослый, повидавший мир воин. Они оба полыхнули как факелы от одной-единственной искры. Денизе была ему верна и никого вокруг себя не замечала. Что уж говорить про меня – ее живого клинка.
– Не называй себя так, – взмолилась Кэйла. – Ты – человек, а не живой клинок.
Джеральд странно на нее взглянул.
– Как я мог не видеть этого раньше? Вы с Денизе совершенно разные. Она никогда бы не сказала подобного. В этом мире у каждого своя роль. Белые колдуньи обязаны помогать людям, а Белые Паладины – защищать их ценой собственной жизни. Ты ведь не будешь тосковать, когда сломается твой меч? Ты просто пойдешь к кузнецу и попросишь выковать себе новый. Так и мы, паладины. Наша жизнь – разменная монета, а наша смерть – лишь закономерный конец долгого пути.
Кэйла отчаянно помотала головой, в одном этом жесте выражая всю глубину своего несогласия. Кто придумал столь легко разбрасываться человеческими жизнями?
Выходит, она все же ошиблась, приняв образ холодной стены за равнодушие. Джеральд действительно провел черту между собой и Денизе, но сделал это лишь для того, чтобы закрыть свои чувства, зная, что они не взаимны. Все это время он любил ее, свою Денизе. А в ее сердце был Эстебан. Даже его смерть ничего не изменила – любовь такой силы бесследно не исчезает. И после смерти Денизе была предана Эстебану – Кэйла чувствовала это в момент видения с перстнем.
Быть может, каждый из них троих любил одинаково сильно. Но только Джеральд был по-настоящему одинок.
– И какой он, твой мир? – тихо спросил он, вряд ли догадываясь о ее мыслях.
Кэйла задумалась.
– Совершенно другой, и в то же время… очень похожий. Просто магию заменила технология, а все остальное осталось прежним. Жестокость, борьба – за власть, за богатство, за место под солнцем. Противоречивый – потому что посреди всей этой грязи находится место и свету.
А еще – тронутый Скверной. Но об этом Кэйла не стала говорить.
– Тебя кто-то ждет там? – осторожно спросил Джеральд.
Кэйла устремила взгляд поверх его плеча, на верхушки деревьев, за которыми медленно догорал закат. Спрашивал ли он о парне или о семье? Она подумала о дяде Джошуа и Дарлин – единственных, кто у нее остался.
– Нет. Меня никто не ждет.