Глава двадцать девятая

ИЗ «ЧЕРНОЙ КНИГИ СЕКРЕТОВ»
Признание торговки книгами

Меня зовут Периджи Лист, и я должна признаться в ужасном, постыдном поступке.

Наша семья занималась книготорговлей на протяжении двух столетий, и я горжусь тем, что пошла по стопам предков. Тридцать лет я держу книжную лавку и с божьей помощью рада была бы прослужить в ней еще столько же, но, если мне не удастся сбросить тяжкий груз со своей истерзанной души, я вряд ли проживу на этом свете даже год.

Эта кошмарная история началась с книги, три экземпляра которой почитаются дорогостоящей редкостью. Само содержимое книги не представляет особого интереса и не блещет красотами слога — это безыскусное повествование о горном пастухе. Библиофилы и книготорговцы охотятся за тремя экземплярами потому, что в них тринадцатая строка на тринадцатой странице напечатана шиворот-навыворот. Как это получилось, неизвестно; кто полагает, будто наборщик был в сговоре с Вельзевулом и строка была вывернута ради каких-то дьявольских целей, кто — будто строка удивительным образом изменилась после удара молнии, каковой был знаком одобрения от самого главного пастыря — Господа нашего. Другие винят в ошибке подмастерье наборщика, который будто бы любил выпить и склонен был к шуткам такого рода. Так или иначе, но из тиража в двести экземпляров строка вывернута лишь в трех.

Местонахождение двух из них установлено: один находится в музее в другой стране, второй хранится в семье пастуха, чей рассказ лег в основу книги. Семья эта уединенно живет высоко в горах, где пасет свои стада, и с посторонними не знается. Книгу в семье передают из поколения в поколение и продавать это фамильное сокровище решительно не желают, утверждая, что деньги для них ничего не значат. А вот третий экземпляр не удавалось найти более двухсот лет; полагали, что его уже и не существует, что он утрачен.

Тот, кому посчастливилось бы отыскать этот раритет, мгновенно прославился бы и разбогател, поэтому я, подобно многим, давно мечтала найти уникальную книгу, но, увы, тщетно.

Примерно полгода тому назад ко мне в лавку постучалась дряхлая старушка, еле передвигавшаяся при помощи двух костылей. Медленно прошла она меж книжных шкафов, зажимая под мышкой какой-то сверток, и оттого двигаясь еще с большим трудом. Хотя она и прятала сверток под плащом, я сообразила, что это книга.

Я поздоровалась, провела старушку в свой кабинет, где она и уселась, прислонив костыли к стене. Было уже около шести, и я думала запирать лавку, а потому торопливо осведомилась:

— Чем могу служить, сударыня?

Старушка подозрительно оглядела меня и спросила:

— Вы покупаете книги?

Я кивнула.

— Сколько дадите за эту?

Она извлекла из-под плаща потрепанный том в темно-коричневом кожаном переплете и положила на стол, но не спешила выпускать из рук, точно опасалась чего-то. Мне пришлось вытянуть книгу у нее из пальцев. Пока я рассматривала товар, старушка не сводила с меня цепких черных глазок.

Я принялась разглядывать, поначалу невнимательно, поскольку мне показалось, что особой ценности книга не представляет. Обложка была, повторяю, потрепанная и даже в пятнах, заглавие стерлось от времени, да и в целом с книгой явно обращались очень небрежно.

Но, открыв книгу, я чуть не ахнула от неожиданности. На титульном листе значилось:

«Артур Волман. Одинокий горный пастух».

Сердце едва не выскочило у меня из груди. А вдруг это тот самый третий экземпляр? Старушка так и сверлила меня глазами, поэтому я постаралась не подавать виду, что взволнована, и с самым безразличным лицом перелистала страницы, покрытые пятнами и разводами сырости, а местами даже слипшиеся от плесени. Вот и тринадцатая страница. Я думала, меня удар хватит.

Тринадцатая строка была напечатана шиворот-навыворот, зеркально.



— Даже не знаю, что вам сказать, — протянула я, прикидываясь, будто колеблюсь.

Я и в самом деле была в замешательстве и не знала, как поступить. Представьте, ко мне в руки попала редчайшая книга, которая способна обогатить и прославить меня, — и вот тут-то я осознала, что купить ее не могу! Мечтая об этой находке, я никогда не задумывалась о том, сколько она может стоить; я и помыслить не могла, что заполучу книгу.

Итак, передо мной встал выбор: притвориться, будто за книгу много не дашь, и заплатить старушке самую скромную сумму, или же открыть ей правду, но тогда владелица уйдет искать покупателя побогаче, а сокровище навсегда уплывет от меня.

Вопрос был в том, известна ли старушке подлинная ценность книги? Я ощутила, как на лбу у меня выступает испарина, и приложила все усилия, чтобы руки мои перестали трястись. Глаза старушки впились в меня иголками.

— Так что ж? — раздраженно спросила она.

Я дала ответ, предопределивший мою печальную участь.

— Книга, конечно, любопытная, — тщательно подбирая слова, отвечала я, — но особой ценности не представляет.

Так я вступила на путь, с которого уже не было возврата.

Лицо у старушки вытянулось, а я мысленно спросила себя: может, она все-таки не подозревает, что за редкость принесла сюда?

— Однако вам повезло, — продолжала я, — у меня есть постоянный покупатель, который питает слабость к литературе такого рода и к этому автору. Так что я с удовольствием дам вам за эту книгу десять шиллингов. Полагаю, вы согласитесь — цена хорошая, особенно учитывая, что книга, как вы сами видите, далеко не в идеальном состоянии.

И я старательно изобразила на лице улыбку истинной благодетельницы. Старуха в ответ тоже улыбнулась, точнее было бы сказать, ощерилась. В глазах у нее загорелся злобный огонек.

— Ах вы мерзкая лгунья! — прошипела она. — Бессовестная обманщица! Да за кого вы меня принимаете — за круглую дуру? Думаете, если я еле ноги таскаю, так уж и из ума выжила?

Она поняла мою хитрость! Я поднялась и попыталась успокоить разъяренную старушенцию.

— Может быть, я и ошиблась. Сейчас взгляну еще разок, сударыня.

Но было поздно: старуха уже перестала мне доверять.

— Книга стоит гораздо дороже, в сто раз дороже, чем вы мне только что сказали, и вы знали об этом и все-таки опустились до обмана! Да вы просто мошенница! — шипела старуха. — А ну, отдайте книгу, живо!

И она попыталась выхватить у меня свое сокровище, а я поняла: мечта моя рушится.

— Пойду к другому книготорговцу, к честному! — заявила она.

— Простите меня! — вскричала я со слезами на глазах, — Минутная слабость, все мы люди, вот я и поддалась искушению!

Я была не в силах выпустить книгу, и старуха, натужившись, тянула ее к себе.

— Чушь! — выплюнула она. — С меня довольно.

Мы обе навалились грудью на стол и дергали книгу каждая к себе, туда-сюда, туда-сюда, но я оказалась сильнее, рванула как могла, и сокровище очутилось у меня в руках. Противница от неожиданности пошатнулась и свалилась со стула, и я в ужасе увидела, как голова ее со зловещим треском стукнулась об пол, и старуха рухнула, будто пыльное платье с вешалки. Я вскочила, кинулась к ней, упала на колени — посмотреть, жива ли она еще.

— «Я… предпочитал… стричь овец… по воскресеньям», — прошипела старуха мне в лицо и испустила последний вздох, от которого стекла моих очков на миг запотели.

— Боже милосердный, — пробормотала я. — Что же мне теперь делать?

Редко бывает, чтобы покупатель скончался прямо в лавке, тем более в книжной, и я понятия не имела, что полагается предпринять в подобном случае. И пока я мешкала, некий голос, который мог принадлежать только Сатане, принялся нашептывать мне на ухо.

«Возьми книгу, — твердил он, — бери же скорее книгу! Никто не узнает!»

О, как бы мне хотелось сейчас сказать, что я возражала, что боролась с искушением, что попыталась противостоять этому бесчестному предложению, но… не буду лгать. Я сдалась мгновенно, схватила книгу, валявшуюся на полу рядом с трупом старухи, и поспешно сунула ее на самую верхнюю полку у себя над столом, спрятав за томом Гиббона «Упадок и разрушение». Потом обернулась и чуть не упала со стула, на который вскарабкалась, чтобы дотянуться до полки.

На пороге стоял Иеремия Гадсон. Давно ли он появился и успел ли стать свидетелем случившегося, я не ведала.

— Дорогая Периджи, чем это вы тут заняты, позвольте узнать? — спросил он.

— Она рухнула замертво, умерла у меня на глазах! — слезая со стула, прохныкала я.

— Вижу-вижу, мертвее мертвой, — откликнулся Гадсон.

Послали за доктором Моргсом, но Иеремия не ушел, а уселся в угол и оттуда наблюдал, что будет дальше. От его присутствия мне было не по себе.

— Сердечный приступ, — провозгласил доктор, осмотрев тело.

Гадсон громко фыркнул, как то было ему свойственно, а доктор сложил свой саквояж и ушел. К моему величайшему облегчению, вскоре пришли из похоронной конторы, тело старухи унесли, и Гадсон наконец ушел.

В ту ночь у меня созрел план. Я хотела продать книгу, но понимала, что действовать надо предельно осторожно. Ведь я не знала, кому еще было известно о том, какая редкость хранилась у старухи. У меня имелся на примете некий книголюб из Города, готовый заплатить за книгу с опечаткой кругленькую сумму, — он наверняка будет держать язык за зубами. Разумеется, о славе мне теперь не приходилось и мечтать, сделку нужно будет совершить тайно, но жертва невелика в сравнении с суммой, которую я надеялась выручить за книгу.

Была уже глубокая ночь, и я рассчитала, что, если пущусь в путь прямо сейчас, не медля, то моего отъезда не заметят и так будет лучше. Спрятав книгу за пазуху, я заперла лавку и вышла на улицу, где нос к носу столкнулась с Иеремией Гадсоном.

— Дорогая Периджи, — начал он, противно растягивая слова, — куда это вы собрались в такой глухой час?

— Это мое дело, — отрезала я, — а теперь соблаговолите уйти с дороги.

Но Иеремия не шелохнулся.

— Я все думаю о сегодняшнем происшествии, — продолжал он. — Странной смертью умерла эта старуха, да и книга редкая…

— Книга?

— У любого секрета есть цена, — многозначительно заметил Гадсон.

Его слова испугали меня.

— К чему вы клоните? — спросила я.

— Думаю, вы собирались поехать в Город и продать книгу там — ту самую редкую книгу, которую украли нынче днем у старухи, — и продать задорого, а деньгами ни с кем не делиться, раз старуха мертва.

— О чем это вы? Нет никакой книги, — пролепетала я.

— Ах вот как? Нет? Тогда у нас возникает небольшая сложность, — протянул Иеремия. — Если вы не найдете книгу, а она, уверен, у вас, я вынужден буду доложить магистрату, что собственными глазами видел, как старуха погибла от вашей руки. За убийство, как вы знаете, вешают.

— За убийство?

— Я все видел, — самодовольно заявил Гадсон. — Вы напали на старуху, толкнули ее, она упала, и вы вырвали книгу из рук умирающей.

— Все было вовсе не так! — возмутилась я, но подлец лишь расхохотался в ответ.

— Обдумайте мои слова, миссис Лист, обдумайте как следует, — посоветовал он. — Уверен, вы согласитесь, что я прав.

Мне ничего не оставалось, как признать свое поражение, хотя мысленно я и проклинала негодяя последними словами.

— Каковы ваши условия, мистер Гадсон? — обессиленно спросила я.

— Проще некуда, дорогая моя Периджи. Я буду в любое время забирать у вас любые книги по своему усмотрению… и прибавим к этому умеренный еженедельный взнос, который будет с вас причитаться, скажем, пять шиллингов.

— А книга?

Гадсон притворился, что взвешивает варианты.

— Что ж, я мог бы, конечно, отвезти ее в Город, но, пожалуй, не стану спешить. Быть может, через несколько лет она вырастет в цене и я выручу за нее полную стоимость. А пока будьте так любезны, подайте-ка книгу сюда, я возьму ее на хранение, — нагло сказал он.

Бессердечный, жестокий мучитель, он не оставил мне выбора, и я приняла его кабальные условия. Я знала, Гадсон не остановится и перед доносом в магистрат и еще подкупит судейских, чтобы придать своей кляузе веса. И болтаться мне тогда в петле за убийство!

— В пятницу зайду за деньгами, — бросил Иеремия и удалился, унося под мышкой бесценный том.

Стоит ли говорить о том, что свое слово он сдержал? С тех пор каждую пятницу Гадсон берет с меня пять шиллингов и уносит из лавки все, что ему приглянется, — и не по одной книге. Что касается «Одинокого пастуха», каждую ночь я в сотый раз проклинаю себя за алчность и глупость. А Гадсон тем временем разоряет меня.

Изменить прошлое не в моей власти, мистер Заббиду, и я глубоко сожалею о содеянном. Единственное, чего я стражду, — это покоя и забвения. Я хочу уснуть мирным сном.


Ладлоу отложил перо, промокнул написанное и закрыл черную книгу.

Джо взял холодную ручку Периджи в свои.

— Теперь вы будете спать спокойно, — пообещал он, — ибо тайна ваша в надежном хранилище.

— А как же Гадсон? — дрожащим голосом спросила Периджи. — Книга все еще у него.

— Наберитесь терпения, миссис Лист. Он сполна расплатится за все, что натворил. Больше пока ничего вам сказать не могу. А теперь возьмите, — и ростовщик вручил миссис Лист увесистый кошелек, — ступайте домой и отдыхайте.

Как обычно, Джо проводил ночную гостью до порога и постоял на крыльце, пока не убедился, что она благополучно добралась до дома и свет в ее окнах погас. Тогда Джо улыбнулся и улегся спать. Сам-то он засыпал мгновенно и никогда не видел кошмаров.

Загрузка...