Черная книга секретов

Глава третья Прибытие

Описать Джо Заббиду — задача не из легких. Возраст его не поддавался определению. Телосложения он был ни плотного, ни худощавого — скорее сказать, узкого. Ростом высок, что в Пагус-Парвусе было только во вред: деревушку выстроили в те времена, когда народ был в среднем дюймов на шесть пониже, чем сейчас, так что потолки с дверными проемами рассчитаны были на людей поменьше.

Одет Джо Заббиду был по погоде, хотя и старомодно, о чем красноречиво свидетельствовал его наряд. Мода предписывала пальто с высоким воротником, а на Джо был тускло-зеленый плащ с серебряными застежками, спадавший до пят. Сам плащ соткан был из великолепной шерсти якостаров, коими славятся высокогорные края северного полушария. Якостары — животные наподобие овец, но более напоминают лам, потому что ноги у них длиннее и сами они стройнее. Раз в году, в сентябре месяце, якостары линяют, но лишь отважным скалолазам под силу подняться в горы, где воздух холоден и разрежен, и собрать там шерсть. Потому-то шерсть якостаров и ценится весьма дорого. Подбит же плащ Джо был самым дорогим мехом, какой только есть на свете, — мягчайшими, нежнейшими шкурками шиншилл. Обувь пришельца также заслуживала внимания: на ногах Джо сверкали начищенные черные кожаные ботинки, а на них спускались отглаженные лиловые «невыразимые». На шее у Джо красовался плотный шелковый шарф, голову согревала меховая шапка, глубоко надвинутая на самые уши. Буйная шевелюра Джо так и норовила выбиться из-под шапки, высылая на разведку несколько седых прядей, спадавших ему на лоб.

Джо шагал по деревне, и в такт шагам пришельца на поясе его позвякивала связка ключей. В правой руке Джо нес потрепанную кожаную сумку-сак, порядком износившуюся и даже побелевшую на швах, а в левой — веревочную котомку, такую мокрую, что с нее капало. Из котомки по временам доносилось прерывистое поквакивание.

Быстрым шагом Джо поднимался по крутой улочке в гору, пока наконец не достиг последнего здания по левой стороне — а именно пустующей лавки. Дальше, за каменной оградой, простиралось деревенское кладбище, а за ним высилась местная церковь. За церковью же, то есть за границей деревушки, дорога устремлялась в серую неизвестность. На порог лавки намело снегу; снег выбелил и уголки окон, стоявших настежь, по всей видимости, уже давно. Вид у дома был унылый: краска облупилась со стен, а потрескавшаяся вывеска в виде шляпы с пронзительным скрипом покачивалась на ледяном ветру. Джо помедлил, устремив взгляд на расстилавшуюся перед ним деревенскую улицу. Была еще глубокая ночь — или, если хотите, ранее утро, — однако во многих окнах сквозь занавеси и ставни мерцал желтый свет керосиновых ламп или свечей. Джо всмотрелся и увидел, как за окнами снуют тени местных жителей. По губам его пробежала улыбка.

— Местечко подходящее, — произнес он.

Помещение собственно лавки оказалось весьма тесным: от витрины до прилавка шага три, не более. Джо прошел за прилавок и отворил крепкую дверь, ведущую в заднюю комнату, освещавшуюся лишь призрачным лунным светом, струившимся в крошечное окошко на противоположной стене. Обстановка была самая скромная: стол, два стула с деревянными решетчатыми спинками, небольшая плита и узкая кровать вдоль стены. А вот очаг для такой комнаты был поистине гигантским — фута три глубиной и шесть длиной, он занимал чуть ли не всю стену. По обе стороны очага стояло по креслу, обитому потертой тканью. Да, подумал Джо, не дворец, но выбирать не приходится.

Несмотря на поздний час, он принялся обустраиваться на новом месте. Первым делом он зажег масляную лампу на столе. Размотал шарф, снял шапку, расстегнул плащ и сложил все это на кровать. Затем развязал свой сак и принялся выкладывать его содержимое на стол — к вящему интересу не замеченного хозяином, но очень внимательного наблюдателя. Тот, притаившись под окном, даже не шелохнулся: круглыми от изумления глазами он следил, как Джо извлекает одежду, обувь, кучку разных безделушек и побрякушек, затем кое-какие недешевые украшения тонкой работы, потом каравай хлеба, бутылку портера, еще одну бутылку — темного стекла, без этикетки, четверо часов (все с золотыми цепочками), латунный фонарь-«молнию», прямоугольный стеклянный сосуд со сдвижной крышкой, большую черную книгу, чернильницу, перо и в довершение всего — искусственную ногу превосходного красного дерева. Да уж, поместительный оказался сак, ничего не скажешь.

Джо умело и привычно сдвинул со стеклянного сосуда крышку, после чего развязал веревочную котомку и мягко положил ее на стол. Миг — и из влажных веревочных глубин под свет лампы проворно выбралась невиданная лягушка: большая, пестрая, с умными глазами. Джо бережно взял лягушку на руки и посадил в стеклянный сосуд. Пестрая питомица его задумчиво помигала и лениво принялась закусывать сушеными насекомыми, которых скармливал ей заботливый хозяин.

Мистер Заббиду как раз отпускал лягушке очередного сушеного жука, когда что-то заставило его насторожиться — не то посторонний шорох, не то какое-то неуловимое движение за спиной. Не обернувшись, Джо вышел из комнаты, провожаемый пристальным взглядом темных глаз за окном. Но поскольку, выходя, хозяин захлопнул за собой дверь, соглядатай не заметил, что Джо вышел не только из комнаты, но и на улицу. А поскольку двигался Джо почти что беззвучно, ему удалось подкрасться к мальчишке под окном, прыгнуть на него из мрака и схватить за шкирку, прежде чем юный джентльмен успел пикнуть. Шкирка была грязная, а шея у мальчишки — тощая.

— Ты зачем за мной следишь? — спросил Джо тоном, не допускавшим уклонений от ответа, и как следует встряхнул свою добычу, приподняв над землей и едва не придушив.

Мальчишка в ответ только хрипел и сучил ногами в воздухе — не иначе, утратил дар речи с перепугу. Он разевал рот, будто рыба, выброшенная на сушу. Джо встряхнул его еще раз, хотя и не так сильно, и повторил свой вопрос, но мальчишка по-прежнему лишь сипел и таращился. Тогда Джо выпустил его, и тот мешком свалился на снег, являя собой самое жалкое зрелище. Встать он уже не мог.

Джо задумчиво хмыкнул и всмотрелся в мальчика. Бледный, хилый городской заморыш, да еще и зубами от холода и страха ляскает так, что язык себе лишь чудом не откусил. А вот глаза у мальчишки необыкновенные — большие, зеленые с прожелтью, да к тому же обведены темными кругами. Джо вздохнул и рывком поставил мальчишку на ноги. Кожа у того была холодная и белая, как снег.

— Ну и как тебя зовут? — спросил Джо.

— Хоркинс, — дрожащим голосом отозвался мальчик. — Ладлоу Хоркинс.