Полковник Спасский полагал, что нет на свете таких проблем, которые не имели бы разумного решения. Он считал, что войны начинаются только из-за недостатка достоверной информации у тех, кто их начинает. Если информации достаточно, а анализ ее верен, то любой дурак может понять, кто в какой войне победит и когда.
Полковнику Спасскому было двадцать четыре года — совершенно исключительный случай в истории КГБ, чтобы человек в столь раннем возрасте вознесся на такие высоты. Причиной этого были феноменальные способности Спасского, позволявшие ему с блеском выполнять любое задание.
Он лучше, чем кто-либо, понимал основное различие между КГБ и американским ЦРУ. У ЦРУ больше денег, оно шмякается мордой об стол на глазах всего общества. У КГБ денег меньше, но эта фирма садится в лужу без огласки.
Спасский знал, что если дела в конторе организованы надлежащим образом, то двадцатичетырехлетних полковников в мирное время быть не должно.
Даже в КГБ, для которого мирного времени не существовало никогда. И еще он знал, что скоро станет генералом. Однако в Америке дураков тоже хватает, поэтому, когда его вызвали в отдел США, он не испытал особого беспокойства.
Судя по всему, возникла какая-то проблема, за которую никто не хотел браться. Когда он увидел у проводящего инструктаж маршальские погоны, то понял, что проблема действительно серьезная.
Через десять минут он ее практически разрешил.
— Проблема в следующем: вы чувствуете, что в Америке происходит нечто серьезное, но не знаете точно, что именно. Вы не хотите всерьез ввязываться, пока не выясните все до конца, так? Вы в замешательстве, поскольку мы включаемся в игру с большим опозданием. Поэтому придется поехать туда и разобраться, что же произошло с миссис Герд Мюллер в Бронксе, черном районе Нью-Йорка, и выяснить, почему разведслужбы всего мира снуют по округе и почему ЦРУ понадобилось срыть до основания дом миссис Мюллер и вывезти его в небольших контейнерах. Разумеется, я поеду туда, — заявил полковник Спасский.
Голубоглазый блондин, с тонкими правильными чертами лица, Спасский, по всей видимости, происходил из немцев Поволжья. Он был достаточно хорошо сложен и, как считали некоторые из его женщин, «технически — великолепный любовник, но чего-то в нем не хватает. С ним получаешь удовольствие — как будто сыр в магазине покупаешь».
Полковник Владимир Спасский въехал в США через Канаду под именем Энтони Спеска. Дело было в середине весны. Его сопровождал телохранитель по имени Натан. Натан понимал по-английски, но говорить не мог. Рост его был сто пятьдесят пять сантиметров, а вес — пятьдесят килограммов.
Недостатки роста и веса Натан компенсировал постоянной готовностью стрелять в любое теплокровное существо. Ему ничего не стоило влепить девять граммов свинца в рот новорожденному младенцу. Натану нравился вид крови. Он ненавидел стрельбу в тире — из мишеней кровь не течет.
Однажды Натан признался тренеру по стрельбе, что когда попадаешь человеку прямо в сердце, то кровь течет очень некрасиво: «Лучше всего, когда задеваешь аорту. Вот тогда это смотрится здорово.»
Кагэбэшное начальство долго не могло решить, отправить ли его в больницу для душевнобольных преступников или продвинуть по службе. Спасский взял его к себе в телохранители, но разрешал брать оружие в руки только в исключительных случаях. Натан попросил иметь при себе хотя бы патроны. Спасский разрешил при условии, что Натан не станет вынимать и полировать их прилюдно. Когда Натан надевал форму, к которой полагалась кобура, Спасский позволял ему носить игрушечный пистолет. Но он никогда не разрешал своему телохранителю разгуливать по улицам Москвы с заряженным оружием.
Волосы у Натана были темные, а зубы выдавались вперед. Он казался представителем какой-то новой породы людей, питающейся корой деревьев.
Когда полковник Спасский, он же Энтони Спеск, доехал до города Сенека Фолз, штат Нью-Йорк, он достал из чемодана новенький пистолет 38-го калибра — на границе между Канадой и США багаж не досматривался — и протянул его Натану.
— Натан, вот твой пистолет. Я даю его тебе, потому что доверяю. Я верю, что ты понимаешь, как надеется на тебя Родина-мать. Ты пустишь в ход оружие только тогда, когда я скажу. Понял?
— Клянусь, — ответил Натан. — Клянусь всеми святыми и именем Генерального секретаря, клянусь русской кровью, текущей у меня в жилах, клянусь памятью героев Сталинграда! Клянусь исполнить ваш приказ, товарищ полковник. Я клянусь, что буду бережно и экономно относиться к данному мне оружию и не пущу его в ход, если только вы мне не прикажете.
— Молодец, Натан, — похвалил его Энтони Спеск.
Натан поцеловал командиру руку.
Когда машина остановилась на красный свет светофора перед выездом на скоростное шоссе — главную автомагистраль штата Нью-Йорк, Спеск услышал, как что-то громыхнуло у него над правым ухом. Он увидел, как девушка, «голосовавшая» на обочине, вдруг подпрыгнула и опрокинулась навзничь. Из груди ее бил фонтан крови. Пуля попала в аорту.
— Простите, — пробормотал Натан.
— Отдай пистолет! — потребовал Спеск.
— Я по-настоящему клянусь на этот раз, — сказал Натан.
— Если ты будешь продолжать убивать людей, то в конце концов американская полиция нас сцапает. У нас важное дело. Отдай мне пистолет.
— Простите, — повторил Натан. — Я же попросил прощения! Мне правда жаль, что так вышло. На этот раз я клянусь. В тот раз я просто обещал.
— Натан, у меня нет времени с тобой спорить. Надо убираться отсюда как можно скорее. И это все из-за тебя. Смотри, больше чтоб это не повторилось.
Спеск не стал отбирать пистолет у Натана.
— Спасибо, спасибо! — воскликнул Натан. — Вы — самый лучший полковник на свете.
И всю дорогу до местечка под названием Нью-Палц Натан вел себя хорошо.
Там Спеск решил остановиться в мотеле и съехал с трассы. Натан разрядил пистолет в лицо администратору.
Спеск выхватил у Натана пистолет и уехал. Вместе с рыдающим Натаном.
На самом деле все было не так страшно, как могло показаться. Человек, изучивший Америку так хорошо, как полковник Спасский, не мог не знать, что убийства в США редко раскрываются, если только убийца сам того не хочет. В стране отсутствовал механизм защиты жизни граждан. Если бы это была Германия или Голландия, Спеск вряд ли взял бы с собой телохранителя.
Но Америка стала диким местом, где было опасно появляться без охраны.
— Пистолет останется у меня, — сердито бросил Спеск и, усталый, повел машину сквозь мрак ночи по направлению к Нью-Йорку.
— Фашист, — пробормотал Натан.
— Что-что? — переспросил Спеск.
— Ничего, товарищ полковник, — огрызнулся Натан.
Заря уже окрасила небо в багряные тона, когда полковник Спасский въехал в город. Он приказал Натану прекратить указывать пальцем на редких прохожих и выкрикивать при этом «пиф-паф». Натан вдруг пожаловался, что ему страшно.
— С чего бы это? — спросил Спеск, изучая карту.
— Мы умрем с голоду. Или нас убьют толпы в драке за еду.
— В Америке с голоду не умрешь. Посмотри на эти магазины. Здесь можно купить все что угодно.
— Это генеральские магазины, — заявил Натан.
— Нет, не генеральские. Это для всех.
— Неправда.
— Почему? — удивился Спеск.
— В «Правде» было написано, что в Америке голодные бунты и людям не хватает пищи.
— "Правда" отсюда далеко. Иногда на таком большом расстоянии сообщения несколько искажают действительность.
— Но это напечатано! Я сам читал.
— Ну, а как же американские газеты? В них нет сообщений о голодных бунтах, — сказал Спеск.
— Американские газеты — это буржуазная пропаганда.
— Но они тоже напечатаны, — сказал Спеск.
Натан немного смутился. Он нахмурился. Смуглое лицо его затуманилось.
Он принялся думать — шаг за шагом, мысль за мыслью, натужно и сосредоточенно. Наконец, человек-пистолет улыбнулся:
— Правильно только то, что напечатано по-русски, потому что это можно прочитать. То, что напечатано по-американски, — ложь, потому мы этого прочитать не можем. Этими их закорючками можно напечатать любое вранье.
— Молодец, Натан, — похвалил его Спеск, но тут, к его неудовольствию, телохранитель задал еще какой-то вопрос, и тогда Спеск сказал, что сейчас объяснит ему все: в чем заключается задание, почему он приехал в Америку лично и почему он взял с собой Натана, хотя тот и не знает языка.
— Зато я хороший коммунист и хороший стрелок, — с гордостью заявил Натан.
— Правильно, — подтвердил Спеск.
— Так, может, вы вернете мне пистолет?
— Нет, — сказал Спеск. — А теперь слушай внимательно, потому что я сейчас окажу тебе большую честь, — наставительно произнес самый молодой полковник КГБ. — Сейчас ты узнаешь, зачем мы здесь. Этого не знают даже генералы.
Натан сказал, что знает, зачем они здесь. Они борются против империализма. Бороться везде — от границ Германии, где стоят советские войска, и до Кубы, и борьба будет идти, пока империализм не будет побежден во всем мире и над всей землей не будет развеваться никаких других флагов, кроме красного знамени с серпом и молотом.
— Все так, — согласился Спеск и продолжал: — Дней десять тому назад, когда тебя вызвали из Владивостока, в Америке произошло нечто очень странное. ЦРУ, наш главный враг, по кирпичику разобрало один старый дом. Это привлекло внимание нескольких разведок. Заинтересовалась западногерманская разведка. И аргентинская разведка тоже. Плотность разведчиков на квадратный километр необычайно возросла, и мы узнали об этом потому, что засекли перемещение больших групп людей — восемь и десять человек, а это в разведке много. Всех их сняли с рутинной работы и направили следить за тем, как сносится один старый дом. И еще, чтобы поговорить с дочерью женщины, которая была там убита.
— Кто ее убил?
— Сначала мы думали, что просто налетчики.
— А что такое налетчик?
— Налетчик — это такой человек, который набрасывается на другого, избивает его и отбирает деньги. Таких в Нью-Йорке огромное количество.
— Капиталистическая эксплуатация приводит к тому, что в стране появляются налетчики, верно? — спросил Натан.
— Нет, нет, — сказал Спеск с досадой. — Я хотел бы, чтобы ты себе четко уяснил одно. Забудь все, что ты читал. В этой стране во многих штатах отменена смертная казнь. Почему-то здесь решили, что если убить человека за совершенное им преступление, то число преступлений не уменьшится. И вот они отменили высшую меру наказания и теперь больше не могут спокойно выйти на улицу. Вот поэтому я и взял тебя с собой. Поскольку в этой стране отменена смертная казнь, то развелось много убийц, и ты нужен мне для защиты от них. Еще хуже здесь законы о людях, не достигших восемнадцати лет. Эти могут убивать совершенно безнаказанно — их даже в тюрьму не посадят. А в Америке тюрьмы теплые и удобные, и в них кормят три раза в день и даже дают мясо.
— У них, наверное, миллионы совершают преступления, чтобы попасть в тюрьму, — сказал пораженный Натан.
Сам он стал регулярно есть мясо только после того, как попал на службу в КГБ. Мясо — еда для правящей коммунистической верхушки, а не для масс.
— Да, здесь миллионы преступников, — подтвердил Спеск. — Но я бы хотел предостеречь тебя: не вздумай совершить преступление, чтобы попасть в одну из их тюрем. Мы можем обменяться заключенными с американцами, и тогда ты попадешь в обычную советскую тюрьму. И еще — тебя может ждать смерть. Причем, как предателя — совсем не легкая и не быстрая.
Натан заверил Спеска, что вовсе не собирается стать предателем.
— И вот, Натан, мы подходим к вопросу, почему я лично оказался здесь. Ты, наверное, думаешь: какие дураки эти американцы. Так оно и есть. Они ужасные дураки. Если убедить американцев, будто что-то является высоко нравственным, они за это готовы перерезать себе глотку. Ну, конечно, если их кто-то не остановит.
— Кто? — вопросил Натан.
Он сидел на заднем сиденье машины, припаркованной под метромостом. Высоко над головами проносились поезда. В некоторых американских городах поезда метро ходят не под землей, а над землей. И каждый раз, когда над головой грохотал поезд, Натан вздрагивал, потому что боялся, как бы мост не упал вместе с поездом. В Москве часто рушатся целые здания, так почему бы не свалиться этому поезду, который грохочет и трясется?
— Мы, — ответил Спеск. — Мы их остановим. Видишь ли, наши генералы не хотят, чтобы капиталисты сами перерезали себе глотку, потому что тогда в наших генералах не будет никакого проку. Они бы хотели, чтобы все выглядело так, будто их руки лежат на бритве. И для этого им постоянно нужно что-то делать, но всякий раз, как они что-то сделают, капиталисты кажутся умнее их. Потому-то мы и приехали в Америку и оказались в Бронксе, в этой трущобе.
— По мне, это вполне нормальное место, — заявил Натан.
Магазины работали, витрины ломились от товаров, по улице шли очень приличные люди — в одежде без заплаток и в обуви, не подвязанной веревками.
— По американским стандартам — это трущобы. Есть, правда, места и похуже, но это неважно. Я приехал сюда лично по одной простой причине. Если бы я отдал все на откуп нашим генералам, то они бы написали отчеты, где было бы много слов и мало смысла, а потом — независимо от того, что бы на самом деле произошло, — получилось бы так, что они все предвидели заранее. Наши генералы такие же дураки, как и американские. По правде говоря, их просто не отличить друг от друга. Генерал — он и в Африке генерал, и поэтому, когда генерал сдается в плен, победитель приглашает его на ужин. Все они одного поля ягоды. И вот мы с тобой приехали сюда, чтобы выяснить, из-за чего же поднялась вся эта суматоха, а когда во всем разберемся и решим, что надо делать, то вернемся на родину и оба станем героями Советского Союза. Понял?
— Да, — обрадовался Натан. — Героями.
Он думал, как было бы здорово выстрелить вверх, в проходящий поезд, и попасть кому-нибудь в колено или в пах. Попасть в пах — великолепно, только вот люди после этого редко умирают. А пистолет по-прежнему у полковника. Но он вернет его, как только они встретят налетчиков.
— Налетчик! — радостно заорал Натан, указывая пальцем на человека в синей униформе, в белых перчатках и со свистком во рту.
Он стоял на середине очень широкой улицы, по обеим сторонам которой возвышались огромные здания. Великолепная мишень. У него даже была на груди блестящая звездочка. Натан вполне мог бы с такого расстояния всадить пулю прямо в эту звездочку.
— Нет, это не налетчик, а ниггер-регулировщик, — возразил Спеск. — Но чернокожие американцы не любят, когда их называют ниггерами.
— А как бы они хотели, чтобы их называли? — спросил Натан.
— Как когда. Зависит от времени. Сначала слово «негр» считалось хорошим, а «чернокожий» — плохим. Потом, наоборот, «чернокожий» стало хорошим словом, а «негр» — плохим. Потом хорошим стало «афро-американец». Слово «ниггер» негры никогда не любили. Однако очень многие налетчики черные. Я бы сказал — большинство.
— А что, разве расистская полиция не стреляет в черных афро-американских ниггеров? То есть в негров.
— Очевидно, нет, — ответил Спеск. — А то бы не было проблемы преступности.
— Ненавижу расистов, — заявил Натан.
— Это хорошо, — одобрил Спеск.
По его расчетам, здание, которое они искали, должно было находиться чуть ближе к Манхэттену, центральному району Нью-Йорка, но все же не в центре, а в этом окраинном районе под названием Бронкс.
— А еще я ненавижу африканцев. Они черные и мерзкие. Мне блевать хочется, когда я вижу что-то такое гадкое и черное, — сказал Натан и сплюнул в окно. — Со временем социализм покончит с расизмом и с черными.
Когда Спеск увидел щит с желтыми полосами, перегораживающий дорогу, он понял, что находится недалеко от цели. Он не стал подъезжать ближе, а развернул машину и, съехав с магистрали, направился окольным путем. Если информация полковника была верна, то каждый, кто проезжал мимо таких преград, попадал в поле зрения ничем не примечательного, но вооруженного до зубов человека, лениво слонявшегося поблизости. Кроме того, всех проезжающих фотографировали, а кое-кого даже останавливали и допрашивали.
В Америке есть и другие способы проникнуть туда, куда вам надо. Вовсе не обязательно держать высокооплачиваемых агентов, которые будут с риском для жизни просачиваться сквозь все защитные сооружения. Все можно сделать дешевле и проще. В Америке вовсе не обязательно все время играть в шпионов.
И вот, когда Спеск увидел на обочине аккуратные контейнеры с мусором, он понял, что нашел достаточно безопасное место для парковки. Он отыскал поблизости бар и велел Натану не открывать рта.
Сам Спеск одинаково хорошо владел и русским, и английским. Сразу после второй мировой войны КГБ организовал специальные детские сады, в которых дети практически одновременно учились говорить по-русски и по-английски или по-китайски. Таким образом, они учились не только говорить без акцента, но и думать на двух языках. Как оказалось, дети могут научиться точно воспроизводить любые звуки, тогда как взрослые — только те, что усвоили в детстве. Все это означало, что Спеск вполне мог войти в «Бар Винарского», что на Гранд-конкорс в Бронксе, и по его произношению никто бы не заподозрил, что он родом не из Чикаго.
И вот он заказал пива и поинтересовался, как дела, приятель, и ух ты, приятель, какой шикарный у тебя бар, и, кстати, что это за баррикады в желтую полоску в противоположном конце улицы?
— Здания. Сносят. Там ниггеры, — ответил бармен, говоривший по-английски далеко не столь чисто, как Спеск.
— А с какой это стати они сносят здание, дружище, а? С чего бы это? — спросил Спеск — ни дать ни взять выпускник колледжа Дугласа Макартура, зарабатывавший себе на учебу продажей «Чикаго трибюн».
— Сносят. Политики. Сносят — потом строят.
— Ну, и что дальше?
— А ничего. Люди с «пушками». Думаю, наркотики. Ищут. Наверное, героин, — сказал бармен.
— И много их там?
— Оцепили три квартала. И телекамеры. В окнах. Не ходи туда. Одни ниггеры кругом. Оставайся здесь, — посоветовал бармен.
— Еще бы, — отозвался Спеск. — Слушай, а в газетах что-нибудь было? Я хочу сказать, чудно как-то — сносят здание, а вокруг оцепление, и все с оружием.
— Наркотики, я думаю. Героин. Он хочет выпить? — спросил бармен, указывая на Натана.
Натан уставился куда-то за стойку бара. У него текли слюни.
— У тебя там пистолет, — сказал Спеск. — Будь добр, убери его подальше.
Он хлопнул Натана по плечу и знаком показал, чтоб Натан не издавал ни звука.
Спеск провел весь день в баре. Время от времени он заказывал выпивку, сыграл партию в дартс, а в основном просто трепался со всеми чудесными парнями, которые заходили и уходили — рад тебя видеть, приятель, заходи еще.
Один из посетителей сообщил Спеску, что какого-то черного парня ранили и чернокожий священник поднял шум. Священника звали Уодсон, преподобный Джосайя. В послужном списке Уодсона числились разные славные деяния: грабеж, нарушение прав частной собственности, сводничество, вооруженное нападение, изнасилование, покушение на убийство — но всякий раз полиция получала из муниципалитета указание замять дело.
— Готов поспорить, что ты полицейский, верно? — спросил Тони Спеск, он же полковник Спасский.
— Ага. Сержант, — ответил его собеседник.
Тони Спеск заказал пива для своего нового друга и сказал ему, что главная проблема Нью-Йорка в том, что руки у полиции связаны. И платят им гроши.
Сержант считал, что это истинная правда. Ей-богу — истинная правда.
Полковник Спасский, правда, не сказал сержанту, что точно такие же чувства испытывает и московский милиционер, и лондонский бобби, и страж порядка где-нибудь в Танзании.
— Слушай, а из-за чего такая суета? Где это — на Уолтон-авеню, что ли?
— А, это, — отозвался сержант. — Т-с-с. Они задействовали ЦРУ. Дней восемь назад. Но они обделались.
— Да ну? — удивился Тони Спеск.
Натан тем временем углядел маленький револьвер у сержанта на поясе.
Рука его потянулась к оружию. Спеск шлепнул по руке, оттащил Натана к двери и подтолкнул в направлении машины. Ему не хотелось отдавать Натану приказ по-русски.
Спеск вернулся к столу, и сержант поведал ему про своего друга, который знаком с одним из цэрэушников. Тот рассказал, что дело кончилось провалом. Полным. Они опоздали.
— Опоздали куда? — спросил Спеск, Тони Спеск из Карбондейла, штат Иллинойс, агент по продаже электробытовых товаров.
Как обычно бывает со всеми пьяницами, сержант полиции после полутора часов, проведенных вместе в баре, стал считать Спеска ближайшим приятелем. Поэтому Спеск уже был «мой дружище Тони», когда в бар заглянул еще один полицейский, и они решили прошвырнуться вечерком по городу, потому что Тони получал щедрые командировочные, и мог себя ни в чем не ограничивать. И они взяли с собой Джо.
— Джо — только обещай, что никому ни слова — работал в ЦРУ.
— У-у, мешок дерьма, — сказал Тони Спеск.
— Это точно, — подтвердил сержант и подмигнул.
Они пошли в гавайский ресторан. Джо заказал себе «Сингапурскую пращу».
В стаканы с этим коктейлем для красоты, а также затем, чтобы за него можно было содрать три доллара двадцать пять центов, вставляли симпатичные лиловые бумажные зонтики. Когда у Джо накопилось уже пять таких зонтиков, причем платил Тони, Джо рассказал совершенно невероятную историю.
Там был инженер из Германии. Фриц, в общем. Да, из Германии, разве я не сказал? Ага. О'кей. Ну и вот, он изобрел эту штуковину. Что значит, к-какую штуковину? Эт-то секрет. Ну, вроде как секретное оружие. Изобрел ее в своем фрицевском подвале или на чердаке, или еще где. Давно — еще во время войны. И н-никому н-ни слова, п-потому что это секрет... Да, так о чем это я?
— Что за оружие? — спросил Тони Спеск.
Джо поднес стакан с «Сингапурской пращой» к носу и вдохнул винные пары.
— Никто не знает. Потому это и секрет. Мне надо в уборную.
— Валяй в штаны, — не допускающим возражений тоном велел Спеск.
Сержант уже вырубился, и некому было заметить, что сам Спеск совсем не пьет.
— Ладно, одну минутку... — сказал Джо. — Ну вот. О'кей. Теперь — порядок. Может, эта штука читает мысли. Никто не знает.
— И вы нашли ее? — продолжал допытываться Спеск.
— У-ух, мокро, — поежился человек, которому Америка платила тридцать две тысячи долларов в год за то, чтобы он защищал ее интересы в любой точке мира, с помощью своего высокого интеллекта, хитрости и самодисциплины.
— Высохнет, — успокоил его Спеск. — Так ты нашел ее?
— Слишком поздно, — ответил Джо.
— Почему?
— Потому что я обошелся штанами, — сказал агент самой привилегированной из всех спецслужб со времен Преторианской гвардии императора Нерона.
— Да нет. Это я про секретную штуковину — почему слишком поздно?
— Она исчезла. Мы ее не нашли. И вообще мы про нее узнали только потому, что ее стали искать немцы из Восточной Германии.
— Так, а мы ничего не знали, — пробормотал Спеск. Что ж, они заплатят за это предательство по отношению к России. Очевидно, кто-то из бывших гестаповцев, работающих ныне на восточногерманскую разведку, вспомнил, что покойничек изобрел какое-то устройство, и восточные немцы отправились на его поиски, ничего не сообщив об этом КГБ, а американцы их засекли и сами принялись искать, а потом уже и все остальные подключились.
Разумеется, существовала возможность, что американцы просто подбросили какую-то пустышку, чтобы заставить агентов из разных стран раскрыть себя. Но Спеск отмел это. Если иностранный агент попадается, его держат обычно, чтобы поторговаться. Иллюзии времен холодной войны давно канули в прошлое, и никто уже не надеется полностью перекрыть каналы проникновения в страну иностранных разведчиков.
Слишком уж много мер предосторожности было принято. Движение тут очень напряженное. Зачем его перекрывать? Можно было бы просто установить наблюдение. Нет-нет, вся эта история с изобретением смахивает на правду. Во всяком случае, сами американцы в нее верят. Но к чему такая суета? Изобретение, сделанное тридцать лет тому назад, не может иметь большой практической значимости. Тридцать лет назад не было детекторов лжи, не было машин, устанавливающих обратную связь на биологическом уровне, не было пентотала натрия. И вся эта затея с проникновением в Америку оказалась пустой поездкой за устаревшим изобретением. Спеск чуть было не расхохотался. Чего он искал? Возможности заглянуть в мозг человеку и посмотреть, что там происходит? Обычно там происходит нечто бессвязное и бессмысленное.
А снаружи Натан спал на заднем сиденье автомобиля. Движение машин возле ресторана было необычайно оживленным. Впрочем, нет. Самым обычным.
Спеск судил по меркам Москвы, где машин гораздо меньше. Спеск чувствовал себя неуютно.
Этот цээрушник Джо был отпущен с дежурства. А операция началась всего десять дней назад. Значит, это не отпуск. Минимальный срок, на который ЦРУ задействует своих людей, — двадцать дней. Или — что чаще всего — до завершения операции.
Итак, Джо получил отпуск, потому что операция закончена. Американцы не нашли того, что искали, и просто отзывали отсюда сотрудников ЦРУ.
Значит, Спеску придется самому взглянуть на место действия.
Спеск редко терял спокойствие, но в этот вечер он был по-настоящему встревожен. Он разбудил Натана и отдал ему пистолет.
— Натан, я возвращаю тебе пистолет. Пока ни в кого не стреляй. Я обещаю тебе, что очень скоро ты пустишь его в ход. Мне бы не хотелось прятать пистолет из-за того, что ты выстрелишь в кого попало. Пистолет должен быть у тебя под рукой, чтобы ты мог защитить нас обоих.
— Ну хоть один разочек, — взмолился Натан.
— Сейчас — нет! — отрезал Спеск.
Напряженно размышляя, Спеск повел свой лимузин туда, где раньше дорога была перегорожена полосатыми щитами. Щиты исчезли.
Был час ночи. Черные подростки наводняли улицы. Кое-кто из них пытался открыть двери медленно двигающегося автомобиля, но рядом со Спеском сидел Натан. И он держал пистолет. Этого было достаточно, чтобы отпугнуть мальчишек.
Спеск замедлил ход там, где раньше стоял дом. В земле была огромная яма. Он вышел из машины, Натан с пистолетом в руке последовал за ним.
Эти американцы выкопали весь фундамент. Выкопали, но так ничего и не нашли.
Спеск внимательно осмотрел края ямы и заметил следы, оставленные зубилами. Копали вручную. Значит, устройство должно быть маленьким. Если оно существует. Если оно чего-то стоит.
И тут он услышал выстрел у себя за спиной.
Натан все-таки не удержался. И выстрелил он не потому, что их жизни угрожала опасность. Он выстрелил в старика-азиата в ярко-желтом кимоно, стоявшего на противоположной стороне улицы, и белый спутник старика уже шел по направлению к ним.
У Спеска не было времени раздумывать, что делает в этом районе еще один белый человек, — тот двигался слишком быстро. Натан выстрелил еще раз — прямо в надвигающуюся на него фигуру. Натан не мог промахнуться.
И тем не менее парень оказался возле Натана и буквально прошел сквозь него еще до того, как эхо выстрела отзвенело в ушах Спеска. Движение рук человека было почти незаметным, но они метнулись вперед и назад, и покрытый темными волосами череп Натана лопнул под кончиками пальцев незнакомца, а мозги вылетели через затылок, словно начинка из трубочки с кремом.
— Спасибо, — сказал Спеск. — Этот человек едва меня не убил!