Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)

В 1974 году, в связи со 175-летием со дня рождения А.С. Пушкина, я написал статью о его последней дуэли. Через два месяца я зашёл в гости к своему бывшему преподавателю литературы профессору Яну Мейеру и услышал: «Неплохая статья». «Мне бы хотелось когда-нибудь по-настоящему раскопать это дело», — ответил я и этими словами связал свою дальнейшую судьбу с Пушкиным, посвятив в последующие четырнадцать лет всё свободное время исследованию предыстории этой дуэли. В 1988 году я защитил диссертацию и опубликовал результаты своих изысканий в книге «Поэт, дама, дипломат». Предлагаемая публикация знакомит читателя с этими результатами.

За годы, прошедшие с момента появления моей книги, был обнаружен ряд новых документов, в частности Сереной Витале. Далее выяснилось, что ранее опубликованные Н.Я. Эйдельманом письма неверно им датированы. Наконец, моя собственная интерпретация в некоторых случаях нуждалась в уточнении. Все эти новые данные здесь учтены.

Выбор нидерландских материалов ограничился тремя темами: так называемым усыновлением, донесениями нидерландского посланника в Петербурге министру иностранных дел в Гааге и мерами в отношении Ван Геккерена. Бесконечная переписка и обсуждение возможных мер в отношении Дантеса намеренно опущены, так как носят чисто технический характер юридических обоснований, не прибавляющих ничего нового к обстоятельствам самой дуэли. Это первая авторская публикация нидерландских документов в России.

Несколько слов о передаче на русский язык нидерландских собственных имён. Для нидерландского посланника оставлено давно ставшее привычным, традиционное «Ван Геккерен», хотя оно и далеко от произношения оригинала. Другие имена и фамилии, по возможности, приближены к нидерландскому произношению. Например, удвоением буквы в нидерландском, в отличие от русского, обычно обозначается один звук. Ещё одно недоразумение касается частицы «Ван», которая пишется со строчной буквы, лишь если фамилии предшествуют имя или инициалы. За пределами Голландии она, по аналогии с немецким, часто рассматривается как свидетельство дворянского происхождения. Однако это не так. «Геккерен» воспринимается голландцами как географическое название, и, чтобы превратить его в фамилию, прибавляют частицу «Ван». Десятки тысяч голландцев имеют эту частицу в составе своей фамилии, вовсе не принадлежа к знатному роду.

Текст предлагаемой публикации перевёл мой давний друг Игорь Братусь, которому я очень признателен за это.

Франс Суассо

Павел Елисеевич Щёголев сидел в петербургской тюрьме на Арсенальной набережной. В 1909 г. его приговорили к трём годам лишения свободы за сотрудничество в оппозиционных журналах «Минувшие годы» и «Былое». Вообще-то он должен был отбывать наказание в Петропавловской крепости, но из-за нехватки места оказался в обычной тюрьме. Там, в одиночном заключении, шла работа над книгой «Дуэль и смерть Пушкина». Он мог пользоваться собраниями петербургских библиотек и вёл переписку, в частности с французским славистом Андре Мазоном, уполномочив его на переговоры с семьей Ван Геккерена-Дантеса о публикации документов из семейного архива.[208] В своей неизданной автобиографии он писал: «В тюрьме я приступил к обработке материалов, извлечённых по моей просьбе, поддержанной Академией наук, из иностранных дипломатических архивов, относящихся к истории дуэли и смерти Пушкина».[209]

Щёголев обращался и к нидерландским властям, однако без особого результата. Ещё в 1905 году министр иностранных дел Нидерландов Татс ван Амеронген отказал русскому посланнику Н. В. Чарыкову в доступе к архиву Министерства иностранных дел, сообщив при этом, что «переписка, касающаяся дуэли Пушкина, находится в архиве, состоящем при Королевском Министерстве Иностранных Дел, и изучению или публикованию не подлежит»[210], и добавив, что это было бы «неприятно для проживающих ныне в Голландии и за границею родственников покойного Посланника».[211]

В 1911 году новый российский посланник граф Пален предпринял очередную попытку, обратившись к новому нидерландскому министру иностранных дел Ван Свиндерену. И опять последовал отказ. Щёголев сетовал: «Будем ждать лучших времён, когда соображения, диктуемые чрезмерной щепетильностью, не будут иметь места…».[212]

Ждать пришлось долго. Следующую попытку предприняли в 1937 году двое голландских исследователей. К этому времени документы из закрытого архива Министерства иностранных дел, те самые, что в 1905 году не подлежали опубликованию, поступили в открытый Генеральный государственный архив, где двое голландцев обнаружили 19 новых деловых бумаг. Однако закрытый Архив Королевского дома и Архив Высшего совета дворянства, где могли храниться относящиеся к делу документы, по-прежнему оставались недоступны, равно как и личные бумаги семьи Ван Геккеренов.[213]

Тогда же С. Моргулис опубликовал о новонайденных документах небольшую статью, содержавшую довольно много ошибок.[214]

Позднее, после появившейся в газете «Советская культура» заметки корреспондента ТАСС в Нидерландах, Государственная библиотека им. Ленина сделала запрос в Генеральный архив в Гааге и получила микрофильм с 17-ти документов, имеющих непосредственное отношение к дуэли и её последствиям. Все они, за исключением одного, были уже известны по публикации в «Revue des Études Slaves». В 1974 году историк Н.Я. Эйдельман напечатал их вместе с русскими переводами в «Записках отдела рукописей Гос. библиотеки им. В. И. Ленина».[215] Эта публикация также содержит несколько неправильных прочтений в оригиналах и, как следствие, неточности и искажения в переводах.

Кроме того, Н. Я. Эйдельман в 70-е годы предпринял поиск нидерландских документов в советских архивах и опубликовал две статьи, основанные на переписке царя Николая I с нидерландским наследным принцем Вильгельмом; письма были обнаружены им в бывшем архиве Зимнего дворца. Он пришёл к заключению, что поводом для отзыва нидерландского посланника Ван Геккерена из Петербурга весной 1837 года послужила не только дуэль Пушкина с Дантесом, но для этого существовали и иные причины.[216]

После 1937 года нидерландское законодательство в области архивного дела стало во многих отношениях более либеральным и, таким образом, появилась возможность для возобновления поисков. В результате этих поисков выяснилось, что в Нидерландах имеется в общей сложности четыре архива, где хранятся материалы, которые могут пролить свет на события, связанные с последней дуэлью Пушкина.

Во-первых, это Генеральный государственный архив (Algemeen Rijksarchief), в котором находятся доклады и рекомендации различных министров королю Вильгельму I по поводу усыновления Дантеса Ван Геккереном и о возможных мерах со стороны короля в отношении Дантеса и Ван Геккерена после дуэли. Эти хранения представляются полными.

Во-вторых, это Архив Высшего совета дворянства (Archief Hoge Raad van Adel) — органа, который должен был представить королю заключение о возможности зачисления Дантеса в нидерландское дворянское сословие и о последствиях, которые оказала дуэль на его принадлежность к этому сословию. Это хранение также представляется полным.

Оба указанных архива являются открытыми.

В-третьих, это архив семьи Ван Геккерен — Ван Келл, представляющий собой в основном подборку газетных вырезок, которые делал внучатный племянник нидерландского посланника в Петербурге. Это собрание хранится как частная коллекция в Государственном архиве провинции Гелдерланд (г. Арнем). Оно крайне фрагментарно и содержит главным образом материалы о поместьях, принадлежавших этой ветви рода Ван Геккеренов.

В-четвёртых — Архив Королевского дома (Koninklijk Huisarchief), в котором находятся личные бумаги нидерландской королевской династии, в частности личная переписка короля Вильгельма I, его сына — кронпринца, впоследствии короля Вильгельма II, и супруги последнего — Анны Павловны. Ни одно из этих собраний не является полным, но именно здесь хранится, например, собственноручная копия письма наследного принца Вильгельма барону Ван Геккерену.[217]

Последние два из названных архивов закрыты для пользования, однако мне удалось получить разрешение Её Величества королевы Беатрикс и семьи Ван Геккерен — Ван Келл на ознакомление с ними.

Во всех четырёх архивах было обнаружено 58 документов, касающихся формальных отношений Ван Геккерена и Дантеса и юридических последствий дуэли.

Кроме того, мной была предпринята попытка обнаружить в бельгийских архивах бумаги Альфонса О'Салливана де Грасса, который до 1831 года являлся секретарём нидерландского посольства в Санкт-Петербурге и был знаком с Пушкиным.[218]

Позднее, после отделения Бельгии от Нидерландов, он был бельгийским послом в Вене в то самое время, когда барон Ван Геккерен представлял там Нидерланды. Он длительное время состоял в переписке с супругой австрийского посла в Петербурге и несомненно был в курсе всех деликатных аспектов поведения своего бывшего петербургского шефа Ван Геккерена. Однако род О'Салливана де Грасса вымер, и судьбу возможно некогда существовавшей семейной переписки проследить не удалось. Правда, в архиве Министерства иностранных дел в Брюсселе всё ещё хранится его личное дело, но ознакомиться с ним мне не разрешили.

Мне также не удалось обнаружить какие-либо следы личной переписки Геверса, сменившего О'Салливана на его посту в Петербурге.

Изучение бумаг барона В.Х.Я. ван Вестрейнена ван Тилландта, члена Высшего дворянского совета, который, судя по его высказываниям, был полностью осведомлён о семейных обстоятельствах Ван Геккерена, также не дало конкретного результата. Его личный архив в Музее книги в Гааге содержит главным образом финансовые документы.

Ничего не дали поиски и в Архиве Дворянского собрания провинции Гелдерланд, членами которого состояло большинство представителей рода Ван Геккеренов. Другие же архивы (бывшего императорского русского посольства в Нидерландах, амстердамского адвоката А. Брюхмана) вообще не обнаружены.

Наконец, за пределами Нидерландов мной был изучен Архив Тюрингии, где хранятся бумаги великой герцогини Софии Саксен-Веймарской и куда, как оказалось, попала часть архива Анны Павловны.

Из упомянутых 58-ми документов более 30-ти были ранее совершенно неизвестны. Одно письмо так и осталось ненайденным. Речь идёт о письме Николая I своему зятю кронпринцу Вильгельму от 15 февраля (ст. ст. здесь и далее) 1837 года, содержание которого «не терпело любопытства почты».[219]

Эти документы прежде всего проливают свет на «усыновление», процедура которого существенно отличалась от обычной. При этом выясняется, что Ван Геккерен и Дантес не были чересчур щепетильны в отношении закона и истины.

Далее из документов становится ясно, почему нидерландский посланник Ван Геккерен после смерти Пушкина был отозван из Петербурга в Гаагу. Гипотеза Н.Я. Эйдельмана о том, что гибель Пушкина послужила лишь поводом, но не причиной этого отзыва, целиком подтверждается.

В некоторых документах делаются намёки на гомосексуальную связь Ван Геккерена с Дантесом. Отдельные замечания в документах из Архива Высшего совета дворянства дали мне повод более внимательно рассмотреть высказанную Гроссманом ещё в 1929 году гипотезу о том, что Екатерина Гончарова была беременна ещё до своей помолвки с Дантесом.[220] В результате я убедился в том, что Гроссман был прав.

Якоб Дерк Борхард Анне ван Геккерен принадлежал к старинному протестантскому дворянскому роду, происходившему из провинции Гелдерланд на востоке Нидерландов. Этот род насчитывал в общей сложности тринадцать ветвей. Нас интересует лишь ветвь Ван Геккерен — Ван Энгхойзен, оборвавшаяся в 1938 году со смертью графини Ван Рехтерен Лимпург, урождённой баронессы Ван Геккерен — Ван Энгхойзен. Её потомки больше не носят имя Ван Геккерен.

Не сохранилось также никаких семейных преданий. Внук последней представительницы этого рода рассказывал мне, что никогда не слышал от отца ничего об истории рода Ван Геккеренов.

Родители будущего нидерландского посланника в Петербурге владели двумя поместьями. Отцу принадлежали обширные угодья между Зютфеном и Арнемом. Неподалёку от местечка Хюммело, в окрестностях Зютфена, стоял замок Энгхойзен, построенный в 1743 году. В 1835 году он был снесён, и на его месте возвели большое здание в итальянском стиле. Во время второй мировой войны оно серьёзно пострадало, и тогдашний владелец решил не заниматься его восстановлением. Мать владела землями вблизи Утрехта и замком Беверверд. Этот замок матери Ван Геккерена существует до сих пор.

В семье родилось девять детей. Двое умерли рано, а из остальных семерых будущий посланник был младшим. Из официальных источников следует, что Якоб Дерк родился в городе Зютфен 28 ноября 1792 года.[221]

Одному из трёх сыновей — Якобу Адолфу — предстояла карьера чиновника. Другие — Хендрик Якоб и Якоб Дерк — должны были посвятить себя военной службе. Итак, будущего посланника ждала военная карьера. Он должен был стать морским офицером и в возрасте 14-ти лет поступил в морское училище, а в 1812 году получил звание младшего лейтенанта французского флота (Нидерланды в то время входили в состав Франции). Архивы Военно-морского флота были частично утрачены, и об этом периоде жизни Ван Геккерена практически не сохранилось никаких сведений. Далее известно, что в 1814 году он служил в полку добровольных егерей принца Фредерика в звании старшего лейтенанта, дослужился до капитана, но вскоре после этого перешёл на дипломатическую службу (Нидерланды к тому времени освободились от французского господства). В 1827 году, в возрасте 35-ти лет, Ван Геккерен становится посланником в Санкт-Петербурге.

Протестант по рождению, Ван Геккерен (в неизвестное нам время и по непонятным причинам) переходит в католичество, что приводит к его разрыву с родственниками-протестантами. Вероятно, именно обращением в католичество можно объяснить тот факт, что Ван Геккерен именовал себя Луи. Не исключено, что он крестился вторично именно под этим именем.

До нас дошёл рассказ Александры Араповой о том, что Ван Геккерен и Дантес познакомились в Германии. Она пишет: «Проезжая по Германии, Дантес простудился <…>, недуг быстро развился, и острое воспаление приковало его к постели в каком-то маленьком захолустном городе<…>. Поломка дорожной берлины вынуждала его (Геккерена) на продолжительную остановку. Во время ужина, стараясь как-нибудь развлечь или утешить своего угрюмого недовольного постояльца сопоставлением несчастий, словоохотливый хозяин стал ему описывать тяжёлую болезнь молодого одинокого француза, уже давно застрявшего под его кровом. Скуки ради, барон полюбопытствовал взглянуть на него, и тут у постели больного произошла их первая встреча».[222]

В ходе знакомства выяснилось, что они дальние родственники: по материнской линии оба вели свою родословную от графини фон Вартенслебен. У них также нашёлся общий знакомый — тогдашний прусский посланник в Гааге. Итак, они решили продолжить путешествие вместе. 8 октября 1833 года пароход прибыл в Кронштадт, и Дантес поселился на Галерной улице в Петербурге.

Ван Геккерен чувствовал себя в Санкт-Петербурге довольно одиноко, ему не хватало общества, о чём он писал министру иностранных дел Ферстолку ван Сулену, жалуясь в тех же письмах на довольно низкий культурный и интеллектуальный уровень петербуржцев.[223]При этом ему явно доставляло удовольствие общество Дантеса, который довольно скоро, как я полагаю, перебрался в резиденцию нидерландского посланника. Уже 21 декабря 1833 года отец Дантеса пишет письмо Ван Геккерену и благодарит его за то, что тот принял участие в судьбе сына.[224]

Два года спустя Ван Геккерен решает совершить большое путешествие по Западной Европе. Врачи считают, что ему не очень подходит петербургский климат, и поэтому советуют временно оставить российскую столицу. Пребывание в Западной Европе он использует для официального закрепления своих отношений с Дантесом и принимает решение усыновить его. Для этого он посещает родных Дантеса в Сульце, во французском Эльзасе, где отец Дантеса даёт своё согласие на усыновление.[225]

Из переписки Жоржа Дантеса с Ван Геккереном мы знаем, что нидерландский король Вильгельм I поначалу противился этому усыновлению.[226] Дело в том, что в данном конкретном случае официальное усыновление считалось невозможным, поскольку не соблюдались требуемые законом условия: Ван Геккерен в то время ещё не достиг необходимого для подобного шага пятидесятилетнего возраста. Не удовлетворялось и ещё одно требование: по закону усыновляемый должен был прожить с приёмным отцом не менее шести лет. Король долгое время колебался, не желая связывать себя конкретными обещаниями.[227] Однако в конце концов решение было принято, и 24 декабря Ван Геккерен сообщает о полученном согласии.[228]

Заручившись поддержкой короля, Ван Геккерен приступает к переговорам со своими родственниками, на часть из которых вся эта история производит весьма странное впечатление, но большинство всё же не возражает.

Далее Ван Геккерену надо преодолеть формальные юридические препоны, в связи с чем он обращается к амстердамскому адвокату Брюхману, который придумывает комбинацию, имеющую такие же юридические последствия, что и официальное усыновление. Брюхман составляет два прошения на имя Вильгельма I, которые официально подаются 11 апреля 1836 года. Ван Геккерен и Дантес просят короля не об усыновлении, а о зачислении французского дворянина Дантеса в нидерландское дворянство и о предоставлении ему права носить имя и пользоваться гербом Ван Геккеренов. При этом приводятся два довода: уже давно существующие между Ван Геккереном и Дантесом отношения отца и сына, а также желание Ван Геккерена оставить своё состояние в наследство нидерландскому, а не французскому подданному.

Вильгельм I поручает рассмотреть прошения министру юстиции Ван Манену и Высшему совету дворянства. Доводы Ван Геккерена представляются им неубедительными. Уже в то время ходили слухи о его гомосексуальных наклонностях. Один из членов Высшего совета дворянства задаётся вопросом: какие же всё-таки причины могли побудить барона Ван Геккерена предоставить барону Дантесу такие привилегии?[229] Некоторые из многочисленных родственников Ван Геккерена, как явствует из семейной переписки, также имеют на этот счёт особое мнение[230], однако все они тем не менее дают согласие на усыновление.[231] Между тем для отказа не существовало веских юридических оснований. Можно было только затянуть процедуру рассмотрения данного дела. Министр юстиции Ван Манен обращает внимание короля на то, что Дантес не является нидерландцем и что он должен сначала получить нидерландское подданство.[232]Высший совет дворянства также не торопится с принятием заключения[233], указывая на то, что изменение фамилии нельзя утвердить просто так: по закону родственники в подобных случаях в течение года имеют право на обжалование решения.

2 мая 1836 года Ван Геккерену сообщают, что Дантес сначала должен внести ходатайство о нидерландском подданстве.[234] На следующий день Ван Геккерен, без ведома находящегося в Петербурге Дантеса, обращается с соответствующим прошением.[235] Теперь министру Ван Манену не остаётся ничего другого, как рекомендовать королю удовлетворить первоначальное прошение с условием, что Дантес получит право на имя и герб Ван Геккеренов только через год.[236] 5 мая 1836 года Вильгельм I подписывает соответствующий указ из трёх пунктов:[237]

1. Дантес получает нидерландское подданство.

2. Дантес зачисляется в нидерландское дворянство.

3. Дантес получает право на имя и герб Ван Геккеренов.

Последний пункт оговаривался условием, что Дантес сможет воспользоваться сей милостью не ранее, чем через год.

Высший совет дворянства высказывает удивление по поводу такого поспешного решения короля. После почти годового отсутствия Ван Геккерен возвращается в Петербург. 22 мая он наносит визит вице-канцлеру и министру иностранных дел Нессельроде, во время которого заходит разговор об «усыновлении». В этот же день он подтверждает имевший место разговор в письменном виде.[238] В противоречии с истиной он сообщает об официальном усыновлении Дантеса и просит впредь во всех официальных документах именовать того бароном Жоржем Шарлем ван Геккереном, поскольку король Нидерландов и Высший совет дворянства предоставили ему такое право. Ван Геккерен, однако, умалчивает об условии, по которому Дантес не может воспользоваться этим правом до мая 1837 года. 12 июня Ван Геккерен получает известие о том, что Николай I удовлетворил его просьбу.[239] Две недели спустя появляется соответствующее постановление Сената.[240]

Обязанности Ван Геккерена в Петербурге сводились к двум основным задачам. Во-первых, он в качестве своеобразного «семейного дипломата» был призван оберегать династические интересы. Наследник нидерландского престола Вильгельм был женат на Анне Павловне — сестре императоров Александра I и Николая I, с которыми поддерживал самые тёплые отношения. Во время битвы при Ватерлоо Вильгельм был заместителем Веллингтона, командовавшего англо-голландскими войсками. Брат нидерландского короля, принц Фредерик, был женат на сестре российской императрицы.

Вторая задача касалась официальных нидерландско-российских отношений, основным вопросом которых в то время являлся факт провозглашения независимости Бельгии от Нидерландов. Когда в 1830 году Бельгия подняла восстание против Северных Нидерландов, король Вильгельм I обратился за помощью к державам, создавшим в ходе Венского конгресса 1815 года Королевство Нидерланды, объединив в нём Нидерланды и Бельгию. Июльская революция в Париже и восстание в Бельгии создали большие проблемы для Николая I. Он был уже готов отдать приказ о вооружённом вмешательстве, однако натолкнулся на возражения Нессельроде. Кроме того, началось польское восстание, в России вспыхнула эпидемия холеры, и король Нидерландов уже не мог ожидать от Николая военной помощи. Пришло время сказать своё слово дипломатии. В Лондоне была созвана конференция великих держав, на которой Россия продемонстрировала наибольшее понимание нидерландской точки зрения.[241]

Потребовалось немало времени, прежде чем в апреле 1839 года раздел Нидерландов и Бельгии был официально урегулирован. Всё это время Нидерланды держали крупные военные силы на бельгийской границе, и нидерландский кронпринц Вильгельм находился на юге страны в качестве главнокомандующего, проявляя всё меньше интереса к придворной жизни. В середине 1830-х годов разлад между Вильгельмом и Анной Павловной достиг предела. Семейные неурядицы Анны и Вильгельма не являлись государственным делом — Анна писала о них напрямую брату Николаю и обсуждала с ним с глазу на глаз создавшуюся ситуацию во время встречи в Богемии.[242]

Само собой разумеется, что 22 мая 1836 года, во время первого разговора Ван Геккерена с Нессельроде, обсуждался и бельгийский вопрос. Нессельроде дипломатично упрекнул Нидерланды в неготовности к уступкам.

После этой беседы Ван Геккерен был приглашён к императору в Елагин дворец, где Николай высказал несколько весьма критических замечаний по поводу брака кронпринца и своей сестры Анны. «Вильгельм и Анна не должны больше ссориться в присутствии детей, — сказал император. — Это подаёт плохой пример». После аудиенции у царя Ван Геккерен был принят императрицей. Этот уже третий в течение одного дня разговор окончательно разрешил все сомнения. Из сказанного императрицей Ван Геккерен понял, что нидерландская внешняя политика последних шести лет потерпела неудачу. Императрица сказала: «Зачем вы держите такую большую армию и такой большой генеральный штаб на границе? Это ведь больше совершенно не нужно». И добавила: «Разве только для того, чтобы доставить удовольствие кронпринцу, который, видимо, тяготится пребыванием в Гааге».[243]

Фактически Россия уже давно приняла решение больше не поддерживать Нидерланды в конфликте с Бельгией. В мемуарах Бенкендорфа мы читаем: «Голландский король оттягивал дело, в надежде разрыва между первостепенными державами, а с ним всеобщей войны, полезной для личных его интересов. Протоколы писались один за другим, противоречили между собой, не вели ни к чему, а между тем заставляли Голландию, Бельгию, Пруссию и Францию держать войска на военной ноге. Император Николай уступил просьбе прусского короля и общему желанию, решился сделать попытку склонить короля голландского к меньшей настойчивости и на этот конец отправил к нему графа Орлова. Но король, отличавшийся упорным нравом и всё надеявшийся, что возгорится европейская война, воспротивился всем убеждениям нашего посла. Тогда граф Орлов приехал в Лондон, где двор, министры и публика приняли его со всем почётом, подобавшим великому монарху, которого он являлся представителем, и личным качествам самого графа, привлёкшим к нему без различия все партии. После этой попытки наш государь предоставил времени решение голландско-бельгийского вопроса, как не состоявшего ни в каком непосредственном прикосновении к выгодам и пользам России».[244]

Беседа с императрицей не оставила Ван Геккерену возможностей для иных выводов, чем те, о которых писал Бенкендорф.

Ван Геккерен не мог не поставить в известность министра иностранных дел о столь серьёзном развитии событий.[245] Его секретная депеша попала в руки кронпринцу, который в конце сентября 1836 года пожаловался своему шурину Николаю на императрицу.[246]

В понедельник 23 ноября, вскоре после получения сердитого письма от Вильгельма, император дал аудиенцию Александру Пушкину. Принято считать, что во время этой встречи Пушкин сообщил царю о поведении Ван Геккерена и Дантеса.

Николай даёт понять Ван Геккерену, что более не настаивает на его присутствии в Петербурге. Уже 30 января, через день после смерти Пушкина, Ван Геккерен просит Нессельроде дать ему от имени императора письмо, оправдывающее его поведение в дуэльной истории. «Оно мне необходимо для того, чтобы я мог чувствовать себя вправе оставаться при императорском дворе», — пишет Ван Геккерен.[247] В среду 3 февраля Нессельроде сообщает, что ещё не успел переговорить с царём и что лучше бы отложить прошение об отставке до субботы.[248]

Ван Геккерен отвечает, что, по всей видимости, поздно, так как прошение он уже отправил.[249] Но он всё же надеется получить письмо от Нессельроде до субботы. Николаю в тот же вечер становится известно о поданном прошении. Он пишет брату Михаилу: «…и кажется, что каналья Геккерн отсюда выбудет».[250] В понедельник 13 февраля Ван Геккерен уведомляет Ферстолка ван Сулена, что готовится к отъезду, «необходимость которого ему продемонстрирована».[251] В воскресенье 12 марта, почти сразу же после этого письма, Вильгельм I поручает Ферстолку ван Сулену отозвать Ван Геккерена.[252] Через два дня министр исполняет поручение короля.[253]

В своих депешах нидерландским властям о роковом происшествии посланник не упоминает, что Дантес находится в России на военной службе. Король Вильгельм I узнаёт об этом из газет. Он велит выяснить у министра иностранных дел, почему нидерландский подданный Дантес, направляясь на государственную или военную службу за границу, не испросил разрешения[254]. Поступивший подобным образом автоматически теряет нидерландское подданство. Ван Геккерен незамедлительно приносит извинения за это упущение.

Однако когда Дантеса высылают из России, он использует паспорт, предоставленный ему французским послом Барантом.[255] Ван Геккерен решил не рисковать и не выписывать Дантесу нидерландский паспорт.

В Нидерландах случившееся наделало много шума. Король возмущён, дворянство негодует. Власти вынуждены предпринять какие-то шаги. Но какие именно? Между королём, министром иностранных дел, министром юстиции, а также Высшим советом дворянства завязывается дискуссия, продлившаяся до февраля 1838 года.

С юридической точки зрения, вопрос состоял в том, утратил ли Дантес нидерландское гражданство, поступив на службу в русскую армию, или он никогда его и не имел. В последнем случае, если он не являлся подданным Нидерландов, то и последние два пункта королевского указа относительно Дантеса не могли иметь законной силы, то есть Дантес никогда не принадлежал к нидерландскому дворянству и не имел права носить имя и пользоваться гербом Ван Геккеренов. В этом случае не требовалось предпринимать никаких дальнейших шагов. Если же он имел и утратил нидерландское гражданство, то это не означало, что он так же автоматически лишался принадлежности к нидерландскому дворянству. В таком случае вопрос сводился к тому, соответствует ли поведение Дантеса понятиям чести. Если нет, то он мог быть объявлен лишённым дворянского звания.

Министр юстиции и Высший совет дворянства заняли жёсткую позицию. Министр иностранных дел принял сторону Ван Геккерена и Дантеса. В итоге дело было вынесено на рассмотрение Государственного совета — нидерландского конституционного суда, который пришёл к заключению, что король не обязан принимать никаких специальных мер, и вот по какой причине.

Дантес утрачивал нидерландское гражданство в соответствии с законом, то есть автоматически. При этом не требовалось принятия специальных мер королём. С момента появления королевского указа прошло более года, и за истекший период никто из родственников Ван Геккерена не высказал возражений против изменения Дантесом своего имени. Поэтому речь шла о деле, которым следовало заниматься не королю, а обычному суду. Вопрос же о принятии Дантеса в нидерландское дворянство оставался открытым. Совет рекомендует ничего не предпринимать, поскольку вероятность того, что Дантес когда-нибудь воспользуется в Нидерландах своим дворянским дипломом, равна нулю.

Один из доводов, приведённых в ходе упомянутой выше дискуссии, побудил меня ещё раз обратиться к известной статье Гроссмана 1929 года «Женитьба Дантеса». Снукарт ван Схаубюрх, один из четырёх членов Высшего совета дворянства, пишет: «Если в отношении самого Дантеса встаёт вопрос о принадлежности к нидерландскому дворянству, то нельзя же на основании поведения отца лишать дворянского звания его детей». Возникает и ещё один вопрос: к каким последствиям для потомков Дантеса приведёт объявление недействительным решения об изменении фамилии. Снукарт ван Схаубюрх продолжает: «Предположительно, госпожа Дантес произвела на свет одного или, может быть, двух детей, и её муж носит фамилию Ван Геккерен. Эти дети записаны в книге рождений под фамилией Ван Геккерен, а их отец будет именоваться просто Дантес».[256] Двое детей через год после свадьбы? На основании чего вообще могло возникнуть подобное утверждение?

По мнению Гроссмана, из семейной переписки Дантеса можно сделать заключение, что Екатерина ещё до замужества носила в себе его ребёнка. Гроссман ссылался при этом на письмо от мая 1837 года, в котором упоминался ребёнок. Впоследствии выяснилось, что письмо следует датировать не маем 1837 года, а маем 1838 года, и, таким образом, казалось бы, все аргументы отпадают. Однако Гроссман полагал, что существовали и другие письма, которые свидетельствовали о беременности Екатерины ещё до замужества.

Посмотрим, какие доказательства могут быть приведены в пользу этого.

20 марта 1837 года Екатерина пишет Дантесу, который после высылки из России находится в Кёнигсберге, что она чувствует, как ребёнок шевелится у неё в животе.[257] С медицинской точки зрения, подобное движение плода свидетельствует о сроке беременности не менее 16—20 недель. Обратимся теперь к письму Ван Геккерена от 2 февраля, то есть через три недели после свадьбы.[258] Он понимает, что ему не суждено остаться посланником в Петербурге, и просит министра иностранных дел не отзывать его в Гаагу, а назначить посланником в какую-нибудь другую страну, объясняя свою просьбу следующим образом: у него слишком мало денег, жалованья посланника едва хватает на жизнь. Кроме того, он вынужден теперь содержать также семью своего приёмного сына, а состояние его невестки таково, что «расходы не замедлят ещё увеличиться». Иными словами, уже через три недели после свадьбы Ван Геккерен знает, что Екатерина беременна. На основании обоих писем можно сделать вывод, что ребёнок был зачат до декабря.

Серена Витале обнаружила ещё одно письмо Дантеса к Екатерине, в котором речь идёт о «картошке», как они, вероятно, называли между собой будущего ребёнка. Это письмо было написано между 12 и 27 декабря 1836 года.

На первый взгляд может показаться, что предположения о добрачной беременности опровергаются официальной датой рождения первого ребёнка Екатерины и Дантеса. Согласно записи в книге актов гражданского состояния города Сульца, ребёнок появился на свет 19 октября 1837 года. При сравнении всех «за» и «против» аргумент физиологический — Екатерина чувствовала движение плода и была, таким образом, по меньшей мере на пятом месяце беременности — берёт верх над аргументом бюрократическим — Матильда Евгения была зарегистрирована в Сульце как родившаяся 19 октября.

Единственно возможным объяснением всего этого представляется то, что Дантес при регистрации дочери дал ложные сведения. Обращает на себя внимание тот факт, что при рождении трёх других детей заявление Дантеса скреплено подписью местного врача, доктора Веста. При регистрации же первого ребёнка имя врача отсутствует, зато в книге записей стоит подпись Ван Геккерена. К тому же известно, что Дантес и Ван Геккерен и раньше неоднократно сообщали официальным властям ложные сведения, как это было, например, в случае с Нессельроде при так называемом усыновлении.

Поскольку мы теперь можем утверждать, что Екатерина была беременна до вступления в брак, то возникает вопрос, было ли известно об этой беременности в октябре или ноябре 1836 года и явилась ли беременность действительной причиной женитьбы Дантеса? Почему Дантес посватался к Екатерине в ноябре 1836 года?

Может возникнуть и вопрос, почему заключение брака затянулось до января, в то время как беременность Екатерины должна была бы ускорить этот процесс? Ответ лежит на поверхности: во время рождественского поста ни католические, ни православные церкви не заключают браков. Кроме того, для бракосочетания между представителями разных религий требовалось разрешение обеих церквей, а это не могло не занять некоторого времени.

Ван Геккерен так и остался крайне противоречивой фигурой в нидерландской истории, хотя ещё лет двадцать пять назад он считался самым крупным нидерландским дипломатом девятнадцатого века. В хвалебных оценках отмечался его острый аналитический ум, а также тот факт, что ему в своё время удалось благополучно разрешить несколько сложных дипломатических проблем. В 1842 году Ван Геккерен был назначен посланником в Вене, где он и оставался до конца своей карьеры. Вильгельм II неоднократно использовал его для деликатных дипломатических миссий во Франции. Когда возникли планы назначить его посланником при Ватикане, последовали резкие возражения папского представителя в Гааге. Вместе с тем у Ван Геккерена были и почитатели. Его имя неоднократно упоминалось в числе претендентов на пост министра иностранных дел. Однако протестантские политики рассматривали его обращение в католичество как измену и неоднократно препятствовали его назначению.[259]

Если сейчас почитать отчёты Ван Геккерена из Петербурга и Вены, то довольно трудно понять, чем он вызывал такое восхищение. В своих депешах он нередко отстаивал позицию стран, в которых был аккредитован, а эта позиция могла противоречить нидерландской. Его, например, более устраивала политика Нессельроде и Николая, чем Ферстолка ван Сулена и Вильгельма I.

Вильгельм и Анна Павловна помирились, в 1840 году они стали королём и королевой Нидерландов. Пребывание их на троне продолжалось до смерти Вильгельма II в 1849 году. Анна пережила своего супруга на 16 лет и скончалась в Гааге в 1865 году. Дантес стал французским сенатором. Его супруга Екатерина скончалась при рождении четвёртого ребёнка. Их сын Жорж прославился во Франции как известный дуэлянт.[260]

Дантес, а позднее и его потомки, ещё не раз видоизменяли свою фамилию. В 1843 году суд города Кольмара дал ему разрешение также и во Франции носить фамилию де Геккерен. Одновременно он ходатайствовал перед королём Луи-Филиппом о возможности пользоваться во Франции титулом барона, «который ему пожаловал король Нидерландов». Более века спустя, в 1950 году, некоторые из его потомков получили разрешение другого французского суда на новое изменение: теперь вместо фамилии де Геккерен они стали носить фамилию де Геккерен-Дантес.

В ежегодники нидерландского дворянства на протяжении последних лет неизменно включается французский род де Геккерен-Дантес.[261] Родовой дом в Сульце был продан и позднее переделан в гостиницу.

Франс Суассо

I. Ван Геккерен — Вильгельму I

Понедельник, 11 апреля 1836 г., Гаага

Его Величеству Королю!

Государь!

С глубочайшим почтением нижеподписавшийся осмеливается обратиться к Вашему Величеству по делу, которое, как будет видно из дальнейшего изложения, имеет для нижеподписавшегося величайшую важность и относительно которого он смеет надеяться на Вашего Величества благосклонное решение.

Нижеподписавшийся, проживший уже сорок три года, так и не вступив в брак, желая восполнить отсутствие тех близких отношений, кои существуют между родителями и детьми, уже несколько лет заботится, с согласия его родных, о воспитании и наставлении молодого барона Шарля Жоржа Дантеса, отпрыска старинного дворянского рода в Эльзасе, а по материнской линии породнившегося с не менее знатными семействами Гатцфельдов и Вартенслебенов. Сей благородный юноша, которого нижеподписавшийся опекает и о котором заботится как о собственном сыне, постоянно проживает у нижеподписавшегося всё время, что сей последний имеет честь представлять Ваше Величество в качестве Чрезвычайного и Полномочного посла при Дворе Его Величества Императора Всероссийского.

Именно эти обстоятельства и навели нижеподписавшегося на мысль о том, чтобы, поскольку ему в этом не препятствуют ближайшие родственники, передать тому, кого он уже длительное время считает своим приёмным сыном, всё, чем он располагает, и, таким образом, с согласия родителей барона, дать ему своё имя и оставить в наследство своё имущество. — Средством для осуществления этого намерения поначалу представлялось усыновление, которое дозволяется ныне действующим законодательством и для которого имеются все законные основания, за исключением лишь того, что нижеподписавшийся ещё не достиг возраста, положенного по закону для совершения подобного действия.

Однако то соображение, что подобный юридический акт возымел бы множество неблагоприятных последствий, заставило нижеподписавшегося отказаться от него. Ведь тогда бы приёмный сын приобретал несомненное право носить имя нижеподписавшегося и наследовать его имущество, однако поскольку он, несмотря на усыновление, сохранял бы изначальные узы кровного родства, то, иностранец по происхождению, он таковым бы и продолжал оставаться, а это привело бы лишь к тому, что имущество нижеподписавшегося оказалось бы переданным в руки иностранца, на деле не привязав оного к отечеству его приёмного отца.

С помощью усыновления, как выяснилось, не представляется возможным дать приёмному сыну нижеподписавшегося вместе с имуществом и именем приёмного отца также и новое отечество, хотя именно это нижеподписавшийся как нидерландский дворянин, любящий своё отечество, считает одной из своих главных целей. — Будь то иначе, будь для него, нижеподписавшегося, важным только то, чтобы передать приёмному сыну своё имя и имущество любым способом, ничто не помешало бы нижеподписавшемуся здесь, на месте, обеспечить наследование его имущества посредством необходимых распоряжений в завещании, однако это имущество стало бы тогда собственностью французского подданного.

Все неблагоприятные последствия и несовершенства подобных шагов можно было бы, однако, устранить, если бы Его Величество в ответ на поданное по сему поводу прошение приёмного сына нижеподписавшегося милостиво соизволили не только разрешить нижеподписавшемуся передать упомянутому господину Шарлю Жоржу барону Дантесу своё имя, но также соблаговолили бы, пользуясь своей верховной властью, недвусмысленно признаваемой статьёй 63 Конституции, зачислить упомянутого господина, принадлежащего к дворянству уже по рождению, в нидерландское дворянское достоинство с именем и титулом барон Ван Геккерен, против чего никто из членов рода нижеподписавшегося, носящих имя Ван Геккерен, не будет, как то следует из прилагаемых документов, высказывать возражений, даже если и имел бы на то право. Если указанный господин Шарль Жорж Дантес примет имя нижеподписавшегося и будет включён в нидерландское дворянство, то цель будет полностью достигнута: он будет навсегда привязан к своему новому отечеству, ибо по Конституции этой страны возведение в нидерландское дворянство исключает все прочие; нижеподписавшийся оставит своё имущество в наследство не иноземцу, как то произошло бы в случае усыновления, а нидерландскому дворянину.

Впоследствии, если Вашему Величеству будет угодно предоставить нижеподписавшемуся освобождение от ограничения, в соответствии с которым приёмный отец должен быть не моложе пятидесяти лет, то нижеподписавшийся всегда сможет воспользоваться им; пока же он поддерживает просьбу Шарля Жоржа Дантеса присвоить ему, согласно Закону от 4-го Жерминаля 11-го года, имя Ван Геккерен, а также, пользуясь властью, которую Конституция даёт Вашему Величеству, зачислить его в нидерландское дворянство с титулом барона на основаниях, указанных им в прошении.

Если Вашему Величеству будет угодно поддержать в столь важном для нижеподписавшегося деле приведённые мотивы своим Высочайшим одобрением и всемилостиво удовлетворить прилагаемое прошение, то нижеподписавшийся уже сейчас может заверить Ваше Величество, что всегда будет помнить об этой милости с безграничным чувством признательности и ни о чём другом не будет желать столь страстно, как о том, чтобы при любой возможности доказывать, что ценит её выше всех проявлений благосклонности, оказанных Вашим Величеством до сих пор.

С этими чувствами почитает за честь и привилегию называться Вашего Величества верноподданным

Б<арон> ван Геккерен

Гаага, 11 апреля 1836

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо «Поэт, дама, дипломат». С. 76—78.

II. Дантес — Вильгельму I

Королю

С глубочайшим почтением обращается Жорж Шарль барон Дантес, уроженец Сульца, департамент Верхний Рейн во Франции, пребывающий ныне в Петербурге, в доме Нидерландского посольства, назначающий своим доверенным лицом магистра права А. Брюхмана, адвоката в Амстердаме, и имеет честь сообщить:

Что он, проситель, уже несколько лет с разрешения своих родителей находится на попечении Его превосходительства господина Я.Д.Б.А. барона ван Геккерена, Чрезвычайного и Полномочного посла Вашего Величества при Дворе в Петербурге, и что на протяжении всего этого времени указанный господин воспитывает его и ухаживает за ним с превеликой заботой и обращается с ним как с собственным сыном.

Что, поскольку указанный его приёмный отец высказал далее намерение оставить в наследство ему, просителю, своё имущество, а также, буде то возможно, передать ему своё имя и титул, он, проситель, смог бы принять всё это не иначе как с чувством глубокой благодарности, тем более что и родители его согласны, а он, проситель, ещё со времени событий 1830 года в глубине души не может считать страну, где родился, своим отечеством и покинул её с твёрдым намерением более в ней не жить, так что местом его неизменного проживания с того момента стал дом его приёмного отца и он, проситель, осмеливается считать, что, по крайней мере в этот период времени, находился под нидерландским покровительством и уже тем самым показал, что отказался от страны, где родился.

Что он, проситель, на этом основании смеет льстить себя надеждой, что у Вашего Величества не возникнет возражений против предоставления ему, просителю, возможности полностью осуществить милостивые намерения его приёмного отца, получив право наряду с имуществом последнего обладать также его именем и титулом и подобающими им в Нидерландах привилегиями.

Что он, проситель, отпрыск старинного и знатного эльзасского рода, уже по рождению обладает правом носить в своём отечестве тот же титул, каковой имеет его приёмный отец, так что фамилия последнего, принадлежащая одному из самых знатных родов в Нидерландах, будучи присвоена просителю, была бы дана, по крайней мере с точки зрения происхождения, достойному.

Что он, проситель, стремясь не только лишь внешне, вследствие случайного соединения его изначального наследного титула с получаемым от приёмного отца именем, но и на деле принадлежать к дворянскому сословию в государстве Вашего Величества, хотел бы надеяться, что, поскольку сие целиком зависит от Высочайшей милости, ему, просителю, Вашим Величеством будет на то дано позволение.

Таковы причины, по которым проситель обращается к Вашему Величеству с нижайшей просьбой, чтобы Ваше Величество соизволили вручить ему, просителю, свидетельства о принадлежности к нидерландскому дворянству с правом именоваться устно и письменно Жорж Шарль барон ван Геккерен, носить герб, соответствующий имени и титулу, и пользоваться подобающими им привилегиями.

Честь имею быть

Жорж Шарль барон Дантес

Рассмотрено в Нидерландском Королевском посольстве в С.-Петербурге для удостоверения подписи господина Жоржа Шарля барона Дантеса.

С.-Петербург, 9 марта / 26 февраля 1836

Поверенный в делах Нидерландов при Российском Императорском Дворе

Геверс

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 79—80.

Дантес в своём прошении пытается внушить мысль о том, что с середины 1830 года проживал в одном доме с бароном Ван Геккереном, и, таким образом, обязательный по закону срок отношений между приёмными родителями и детьми якобы соблюдён. Это не соответствует действительности. Дантес прибыл в Кронштадт лишь 8 октября 1833 года. Вероятно, вскоре после этого он поселился у посланника, так как уже 21 декабря его отец благодарит Ван Геккерена за то, что тот взял его под своё покровительство.

В традициях нидерландского гражданского права Дантес назначает своим доверенным лицом постоянно проживающего в Голландии адвоката, правомочного от его имени вести дела с нидерландскими властями.

Упоминание о том, что в Петербурге он проживал на нидерландской территории, могло упростить юридическую процедуру.

III. Ван Манен — Вильгельму I

Суббота, 23 апреля 1836 г., Гаага

Гаага, 23 апреля 1836

Поданное бароном Дантесом прошение имеет целью как получение разрешения принять другую фамилию, так и зачисление под этой новой фамилией и связанными с нею титулами и привилегиями в нидерландское дворянство; первая из двух просьб поддерживается бароном Ван Геккереном в его прошении как первичная по отношению ко второй, в коем вопросе прошение его приёмного сына барона Дантеса не вполне определённо; по мнению же нижеподписавшегося, в первую очередь должно быть учтено прошение приёмного отца и, следовательно, прежде всего изменение фамилии Дантес на фамилию Ван Геккерен.

Поскольку как отец барона Дантеса, так и все члены семейства Ван Геккерен, согласно представляемым документам, всецело согласны с прошением об изменении имени, а губернаторы Гелдерланда и Утрехта, запрошенные на сей счёт, дали благоприятный ответ, у нижеподписавшегося не возникает сомнений, способных воспрепятствовать Вашему Величеству дозволить первому просителю принять имя Ван Геккерен вместо Дантес, но лишь при условии, что будут применены и соблюдены те же положения Закона от 11-го Жерминаля 11-го года, что и в случае обычного изменения фамилии, а именно, что воспользоваться этим разрешением можно будет не ранее, чем через год после положенных объявлений в «Нидерландских государственных ведомостях» и в других ведомостях и газетах, издаваемых в столицах провинций, где проживают члены рода Ван Геккерен, а также при сохранении за Его Величеством права отменить это разрешение, если против него будут предъявлены обоснованные возражения.

Относительно второй части поданного прошения, а именно зачисления в нидерландское дворянство с титулом барона и правом носить подобающий имени Ван Геккерен и этому титулу герб и пользоваться связанными с ним привилегиями, нижеподписавшийся осмеливается рекомендовать Его Величеству впоследствии запросить на сей счёт Высший совет дворянства, и в этом случае далее можно будет выяснить, есть ли необходимость вручить барону Дантесу также свидетельство о натурализации, чтобы тот получил права нидерландского подданного и мог бы быть признан таковым.

Министр юстиции

Ван Манен

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 88—89.

По получении двух прошений Вильгельм I в тот же день запрашивает рекомендацию министра юстиции К.Ф. ван Манена, который спустя четыре дня обращается к губернаторам провинций Гелдерланд и Утрехт на предмет выяснения, согласны ли члены семейства Ван Геккеренов на присвоение Дантесу их фамилии. Получив ответ, Ван Манен выжидает неделю, прежде чем представить королю положительную рекомендацию по существу дела.

Ван Манен не получает от короля поручения выяснить, возможно ли освобождение приёмного отца от возрастного требования.

IV. Высший совет дворянства — Вильгельму I

Четверг, 28 апреля 1836 г., Гаага

Гаага, 28 апреля 1836

Вашему Величеству было угодно Распоряжением № 41 от 26 апреля препроводить Высшему совету дворянства на предмет рассмотрения и заключения, с поручением исполнить без промедления:

Заключение господина Министра юстиции по двум прошениям на Высочайшее имя: одно — от господина Жоржа Шарля барона Дантеса, уроженца г. Сульца во Франции, второе — от барона Ван Геккерена, посланника Вашего Величества при дворе в Петербурге, оба касательно разрешения первому просителю изменить своё имя и герб на имя и герб Ван Геккерена с подобающим им титулом с тем, чтобы он в качестве нидерландского дворянина мог пользоваться всеми привилегиями, связанными в нашей стране с этим именем и гербом.

Поскольку лишь последняя часть прошения относится к компетенции Высшего совета дворянства, имеем честь сообщить Вашему Величеству, что, хотя в статье 63 Конституции говорится, что «всякий, будучи возведён Королём в дворянское достоинство, тотчас обретает все привилегии, с ним связанные, и в первую очередь право быть зачисленным в Дворянское собрание при условии выполнения требований, установленных на этот случай», а Министру было угодно в конце своего заключения предложить в этой связи выяснить, «есть ли необходимость вручить барону Дантесу также свидетельство о натурализации», Высший совет дворянства не считает себя компетентным решать этот вопрос нашего государственного права, ибо компетенция Совета распространяется лишь на традиционное дворянское право, в соответствии с которым Высший совет дворянства может сослаться лишь на Уложение Альберта и Изабеллы по вопросу о дворянстве от 1616 года, к которому, хотя оно и не имеет у нас силы закона, мы тем не менее постоянно обращаемся как к своду установившихся обычаев и традиций, где в статье 2 признается право принимать новое имя, носить гербы других домов или становиться членами других дворянских родов за имеющими на то позволение дворянами при усыновлении, заключении брачного контракта и завещании или на основе иного законного акта, осуществлённого членом данной семьи, правомочным на подобные действия; в комментарии же к статье разъясняется, что такими правомочиями обладает лишь тот, у кого нет детей мужского пола, и приводится пример Петруса де Верхина, который, вручая своему зятю Хюго де Мелодуно в качестве свадебного подарка некое имущество, сопроводил это условием, что тот примет и будет носить имя и герб рода Верхинов, отказавшись от своих.

Поскольку в данном случае просители, стремясь к этому же и, по-видимому, получив согласие всех заинтересованных лиц, испрашивают нечто не противоречащее правилам геральдики, Высший совет дворянства мог бы рекомендовать Вашему Величеству соизволить выдать барону Дантесу, чьё дворянское происхождение в его отечестве представляется Совету достаточно доказанным, диплом о зачислении его в нидерландское дворянство, однако поскольку в оном необходимо указать изменённое имя, а Министр юстиции отмечает, что разрешение на изменение имени может быть им получено не иначе как на тех же условиях, что и в обычных случаях изменения фамилии, то есть им можно воспользоваться не ранее, чем через год после необходимых объявлений в «Нидерландских государственных ведомостях» и т. д., то отсюда следует, что диплом нельзя оформить немедленно, что, впрочем, не должно помешать Вашему Величеству принять положительное решение, оговорив время, начиная с которого даваемое разрешение вступит в силу; одновременно Высший совет дворянства предоставляет более опытным правоведам решить вопрос, в какой мере высказываемое стремление первого из просителей в связи с его пребыванием под защитой Нидерландского посольства может избавить его от необходимости получить свидетельство о натурализации.

Высший совет дворянства,

Ф. Г. ван Линден ван Хеммен

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 92—93.

Нидерландская конституция 1814 года предписывала официально определять, кто относится к дворянству. Ряд членов Провинциальных штатов — органа законодательной власти на уровне провинции — выдвигался Дворянским собранием этой провинции. Высший совет дворянства в составе четырёх членов был учреждён для того, чтобы устанавливать регламент Дворянских собраний, улаживать споры о принадлежности того или иного лица к дворянству и выносить рекомендации для возведения в дворянское достоинство. Кроме того, к его компетенции относилось составление и ведение родословных книг.

По поводу прошений Ван Геккерена и Дантеса Высший совет счёл, что они не противоречат традиционному дворянскому праву. Однако поскольку министр юстиции полагает, что в отношении изменения фамилии должно применяться обычное право, диплом о дворянском достоинстве не может быть оформлен, так как решение об изменении фамилии вступит в силу лишь через год.

Далее Высший совет дворянства выдвигает новое соображение: поскольку Дантес живёт в нидерландском посольстве, ему, вероятно, не требуется натурализация.

V. Государственный секретарь — Ван Геккерену

Понедельник, 2 мая 1836 г., Гаага

Гаага, 2 мая 1836

Его превосходительству барону Ван Геккерену, посланнику Его Величества при дворе в Санкт-Петербурге, в настоящее время пребывающему здесь.

В связи с обращениями Вашего превосходительства и господина Ж. Ш. Дантеса, а также с представленными Королю на сей счёт заключениями, мне поручено Его Величеством сообщить Вашему превосходительству, что, хотя Его Величество и склонно исполнить просьбу, высказанную в обращениях, однако предварительно барон Дантес должен обладать всем необходимым, чтобы быть признанным нидерландским подданным, так что барону самому или кому-либо от его имени следует испросить свидетельство о натурализации.

Имею честь настоящим исполнить Высочайшее повеление и возвратить Вашему превосходительству приложения к упомянутым обращениям.

Государственный секретарь

(подпись)

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 97.

Вильгельм I с полным пониманием относится к Ван Геккерену, которому затяжная официальная процедура грозит возвращением в Россию без урегулирования усыновления. Подача ещё одного прошения приведёт к дальнейшим задержкам. Король решает, что натурализация необходима, однако одновременно предоставляет Ван Геккерену возможность ходатайствовать о ней от имени Дантеса. Так можно избежать переписки с Петербургом, которая заняла бы от четырёх до шести недель. Примечательно, что о решении короля в известность ставится не доверенное лицо Дантеса — амстердамский адвокат Брюхман, а посланник Ван Геккерен, что, вероятно, также свидетельствует о большой спешке.

Упомянутые приложения, очевидно, представляли собой письма членов семейства Ван Геккеренов, в которых выражалось согласие с присвоением их фамилии Дантесу.

VI. Ван Геккерен — Вильгельму I

Вторник, 3 мая 1836 г., Гаага

3 мая 1836

Его Величеству Королю!

Государь!

Будучи уполномочен бароном Жоржем Шарлем Дантесом предпринимать все шаги, способствующие удовлетворению его и моей просьбы об изменении фамилии и зачислении его в нидерландское дворянство, считаю себя правомочным от его имени обратиться к Вашему Величеству относительно получения свидетельства о натурализации, которое, по сообщению Государственного секретаря, должно предшествовать удовлетворению вышеуказанной просьбы.

С благодарностью и волнением узнал я из названного сообщения, что Ваше Величество склонны не отказать нам в нашей просьбе, имеющей для меня столь огромное значение, и спешу заверить Ваше Величество, что в наших прошениях подразумевалось, что барон Дантес, получив моё имя и титул, будет признан нидерландским подданным.

Поэтому осмеливаюсь ещё раз обеспокоить Ваше Величество по данному делу и нижайше просить Ваше Величество в дополнение к уже открывшейся перспективе удовлетворения моей просьбы даровать ещё одну милость, предоставив Жоржу Шарлю барону Дантесу, от чьего имени я здесь выступаю, необходимое свидетельство о натурализации и дозволив изменить его имя согласно поданному прошению.

Честь имею быть, от имени Жоржа Шарля барона Дантеса,

Б<арон> ван Геккерен

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 98.

В противоположность тому, что утверждает Ван Геккерен, Дантес вовсе не уполномочивал его ходатайствовать о натурализации от своего имени.

VII. Ван Манен — Вильгельму I

Среда, 4 мая 1836 г., Гаага

Очень срочно

Как В<аше> В<еличество> уже несомненно заметили, рассматриваемое прошение непосредственно связано с прошениями, поданными бароном Дантесом и бароном Ван Геккереном ранее, касающимися получения первым из них свидетельства о зачислении в нидерландское дворянство, а также разрешения ему, согласно Закону от 11-го Жерминаля 11-го года, принять фамилию и герб второго из них и, таким образом, впредь именоваться устно и письменно Жорж Шарль барон ван Геккерен.

Из моего заключения № 89 от 23 апреля с.г. и из соответствующих документов Вашему Величеству стало известно, что все члены рода Ван Геккеренов полностью согласны с принятием бароном Дантесом искомого им имени и что эта часть вышеуказанного двухчастного прошения, таким образом, могла бы быть удовлетворена.

Относительно второй части, а именно просьбы о зачислении барона Дантеса в нидерландское дворянство, Высший совет дворянства отметил в своём заключении № 78/19 от 28 апреля с.г., что она не противоречит ни Уложению Альберта и Изабеллы по вопросу о дворянстве от 1616 года, ни более ранним образцам, и что коль скоро все заинтересованные лица дали согласие на то, к чему стремятся господа Дантес и Ван Геккерен в своих прошениях, и это стремление не противоречит правилам геральдики, Ваше Величество может зачислить барона Дантеса в нидерландское дворянство на тех основаниях и тем путём, что описаны далее в указанном заключении.

По возникшему у меня вопросу о том, не должен ли барон Дантес прежде зачисления в нидерландское дворянство, либо одновременно с ним, быть натурализован, Совет дворянства посчитал, что это вне его компетенции; однако дальнейшего выяснения сего вопроса не требуется, поскольку Ваше Величество сообщили господину барону Ван Геккерену, что для зачисления в нидерландское дворянство барону Дантесу следует испросить свидетельство о натурализации, чтобы обладать всем необходимым для признания его нидерландским подданным, и по уполномочию барона Дантеса это распоряжение Вашего Величества теперь выполнено.

Что касается меня, Государь, то я не вижу, какие могли бы возникнуть возражения против вручения свидетельства о натурализации, коль скоро все члены рода Ван Геккеренов согласились с тем, чтобы барон Дантес принял фамилию Ван Геккерен и взял его титул и герб.

По мнению Совета дворянства, к его просьбе о зачислении в нидерландское дворянство можно отнестись благосклонно. Ни против первого, ни против второго у меня не возникает возражений, так что у нас нет никаких оснований, препятствующих вручению господину барону Дантесу свидетельства о натурализации.

Таким образом, полагаю, что В<аше> В<еличество> могут принять положительное решение по рассматриваемому прошению, предоставив Жоржу Шарлю барону Дантесу упомянутое свидетельство о натурализации; почтительно считаю также, что В<аше> В<еличество> могут одновременно благосклонно отнестись к просьбе того же барона Дантеса о зачислении в нидерландское дворянство и что Ваше Величество могут принять решение на тех основаниях, какие предлагает Высший совет дворянства в своём заключении; В<аше> В<еличество> могут также разрешить барону Дантесу принять фамилию Ван Геккерена и впредь именоваться устно и письменно Жорж Шарль барон ван Геккерен с правом носить герб, подобающий имени и титулу, и пользоваться связанными с ними привилегиями, однако с оговоркой, что пользоваться новым именем и титулом он сможет не ранее чем через год после опубликования соответствующего объявления в «Нидерландских государственных ведомостях» и в других газетах, издающихся в столицах провинций, где проживают члены рода Ван Геккеренов, а также с сохранением за В<ашим Величеством> права отменить данное разрешение, если против него будут представлены обоснованные возражения.

Всё это соответствует Закону от 11-го Жерминаля 11-го года.

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 99—100.

Теперь, когда все рекомендации Ван Манена выполнены, он даёт положительное заключение по обоим прошениям, в котором проскальзывает нотка удивления по поводу поспешности действий короля.

VIII. Королевский указ

Четверг, 5 мая 1836 г., Гаага

Май 1836

Мы, Вильгельм, Божьей милостью Король Нидерландский, Принц Оранский-Нассауский, Великий герцог Люксембургский и проч., и проч.

Рассмотрев вновь заключения Нашего Министра юстиции и Высшего совета дворянства №№ 89 и 78/19 от 23—28 апр. с.г. по прошениям:

1. Жоржа Шарля барона Дантеса, уроженца г. Сульца (Франция),

2. барона Ван Геккерена, Нашего посланника при Российском дворе,

касающимся в первую очередь вопроса о том, чтобы первому названному было разрешено носить имя «Ван Геккерен» и чтобы он далее на основаниях, указанных в этих прошениях, был зачислен в нидерландское дворянство;

рассмотрев последующее прошение Нашего вышеупомянутого посланника, а также заключение Нашего Министра юстиции по этому запросу № 44 от 5-го сего месяца, принимая во внимание Наше распоряжение № 64 от 1-го сего месяца,

одобряем и сим повелеваем:

1. Выдать Жоржу Шарлю барону Дантесу, уроженцу Сульца, департамент Верхний Рейн, Франция, свидетельство о натурализации.

2. Зачислить вышеназванного барона Дантеса в нидерландское дворянское сословие, с тем что он сам и все его законные потомки как мужского, так и женского пола смогут пользоваться всеми привилегиями, которые связаны в настоящее время или будут связаны в будущем с указанным сословием, причём он сможет воспользоваться сей милостью не ранее, чем после выполнения требований Нашего указа от 28 декабря 1816 года.

3. Дозволить упомянутому барону Дантесу принять имя «Ван Геккерен» вместо «Дантес» и именоваться впредь как устно, так и письменно «Жорж Шарль барон ван Геккерен» с правом носить подобающий этому имени и титулу герб и пользоваться связанными с ними привилегиями с условием, что он сможет воспользоваться сими позволениями не ранее чем через год после того, как в «Нидерландских государственных ведомостях» и других газетах, издаваемых в столицах провинций, где проживают члены рода Ван Геккеренов, будут опубликованы соответствующие объявления, а также с сохранением за Нами права отменить это решение, если против него будут предъявлены обоснованные возражения.

Всё сие соответствует Закону от 11-го Жерминаля 11-го года.

Копии и т. д.

Совершено в Гааге 5 мая 1836.

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 101.

Королевский указ опубликован в «Нидерландских государственных ведомостях» от 7 мая 1836 года.

IX. Ван Геккерен — Вильгельму I

Воскресенье, 8 мая 1836 г., Гаага

Его Величеству Королю

Государь!

Вследствие устного согласия Вашего Величества осмеливаюсь препроводить Вашему Величеству Проект, которым, как я желал бы, будет оформлено зачисление Жоржа Шарля барона Дантеса в нидерландское дворянство.

Полагаю, что содержание Проекта не только согласуется с Указом Вашего Величества, но и закрывает дорогу каким-либо дальнейшим осложнениям, так как его разъясняющая часть ссылается на прошение, которое Ваше Величество соблаговолили удовлетворить, и из неё следует, какое имя проситель носил ранее и какое будет носить впредь.

Льщу себя надеждой на то, что Ваше Величество не будут возражать против того, чтобы отдать необходимые распоряжения о незамедлительном оформлении искомого диплома.

Честь имею быть

(Подпись Ван Геккерена)

Проект

Рассмотрев прошения Ж. Ш. барона Дантеса и барона Ван Геккерена, нашего посланника при Российском дворе, Мы зачисляем в нидерландское дворянство вышеназванного барона Жоржа Шарля Дантеса из Эльзаса, сына Жозефа Конрада барона Дантеса и Марии Анны Луизы графини Гатцфельд, равно как и его законных потомков как мужского, так и женского пола, с титулом барона или баронессы и со всеми привилегиями и т. д.

И с правом принять фамилию Ван Геккерен вместо фамилии Дантес и именоваться впредь устно и письменно Жорж Шарль барон ван Геккерен, с правом носить подобающий этому имени и титулу герб, формы и цвета которого изображены здесь.

И для того чтобы вышеозначенный дворянин Жорж Шарль барон ван Геккерен в полной мере смог бы воспользоваться нашими милостями, мы повелеваем и т.д.

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 102.

Во время аудиенции у короля Ван Геккерен, очевидно, настаивал на срочности оформления и выдачи диплома о дворянском достоинстве. Стандартный текст диплома, утверждённый королевским указом от 18 декабря 1815 года, относился лишь к возведению в дворянство, но не к зачислению, так что королю вновь требовалась рекомендация министра юстиции и Высшего совета дворянства. Для Ван Геккерена это слишком долго, и он сам предлагает формулировку текста.

Король 9 мая направляет проект Ван Геккерена в Высший совет дворянства, откуда 10 мая поступает запрос о том, что король имеет в виду. 11 мая он в успокоительном тоне сообщает, что не примет решения до тех пор, пока Высший совет дворянства не представит свою рекомендацию. 13 мая Высший совет дворянства просит короля дать письменное поручение об оформлении диплома.

X. Ферстолк ван Сулен — Вильгельму I

Среда, 1 марта 1837 г.

Секретно, №4

Ваше Величество соизволили спросить моё мнение относительно депеш посланника в Петербурге от 11, 14 и 15 февраля, из коих вторая касается в особенности последствий, которые может иметь для посланника поединок его приёмного сына.

Неудивительно, что при душевных переживаниях, каковые исход поединка несомненно должен был вызвать у барона Ван Геккерена, особенно в первые дни, он одновременно терзался сомнениями относительно того, как случившееся отразится на его собственной судьбе. Между тем в подробном отчёте, представленном бароном Ван Геккереном Королю и носящем все признаки тщания, я не усмотрел такого, в чём он мог бы упрекнуть себя в связи со случившимся, а посему смею заметить, что не вижу оснований для принятия в отношении его какого-либо неблагоприятного решения.

Что касается занимаемого им в Петербурге поста, то я, разумеется, считаюсь с неприятным воздействием, которое на него окажет случившееся, но полагаю, что осложнения не настолько серьёзны, чтобы послужить поводом для отзыва барона Ван Геккерена.

Отрицательное впечатление, которое имевший место поединок произвёл на часть общества, как представляется, в последующие дни несколько ослабло и, кроме того, ограничилось в основном теми кругами общества, каковых барон Ван Геккерен по большей части может избегать, тогда как так называемые высшие круги, в которых он главным образом вращается, как представляется, настроены в отношении случившегося не настолько отрицательно. К тому же обмен назначениями с каким-либо другим нидерландским посланником, на что барон Ван Геккерен, вероятно, рассчитывает, на мой взгляд, едва ли возможен, ибо господа Перпонше, Моллерюс и Дедел безусловно не будут склонны на него пойти, а обмен постами с посланником в Стокгольме или Копенгагене, даже если предположить, что барон Ван Геккерен пожелает сменить назначение в России на таковое в Швеции или Дании, на мой взгляд, не согласуется с интересами служения Вашему Величеству. Не исключаю, что барон Ван Геккерен имеет в виду назначение в Париж, однако полагаю, что у Вашего Величества на сей счёт есть иные соображения. При сложившихся обстоятельствах следствием отзыва из Петербурга может быть лишь отстранение барона Ван Геккерена, по крайней мере на первое время, от должности с сохранением содержания, что общественность расценила бы не иначе как проявление неодобрения со стороны правительства в отношении поведения барона Ван Геккерена, каковое неодобрение он, по моему убеждению, едва ли заслужил. Поэтому осмелюсь думать, что, по крайней мере в данный момент, нет необходимости принимать в отношении барона Ван Геккерена какое-либо решение; если же впоследствии выяснится, что его дальнейшее пребывание в Петербурге действительно вызовет значительные осложнения и будет неблагоприятно сказываться на тех интересах, которые он в качестве посланника призван представлять, то будет не поздно вернуться к рассмотрению этого вопроса.

В связи с изложенным я мог бы, с соизволения Вашего Величества, отписать барону Ван Геккерену шифром, что Ваше Величество с сожалением узнали о затруднительных обстоятельствах, в которых он, по собственным словам, оказался и относительно которых, как следует из присланных им донесений, ему не в чем себя упрекнуть; что состав нидерландского дипломатического корпуса на данный момент не позволяет осуществить его перевод и что следует надеяться на то, что имевший место поединок не осложнит его положение и деятельность в Петербурге в такой степени, что он не сможет подобающим образом продолжать исполнение там своих обязанностей, и что он, по крайней мере в первые дни после случившегося, просто не мог оценить всё с достаточным хладнокровием и душевным спокойствием; однако если впоследствии он действительно сочтёт, что ради служения Вашему Величеству или же для него лично имеются веские причины оставить Петербург, я буду ожидать от него дальнейших сообщений на этот счёт.

Министр иностранных дел

Ферстолк ван Сулен

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 329—330.

Король не доверяет донесениям посланника. Его невестка Анна Павловна получила письмо от своего брата Николая I, в котором тот сообщает, что отправит отдельное письмо о случившемся, которое «не терпит любопытства почты». Вильгельм I решает дождаться письма Николая I.

На секретном докладе Ферстолка ван Сулена есть написанная карандашом королевская резолюция: пока ничего не предпринимать «в ожидании сведений из весьма надёжного источника о том, какой отклик это дело вызвало при Российском Дворе». На докладе имеется ещё одна запись, сделанная другим почерком. Она прочитывается с трудом, но можно заключить, что в ней предлагается запросить находящегося в Нидерландах в отпуске секретаря посольства Геверса о том, действительно ли Дантес находится на русской военной службе.

В своей первой депеше о дуэли от 30 января Ван Геккерен сообщал, что оснований для его отзыва нет. 2 февраля он пишет, что обстановка сложнее, чем ему представлялось вначале, и ставит вопрос о своём переводе. 3 февраля он сообщает, что спокойствие в Петербурге, кажется, возвращается.

XI. Ван Доорн — Ферстолку ван Сулену

Суббота, 4 марта 1837 г., Гаага

Секретно

Его превосходительству господину Министру иностранных дел

Согласно распоряжению Его Величества имею честь при сём возвратить Вашему превосходительству три депеши посланника в Петербурге относительно поединка его приёмного сына, приложенные к Вашему секретному докладу № 4 от 1-го сего месяца. Ожидая дальнейших особых известий об инциденте, Король посчитал нужным пока оставить этот доклад на рассмотрение, но вместе с тем замечает Вашему превосходительству, что барон Ван Геккерен, высказывая обеспокоенность в отношении того, что может ожидать его приёмного сына со стороны Императора, тем не менее не сообщает, в какую должность тот определён в России, хотя можно с достаточной долей уверенности считать, что он находится там на военной службе.

В связи с этим замечанием Его Величество сочли желательным получить разъяснения о том, что Вашему превосходительству известно на сей счёт, и узнать мнение Вашего превосходительства о том, как всё это, после натурализации названного сына и зачисления его в нидерландское дворянское сословие Указом № 76 от 5 мая 1836 года, согласуется со статьёй 66 Конституции, а также о том, повлияет ли всё это каким-либо образом на предложение, содержащееся в докладе Вашего превосходительства.

Имею честь сим известить Ваше превосходительство о воле Короля.

Государственный секретарь

Ван Доорн

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 339—340

Король не готов оставить в этом деле всё как есть. В отличие от Ферстолка ван Сулена, он полагает, что следует принять действенные меры. То обстоятельство, что при ходатайстве о натурализации не указан факт нахождения Дантеса на русской военной службе, даёт ему такую возможность, так как статья 66 Нидерландской конституции гласит, что всякий находящийся на иностранной военной службе автоматически утрачивает нидерландское подданство.

XII. Ферстолк ван Сулен — Вильгельму I

Среда, 8 марта 1837 г., Гаага

Секретно

Королю

Гаага, 8 марта 1837

Как следует из прилагаемого сообщения господина Геверса, секретаря Посольства Вашего Величества в Санкт-Петербурге, барон Дантес — в настоящее время приёмный сын барона Ван Геккерена и носящий его фамилию, натурализованный в нашей стране и зачисленный в нидерландское дворянские сословие, — в конце 1833 или в начале 1834 года поступил на русскую военную службу и весной 1836 года был произведён в поручики Кавалергардского Её Величества полка. По моему мнению, получение военного звания на иностранной службе подпадает под действие статьи 66 Конституции об иностранных титулах, достоинствах и чинах, принятие которых требует особого позволения Короля, и, несмотря на то, что вышеупомянутый приёмный сын уже находился на русской службе до натурализации в нашей стране и зачисления в нидерландское дворянское сословие, он, по моему мнению, должен был сам, или барон Ван Геккерен за него, испросить разрешения Вашего Величества на продолжение пребывания на службе сразу же после решения о предоставлении ему нидерландского подданства, и если поединок не приведёт к изменению положения приёмного сына, то есть если он тем или иным образом не покинет Императорскую службу, то тогда следует обратиться к Вашему Величеству с прошением о получении упомянутого разрешения.

По моему скромному разумению, нахождение приёмного сына на службе или же его выбытие не связано с обстоятельствами, в которых барон Ван Геккерен находится вследствие поединка, и потому не может повлиять на представленный доклад. Ваше Величество сообщили, что, ожидая дальнейших особых известий о состоявшемся поединке, посчитали нужным пока оставить доклад на рассмотрение. Позволю себе в этой связи высказать суждение, не следует ли в ожидании дальнейших сообщений, которые Ваше Величество имеют в виду, предварительно известить барона Ван Геккерена о получении его первоначальных депеш. В случае если Ваше Величество сочтут такое предварительное извещение целесообразным, можно было бы ограничиться уведомлением барона Ван Геккерена о том, что Ваше Величество с сожалением узнали о затруднительных обстоятельствах, в которых он, по его собственным словам, оказался, и имеют намерение оставить содержание его депеш, в особенности депеши № 9, на рассмотрение в зависимости от дальнейшего хода событий и от того отклика, который они вызовут в Санкт-Петербурге; при этом мне представляется не лишним добавить, что если, по его мнению, существуют причины, чтобы ради служения Вашему Величеству или же для себя лично далее не оставаться посланником в Санкт-Петербурге, то ему предлагается изложить мне таковые.

В заключение осмелюсь предложить, если Ваше Величество сочтут нужным, в отдельном послании обратить внимание барона Ван Геккерена на ст. 66 Конституции, указав на то, что, если случившееся не повлечёт за собой увольнение его приёмного сына с русской службы, он обязан обратиться к Вашему Величеству за соответствующим позволением.

Министр иностранных дел

Ферстолк ван Сулен

Копия

Барон Дантес (приёмный сын барона Ван Геккерена), если я правильно помню, прибыл в Петербург в 1833 году, после того как скомпрометировал себя во время гражданских волнений в Вандее и был вынужден покинуть Эльзас, чтобы не подвергать своего отца, проживающего там, мести со стороны своих партийных противников.

До переворота 1830 г. во Франции Дантес обучался в военном училище в Сен-Сире, каковое обстоятельство способствовало его зачислению в русскую армию сразу в чине офицера. Это удалось ему уже примерно через четыре месяца после прибытия в Петербург: он был определён корнетом в Кавалергардский Её Величества полк. Весной 1836 года он был произведён в поручики того же полка, и я полагаю, что в этом чине он продолжает служить в настоящее время.

Геверс

7 марта 1837

Перевод с нидерландского текста книги Ф. Суассо. С. 341—343.

Ферстолк ван Сулен, не имевший никакого касательства к «усыновлению», не хочет вмешиваться в дело о натурализации, отмечая, что вопрос о гражданстве Дантеса не имеет отношения к политическим последствиям дуэли для положения Ван Геккерена. Кроме того, он указывает, что власти в Гааге всё ещё не отреагировали на депеши посланника, отправленные из Петербурга месяц назад, и предлагает предоставить решение вопроса об отзыве самому Ван Геккерену в зависимости от развития событий в Петербурге.

XIII. Ван Доорн — Ферстолку ван Сулену

Воскресенье, 12 марта 1837 г., Гаага

Секретно

Ваши секретные доклады № 1 и № 4 от 1-го и 8-го сего месяца рассмотрены Его Величеством в связи с тем, что барон Ван Геккерен сообщает в своей депеше № 11 от 25/13 февраля, а именно о своих приготовлениях к отъезду из Петербурга, каковой он считает необходимым: «необходимость которого была ему продемонстрирована».

Вследствие этого Его Величество сочли заслуживающим предпочтения позволить посланнику отбыть в отпуск, как только секретарь Геверс вернётся на свой пост.

Во исполнение распоряжения Короля имею честь довести до сведения Вашего превосходительства, что Вам поручается поступать в соответствии с вышеизложенным.

Государственный секретарь

Ван Доорн

Его превосходительству господину Министру

иностранных дел

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 345.

Ферстолку ван Сулену поручается отозвать Ван Геккерена. Вильгельм I получил сведения «из весьма надёжного источника»: письмо Николая I пришло в Гаагу. К тому же поступила новая депеша Ван Геккерена от 13 февраля, в которой он между прочим сообщает о приготовлениях к отъезду, «необходимость которого ему была продемонстрирована». Ван Геккерен просит у Нессельроде письмо, оправдывающее его поведение в дуэльной истории. Николай I не разрешает Нессельроде выдать такое свидетельство о достойном поведении.

XIV. Ферстолк ван Сулен — Ван Геккерену

Вторник, 14 марта 1837 г., Гаага

Господин барон!

С крайним сожалением узнали мы здесь о роковом событии, упоминаемом в Ваших последних письмах, и я хотел бы уверить Вас в моём искреннем участии по поводу затруднительного положения, в которое Вы им поставлены. Поскольку в Вашем последнем письме от 25 февраля Вы говорите о хлопотах, связанных с приготовлениями к отъезду, необходимость которого Вам была продемонстрирована, король поручил мне известить вас, что разрешает Вам отбыть из Петербурга в отпуск, как только секретарь посольства господин Геверс вернётся на свой пост. В настоящий момент он находится в Амстердаме, и я пишу ему, предлагая без промедления отправиться для исполнения обязанностей поверенного в делах после Вашего отъезда.

Примите, господин барон, уверения в моём совершенном почтении.

Ферстолк ван Сулен

Господину барону Ван Геккерену

Чрезвычайному и Полномочному послу

Его Величества Короля Нидерландов

в Санкт-Петербурге

Перевод с французского из книги Ф. Суассо. С. 349.

Ван Геккерен получает отставку. Это первая реакция нидерландских властей на его депеши. Ферстолк ван Сулен пока не ставит его в известность о проблемах, касающихся натурализации Дантеса.

XV. Ферстолк ван Сулен — Ван Геккерену

Понедельник, 20 марта 1837 г., Гаага

Ваше превосходительство,

В связи с рассмотрением вопроса, о котором идёт речь в моей шифрованной депеше Вашему превосходительству № 5 от 14-го сего месяца, копию которой я к сему прилагаю, Королю стало известно, что Ваш приёмный сын находится на русской военной службе. Статьёй 66 Нидерландской конституции установлено, что принимать иностранные титулы, достоинства и чины можно не иначе как с особого позволения Короля. Военные чины на иностранной службе подпадают под определение названной статьи, и, таким образом, Вашему приёмному сыну, чтобы оставаться на русской службе после натурализации в нашей стране и зачисления в нидерландское дворянское сословие, требуется разрешение Его Величества, для чего ему самому или Вашему превосходительству от его имени следует подать соответствующее прошение.

Пользуясь тем, что господин Геверс едет в С.-Петербург, обращаю Ваше внимание на это для того, чтобы, если Ваш упомянутый приёмный сын продолжает оставаться на русской службе, указанное прошение Королю для получения соответствующего разрешения Его Величества могло быть подано.

Примите, Ваше превосходительство, уверения в моём совершенном почтении.

Ферстолк ван Сулен

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 354.

XVI. Ван Геккерен — Ферстолку ван Сулену

Суббота, 21 марта 1837 г., С.-Петербург

С.-Петербург, 8 апреля/27 марта 1837

Ваше превосходительство,

В ответ на депешу Вашего превосходительства от 20 марта за № 7 должен признаться, что, ходатайствуя о натурализации моего приёмного сына в Нидерландах, я совершенно упустил из виду необходимость получить, в соответствии со статьёй 66 Нидерландской конституции, Высочайшее разрешение на дальнейшее его нахождение на русской военной службе; однако потребность в подобном разрешении отпала сама собой, поскольку в прошлую пятницу мой сын вследствие роковой дуэли уволен с военной службы и вынужден был сразу же вслед за тем покинуть Россию.

Пользуюсь случаем представить Вашему превосходительству уверения в совершенном почтении, с которым имею честь оставаться.

Вашего превосходительства покорнейший

и преданнейший слуга

Барон ван Геккерен

Перевод с нидерландского из книги Ф. Суассо. С. 366.