Чёрная Земля. Подселенка

Эпилог

Всё в жизни жителей Та-Кемет подчинено богам. И не только смерть и рождение. Даже завоевания. Везде, где ступала нога воина Чёрной земли, оставались доказательства нашего величия. Храмы, стелы, высеченные на скалах повеления, всё, что должно остаться в памяти на века.

И это только то, что можно заметить, так сказать, «на поверхности». Но, оказывается, есть ещё и «внутренняя кухня». В каждой в своё время завоёванной области, в каждом городе жрецы закапывали статуи богов. Таким образом, посвящая «новую» землю своим покровителям. Как залог их помощи. Любое изваяние – это вместилище, что должно способствовать проявлению божества в нужное время и в данном месте.

Так что не только царские мастерские, но и те, что подчинены Великому дому, в настоящий момент в спешном порядке изготавливали всевозможные статуи. Правда, почти все из них, кого бы ни олицетворяли, лицом были схожи либо с Тутанхамоном, либо с Анхесенамон.

Потому я находилась в мастерской скульптора, одного из знаменитых на весь Уасет. Конечно, образцы «голов» и во дворец бы принесли, но мне хотелось выбраться за пределы его стен. Учитывая то, к чему сейчас готовят небольшую площадь, выходящую к реке…

Необходимо было развеяться… ибо, чем больше занималась подготовкой к военной кампании, тем явственнее понималось, что война – это не только оружие и провизия. Логистика оказалась самым слабым местом.

Великая река, главная артерия и «дорога» страны, была Сутью жизни Та-Кемет. Но стоило только отдалиться от неё… начинались проблемы. Небольшие оазисы, что располагались на караванных путях, просто не справятся с обеспечением армии, даже водой. Возводить перевалочные пункты с амбарами без защиты тоже не реально. Проблемы проявлялись одна из другой… требовались лёгкие каркасные сооружения. Но из чего их делать? Дерево так дорого, что само хранилище дороже всего его содержимого. Внутри страны это решалось кирпичами-сырцами, из них возводились большие амбары. Но брать с собой ещё и их?..

В общем, рассматривая выставленные на обозрение бюсты, я думала больше о возможностях применить свои архитектурные знания, к реалиям этого времени, чем о творениях мастера. Ведь даже самой себе не спешила признаваться, что задуманный по нейтрализации предателей план удался. Однако радости почему-то это не приносило.

Намечался суд. Преступление совершенно членом царской семьи. И, естественно, кроме самого повелителя, судить никому не дозволено. Именно Тутанхамон будет сегодня олицетворять Маат – саму Справедливость.

В связи с этим мы уже какое-то время с мужем не разговаривали. Он был зол. С одной стороны, на меня… а с другой. Я ему просто не оставила другого выбора. Проведённые расследования, подтверждённые признательными показаниями свидетелей, разрушили ту сладкую иллюзию, в которой он пребывал последнее время.

Можно было, конечно, так не стараться, ведь в Та-Кемет по закону нет презумпции невиновности. Наоборот. При любом заявлении в суд человек априори считается виновным в предъявленном ему преступлении. И это уже его проблема – как-то доказать свою непричастность.

Но меня это не устраивало, так как оставляло возможную лазейку для преступников, чтобы выкрутиться. Даже банальные слёзы, без «железобетонных» доказательств вины, могли бы её смягчить.

Нефертити, возможно, не подозревая всего размаха интриги, сразу вывела нас на основных фигурантов. Но без подтверждений… это просто мои слова против слов обвиняемых. Да к тому же недавно родившая женщина изначально вызывает сочувствие. Так что «заказчица» до сего момента пребывает во дворце, в окружении заботы… и моих телохранителей.

После того, как Таусерт разместили в личных покоях, Зубери перехватывал всю её «почту». Личным служанкам на следующий день «случайно» подали несвежее пиво. Отравились они не смертельно, конечно, но, отправившись на «лечение», были допрошены самим храмовником. А вся обслуга заменилась специально подобранными людьми.

«Бабочка» плотно завязла в «паутине», незаметно для себя выдавая одного своего подельника за другим. Единственное, что так и не удавалось доказать, – её связь с Рамосом. Скорпион почему-то затих.

Хотя… были пойманы несколько человек, что пытались проникнуть во дворец. Но от них так и не удалось ничего добиться. Те просто молчали, несмотря на «уговоры» Зубери. Что заставляло их быть настолько верными… никто так и не выяснил.

Всё больше и больше расслабляясь, Таусерт уже примеряла на себя звание Великой супруги. Тутанхамон посвящал ей почти всё своё время, я же находила «утешение» в посещении храмов. Правда… иногда меня там поджидал сотник.

Наконец, младшая жена разродилась… девочкой. На родах я, естественно, присутствовала. Как и множество жрецов, включая Рамоса. С какой ненавистью Таусерт взглянула на него после осознания произошедшего… Не передать.

Все надеялись, что она как-то выскажет свои претензии, но «газель» промолчала.

И, вот разглядывая свой бюст, в образе Исиды… я раздумывала о значении богов и обрядов, как одна мысль, неожиданно пришедшая в голову, немного вдохновила.

– Киниф, нам нужно сейчас же вернуться во дворец, – заявила главе моих нубийцев. – Отправь человека. Хочу срочно видеть Зубери.

Через полчаса я уже сидела на террасе дворца, а мои приближённые с энтузиазмом слушали мой план. Ещё через десяток минут ко мне привели ту самую служанку. Вид у неё, конечно, был уже не очень. Лицо же при этом почти не пострадало, она должна была иметь возможность говорить. Девушку поставили передо мной на колени.

– Ундж, так, кажется, звали тебя? – спросила с самым жалостливым выражением, какое смогла изобразить. – Посмотри на меня, дитя…

Девушка дёрнулась и с ужасом подняла на меня взгляд.

– Неужели Всемилостивая лишит эту заблудшую её имени? – с выражением неверия на лице переспросил меня храмовник.

– Увы, увы… Зубери. Ты же знаешь, что покушение на меня – это попрание воли богов. Ведь я живое воплощение Исиды.

– Но ведь это лишит Ка несчастной возможности попасть на поля Иалу.

– Боюсь… у неё не будет Ка… – ответила, тяжко вздыхая.

– Как не будет? – прошептала теперь уже сама служанка.

– Видишь ли, Ундж, из-за тяжести проступка тебя сначала лишат имени… а потом скормят крокодилам, так что никакого погребения… даже худшего…

Выражение ужаса отпечаталось на лице девушки, и та просто упал на пол.

– Обморок, – сказал Аапехти, прощупав её пульс. – Сейчас очнётся.

Жрец плеснул пивом на её лицо, и девушка сначала приоткрыла глаза, а затем стала отплёвываться. Подошедшие телохранители подняли её и опять поставили на колени.

– За что вы так со мной, Госпожа? – изумлённо прошептала служанка.

– Ты хотела отравить меня… чего же ты ждёшь взамен? Усиленное питание?

– Но моё Сах…

– У тебя не будет ничего…

– Молю о милости… – взвыла она, распростёршись на полу.

– Кто дал тебе яд?!

Девушка долго размышляла, привстав на колени, и, когда я, разочарованно фыркнув, уже подняла руку, чтобы подать знак её увести, решилась…

– Хабенхет, Великая Царица! Это он передавал настой и озвучивал волю хозяина.

При этих словах Зубери предвкушающе улыбнулся, а Аапехти разочарованно качнул головой. Видимо до конца надеялся, что обвинение против бывшего чати не подтвердится.

– Хорошо… – произнесла я тихо, – обещаю безболезненную смерть и погребение по полному обряду. Тебе даже положат малую карту Дуата. Просто… повторишь свои слова на сегодняшнем суде.

Ундж вся сжалась в комочек, но кивнула, с робкой надеждой смотря на меня.

После движения моей руки её увели.

– Неужели вы потребуете такой страшной казни, моя Госпожа? – задумчиво спросил Аапехти.

– Можешь предложить другой выбор, друг мой?

Жрец зарделся… услышав эти слова. Он склонился в поклоне и, немного успокоившись, продолжил:

– Но ведь это младшая супруга… повелитель может не согласиться.

– Ты ведь недаром приносил мне все эти свитки из храмовой библиотеки.

– Да, но я не думал, что вы выберете столь жестокий ритуал. Вы всегда были очень милосердны.

– Мне жаль её, Аапехти. Дурочкой воспользовались, разыграли, как фигурку в сенете. Но я не вижу другого выхода. Если буду мягкотелой, меня просто сожрут.

Жрец молча поклонился.

– Зубери…

– Да, моя царица.

– Судя по твоей улыбке, Хабенхет что-то да значит.

– Это личный помощник Рамоса, Великая Госпожа.

– Обвинит ли он своего хозяина?

– Увидев сегодняшнюю казнь? – храмовник усмехнулся. – Думаю, он будет готов на всё, чтобы избежать подобного.

– Во время суда расположи своих людей ближе к жрецам. Не хочу, чтобы этот паук умудрился сбежать.

– Будет сделано, Великая.

При этих словах он склонился очень низко. Затем пятясь назад, удалился.

– Вы понимаете, что, как обвинителю, вам придётся присутствовать на казни? – тихо задал вопрос Аапехти, заняв излюбленной место за моей спиной.

– Да, – кивнула еле слышно, борясь с наступающей тошнотой.

В последнее время из-за всех этих передряг я чувствовала себя не очень хорошо. Мучали головные боли, мутило от резких запахов. Скорее всего, давление дёргалось. Да, и погода не радовала. По моим прикидкам был август, и пекло просто выматывало. Хоть я и осознавала, что тело Анхесенамон должно быть привычно к подобным температурам, меня же это просто изводило. Хотелось прохлады… и снега! А ещё мороженого!

Пришлось пару часов отмокать в бассейне. Затем последовали очень тщательные сборы. Обилие украшений просто пригибало к земле. Чепец из чистого золота не добавлял удовольствия в такую-то жару… Но апофеозом оказалась корона Шути, с солнцем, змеями и высокими страусовыми перьями. Не свалиться бы теперь во всём этом.

На малой дворцовой площади, что выходила к реке, установили помост с навесом. Для нас с Тутанхамоном подготовили резные кресла с отделкой из золота и камней. Мы с мужем вышли из параллельных боковых дверей, прошли до возвышения и одновременно поднялись по нескольким ступеням.

Как уселись, у помоста поставили несколько стульев, где разместились высшие сановники, а также Таусерт, которой помогла подойти и расположиться там же парочка рабынь. «Газель» вела себя высокомерно. Она впервые появилась на суде и посчитала сие привилегией, решив, что получила её после рождения живого ребёнка. При появлении младшей жены лицо Тутанхамона нервно передёрнулось, и он отвёл взгляд.

Даже Парамесу умудрился пробиться к сановникам, наверное, как личный гость повелителя.

Народу набилось… как сельдей в бочку… хотя тут не водится такой рыбы, да и бочек не делают. Уж больно дороговат исходный материал. И хотя последний месяц развлечений было много, а сходящий на нет паводок требовал вернуться к полям, людям хотелось зрелища… а царский суд – такая редчайшая возможность.

Вперёд вышел «обработанный» и подготовленный Зубери писец из судебной администрации. Он громко начал зачитывать папирус, в котором описывались произошедшие на меня покушения. Собравшие на площади зароптали. Рамос, стоявший в первых рядах жрецов, с интересом рассматривал нашу пару, пряча ехидную улыбку.

Наконец, после завершения речи писца на площадь вывели Ундж. Девушка была теперь в чистой одежде, умыта и даже голову её покрывал приличествующий парик. Она спокойным и громким голосом заявила, что до поступления ко мне с детства служила Таусерт и именно та отправила её ко мне. И это её указания она выполняла, пытаясь меня отравить.

Пространство просто взорвалось гневными криками. Служанка при этом продолжала стоять прямо, глядя мне в глаза.

К младшей супруге подошли несколько меджаев и, приподняв за руки, просто вынесли на площадь, поставив рядом с девушкой. «Газель» пошатнулась и рухнула на колени.

– Неправда, это не так… – кричала она, размазывая по лицу слёзы и макияж.

Писец начал зачитывать отрывки из записок, которые отправляла Таусерт своим служанкам и различным продавцам, а также родственникам. Некоторые из адресатов были выведены на площадь и подтвердили показания.

– Спаси меня, – теперь твердила Таусерт, не сводя глаз с Тутанхамона.

Тот же, отвернувшись, смотрел на солнце, постепенно клонящееся к западу. Не знаю, с каким трудом, но ему удавалось удерживать безучастное выражение лица. Ведь хотя на площади их не зачитывали, но несколько дней назад, когда я пришла к нему с обвинениями в адрес младшей жены, то отдала несколько записок, довольно нелицеприятного для него содержания, в которых Таусерт «проходилась» по мужу в довольно грубой форме, особенно высмеивая его хромоту и нескладную фигуру. Записки с потешательством над их постельными играми и его «потугами»… я вообще сожгла, предупредив всех, что их даже не существовало. Ребята умные, проколоться не должны.

«Газель» всё кричала, а я, заметив, что Зубери, поймав мой взгляд, кивнул, вздохнула и промокнула небольшим платком лоб.

Увидев знак, писец кашлянул и начал громко зачитывать показания Ундж о том, кто именно передал ей яд при последней попытке отравления. В среде жрецов начало происходить какое-то шевеление, и несколько человек вывели к нам высокого полноватого мужчину в длинном белом переднике, заломив ему руки за спину.

Когда шум стих, девушка повторила свои показания, указав пальцем на приведённого Хабенхета.

– Он сказал ей, что вся её родня умрёт, – тихо проговорил Аапехти, как всегда, находясь недалеко от меня. Сейчас он стоял у подножия помоста. Скорее всего, жрец умел читать по губам. Тутанхамон при этих словах, не повернув головы, сжал подлокотники кресла.

– Хочешь ли ты поведать о том, кто просил тебя убить Великую Госпожу? – торжественно спросил писец у Хабенхета.

Но тот лишь презрительно усмехнулся.

– Да свершится суд, и да будет провозглашено решение Маат, – торжественно проговорил представитель суда.

– Что скажет моя Царица? – отрешенно задал вопрос Тутанхамон.

– Все должны быть лишены своего Рен. А чтобы другим неповадно было… виновных скормят крокодилам!

Над площадью повисла нереальная тишина. Было слышно, как комары пролетают мимо. Даже супруг с видимым испугом взглянул на меня. Ранее мы с ним обсуждали совершенно другой вид казни.

Таусерт просто упала в обморок, а Хабенхет смотрел на меня остекленевшими глазами. Писец шепнул что-то Ундж, и та, упав на колени, поползла в мою сторону, замерев недалеко от помоста.

– За раскаяние, что проявила эта женщина, – указала я на служанку, – она получит милость и умрёт от яда, – произнесла громко. – Обряд её похорон возьмёт на себя Великий дом.

Жрец при этих словах пошатнулся и что-то спросил у мужчины. К ним подошёл Зубери. Они какое-то время переговаривались, и, достав папирус, писец начал за ним записывать.

В этот же момент в рядах жрецов произошло оживление. Я заметила, что Рамос исчез. Надеюсь, ненадолго. Всю площадь должны были перекрыть люди храмовника. Он обещал, что и мышь не проскочит.

Наконец, запись была закончена, и папирус передали к нам. Как и предполагала, за возможность погребения Хабенхет дал показания на своего начальника, которого сейчас меджаи под руководством членов второй группы пытались отбить у нескольких воинов храма, что встали на его защиту.

– Зачем это ему? – тихо спросил Тутанхамон совершенно упавшим голосом.

– Мой отец лишил его власти, отобрав пост чати. Твой даже не вспомнил о его существовании, поддержав брата. Он считал, что наша семья сломала ему жизнь.

– Разве можно за это травить детей в утробе матери? – с болью уточнил муж.

– Мне кажется, ему всё равно, кого и где травить. Главное – утолить чувство мести.

– А ты… ты Анхи… будешь мстить ребёнку?

– Спрашиваешь о дочери Таусерт?

– Да.

– Это глупый вопрос, супруг мой. Она твоё дитя, твоя кровь. Кровь нашего дома. Не знаю, смогу ли любить её, но точно знаю, что не буду переносить на неё обиду за её мать. Она получит всё, что ей полагается, как дочери повелителя.

– Может, лучше отправить девочку в Ком-Мединет-Гураб[57]? Вроде там живёт кто-то из младших жён твоего отца.

В ответ на это я только растерянно пожала плечами.

– Если на то будет твоя воля. Там даже есть ещё жёны деда, коих привозили ему почти перед смертью. Девочку хорошо воспитают в наших традициях, если ты не хочешь видеть её рядом с собой.

Через какое-то время объявили, что казнь состоится через несколько часов, почти на закате. Загонщики должны пригнать к пристани крокодилов.

– Анхи… может, позволим ей умереть от яда? Ты же проявила великодушие к служанке.

– Это твой суд, возлюбленный супруг мой. Ты здесь и сейчас воплощение Маат.

Тутанхамон задумчиво кивнул.

Я помолчала какое-то время и продолжила:

– Просто подумай… как это будет расценено нашими врагами? Без помощи служанки мы бы не получили доказательства вины остальных, за это она получает путь в Дуат. Хабенхет – всего лишь руки Рамоса. За признание вины хозяина он достоин получить погребение. Служанки Таусерт, что не принимали участия в отравлении, а просто выполняли волю госпожи, могут быть проданы в рабство. Но… если сама Таусерт и Рамос избегут показательного наказания… чем мы устрашим остальных? Они так и будут пытаться нас убить.

Тутанхамон отвернулся и вновь уставился в небо.

Наконец, послышался звук барабанов, а в реке я заметила довольно бурное движение блестящих тел и всплески хвостов.

Жрец Амона, посланный настоятелем храма, подошёл к стоящим на коленях Рамосу и Таусерт. Он прочёл короткую молитву отречения и прикоснулся к их ртам священным ножом. Бывший чати смотрел на нас с презрением… даже умудрился плюнуть в нашу сторону. «Газель» же продолжала биться в истерике.

Видя состояние Тутанхамона, я подозвала Зубери и приказала:

– Сделай так, чтобы она умерла до того, как попадёт в реку!

– Как прикажет Божественная. – Низко поклонился храмовник и отбежал к меджаям.

Супруг с благодарностью сжал мою руку.

На площади всё подготовили. Младших служанок увели, для Ундж и Хабенхет принесли чаши с ядом. Они должны будут сначала лицезреть казнь своих хозяев и только потом принять смерть.

Рамоса поставили на ноги, и тут Таусерт опять стала заваливаться вбок. К ней быстро подошёл один из воинов и, подхватив, уложил на каменную площадку у реки. По незаметному кивку Зубери поняла, что женщина уже мертва.

Бывшего чати подвели к краю пристани, у которой бились крокодилы, и один из меджаев ткнул его палкой в спину. Как в замедленной съёмке, его тело начало валиться в воду, которая тут же окрасилась в красный…

Мне же стало как-то совсем нехорошо. Резко затошнило, и появилась тяжесть. Кажется, я начала заваливаться… но почувствовала, что меня подхватывают сильные руки.