Александр Беляк перевернулся на живот и, положив подбородок на кулаки, устало прикрыл глаза. Здесь, на берегу арыка, жара не казалась такой сильной. Они с капитаном Паршиным только что вернулись из очередного полета. Сопровождали колону. Полет рядовой, но длительный и нудный, вымотались и пропотели основательно. Паршин поспешил в штаб, а он — сюда.
Хорошо вот так, после купания, чистым и свежим лежать на разогретой земле, подставив афганскому солнцу спину. Лежать и ощущать грудью, животом и ногами добрую теплоту этой чужой серой земли, вдыхать сладковатые запахи, идущие от нее. К ним примешиваются едва уловимые ароматы буйных трав и зарослей камыша, которые растут вдоль полноводного арыка. И ни о чем серьезном не думать, ничего не загадывать. Лежать просто так, полностью расслабившись, бездельничать, радуясь жизни.
Но долго поваляться не удалось. Кто-то мокрый после купания уверенно расположился на горячей земле совсем рядом. Александр не пошевелился, не открыл глаза. Места всем хватит. Дохнуло водочным перегаром и табаком.
— Беляк!
— Ну, я!
Александр по голосу узнал командира звена капитана Павла Сереброва.
— Задницу нагрел на солнце?
— Не совсем, — ответил Александр. — Я только пришел.
— Грей, грей ее, пригодится.
— А что? — невольно насторожился Александр.
— Пороть розгами будут.
— Меня?
— И не только тебя одного. Командира твоего в первую очередь.
— За что? — хорошее настроение разом улетучилось, и Александр повернулся к капитану. — За какие грехи, Паша?
— Жалоба на вас пришла в штаб от афганского руководства, — пояснил Серебров и в свою очередь поинтересовался. — Что вы натворили в прошлый вылет, когда сопровождали колону?
— Так, ничего особенного…
— Ничего, говоришь, особенного? — переспросил капитан. — А стадо верблюдов кто расколошматил?
— Ну, было такое дело…
— А теперь будет вам дело персональное, — беззлобно съязвил Серебров.
— Так там же вооруженные на конях были? — стал оправдываться Александр. — И верблюды с тюками.
— А где ты видел здесь пастухов без оружия?
— Мне, что, в штаб топать?
— Загорай пока. Там сейчас Паршин один отдувается, — сказал капитан и добавил: — Я свое слово сказал в вашу защиту, думаю, учтут.
Хорошего настроения как не было. Александр снова улегся на горячую землю. Надо же, вляпались в историю…
Мысленно вернулся к вчерашнему полету. Наступал вечер. Они передали сопровождение колоны другой паре вертолетов и возвращались на аэродром. Летели с предосторожностью чуть в стороне от зеленки, из которой можно было ожидать всяческие неприятности, на средней высоте, метрах в тристах-четырестах от склона хребта, наполовину уже погрузившегося в вечернюю тень. В низинах и впадинах начинал стелиться белесый туман. Вдруг из темноты ущелья, из-за выступа скалы вывалился этот самый злополучный караван или, как теперь говорят, стадо верблюдов. Но там был еще с десяток людей, скакавших на лошадях, и за спинами у них просматривались винтовки.
Первым их увидел капитан Паршин. Он спросил по внутреннему переговорному устройству:
— Что видишь справа по курсу?
— Караван, — не задумываясь, ответил Беляк, — и вооруженных всадников.
Всадники, заметив вертолет, начали проявлять беспокойство. Вдруг из-под скалы, где они продвигались, блеснула яркая вспышка, похожая на винтовочный выстрел.
— Стреляют, — доложил Беляк командиру.
— Вижу, — ответил Паршин и приказал. — Врежь НУРсами!
Александр и врезал неуправляемыми ракетами…
Об этом эпизоде Паршин тут же по внешнему переговорному устройству доложил на землю руководителю полетов, а более подробно отрапортовал по прибытии на аэродром. Никаких замечаний не было. А теперь на тебе! Спохватились!
— Сань, не переживай, — посочувствовал ему Кулешов, летчик второй пары его звена. — Обойдется!
Кулешов был человеком большого роста с крепким туловищем, руки его были работоспособны и велики, особенно непомерно крупная ладонь, отчего и получил Кулешов прозвище «Лапа». Растопырив пальцы, он мог запросто взять тарелку.
— Да радости мало, — ответил Александр.
Рядом на солнцепеке загорали свободные от дежурства и дел летчики, технари, чуть повыше по течению арыка сидели с удочками любители рыбной ловли.
Арык представлял собой довольно приличную горную речушку в несколько метров шириною и местами глубокую. Она протекала чуть в стороне вдоль взлетно-посадочной полосы и служила естественным ограждением Джелалабадского аэродрома. Правый низкий берег в периоды паводков или наводнения, особенно когда шли дожди или в горах происходило интенсивное таяние снегов, оказывался основательно затопленным водой. Влага и жаркое солнце превратили эти места в непроходимые джунгли, густо заросшие травой и высоким, выше человеческого роста, камышом, которые служили местом обитания всевозможной живности: летающей, порхающей, прыгающей, ползучей, плавающей. Много было разнообразных птиц, змей и рыбы, особенно сазана. Хотя и рыбачили удочками, улова поначалу хватало, чтобы повара приготовили наваристую уху для всей эскадрильи. Но «подножный корм» вскоре кончился. После участившихся обстрелов аэродрома душманами, в поселок Шамархель, что расположен в паре десятков километров западнее Джелалабада, перебазировалась наша десантно-штурмовая бригада. От этой бригады, для усиления охраны аэродрома, была выделена рота. Ребята-десантники в короткое время гранатами переглушили всю рыбу. В этом, конечно, им активно помогали и сами вертолетчики. И ловля рыбы удочками из промысловой отрасли превратилась в чисто развлекательную, дававшую возможность военному человеку хоть какое-то время побыть наедине с самим собою, со своими мыслями и переживаниями.
Русские люди — народ практичный и смекалистый. Нигде не пропадут и найдут выход из любого положения. Тыловые наши службы, как обычно неповоротливые, и на сей раз поотставали от войск. Они умудрились не прислать в жаркую страну Афганистан даже примитивных вагончиков-душевых. Как хочешь, так и выкручивайся. Но вертолетчики нашли выход из положения. Перво-наперво сунули на дно арыка авиационную бомбу, подорвали ее и устроили себе просторный и глубокий плавательный бассейн с проточной водой. А на берегу расчистили площадку и соорудили вокруг нее ограждение в рост человека из деревянных ящиков, от использованных авиационных бомб и ракет. Часть площадки, чтобы не перегреваться и кожа не сгорала под палящими лучами солнца, затянули маскировочной сетью.
Арык стал важным местом в жизни вертолетчиков. Он одновременно исполнял несколько функций, заменяя баню, купальню, прачечную. Он стал излюбленным местом отдыха и краткой передышки, где можно было поплескаться в прозрачной и холодной воде, смыть противный пот, восстановить силы и работоспособность. А на берегу еще и позагорать, беззаботно провести недолгие минуты перед вылетом или после него, встретиться с другом-товарищем из другого воинского подразделения, непринужденно поболтать, невзирая на нашивки на погонах и звездочки, ибо голые люди между собой практически равны.
— Летчики-молодчики, привет! Послушайте новый анекдот!
Александр Беляк, не открывая глаз, улыбнулся. Слегка хрипловатый голос штурмана звена Василия Друзьякина ни с кем не спутаешь.
— Так вот, значит, встречаются хоккеист и два подружки-проститутки, — начал Василий. — Одна жалуется: «В нашем деле самое неприятное, когда аборт». Вторая поддерживает ее: «Аборт — это совсем хреново, подружка». Тут грустно вздыхает и вставляет свое слово хоккеист: «Верно, девки! Совсем хреново, когда — о борт! Да еще клюшкой по спине, а то и по морде!»
Вертолетчики смеялись.
— О борт это тебе не аборт!
— Да еще клюшкой по харе!
— Ну, Вася, ты даешь!
— Еще один хотите? — спросил Друзьякин, быстро раздеваясь.
— Давай!
Василий снял задубевшую от пота рубашку, стащил через голову пропотевшую майку и вздохнул:
— Как хорошо тута!
На него зашикали со всех сторон.
— Ты нам зубы не заговаривай!
— Давай, трави, свой анекдот!
— Ладно, мальчики, слушайте. Встречаются два друга-товарища. Оба технари-инженеры, учились вместе, но долго не виделись. «Ты еще не женился?» — спрашивает один. «Нет! — отвечает ему другой. — Ищу себе трехфазную жену». — «Как это трехфазную?» — «А так, — поясняет ему друг, — чтоб работала на три фазы: на кухне она была хозяйкой, в гостях — леди-красавица, а в постели — проститутка!» Через пару лет встречаются снова. «Ну как, — спрашивает первый, — нашел трехфазную жену?» — «Нашел, — отвечает ему товарищ и грустно добавляет, — только у нее сдвиг по фазе». — «Как это у женщины может быть сдвиг по фазе?» — недоумевает товарищ. «Да самый настоящий, понимаешь! На кухне она — леди-красавица, ни к чему не прикасается, в постели — полная хозяйка, не лезь и не приставай, а в гостях и на гулянках — проститутка!»
Вертолетчики заулыбались, весело зашумели.
— Три фазы это здорово!
— В самую точку!
— Так что, мальчики, мотайте себе на ус, выбирайте и сами проверяйте каждую фазу! — закончил под общий одобрительный смех Василий. — А я пошел нырнуть, чтобы смыть пот и муть!
Разбежавшись, Друзьякин подпрыгнул и, вытянув руки вперед, шумно плюхнулся в воду.
Беляк тоже улыбнулся анекдоту. Ловко сказано и мудро! В жизни по всякому бывает. И еще невольно задумался. Многие ребята из его выпуска уже обзавелись семьями. Сам Александр жениться пока не очень торопился, но на примете у него были серьезные кандидаты в жены. Их было двое. Две девушки, которые волновали его. И обе носили имена на букву «Л». Такое странное совпадение! Таилось в этом что-то мистическое, загадочное и судьбоносное. Скрывалась какая-то важная тайна.
Его девушек, звали — одну Люба, а другую Лида. Обе — красивые, одна другой лучше. Но в то же время, они — такие разные! Такие непохожие! Только первые начальные буквы в их именах и объединяли их. И еще то важное обстоятельство, что обе целились и стреляли своими чарующими стрелами в его сердце. И — попали. Еще как попали и крепко запали! А больше — ничего между ними общего нет.
А выбрать надо одну из двух, и выбирать надо самому, и принимать окончательное решение самому, и не тянуть резину. Затягивать слишком долго с решением этого вопроса чревато опасностью потерять обеих. «Парней так много холостых», — всплыли в сознании слова из популярной песни. Могут запросто увести. Обе — что надо! Как же ему не промахнуться, не ошибиться? Отсюда, из Афганистана, ничего не увидишь и не узнаешь…
— Беляк?
Александр по голосу узнал своего командира. Быстро повернулся, поднял руку.
— Тут я, капитан!
— Как вода? — обычным равнодушным тоном спросил Паршин.
— Горно-ледяная, — ответил за него Серебров. — Топай, Серега, к нам!
— Почему не подогрели? — спросил Паршин.
— Твоей задницы не хватало, — сказал Серебров.
— Почему именно моей?
По равнодушному тону и невозмутимому виду Паршина трудно было представить, что всего несколько минут назад он выслушивал весьма нелицеприятные слова в свой адрес от командира эскадрильи.
— Потому что сейчас она самая горячая, — пояснил Серебров. — Тебя в штабе шибко выпороли розгами, вот и надо твою задницу остудить, а ее жаром нам воду согреть.
— Совсем не смешно.
Паршин не спеша начал раздеваться, аккуратно складывая свою одежду, изрядно выгоревшую на солнце, на которой пропотевшие части обозначались крупными темными пятнами. Поднял голову вверх, посмотрел на небо, улыбнулся.
— Солнышко припекает как в Ялте!
Его постоянное внутреннее спокойствие и уравновешенность «человека без эмоций» еще совсем недавно там, на родине, в Советском Союзе, были постоянно предметом шуток и веселых розыгрышей. Но здесь, в Афганистане, в непривычной боевой обстановке, когда каждый день приходилось сталкиваться с опасностью, попадать под обстрелы, рисковать жизнью, видеть кровь и смерть, именно кремнистая невозмутимость и постоянная уравновешенность капитана Паршина служили предметом восхищения и тайного подражания. Одним своим присутствием он вселял веру в военное счастье, в то, что терпение и выдержка сберегут от смерти. И летать с ним, как давно убедился Беляк, было легко и надежно.
Паршин прыгнул в арык, шумно поплескался, смывая пот и грязь с чуть грузного тела. Рядом с ним, выскользнув из зарослей камыша, оказалась крупная змея. Она плыла по течению, высунув над водою голову и сверкая черными бусинками глаз.
— Сергей, змея! — закричали ему с берегу. — Берегись!
— Отворачивай влево! Гадюка справа по курсу!
— Места всем хватит, пусть плывет, — невозмутимо ответил Паршин.
Змея поспешно проплыла мимо. А Паршин, наплескавшись вволю, неторопливо вылез на берег и расположился на горячей земле между Беляком и Серебровым.
— Уф, как хорошо!
— Печет сильно, Серега, поджариться можно запросто, — предупредил Серебров и сочувственно спросил: — Отмахнулся?
— Ага, — равнодушно ответил Паршин, как о чем-то малозначительном, и добавил: — В штабе был советник, обещал все уладить с афганцами.
Александр порадовался словам командира вертолета. Значит, пронесло! А то оказались без вины виноватыми…
Над ними, плавно шумя лопастями, пролетели и пошли на посадку два десантных вертолета Ми-8 отработавших боевое задание, а следом и пара «крокодилов» — так ласково называли вертолеты Ми-24.
Майор госбезопасности Григорий Афанасьевич Гришин — советник афганской госбезопасности ХАДа, — прошелся по своему небольшому, но вполне уютному кабинету. Обставлен он был по-европейски: двухтумбовый письменный стол, стулья, книжный шкаф, сейф в углу. На столе телефон. Ничего лишнего. На стене — две карты. Одна, географическая, цветная, республики Афганистан, с обозначениями границ провинций, а вторая — провинции Нангархор.
Выглядел Гришин молодцевато и моложе своих сорока лет. Спортивно-подтянутый, крепкий телом. Сильные мышцы, накачанные постоянными тренировками, проступали сквозь легкий, военного покроя, светлый костюм.
За распахнутым широким окном простирался тенистый фруктовый сад. Ветка с полуспелыми, светло оранжевыми персиками, согнулась под тяжестью плодов, и, словно протянутая рука, доверчиво тянулась в комнату. Вовсю бушевало знойное лето. Вдали на безоблачной синеве неба вырисовывались вершины гор, чем-то похожие на нарядные папахи туркменов. Майор не раз бывал в Туркмении, и, в знак уважения, тамошние чекисты подарили ему белую мохнатую папаху.
Гришин недавно вернулся от вертолетчиков. То, что он там увидел и услышал, его, мягко говоря, удивило и встревожило. Командир эскадрильи Екимов, с которым его познакомили накоротке еще в те дни, когда они только обосновывались на Джелалабадском аэродроме, нравился майору своей открытостью и деловитостью. Под стать ему были и офицеры эскадрильи, за исключением партийного руководителя и афганца-начальника аэродрома, которые сразу чем-то насторожили Гришина, хотя, впрочем, он мог и ошибаться. За годы службы за рубежом майор привык доверять внутреннему чутью и мысленно пометил, что с этими двумя надо бы повнимательнее разобраться…
Григория Афанасьевича удивило и встревожило то обстоятельство, что командование отдельной эскадрильи, направленное сюда, в Джелалабад, в провинцию Нангархар, граничащую с Пакистаном, для ведения боевых операций с противником и поддержки молодой республиканской власти, не обладает необходимой информацией. Екимов и его боевой штаб были весьма и весьма поверхностно ознакомлены с политической обстановкой не то что в Афганистане, но и в этой, важной во всех отношениях, пограничной провинции. В душе Гришин возмущался тупой бюрократической недальновидностью и нерасторопностью, если не сказать больше, высокого армейского начальства, которое послало в Афганистан вертолетчиков и не снабдило их ни должной справочной литературой, ни элементарной информацией об афганских племенах, национальных традициях, местных нравах и обычаях.
«Надо срочно подобрать необходимые материалы и ознакомить с ними вертолетчиков, — решил майор, хотя это и не входило в круг его прямых служебных обязанностей, — а еще поближе познакомить Екимова и его офицеров с местным руководством и организовать прием у губернатора». Гришин уже догадывался, что быстрой и победной военной экспедицией, как того очень хочется высокому руководству, здесь и не пахнет, что с авиаторами ему придется не только напрямую сотрудничать, но и воевать плечом к плечу, выручая друг друга. Не один месяц предстоит им барахтаться в этой кровавой заварухе, которую майор характеризовал, как «еще не проявленную открыто настоящую гражданскую войну, по-восточному коварную и жестокую».
И еще чекиста беспокоило то обстоятельство, что кто-то постоянно передает с аэродрома, чуть ли не из самого штаба вертолетчиков, секретную информацию в бандформирование Джалавар-хана, который в последнее время заметно активизировал свои действия вблизи Джелалабада. Вылеты по тревоге или рейды вертолетных звеньев в места расположения банды часто оказывались не очень результативными, а то и просто запоздалыми. Моджахеды Джалавар-хана успевали уйти в безопасное место и издали наблюдали, как вертолеты обрабатывают огнем и ракетами пустые глинобитные крепости. Когда же на аэродроме скапливалась техника или проходило какое-нибудь массовое мероприятие и большинство летчиков и солдат находились на открытом плацу, то тут же, словно по невидимой команде, начинался обстрел…
Кто передает секретную информацию? Кто подает сигналы? С этим необходимо разобраться. И как можно скорее. Своими силами вертолетчики быстро не справятся. Им надо помочь.
Своими впечатлениями Гришин поделился со своим подшефным дигярманом, по-нашему — подполковником — Саид Азаматом, руководителем ХАД провинции Нангархор. Он хорошо говорил на русском языке, обучался в Ленинграде.
— Агентура наша подтверждает ваши слова, уважаемый Григорий Афанасьевич, — согласился Саид Азамат, — действительно так есть. Плешивый шакал Джалавар-хан получает правдивые сведения.
— Но кто-то же их ему передает?
— Это и есть сейчас главный вопрос, уважаемый друг, — сказал Саид Азамат. — Наша агентура ищет передатчика секретной информации.
— На меня произвел впечатление начальник аэродрома почтительный Сайяф Файзуни, — Гришин осторожно забросил удочку.
— Этот жирный пуштун, как хитрый пес, перед каждым советским начальником угодливо вертит своим хвостом, а в мыслях он готов вцепиться клыками в самое горло, — неодобрительно ответил Саид Азамат и с открытым сожалением добавил, что пока никаких подозрительных данных о начальнике аэродрома в ХАДе не имеется.
— Меня еще интересует положение дел в фирма «Газиабад», — сказал Гришин, меняя тему разговора.
— В «Газиабаде» все нормально. Послали дополнительную охрану из царандоя, нашей городской милиции, — ответил Саид Азамат и добавил. — Директор уже второй раз приглашает в гости и отказываться нам, дорогой друг, не очень почтительно.
— У меня нет возражений, — кивнул Гришин, понимая, что отвертеться от поездки не удастся.
— Если нет возражений, то я заеду за вами.
Крупная государственная фирма «Газиабад», расположенная под Джелалабадом, специализировалась, в основном, на выращивании маслин и цитрусовых. Большая часть продукции отправлялась в Советский Союз. Гришину трудно было поверить, что благоухающий сад, раскинувшийся на десятках гектаров, еще каких-то полтора десятка лет назад был знойной каменистой пустыней. Сотни лет огромная часть долины страдала от нехватки живительной воды. С помощью советских специалистов и современной техники край преобразился. На сотнях гектаров земли, орошаемых Нангархарским ирригационным комплексом, было создано несколько государственных фирм, крупнейшей из которых являлся «Газиабад». Советские люди и афганцы работали здесь плечом к плечу.
Гришин не раз бывал в «Газиабаде». Ровные ряды аккуратных современных коттеджей для советских и афганских специалистов, массивное здание администрации, величественный клуб, столовая, школа, просторный бассейн, были окружены пальмовой рощей и клумбами цветов, а дальше, насколько хватало глаз, тянулись ряды деревьев, на ветках которых вызревали лимоны, мандарины, апельсины, маслины…
Джелалабадский комплекс — один из многих примеров плодотворного советско-афганского сотрудничества, хотя результаты многолетней взаимовыгодной дружбы встречались повсеместно. Асфальтированные дороги, опоясавшие страну, знаменитый туннель через перевал Саланг, заводы, электростанции, учебные заведения, в том числе и Кабульский университет… Советский человек повсюду пользовался уважением и авторитетом. Однако после ввода войск, отношение местного населения к нашей стране начало меняться — и не в лучшую сторону. Уже поступили к Гришину секретные сведения о том, что в районе Герата убиты три советских советника. «Гражданская война набирает обороты, — с грустью отмечал Григорий Афанасьевич, — и мы невольно оказываемся втянутыми в гигантскую мясорубку междоусобицы».
Должность советника — особая должность, тем более в системе государственной безопасности. Это майор усвоил основательно и умело пользовался своим положением. Он знал, что любая прямая инициатива с его стороны может быть воспринята афганским руководством, как вмешательство во внутренние дела дружественного государства. Пытливый и наблюдательный по натуре, Гришин старался понять и осмыслить весьма специфические черты характера афганцев, усвоить их нравы, быт, обычаи, племенные взаимоотношения, познать своеобразную специфику афганского общества. Со временем он научился действовать мягко, без нажима, активно помогая подшефным разбираться в непростых и запутанных ситуациях, прогнозировать возможное развитие событий и их последствия.